МОНАШЕСТВО — ПУСТЫННИКИ В ГОРОДЕ

⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 40Следующая ⇒

Монастыри также играли значительную роль в жизни страны. Из монахов вышло большинство епископов, получавших таким образом высший духовный авторитет. Если низшее духовенство, как правило, имело семьи, то сан епископа предполагал безбрачие и одиночество. Но функции и уклад жизни у епископов и монахов в монастырях были очень разными. Византийское монашество предполагает образ жизни, альтернативный как жизни белого духовенства, так и жизни в миру. Зарождение монашества в Египте конца III в., в Палестине и Сирии в течение IV столетия было обусловлено конкретной ситуацией, однако оно быстро приобрело универсальное значение для позднеримского мира, испытав резкое укрепление своих позиций в период до VI в. Несмотря на попытки государства и церковных властей установить контроль над монастырями, в особенности после Халкедонского собора 451 г. и на основе законодательства Юстиниана, присущие монашеству антиавторитаризм и склонность к духовной утопии оставались источником их относительной независимости.

Монахи, и особенно более самостоятельные отшельники, пустынники, старцы, которые жили отдельно от людей и часто специально селились в пустынных и заброшенных районах, благодаря своему образу жизни нередко пользовались духовно-нравственным авторитетом, которого не имело обычное духовенство. Но это, конечно, не значит, что монастыри игнорировали светскую жизнь, или что все подобные люди действительно пользовались авторитетом и были искренними. В источниках иногда попадаются упоминания о таких «старцах», которые скорее напоминали колдунов и заклинателей, чем монахов и борцов за веру. Были упоминания и о тех, чей духовный авторитет безусловно признавался авторами житийной литературы, и о таких, которые пользовались славой магов и знахарей. На самом деле существовал как бы диапазон духовной практики таких людей — от искренне преданных христианской вере отшельников и отшельниц, достигавших своим подвижничеством известной меры святости и духовного авторитета, до людей, не способных достичь этой степени совершенства, а потому практиковавших более или менее безвредные формы магии и целительства. Однако некоторые из наиболее прославленных византийских подвижников подчас занимались полумагическими действиями, как например, живший в VIII–IX вв. Иоанникий, о котором биограф невинно сообщает, что тот имел власть над дикими зверями, которые следовали за ним и слушались его, что явно противоречит некоторым канонам церкви. Известны и другие примеры.

Монастыри, как и церковь, имели земельную или иную собственность. Часть из них владела обширными имениями. Епископы имели право контроля над монастырями, и для создания монастырей требовалось согласие местного епископа, что подчас служило источником конфликтов между церковными властями и монашеством. Каждый монастырь должен был платить местной епархии особый налог, носивший название каноникон. Выборы настоятелей и их посвящение в сан также находились в ведении епископов, и нередко эти выборы, как и порядок уплаты налогов, также служили источником разногласий. К монастырям проявляли интерес и оказывали им помощь представители всех сословий, от императоров до простых крестьян. Миряне часто делали имущественные вклады в монастыри ради спасения своей души, за которую монахи обязаны были молиться. В ряде случаев миряне удалялись в монастыри на покой, устав от мирской жизни. Нередко так поступали военные, в том числе высшие офицеры в конце своей карьеры, отчасти, возможно, потому, что деятельность их была связана с лишением людей жизни. Иногда они сами основывали монастыри, чтобы стать их настоятелями. Вообще уход в монастырь в Византии был распространенным способом «ухода в отставку».

Монашеские общины были очень разнообразны. Одни из них состояли всего из нескольких человек и существовали только на протяжении одного поколения, другие же становились очень знаменитыми, влиятельными и богатыми. Масштаб монастырской собственности в любой конкретный момент времени определить, конечно же, невозможно, однако он явно оставался внушительным — причем настолько, что в конце IX в. это даже стало предметом некоторого беспокойства правительства — с точки зрения налоговых и людских ресурсов. Образ жизни в таких монастырях также весьма различался — от «идиоритмического», где каждый из монахов следовал собственному жизненному ритму, совершая богослужения и трапезничая независимо друг от друга, до киновийного или общежитийного (от греческого койнос биос — «общая жизнь»), когда богослужения и молитвы, труд и трапезы совершались согласно обязательному для всех уставу. Монастыри процветали в Константинополе, в Эгейском регионе, на северо-западе Малой Азии, в некоторых районах Балкан, в Каппадокии и в Понтийском регионе. Самым знаменитым из них стал монастырь, основанный в IX в. на полуострове Халкидики, к востоку от Салоник, на горе Афон (Святой горе), который и теперь остается важнейшим центром монашеской жизни. Тем не менее переоценивать размеры монастырских общин не стоит. Монахов в стране никогда не было слишком много. С одной стороны, как уже говорилось, многие уходили в монастыри лишь после отставки, с другой стороны, известны случаи, когда люди после ухода в монастырь впоследствии возвращались к мирской жизни. И монашество само по себе не являлось монолитным, поскольку монашеские общины были очень разнообразны и по численности, и по уставу и укладу жизни. Это было одной из отличительных черт византийской культуры, которую-невозможно представить себе без монастырей, игравших существенную роль в жизни общества.

Во многих отношениях монашество обладало особым духовным авторитетом, иногда бросавшим скрытый вызов авторитету церковных властей. На монахов и монахинь смотрели как на людей, доказавших свое благочестие и духовную силу, поскольку они претерпевали физические и эмоциональные лишения, чтобы стать ближе к Господу. В то же время обычные люди видели в монахах людей, способных помочь им в решении их собственных духовных и нравственных проблем и даже в трудных житейских ситуациях. Византийская церковь никогда не могла полностью контролировать жизнь монашества, как это делал Рим, да и не стремилась к этому. В византийском мире ценилось разнообразие путей служения Богу, и церковь, монастыри и отдельные лица, имевшие большой духовный авторитет, в известном смысле дополняли друг друга. Монахи играли заметную роль в политической и религиозной жизни империи (если одно можно отделить от другого), выражая мнение народа, а иногда и маргинальных групп. Они также часто были духовниками отдельных лиц — от сильных мира сего до лиц самого скромного статуса.

Особенно их роль возросла по окончании первого периода иконоборчества, когда, справедливо или нет (поздняя традиция подает это в сильной промонашеской перспективе, не позволяя в точности судить о том, что происходило в действительности), монахи, особенно из некоторых монастырей столичного региона, были провозглашены героями иконоборческой оппозиции, возглавившей борьбу против ереси и зла. После этого монахи все чаще начинают вмешиваться в вопросы этики, и интересно, что в послеиконоборческий период намного больше патриархов происходит из монашеской среды, чем это имело место ранее. Некоторые монахи и старцы открыто высказывали свое мнение в разговоре с императорами и высшими сановниками, оказывая влияние на имперскую политику способами, не всегда возможными даже для патриархов. Это не было общим правилом, но факт, что подобные случаи имели место, все же важен. На более скромном, повседневном уровне многие высокопоставленные персоны имели собственного духовного наставника — зачастую монаха, — который помогал им в принятии трудных решений и обеспечивал духовное руководство. Монахи и монастыри играли центральную роль в культурно-идеологической жизни византийского мира.

Монахи также выступали в глазах византийского общества в роли избавителей от многоликой нечистой силы, духов зла, угрожавших общему положению вещей. Мир византийцев, не более и не менее суеверных, чем прочие народы, населяли не только люди и прочие твари Божии, но и духи разной степени значимости, и люди нуждались в защите от их нападений. Занятие это выпадало на долю людей наиболее опытных, уже выступавших против сил зла и одолевших их. Монахи, отрешившиеся от мира и соблюдавшие подобающий им аскетический образ жизни, по мнению общества, имели очевидные преимущества в этой борьбе благодаря своей духовной чистоте. Монахи были наставниками и в духовно-нравственных вопросах, имевших огромное значение для христиан, составлявших основную часть населения империи. Огромное большинство обычных людей не имели ни возможности, ни склонности вести подвижническую жизнь, а потому монастыри приобретали особое значение как центры христианского благочестия, поддерживавшие определенный нравственный уровень общества в целом. Путь аскетизма существовал только для тех, кто полностью посвятил себя служению Господу, отрешившись от всех мирских забот, встав на путь духовного подвижничества. Именно такие люди среди монахов могли оказывать противодействие политике императоров и патриархов, если считали, что эта политика отклоняется от строгих канонов православия. Поэтому же такие люди признавались обществом в качестве нравственных наставников. Имеются отдельные сведения о недостойном или асоциальном поведении тех, кто претендовал на праведность, но эти исключения лишь подтверждают правило: подлинные подвижники пользовались высоким уважением в общественном мнении.

Предписания отцов церкви, требующие вести благочестивую христианскую жизнь, неоднократно повторенные монахами и священниками, относились ко всем. Но такое требование, как мы уже указывали, было непрактично по многим причинам. В противоположность обремененной мирскими заботами светской жизни, монастыри предоставляли место для тихого созерцания, молитвы и иной деятельности, считавшейся необходимой для соединения с Богом, для успешного обращения к Нему с прошениями о благополучии человечества (и что более важно, о благополучии православной богохранимой империи ромеев, избранного народа). И в таком качестве они оказывались объектами всеобщего восхищения и преклонения, а также резкой критики и осуждения в случае нарушения указанных норм. Монастыри также считались неотъемлемой частью общества, ибо без поддержки тех, кто стремился овладеть собственными страстями, нельзя было одолеть демонические силы, постоянно угрожавшие гармоничному, сотворенному Богом миропорядку и всему христианскому миру. Сила молитвы как таковой считалась не менее важной для защиты империи, чем сила оружия. Многие офицеры и военачальники, при всем своем прагматизме и воинственности, всегда считали необходимым уповать на помощь Бога. Этому нисколько не противоречило то, что военная доблесть очень высоко ценилась в византийском обществе. В византийской армии всегда молились перед сражением. Как говорится в одном тексте VI столетия, «от полководца требуется прежде всего любовь к Господу и справедливость, дабы он мог заслужить милость Божию, без чего невозможно воплотить ни один замысел, каким бы хорошо задуманным он ни казался, как и одолеть врага, сколь бы слабым он ни был».

Формы, которые принимало монашество, пустынничество, аскетизм могли быть разными в разное время и в разных регионах, но многие монахи и пустынники предпочитали выбирать отдаленные, пустынные районы, где можно было найти уединение. Монахов интересовала обстановка, которая способствовала бы внутренней сосредоточенности, созерцанию, молитве и труду. Но в целом существовали различные виды монастырей — от пышных городских обителей, типиконы (правила) которых допускали роскошь и в которых находили приют ушедшие на покой аристократы, до относительно бедных общин в отдаленных районах империи.

Столь же различными были стили и тенденции духовного делания. В частности, для периода с IV по VI в. было особенно характерно влияние отдельных святых людей, отшельников и монахов, различными аскетическими приемами достигшими дарованной Богом духовной силы. Подобные люди исполняли роль наставников не только в духовных, но и в светских делах, во многом напоминая оракулов древнего мира. Церковь была обеспокоена той угрозой, которую такие мужчины и женщины представляли для ее авторитета, как и для самого православия, и в течение столетий пыталась поставить их деятельность под какой-то контроль. И хотя в последовавший период святые и отшельники продолжали играть существенную роль, о чем свидетельствует обильная агиографическая литература IX–X столетий, их деятельность постепенно стала более связанной с монастырскими сообществами.

Для наиболее преданных духовному самосовершенствованию очень привлекательной была «умная молитва», предполагающая состояние глубокой внутренней сосредоточенности. К достижению соответствующего состояния монахи и старцы стремились с самого раннего периода христианства. Об этом писали многие теологи в период IV–VI вв., но востребованность подобной практики мистического созерцания могла быть разной в разные эпохи и при различных обстоятельствах. В XI в. Симеон Новый Богослов обобщил опыт ранних мыслителей и описал способы достижения этого мистического опыта путем духовной практики и развития чувств, и его описание легло в основу движения исихазма в XIV в. В этой практике главными средствами достижения цели были глубокая внутренняя сосредоточенность, повторение слов Иисусовой молитвы и специальный ритм дыхания, что приводило к мистическому раскрытию сознания. Это противоречило традиционным церковным представлениям о духовном труде и вызвало разнотолки в церкви и обществе в целом (см. гл. 2), причем эти противоречия тесно переплетались с политическими противоречиями того времени. Хотя исихазм сыграл свою роль лишь в течение непродолжительного периода, он оставил заметный след в истории православной духовности, и эта традиция мистицизма сохранилась даже после турецкого завоевания.

ВЫЗОВ ЗАПАДА

Напряженность во взаимоотношениях между Римом и Константинополем существовала всегда, и она была в большей мере следствием традиционного союза императорской и церковной властей в Византии, которые, несмотря на все противоречия, чаще всего проводили совместную политику, и в меньшей мере — следствием теологических разногласий. Бывали и случаи, как например, в период иконоборчества, когда часть византийского духовенства, особенно монашества, выступала против официальной церковной политики, и это приводило к вмешательству папы римского. Так было в указанный период, при патриархах Тарасии и Никифоре. Подобные ситуации могли приводить к тому, что папа официально осуждал патриарха или наоборот. Так было и в середине IX столетия, когда и Рим и Константинополь пытались обратить болгар в христианство. Тогда успехи Константинополя в крещении болгар вызвали резкую реакцию папы Николая I, что ясно показывает политическую основу конфликта.

Кроме серьезных конфликтов из-за монофелитства и иконоборчества, между Востоком и Западом до Четвертого крестового похода было еще два крупных столкновения. Первое было связано с «Фотиевым расколом» в IX в. (о чем уже говорилось выше). При Михаиле III, после отставки в 858 г. патриарха Игнатия, патриархом был избран высокообразованный и искусный императорский сановник Фотий, который стал насаждать среди высшего духовенства своих людей. Их поддержал папа Николай I, который воспользовался ситуацией и использовал некоторые теологические разногласия между Востоком и Западом, чтобы вмешаться в дела Восточной церкви. Однако восстановление в сане патриарха Игнатия при следующем императоре не принесло удачи папству, потому что Игнатий был не менее враждебен Риму, чем Фотий. Примирение произошло на соборе в Константинополе в 879 г.

Второй разрыв, оказавшийся гораздо более серьезным, произошел в 1050-х гг. В этом случае причины разрыва были и политическими и теологическими. Еще в VI в. франкское духовенство прибавило к Никео-Константинопольскому символу веры слова «и Сына», признавая факт, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына (т. н. «филиокве»). В IX в. оно использовало этот символ веры в своих попытках обратить болгар в христианство, а несколько позднее патриарх Фотий написал трактат, осуждающий это добавление. На соборе 879 г. римские легаты согласились отказаться от «филиокве», но снова вернулись к нему в начале XI столетия, что и создало основание для расхождения между Западной и Восточной церквями в 1050-х гг., хотя этому способствовали и иные теологические и обрядовые проблемы. Попытки примирения закончились неудачей в 1054 г., когда упорство кардинала Гумберта, папского легата, и патриарха Михаила Керулария, привело к взаимным анафемам. Произошло формальное разделение Церкви на Западную и Восточную, сохранившееся и в дальнейшем, несмотря на попытки примирения, сделанные при императоре Алексее I.

Речь шла не просто о догматических и сугубо церковных разногласиях. Эти противоречия отражали глубокие и культурные различия и все более усиливавшееся расхождение между греческим миром Восточного Средиземноморья и Южных Балкан и латинизированными странами Западной и Центральной Европы. Культурное отчуждение и взаимное непонимание уже со всей ясностью проявились в IX–X вв. — сначала в абсурдных требованиях, выдвинутых патриархом Фотием (но писавшим от имени императора Михаила III) римскому папе Николаю I относительно византийского политического и культурного превосходства, и в презрении германского императора Оттона к «грекам» (которое появилось во время визита его посла, Лиупранда Кремонского, ко двору Никифора II Фоки в 960-е гг.). Ситуация значительно ухудшилась с конца XI в., когда растущая экономическая мощь Запада превратилась в угрозу для Византийской империи. Агрессия норманнов, попытки германских императоров поставить под свой контроль ряд важных позиций на Балканах, вызов византийской морской мощи, брошенный Венецианской и Генуэзской торговыми республиками, существовние на Западе предрассудка, видевшего в греках «неверных», и, наконец, вторжение сельджуков в Малую Азию, превратили противоречия в открытую вражду. Захват Константинополя в 1204 г. и создание Латинской империи завершили раскол. Латинский патриархат не был признан православным населением византийских и бывших византийских районов. Вместо этого в 1208 г. в Никее был избран патриарх Михаил Авториан, признанный как истинный патриарх Константинопольской церкви.

Быстро возраставшая мощь турок и создание Оттоманского султаната, политический и экономический крах империи наряду с раздробленностью византийских земель поставили на повестку дня вопрос о примирении с Западом, который в противном случае, расценивая византийцев как раскольников и даже как еретиков, не оказал бы им поддержки. В течение XIV–XV вв. велись переговоры о церковной унии, но на Лионском (1274) и Ферраро-Флорентийском (1439) соборах не удалось достичь согласия по многим вопросам, даже при том, что императоры Михаил VIII и Иоанн VIII были готовы согласиться на требования Запада в обмен на военную и финансовую помощь. Но большинство духовенства и населения империи было настроено крайне оппозиционно по отношению к подобным уступкам, и никакого реального прогресса на этих переговорах не было достигнуто. Отчаяние по поводу этого тупикового положения, осложненного нарастающей требовательностью Запада, выразилось в словах великого дуки Луки Нотараса, главного министра последнего византийского императора Константина XI, который, как сообщают источники, сказал в 1451 г.: «Лучше увидеть на голове правителя Города турецкий тюрбан, чем латинскую митру». Сам Нотарас активно участвовал в переговорах с Западом и спустя два года был казнен вместе со всей семьей по приказу султана Мехмета II после падения Константинополя. Конечно, было бы преувеличением считать, что все византийцы разделяли мнение Нотараса, но они отражают ту степень отчуждения, которая уже существовала между двумя мирами.

Как ни парадоксально, упадок светской власти сопровождался ростом авторитета и власти духовенства. И именно к руководству церкви, прежде всего к патриарху, обратились турецкие власти в поисках способов мирного управления христианским населением страны. К моменту турецкого завоевания остатки империи еще сохраняли свою идеологию, которая уже не соответствовала реальности. Но в бытовом плане византийским крестьянам, купцам и духовенству надо было жить дальше. Когда настал конец империи, турецкие власти обнаружили, что «греки» при всей их идеологической враждебности быстро свыклись с порядком жизни, который мало чем отличался от того, к которому они привыкли.

ВЛАСТЬ, ИСКУССТВО И ТРАДИЦИИ

СТРУКТУРА ВЛАСТИ

Как мы видели, эволюция византийского государства определялась многими взаимосвязанными факторами. На вопрос, отчего оно развивалось так, а не иначе, разные историки дадут различные ответы, в зависимости от собственных познаний, научного подхода, исторической философии и т. д. Да и невозможен один всеобъемлющий и устраивающий всех ответ на вопросы, связанные с историческим прошлым.

Одним из вопросов, связанных с пониманием истории империи, является вопрос о том, как данное общество распоряжалось своими ресурсами, какую часть общественных богатств, произведенных в разных отраслях экономики — аграрной, торговой и промышленной, — можно было изъять в виде ренты и налогов, а также непрямым путем — с помощью разного рода услуг. Мы видели, каким образом государство получало ресурсы для своей деятельности на протяжении тысячелетней истории империи: с помощью взимания натурального налога продукцией сельского хозяйства, добычи руд и других видов сырья, мобилизации рабочей силы, использования труда и знаний квалифицированных работников. Важное значение имеет тот факт, что в процессе обеспечения ресурсов, необходимых для его существования и деятельности, правительство империи постоянно должно было конкурировать то с крупными землевладельцами из сенаторского сословия, то с провинциальной аристократией, то с новой византийской знатью эпохи Средневековья, то с иностранным купечеством. Эта борьба всегда играла важную роль в византийской политической истории, и история ее гражданских конфликтов и фискальной политики отражает возвышение или уход со сцены то одной, то другой ведущей группы византийского общества.

История этих конфликтов иллюстрирует пути и методы работы византийской государственной машины. В современных индустриальных обществах налоговая система обычно является средством перераспределения прибылей, которые уже были произведены и распределены в обществе как среди собственников и управленческого персонала, так и среди тех, кто продает свой труд за заработную плату. В доиндустриальных обществах имеет место прямое изъятие части доходов через налоги или ренту в той или иной форме, что предполагает прямой контакт между государством (правящей элитой) и налогоплательщиками (данниками). В обоих случаях природа социально- экономического противоречия между производящими ценности и изымающими их определяется конкуренцией из-за распределения ресурсов между потенциально враждебными элементами общества, а также — формами налогов и ренты.

Государство в таких обществах (обычно в лице правящей элиты) должно само присваивать ресурсы, изымаемые с помощью налога и ренты, или же создавать схемы, при которых в его распоряжение поступала достаточная часть этих ресурсов, обеспечивающих его существование. Однако всегда существовала историческая тенденция превращения чиновников, наделенных такими полномочиями, в некую самостоятельную силу, претендующую на присвоение себе части этих ресурсов. Между правителем (правящей элитой) и группами лиц, непосредственно занимающихся сбором налогов и ренты, всегда существуют противоречия, поскольку они живут за счет одних и тех же ресурсов.

При этом способность государства получать необходимые ресурсы зависит прежде всего от его возможности ограничивать экономическую и политическую силу таких потенциально конкурентных групп. Единственный реальный способ добиться этого состоял в том, чтобы создать преданный (по причине его полной зависимости) слой чиновников — бюрократию, которая отождествляет свои интересы с интересами центральной власти. Византийским императорам удалось в исторических обстоятельствах второй половины VII в. выполнить эту задачу для своей эпохи. Однако, как мы видели, в долговременной перспективе эта структура государственной организации не смогла сопротивляться экономической конкуренции зарубежных стран, особенно итальянских торговых республик.

Но государство со всеми его структурами представляло только один аспект гораздо более сложной жизни общества, в котором постоянно развивалась культурная жизнь, создаваемая большими группами людей, оставивших свой след в языке, литературе, изобразительном искусстве, архитектуре церковной и светской. Все они создавали культурное пространство, в котором жили народы, населявшие Византийскую империю.

ОСНОВЫ ТВОРЧЕСТВА

Литература и все виды изобразительного искусства могут рассказать многое о жизни и развитии общества в целом. С одной стороны, вложения капиталов в памятники архитектуры и искусства, светского и духовного, со стороны частных лиц или общественных учреждений, бросает свет и на распределение богатств в обществе, и на их употребление, и на такие вещи, как социальный статус, идеология и т. д.

С другой стороны, изменения в сфере литературы, искусства и архитектуры, произошедшие в разные эпохи и в разных регионах, говорят и о развитии общества в целом, с присущими ему системой ценностей и миропониманием.

Анализируя, например, развитие литературы в VI–VIII столетиях, можно сразу обратить внимание на два важных момента. С одной стороны, в этот период происходит значительное сокращение количества светской литературы, особенно исторических и поэтических сочинений; с другой стороны, огромное распространение получает духовная литература, от житий святых до сложных теологических трактатов. Исторические сочинения еще появляются, но только в конце VIII — начале IX в. этот жанр снова переживает рассвет. После второго периода борьбы с иконоборчеством в 815–840 гг. наступил расцвет житийной литературы, поскольку победители стремились прославить своих героев. Кроме того, намечается и новый подъем светской литературы, что отражало стремление образованных слоев общества осмыслить прошлое и возродить традиции блестящей эпохи Юстиниана. Теологи — противники иконоборчества, а также многие иные образованные люди хотели рассказать о происшедших событиях и проанализировать их. Их взгляд на прошлое был, так сказать, внеисторическим. Они исходили из основного положения: если христианские ценности были созданы еще Отцами Церкви, а основы государства были заложены Константином и Юстинианом, то всякие изменения этих основных установлений (или того, что считалось таковыми в IX в.) следует считать уклонением от истины, ересью. Поэтому, если иконы следует всегда почитать по канонам, установленным VII вселенским собором, то политика императоров Исаврийской династии, несомненно, являлась еретической. Соответствующие действия этих императоров и их приспешников объяснялись иудейским и исламским влияниями, вмешательством дьявола и т. д. На этих правителей была возложена ответственность не только за церковный раскол, но и за исчезновение классического образования и другие беды.

Развитие такого мировоззрения было сложным процессом. С его помощью представители разных сословий и групп общества, включая императоров и их советников, могли оправдать или объяснить свои действия, удачи, слабости, ошибки и т. д.; то же самое относилось к деятельности их предшественников. Другим распространенным видом деятельности в это время была переписка старинных рукописей всевозможных жанров, которые находились в плохом состоянии. Благодаря этому многие древние сочинения были спасены для потомства. Это занятие, в свою очередь, пробуждало интерес к историческому жанру. В процессе переписки рукописей родилось новое, минускульное письмо, позволявшее производить переписку гораздо быстрее, чем раньше.

Стабилизация политического положения в империи способствовало и развитию разных аспектов культуры. Возродились разные жанры римской и эллинской литературы, хотя и в новом, византийском стиле, а также классический стиль в изобразительном искусстве. Вместе с новым подъемом литературного творчества в обществе стали острее, чем раньше, ощущать разницу между образованными и необразованными людьми (особенно в среде столичного чиновничества и духовенства). К середине XI в. интерес к классическому искусству и литературе стал характерной чертой византийской элиты. В этот период увеличивается разрыв между обычным, разговорным греческим языком и архаичным, искусственно стилизованным под древность, который существовал в литературе еще с I в. н. э. Наряду с этим языком престижным считалось основательное знание греческой мифологии, риторики и, конечно, канонических церковных авторов. Все это отличало образованную византийскую элиту от простых сельских священников, мелких чиновников и вовсе неграмотной массы населения. Писатели и историки постоянно использовали в целях риторики образы и цитаты из древних текстов. Язык литературы стал своего рода частью культурной политики. И неслучайно живший в XII в. автор (или составитель) сборников сатирических стихов Феодор Продром пользовался «простонародным», а не классическим языком (хотя хорошо владел последним).

В то же время военно-политические успехи Византии, которые привели к ее господству в Восточном Средиземноморье в первой половине XI в., усилили уверенность византийского общества в собственном культурном превосходстве над другими народами, к которым его представители все чаще относились с высокомерием и презрением. Особенно это касалось их отношений к «латинянам». До конца IX в. у Византии практически не было серьезных соперников на Западе. Но с этого времени началось динамичное военно-политическое и экономическое развитие Запада, и уже в XI в. Византийская империя столкнулась с агрессией норманнов и с экономической экспансией итальянских городов-государств. Политические и военные успехи тех, кого в Византии именовали варварами, превратились в серьезную угрозу для нее. Это обстоятельство только усилило негативное, неприязненное отношение к «латинянам» в византийском обществе, увеличило присущее ему чувство ксенофобии. В эпоху экспансии Запада и крестовых походов все это усилило вражду и противостояние между двумя соперничающими частями христианского мира — вражду, которая привела к погрому Константинополя во время Четвертого крестового похода.

В целом образцы культурного развития определялись конкретным историческим контекстом. Религиозные или исторические сюжеты использовались при внутреннем украшении церквей и при иллюстрировании рукописей, но они всегда прямо или косвенно были связаны с современными событиями в Византийской империи. Таким же образом в IX–X вв. часто использовались и библейские тексты. Создание памятников всегда было продуманным, в соответствии с определенной целью — возвеличить создателя того или иного памятника, когда речь шла о светском искусстве, или прославить величие Бога, когда создавались религиозные памятники искусства. Это искусство имело смысл только в определенном культурном контексте. Оно не имело рыночной стоимости в современном смысле. Строя церкви, императоры не только совершали деяния во славу Бога, но и надеялись таким способом укрепить свой престиж, засвидетельствовать преданность православию, утвердить связь со славным прошлым, а в целом — укрепить имперскую власть. Когда правители строили крепости и обычные светские здания или чинили городские стены, они во многом преследовали аналогичные цели. Византийское искусство было одновременно оригинальным и консервативным, и древние произведения почитались как образцы при создании новых.

Все изобразительные искусства были подчинены определенным канонам. Особенно это относилось, конечно, к произведениям религиозного искусства. Такое положение существовало издавна, а после вселенского собора 787 г. возрос уровень регламентации используемых образов, их расположения, одежды людей и т. д. Такая же регламентация распространялась на сферу строительства и архитектуры. Канонические руководства по иконографии существовали, по крайней мере, с V в. В Византии не допускали появления произведений религиозного искусства, выходящих за рамки церковных канонов (что было возможно на средневековом Западе). После упомянутого выше собора 787 г. в Никее, на котором сторонники почитания икон утвердили свою позицию (хотя иконоборцы тоже были по-своему привержены канонам), роль и количество такого рода ограничений еще возросло. К этому следует добавить, что при создании произведений изобразительного искусства определенную роль играли также взгляды и мнения патрона, заказчика произведения.

Искусство играло также и воспитательную роль: оно должно было помочь людям понять и усвоить основные положения христианского вероучения. Дебаты в византийском обществе, вызванные проблемой иконоборчества, сыграли важную роль в разрешении вопроса о соотношении между образом искусства и действительностью, хотя здесь оставалось еще много нерешенного. Но священные образы в понимании византийцев всегда давали возможность человеку с помощью молитвы обратиться к тем, кто был на них запечатлен, утвердив свою связь с духовным миром. Важно заметить, что византийцы воспринимали такое искусство как средство постигнуть реальность, которую люди не воспринимали обычным образом, и проникнуть в ее сущность. Современные натуралистические представления об эстетике не применимы к византийскому пониманию искусства. Несмотря на обилие канонов, регламентировавших изобразительное искусство, в его развитии отмечались определенные стилистические изменения, касавшиеся и теологических, духовных мотивов, поскольку начинал примерно с XI в. у византийцев проявляется тенденция к более глубокому осмыслению сложных теологических вопросов. Происходили и определенные (хотя и не принципиальные) изменения в развитии церковной службы и церковных праздников. Особенное значение в этот период приобретают иконы и другие священные образы, посвященные событиям Страстной недели. Все это также оказывало влияние на развитие искусства. В поздний период истории Византии возросла роль меценатства и спонсорства в развитии искусства. Это особенно относилось к периоду после 1204 г., когда происходит политическая и экономическая децентрализация государства и, соответственно, возрастает значение патронажа и меценатства. В эпоху Палеологов в связи с этими факторами отмечается более выраженная регионализация стилей искусства. Тогда же, в XIV–XV вв., в искусстве страны начинают появляться западные сюжеты и стили.

Основы развития литературы и искусства в Византии были созданы в процессе развития византийского общества, в связи с его потребностью осмыслить собственное бытие, а также необходимостью реагировать на внутренние и внешние изменения в своей жизни. Искусство развивалось в определенном социально-историческом контексте, и эта связь всегда играла важную роль, даже если она была не столь очевидной. Примером этого может быть влияние на развитие литературы культурных амбиций и чувства превосходства, характерных для имперского византийского мышления в X–XI в. Другой пример — особое значение, которая элита страны придавала «классическому стилю» в XIV–XV вв. С другой стороны, исихазм был, кроме всего прочего, своего рода реакцией против «классицизма», поскольку отрицал рационализм, основываясь на эмоциональном мировосприятии и благочестии. И литература, и изобразительное искусство в Византии должны были иметь назидательный смысл. В литературе это особенно касалось использования библейских сюжетов и исторических примеров, которые должны были служить решению злободневных проблем соответствующего времени. Такая назидательная роль искусства возрастала в определенные кризисные периоды, например в VII столетии или в период иконоборчества. А в XII столетии заявляет о себе, так сказать, отрицательно-назидательный жанр социальной сатиры, представленный Феодором Продромом. Он был представителем средних слоев городского общества, писателем, выражавшим настроение тех, чьим желаниям и стремлениям вовсе не соответствовала окружавшая их действительность. Его гнев и горечь были направлены против представителей старой элиты, которые занимались литературой не как трудом ради заработка, а потому, что представителям их класса полагалось это делать. Сам факт распространения такого жанра многое говорит о социальной жизни Константинополя той эпохи.

ПОСЛЕДНЕЕ АНТИЧНОЕ ОБЩЕСТВО

Существование централизованного бюрократического государства — Византийской империи — на протяжении VI–XV столетий, какие бы изменения оно не пережило на протяжении этой эпохи, само по себе являет удивительный пример приспособляемости и гибкости в историческом масштабе. Византия была прямой преемницей Римской республики и Римской империи, и сама являлась последней античной империей, пережившей социальные катаклизмы V–VII вв. Это свидетельство того, как политическая и идеологическая система христианской Восточной Римской империи была способна жить и развиваться в очень сложных, постоянно менявшихся обстоятельствах. Она обладала достаточно гибкой идеологией, базировавшейся на «вселенной символов» — византийской картине мира, и эта система идей давала им возможность осмысливать события и обстоятельства окружающего мира и действовать в соответствии с этими обстоятельствами. Однако в последний период истории этого общества оно уже не могло адекватно объяснить слишком очевидную разницу между своими идеологическими притязаниями и быстро уменьшавшимся в размерах византийским государством.

И все же идеология Византии позволяла ей очень продолжительное время существовать в меняющихся исторических обстоятельствах, и сама эта идеология пережила даже взрастившую ее империю. Эта приспособляемость имела под собой определенные культурно-исторические основания. То обстоятельство, что византийцы осознавали себя римлянами (ромеями), православными, наследниками и носителями классической греческой культуры, давало им чувство непоколебимой уверенности в своих силах. Это не значит, что они не сталкивались со многими трудностями. Как показывают дискуссии, и в теологических кругах, и среди простых людей таких сложных проблем было немало. И в последний период истории Византии в обществе шли напряженные философские поиски, в надежде найти выход из тяжелого кризиса, а также дебаты о возможности унии западной и восточной Церкви. Эпохи кризисов, например, периоды VII–VIII или XIV–XV столетий, способствуют появлению такого рода дискуссий и духовных поисков, поскольку надо искать пути выживания общества. Но это не значит, что в это время культурная и интеллектуальная жизнь Византии была менее интенсивной, чем в другие периоды. Напротив, работы многочисленных переписчиков IX–X вв., которым удалось спасти многие памятники античного наследия, или труды энциклопедистов X столетия свидетельствуют о насыщенной культурной жизни общества во времена внутренней нестабильности и военно-политической экспансии.

На месте Западной Римской империи образовалось в ту же эпоху несколько государств-преемников, в которых местные элиты отчасти усвоили римское культурное наследие. В результате их социальной эволюции к XII в. возникло общество с гораздо более жесткой иерархией, чем в начальный период, в котором переход с одного социального уровня на другой был крайне трудным, если вообще возможным. Напротив, в Византии, как уже говорилось, было вполне возможно подняться из общественных низов до высот знатности и могущества, и ее история знает ряд таких примеров.

В ряде отношений византийская культура была парадоксальной, но особенно это можно отнести к ее военному аспекту, поскольку христианское вероучение запрещало проливать кровь. Но уже в IV в. было признано, что допустимо проливать кровь ради защиты веры и христианской Ромейской империи, хотя лучше, по возможности, избегать войны и стремиться к миру. Вместе с тем средневековая Византия во многом являлась наследницей военных, милитаристских традиций Римской империи. На основе синтеза этих традиций создалась своеобразная культура, которая сочетала в себе почитание идеи миролюбия с высоким уважением к армии. Культура монашества, с одной стороны, и жизнь провинциальных воинских частей — с другой, как бы символизировали крайние проявления этой культурной целостности. Лучшей иллюстрацией этого сосуществования воинственности и миролюбия было то обстоятельство, что военные, ушедшие в отставку, часто уходили в монастыри, чтобы иметь обеспеченную старость, а также чтобы покаяться в грехах и обрести душевный покой.

Византийская империя даже в последний период была обществом, готовым к войне, но едва ли его можно определить как милитаристское в собственном смысле. В этом смысле интересны впечатления европейских крестоносцев XI–XII вв., чьи пренебрежительные отзывы о «греках» как о людях слабых и невоинственных указывают на огромную разницу в психологии, характерной для западной и восточной частей послеримского мира. Несмотря на военную фразеологию, нередко встречавшуюся и в светской, и в религиозной литературе, византийцы, даже многие военные, в целом воспринимали войну как зло, хотя иногда неизбежное. Они объясняли для себя свое внимание к армии и войнам тем, что им было что защищать, и они знали, за что воюют. Эта идея и лежала в основе успешной борьбы Византии за существование в течение столь долгого времени. Определяющее значение для силы и устойчивости имперской идеологии имело то обстоятельство, что в ней соединялись римская государственная традиция и традиции православного христианства. Она по сути означала тесную взаимосвязь между церковью, защитницей духовных ценностей восточнороманского мира и православной веры, и властью императоров, а это создавало идеологические мотивации для деятельности правящей верхушки. Благодаря церковной службе, обрядам, церковным праздникам, в которых принимало участие практически все население, эта идея была хорошо усвоена рядовыми подданными империи. При всех различиях между крестьянами, средними землевладельцами, магнатами сановниками их все же объединяли определенные общие ценности, основанные на принадлежности к восточнороманской христианской культуре, существенно отличавшейся от культур окружающих народов. Только после 1204 г. это положение начало меняться.

Эта культурная идентичность играла важнейшую роль для жизни страны. В ее формировании всегда существовали две взаимосвязанные тенденции, которые могли противоречить друг другу в определенных отношениях, а в последнее столетие существования империи это противоречие стало явным и постоянным. Эллинский рационализм, классическое философское наследие не всегда уживались с религиозным христианским благочестием и отрицанием рационализма. В VII в. эти противоречия породили споры в византийском обществе о природе разума и веры, которые завершились определенным идеологическим компромиссом. До X–XI вв., как уже говорилось, Византия практически не имела соперников на Западе, а на Востоке на смену персидской империи пришел Арабский халифат, который был исламским по идеологии и при этом имел развитую культуру, чего нельзя было в ту пору сказать о западных регионах Европы. Когда же Запад обрел экономическую и военную мощь, Византия столкнулась с новыми трудностями и противоречиями. Укрепление Западной церкви, с одной стороны, и появление на Балканах новых христианских государств, с которыми империя не раз воевала, привели к тому, что для Византии стало весьма затруднительно (если в принципе возможно) отождествлять себя с христианской общностью или даже с православным христианством. Положение еще более ухудшилось из-за появления опасных соперников империи на суше и море, таких, как Венеция и Генуя. Соответственно, обострились противоречия, свойственные имперской идеологии, претендовавшей на универсальность. К тому же, как уже говорилось, после IX в. наступил период, когда византийская церковь реально контролировала гораздо большую территорию, чем византийские императоры. Еще в большей мере эти противоречия обострились после 1204 г.

В результате в XI–XII столетиях в византийском обществе начался своеобразный отход к «эллинизму» (хотя ранее византийцы подчеркивали свою преемственность по отношению к Риму). По иронии судьбы, это был один из уязвимых моментов для самих византийцев, поскольку на Западе в это время византийских императоров пренебрежительно именовали «правителями греков». И все же расцвет греческого классицизма в XII в. знаменовал этот отход к культурному «эллинскому» изоляционизму, благодаря чему византийцы могли по-прежнему верить в свое превосходство и исключительность, в то, что они — подлинные представители царства Божьего на земле, несмотря на все политические реалии.

Эти тенденции, как в столице, так и в провинциях, обострились в период после 1204 г. В это время культурного патронажа со стороны императорского двора уже не было, а в новых маленьких государствах культура пользовалась гораздо менее щедрой поддержкой. Даже после восстановления империи в 1261 г. продолжалась провинциализация культуры и сохранялась проблема ограниченности средств. В это время имперская идеология уже явно не соответствовала экономической и политической реальности. Сама империя стала небольшим государством, с опустевшей казной, и даже ее оборона зависела от наемников или от милости иноземцев. В последний век существования империи скорее церковь, имевшая тогда гораздо больший авторитет и ресурсы, могла реально содержать войска. И с упадком государства именно православие, не зависящее от царства земного, все больше отождествляется с византийской идеологией.

В этих условиях происходит столкновение между возрожденными эллинистическим рационализмом и движением исихазма. Как уже отмечалось в главе 6, в Восточной церкви существовали давние традиции мистицизма и созерцания, как способов непосредственного общения с миром духовным. Но появление исихазма с его новой медитативной практикой вызвало у одних традиционных мыслителей беспокойство, а у других насмешки. Однако исихазм (который именовали также «паламизмом» по имени вождя движения, Григория Паламы) получил поддержку претендента на трон Иоанна Кантакузена. В результате исихазм был использован в политической и военной борьбе между Кантакузеном и Андроником III, а после его смерти в 1341 г. — между его сыном Иоанном V и регентшей Анной Савойской. Сторонники исихазма имели большое влияние при императорском дворе во время междоусобной войны 1340-х гг., и отчасти сохранили его в последующий период. Трудно сказать, в какой мере исихазм был реакцией на упадок государства и бегством от светских и церковных традиций. Но результат его доминирования сказался в ощутимом сокращении в византийском обществе изучения естественных наук, а также математики, музыки, истории, литературы. Ученые классической школы еще сохранились, но их число уменьшилось, и они работали в условиях известной культурной изоляции.

Впрочем, и эллинистические традиции в их крайнем выражении находили своих адептов, например, в деспотате Морея, одном из маленьких государств, возникших после 1204 г., где с такого рода идеями выступил Георгий Гемист Плифон (его прозвище означало «полный, целостный» и должно было символизировать его философские взгляды). Он выступал против христианства и предлагал взамен эллинистическую религию, основанную на учении Платона, у которого (из трактата «Законы») он позаимствовал также концепцию «идеального государства» во главе с царем-философом. У Георгия Гемиста нашлось немного учеников и сторонников (впоследствии подвергшихся преследованиям со стороны церкви), но его радикальные идеи не были востребованы, а более умеренные, касавшиеся государственных реформ, не могли быть проведены в жизнь из-за неприятия их со стороны крупных землевладельцев и высшего духовенства.

В последний период своей истории византийцы именовали себя уже не ромеями, как прежде, а эллинами, пытаясь отмежеваться от римской части своего исторического наследия, чтобы сохранить имперскую идеологию и чувство исключительности. Они пытались сохранить свою историческую идентичность, прибегая то к греческому классицизму, то к мистицизму, который во многом склонен был игнорировать современную им политическую реальность. Наследницей Римской империи на Востоке — и в культурном смысле, и в смысле имперской идеологии — стала церковь.

Хотя светское византийское государство исчезло, взращенная им культура долго продолжала существовать благодаря изучению византийской патристической и теологической литературы в православном мире, а также изучению классической истории и литературы в Италии, куда перебрались многие ученые византийцы незадолго до или вскоре после падения Константинополя в 1453 г. Влияние византийской науки и философии, как и классической византийской живописи, сыграло огромную роль в развитии итальянского Возрождения. Даже в Оттоманской империи греческие историки, такие как Дукас, Сфрант, Критобул и Халкокондил, составляли хроники последних времен империи. Одни из них в своих сочинениях подыгрывали турецким властям, другие же сохраняли объективность. Историографическая традиция, как часть византийского культурного наследия, стала впоследствии достоянием ученых европейского Просвещения в XVII–XVIII столетиях, и таким образом это наследие дошло до нашего времени. Но это не было просто культурное наследие. Оно во многом определило взаимоотношение Запада и Балкан, и еще более прямо, через традиции и структуры православной церкви, на политическую и культурную эволюцию в новое и новейшее время не только Греции, но и Турции и некоторых соседних стран. Ни историю Греции и ее взаимоотношений с Турцией, ни историю Центральных Балкан нельзя правильно понять без учета определяющего влияния византийской эпохи для их прошлого.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Византия сохраняет привлекательность для тех, кто интересуется историей западного мира, не только потому, что она находилась на границе Востока и Запада, как своего рода мост между двумя очень разными культурами. Дело и в том, что Византия символизирует романтический утраченный мир средневекового христианства, мир, который был и восточным, и западным по своему культурному смыслу. Многие позднейшие аналитики видели в ней также бастион христианства против ислама. Благодаря Византии европейцы могли получить столь необходимую им информацию о Турецкой империи, чья агрессия стала серьезной угрозой для Европы в XVI–XVII столетиях. Ученые, писатели, да и политические лидеры эпохи итальянского Возрождения обратились к византийским источникам, когда им потребовались сведения о турках — опасных и могущественных врагов христианского мира. Они же позднее обратились к византийским историкам и писателям в поисках своих исторических и культурных корней в эпохе классической древности. Хотя источником античных памятников литературы для европейских ученых был также и исламский мир, именно коллекции византийских книг и рукописей, попавшие разными путями в Европу, прежде всего повлияли на развитие наук о классической древности в целом. К этому следует добавить, что это классическое наследие было проанализировано, переработано и оказало большое косвенное влияние на политические и моральные программы великих имперских держав, прежде всего Великобритании в XVIII–XIX столетиях. Это византийское наследие и сегодня продолжает играть большую роль.

Несмотря на это продолжает существовать ярлык «византизм» для обозначения политического интриганства, махинаций, продажности и т. д. Причина этому коренится не только в определенных представлениях эпохи Просвещения, но и в культурных и этнических предрассудках крестоносцев, считавших византийцев богатыми, хитрыми, коварными и изнеженными (зеркальным отражением этих представлений были предрассудки самих византийцев относительно Запада). В этой книге нам, надеюсь, удалось показать, что ни романтизм, ни карикатуры не служат пониманию средневекового общества и культуры. Вместо этого необходим тщательный анализ истории как Византии, так и тех регионов, которые некогда входили в состав этой империи, прежде всего Балкан и Греции.

Представление о византийском обществе и культуре, как о чем-то статичном, во многом происходило от популярной историографии и, как показали недавние исследования было ошибочным. Такому взгляду способствовала сама византийская имперская концепция незыблемого, установленного свыше государственного порядка, альтернативой которому могут быть лишь варварство или хаос. Но за этим фасадом статичности существовало живое, развивающееся общество, многие грани которого интересовали и продолжают интересовать нас. Жизнь крестьян и купцов, чиновников и аристократов, священников, монахов и воинов запечатлелась в многочисленных византийских литературных и археологических памятниках, от древних крепостей до керамических изделий. По этим многочисленным данным мы можем, пусть далеко не полным образом, восстановить для себя мир живой и сложной византийской культуры, мир, который для нас, помимо прочего, является ценнейшим связующим звеном с историей поздней Римской империи. Византию лучше всего рассматривать на ее собственной основе, а не как предшественницу какой-то культуры и наследницу Римской империи. Только целостный анализ этого общества, ее эффективного государственного аппарата, ее армии, ее сложной и динамичной идеологической системы может служить правильному пониманию его сущности и влияния на жизнь будущих поколений и на то физическое пространство, которое некогда занимала эта империя. Эту небольшую книгу я рассматриваю как введение в многостороннее социально-культурное исследование этого феномена. Я предложил лишь очерк по истории ряда его аспектов. При этом я попытался дать представление о развитии Византии, о природных и антропогенных факторах, определявших это развитие, о том, как работали различные государственные и культурные механизмы этого средневекового общества. Мне хотелось бы надеяться, что мне удалось пробудить у читателей интерес к дальнейшему изучению этой темы.

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ

Август Старший из императоров-соправителей или в группе правителей (например, в тетрархии) или внутри одной семьи.

Автократор Самодержец, греческий эквивалент латинского imperator, особенно использовавшийся после VII столетия, чтобы подчеркнуть личный и освященный Богом характер правления императора.

Аннона Военный рацион, собранный с помощью натурального налогообложения.

Апотека Государственный склад используемый для различных товаров и материалов; в VII–VIII вв. склад и приписанный к нему район, находящийся под управлением коммеркария.

Арианство Христианская ересь, усматривавшая в Христе лишь человеческую сущность, осуждена на Никейском соборе в 325 г.

Архонты Обладатели имперских титулов или должностей; члены доминировавшей в городах провинциальной землевладельческой элиты.

Базилевс Официальный титул византийского императоре после VII столетия.

Варанги Наемное войско, впервые набранное при императора Василии II и состоявшее из скандинавских наемников.

«Великолепный » (Magnifiais) Высокий сенаторский сан, введенный Юстинианом.

«Высокородный » (Spectabilis) Второй сенаторский ранг

Гасмулы В поздней империи первоначально люди смешанного греко-латинского происхождения, использовавшиеся в качестьве наемников.

Гексаграм Серебряная монета, введенная в употребление Ираклием, дословно «шесть грамм», номисму составляли двенадцать таких монет. Широко использовалась Ираклием и Константом II, однако в начале VIII столетия ее выпуск постепенно сошел на нет.

Геникон (секретон ) Общее казначейство и основной налоговый департамент правительства после VII в.

Демы Организации болельщиков в гонках колесниц, иногда выступавшие в качестве средоточия политического или религиозного протеста.

Деспот Высокий имперский чин в поздневизантийский период, обыкновенно сохранявшийся за членами правящей династии, или правитель полунезависимой имперской территории.

Динатос Буквально «могущественный человек», т. е личность, занимающая важный пост в военной или гражданской администрации.

Диокет Начиная с VII в. фискальный чиновник, ответственный за взымание земельного налога обыкновенно в одном диоцезе.

Диоцез Лат. dioecesa, греч. dioikesis, административная единица, состоящая из нескольких провинций; начиная с IV в. епископальная административная единица церкви.

Донатизм Ригористическая христианская секта, существовавшая в основном в Северной Африке, не признававшая совершение таинств теми, кто был скомопрометирован сотрудничеством с дохристианской имперской администрацией. Несколько раз осуждавшаяся начиная с IV в., она просуществовала до VII столетия.

Дромос Греческий термин для cursus publiais.

Дукс, дука В позднеримский период командир военного отряда; командир отряда лимитанеев, то есть гарнизона; в средне- и поздневизантийский периоды титул doux соответствовал высокому военному рангу.

Евнух Кастрат, имевший возможность занимать едва ли не любые посты в имперской системе; некоторые должности, по крайней мере в теории, замещались только евнухами или наоборот. Предпочтение евнухам часто оказывалось потому, что закон лишал их права находиться на императорской службе и они всецело зависели от императоров.

Иконоборгество Отказ от поклонения иконам, рассматривавшихся как форма идолопоклонства. Осуждено в качестве ереси на Никейском соборе в 787 г., повторно — в 843 г.

Иперпер Крупная золотая монета, введенная реформой Алексея I Комнина.

Исихазм Поздневизантийское мистическое движение, особенно популярное в монашеских кругах.

Капитацио-югацио Формула, связывающая землю с рабочей силой при расчете налогообложения в IV–VII вв.

Капникон Налог на «очаги» или дворы, введенный, вероятно, в конце VII или в VIII в.

Кастрон «Крепость», однако начиная с VII столетия слово это также использовалось в значении «город».

Кастрофилакс «Комендант замка», правитель крепости.

Катепан Армейский офицер, командующий независимым отрядом и/или районом (VIII–XII); после XIII в. — наместник фемы (провинции).

Кесарь В рамках тетрархии подчиненный Августу правитель; впоследствии младший из императоров, а с VII столетия высочайший придворный чин, обыкновенно принадлежавший сыновьям императора, но иногда представлявшийся и другим лицам.

Кефал Провинциальный военный и гражданский губернатор, командующий катепаникионом, военно-административным районом в XIV–XV вв.

Клариссимус Нижняя степень сенаторского ранга.

Клисура Небольшой передовой отряд; примыкающий к границе район (особенно в конце VIII–X вв.).

Книга Эпарха Сборник законов, изданный правителем Константинополя в конце IX — начале X в.

Кодекс Юстиниана Кодекс Римского права, созданный в начале правления Юстиниана I, послуживший основой для всего дальнейшего византийского законодательства.

Колон Крестьянин-арендатор; некоторые из колонов были прикреплены к обрабатывавшейся ими земле, другие обладали свободой передвижения.

Комитаты Солдаты, подразделения полевых армий, находившиеся под командованием магистра милитум в IV–VII столетиях (также лимитанеи).

Коммеркиарии Налоговые чиновники, ответственные за находящуюся под государственным контролем торговлю и сбор налогов с нее. В VII и VIII вв. роль их в фискальной системе и снабжении армии существенно расширилась; начиная с середины VIII в. свелась к чисто коммерческим функциям.

Курия/куриалы Городской совет и советники; управляющий городом орган.

Курсус публикус Общественная система почты и транспорта.

Лимитанеи Провинциальные гарнизоны в позднеримский период.

Логариаст Старший налоговый чиновник; должность, введенная в соответствии с реформой Алексея I.

Логофет Налоговый чиновник, буквально «счетчик»; начиная с VII в. все основные налоговые службы были подчинены логофетам, часто весьма высокопоставленным людям.

Логофет стад Чиновник, ведавший императорскими племенными фермами в провинциях Азии и Фригии, наследовавший прежнему praepositus gregum.

Магистер милитум Командир крупного воинского отряда, примерно с 660 г. замещенный стратегом.

Магистер оффициорум Буквально — «начальник служб»; ведущий гражданский министр и близкий сотрудник императоров в позднеромейский период.

Метохион Подчиненный или дочерний монастырь, находящийся под управлением более крупного или влиятельного.

Милиарисий , лат. milliarensis. Серебряная монета стоимостью в одну двенадцатую долю солида/номисмы. Первоначально чеканились из расчета 72 штуки на фунт, с VII по XI в. основная серебряная монета, чеканившаяся при различном весе — от 144 до 108 штук на фунт, в особенности серебряная монета после реформы Льва III. Выпуск прекращен при Алексее I, однако термин остался в употреблении как счетная денежная единица.

Монофелитство Вторая попытка компромисса, предложенная патриархом Сергием и поддержанная императором Ираклием, согласно которой ключевым становится вопрос о единой божественной воле, в которую погружены природа и энергии. Введено во время правления Константа II, но осуждено и отвергнуто собором в 681 г.

Монофизитство Учение о «единой природе»: христианская ересь, отвергавшая две природы в Христе — человеческую и божественную, в предположении о том, что божественная природа вытеснила человеческую после воплощения. Осуждено как ересь на Халкедонском соборе в 451 г., однако сохранилось в качестве основной веры в крупных регионах Сирии и Египта, а также в современных сирийской и коптской церквах.

Моноэнергизм Предложенная патриархом Сергием компромиссная формула, согласно которой вопрос о двух природах становится второстепенным, поскольку обе они были соединены в единой божественной энергии. Уже через несколько лет отвергнута всеми конфликтующими сторонами, и осуждена в качестве еретической на Шестом вселенском соборе в 681 г.

Несторианство Возникшая в V в. христианская ересь, согласно которой божественная и человеческая природы в Христе рассматривались не как соединенные в одной личности, но как действовавшие совместно. Несториан обвиняли в проповеди наличия двух личностей в Христе, Божественной и человеческой, а также двух сыновей, человека и Бога. Осужденные в 431 г. Эфесским собором несториане покинули пределы империи и в 486 г. создали собственную церковь в Персии. Несторианство прочно закрепилось в Персии и распространилось на северную Индию и Центральную Азию вплоть до Китая. Оно существует и поныне как Ассирийская церковь Востока.

Номисма , лат. solidus. Золотая монета, выпущенная при Константине I, остававшаяся основой византийской системы драгоценной чеканки до латинского завоевания в 1204 г. При весе 4,5 грамма она считалась составляющей 24 кератий, счетных единиц (карат); долями ее являлись 12 серебряных гексаграм или милиарисиев и 288 медных фоллисов. Обесценивавшаяся с середины XI столетия, была реформирована императором Алексеем I и впоследствии известна под названием номисма гиперпирон или просто гиперпирон.

Омойусиос «Подобный», то есть из подобной, но не той же материи. Ключевой термин в христологических спорах вплоть до конца VII столетия.

Омоусиос «Подобносущный», то есть из той же материи, другой основной термин в христологических дебатах IV–VII вв.

Павликиане Дуалистическая секта, существовавшая в VII–IX вв. В середине IX в. заняли большую часть восточной Анатолии и сражались с империей, пользуясь поддержкой халифата. Были разгромлены Василием I.

Паройкос Крестьянин-арендатор на частной или государственной земле, выплачивающий ренту и налог одновременно. Византийский эквивалент колона.

Полис См. цивитас.

Практикой Документ, составленный налоговыми чиновниками, перечисляющими выплаты с арендаторов поместья или поместий.

Префектура Крупнейшая административная единица империи со времен Константина I, находившаяся под управлением префекта претория (первоначально командир преторианской гвардии). Каждая префектура была разделена на диоцезы и далее на провинции, а также располагала собственной административной и судебной структурой.

Прокатемен Правитель города или крепости в Комненовский период.

Пронойя Предоставление средств, полученных от сбора налогов обыкновенно солдату за военную службу. Впервые появилась на ограниченной основе в XII в.; включала пожизненные и наследуемые права.

Просаленции Гребцы на императорских кораблях, похоже, получавшие за службу земли в определенных прибрежных и островных регионах.

Протонотарий Главный налоговый чиновник фемы начиная с 820 г. до середины XI столетия.

Сакелларий Старший налоговый чиновник, после VII столетия контролировавший другие налоговые учреждения. Перовоначально ведал лисной казной или «кошельком» (sacellum) императора.

Священая казна (Sacred largesses) Правительственный налоговый департамент, первоначально принадлежавший императорскому дому, ответственный за изготовление слитков и монет вплоть до VII в.

«Сиятельный » (Ilhistris) Высочайший сенаторский ранг до середины VI в.

«Славный » (Gloriosus), греч. endoxos. Высокий сенаторский титул, введенный Юстинианом I.

Стратейя (1) Любая государственная служба; (2) служба в армии; (3) обязанность содержать солдата/собственность, чей арендатор/владелец подпадал под такое обязательство.

Стратиг Военачальник; в византийское время обыкновенно правитель военного округа или фемы и командир солдат округа.

Стратиот Солдат; с X в. владелец «военной» земли, обязанный содержать солдата.

Стратиотикон логофетион Налоговое управление с VII в., ведавшее призывом, списками и военной оплатой.

Схола От правления Константина I до конца V в. ударное кавалерийское подразделение; с конца V в. парадная часть. Были реформированы и вновь сделались элитными частями при Константине V, составляя до конца XI в. ядро имперских полевых войск

Тагма (1) Элитная полевая часть, набранная при Константине V; тагмы составляли ядро имперских полевых войск до XI в.; (2) любое постоянное наемное войско — в особенности когда речь идет об иностранных наемниках в X–XII вв.

Теотокос (Theotokos) Дословно «Носящая Бога», эпитет, прилагаемый к Деве Марии.

Территория , лат. territorium. Район, связанный с городом и управлявшийся из него.

Тетрархия , лат. «правление четверых». Система, изобретенная Диоклетианом для улучшения административного и военного управления империей. Распалась в период с 305 по 320 г.

Типикон Документ, устанавливающий правила монастырской жизни.

Федераты С конца IV в. варварские войска, нанимавшиеся согласно договору, разрешавшему им вместе с семьями осесть на имперских землях, среди местного населения и землевладельцев. В VI в. термин стал относиться к отрядам наемников не римского происхождения (впрочем, участие римлян не возбранялось), а в VII в. весь корпус был перемещен в Малую Азию, вероятно в Ликаонию, где они составили подразделение или турму анатолийской фемы. Термин исчезает после начала XII столетия.

Фелематарии («добровольцы») Солдаты, служившие в районе Константинополя за сделанные императорами земельные пожалования.

Фема Начиная с середины VII в. (1) район, в котором были расквартированы солдаты и в котором их набирали; (2) административная единица; (3) войско, стоявшее в таком регионе.

Фоллис Медная монета стоимостью в 40 нуммиев: 288 фоллисов составляли золотой солид или номисму.

Хорион Деревня; в техническом смысле фискальная единица.

Цаконы (или лаконцы) Жители южного Пелопоннеса, служившие легковоооруженными воинами.

Цивитас , греч. polis. Город, понимаемый как самоуправляющая единица, обладающая собственной территорией и самоуправлением; основная фискальная единица до VII столетия.

Частный фиск (Res privata) Имперская сокровищница, возникшая из личной казны императора. В VII столетии преобразована в департамент императорских поместий.

Эклога Выдержки из римского права, истолкованные в духе времени и сведенные в справочник по римскому законодательству во время правления императора Льва III (717–741). Основной свод законов Византии до правления императора Василия I (867–886).

Экскубиторы Небольшой наемный отряд дворцовых телохранителей, рекрутированных из горцев-исавров при императоре Льве I. В VII в. сделались показательным отрядом, однако подразделение было возрождено в качестве крупного активного элитного полка в 760-х гг. Константином V под названием exkoubita. Окончательно исчезает в конце XI в.

Эмфитевтигеская аренда . Аренда, при которой арендатор платил фиксированный налог (натурой или деньгами), причем условия ее были преходящими и нередко переходили по наследству.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!