Споры о языке и глобальное потепление



Как-то раз я участвовала в телевизионной дискуссии о русском языке. По одну сторону баррикады со мной были поэт и эссеист Лев Рубинштейн и Алексей Шмелев, мой коллега.

Мы пели свою либеральную песню, что язык, мол, живой организм, что он правдив и свободен, что государство не должно особенно руководить языком.

Мол, лучше бы побольше словарей издавать и передач про русский язык делать, а не требовать санкций за использование заимствованных или просторечных слов. Язык, мол, стихия, океан, и не так-то просто нам, грешным, что-то ему навязать. И все будет хорошо.

Оппоненты же наши пели, естественно, свою державную песню: язык портится, мировой заговор, кругом враги, покушаются на духовность русского народа путем лингвистической диверсии, а вы вообще Пушкина не любите.

Но неожиданно к атаке на нас присоединился находившийся в зале Александр Моисеевич Городницкий: как это – язык не гибнет, ведь ужас что творится, надо спасать, надо остановить порчу языка, а про океан вы мне вообще не говорите, это я тут океанолог. Ну что ж, океанолог так океанолог.

А через пару дней включаю я телевизор, а там сидит тот же самый Александр Моисеевич и отвечает на вопрос о глобальном потеплении. Ему говорят: ужас, ужас, надо что-то делать, ведь это мы устроили глобальное потепление, надо срочно его остановить! А он отвечает: да нет, тут стихия, существует естественное колебание температур. Сейчас средняя температура действительно повысились. Через какое-то время понизится, и человеку просто не под силу тут особенно напортить.

Людям, говорит, нравится, когда их пугают, но я пугать не буду – никакой климатической катастрофы нет. И все будет хорошо.

Я была поражена сходством его аргументации и общей тональности рассуждений о климате, об океане с тем, что мы говорили про язык и против чего сам Городницкий тогда так активно возражал. Я подумала, что эта разница во взгляде, в оптике, в общем-то, понятна. Когда всю жизнь занимаешься какой-то наукой, постепенно начинаешь ощущать мощь изучаемой стихии, ее дыхание, энергию ее саморазвития, на фоне которой так ничтожны все наши глупости и мелкие злодейства. И думаю, что вопрос о том, почему пали редуцированные, по своему экзистенциальному накалу не уступает вопросу о том, почему происходит потепление.

То есть, может быть, кто-то и умеет это объяснять. Или думает, что умеет… Вот взяли редуцированные гласные и пали. Да так аккуратненько, в соответствии с определенными закономерностями. И попробовал бы кто-нибудь запретить это падение декретом, спасти язык от этой страшной порчи!

Вообще-то я как раз люблю объяснять: ну там, почему такое-то слово прижилось, а такое-то изменило свое значение. Но иногда заметишь в языке какое-нибудь пустяковое новое явление – и стоишь, прямо как Эдип пред сфинксом с древнею загадкой. Вот, например.

В последние годы я наблюдаю, что все чаще вместо союза что стали говорить то что. Сначала замелькали фразы типа Я думаю то, что… или Я считаю то, что… – вместо Я думаю, что, Я считаю, что. Это еще ладно. Да тут даже и закономерность можно увидеть. Во многих типах русских сложноподчиненных предложений возможно или даже обязательно наличие такого указательного слова в главной части. И пожалуй, есть некоторая тенденции к активизации таких слов. Пушкин писал: Блажен, кто смолоду был молод – сейчас скорее сказали бы Блажен тот, кто смолоду был молод. Как, например, у Окуджавы: Счастлив тот, чей путь недолог…

Но дальше – больше. Стали говорить: Я сомневаюсь в том, то что…, Я возмущена тем, то что…, Мы поссорились из-за того, то что … Возможно, вы мне даже и не верите. Честное слово, вы просто внимания не обращали, а я это слышу постоянно. С чего вдруг стал плох старый добрый союз что, зачем понадобилось это наращение? Поди пойми. А вы говорите, глобальное потепление.

Современный шибболет

Раньше говорили «суши», но «Мицубиси». Теперь же модные люди говорят «суси», но «Мицубиши». Почему? Чистый шибболет – знак принадлежности к определенному кругу. По произношению слова шибболет жители галаадские, во время войны с ефремлянами, узнавали ефремлян при переправе их через Иордан и убивали их. Ефремляне произносили это слово как «сибболет» – это была особенность их диалекта (Суд., XII, 6).

А вот недавно я прочитала в книжке Оксаны Робски:

– Танцевать он тоже в галстуке ходил? – поинтересовалась я, бросая Терминатору поджаренный хлеб.

– На галстуке, – поправила Рита, делая ударение на предлог «на». – На костюме, на галстуке. Это так все продвинутые говорят.

– На галстуке? – Я как будто попробовала выражение на вкус. – Прикольно.

Я тоже попробовала выражение на язык и почувствовала, что оно мне совершенно неведомо. Знакомые тоже пожимали плечами и говорили, что это, наверно, что-то одесское.

Но мой сын подтвердил – конечно, говорят: на моде, гонять на пальто и даже на моднявом пальто «Lacoste», весь на кажуале. Говорит, слышал даже на лысом черепе.

Вообще-то предлог на, как, например, приставка про- (всякие там пролечить, проплатить), в последнее время замелькал довольно активно: на тюрьме (как на зоне), на вагоне (Кипяток попросите на соседнем вагоне – недавно в поезде услышала), на районе (даже в какой-то рекламе было: У нас на районе никто не зажигает). А мое любимое выражение с предлогом на – на позитиве: Я пришел такой весь на позитиве. Раньше говорили на нервах, на голубом глазу, а теперь еще и на лавэ (то есть, при деньгах). Так что насчет на пальто – в отличие от Станиславского, верю, верю.

Я стала искать в Интернете. И правда, говорят так. Вот в каком-то блоге обсуждают фотографию приятеля: смотри, мол, какой нарядный, на костюме (далее непечатно). Или вот по поводу дресс-кода: обязательно ли в этой фирме ходить на костюме, на галстуке? Попутно выяснила, что выражение на галстуке есть еще в жаргоне автомобилистов: в смысле машина заглохла, пришлось ехать на галстуке. Ладно, будем знать.

Но в самый большой восторг меня привел пост, в котором человек ужасно раздраженно говорит о тетке-соседке, которая гоняет на пальто в барбариску. А ведь сколько кепок получилось бы!

Очень трогательно: сколько бы вышло портянок для ребят. Я-то, к собственной гордости, сразу догадалась, что значит гоняет на пальто в барбариску и чем это плохо. Ну, гоняет на пальто это, как мы понимаем, ходит в пальто, а барбариска – это характерная бежево-красно-черная клетка бренда «Burberry». Этот бренд, наряду с такими, как Stone Island, Henry LLoyd, Lacoste, Fred Perry и др., является культовым для футбольных фанатов, теперь уже и в России. Забавно, что английские футбольные хулиганы в свое время взяли на вооружение кажуальный стиль одежды для того, чтобы можно было быстро смешаться с толпой. А в современной России любой милиционер в день матча обратит особое внимание на клетчатую кепку, в особенности в сочетании с голубыми джинсами и белыми кроссовками. Все это я уже знала от сына – большого знатока футбольного хулиганизма и обладателя белых кроссовок и куртки Stone Island. Но фраза гоняет на пальто в барбариску мне понравилась своей загадочностью.

Я вспомнила, как в свое время в диалектологической экспедиции слышала от жителей одной деревни в архангельской области загадку: что такое Лонские исподки розные. Специально собрали в одной фразе свои, специфические слова.

Значила фраза: Прошлогодние рукавицы рваные. И вот я стала спрашивать знакомых: что значит гоняет на пальто в барбариску . Все, естественно, недоумевали. Своими успехами в изучении русского языка я похвасталась перед сыном. Да, говорит, сейчас есть такая тенденция: пальто из ткани расцветки Burberry носят совсем не по делу. Ну да, говорю, вместо того, чтобы нашить кепок для пацанов. Сын с презрением посмотрел на меня: Каких пацанов? – А кого же? – Парней, конечно!

Да, поняла я. Век живи – век учись. Трудный русский язык.

Надуманный предлог

Время от времени кажется, что сюжеты кончаются. А потом в окно выглянешь… Вот, к примеру, косметический салон под красивым названием «Лакрима». В общем, даже понятно: слово благозвучное и похоже на крем, да еще с французским артиклем. Только ведь значит оно по-латыни – слеза. Ну типа такой косметический салон: посетите его, и потом на вас без слез не взглянешь.

Именно в этой «Лакриме» предлагают те самые пакеты красоты, которые мне так понравились. Конечно, у слова пакет сейчас появилось такое значение, но все-таки ужасно смешно.

Почему-то, будто в пику Чехову с его максимой про то, что в человеке должно быть, мол, все прекрасно, как раз индустрия красоты часто обслуживается языком нарочито безобразным. Или в пику Пушкину – насчет совместимости красы ногтей и интеллектуальной полноценности.

Да что там пакеты красоты! В той же самой «Лакриме» предлагают (как раз в составе этих пакетов): программу по телу в капсуле «ALFISTA»; уход по телу в капсуле «ALFISTA»; уход по лицу «LACRIMA». Сначала я просто глазам своим не поверила. Уход по лицу звучит как поленом по лицу у Галича. Я поспрашивала людей: как они понимают выражения уход по телу и уход по лицу . Никак.

А я еще слышала: Ну ты прям по дизайну! Или вот такой диалог: – А я по кефирчику! – Что, по ЗОЖу прибивает? (кто не знает, ЗОЖ – это здоровый образ жизни).

В книжке «Русский язык конца XX столетия» приводится много примеров этого нового по: Концентрация вредных веществ, в частности, по угарному газу значительно превышает норму; долги России по газу; шаги по недопущению эскалации кровопролития; Брак по картинке связан с помехами на линии; договоренность по Карабаху; решение по Африке; заявление по боснийским сербам; инициатива по Чечне и т. д. Мне понравилась энергичная фраза Лужкова: Теперь по моркови и деловитая – из записей разговорной речи: Теперь давай по твоему пальто.

Собственно, еще в 1966 г. лингвист Н. Ю. Шведова (которая словарь Ожегова-Шведовой), отмечая наплыв конструкций с по, приписала им «общее значение касательства, направленности, позволяющее использовать их в самых разнообразных случаях выражения определительности, без каких-либо внутренних, идущих от самой конструкции ограничений».

Думаю что с уходом по лицу дело было так. Недавно еще говорили программа чего и уход за чем (было бы программа ухода за лицом). Потом стало программа по чему (по уходу). Так теперь часто говорят. Но продвинутые косметологи пошли дальше, сократив все это до программы по лицу или даже ухода по лицу.

Понятно-то понятно. И все же – сами-то читали, что написали? Ведь что представляет себе человек, читая: уход по телу в капсуле, уход по лицу? Кто-то садится в капсулу и стремительно уходит – прямо по телу. Или еще лучше: кто-то куда-то уходит, топая ножищами прямо по лицу. Жуть. Одно слово, lacrimae.

Непорядок слов

Лет десять назад я на одной конференции слушала доклад славистки из Австрии. Она говорила о том, что в последнее время в разных славянских языках стала распространяться необычная синтаксическая конструкция, в которой наименование фирмы или марки товара стоит перед названием самого товара. Она приводила такие примеры: Дурасел подарочные наборы, Астрид очищающее молочко. При этом специально отмечалось, что подобные сочетания найдены в разных славянских языках, но не в русском.

И вот прошло несколько лет, и в русский язык тоже пришли обозначения Комет гель, Прил бальзам, Ариэль гель, Экселланс крем и им подобные. В каталоге любимого мною магазина Икеа принят такой порядок слов: Ивар стеллаж, Бранэс корзина, Кристер стол для компьютера, Тэкка покрывало на диван. Можно встретить там даже такую фразу: «Шиар потолочный абажур подвешивается на Хемма шнур». Конечно, это звучит абсолютно не по-русски. По-русски марка товара ставится после его наименования. Нужно сказать «Мы пили чай с тортом „Птичье молоко“», а никак не «Мы пили чай с „Птичье молоко“ тортом». В каталоге магазина подобные сочетания встречаются сотни раз, а читают его десятки, если не сотни тысяч человек. Так что все эти Ларри складные стулья, возможно, постепенно станут привычными.

Впрочем, было бы слишком просто сказать, что такой-то порядок слов правилен или неправилен. Дело в том, что появление подобных конструкций отвечает тенденции, которая уже довольно давно действует в русском языке.

Еще в 1971 году была опубликована классическая статья замечательного лингвиста Михаила Викторовича Панова, которая называлась «Об аналитических прилагательных». В ней речь шла о том, что за последние полвека в русском литературном языке сложилась особая часть речи, причем сложилась она из единиц, совершенно разных по происхождению. Все эти единицы ведут себя как прилагательные. Тут и неизменяемые слова типа беж, люкс, коми (например, коми писатель), и первые части сложных слов типа суперприз, экс-президент, киносценарий, электроприборы и образований типа чудо-печка, и другие типы единиц. Вот сейчас в русском языке очень активно используется слово Интернет, причем не только как самостоятельное существительное. Мы говорим интернет-кафе, интернет-казино и так далее.

Такие сочетания представляют собой сложные слова и пишутся через дефис. Слово Интернет очень свободно присоединяется к другим словам, выступая в качестве такого несклоняемого прилагательного. Кстати сказать, я неоднократно обращала внимание, например, на сочетание Интернет образование, написанное в два слова, без дефиса. В других европейских языках, в особенности в английском, достаточно поставить существительное перед другим существительным, и оно превращается в прилагательное. Например, strawberry значит клубника, а strawberry juice – клубничный сок, если переводить буквально – «клубника сок».

Конечно, клубника сок по-русски не говорят. Пока еще не говорят. Влияние этой синтаксической конструкции на русский язык очень велико. Особенно оно заметно в рекламных текстах.

Тексты эти часто грешат буквальным переводом, не учитывающим особенностей русской грамматики. Может быть, вам уже случалось видеть телевизионную рекламу продуктов, обозначаемых как блеск шампунь и блеск ополаскиватель. Возможно, мы скоро услышим о цвет шампуне и объем ополаскивателе . А там и до клубника сока недалеко.

Syntaxisu.net

У Льва Лосева есть такие стихи:

Я складывал слова, как бы дрова:

пить, затопить, купить, камин, собака.

Вот так слова и поперек слова.

Но почему ж так холодно, однако?

Перечисленные здесь слова отсылают к строкам другого поэта – Бунина: «Я камин затоплю, буду пить. / Хорошо бы собаку купить».

Это я вот к чему. Некоторое время назад в магазинах появилась серия продуктов с удивительными названиями: зефир и пастила «со вкусом йогурт», «с ароматом ваниль», «с ароматом клубника со сливками».

Да, именно так – не «с ароматом клубники», а «с ароматом клубника». Когда я в первый раз это увидела, то вспомнила сначала не стихи Лосева, а старый фильм: «Ты туда не ходи, сюда ходи. Снег башка попадет, совсем мертвый будешь».

Я понимаю, что, скажем, в рекламных текстах авторы зачастую жертвуют грамматикой, поскольку грамматически правильная фраза не влезает в формат. Но здесь-то ничто, кажется, не мешало написать «со вкусом йогурта», «с ароматом клубники» или, там, «с ванильным ароматом». Своим недоумением я поделилась со знакомыми рекламщиками, но они покачали головами: «Нет, это специально. Брендинг!» Что ж, как говорится, это многое объясняет.

Да я, в общем, и сама догадывалась, что так исковеркать русский язык можно только нарочно. Если оставить в стороне пуристические установки, логика авторов вполне понятна. Во-первых, выражения «со вкусом йогурта» и «со вкусом йогурт» не вполне тождественны по смыслу. «Со вкусом йогурта» – это, так сказать, импрессионистическое описание. А «со вкусом йогурт» – скорее номенклатурное: ну, то есть, у данной пастилы особый, определенный и всегда одинаковый вкус, который мы условно обозначили как «йогурт». Между прочим, про машины еще в глубоко советское время говорили «цвет баклажан», «цвет мокрый асфальт». Это снимало вопрос о том, какие бывают баклажаны и похожего ли они цвета. Название такое. А вот теперь эта конструкция стремительно распространяется. Живи Чичиков в наши дни, он говорил бы приказчику: «Любезный, а подай-ка мне сукнецо брусника с искрой».

Во-вторых, авторы не рассчитывают на то, что покупатель в магазине будет читать этикетку внимательно. Его глаз, скользя по полкам с товарами, выхватывает отдельные слова. И тут лучше, чтобы ключевые слова были в начальной форме.

Мелкий шрифт, творительный падеж, предлог – это все годится только для проходного «со вкусом». А вот ключевое «йогурт» – крупно и в словарном виде. Русский язык с его богатой морфологией – чистое наказание для писателя этикеток.

При социализме был анекдот о названии магазина в родительном падеже – «КолбасЫ». Сейчас же волчьи законы капитализма требуют безжалостно обрывать все связи, во всяком случае, синтаксические: никакого «йогурта» (кого/чего), только «йогурт» (кто/что). Брендинг, что поделаешь! Недавно я поймала себя на том, что в магазине спрашиваю у дочки: «Тебе взять Актимель малина клюква?» А ведь еще пару лет назад сказала бы «малиново-клюквенный Актимель».

Я уже писала об экспансии другой синтаксической инновации: «Комет чистящий порошок», «Интернет образование», «уход шампунь» и т. п. Или вот совсем свежий пример: «Кто не попал в Коммерсантъ рейтинг, тот не туда попал». При всех различиях между приведенными примерами есть нечто общее: синтаксически зависимое существительное в именительном падеже стоит перед другим, определяемым существительным. Заметим, если второе просклонять, первое не изменится: Коммерсантъ (не Коммерсанта!) рейтинга, Коммерсантъ рейтингом и т. д. Это не как красавица дочь, красавицей дочерью… Такая конструкция раньше для русского языка была нехарактерна и встречалась разве что в цельных наименованиях типа Царь-девица, полынь-трава и т. п. Теперь же редкая реклама без нее обходится.

Сочетание двух агрессивных конструкций дает эффект ошеломляющий: появляются монстры типа «Пемолюкс крем сода эффект».

Тут бывают разные варианты, например такой: «Гель моющий Пемолюкс Лимон Сода Эффект 500 г». В этом случае все- таки сначала «гель», а потом «Пемолюкс». Но зато сразу и лимон (лимонный по-русски), и сода эффект. Поэтому старомодный вариант «Пемолюкс аква. Средство для мытья посуды, с эффектом соды, 500 г» – читаешь уже с почти ностальгическим чувством.

Древние говаривали: «И Цезарь не выше грамматиков» (Nec Caesar supra grammaticos). Цезарь не выше. А брендинг?..

Номиналисты

На телеканале «Россия» прошел масштабный проект «Имя Россия». Авторы объясняли: «Кто ценнее нам сегодня? Поэт Пушкин, создатель современного русского языка? Царь Петр, прорубивший окно в Европу? Маршал Жуков – Победоносец? В конце декабря читатели, зрители, слушатели и интернет-юзеры выберут одного, единственного – главное ИМЯ РОССИЯ». Выбирать надо из списка в 500 имен на сайте. По телевизору говорят: Россия, мол, уже выбрала свое будущее. Теперь давайте выберем прошлое. А что, Россия ведь, как известно, страна с непредсказуемым прошлым. Проект этот восхитителен во многих отношениях. Мне лично особенно понравился рекламный слоган: «Все на выборы! Голосуй, сколько хочешь». Да, да, понимаю: они хотят сказать, что один человек может голосовать много раз и за разных «кандидатов»: с утра за Василия Блаженного, в обед за Зинаиду Гиппиус, а на сон грядущий за генералиссимуса Сталина, не к ночи будь помянут. Но звучит это так: «Ах, ты горюешь, что выборы превратились в фарс? Не плачь, электоратушка, не плачь, детка, на тебе кнопочку – и хоть обвыбирайся».

Но я перехожу к своему непосредственному делу – починке примуса.

Меня интересует синтаксис названия проекта – «Имя Россия». С точки зрения русской грамматики, это сочетание можно понять лишь в том смысле, что слово Россия – это и есть имя. Но авторы явно имеют в виду не это.

Правда, что – не вполне ясно. Путаются в показаниях. Вот несколько цитат с сайта.

КТО ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ, ЧЬЕ ИМЯ – РОССИЯ? Значит, Петру I или, скажем, Льву Яшину будет по итогам голосования присвоено имя «Россия?»

ВЫБИРАЙ СЕБЕ ИМЯ, РОССИЯ. Значит, наоборот, это Россия теперь будет называться именем Кагановича или Бориса и Глеба?

ВЫБЕРИ ГЛАВНОЕ ИМЯ РОССИИ. Ага, вот в родительном падеже более понятно. Да кстати, название сайта – nameofrussia.ru, где есть предлог of, соответствует как раз русской конструкции с родительным. Имя розы, пардон, имя России – это как персона года, лицо месяца, новость часа, суп дня… Нет, суп дня – это не лучший суп за день, а дежурное блюдо. Хотя такой выбранный «именем России» персонаж и будет чем-то вроде дежурного блюда. А кто свет будет гасить? Пушкин?

Кстати, среди характеристик персонажей-претендентов есть сочетание «голос России» – это о Шаляпине. Главный российский голос, то есть. Здесь родительный падеж «России» имеет как раз нужное значение. Но я понимаю, почему проект не назвали «Имя России». Такое сочетание понималось бы неправильно – как указание на название самой страны. Вот в том же списке поэтесса Ольга Берггольц названа «голосом» блокадного Ленинграда. И совсем не в том смысле, в каком Шаляпин – голос России. Блокадный Ленинград говорил голосом Берггольц.

Откуда же этот синтаксический монстр? У меня есть научная гипотеза. Думаю, что «Имя Россия» как название конкурса возникло по аналогии с сочетанием «Мисс Россия». Между прочим, это довольно необычная конструкция. Мисс Россия – значит, что эта самая мисс как бы воплощает собой российскую красоту, она некоторым образом и есть Россия. Мисс Россия – как мисс Совершенство. А с другой стороны, это одновременно и некое уточнение – мисс бывают разные: мисс Нижний Тагил, мисс Рязань или мисс Москва. Мисс Москва тогда – как Спартак Москва. Этот смысл можно передать прилагательным: московский Спартак, московская мисс. Но вот в чем проблема: должна ли вторая часть наименования согласоваться с первой? Из-за неопределенности смысла конструкции это непонятно. И правда – народ то склоняет вторую часть титула, то не склоняет. Вот примеры из Интернета: В Москве была ограблена квартира Мисс Россия-2003 Виктории Лопыревой. У наших студенток появился шанс стать «Мисс Россия». На закрытом совещании в правительстве Москвы на роль первой Снегурочки выбрали 20-летнюю блондинку, «Мисс Россия» Светлану Королеву. 10000 $ присуждается «Мисс Музыкальная Россия», занявшей 1 место по результатам голосования. А с другой стороны: Мисс Россия 93 – Анна Байчик – короновала Эльмиру Туюшеву, которая стала «Мисс Россией 95». В прошлом году «Мисс Россию» выбирали с помпой. Авербух упал к ногам Мисс России. Да к тому же говорят Мисс Вселенная и Мисс Нижний Тагил, но Мисс Мира, а не Мисс Мир.

С этим самым проектом «Имя Россия» (смешно, кстати, ошибся один из блоггеров, обозвав проект «Лицо Россия») дело, конечно, не только в простой аналогии с «Мисс Россия». Это проявление общей тенденции. Вообще экспансия именительного падежа – явление не новое. Но в последнее время в языке рекламы оно нарастает лавинообразно, так что происходит полный распад грамматических связей и вспухают целые цепочки существительных в словарной форме, облегчающей попадание в мозг потенциального потребителя: Новая хуба-буба воздушная лента мега-черешня; А теперь новый Колгейт максимальная защита от кариеса вишня; Пемолюкс гель сода эффект. И вот прямо на наших глазах процесс распространяется и на язык пропаганды. А кстати, знаете, как на сайте проекта «Имя Россия» называется список претендентов? «Имена 500». А ведь еще недавно написали бы «500 имён»…

P.S. Победителем проекта стал Эйзенштейн. Ну, в смысле, святой благоверный князь Александр Невский. Именно он теперь должен гасить свет и платить за квартиру. Разумеется, ни моральная сомнительность его сделки с Батыем, ни фактическая сомнительность обстоятельств Ледового побоища не обсуждались. Как не упоминалась и моя любимая – никак, кстати, не умаляющая славы русского оружия – история про то, что псы-рыцари – это своего рода «подпоручики Киже». При переводе Марксова конспекта по русской истории для нужд сталинской патриотической пропаганды некто старательный прочел Bund как Hund, так что вместо рыцарских союзов появились некие рыцарские собаки, то есть те самые псы-рыцари, которые существуют только в российском изводе европейской истории. С точки зрения немецкого синтаксиса это, конечно, нонсенс, но не больший, чем «имя Россия» – с точки зрения синтаксиса русского.

Что же до некоторой призрачности фигуры «Невского», как его теперь деловито и вместе с тем по-свойски именуют, так это для эффективности национальной мифологии, наверно, только плюс.

Оба хуже

Недавно по телевизору показывали последний фильм режиссера Леонида Марягина «Здравствуй, столица!» – историю о провинциале, который, мечтая стать известным писателем, приехал покорять Москву во времена хрущевской оттепели. Музыку к кинофильму Леонид Марягин написал сам. Но кроме того, в фильме звучит песня, которая и дала название фильму – «Здравствуй, столица». Вот об этой песне, собственно, и речь. Она из другого фильма – «Счастливый рейс» (второе название «Машина 22–12»), снятого режиссером Владимиром Немоляевым в 1947 (1949) г. Это лирическая музыкальная комедия о соперничестве двух шоферов грузовиков – ударника Синичкина (Николай Крючков) и очковтирателя Зачесова (Михаил Жаров). Песни к фильму написал композитор Сигизмунд Кац на стихи Анатолия Софронова (того самого, который потом много лет был главным редактором «Огонька»). Из этого же фильма – другая известная песенка:

Еду, еду, еду я по свету

У прохожих на виду,

Коль я на машине не доеду,

Значит, я пешком дойду!

Вообще Софронов и Кац в свое время написали множество известных песен, например «Шумел сурово брянский лес». С ней, кстати, недавно произошел курьезный случай: брянские депутаты решили назначить эту песню гимном области, но в своем решении написали, что это песня Анатолия Софронова, хотя вообще-то у песен обычно в первую очередь указывается композитор. Словосочетание «Сигизмунд Кац» депутаты, видимо, случайно пропустили.

Итак, в фильме «Здравствуй, столица» прозвучала песня из фильма «Счастливый рейс», причем исполнена она была тоже в ретростилистике. Авторы фильма во всем старались воспроизвести дух и букву изображаемого времени. Впрочем, как раз с буквой-то вышла загвоздка. Вот в современном фильме звучит припев песни:

Здравствуй, столица,

Здравствуй, Москва,

Здравствуй, московское небо!

Каждому дороги эти слова,

И далее – следующая строчка:

Как далеко бы он ни был!

Таким образом, происходит странный и абсолютно неестественный для стиля песни сбой рифмы: небо – ни был. Разумеется, поэт Анатолий Сафронов имел в виду более точную рифму небо – не был. Так это и звучало в старом исполнении, во всех трех куплетах громкое и отчетливое нe был. Нет, не то чтобы раньше никто не замечал, что здесь спутана отрицательная частица не и усилительная частица ни: в песенниках писали правильно – ни был, но исполняли всегда в рифму – нe был.

И вот как быть человеку, который столкнулся с дилеммой: исполняя произведение (причем старое, так что с покойным автором уже не договоришься, и классическое, так что и сам не подправишь), он вынужден спеть либо не в рифму, либо с ошибкой?

Выбор непростой. Наверно, в душе режиссера Марягина эстет долго боролся с пуристом, прежде чем он принял решение в пользу лингвистической корректности и против благозвучия. Причем эта ошибка – не был вместо ни был сейчас настолько типична, что громогласное ни не в рифму звучит почти как вопль отчаяния.

Пожалуй, тут дело не только в личных вкусах режиссера, но и в веяниях времени. Сейчас художник чувствует себя в своем праве, коль скоро дело касается рифм и прочих средств художественной выразительности. А вот погрешить против грамматики для интеллигентного человека пока еще невыносимо.

Лингвистика против

Недавно мне на глаза попалась новая книга, посвященная судебной лингвистической экспертизе. Называлась она так: «Лингвистика VS экстремизма. В помощь судьям, следователям, экспертам».

Латинское сокращение «VS» в данном случае указывает на слово versus – «против». Это слово и его сокращение, иногда с точкой, иногда без, большими или маленькими буквами, широко используется в разных языках – издавна в научных текстах, в юриспруденции, а теперь и в спорте и компьютерных играх. Интересный вопрос – в какой форме стоит в русском языке второе слово? В латыни тоже есть падежи, и там должен быть Accusativus – винительный. Но в русском всегда оба слова ставились в начальной форме: искусство vs наука, матч Россия vs Испания, фундаментальный vs прикладной и т. п. Vs использовалось именно для того, чтобы соединить и противопоставить два обозначения, не подчиняя синтаксически одно другому, чтобы они были равноправны.

Я всегда думала, что в русском языке существует единственный способ употребления существительного после версус – начальная форма. И очень удивилась, увидев это «VS экстремизма».

Понятно, что родительный падеж возник здесь по аналогии с русским предлогом «против»: против чего-то, ну и версус чего-то, однако это абсолютно противоречит русской традиции. Я знаю, что некоторые коллеги даже вообще не поняли, что имеется в виду, предположив, что почему-то слово экстремизм употреблено в женском роде – такая экстремизма.

Я стала выяснять, и оказалось, что на форумах в Интернете все-таки можно найти родительный после версус – обычно в спортивных контекстах:

«Нашу команду разгромили вчистую в пяти поединках на товарищеском матче Китайское кунфу VS профессионалов карате со всего мира»;

«В субботу в „Хороших шутках“ команда „Камеди клаб“ vs. команды „Не родись красивой“»;

«Команда девушек VS команды юношей»;

Некто даже поясняет, что такое vs: «А по поводу vs. В русский язык (да-да, уже пишут в спортивных новостях „команда такая-то vs такой-то“) оно пришло с английского (Sic!), в который, в свою очередь, действительно, пришло с латинского».

Я нашла еще и случай употребления творительного падежа после версус – по аналогии с русскими предлогами «с» и «между»: «Завершились первые 2 матча 22-го тура Чемпионата Украины, что касается игры Металлист vs Черноморцем, нужно сказать, что игра получилась очень интересной». Обнаружилось даже такое: «одна команда vs против другой».

Вообще выбор падежа после иностранных предложных оборотов – вопрос непростой. Еще один пример на эту тему – это французское à propos – «кстати» (от латинского выражения ad propositum «к цели»).

Обычно апропо используется в русском языке как вводное слово: «Апропо – а как вы считаете…» Но иногда оно выступает как предложный оборот со значением «кстати о, по поводу». По-французски здесь à propos de, и раньше всегда по-русски использовался соответственно родительный падеж. Вот пример из «Старой записной книжки» Вяземского: «À propos в анекдотах вещь важная; à propos одного анекдота, вспомнишь другой, и часто целый вечер сыплются анекдоты, будто с неба. Вот еще один à propos». А вот пример из статьи Троцкого: «Эта парадоксальная гипотеза, казавшаяся мне очень заманчивой с самого начала, получила в моих глазах высокую степень вероятности по сопоставлении ее с одним поучительным анекдотом, рассказанным г-ном Струве à propos Азефа». Не утрачена эта модель управления и сейчас, в Интернете без труда находятся примеры типа: Апропо остального: nomen est omen, Апропо натурщицы, апропо замены и т. п.

Но в последнее время встречаются и другие варианты, в первую очередь именительный падеж: апропо жара – а не апропо жары; апропо нелюбимое море; Апропо танки, я читал как-то год назад, что в Ираке произошёл неординарный случай с одним из американских танков; апропо наш разговор месяца полтора назад и т. п.

Другая возможность – дательный падеж, как в реплике политика Осовцова в одном интервью: À propos тому, что Илья говорил, я, кстати, абсолютно не утверждал, что это достаточное или даже одно из основных необходимых условий.

Конечно, проблема здесь более общая. При вхождении в ткань речи иноязычного компонента могут возникать трения. Так бывает, скажем, с числовыми формами заимствованных слов – вспомним варианты битлз, битлы или битлзы. Но это, пожалуй, отдельная тема.

А книжку все же лучше было назвать «Лингвистика vs экстремизм» или «Лингвистика против экстремизма». Лингвистика как-никак.

Апропейство

Вот я тут упомянула слово апропо (франц. à propos). Собственно, там это и было апропо – кстати, по поводу. Речь шла о том, в каком падеже стоит русское существительное после латинского vs и попутно обсуждался вопрос о падеже существительного после апропо.

И вот, рыская по Интернету в поисках вариантов модели управления этого самого апропо, я наткнулась на разные интересные истории, связанные с этим словом.

Во-первых, забавно комментирует апропо Даль:

АПРОПО нареч. франц. кстати, к делу; да бишь, чтоб не забыть.

Я не апропо, а я 35 лет своему государю служу, сказал выслужившийся из рядовых капитан, услышавший слово это впервые и принявший его за бранное.

Вполне понятно, что некто обратился к капитану, например: «Апропо, а не знаете ли…» Слово стояло в начале фразы и, как и положено вводному слову, было произнесено с интонацией обособления. Вот капитан и принял незнакомое слово за обращение. Да к тому же, вероятно, собеседник капитана произнес слово апропо с соответствующим его смыслу небрежным тоном, и капитану показалось, что обращение это еще и неуважительное.

Эта история напоминает известный случай, описанный в письме Татищева Тредиаковскому. Генерал Лука Чириков, который очень любил иностранные слова, во время Прутского похода 1711 года написал приказ: в 5 утра собраться фуражирам, первым марширует полковник с бедекен (Bedecken – по-немецки конвой, прикрытие). Но в полку непонятное слово восприняли как имя собственное – и стали ждать полковника Себедекина. Не дождавшись, послали справиться о полковнике в штаб и стали ждать ответа. В общем, день был потерян, лошади остались голодными, ну и как водится – конница разбита, армия бежит…, потому что в полку не было словаря.

Другая история со словом апропо, которая мне понравилась, обнаружилась в Записках Ф. Ф. Вигеля (1786–1856). Речь идет о драматурге В. А. Озерове, который, по Пушкину, «невольны дани / Народных слез, рукоплесканий / С младой Семеновой делил», и об одной из его трагедий.

«Дмитрий Донской» был представлен в самую ту минуту, когда загорелась у нас предпоследняя война с Наполеоном. Ничего не могло быть апропее, как говаривал один старинный забавник. Аристократия наполняла все ложи первого яруса с видом живейшего участия; при последнем слове последнего стиха: велик российский Бог рыдания раздались в партере, восторг был неописанный. Озеров был поднят до облаков, как говорят французы.

И наконец, еще история, уже современная. В одном интервью, которое дала известная телеведущая, стоявшая, можно сказать, у истоков советского телевидения, я прочитала: «И отдав сорок лет своей профессии, я совершенно убеждена в том, что на телевидении есть только одна чисто „человеческая“ профессия, представители которой общаются напрямую только со зрителями, – дикторы. Все ведущие à propos с аудиторией, они – ведут. А от дикторов напрямую к зрителю идет желание смотреть телевидение. Причем сам диктор должен быть заинтересован материалом настолько, что если зритель протянул руку, чтобы выключить телевизор, и услышал что-то интересное, он уже никуда от экрана не денется».

Я глубоко задумалась: во-первых, что значит «à propos с аудиторией», а во-вторых – откуда взялось такое странное словоупотребление. И, как мне кажется, нашла ответ на оба вопроса сразу. Имеется в виду «Ведущие заодно с аудиторией» (в отличие от диктора, который парит и царит). Ну вот, а слово заодно, кроме значения «вместе», имеет и значение «кстати». А слово кстати и, соответственно, заодно в синонимичном ему значении, имеет еще и синоним апропо. Действительно, можно сказать: «Отметим заодно и то, что…» или «Отметим апропо и то, что…» Отсюда и возникает заблуждение, что апропо – вообще то же, что заодно, и фраза «ведущие апропо с аудиторией». Вот такая лингвистическая задача, взятая, как нас учит Зощенко, «с источника жизни».

Словарный диктант

Настенная фотография

Я ехала в метро, и мое внимание привлек один из многочисленных рекламных плакатов, расклеенных по вагону. Некий торговый центр рекламировал себя при помощи следующего слогана: «Одеваем одетых, искушаем искушенных». Но привлек этот плакат мое внимание потому, что во фразе «Искушаем искушенных» какой-то шутник выцарапал в первом слове две первые буквы, а во втором – первую и третью, так что получилось «кушаем сушенных». Конечно, нехорошо выцарапывать на плакатах буквы, подрисовывать усы и так далее, но вышло смешно. Только вот беда: слово сушеный пишется с одним «н», в отличие от слова искушенный, в котором их два. Ведь у сушеного нет ни приставки, ни зависимого слова – в общем, вы помните. А вот остроумный выцарапыватель то ли не знал правила, то ли поленился сцарапать второе «н», решив, что это неважно, и так смешно. Надо сказать, что всю дорогу это лишнее «н» очень меня мучило. Ну в самом деле, не подходить же и не сцарапывать его на глазах изумленной публики…

Вообще, как должен поступить интеллигентный человек, если, например, в лифте неприличное слово написано с орфографической ошибкой?

Конечно, в том слове, которое чаще всего пишут на стенах, ошибиться практически невозможно, но во многих других можно – и ошибаются. Один коллега рассказывал: в лифте красовалась надпись, сообщающая о легком поведении некоторой неизвестной особы женского пола. При этом на конце соответствующего слова было написано «-ть». «Хоть бы в интервокальную позицию поставили!» – раздраженно заметил другой коллега, тоже ехавший в этом лифте. Действительно, ведь в первом классе проходят про «сомнительные» согласные, которые надо проверять, поставив перед гласной.

А в последние годы подростки повадились писать неприличности по-английски, и уж в английском-то непристойном глаголе ошибается не меньше половины авторов надписей. Так что должен сделать интеллигентный человек?

Если он исправит ошибку, то получится, что он сам царапает в лифте неприличности. Приходится молча страдать. А ведь для многих грамотных людей сам вид безграмотного текста мучителен, как скрип пенопласта.

Я знаю людей, особенно преподавателей, которые, например, в ресторанном меню исправляют орфографические ошибки, да еще и красной ручкой, да еще и палочки ставят на полях, как в ученической тетради. А в воспоминаниях Ходасевича о Горьком рассказывается, что основоположник соцреализма имел обыкновение, читая газеты, исправлять в них опечатки, после чего немедленно выбрасывать.

Мне вспоминается одна история о моем научном руководителе. Однажды я на работе оставила на столе какую-то записку. Она была написана на так называемой оборотке. На другой стороне листа был текст старого, ненужного, давно уже куда-то там отправленного английского письма. Придя в следующий раз на работу, я обнаружила, что в этом письме почерком моего научного руководителя исправлена ошибка. Видимо, он сделал это автоматически: просто не мог видеть неправильно употребленное слово.

Ликбез

На масленицу многие кафе быстрого обслуживания и прочие предприятия общепита радуют своих клиентов специальным блинным меню. И вот в одной из сетей таких предприятий появился рекламный плакат. На нем были, естественно, изображены блины, а сверху красовалось: масленница – с двумя н. А как вы помните, правило здесь такое, что в существительных на -ник/-ница пишется столько же н, сколько в прилагательных, а в прилагательном масленый пишется одно н по правилу насчет приставки и зависимого слова.

Причем плакат был напечатан типографским способом, наверное, не маленьким тиражом! Замечательно здесь не то, что кто-то сделал ошибку в слове масленица, – сама по себе ошибка не такая уж вопиющая. Интереснее другое: никто из многочисленных людей, принимавших участие в утверждении, согласовании, наборе, печатании текста, его развешивании, наконец, – никто ошибку не заметил или не счел нужным исправить. Думаю, что эта история никого не удивит: такое сейчас происходит на каждом шагу.

Вот недавно у меня был такой случай. Когда мы были в Калининграде, нам помогал в организации нашего пребывания некий молодой человек – очень милый и вполне интеллигентный. И вот он предложил нам посетить мемориальный корабль и записал на бумажке его название – «Витязь». Причем написал он «Витизь» – с и вместо я во втором слоге. 20 лет назад подобное было просто невозможно. Такую ошибку не мог сделать служащий с университетским образованием, даже бывший троечник и оболтус. Только какой-нибудь совсем уж полуграмотный, средней школы не закончивший человек.

Я думаю, что дело здесь не просто в общем падении уровня владения нормами орфографии и пунктуации. Мы сталкиваемся с важным культурным феноменом: прямо на наших глазах происходит понижение статуса грамотности. Умение грамотно писать перестает быть атрибутом культурного человека, непременным условием принадлежности к образованному слою.

Я знаю, что сейчас в РГГУ у филологов на первом курсе есть практикум по орфографии и пунктуации, где студенты изучают н и нн, обособление причастных оборотов и тому подобные материи. Когда я училась на филфаке МГУ, такая мысль даже в голову никому не могла прийти: ведь если человек поступил на филфак, то нормы орфографии и пунктуации он наверняка давно освоил. Для современных же студентов такой курс обычно небесполезен, а зачастую и весьма труден. Сейчас среди молодежи встречается новый тип человека: с прекрасной грамотной устной речью, богатым словарным запасом, широким кругозором, но при этом совершенно безграмотно пишущего.

Такое уже бывало. Например, в пушкинскую эпоху представления об орфографической корректности были гораздо более либеральными, чем в наши дни.

Причины того, что сейчас происходит с грамотностью, разнообразны. Это и общая культурная ситуация, и изменение практики школьного преподавания русского языка, а кроме того – развитие техники. Впрочем, техника не только приводит к падению навыков грамотного письма – она же и помогает писать грамотно.

Те, кто пользуется компьютером, знают, что в ворде, самом популярном редакторе, есть функция проверки правописания. Если слово написано с ошибкой, ворд его подчеркнет и предложит варианты. Конечно, это работает не всегда: например, выбрать между не и ни компьютер не поможет, потому что оба слова существуют. Но вот в случае с масленицей, если бы человек набрал это слово так, как было написано на том плакате, компьютер бы сразу его подчеркнул и указал, что следует писать его с одной буквой н. Конечно, техника всегда работает механически, поэтому иногда получаются забавные штуки, но в новых версиях программ они быстро устраняются.

Так, до недавнего времени компьютер не знал слова Интернет – просто потому, что его не было в словаре Ожегова, – и предлагал исправить на интернат. Слово мобильник он и сейчас не узнает и предлагает писать могильник. Про слово заморочки он робко интересуется: может быть, закорочки или заморозки ? А лучшая и еще недавно работавшая шутка ворда – это слово стриптизерша, вместо которого предлагалось писать стриптиз ерша.

С этой программой у меня недавно был такой случай. Звонит мне знакомый и спрашивает, как пишется на скаку (ну в смысле «коня на скаку остановит»). Я говорю, отдельно, конечно, ты бы набрал в ворде, если лень в словаре посмотреть. Он отвечает: так в том-то и дело, что я набираю, а он мне вместе не подчеркивает. Я напечатала слово – ничего подобного, все нормально. Ну как же, говорит, вот, я пишу: на скоку… Так что, если ошибок слишком много, любой компьютер запутается.

Минускул

Перед выборами Медведева много писали о «50 событиях эпохи Путина». Я тоже написала – про одно. Не такое уж важное, наверное, в мировом масштабе. Но для меня как раз такое, которое эту самую эпоху характеризует. Главная героиня этой истории – Лариса Тесленко. Ах, вы не знаете, кто это? Щас спою. В смысле, сейчас расскажу. А это моя коллега, лингвист и судебный эксперт. Дело было так. Весной 2004 года главный редактор нижегородской «Правозащиты» Станислав Дмитриевский опубликовал в своей газете обращения Ахмеда Закаева к российскому народу и Аслана Масхадова к Европейскому парламенту. Он был подвергнут уголовному преследованию за разжигание межнациональной вражды. На суде главным доказательством стало лингвистическое заключение, составленное экспертом Тесленко. Особенно примечателен такой фрагмент.

В обращении Масхадова есть слова: «…войну, навязанную Чечне путинским режимом». Эксперт по этому поводу пишет: «В данном примере обращает на себя внимание написание слова „путинский“ со строчной буквы, а не прописной – „Путинский“. Это стилистический прием, с помощью которого передается презрительная экспрессия».

Я даже не задаюсь вопросом о том, каким образом «презрительная экспрессия» по отношению к режиму разжигает межнациональную рознь. Мне случалось читать в других подобных лингвистических заключениях простодушные объяснения: автор, мол, ругает власть, а власть русская по преимуществу, а значит, автор разжигает ненависть к русским. Тут мне все понятно. Я только примус починяю, мне про строчную букву интересно.

Между тем, «Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 г., которые пока никто не отменял, гласят:

§ 99. Пишутся с прописной буквы прилагательные, образованные от индивидуальных названий людей, мифологических существ и т. п. (см. §§ 95–98):

а) если они являются в полном смысле слова притяжательными (т. е. выражают принадлежность чего-либо данному человеку, мифологическому существу) и содержат в своём составе суффикс -ов (-ев) или -ин (без последующего суффикса -ск-), например: Марксов «Капитал», Далев словарь, Зевсов гнев, Лизина работа;

Это то есть, если бы, например, надо было написать Вовин режим, то тут только, только с большой буквы!

б) если они входят в состав названий, равных по смыслу «имени», «памяти» такого-то, например: Ломоносовские чтения.

Режим памяти Путина? Гм. Не-а, не годится. Режим имени Путина? Это потом.

Примечание 1. Прилагательные, образованные от индивидуальных названий людей, пишутся со строчной буквы: <…>

б) если они являются в полном смысле притяжательными, но содержат в своём составе суффикс -овск- (-евск-) или -инск-, например: толстовская усадьба, тургеневские «Записки охотника», пушкинская квартира.

В новом, подготовленном в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН академическом справочнике «Правила русской орфографии и пунктуации», правда, либерально ДОПУСКАЕТСЯ «написание с прописной буквы прилагательных на -ский в тех случаях, когда они имеют значение индивидуальной принадлежности». И приводится пример из Пастернака насчет того, что Живаговский дом был ближе Микулицынского. Ну вот, так же можно написать, например, что Путинский режим мягче Лукашенковского. В смысле индивидуальной принадлежности. Это допускается, а значит, можно и судить за то, что это не выполняется. Как выразился в свое время сам герой, могу, а значит, считаю, обязан.

Да вообще зря коллега растерялась, когда на суде адвокат стал допытываться у нее про правила. Судя по опубликованной в Интернете стенограмме, три раза заставила вопрос повторить, потом сказала, что пушкинский стиль не имеет отношения к путинскому режиму. А могла ведь сослаться, например, на § 102 старых Правил: «В названиях исторических событий, эпох и явлений, а также исторических документов, произведений искусства и иных вещественных памятников с прописной буквы пишется первое слово, а также входящие в их состав имена собственные». Ну там, Петровская реформа, Парижская коммуна, Ленский расстрел. Ну и Путинский режим. А то вообще можно было указать на правила написания названий праздников.

Но меня заинтересовало совсем другое. Почему эксперта смутила строчная буква, но не смутило само слово режим? Дело в том, что у слова режим в политическом значении два, простите за каламбур, режима употребления, которые можно условно обозначить как терминологический и оценочный. В первом случае слово режим указывает на разные типы организации государства: демократический режим, авторитарный режим и т. д. – и не выражает никакой оценки. Во втором случае слово режим в сочетании с указанием на конкретного правителя выражает если не негативное, то во всяком случае отчужденное отношение говорящего к способу правления. Вы можете спросить, как меня часто спрашивают, когда я выступаю как эксперт в суде: а в каком словаре это написано? Да ни в каком, черт побери, что делать, если в словарях, увы, написано не всё? Но вы, скорее всего, согласитесь, что сочетание сталинский режим едва ли будет уместно в устах пламенного любителя этого самого режима. Поэтому требовать, чтобы в сочетании путинский режим первое слово уважительно писали исключительно с большой буквы, – это все равно, что требовать, чтобы с прописной писали путинская клика или, скажем, путинская камарилья.

Я хотела закончить объяснением того, почему этот случай кажется мне столь характерным для эпохи in question. Но потом подумала, что это, в сущности, и так понятно. Скажу лучше другое, утешительное.

Как все-таки трудно обмануть язык! Хитрит человек, старается угодить, а язык раз – и выдает его с головой.

По этому поводу не могу не рассказать историю, услышанную от математика и лингвиста В. А. Успенского (разрешение на пересказ получено). Августовский путч застиг его далеко от Москвы, на отдыхе. Он ничего о событиях не знал, как вдруг услышал крик: «Горбачева сняли!» Но не таков человек Владимир Андреевич, чтобы даже в этот критический момент не задуматься о смысле слов. И правда, не сказали ведь свергли. Свергают действительно снизу, а снимают -то сверху. И кто эти они, которые сняли первое лицо государства? Этот выбор глагола больше говорит о том, что у людей в головах, чем тома социологических исследований.

Смотри не перекотлеть!

Сейчас в Москве много разных ресторанчиков и закусочных, в том числе несколько сетей кафе быстрого обслуживания. Они, конечно, конкурируют между собой, и каждая стремится привлечь к себе внимание – разными способами. Например, при помощи забавной и запоминающейся рекламы. И вот одна такая сеть рекламирует предлагаемый ею комплексный обед следующим образом.

На специальной листовке сверху написано: борщь, причем с мягким знаком на конце, запятая, котлеть (да-да, не котлеты, на конце не ы, а все тот же мягкий знак), запятая, гарнирь (опять с мягким знаком на конце), запятая и компоть – с мягким знаком. И ниже: Готовь 99 рублей. Значит, получается: Борщь, котлеть, гарнирь, и компоть. Готовь 99 рублей.

Этот комплексный обед существует у них довольно давно, и каждый раз, как я прохожу мимо и мне вручают рекламную листовку, я долго вчитываюсь и пытаюсь понять, что, собственно, имеется в виду. Пыталась даже выяснить у сотрудников кафе, но они не смогли помочь.

Итак, перечислены четыре блюда, и почему-то все слова с мягким знаком на конце, хотя ни в одном его не должно быть. Причем в слове борщ мягкого знака нет не только в русском, но и в украинском написании, – а поскольку кафе с украинским «акцентом», украинское написание могло бы иметь значение. Оно, однако, разгадать загадку не помогает.

Стоп. Впрочем, может быть, авторы думали, что слово борщ, по-русски ли, по-украински ли, пишется с мягким знаком на конце? Эта гипотеза не кажется столь уж невероятной, если обратить внимание на то, что перед и в этой строчке стоит запятая: Борщь, котлеть, гарнирь – запятая – и компоть.

Почему запятая? Ведь это союз и между однородными членами предложения! Так если автор не знал этого простого правила, может, не знал и другого, про то, когда мягкий знак на конце слов после шипящих ставится, а когда нет? В существительных третьего склонения женского рода ставится, в существительных второго склонения мужского рода не ставится и так далее. Ну а если он думал, что в слове борщ мягкий знак законный, может быть, в остальных трех словах поставил его по аналогии? Это версия, так сказать, орфографическая.

Есть еще версия грамматическая. Возможно, все дело в призыве готовить 99 рублей. Повелительное наклонение готовь как раз оканчивается на этот самый мягкий знак. Ну вот, может быть, по аналогии с готовь появилось и котлеть – как бы повелительное наклонение от несуществующего глагола котлетить, гарнирь – от столь же мнимого глагола гарнирить, ну и компоть – от компотить.

Правда, с борщом опять загвоздка выходит. Если представить себе глагол борщить, что, кстати, как раз нетрудно (ведь есть глагол переборщить), то в повелительном наклонении он должен быть не борщь, а борщи – как переборщи. Так что тоже не очень получается.

А вот версия культурно-историческая. Возможно, у автора были отдаленные воспоминания о том, что вроде по старой орфографии на конце слов писали что-то еще такое лишнее. Ну там, мягкий знак или твердый – это уже детали. Некоторые, между прочим, думают, что на конце слов писали «ять».

Но ведь что-то же они имели в виду! Так что же? Впрочем, если цель рекламы состоит в привлечении внимания, то в моем случае она достигнута. Мое внимание этому кафе было обеспечено. Правда, комплексный обед я так и не попробовала.

Корректность

Несколько лет назад под маркой одного из крупнейших издательств были напечатаны школьные тетради, на обложках которых были нарисованы бритые парни и девушки в кожаных куртках и тяжелых ботинках, а на обратной стороне обложки – напечатан словарик скинхеда. В него включены такие термины, как упасть на очко (испугаться), просквозить стрелку (не прийти на встречу), снять слепок (ударить по лицу), старшаки (наиболее активные скинхеды), модники (неагрессивная и наименее авторитетная часть скинов, носят скиновскую символику, но не участвуют в «подвигах»).

Тираж тетрадок составил 200 тысяч экземпляров. Последовали протесты общественности, разразился скандал. Издательство заявило, что не имеет к тетрадям отношения, что его маркой воспользовались мошенники, причем произошло это еще в 2002 году, а три года спустя националистические тетрадки откуда-то выплыли вновь. Разгневанные родители школьников завалили тетрадками прокуратуру: мол, какие-то влиятельные силы упорно занимаются насаждением нацистской идеологии среди российской молодежи. В издательстве все это назвали грязной пиар-акцией с целью опорочить его доброе имя.

Скорее всего, тетрадки не были задуманы ни как провокация против издательства, ни как националистическая вылазка. Просто люди, выпустившие тетрадки, решили, что, сделав их оформление максимально неформальным и непохожим на традиционное – с гимном или таблицей умножения на задней обложке, они увеличат их привлекательность для школьников, а значит возрастет и объем продаж, а остальное им было безразлично.

Но меня в этой истории заинтересовало другое. Скандал активно освещался в прессе, при этом разные издания напечатали изображение задней обложки тетради с пресловутым словариком скинхеда. И почему-то никто из журналистов не обратил внимания на интересную деталь. В словарике есть выражение просквозить стрелку «не прийти на встречу» (кстати, не знаю, что авторы нашли в нем уж такого специфически скиновского – это просто элемент молодежного сленга). Но я не об этом. В толковании написано: не приДти на встречу.

Действительно, написание приДти, наряду с приЙти до 1956 года считалось допустимым, но в «Правилах русской орфографии и пунктуации» в качестве единственно правильного варианта было утверждено написание приЙти.

Для этого решения имелись определенные основания. В написании приДти «д» появилось под действием аналогии идти. В самом же глаголе идти «д» принадлежит основе настоящего времени (иду, идешь), а в форме инфинитива идти тоже возникло по аналогии. И его нет в приставочных глаголах зайти, дойти, перейти и т. д. И вот в 1956 году прийти было решено писать по аналогии с ними, поскольку прийти – тоже приставочный глагол. В общем, так или иначе, но сейчас орфографические словари допускают только написание прийти, но не придти и не притти. Правда, по непонятным для меня причинам, система проверки орфографии в ворде вопреки всему разрешает написание придти. Но это дела не меняет. Забавно, между прочим, что при таком стремлении к ультрасовременности авторы злополучных тетрадок допустили столь архаическое написание.

В общем, наверно, плохо, когда школьные тетради идеологически не выдержанны. Но если они оформлены с орфографическими ошибками, то это уж точно никуда не годится.

Чему же тогда бедный школьник должен верить, если не собственным тетрадям? Эта история напомнила мне наше семейное предание. Мой папа, будучи первоклассником, принес из школы тетрадь, в которой под его каракулями красовалось указание учительницы: Пиши чистее! Но дело-то было в 30-е годы прошлого века. С тех пор можно было и подучиться.

Сверстницы в колготках

Зашла я тут недавно в супермаркет. Ну, покидала в корзинку какой-то еды и еще кое-что по мелочи, встала в очередь в кассу. Стою, думаю о своем. Очнулась, а очередь моя давно подошла, молоденькая кассирша все уже пересчитала, только на дне корзинки лежат детские колготки. Кассирша колотит в отчаянии по клавишам своего кассового компьютера, а на экране снова и снова загорается надпись: «Товар не найден». Очередь волнуется. Я пригляделась, а она, оказывается, написала: кАлготки. Вот компьютер и не находил товар.

Из этой истории можно, конечно, вывести субъективно мне приятную мораль: знание орфографии все еще кое-где у нас порой не совсем бесполезно. Но я бы не стала преувеличивать.

Когда моя подруга Лена Вигдорова, услышав мой рассказ, назидательно произнесла: «Вот! Нужен курс русского языка для продавцов», я пораженчески ответила, что, пожалуй, проще в кассовую программу ввести возможность поиска с опечаткой, как это сделано во многих искалках.

А потом я задумалась вот о чем: почему, собственно, слово колготки пишется через «о»? Происхождение его хорошо известно. Это слово, заимствованное из чешского (по-чешски kalhoty – штаны) и пришедшее в русский язык вместе с самим предметом на рубеже 50-х и 60-х годов XX века.

Замечательно при этом, что в русском языке есть старое, у Даля отмеченное слово колготиться (и его производные – колгота, колготной). Даже трудно поверить, что между этими словами нет связи.

Действительно, натягивание колготок утром спросонья на сонного и мягкого со сна ребенка – это ли не яркий пример колготы?

Даже те, кто знает про чешское происхождение, часто думают, что это, мол, конечно, заимствование, но корень-то, наверно, общий, славянский. А вот и нет! В чешский это слово пришло из итальянского – от слова, обозначающего род обуви. Сам корень, между прочим, хорошо нам известен по слову Калигула. Этот римский император провел свое детство в военных лагерях, так как его мать постоянно сопровождала своего мужа Германика. Прозвище Калигула значит «Сапожок» – уменьшительное от caliga (название солдатской обуви). Такое имя дали ему солдаты, видимо, умиленные видом ребенка в военной одежде и обуви. А вот к французскому culotte, известному всем по слову санкюлоты (бесштанники) и связанному с латинским culus – «зад», колготки, вопреки моей первоначальной гипотезе, отношения не имеют.

Так вот. Те, кто пережил пришествие колготок, помнят это очень хорошо. Девочек чудное изобретение спасало от вечного страха сверкнуть из-под короткого форменного платья полоской голого тела над чулками или – того хуже – уродливыми теплыми штанами.

Сначала о колготках ходили слухи: «Ты представляешь, как удобно, штанишки прямо с чулочками».

Лена Вигдорова точно помнит, что в 61 году, когда она училась в первом классе, у одной девочки из их класса были колготки – предмет всеобщей зависти. Две пары. К концу первого класса они совсем истерлись, мама девочки их штопала, а потом и надставляла. Но уж ко второму классу, в 1962 г., пара колготок появилась и у самой Лены. И это было счастье.

Подобные воспоминания есть у многих женщин. В литературном проекте Екатерины Деготь «Память тела. Нижнее белье советской эпохи» есть рассказ одной из участниц о ярчайшем воспоминании детства – чешских колготках.

Она ежедневно любовалась упаковкой, на которой было написано «Детские чулковые рейтузы». И по-чешски kalhoty.

Тогдашний директор «Детского мира» в одном из интервью говорил о том, что закупки колготок и обуви в свое время изрядно поддержали экономику братской Чехословакии. Через какое-то время колготки стала производить и советская легкая промышленность. Ну и пошло-поехало. Окраска бежевых колготок Тушинской чулочной фабрики в экзотические цвета и борьба со стрелками при помощи лака для ногтей – это уже мои личные воспоминания. Кстати, А. Вознесенский в поэтическом сборнике, вышедшем в 1976 г., упоминает «нашу сверстницу в колготках» – воспринимая колготки как самую яркую примету своей современницы.

Итак, вернемся к слову. Как мы видим, импортируя колготки, пуристически настроенная советская власть сначала не собиралась импортировать и слово.

Но чулковые рейтузы не имели шансов выжить. Это неуклюжее обозначение, видимо, было вытеснено неофициальным наименованием колготки.

Отсюда и написание. Судя по всему, слово какое-то время бытовало как неформальное устное обозначение, а уж потом было зафиксировано на бумаге. «О» вместо «а» в нем появилось в соответствии с некоторыми внутриязыковыми тенденциями, а возможно, и под влиянием глагола колготиться. Все это произошло, по-видимому, еще до массового выброса колготок на советские прилавки. И вот почему я так думаю.

В том же разговоре Лена Вигдорова поделилась со мной еще одним детским воспоминанием. У них дома шел ожесточенный спор: где ставить ударение в слове колготки. Победила точка зрения, которой придерживались, в частности, писательницы Фрида Вигдорова и И. Грекова, – что надо говорить с ударением на последнем слоге, колготкú. Поскольку коготкú, а также чулкú и носкú. Лена помнит, как папа сказал, что уж если Фрида так считает, то и он будет говорить колготкú. Что до ударения, то я спросила об этом у А. А. Зализняка. Он сказал, что прав народ, а не интеллигенция.

Не буду сейчас воспроизводить все акцентологическое рассуждения, но суть в том, что именно вариант колгóтки, колгóток, а не вариант колготкú, колготкóв соответствует тенденциям оформления обозначений парных предметов в русском языке.

У меня нет сведений, распространилось ли произношение с ударением на последнем слоге сколько-нибудь широко или осталось в пределах нескольких московских семей, но во всяком случае оно не закрепилось и не оставило следов в словарях (даже с пометой «не рек.»). Однако сама возможность подобной дискуссии говорит о том, что многие люди узнавали слово колготки сначала написанным – скорее всего, на ценнике.

Орфографическая подстава

Мой отец родился в 1928 году, 5 декабря. Ну число – это так, а вот год важен для дальнейшего повествования. Читатель легко может прикинуть, в каком примерно году он закончил институт. Учился он в МАИ. Я тут случайно нашла интересный документ, который лежит на сайте Спортивного клуба МАИ: «Публикации газеты „Пропеллер“ на темы, связанные с туризмом». Вот что там, в частности, есть: № 41(809), 3 декабря. А. Иванов. «Отлично учиться – культурно отдыхать». «Лето 1948 года. Альпинистский лагерь встречает студентов МАИ. Много и новичков, которые попали в лагерь впервые. Среди них студент моторостроительного факультета Борис Левонтин. День зачетного восхождения на гору Софруджу. Окончив занятия в лагере, большинство спортсменов-студентов группы, в которой был Борис, через Клухорский перевал вышли к берегу Черного моря у Сухуми. Этим летом Левонтин снова поехал в горы. Осенью и зимой альпинисты занимаются близким по духу альпинизму горнолыжным спортом. Ходит на тренировки и Борис Левонтин. Комсомолец Левонтин отлично учится и руководит курсовым бюро ВЛКСМ».

Читатель, наверное, недоумевает, причем здесь орфография. Как сказано в анекдоте про экзамен по русскому языку в украинской школе, далi буде.

Ну вот.

Человек, знакомый немного с отечественной историей, в частности с тем, что знаменитое «дело врачей» было лишь наиболее яркой частью «плана Сталина», не очень удивится, узнав, как сложилась карьера этого энтуазиастического молодого специалиста по авиационным моторам, комсомольца, спортсмена и просто красавца, отец которого, крупный инженер-строитель, был в качестве израильского шпиона своевременно арестован.

Не буду углубляться в эти страницы семейной истории, и так понятно, с какими распростертыми объятиями ждали юного авиамоторостроителя на соответствующих предприятиях.

Короче, в результате он сменил специальность и стал заниматься торговым машиностроением. И в этой области добился-таки успеха и даже защитил диссертацию. Ах, орфография? Далi буде. Теперь уже совсем скоро.

Итак, диссертация.

Защита диссертации явно была отчаянным вызовом судьбе, доказательством того, что несмотря ни на что… Мама говорила, что никогда не видела отца более счастливым, чем после защиты диссертации. Но до последнего момента было неясно, чем все закончится. Мама рассказывала, что она на защите не присутствовала, что даже не покупала заранее цветов, чтобы не сглазить, что потом уже было поздно и приличного букета было не достать и что шофер такси, в котором она ехала на банкет, подарил ей пышный георгин, украсивший ее убогий букетик.

Но это потом. А сначала папа пришел в институт в день своей защиты и увидел объявление, взглянув на которое, решил, что все кончено. И вот мы добрались до орфографии. Объявление гласило, что такого-то числа в такое-то время состоится защита диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук на такую-то тему тов. Левонтином Б. Н. Понимаете? Возможно, пока не понимаете. Окончание творительного падежа. Не Левонтиным, а Левонтином. Строго говоря, тут не орфографическая, а грамматическая проблема, ну да это сейчас не так важно.

Это действительно трудное место русской грамматики. Собственные имена на -ов и -ин при склонении по-разному выбирают окончания существительных и прилагательных. Например, города типа Ростов имеют окончания существительных (живет под Ростовом, -ом, как домом), а фамилии имеют набор окончаний притяжательных прилагательных (с Николаем Ростовым, -ым, как отцовым (домом) и как красивым). Но то русские фамилии. А иностранные склоняются как существительные. С Петей Цаплиным, но с Чарли Чаплином. Поэтому многие фамилии звучат двусмысленно – орфография дает возможность признать человека за своего или нет. В общем, как у Ильфа и Петрова: «Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд».

Я еще вспоминаю, как в застойное время некий асоциальный художник, которому все же надо было на что-то жить и который поэтому пробавлялся то ли бюстами основоположников, то ли чем-то еще в этом роде, угрюмо говорил, что он, мол, «Ленинов делал». За формой Ленинов вместо Лениных – как бы непонимание внутренней формы слова, незнание того, что это фамилия (ну, псевдоним, по легенде в честь Ленского расстрела демонстрации рабочих). Ленин при этом предстает как некий мифологический персонаж – и как арт-объект.

А вот еще яркий случай, который я знаю от коллеги, В. И. Беликова. Книга: Проф. Д. Н. Ушаков. Орфографический словарь, Учпедгиз, М., 1935. Вот примеры из раздела «Важнейшие сокращения, пишущиеся сплошь прописными буквами», стр. 160: «ВКП(б) (вэкапэбэ) – Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков); РСФСР (эрэсэфэсэр) – Российская социалистическая федеративная советская республика; СССР (эсэсэсэр) – Союз советских социалистических республик».

А что, есть ведь общее, до сих пор действующее правило, что в собственных именах, состоящих из нескольких слов, с прописной буквы пишется только первое слово, а остальные со строчной. Но только из этого правила на каждом историческом этапе делаются почтительнейшие исключения.

Сейчас, например, пишут Государственная Дума (по общему правилу, естественно, должно быть Государственная дума, а когда без определения, то Дума). Ну а раньше – понятное дело. И вот – поверить невозможно. Профессор Ушаков! Орфографический словарь! Учпедгиз! Москва! 1935 год! И – коммунистическая с маленькой буквы, партия с маленькой буквы. Потому что общее правило. Вот уж где действительно можно сказать: твердость в каждом знаке.

Сейчас моя история про диссертацию кажется странной. Ну написала какая-то тетенька как попало объявление. А если и не как попало, а точно по правилам? Да даже если и нарочно свредничала? Вообще, когда человека зовут Борис Натанович, то что уж смотреть на буквы в окончании! Но нет – просто мы забыли, как была устроена культура еще недавно. Это сейчас все кричат кто во что горазд и никто никого не слышит. А в то время умели читать между строк газеты «Правда» и определять перспективы по расположению вождей на трибуне. Намек на намек улавливался всеми и безошибочно считывался. И в шепоте громоподобно звучала каждая замененная буква.

Всюду жизнь

Иногда нервы не выдерживают.

Вообще-то обычно я отлавливаю и описываю всевозможные языковые казусы с плохо скрываемым удовольствием. С охотничьим, я бы сказала, азартом. В исследовательском любопытстве есть что-то людоедское. Я помню, много лет назад на меня произвела большое впечатление одна телевизионная передача. Там рассказывалось о двух чрезвычайно симпатичных биологах, супружеской паре, которые живут в лесу посреди Чернобыльской зоны и там занимаются своими исследованиями. Материал богатейший – всякие там мутации, возникшие под влиянием радиации. Они только что руки не потирали и с трудом сдерживались, чтоб не воскликнуть: какая, мол, удача! Я запомнила выражение: прямо слюни капают. В смысле, так интересно. При этом, будучи нормальными людьми, они, конечно, стесняются этих своих чувств, но противостоять им почти не могут.

Вот и у меня обычно слюни если не капают, то пузырятся.

Но иногда простые человеческие чувства захлестывают. Причем как-то внезапно и как раз по пустякам.

В передаче «Культурная революция» как-то говорили о русском языке. Тема была: Грамотность – пережиток прошлого. И вот за кадром женский голос демонстрировал эту самую грамотность, которая, мол, не пережиток. Для этого голос разбирал само предложение Грамотность – пережиток прошлого: что одной чертой подчеркивается, что двумя, ну и там «существительна-прилагательна». Такой аттракцион. В частности, нам сообщили, что прошлое – это существительное второго склонения.

Тут во мне скоропостижно умер исследователь и ожил репетитор, и я начала шизофренически объяснять телевизору, что второе склонение – это значит, что склоняется, как поле, то есть прошлое, прошлоя, прошлою, прошлоем и т. д. На самом деле существительное прошлое – это бывшее прилагательное (ср. прошлые заслуги), и падежные окончания у него – как у прилагательных. Да нет, конечно, это заковыристое место. Я всегда на него обращала внимание учеников и подсовывала для разбора слова типа мороженое, заведующий или кондитерская. Ну просто – кто за язык-то тянул? Позвонили бы хоть кому-нибудь, проверили. Вот удивительно, ну почему так: стоит человеку начать с пафосом обличать всеобщую неграмотность, как он что-нибудь сам и ляпнет? Да пустяк, конечно, полно и похуже ошибок, чего я так раскипятилась, сама не знаю.

А на следующий день я отправилась на праздничный концерт по случаю юбилея детского досугового центра, где занималась моя дочь. Концерт вела специально приглашенная профессионалка – такая, с прической, с профессионально- приподнятой и профессионально-задушевной интонацией и профессиональными стихами.

Меня, кстати, всегда удивляет: ведь эти стихи пишут за деньги специально обученные люди, ну черт с ним, с художественным качеством, но стопность можно выдержать? И не рифмовать моя и всегда?

Так и сыпалось: нравственность, духовность, призвание, вдохновение, а среди них нет-нет да и проскакивало (для задушевности) словцо типа симпатулистый. В общем, надо быть Сорокиным, чтобы достоверно воспроизвести этот дискурс. Венцом всего явилась история о сыне преподавательницы балета, который тоже почувствовал в себе Призвание, его сейчас с нами нет, он танцует в Америке. И дальше фраза, произнесенная с этой интонацией… В классификации интонационных конструкций (ИК) Е. А. Брызгуновой это называется ИК-6: подъем тона, который (тон) потом не падает, а так и держится «на высоте» некоторое время. Получается так… взволнованно. Фраза следующая (после сообщения, что его нет с нами): Но пусть ему по-доброму икнётся!

Вот только не надо мне говорить, что это я такая эстетка, придираюсь, а человек дарит людям радость. Я сама слышала, как сидящие рядом мамашки, забыв даже на время волноваться за своих чад, которым предстояло выступать, оживленно обсуждали, что будет, если икнется по-злому.

А впрочем, все не так плохо.

Одна из моих любимых реклам (тут, признаюсь, исследовательский восторг безоговорочно побеждает) – это реклама жвачки про долгий вкус с жидким центром. И вот недавно я краем уха уловила в рекламе что-то вроде с мягким наполнителем.

Мягкий наполнитель – конечно, не бог весть какая замена жидкому центру, но это значит, что там, в сферах, которые, в отличие от Академии наук, могут реально повлиять на язык, кому-то что-то когда-то режет ухо. Ура!

Да и мои любимые пастила со вкусом йогурт и зефир с ароматом клубника фабрики «Ударница» тоже, видимо, в результате происков зануд вроде меня, были переименованы в пастилу со вкусом йогурта и зефир с ароматом клубники.

Или вот еще: торговый центр «Мега» проводит предновогоднюю рекламную кампанию. Ну, помимо чудной формулировки шопинг подарков (шопинг здесь управляет родительным падежом по аналогии со словом покупка), замечательно вот что. В прошлых рекламных кампаниях «Мега» писала ключевое слово шоппинг через два «п» (Отдайся шоппингу, Шоппинг от всей души), а теперь последовательно пишет через одно «п», как рекомендуют авторитетные словари.

Вообще орфографисты выбрали написание без удвоения согласной скорее на том основании, что в произношении никакого долгого согласного тут нет, а многие заимствованные слова в русском языке не сохраняют написание с двойной согласной (например, слова офис или адрес). Но, по-моему, тут важно еще вот что. При написании шоппинг слово shopping заимствуется в готовом виде, а написание шопинг наводит на мысль о том, что оно прямо в русском языке имеет свою внутреннюю форму: что -инг – это почти уже русский суффикс, при помощи которого от почти уже русского слова шоп и образуется почти совсем уже русское слово шопинг (и удвоению согласной тут взяться неоткуда, правило же действует в английском языке, а не в русском).

Но авторы новой рекламной кампании едва ли руководствовались этими соображениями. Они ПРОСТО ПРОВЕРИЛИ ПО СЛОВАРЮ. А проверив, пересмотрели всю свою рекламную продукцию и всё исправили. Ура! Ну, почти всё. Трогательный след этой титанической борьбы виден на рекламном буклете: «Ваш путеводитель в мир Мега», где крупно написано Шопинг подарков, а повыше более мелко – шоппинг, досуг, комфорт . Проглядели. Ну да ничего, прощаем, старались же.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 231; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!