Вождь из Пунта и его жена (изображение из храма царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри)
На берегу быстро разбивают палатку, и начинается обмен приветствиями. Туземцы с благоговением преклоняются перед Амоном-Ра, первородным богом, обходящим чужие страны. Они рады видеть египтян и прекрасно знают, что им нужно. Однако делают вид, что удивлены, и спрашивают: «Зачем вы пришли сюда, в эту землю, неведомую людям? Вы спустились с неба? Вы приплыли по воде или пришли по суше? Сколь плодородна Земля Бога (Та-Нечер), по которой вы ступаете! Это Ра, царь земли Та-мери. Нет на земле трона, недоступного для его величества. Мы живем дыханием, которое он дает!»
Согласно повелениям дворца (т. е. фараона), «да будет он жив, невредим и здоров», царькам преподносят хлеб, вино и пиво, мясо, фрукты и все чем изобильна Та-мери.
Экспедиция царицы Хатшепсут в Пунт (рельеф из храма в Дейр-эль-Бахри)
А вот список товаров, которые грузят на суда египтян. Они отнюдь не прогадали на обмене. Здесь наилучшие стволы из Та-Нечер, груды ароматных семян, зеленые ветки благовонных деревьев, черное дерево и слоновая кость, три сорта благовоний (тишепс, хесаит, ихмет), терпентин, черная краска для глаз, обезьяны двух видов, борзые, шкуры южных пантер и олениха с оленятами. Все это – ценный груз, однако караваны из верховьев Нила тоже доставляли черное дерево, слоновую кость, шкуры пантер и прочие экзотические товары. Но они не могли доставлять самого главного, из-за чего, собственно, и было затеяно это долгое и трудное путешествие, – древесины из Та-Нечер, семян ароматических растений и прежде всего более тридцати благовонных деревьев, упакованных вместе с корнями и землей не хуже, чем это делают лучшие садоводы Франции. Неудивительно, что удачливых путешественников встретили с ликованием, когда они наконец причалили к набережной Ипет-Сут (совр. Карнак). Носильщики, считая за честь послужить фараону, обращаются к зеленым деревьям, как к священным существам:
|
|
|
«Будьте счастливы с нами, деревья благовоний, которые были в Та-Нечер, во владениях Амона, [где] теперь ваше место. [Царица] Мааткара будет взращивать вас в своем саду по обеим сторонам своего храма, как повелел ее отец [бог Амон]».
Обитатели Пунта не зря спрашивали египтян, как они прибыли к ним: по воде или по суше? Действительно, из Египта в Пунт было два пути. Еще до Рамсесов и задолго до царицы Хатшепсут, во времена XI династии, начальник экспедиции по имени Хену добрался до Пунта и вернулся обратно частично по суше, а частично по воде, на корабле. Его господин повелел ему закупить свежие благовония у «шейха» пустыни. А заодно он должен был внушить туземцам боязливое почтение к фараону. Таким образом, его путешествие преследовало две цели: торговую и политическую.
|
|
|
«Я отправился из Коптоса, – говорит он, – по пути, указанному его величеством. Воины, которые сопровождали меня, были с Юга, из владений Уабут, что простираются от Гебелейна до Шабита. Все царские чиновники, горожане и крестьяне шли за мной. Путь впереди очищали разведчики, чтобы опрокинуть врагов фараона. Дети пустыни были моими телохранителями. Все писцы его величества подчинялись мне. Они слали отчеты с гонцами. В одном отчете его величество слышал тысячи голосов».
«Я выступил с войском в три тысячи человек. Я превратил дорогу в реку, красные земли [т. е. пустыню] – в зеленый луг, я давал один бурдюк, один посох, два кувшина воды и двадцать хлебцев каждому человеку каждый день. Кувшины несли ослы. Когда один уставал, его заменял другой. Я построил двенадцать цистерн-водоемов в вади и два водоема в Идахете, размером в двадцать локтей на тридцать. И еще один квадратный водоем со стороной в десять локтей я построил в Иахетебе в том месте, где собиралась вода.
И вот я достиг Великой Зелени. Я построил этот корабль. Я оснастил его, как нужно. Я принес ему [богу моря?] великую жертву: диких быков, африканских быков и мелкий скот. Когда я проплыл по Великой Зелени, я сделал, что повелел мне его величество, и принес ему все сокровища, какие нашел на обоих берегах Земли Бога (Та-Нечер). Я вернулся через Уаг и через Рахену. Я принес ему великолепные камни для статуй в его святилищах. Никогда ничего подобного не доставляли в царскую резиденцию. Никогда ничего подобного не совершал ни один слуга фараона со времен богов».[469]
|
|
|
Как видим, это была весьма значительная экспедиция. Хену пересек пустыню с тремя тысячами человек. Проводниками служили дети пустыни, и он поддерживал постоянную связь с царской резиденцией. Вместо того чтобы двинуться по проторенному пути прямо на восток, Хену направился на юго-восток. Копая по пути колодцы и сооружая водоемы, он достиг побережья в том месте, где позже появился маленький порт Береника. Здесь он, по его словам, построил корабль, несомненно из ливанского леса, доставленного по морю. Он достиг Пунта, посетил оба берега Земли Бога, закупил благовония и прочие товары этих стран. На обратном пути он высадился в Коссейре, а оттуда пошел через долину Рахену. Там он задержался, но вовсе не для отдыха, а для того, чтобы заготовить каменные блоки для скульптурных мастерских фараона. Хену не тратил времени зря и заслужил, чтобы его имя было упомянуто среди первых землепроходцев, ибо римлянину Элию Галлу в правление Августа потребовались невероятные усилия, чтобы повторить его подвиг.[470]
|
|
|
Используя накопленный опыт, экспедиции во времена Рамсеса III направлялись в Пунт по суше и морским путем. Фараон затрачивал на них огромные средства. Флот состоял из множества крупных кораблей и судов сопровождения. В команде были моряки, лучники со своими военачальниками. На корабли погрузили большое количество припасов для команды и товаров для торгового обмена. По словам египетского летописца, этот флот отправился в плавание не из Красного моря, а из моря Мукеду, которое может быть только Персидским заливом, потому что название Мукеду – «Вода страны Кеди» в Нахарине, было дано египтянами Евфрату.[471] Возможно, Рамсес III сумел доставить из Ливана до Евфрата стволы деревьев, как это сделал в свое время Тутмос III,[472] и здесь, на берегу этой реки, построил свои корабли. Но, может быть, он достиг с царем Вавилона соглашения, по которому его воины, моряки и чиновники могли пройти через эту страну до Евфрата и дальше отплыли на вавилонских судах. В любом случае флот экспедиции Рамсеса III должен был спуститься по Евфрату, обогнуть огромный Аравийский полуостров, и лишь после этого он мог направиться к берегам Пунта. Путешествие прошло без всяких инцидентов: имя грозного фараона на всех наводило страх.
Здесь, в Пунте, все произошло, как во времена царицы Хатшепсут. Египтяне встретились с туземцами и вручили им подарки фараона. Затем корабли и баржи нагрузили товарами страны Та-Нечер и всеми чудесными дарами ее таинственных гор; при этом не забыли главного – сухих благовоний. Флот двинулся вверх по Красному морю, достиг Суэца, а оттуда по каналу из Питома прошел в Нил. Пока длилось это плавание, дети вождей страны Та-Нечер высадились со своими товарами в районе Береники либо в районе Коссейра. Здесь они собрали караван и распределили грузы между ослами и носильщиками. Они благополучно дошли до гор Коптоса, сели там на речные суда и доплыли до Фив, где их ожидала праздничная встреча. Фараон говорит:
«Передо мной пронесли всяческие товары и чудесные дары. Дети их вождей приветствовали мой лик, целовали землю и простирались на животе передо мной. Я отдал их [дары] Эннеаде и всем богам этой страны, дабы умиротворить утром их вождей».
Можно предположить, хотя об этом нигде прямо не сказано, что караванщики прибыли в Коптос или Фивы одновременно с кораблями экспедиции. Решение использовать оба пути было явно вызвано желанием фараона любым способом заполучить драгоценные благовония Пунта, потому что плавание по морю было все же сопряжено с большим риском. Неведомо, сколько кораблей погибло со своим грузом и людьми, и никто из них не мог потом рассказать, как наш «потерпевший кораблекрушение»:
«Буря вышла в то время как мы были в море, до того как коснулись мы земли. Поднялся ветер. Всколыхнул он волну восьмилоктевую. Вот бревно! Пробил сильным ударом я ее [волну]. Корабль погиб, [и] не осталось никого из тех, кто был на нем» (перевод Е.Н. Максимова).
Это была превосходная экспедиция, но во времена Рамсеса II египтяне совершали более далекие и смелые морские путешествия, о них слышали еще классические авторы. Египтяне, например, издавна использовали синий камень, лазурит, которого нет в африканских пустынях.[473] Весь лазурит поступал в древности из единственной страны – Бактрии.[474] От нее добирались до Сирии и далее до Египта караванными путями, но, видимо, гораздо удобнее было спуститься по Инду, а затем вдоль побережья доплыть до устья Евфрата, как это сделал позднее Неарх. Сами египтяне не решались отправляться за лазуритом на его далекую родину. Они довольствовались тем, что покупали его в городе, который называли Тефрер.[475] Если я не ошибаюсь, в действительности это был город Сиппар, удобно расположенный на канале, соединявшем Тигр и Евфрат, подходящие в этом месте очень близко друг к другу. Египтяне знали, что лазурит поступает из Тефрера; кроме того, оттуда же привозили еще какой-то полудрагоценный камень, который они называли именем этого города, но определить его пока не удалось.
И вот однажды фараон, принимая в Нахарине почести от иноземных царьков, увидел перед собой самого царя страны Бахтан в Бактрии, который привез ему богатые дары и предложил в жены собственную дочь, желая заручиться дружбой и помощью Рамсеса. Фараон согласился заключить с ним союз и вернулся в Фивы с царевной. Какое-то время спустя ко двору фараона прибыл посланец царя Бахтана, испросил аудиенцию и тотчас был принят. Он сообщил, что сестра царевны тяжко занемогла. Фараон немедля отправил в страну Бахтан своего лучшего врача, выбранного по совету «дома жизни». Однако царевна не поправлялась, и новый гонец проделал долгий путь от Бахтана до Египта. Поскольку врач ничего не смог сделать, оставалось только послать в страну Бахтан одного из египетских богов. Для этого был избран правящий судьбами людскими бог Хонсу. Он отплыл на большом корабле в сопровождении пяти малых и достиг страны Бахтан за год и пять месяцев, срок вполне объяснимый, если учесть, что флотилии пришлось пройти по всему Красному морю, обогнуть Аравию, пройти вдоль побережья ихтиофагов и подняться по Инду до места, откуда уже добирались до Бахтана по суше. Египетский бог оставался в резиденции бактрийского царя три года и девять месяцев. После этого царь скрепя сердце отпустил его в Египет в сопровождении сильного эскорта воинов и конников и с многочисленными подарками.
Первый посланец из Бахтана прибыл в Фивы в пятнадцатый год царствования фараона. Бог вернулся в тридцать третий год царствования. За это время в Фивы прибыл первый посланец и вернулся с египетским врачом, затем прибыл второй посланец и вернулся с богом Хонсу, и, наконец, после трех лет и девяти месяцев пребывания в Бактрии бог возвратился в Египет. Расстояние между Фивами и Бахтаном было пройдено пять раз.
Хранящаяся в Лувре стела, на которой рассказано обо всех этих событиях, имеет все признаки официального документа.[476] Надпись начинается с перечня царских титулов. Три первых имени взяты из титулатуры Тутмоса IV, первого властителя Нового царства, который женился на иноземной царевне, а два картуша идентичны с картушами Рамсеса II. Однако, по-моему, это еще не повод относить этот документ к Позднему царству и считать всю эту историю выдумкой. В древности цари часто переписывались, а египетские врачи были в иноземных странах в большом почете.[477] Память о плаваниях Сесостриса по Эритрейскому морю была еще жива во времена Александра Великого.[478] И нет ничего невероятного в том, что Рамсес II пожелал установить прямые отношения со страной, откуда в течение веков Египет получал драгоценный лазурит, столь ценимый ремесленниками и их заказчиками.
Глава VIII. Фараон
I. Главная обязанность царей
Египетское общество жило по не совсем обычным правилам и законам. Если им правил властитель, «да будет он жив, невредим и здоров», поставленный богами и произошедший от их божественной плоти, стране были обеспечены мир и процветание. Щедрые разливы помогали земле растить ячмень и пшеницу в изобилии. Стада умножались. Золото, серебро и медь, драгоценное дерево, слоновая кость, благовония, камни прибывали в Египет со всех четырех сторон света. Однако, если это главное основное условие – божественность фараона – не соблюдалось, все шло прахом. Страна приходила в упадок. Не было больше высшей власти, потому что каждый стремился командовать. Брат убивал брата. И вскоре – о стыд и унижение! – на трон садился иноземец. Нил переставал заливать поля. Народу нечего было есть. Ничего больше не привозили ни из Сирии, ни из Куша. Никто не приносил жертвы богам в храмах, и они отвращали свой взгляд от тех, кто утратил в них веру.
Таким образом, главная обязанность фараона – выражать свою признательность богам, вседержителям всего сущего. На большинстве стел сообщалось, что фараон, будучи в Мемфисе, в Оне, в Пер-Рамсесе или в Фивах, совершал угодное богам: восстанавливал пришедшие в упадок святилища, сооружал новые, укреплял стены храмов, устанавливал статуи, обновлял мебель и священные ладьи, ставил обелиски, украшал алтари и жертвенные столы и щедростью своей превосходил все, что делали до него другие цари. Вот, например, молитва и исповедь Рамсеса III:
«Слава вам, боги и богини, владыки неба, земли, вод! Широки ваши шаги на ладье миллионов лет рядом с вашим отцом Ра, чье сердце ликует, когда он видит ваше совершенство, ниспосылающее счастье стране Та-мери… Он радуется, он молодеет, глядя, как вы велики в небесах и могущественны на земле, глядя, как вы даете воздух ноздрям, лишенным дыхания.
Я ваш сын, сотворенный двумя вашими руками. Вы меня сделали властелином, да будет он жив, невредим и здоров, всей земли. Вы сотворили для меня совершенство на земле. Я исполняю свой долг с миром. Сердце мое без устали ищет, что сделать нужного и полезного для ваших святилищ. Моими повелениями, записанными в каждой канцелярии, я дарую им людей и земли, скот и корабли. Их баржи плывут по Нилу. Я сделал процветающими ваши святилища, которые были в упадке. Я учредил для вас божественные приношения помимо тех, что были для нас. Я работал для вас в ваших золотых домах с золотом, серебром, лазуритом и бирюзой. Я бодрствовал над вашими сокровищницами. Я восполнил их многочисленными вещами. Я наполнил ваши закрома ячменем и пшеницей. Я построил для вас крепости, святилища, города. Ваши имена высечены там навечно. Я увеличил число ваших работников, добавив к ним множество людей. Я не отнимал у вас ни человека, ни десятка людей в войско и в корабельные команды из тех, что в святилищах богов, с тех пор, как цари их построили. Я издал декреты, чтобы они были вечными на земле для царей, которые придут после меня. Я приносил вам в жертву всякие хорошие вещи. Я построил вам склады для празднеств, наполнил их продуктами. Я сделал для вас миллионы сосудов изукрашенных, золотых, серебряных и медных. Я построил вам ладьи, плывущие по реке, с их великими обиталищами, обшитыми золотом».[479]
После этого вступления Рамсес перечисляет все, что он сделал в главных храмах Египта. Он долго распространяется о дарах, принесенных в честь Амона, владыки двух тронов Обеих земель, Атума, хозяина Обеих земель в Оне, великого Птаха, находящегося к югу от стены его,[480] и в честь прочих богов. Разоряя свою казну и разоряя Египет в пользу богов, Рамсес III шел по давно проторенному пути. С тех пор как появились фараоны, почти о каждом из них можно было сказать то, что начертано на стеле из Амады:
«Это царь благодетельный, ибо он совершает работы для всех богов, воздвигая им храмы и высекая их изображения».[481]
Рамсес II, едва вступив на трон, задумал показать себя набожным сыном как по отношению к богам, так и к своему земному отцу Менмаатра Сети-Меренптаху (Сети I), который начал в городах богов Инхара и Унпефера (Осириса) грандиозные работы, но так и не закончил, и эти города походили одновременно и на строительные площадки, и на руины. Межевые камни храмовых владений были непрочно врыты, и любой мог их опрокинуть. И вот Рамсес II повелел своему хранителю печати созвать всех придворных, членов царского дома, военачальников, всех управителей работ и хранителей «домов книг» и произнес перед ними следующую речь:
«Я созвал вас всех, ибо мне пришла в голову одна мысль. Я видел, как строят некрополь и гробницы в Абидосе. Работы, начатые там при жизни их владыки, до сих пор не закончены. Сын занимает место отца, но ничего не делает, чтобы завершить памятник тому, кто его породил. И тогда я сказал себе: „Счастье придет к тому, кто восстановит упавшее. Полезно творить добро. Поэтому сердце мое велит мне сделать полезные вещи для Меренптаха“. И я сделаю так, чтобы повторяли во все времена: „Это его сын дал жить его имени“».
Фараон еще долго говорит в том же духе и заключает:
«Прекрасно воздвигнуть памятник на памятник, сделать сразу два добрых дела. Таков есть сын, таким был тот, кто его породил».
Предложение фараона понравилось его советникам. Выслушав их, Рамсес повелел поручить работы архитекторам. Он отобрал воинов, каменщиков, резчиков, скульпторов и рисовальщиков и работников всех ремесел, чтобы соорудить святая святых для своего отца и восстановить все обветшалые строения некрополя. Он составил окончательную опись отданных некрополю земледельцев, полей и стад. Он назначил жрецов, четко определив их обязанности, назначил пророка… Затем, обращаясь прямо к своему царственному отцу, Усермаатра (Рамсес II) напоминает о том, что он сделал для него и его храма:
«Все будет хорошо для тебя, пока я живу, пока живет Рамсес-Мериамон, сын Ра, которому дана жизнь подобно Ра».
И покойный фараон Менмаатра, обращаясь к живому фараону, как отец к сыну, заверяет его, что предстал с его просьбой перед Ра и что все боги – Ра, Атум, Тот и Уннефер и великая Эннеада богов – возрадовались тому, что совершило его величество.[482]
На эти слова великого Рамсеса можно возразить лишь одно. Он был не прав, обвиняя своих предшественников в равнодушии к предкам. За полтора века до него фараон Менхеперра (Тутмос III) нашел храм Птаха фиванского в жалком состоянии, недостойном такого великого бога. Все стены из кирпича-сырца, колонны и двери из дерева разваливались. Фараон приказал отстроить храм заново, начиная с фундамента. Стены возвели из прекрасного белого песчаника. Храмовую ограду укрепили на века. Новые двери сделали из пихты, засовы – из азиатской меди.
«Никогда ничего подобного не сооружали до меня, – говорит фараон, разделяя заблуждение всех египтян. – Я сделал его больше, чем прежде. Я совершил очищение его великого дома из золота горных стран, все вазы его из золота, серебра и всевозможных драгоценных камней, одеяния из белого льна, и я снабдил его благовониями для того, чтобы он делал все, что приятно ему на празднествах начала сезонов, которые совершаются в его святилище… Я наполнил его храм всякими превосходными вещами, [прислал] быков, птицу, смолы и вина, подарки и овощи, когда мое величество возвратился с гор Речену».[483]
Но вот фараон восстановил старые святилища и построил новые из самых лучших и редких материалов, одарил их щедрыми дарами. Однако всего этого, оказывается, мало! Он должен сам потрудиться во славу богов, проследить за исполнением своих приказов, а по окончании работ открыть храм и посвятить его богам.[484] Вот он разбрасывает вокруг себя крупинки «бесен»,[485] ударяет в двери храма двенадцать раз своей булавой, освящает наос огнем, а затем обегает храм, держа по сосуду в каждой руке, а в других случаях – весло с угольником. А иногда он бежит рядом с быком Аписом. Кроме того, фараону приходилось участвовать в некоторых больших религиозных праздниках. Во время великого праздника Опет ему полагалось появляться на священной ладье длиной свыше ста локтей, которую вели на буксире от Карнака до Луксора. Праздник бога Мина в начале сезона «шему» считался не менее популярным. Фараон должен был сам срезать снопик «бедет». Рамсес III, например, не мог поручить эту обязанность никому другому, даже несмотря на то, что этот праздник совпадал с днем его коронации.
Когда Пианхи начал завоевание Египта, он все же сначала отпраздновал у себя в Напате Новый год. Прибыв в Фивы в день великого плавания Амона, он сам сопровождал ладью бога.[486] Начиная с этого дня в жизни Пианхи постоянно чередовались сражения и церемонии, вплоть до его окончательной победы. Жителям Мемфиса он передал:
«Не запирайся, не сражайся, изначальное обиталище Шу. Пусть входит входящий, и пусть выходит выходящий, пусть не задерживаются идущие. Принесу я жертву Птаху и богам, обитающим в Мемфисе. Пожертвую я Сокару в таинственном обиталище его. Увижу я „Находящегося к югу от своей стены“ [Птаха], чтобы я мог плыть в мире [далее] на север. [Население] Мемфиса будет в сохранности и здоровье. Не будут плакать дети. Взгляните на номы юга: не был там убит ни один человек, кроме врагов, говоривших дурное против бога, которые были казнены как преступники» (перевод И.С. Кацнельсона).[487]
Когда город был взят, он совершил обряд очищения города солью и благовониями, совершил все церемонии, предназначенные фараону, вошел в храм и принес отцу своему Птаху, «находящемуся к югу от своей стены», богатые дары.
Подобные церемонии повторились вскоре в Оне. После различных предварительных обрядов, которые позволили бы ему достойно войти в святая святых, получив благословение великого жреца и выслушав молитву, охраняющую царя от врагов, Пианхи взошел по ступеням большой террасы, чтобы увидеть Ра в его святилище – Пирамидионе. Он остался один, отодвинул засовы, распахнул створки дверей и узрел отца своего, ладью Ра и ладыо Атума. Затем он затворил двери, наложил комок глины и запечатал святилище своей царской печатью. Жрецы простерлись перед фараоном и пожелали ему долгой жизни и процветания.[488]
Пианхи хотел показать египтянам, что он не менее набожен, чем они, и тоже почитает древние обычаи. Но все, о чем он рассказывает, Рамсесы совершали задолго до него. Если они входили в город, они направлялись в храм и молились его богам. Фараон повсюду был как у себя дома. Везде он видел на стенах изображения фараонов, приносящих богам воду, вино, молоко, статуэтки богини истины (Маат) и возжигающих в кадильнице терпентин. Как известно, Рамсес I и его сын, прежде чем взойти на трон, были великими жрецами Сетха и священнослужителями с разными титулами культа барана города Мендеса и культа Уаджет, богини-змеи, почитаемой в их родном городе и в соседних номах.[489] Рамсес II в начале своего царствования принял сан великого жреца Амона. Это не помешало ему тут же назначить другого великого жреца, которому юный фараон, любитель наслаждений, страстный охотник и смелый воитель, с радостью уступил свои обременительные и скучные жреческие обязанности.[490] Однако Рамсес II, так же как его предшественники и преемники, никогда не слагал с себя обязанностей по отношению к богам. Этим он поддерживал спокойствие в стране, ибо, пока он сам считался сыном бога, простой люд в общем мирился со своей участью и не решался на восстание, а те, кто мог бы нарушить установленный порядок, предпочитали его поддерживать: ссориться с богом было не в их интересах.
II. Утренний туалет фараона
Пробуждение властителя ото сна неизменно сопровождалось сложной церемонией. Один из высших сановников, по имени Птахмес, говорит, что каждый день он вставал с рассветом, чтобы первым приветствовать своего господина.[491] Я не знаю ни одного изображения утреннего туалета фараона, но в гробнице Птахотепа можно видеть, как этот знатный человек готовился к утреннему выходу: над ним хлопотали цирюльник, мастера маникюра и педикюра, и при этом присутствовали вся семья и доверенные слуги. Наверное, фараону уделяли не меньше внимания.
Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 183; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!