Сцена 4. Танковый сюрприз под Камбрэ 2 страница



Утрата взаимодействия между пехотой и танками явился также основной причиной потерь, которые понесли танки, когда они перевалили гребень и попали под прямой огонь нескольких германских батарей. Если бы пехота сопровождала танки, она могла бы обстрелять орудийные расчеты. Здесь случился знаменитый эпизод, когда, как рассказывали, один-единственный германский артиллерийский офицер «собственноручно подбил 16 танков». Рассказ этот надо отнести к разряду исторических легенд, так как на этом месте, когда атака продвинулась дальше вперед, было найдено лишь пять подбитых танков — а один из офицеров разведывательного отдела, исследовавший местность, нашел следы, ясно указывавшие, что здесь стояли на позиции три батареи, которые и могли обстрелять танки. Да, возможно, что все орудия, за исключением одного, и вся прислуга, за исключением одного офицера, были, согласно этому рассказу, выведены из строя — но следует помнить, что впечатления в пылу боя зачастую вообще весьма обманчивы.

Все же геройский поступок германского офицера имеет ту смешную сторону, что о нем раструбила по всему свету именно британская главная квартира. Удивительно, что в официальных донесениях британцев не удостоились упоминания другие подвиги неприятеля, совершенные его пехотой или конницей.

Эффект этого эпизода на поле боя также был раздут. Справа 12-я, 20-я и 6-я дивизии быстро овладели поставленными им целями, хотя 12-й дивизии пришлось ожесточенно сражаться в лесу Лато. 20-я дивизия захватила и выдвинулась за Мазниер и Маркоинг, обеспечив этим переправы через канал в обоих этих местечках, причем в последнем случае в целости и сохранности остался даже мост. Слева 51-я и 62-я дивизии блестяще наступали, пройдя к вечеру до Анне (в 2 милях за Флескиером). Таким образом германцы, еще сопротивлявшиеся в Флескиере, оказались отрезанным островком, охваченным с флангов волнами наступавших, которые, минуя Флескиер, докатились до Маркоинга, Анне и даже до опушки леса Бурлон.

Прорыв достиг глубины в 5 миль, что возмещало месяцы тяжелой борьбы и огромных потерь на Сомме и в Третьем сражении под Ипром. Уделом британских войск мог быть решающий успех. Три основные полосы оборонительных сооружений противника были пройдены. Впереди была лишь одна полузаконченная полоса обороны, затем — открытая местность. Но дивизии, совершившие атаку, а также экипажи танков были измотаны и выбились из сил, а для развития успеха две кавалерийские дивизии, за исключением одного эскадрона канадцев (Форт-Гарри-Хорс), ничего не могли сделать.

Германское официальное исследование подчеркивает тот факт, что огромный промежуток между Мазниером и Кревекером остался открытым и «в течение многих часов полностью не занятым». По их мнению, «это стало большой удачей, поскольку никакие подкрепления не могли бы достигнуть этого участка до вечера». Для немцев также стало удачей и то, что как раз к моменту атаки сюда прибыла дивизия, переброшенная из России; к полудню 20-го часть ее сил как раз оказалась в состоянии прикрыть подступы к Камбрэ. Кроме того, немецкое командование с присущей ему быстротой организовало переброску сюда пяти резервных дивизий с других участков фронта, еще шесть были подготовлены к переброске. Это была гонка со временем; к радости обеспокоенных немцев, их противники оказались удивительно медлительны. «Британцы не сумели использовать полдень и вечер; они могли бы по крайней мере окружить немецкие силы, охваченные у Флескиера. Но оборона… судя по всему, лишила 51-ю дивизию всей инициативы». Что касается действий британской кавалерии, то отмечается, что они оказались запоздалыми и были легко остановлены продольным огнем.

21 ноября локальные резервы вновь несколько продвинулись вперед. В первые предрассветные часы из Флескиера отошли немногие уцелевшие защитники. С рассветом 51-я и 62-я дивизии начали энергичный натиск, очистив весь участок, на котором германцы упорно сопротивлялись в первый день атаки. Прилив британского наступления достиг Фонтен-Нотр-Дам, продвинув его границу по сравнению с результатами 20 ноября еще на 1,5 мили вперед. Однако на правом фланге войскам удалось продвинуться лишь ненамного: сюда как раз вовремя прибыла свежая немецкая дивизия, закрывшая прорыв и занявшая тыловую полосу оборонительной позиции.

Срок в 48 часов, поставленный Хейгом для этой операции, истек. Учитывая все невыгоды новой позиции британцев, связанные с угрозой, которую представляла собой оставшаяся в руках противника высота Бурлон, а также надеясь, что противник отступит, и желая в то же время ослабить натиск германцев в Италии, Хейг решил продолжать наступление. С некоторым опозданием, если не сказать больше, он предоставил в распоряжение 3-й армии несколько свежих дивизий. Но Танковый корпус — основа быстрого успеха, ставшего, по-видимому, не меньшей неожиданностью для британцев, чем для германского командования, был совсем измотан: люди устали, а машины требовали ремонта, так как корпус целиком участвовал в первом дне атаки.

Новые атаки теперь в большинстве случаев стали оканчиваться неудачами: противник был готов к их отражению. 22 ноября германцы вернули себе Фонтен-Нотр-Дам; 23 ноября 40-я дивизия, поддержанная танками, овладела лесом Бурлон, но попытки захватить деревни Бурлон и Фонтен-Нотр-Дам не увенчались успехом. Последовала ожесточенная и затяжная борьба с переменным успехом — обе деревни то захватывались, то вновь терялись. А между тем германцы быстро, инициативно и с огромным искусством готовили смертельный контрудар.

К несчастью, высшее командование, за небольшими исключениями, видимо, было склонно не верить многочисленным предупреждениям о надвигавшейся грозе. Оно даже с особым удовольствием потешалось над страхами тех, кто видел, как собираются тучи. Излишнее самомнение главного командования отчасти было вызвано легким успехом 20 ноября, а отчасти — убеждением, что наступление у Пашендаля поглотило все резервы противника. Действительно, эффект Пашендаля все время переоценивался.

По контрасту, генерал Сноу, командовавший VII корпусом, находившимся на южном фланге клина наступления, вбитого в оборону немцев, уже за неделю угадал направление и день готовившегося германцами контрудара. Подчиненные ему командиры, в частности командир 55-й дивизии (Юдвайн), примыкавшей флангом к III корпусу, донес о множестве фактов, подтверждавших это предположение: германская артиллерия пристреливалась к таким точкам, которые раньше вовсе не обстреливались. Германская авиация летала над окопами в большом количестве, британские же разведывательные самолеты вовсе не допускались на некоторые участки, где противник мог скрыто сосредоточивать свои силы.

Вечером 29 ноября 55-я дивизия настолько убедилась в неминуемой угрозе, что Юдвайн просил своего соседа — III корпус — в качестве контрмеры обстрелять в предрассветные часы тяжелой артиллерией овраг Банте, но просьба его выполнена не была. Сосредоточение живой силы врага стало полной противоположностью танкам, другим сюрпризом, сходным по принципам, но иным по методу проведения его в жизнь.

Отказавшись от долгой артиллерийской подготовки, германцы коротким ураганным огнем с химическими и дымовыми снарядами проложили дорогу своей пехоте, умело просачивавшейся вперед. Это стало провозвестием германских наступательных методов весны 1918 года — в то время как атака британцев была провозвестием методов наступления союзников летом и осенью 1918 года.

Вынырнув из укрытых исходных позиций — оврагов Банте и «Оврага 22-х» — в тот самый момент, когда должен был начаться так и не открытый заградительный огонь британской тяжелой артиллерии, германская пехота просочилась сквозь слабые точки в позиции британцев, а затем разлилась широким потоком, затопив деревни Гоннелье и Виллер-Гюислен, сметая в своем стремительном движении к Гузокуру артиллерийские позиции и штабы. Войскам грозило бедствие, ужасное по своим последствиям, но к счастью, им удалось сломить атаки противника на севере участка у леса Бурлон, а опасность была несколько уменьшена блестящим контрударом Гвардейской дивизии, вернувшей Гузокур, и последующими усилиями 2-й танковой бригады.

Некоторое время даже казалось, что представилась возможность вернуть потерянное и тяжело поразить германцев, расстроившихся и еще не приведших себя в порядок после одержанного британцами успеха. Но командующий армией, отклонив просьбу Сноу об организации удара конницей во фланг, направил ее в лоб германцам. Таким образом германцы смогли укрепить захваченное и даже возобновить атаки британских позиций. В последующие дни не прекращавшиеся успехи германцев, особенно в направлении на Виллер-Плюлып, и отсутствие у британцев резервов поставили британские позиции на участке Мазниер — Бурлон в столь тяжелое положение, что пришлось эвакуировать большую часть местности, захваченной 21 ноября.

До сих пор еще не рассеяна тень, наброшенная на войска и подчиненных командиров старшими начальниками, стремившимися обелить себя. Официальное расследование отнесло всю вину на счет войск на позициях, сочтя, что именно из-за их небрежности немецкий контрудар явился столь неожиданным, и утверждая, вопреки фактам, что войска вовремя не забили тревогу, не подали сигнала «SOS». Даже Бинг заявил: «Я приписываю местный успех противника одной и только одной причине — недостаточной подготовке наших младших офицеров, унтер-офицеров и солдат».

Хейг, которого держали в неведении относительно поступавших от войск тревожных предостережений, все же оказался исключением из общего правила. Посылая в Англию донесение о случившемся, он великодушно взял свою вину на себя, что не помешало ему одновременно отстранить от должности и отослать в Англию нескольких генералов.

Долг историка, основываясь на сохранившихся в архивах донесениях, сообщить, что многие младшие командиры остро чувствовали надвигавшуюся опасность и предупреждали о ней своих начальников. Что же касается оказанного войсками сопротивления, то в этом случае было сделано больше, чем кто-либо вправе был ожидать и требовать от войск, непрестанно сражавшихся с 20 ноября — дня первой атаки.

Для военной истории уроки Камбрэ безусловно заключаются в том, что здесь желанное возрождение внезапности было сорвано нарушением не менее важного принципа военного искусства — экономии сил, при оценке как необходимых средств для достижения определенной цели, так и способностей и предела человеческой выносливости.

 

Сцена 5. Капоретто

 

В холодное, сырое и хмурое осеннее утро среди покрытых туманом вершин Юлийских Альп раздался грохот, и прежде чем последние отголоски его окончательно замерли, союзники и здесь потерпели серьезное поражение.

Первые слухи о бедствии — кстати сказать, совершенно не преувеличивавшие действительности, — как гром поразили союзников. Хотя неожиданными они не должны были быть для всех союзных лидеров операции, развивавшиеся ими в 1917 году на всех театрах войны, должны были приучить их к поражениям.

Год этот начался ожиданием верного успеха, который сулило широкое наступление. Оно должно было привести к полному разгрому Центральных держав. Хотя мираж быстрой победы постепенно померк перед очевидностью стойкого сопротивления врага и тяжестью понесенных потерь, все же общество было совершенно не подготовлено к резкой перемене ролей — переходу от наступления к обороне.

Меньше всего этого ожидали в Италии. Были бесспорные основания беспокоиться за Россию, но итальянцы вели атаки весь август и сентябрь, а по телеграммам создавалось впечатление, что бои развиваются явно в их пользу. На этот раз сведения о достижениях даже были верны, хотя обычно в военных донесениях преувеличений больше, чем достоверных фактов.

Хотя выигрыш местности и был незначителен, но моральный и материальный эффект атак итальянцев и уже истомленных войной австрийцев был весьма велик. Как писал Людендорф:

 

«Ответственные военные и политические деятели Австро-Венгрии убеждены, что ей не удастся вынести продолжение боя и 12-ю атаку на Изонцо».

 

И далее:

 

«В середине сентября необходимо было ради предупреждения паралича Австро-Венгрии решиться на наступление в Италии».

 

Необходимость эта была столь неотложна, что Людендорфу пришлось отказаться от проводимой им подготовки к наступлению в Молдавии, которое, как он намечал, должно было нанести coup de grace России, сопротивление которой постепенно слабело. Но откуда и где он смог найти достаточное количество войск, чтобы превратить трещавшую оборону австрийцев в мощное наступление?

 

 

Натиск британцев у Пашендаля и сама протяженность германских фронтов во Франции и России поглощали все ресурсы Людендорфа. Все, что ему удалось выделить, заключалось в небольшом общем резерве в 6 дивизий, которыми он только что воспользовался, чтобы отразить наступление Керенского, сломить последние затухающие усилия России и провести удар, которым была захвачена Рига.

Однако советник Людендорфа при стратегической разработке операций майор Ветцель придерживался мнения, что даже использования этих слабых сил в должном месте, где фронт противника не так стоек (на участке между Флитчем и Канале) будет достаточно, чтобы надломить, если не совсем ликвидировать угрозу дальнейших наступлений Италии.

Результаты показали, что он был прав. Эти результаты намного превзошли самые радужные ожидания. Местное наступление перешло в более честолюбивую по своим целям операцию, хотя средства и силы не увеличились по сравнению с тем, что первоначально намечалось в зародыше плана, который был 29 августа представлен германскому командованию офицером австрийского генерального штаба Вальдштеттеном.

Первоначальный план намечал прорыв у Тольмино, за которым должно было последовать свертывание фронта по реке Изонцо. Сражениям у Капоретто и при Камбрэ суждено было иметь любопытное сходство.

Людендорф послал генерала Крафта фон Дельмензингена со специальной задачей — разведать местность и донести о соответствии намеченного плана. Крафт руководил Альпийским корпусом во время кампании в Румынии и был большим специалистом в горной войне. Он обнаружил, что австрийцы сумели удержать в своих руках небольшое предмостное укрепление на западном берегу реки Изонцо у Тольмино, и это укрепление могло послужить хорошим исходным пунктом для предполагаемой атаки. Орудия подтягивались сюда большей частью вручную и ночью. Пехота подошла за семь ночных маршей, оставив обозы, а боеприпасы, снаряжение и продовольствие погрузив на людей или вьючных животных.

Сосредоточение 12 штурмовых дивизий и 300 батарей произошло незаметно для итальянцев. Частично это было обязано умелым мерам предосторожности, частично характеру местности, а отчасти и неудовлетворительной воздушной разведке противника.

Что же делалось у итальянцев? Главнокомандующий Кадорна, безусловно, был человеком, выделяющимся над общим уровнем, но, подобно некоторым другим великим полководцам, сила его интеллекта подрывалась отсутствием контакта с войсками и понимания их. Помимо этого у таких людей умственная оторванность зачастую усугубляется естественной изоляцией, в которой находится любой, кто занимает высокие военные посты. Учитывая сравнительную слабость сил противника, он верно рассчитал, что у него достаточно людей и орудий, чтобы успешно противостоять атаке. Но распределение этих людей на фронте не соответствовало обстановке и условиям действий в различных секторах. Войска, уже раньше сильно измотанные, долго задерживались на позициях, которые энергичнее всего атаковал неприятель. Сочетание ошибочного распределения войск с зорким глазом противника, безошибочно угадывавшего наиболее уязвимые места, привело вместе с другими факторами к такому успеху австро-германцев, который ни в коей мере не соответствовал введенным ими здесь в дело слабым силам и средствам.

Капелло, командовавший 2-й армией, недовольный оборонительными качествами позиции, на которой остановилось наступление итальянцев, захотел опередить атаку германцев ударом во фланг в северном направлении, с плато Байнзицца. Кадорна отклонил это предложение. К этому времени главнокомандующий не только отдавал себе отчет в малочисленности своих резервов, но и вообще, правда с некоторым опозданием, стал сомневаться в целесообразности придерживаться в дальнейшем наступательного образа действий. В этом он оказался по крайней мере умнее своего подчиненного, который по своему наступательному духу, по своим действиям как командир и как жертва германских новых наступательных методов, был своеобразным Гауфом итальянской армии.

Кадорна получал достаточно предостережений о намерениях противника от своих разведывательных органов и от дезертиров — чешских и трансильванских офицеров, — но он не был уверен в действительном направлении атаки противника, а потому не хотел преждевременно тратить свои резервы.

Как бы то ни было, но крайне любопытно, что, хотя разведывательные данные особо указывали на участок фронта в районе Капоретто, там на всем фронте протяжением в 15 миль оставалось только по два батальона на милю, между тем как несколько южнее на милю приходилось уже по восемь батальонов. Капелло резко отверг все просьбы своего левого фланга об усилении. Быть может, он не хотел выслушивать никаких доводов и проявил особую раздражительность, так как был болен, но тогда ему надо было лежать в госпитале. Взамен этого он с завидным упорством оставался в постели тут же в штабе и согласился передать бразды правления другому командующему лишь на следующий день после того рокового дня, когда фронт был уже прорван.

Приграничная итальянская область Венеции образовывала как бы язык, выдававшийся в Австрию. С юга к нему примыкало Адриатическое море, с востока и севера — Юлийские и Карнийские Альпы, за которыми находилось австрийское Трентино. 6 германских и 9 австрийских дивизий составили атакующую 14-ю германскую армию, во главе которой встал генерал Отто фон Белов; начальником штаба был Крафт — ум, питавший его. Эти войска должны были преодолеть горную преграду кончика «языка», а 2-я австрийская армия под начальством Бороевича должна была наступать вдоль полосы более ровной местности близ Адриатического побережья.

Трудности организации и развертывания атаки в горах были искусно преодолены. После продолжавшегося четыре часа обстрела химическими снарядами и одного часа общей бомбардировки войска двинулись вперед под моросившим мелким дождем и снегом. Во многих местах они быстро справились с сопротивлением пехоты, которая из-за повреждения телефонной связи местами поддерживалась своей артиллерией лишь с перерывами.

Но основным фактором успеха, как и в марте следующего года во Франции, стал туман. Именно он обеспечил внезапность — единственный и необходимый ключ, чтобы отомкнуть фронт противника и открыть дорогу наступлению. Хотя правый и левый фланги атаковавшей армии задерживались стойким сопротивлением тыловых позиций, центральная группа (4 дивизии), руководимая Штейном, совершила глубокий прорыв у Капоретто. Сквозь эту брешь уже вечером были двинуты резервы, и итальянцы не смогли больше держаться на всей оборонительной позиции. Этим была облегчена задача правого фланга (3,5 австрийских дивизии под начальством Краусса). Эти дивизии, почти не встречая никакой задержки, теперь тоже пошли вперед, спустившись вниз к кратчайшему пути в обход речной преграды, которую представляла собой река Тальяменто.

Это охватывающее наступление свело на нет усилия Кадорны закрыть прорыв, которые не могли также увенчаться успехом из-за трудностей, связанных с продвижением резервов по узким горным дорогам, уже забитым отступавшими деморализованными войсками. Это убедило Кадорну в необходимости дать приказ об общем отступлении к Тальяменто (как это раньше предлагал Капелл о). После двух критических дней 30 и 31 октября отступление это благополучно закончилось.


Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 180; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!