Хоромное зодчество Новгорода.

Исследование застройки Новгорода на основании археологических мате­риалов, насчитывающих более 2 тыс. сооружений, можно начать с самого возникновения города, прослеживая развитие деревянной архитектуры вплоть до наших дней, т. е. на протяжении целого тысячелетия. Сравни­тельно поздний период истории застройки изучен подробно. На планах XVIII в. показана древняя сеть улиц, основных переулков до проекта перепланировки 1778 г.

Археологические раскопки в различных частях Новгорода показали, что сеть улиц до перепланировки XVIII в. в значительной степени изна­чальна и сохраняет свои трассы с момента возникновения. Развитие улич­ной сети шло за счет выморочных дворов — либо путем укрупнения сетки улиц, либо путем перепланировки пустырей на месте этих дворов. Писцо­вые книги конца XVI в. позволяют откорректировать материалы съемки планов XVIII в., восстановив исчезнувшие в течение полутораста лет переулки. Особый интерес представляет план части Неревского конца с Розважим монастырем, где перепись строений на дворах сопровождает­ся изображениями хором с показом окон, тесовых кровель, дверей, оград, ворот и т. д.² С ними сходны изображения хором на иконах начала XVIII в. из Михайловской церкви³ и Знаменского собора. Графические материалы по жилой застройке других русских городов, выполненные дьяками Москвы, Киева, Ярославля, Тобольска, а также зарисовки Нов­города, Пскова, Торжка, Нижнего Новгорода, Москвы и других городов, выполненные западноевропейскими художниками, входившими в посоль­ства Меерберга⁴, Олеария⁵ и др., показывают, что жилая архитектура Новгорода мало чем в принципе отличалась от хоромного строительства других городов. В то же время описи конца XVI в. в ямских слободах под Новгородом⁶, рисунки деревень и ямских слобод в альбоме Меер­берга, а также планы слобод Тихвинского монастыря фиксируют жилища как уже сложившиеся типы северорусского дома, близкие домам этого района в XIX в.⁷

С самых ранних слоев Новгород предстает перед нами как поселение с развитой городской структурой. В Новгороде открыты дворы, обнесен­ные частоколом, клети и избы, рубленные в обло, деревянные мостовые. Археологические данные настолько обильны, подробны, конкретны, мате­риальны, что в сравнении с аналогичными материалами других русских городов являются уникальными эталонами. Сохранность деревянных со оружении такова, что позволяет строить научно аргументированные и наиболее вероятные реконструкции застройки.

Хоромное зодчество Новгорода

Г. В. Борисевич

 

 

В Новгороде накоплен обильный и разнообразный материал по исто­рии древнерусского посадского жилища, включая как простейшие, эле­ментарные одноэтажные жилища ремесленников с минимумом внутрен­него оборудования, так и богатые, развитые в высоту хоромы бояр, феодальной верхушки Новгорода и его купцов.

Благодаря особенностям культурного слоя Новгорода, в котором хоро­
шо сохраняются остатки древних деревянных сооружений, свидетельства
о строительной культуре древних новгородцев необычайно полны. Выяв­
ление конструктивных узлов и деталей позволяет создать своеобразную
строительную энциклопедию деревянного хоромного зодчества древней
Руси и обнаружить устойчивые конструктивные традиции, основанные
на многовековом строительном опыте. Изучение конструктивных приемов
в Новгороде дает возможность более осознанно интерпретировать соору-
жения в других городах, где сохранность древесины хуже.                             

В сооружениях органично достигалась слитность утилитарного назна-чения помещения с архитектурно-художественной разработкой конструк-ций, которая в свою очередь основывалась на традиционных приемах обработки строительных материалов в соответствии с их механическими свойствами. Умение построить объемно-пространственную композицию в соответствии с удобной компоновкой помещений, исходя из обеспечения необходимых жизненных процессов, и сделать это художественно выра- зительным — одна из особенностей творчества древнерусских зодчих, ко- торая может рассматриваться как глубокая художественная традиция.

В X—XII вв. древнерусская деревянная архитектура имела выдаю- щиеся произведения. Можно вспомнить известную по летописи дубовую Новгородскую Софию «о тринадцати верхах», деревянные храмы Бориса и Глеба в Вышгороде, церковь «о двадцати стенах» в Ростове. Высоким художественным уровнем, вне всякого сомнения, отличались не только храмы, но и деревянные хоромы.

Развитие городской жизни Новгорода привело к оседанию в городе боярства и вызвало появление форм жилища, известного по летописям как «хоромы». Хоромы принадлежали в городах не только боярам.

К X в. уже были выработаны определенные планировочные и градо­
строительные элементы городского организма, которые, совершенствуясь,
прошли через всю историю феодального города: улицы, кварталы, пло­
щади, крепостные сооружения и т. д. Развитие архитектуры лежит в
общем русле развития древнерусского общества и обусловлено развитием
производственных отношений и сложением городской культуры.                    

Архитектура X в. уходит корнями в более глубокие исторические слои. Сведения о зодчестве, которые мы черпаем из летописей, очень общи, схематичны и чаще всего отрывочны. Обычно лишь вскользь говорится о типах сооружений и внешних впечатлениях зрителя. Тем не менее для истории архитектуры очень важны даже простые упоминания частей и деталей жилища, названия помещений, построек и служб. Многие слова и термины строительного дела, употребляемые и в настоящее время,

278                                                                                                                 

уходят своим происхождением к тем временам, когда зарождалось дере-вянное зодчество и появлялись соответствующие типы сооружений

О значении древних понятий для истории культуры писал И Срез невский: «Каждое слово есть представитель понятия, бывшего в народе: что было выражено словом, то было в жизни; чего не было в жизни для того не было и слова. Каждое слово для историка есть свидетель, памятник, факт жизни народа, тем более важный, чем важнее понятие, им выражаемое. Дополняя одно другим, они все вместе представляют систему понятий народа, передают быль о жизни народа — тем полнее чем обширнее и разнообразнее их собрание, чем они подробнее объяснены филологически в их народном значении, чем разнообразнее сближены одни с другими. Время появления слова как понятия о каком-то предмете является прямым указанием на бытование этого предмета» ⁸.

Подлинные древние названия помещений, производственных сооруже­ний, хозяйственных построек, элементов благоустройства, частей зданий, конструктивных узлов, фрагментов, деталей необходимо знать, чтобы полноценно использовать письменные источники для понимания древнего быта, для характеристики инженерно-строительной деятельности, для узнавания их в материалах археологических раскопок. Они помогают лучше понять этапы эволюции древнерусского жилища. В названиях звучат наиболее характерные и существенные черты построек двора и помещений в составе хором. От способа отопления происходят «истопка», «истобка», «изба» (1704 г.). «Одрина» (845 г.), «ядрина» (XI в.), «ложница» (XI в.), «постница» (XI в.), «покоище» (1097 г.), «плотница» (1175 г.) —древние названия спальных покоев в боярских и княжеских хоромах. На дворах упоминаются хозяйственные постройки: «баня» (907 г.), «клети» (1016 г.), «медуша» (997 г.), «медвьница» (1175 г.), «бретьяница» (1146 г.), «бражница» (XIII в.), «скотница» в смысле со­кровищницы (996 г.), «погреб» (1136 г.), «житница» (XII в.). Часть терминов носит строительный смысл: «клеть», «столп», «поруб», «повалуша». О развитии по вертикали передают понятия «подклет», «вышница» (XI в.), «горница», «изба» на подклете, на горе, т. е. на верху (1073 г.). Некоторые сооружения характерны для развитых феодальных дворов: «палата» (907, 971, 1175 гг.), «терем» (945 г.), «вежа» (945 г.), «гридница» (996 г.), «стражище» (XI в.) ⁹. На основании письменных источников можно заключить, что к X—-XII вв. в древней Руси сложи­лись характерные, традиционные уже для того времени типы сооружений.

Привязка сведений письменных источников к археологическим мате­риалам имеет существенное значение для понимания развития жилища, позволяет точно интерпретировать каждую находку, понять и осознать место и роль каждой вещи, каждого фрагмента в жизни конкретного горожанина, жившего в раскрываемом дворе.

Для реконструкции сооружений, раскрытых археологическими раскоп­ками, важное значение имеют памятники народного зодчества. Они пора­жают удивительной наглядностью материала. Сходство конструктивных узлов, структуры планов, деталей памятников, разделенных значитель­ными хронологическими периодами, идентичность звучания строительных

271

Г. В. Борисевич

Хоромное зодчество Новгорода

 

и функциональных терминов древности и «живой старины» вызывают чувство соприкосновения с глубочайшими архитектурно-художественны­ми традициями, способствуют осязаемому проникновению в жизнь про­шедших эпох.

На современном уровне техники раскопок по комплексу находок почти всегда удается выделить какое-либо сооружение: например, по инвентарю может быть определено назначение хозяйственных построек, по разва­лам печей — жилище, по характеру культурного слоя — общие габариты со­оружений. Если же сохранились следы конструкций, то можно нарисовать более или менее достоверную реконструкцию плана, а от плана перейти к реконструкции разреза и общего объемного решения. Все реконструк­ции архитектуры возможны только на основе мысленного воссоздания древнего быта, воспроизведения функциональных процессов в изучаемых сооружениях. Исследователь должен проявить себя не только как исто­рик быта, но и как технолог-ремесленник, и как древний архитектор. Только в этом случае возможен успех.

Реконструкция с максимальным привлечением фактических данных археологии, этнографических аналогий, иллюстрирующих далекое прош­лое как «живая старина», документальных исторических сведений из древних письменных памятников, позволяющих перекинуть мост преем­ственности от деятельности предков к сознанию современного исследо­вателя, имеют большое познавательное значение для воссоздания анало­гичных, хотя и не с такой полнотой изученных сооружений, особенно при реконструкции градостроительных памятников. История жилища и его архитектуры в настоящее время переживает эпоху накопления фак­тического материала. Зачастую он накапливается механически, только количественно. Реконструкция — это новый этап познания, построения гипотезы и образная проверка ее на основании раскрытия других анало­гичных памятников. Реконструкция — это способ эстетического познания архитектуры предков на основе четко сформулированных параметров аналогий.

Любая реконструкция— это прежде всего концепция, стадия высокого уровня обобщения и комплексного овладения материалом. Реконструк­ция архитектуры — всегда гипотеза из-за неполноты или отсутствия кон­кретных сведений.

Архитектурно-художественные формы народного зодчества чаще всего используются для реконструкций. Наиболее архаические формы воспри­нимаются как наиболее древние, простые и примитивные. Иногда, наобо­рот, примитивные формы принимаются за простые, древние и архаиче­ские. Необходим анализ явлений, наслоившихся на художественный строй архитектуры, отражающих образы и стили архитектуры профессио­нального исполнения. «Очищение» народного зодчества от наносных, вре­менных слоев позволяет познать принципы тектонического построения образа, архитектурно-художественные традиции.

Архитектурная тектоника — это принципы художественного осмысле­ния конструкции и объемных, и функционально бытовых параметров сооружений. Это наиболее ценная, цельная и профессионально разрабо-

272

тайная, устойчивая часть архитектурного творчества. Она выглядит как глубокая древняя традиция в повторении определенных элементов Для реконструкции важна традиция не как сложная по составу этническая категория, взятая в совокупности, а ее элементы, прежде всего те, что характеризуют исторически сложившиеся отношения человека с природой, освоение им свойств природных материалов для создания строитель­ных конструкций. Традиция выступает как передача от поколения к по­колению устойчивых технических и художественно-тектонических знаний Устойчивость элементов культуры исторически обусловлена и определяет­ся конкретными социальными условиями. Явление тогда становится тра­дицией, когда оно имеет какой-либо практический смысл.

Наиболее устойчивыми и постоянными элементами древних сооруже­ний являются несущие и ограждающие конструкции в традиционных материалах. Многовековой опыт строительства привел, например, к сло­жению стоечно-балочной системы, тектонический смысл которой интерна­ционален, но имеет специфические этнографические разновидности как в современном, так и в древнем народном зодчестве.

Деревянные сооружения, выявленные многолетними раскопками в Нов­городе на Неревском конце, с исчерпывающей полнотой описаны и изуче­ны П. И. Засурцевым¹⁰. Обилие и качество материала позволило Г. В. Борисевичу, П. И. Засурцеву, В. П. Тюрину и Г. П. Чистякову перейти к опытам реконструкции вначале отдельного двора^и, а потом и застройки части города в различные этапы ее развития^п. Была раз­работана методика определения этажности по совокупности исторических, иконографических и археологических материалов. Исследование по древ­нерусскому жилищу провел Ю. П. Спегальский¹³, иллюстрируя архео­логический и исторический материал серией реконструкций жилых домов Новгорода. Реконструкции Ю. П. Спегальского вызвали справедливые возражения со стороны П. И. Засурцева и В. Л. Янина¹⁴. Основная идея всех реконструкций состояла в том, чтобы на материалах раскопок Новгорода и письменных источников дать образ жилища, опираясь на скандинавскую этнографию, где сохранились типы домов без потолков, с покатыми кровлями, покрытыми мхом, с зенитным дымоволоком в кры­ше, не характерные для русской деревни.

Основной тип сооружений Новгорода в конструктивном отношении — срубная клеть, реже каркасная постройка. В срубах находились такие помещения хозяйственно-бытового комплекса, где было необходимо теп­ло,—отапливаемые избы, горницы, и такие, где было необходимо сохра­нять относительно постоянную температуру,— например, в хлевах, в не­которых ремесленных мастерских. В срубах размещались житницы, амбары, клети, где хранилось ценное имущество. Каркасные постройки делались в том случае, если колебания температуры в них не имели решающего значения,— навесы, легкие хлевы для летнего содержания скота, пристроенные сени, крыльца, реже — мастерские.

Сооружения на раскопах вскрывались полностью в составе других по­строек двора и изучались комплексно как составляющие единого хозяй­ства, что позволяло надежно их интерпретировать и даже принципиальн

273

6 — полка в интерьере (Васильевские врата 1335 г.); 7 — изба на хозяйственном подклете; 8 — изба на жилом подклете (И17Б)

Г. В. Борисович

намечать реконструкцию. При изучении сооружений как массового явле­ния удалось определить наиболее характерные приемы конструирования оснований, стен, полов, печей, входов, крылец, связей между помеще­ниями, выделить и изучить избы, сени, клети, хозяйственные и производ­ственные постройки.

На возведение построек шли бревна диаметром от 16 до 35 см в ком­левой части. Оптимальный диаметр бревен, как и сегодня, был около 25 см. Для изб обычно применяли более качественный лес, а для хозяй­ственных построек — тонкий. Размеры сооружений колебались в довольно значительных пределах. В X—XI вв. избы рубились из бревен пяти-шестиметровой длины. К середине XII в. помещения достигают макси­мально возможных размеров. Один из срубов, выполненный из цельных бревен, занимал площадь 13X14 ы. Громадные дома XII в. были совре­менниками крупнейших каменных соборов Новгорода и его окрестностей. К XIV в., ко времени экономического и политического расцвета города, характер застройки меняется, и наряду с обычными домами появляются жилища миниатюрных размеров — из бревен длиной 2,5—3,0 м. Срубы на дворах Новгорода возводились сразу на месте. Они рубились в обло с остатком, с чашкой и припазовкой в верхней части бревен.

В Новгороде с его сырой почвой, высокими грунтовыми водами и увлажненным культурным слоем в жилищах необходимо было устрой­ство полов. Полы прослежены в большинстве жилищ, в амбарах, хозяй­ственных клетях, почти во всех помещениях для скота. Полы или раз­личного рода настилы имелись в сенях и во всех производственных постройках. Конструкции полов построек значительно различаются меж­ду собой и могут служить определяющим признаком их функционального назначения^1э.

Характерной особенностью хоромного строительства Новгорода можно считать устройство подкладок под нижний венец. Количество их различ­но — от двух-трех в углах до сплошных вымосток под некоторыми сте­нами. Штучные подкладки, возможно, служили для выравнивания сруба на строительной площадке. Они обеспечивали горизонтальность венцов. Настилы из подкладок связаны с решением инженерной проблемы обес­печения устойчивости сруба на слабом насыпном грунте, спланирован­ном при возведении сооружения. Многие постройки, даже больших раз­меров, не имели никаких подкладок, тогда как некоторые более мелкие срубы имели подкладки или отмостки под окладным венцом. В данном случае подкладки несомненно свидетельствуют о развитии сооружения в высоту, о строительстве на подклете и даже о возможном существо­вании третьего этажа.

У некоторых крупных домов 50-х годов X в.—30-х годов XII в. в Новгороде во дворах прослежены завалины. Вокруг избы на расстоя­нии 0,5—0,9 м от стен укладывались бревна, более длинные, чем у сру­ба, каждое из которых во избежание смещения фиксировалось парой кольев, вбитых в грунт. В углу они или соприкасались торцами, или же одно своим торцом упиралось в другое, не доходя до конца последнего на расстояние, чуть больше толщины. В начале XI в. появляется рубле-

274

Рис. 1. Интерьеры изб Новгорода

1 — изба без подклета;

2 — черная печь (гравюра XVIII в.); 3,4 — лавка, полки, подзоры на сыпухах

(Радзивилловская летопись); •5 — доска коника;

Г. В. Борисевич

Хоромчое зодчество Новгорода

 

 

ное соединение угла. Прямоугольно затесанный торец закладывался сверху в вырубленный паз. В 70-е годы XI в. появляется завалина в виде венца, рубленного в чашку с остатком.

Изба — многофункциональное помещение, различным образом исполь­зуемое в течение дня и по временам года.

Печи — обязательная принадлежность зимнего жилища. Летом в каче­стве жилищ могли использоваться клети и подклеты. До раскопок Нерев-ского конца находки печей были единичны. По конструкции печи отли­чались друг от друга. Были печи-каменки, глинобитные, глиняно-плинфовые, глиняно-каменные и глиняно-кирпичные. О сложных формах печей известно мало. Наиболее простыми были глинобитные печи (рис. 1,2).

В Новгороде открыты печи и очаги нескольких типов: отопительные устройства, для приготовления пищи, производственного назначения и просто специально подготовленные площадки для очага и использования открытого огня в производственных целях. Остатки печей представлены преимущественно опечками, развалами и основаниями, сооруженными не­посредственно на земле. Иногда делались отверстия для опечка в полу. Наземные печи имели преимущественно производственное назначение. На них иногда прослеживается конструкция тела печи. Внутри избы поды печей были приподняты относительно пола на опечках. Древние мастера придавали большое значение устойчивости печи, поэтому опечек в подавляющем большинстве ставился самостоятельно, не связываясь конструктивно со срубом избы.

Для суждения о внутреннем устройстве древней избы принципиаль­ное значение имеют взаимоотношения между входом в избу, положением печи и ориентировкой ее устья в помещении. Это связано с компонов­кой всего оборудования избы.

Плановая структура новгородского жилища имеет глубоко традицион­ные народные корни. В традиционном русском жилище этнографами условно выделены четыре основных устойчивых типа компоновки интерье­ра избы в зависимости от местоположения и ориентировки печи относи­тельно входа. Для северных районов характерно расположение печи у входа в углу справа или слева. Если печь обращена боком ко входу, то тип плана называется северосреднерусским, если устьем ко входу — то западнорусским. Для южных районов характерно расположение печи в углах напротив входа. Если печь обращена устьем на вход, то тип называется южнорусским, если боком— то западным южнорусским.

Избы так называемого южнорусского типа с печами в углах напро­тив входа были занесены и в Новгород. Они здесь появляются с конца XII в. и получают некоторое распространение в XIV в.

Соотношения вариантов плана избы не показывают какой-либо ясно выраженной, единой, непрерывной этнографической традиции, характер­ной для Неревского участка города. Даже на территории одного двора встречаются различные типы плана. Например, на богатом дворе, зани­мавшем угол перекрестка Великой и Холопьей улиц, в избе Б22Б печь стояла в середине; в избе Б22Г сперва печь была слева от входа, а при

276

возобновлении постройки ее переместили в правый угол¹⁶В целом с самого

 начала возникновения застройки Неревского конца преобладаютсеверные типы плана.

 Срединное положение в избе встоечалось только в слоях Х-XIII вв. Постройки с печью в середине более позднего времени
П. И. Засурцев трактовал на основании археологического бытового материала в них как поварни, пекарни и ремесленные мастерские⁸
Народное жилище в зависимости от способа удаления дыма можно
разделить на три группы: курное, полукурное и белое. Дома без труб
представляли собой традиционные черные избы, откуда дым выходил через дверной и оконные проемы. Избы «с выведенными трубами» — не
многочисленные дома побогаче, с тесовыми кровлями и деревянным
дымниками. Белые избы имели печи с дымовой трубой, идущей от усть
печи. Дома с дымниками и белые избы принадлежали купцам, богатым
ремесленникам и зажиточным крестьянам. Сам тип отопления дает социальную характеристику владельца дома и отражает условия жизни.
В летописях «дымницы» в Новгороде упоминаются впервые в 1560 г.
«В лето 7068 месяца марта в 3 день в неделю, велели царевы и великого князя дьяки, в Великом Новогороде, новгородцам, по улицам по
избам, по своим дворам, по хоромам, бочки дщаты с водой ставит
у дымниц и веникам на шестах на хоромех быти в Новегороде на всякой избе» ¹⁸.

Для Новгорода характерным, традиционным было, вероятно, полукурное жилище с деревянными 

«дымницами». Дымоволок делался либо в стене, смежной с сенями, либо в потолке.

 Первый прием удобен в избах с с низким потолком, второй — в высокой храмине.

 «Дымница» в потолке имела откидывающуюся крышку, которую после прогорания дров закрывали вали и подпирали снизу жердью, называемой трубником ¹⁹. «Дымницы" при суровой и скупой архитектуре рубленых изб украшались порезками, прорезями, завершались кровлями, чтобы дождь и снег не проникали в дымоход. Их любили изображать художники XVI—XVII вв.

Для древнерусского жилища характерны врубленные по контуру или переносные лавки. Лавки упоминаются в письменных источниках. Из  примеров народного зодчества известно, что лавки делались из широких плоских брусьев и толстых тесин. Концами и краем они врубались в стены на втором и третьем венце от пола, а пол в свою очередь был приподнят над основанием на один-два венца. В Новгороде сруб обычно сохраняется на один-два венца, реже — на три, а в исключительных случаях — на четыре. Поэтому естественно, что лавки в остатках сооружений ни в одном случае не уцелели. В памятниках деревянного церковного зодчества, значительно более поздних, чем новгородские жилища, часто лавки опушивались подзорами, украшались стамиками, т. е. врубленными в пол или подпирающими декоративными столбиками, препятствующими прогибу лавок. Стамики органично выполняли роль конструктивного усиления и создавали определенный декоративный эффект. Новгородской экспедицией собрана обширная коллекция разнообразных стамиков (балясин) от мебели. Среди них могут быть и стамики от лавок. В домах с полностью сохранившимися полами следы врубки

277

Г. В. Борисевич

ков не обнаружены. Этот факт еще не говорит об отсутствии лавок, из­вестных по письменным источникам. Он указывает на традиционно при­меняемую в народном зодчестве конструкцию, при которой они могли не сохраниться. Вполне возможно, что лавки рубились из брусьев значитель­ной толщины, не требующих усиления и подпорок: «брусовая белая ла­вочка», как поется в одной из былин. В народном жилище XIX в. «лавки эти делаются из одной доски, и чем доска шире и ровнее обделана, тем лавка считается эффектнее» ²⁰.

Древнерусской избе с черным отоплением, помимо «дымных горестей», присущ еще один недостаток — обилие копоти, которая наполняла избу вместе с дымом и осаживалась жирными хлопьями на всех предметах. Нижняя часть избы на высоту вытянутой руки еженедельно прибиралась, а верхняя приобретала черный цвет, она прибиралась довольно редко. Над лавками, на высоте чуть выше роста человека, устраивались поли-цы — полки, которые в какой-то мере защищали лавки от копоти и слу­жили для хранения домашнего инвентаря и припасов в корзинах, коро­бах и горшках. Полица в избе показана в клейме с Китоврасом на Васильевских вратах в Александровской слободе. В миниатюрах Радзивил-ловской летописи над прлицами показаны полки с подзорами — сыпухи (рис. 1). Изменение декоративных мотивов в порезках подзоров изуче­но достаточно полно (рис. 2).

В Изборнике 1076 г. обличается богатый: «Всяко можеши аште хочеши. Несть бо тяжко, аште бо насытился еси пиштею накорми альчьпааго, напил ли ся еси, напои и жадьнааго и съгрел ли ся ели съгреи тря­сущегося зимою. В храме ли красьнеивысоце взлежищи: въведи скытаю-тааго ся по улицам в дом свой» ²ⁱ. Из контекста видно, что речь идет о богатых «красных» хоромах. В одной из изб хозяин «высоце взлежи­щи» — вероятно, на полатях. Полати могли иногда иметь ограждение. В раскопе часто попадаются фигурные доски, называемые в материалах Новгородской экспедиции «балясинами», с шипами с обеих сторон, при­чем с одной стороны шип гораздо больше. Большой шип вставлялся в глубокое гнездо, выдолбленное в бревне, второй шип держал только не­большой по сечению брус самого ограждения. Небольшая величина «ба­лясин» свидетельствует о невысоком ограждении, которое было не частью «перенного» крыльца, а скорее всего ограждением полатей. Значительное углубление шипа доски в бревне свидетельствует о некоторых горизонталь­ных усилиях, которые могут возникать, например, при «взлазывании» на них.

В народном зодчестве высота жилого помещения до потолка черных изб, как зафиксировано архитекторами и этнографами, обычно колебалась в пределах 3,20—3,75 м, но временами достигала 4,20 м из-за «техноло­гии» отопления²². Часть же интерьера, используемая исключительно для хозяйственно-бытовых целей, была соразмерна росту человека, и здесь высота, как правило, ограничивалась 2,10—2,30 м. В холодных помещени­ях с потолком расстояние между полом и перекрытием составляло такую же величину. В избах с более совершенным отоплением «по-белому», с печью, имеющей каменную трубу, высота помещения была снижена до

278

Рис. 2. Деревянные архитектурные детали и фрагменты

1 — декоративные мотивы подзоров и причелин

2 - отмостка перд входом (Б22Б)

3 - рундук (Е22А)

4- всход н тетивах (Е17И)

5 —крыльцо (Е128);

                                       6 — «всход» на срубный рундук (Е24Ж)

7 - крыльцо на столбах (И10Г)

                                       8 — план дворов X в. Неревского конца

9 - застройка X в. по Великой улице.

Хоромное зодчество Новгорода

 

 

этого бытового минимума. В редких случаях во временных сооружениях и подклетах она опускалась до 1,60—1,75 м, соответствуя росту взрослого человека ²³. Соразмерность жилища человеку — органичное качество жи­лого зодчества любого народа. Указание высотных параметров — большая редкость в археологии, и тем не менее есть прямые известия о высоте древних помещений. В Новгороде на Ярославовом дворище был открыт погреб XII в. в виде сруба из 14 венцов, сохранившегося на высоту немногим больше 2,0 м. В Бресте обнаружен сруб из 12 венцов на вы­соту около 2,0 м. Бревна имели толщину 16—17 см. Оба сруба не сохра-; нились на полную высоту. На самом деле помещения были несколько выше, приближаясь к параметрам высот народного традиционного зод-; чества.

В Новгороде в развале мастерской конца XIII в. найдена лестница в виде толстого бревна, в котором сделаны глубокие вырубки-ступеньки. Народное название ее — шегла — встречается в Новгородской летописи под 1204 г. Общая длина бревна 2,70 м. Его можно установить наклонно в помещении, высота которого не менее 2,20—2,40 м, что соответствует высоте наиболее скромной черной избы.

Высота черных изб, известных в народном зодчестве, из-за неизмен­ности роста человека, необходимости проведения в жилище бытовых и трудовых процессов и технологии отопления должна соответствовать вы­соте древних «истопок». Сама жизнедеятельность заставляла сделать тра­диционными высотные параметры жилища. Обращает на себя внимание приближение высот помещений к 1,75 м, 2,20 м, 2,50 м и 3,50 м. Если связать эти величины с древними мерами длины, то легко заметить, что они выражены в целых числах древних мер, бытовавших в домонгольскую эпоху, и равны либо одной мерной сажени (176 см), либо косой сажени (216 см), либо одной великой сажени (249 см), либо двум мерным саже­ням (2X176 см) ²⁴.

По новгородским материалам можно восстановить облик древних ин­терьеров, традиционно прошедших через всю историю жилища X—XIX вв. Самая простейшая изба с каменкой могла достигать в высоту от пола до потолка от косой (2,16 м) до великой (2,49 м) сажени. Она должна быть оборудована лавками и полицами над ними по периметру. Должны быть устроены полати для хранения инвентаря, запасов и утвари. «Истоб-ку» могли использовать как мастерскую, ведь каменка менее удобна для приготовления пищи по сравнению с глинобитной печью. Изба должна иметь чердак с земляной засыпкой в качестве утеплителя. Арабские пи­сатели отмечали это как этнографическую особенность древнерусского жилища: «А зима у них холодная. Их зимние дома из больших бревен сосны, положенных одно поверх другого (дословный перевод: дома их зи­мой из дерева «сунбур» — финиковая пальма с голым внизу стволом, об­рубленная сверху,— большие бревна (положенные) одно на другое), а крыши и потолки — из деревянных досок. И разводят они (в домах) огонь, двери же у них маленькие, завешиваемые бараньими шкурами с мехом, и внутри домов жарко, как в бане, а дров у них много» ". Ды­моволок устраивался в виде волокового окна, выходящего в сени. Из се-

280

ней дым выводился через проветриваемый чердак. В самцах делались волоковые окна.       

Подавляющее большинство богатых жилищ, строений жилого производственного и хозяйственного назначения возводилось на подклетах. Подклет мог использоваться как мастерская летом и изба — зимой Высота избы зависит от назначения полатей: если они сооружены как спальные
места, высота помещения могла колебаться в пределах от великой (2,49 м)
до полутора мерных (2,64 м) саженей (рис. 1). Неоднократно встречены
избы на отапливаемых мастерских или двухэтажные избы в боярских
дворах. Интерьер верхней избы, можно полагать, украшали резными до­
сками, прибиваемыми к краям лавок, сыпух. Декор получали полати ко­
ник, печка.                                                                                                         

Оборудование избы лавками, полками, подзорами, сыпухами, полатя­ми называлось «нарядить нутро». В новгородской грамоте на бересте XIV в. есть заказ плотникам: «Наряжай избу и клеть» ^2в.

Высота избы богатого владельца, вероятно, достигала от полутора (2,64 м) до двух (3,52 м) мерных саженей. Мастерская могла устраи­ваться в зависимости от бытовых условий или экономических возможно­стей. Сообщение между первым и вторым этажами происходило по лест­нице в сенях. Во избежание задымления верхней избы и для звукоизо­ляции в междуэтажном перекрытии необходимо было устраивать потолоч­ную засыпку.

Материалы раскопок в сочетании с письменными и иконографически­ми материалами позволяют проследить изменение силуэта застройки Нов­города и восстановить архитектуру наиболее выразительных гражданских сооружений: веж, теремов, столпов и повалуш, отмечаемых с X по XIII в.

Вежа — архаический предок нескольких типов сооружений феодально­го зодчества. В славянских языках она означает прежде всего башню. Б. А. Рыбаков отметил генетическое родство вежи с дозорной башней (от вежды, вежи, глаза) ²⁷. Возникнув как оборонительное сооружение в системе фортификационных сооружений городища родовой общины, вежа как уже сложившийся и развитой тип крепостной башни органично во­шла в состав княжеских и боярских хором. Наиболее яркое описание вежи содержится в Ипатьевской летописи. В 1259 г. в замке Холм была поставлена Даниилом Галицким «вежа же среде града высока якоже бити с нея окрест града. Создана каменей в высоту 58 локот, создана же сама древом тесаным и убелена яко сыр, светящися на все стороны» ²⁸.

В понятиях того времени градами называли не только города, но и небольшую укрепленную усадьбу, которая часто имела боевую башню, используемую в бытовых целях.

Вежа как храмина на женской половине боярских хором начала XII в. упомянута в Сказании о Борисе и Глебе ²⁹. Жилище и двор, дополнен­ные вежей, получив новые оборонительные функции, стали основой лич­ной безопасности и независимости его владельца.

Легендарные дворы Искоростеня с вежами составили определенный этап древнерусского хоромного строительства. Вежи Искоростеня упоми­наются летописью как входящие в состав боярских хором, как их типич-

281

Г. В. Борисевич

ная особенность. Не подлежит сомнению, что как архитектурный тип вежа на боярском дворе сформировалась до X в. и получила затем широ­кое распространение.

Древнерусский терем родствен башнеобразным сооружениям сосед­них со славянами и более дальних народов, что указывает на него как на общеевропейское явление более древнего происхождения, чем X в. Терем — более позднее название вежи.

В XII в. для обозначения аналогичных сооружений был широко рас­пространен русский термин «столп», уточнявший его архитектурное и военное значение. На оборонительную первооснову терема указывает расположение помещений по вертикали с внутренним включением лестни­цы, ведущей в верхний ярус, собственно терем, где хранили книги и цен­ности, по аналогии с донжоном.

Генетическое и функциональное родство терема в хоромах с башней при соборе, называемой вежей, теремом, столпом, сенями просто и сенями со «столпом всходным», позволяет найти место теремной башне в струк­туре хором. Она, несомненно, связана с входной частью жилища и созда­валась в виде столпообразного сооружения с лестницами и площадками внутри, с устройством изолированного помещения наверху, используемо­го как клеть, ризница или сокровищница. Лестничный столп примыкал к столпу горницы на подклете как развитые сени или, если горница была с сеиями, как глухое укрепленное крыльцо.

В середине X в. участок Великой улицы, закрепившей трассу древ­него пути в Неревском конце, был застроен на северной и южной сто­ронах. Похоже, что древняя дорога, проходившая по берегу Волхова, застраивалась гнездами, отдельными звеньями или поселками. Каждое такое звено составляли пришедшие в Новгород общины, группы людей, связанные между собой кровными и имущественными отношениями. Тер­ритория осваивалась большими патриархальными семьями, каждая из которых создавала свои укрепленные дворы с вежами и теремами (рис. 3). На высокие сооружения указывают подкладки, более многочисленные под небольшими срубами, чем под избами. Появление башен на дворах в начальной стадии существования Новгорода связано с условиями возник­новения самого города на одном из ключевых пунктов пути из варяг в греки. В X—XI вв. они защищали горожан как от транзитных гостей, так и во время внутригородских распрей.

Хозяйство горожанина тяготело к дороге, к реке, к пристани, связы­вая его со всей речной системой оз. Ильмень и торговыми путями по ре­кам. Улицы, идущие «от реки в поле», составляли планировочную ткань города. С самого начала застройка велась не стихийно, вдоль дороги и реки, а планировалась компактными уличными рядами, порядками попе­рек. В предматериковых слоях Неревского раскопа сохранились следы пе­репланировки. Отметим еще раз, что Новгород с самого начала предстает как поселение со сложившимися планировочными элементами — улица­ми, мостовыми, дворами, неизменными или почти неизменными на про­тяжении веков, с развитой городской культурой.

Рис. 3. Хоромы Новгорода X—XII вв.

1 — терема на дворах X в.; 2—6 — терема в миниатюрах Радзивилловской летописи; 7 — деревянный терем; 8 — застройка середины XII в.

282

283

 

Хоромное зодчество Новгорода

Г. В. Борисевич

 

 

Изба и сени — четкий и ясный комплекс народного жилища, имеющий древнее происхождение, к моменту возникновения Новгорода прошел длительную историю развития. В жилых постройках новгородцев вачи-ная с X в. встречаются все разновидности сеней — от простого навеса над входом до самостоятельного помещения в развитых хоромах.

Сени независимо от конструктивного решения примыкали узким от-секом к избе со стороны входа, чаще всего на всю ширину ее стены. Глубина сеней составляла от 7з до ²/s глубины избы. Пропорциональ­ные отношения между избой и сенями, зафиксированные на массовом ар­хеологическом материале Новгорода, до сих пор живы в народном дере­вянном зодчестве. Они выработаны как оптимальные в результате много­вековой строительной практики и разнообразной производственно-быто­вой деятельности в соответствии с социальным укладом жизни различных слоев феодального общества. Пропорции и размеры сеней изменяются редко и в измененном виде встречаются как исключения. Сени в сочета­нии с клетью и избой составили устойчивую трехчастную ячейку как на­родного, так и феодального жилища на протяжении всей истории русско­го деревянного зодчества. Конструкция сеней была проста. В промежут­ке между срубами в углах ставились столбы. В них вырубались верти­кально пазы, в которые горизонтально забирались бревна стен. В нужных местах устраивались двери и окна. В новгородском жилище сени между избой и клетью появляются с конца XII в. Наибольшее распространение они получают в XIV—XV вв.

При постройках встречаются остатки отмосток при входе и небольших крылечек (рис. 2). Часто рубились высокие безрундучные крыльца. По обеим сторонам дверного проема вкапывались два бревна, на которых сверху вырубались выемки. В них на нужной высоте укладывался брус. На него опирались врубленные верхние концы тетив лестницы. На неко­тором расстоянии параллельно укладывался другой массивный брус. В нем была пара выемок, в которые вставлялись в шип широкие тетивы лестницы со ступеньками. Найденные обломки тетив показали, что высо­та ступенек была приблизительно равна их ширине, а уклоны маршей шли под углом 45° и круче. Опоры лестниц встречаются с 60-х годов XII в. и позднее. Более ранние примеры пока не зафиксированы, но о «всходах» храмов упоминается уже в Изборнике 1073 г. Новгородские материалы показали, что «всходы» были типичны для древнерусского жи­лища, подтверждая широкое распространение домов на подклетах. Осно­вания лестниц вырубались из толстого кряжа. Его массивность и тяжесть вместе с весом крутой лестницы обеспечивали устойчивость без каких-либо креплений. Лестница могла быть устроена в любом месте и даже поставлена прямо на тесовый пол, например в сенях. Возможно, это одна из причин того, что лестницы обнаружены в небольшом количестве. В хо­зяйственных службах использовались лестницы-шеглы из бревна с вы­рубленными ступеньками.

Ширина лестничных маршей равнялась половине мерной сажени и ко­лебалась в пределах 0,8—0,9 м в зависимости от метода разметки ступе­ней, просвета между тетивами или расстояния по наружным граням те-

284

тив. Поскольку эта величина связана с размерами человека то естественно, что она мало изменялась на протяжении веков Лестница служила чисто практическим целям. Подобные лестницы встречаются в двухэтажных амбарах XIV в. Новгорода и деревень Севера XIX-XX вв., в деревянных башнях Якутского и Братского острогов, в деревянных часовнях и колокольнях XVII в., в спусках в подклет сельских домов XIX в. Не выходили за пределы этих размеров и внутренние лестницы на хоры в каменных храмах XII в., выложенные в толще стен.

В зависимости от назначения здания выбирался тип «всхода». В неко­торых сооружениях лестница прямо примыкала к стене, наподобие усо­вершенствованной стремянки, что, конечно, создавало определенные не­удобства, которые компенсировались более удобным устройством дверного проема. Его должны были делать достаточно широким, а пол сеней или помещения при входе выполнял роль рундука, стесненного дверным прое­мом. Хотя известны и примитивные неудобные безрундучные «всходы» к XIII в. относятся более удобные — в виде небольших крылечек с тре­мя ступеньками и небольшим рундучком. Одно из них сохранилось пол­ностью.

В избах крыльца примыкали к сеням с широкой или узкой стороны. Часть крылец, раскрытых в Новгороде, не связана с подклетной частью изб, а вела непосредственно в парадную горницу на подклете. Они более миниатюрны и изящны, чем известные из этнографии, но оборудованы внизу площадками, открытыми или под навесом. В первой четверти XI в. уже появляется тип крыльца с небольшим срубным рундучком, для устойчивости засыпанным внутри песком. От него шла крутая узкая ле­стница на тетивах к верхнему рундуку, устроенному на прямоугольном срубе, широкой стороной обращенном к лестнице, а узкой стороной — к узкой части сеней. Над входной площадкой и «всходом» иногда устраи­вался навес на столбах, превращавший крытый «всход» в собственно крыльцо.

Оригинальное крыльцо обнаружено в одном из богатых домов середи­ны XII в. во дворе, расположенном на юго-восточном углу пересечения Великой и Козмодемьянской улиц. Дом — пятистенный сруб с квадрат­ной избой и продолговатыми сенями. К узкой части сеней, обращенной в сторону ворот, пристроено крыльцо. Полностью сохранилась нижняя его часть с широкой замощенной площадкой. Конструкция его на первый взгляд проста. Вдоль стены на подкладках из толстых обрубков бревен лежало бревно. Параллельно ему на расстоянии косой сажени (2,20 м) стояло четыре мощных столба. На уровне противолежащего у стены бревна в столбах пробиты сквозные прямоугольные отверстия. В них пропущен прямоугольный брус. С бруса на бревно около стены перекинуты четы­ре балки. По ним настлан мост рундука из широких добротных тесин. Перед площадкой крыльца лежали две тесины — остатки ступенек лест­ницы. Для низкого крыльца не было необходимости применять сложную конструкцию сочетания лежней и мощных коротких столбов. Ясно, что столбы были высокими. Нижняя часть отверстия, в которое был пропущен опорный брус рундука, сохранилась, а сами столбы на уровне верха оруса

285

Хоромное зодчество Новгорода

 

 

Рис. 4. Хоромы художника XII в. Олисея Гречина

1 — общий вид хором (реконструкция)

2 — план двораI

3 — граненый шатер и переплет слюдяной оконницы (Евангелие 13 в)

4 — косящатое окно и дверной                         проем  (Радзивилловская летопись);

5 - "повалуша о трех житьях" чертеж 17 в.

6 - изба с вышкой на каменном подклете (Фреска 12 в).

7 — бочечное покрытие с клейма иконы Николы с житием XIV в. (Русский музей)

была после гибели дома при расчистке развала обрублены. Они несли второй этаж, который можно связывать с летописной «сенницей». Ниж­ний рундук служил только для прохода в сени. Следы наружной лестни­цы не обнаружены. Вне сомнения, лестница на второй этаж была в се­нях на месте разрушенных половиц. Ее вполне хватало для связи верхних помещений со службами и двором. Для реконструкции крыльца есть иконографические материалы (рис. 4).

Небольшая деревянная двухэтажная башенка XI в. на столбах, несу­щая шатровый верх на четырех колонках, украшенных дыньками, в ми­ниатюре повторяет этот архитектурный мотив. Башенка сравнима с изо­бражением «теремца», из которого Ольга смотрела на казнь древлянских послов. В так называемых Лихачевских вратах XIII—XIV вв. в клейме с Благовещением показан деревянный дом, покрытый тесовой кровлей, с балконом на столбах. У балкона тесовое ограждение. На втором этаже точками обозначены бревна. Угловая опора сферического кивория явно деревянная. На третьем этаже отмечено четырехколодное квадратное окно (рис. 5).

Обычно оконницы вставлялись снаружи. Наружу откидываются створ­ки окон и ставни, поэтому вдоль фасада протянута висячая низкая га­лерея, украшенная стамиками. Обходы вдоль фасадов встречаются в па­мятниках XII—XIII вв. Они украшают и дома русского Севера. Раз­личные декоративные мотивы резьбы только доказывают функциональную необходимость обходов. Помимо висячих галерей, существовали галереи на столбах, которые можно связать с летописными «сенницами», или «остолплением» XI в. Плотники любили обрабатывать контур проема за­тесками по дуге, добиваясь пластичности форм. Все деревянные аркады делались с учетом архитектоники дерева, без потери прочности, четко разделяя декоративные элементы от несущих. Любимыми мотивами при маленьких проемах были циркульные арки, при больших пролетах дела­лись подтески в середине декоративной доски, создавая арку со сдвигом. Любили мотив килевидной арки, трехдуговой циркульной и с килевидной аркой в середине (рис. 6).

В домонгольский период сложился новый тип жилища, точнее ска­зать, один из типов жилых покоев в составе развитых хором,— повалуша. Повалуша бытовала в древнерусском зодчестве более пяти веков в жили­щах крестьян, ремесленников, посадских людей, купцов, а также в хоро­мах бояр, монастырских владык, князей и царей. Самое раннее упомина­ние о повалуше содержится в Слове о богатом и бедном Лазаре, отно­сящемся к XII в. Во многих документах упоминаются повалуши «о двух, трех и даже четырех житьях», т. е. многоэтажные, сооруженные в виде деревянных столпов. Повалуши в объемном решении всегда узнаются, так как они расположены рядом с сенями и крыльцами и стоят в торце.

Повалуша появилась почти одновременно со столпом, и это стало эта­пом в развитии хоромного зодчества. В палатном письме XII—XIV вв. встречаются трехэтажные и двухэтажные столпы, которые можно отож­дествить с повалушами. На Троицком раскопе открыта часть двора круп­ного церковного деятеля и иконописца Олисея Гречина (рис. 4). Хоромы

287

Хоромное зодчество Новгорода

 

 

Г. В. Борисевич

 

 

Рис. 5, Архитектурные мотивы хором XI— XV вв.

были на подклете, который носил производственный характер и имел свой вход. Дворовая отмостка вела к парадному крыльцу, восходящему к ан­филаде помещений, где, собственно, и жил художник. Архитектурный мо­тив с фрески Спаса-Нередицы в виде клети с вышкой, стоящей на камен­ном подклете (рис. 4, 6), позволил нарисовать трехэтажную повалушу, а находка на дворе дубового лемеха послужила основанием к реконструк­ции бочечного покрытия в формах XII—XIV вв.

Кровля — самая ответственная часть деревянного сооружения, обеспе­чивающая ему длительное существование, предохраняющая его от глав­ного естественного разрушителя — воды. Подавляющее большинство по­строек с самого начала существования Новгорода имело тесовые кровли. Конструкция кровли по потокам и курицам проста. Нет ничего удиви­тельного, что курицы не стали объектом специального историко-архитек-турного исследования. Курица — деталь элементарная, она совсем не из­менилась за целое тысячелетие, но она обладает рядом характерных и существенных признаков, которые позволяют с исчерпывающей полно­той воссоздать древнюю тесовую крышу, так как она сопрягается в узлы со всеми элементами. В материалах Неревского раскопа Новгорода собра­на целая коллекция куриц X—XV вв., как бывших в употреблении, так и заготовленных, но в силу различных причин не использованных. Они сделаны из тонких елей диаметром ствола в комлевой части 6—12 см. У молодой ели, вынутой из земли, срезали сучья и корни, оставляя толь­ко крепкий и мощный корень, обрубали его в виде крюка-кокоры высо­той 20—37 см вместе с толщиной ствола. Затем затесывали ствол брусом. Крюк также плоско затесывали заподлицо, придавая ему прямоугольное сечение. Отступя на 50—60 см от края крюка снизу, топором делали за­теску с устройством уступа (пяты), обращенного в сторону крюка пло­ской частью. Как архитектурно-конструктивный элемент крыши курица членится на две части: обозримую — карнизную и скрытую — подкровельную (рис. 7).

Несмотря на то что не сохраняются самцы и слеги поруба, не найде­ны или не выявлены потоки, тем не менее длина подкровельной и карниз­ной частей курицы, форма и размеры пяты, кривизна крюка и угол со­пряжения крюка со стержнем курицы с математической точностью свиде­тельствуют об уклоне кровли, приемах рубки слег и самцов в порубе и даже о том, какой тип потока применен,— застрешина, водотечник в фор­ме бруса или круглого желоба, а также об угле, под которым курица врублена в слеги. Основные требования при реконструкции конструктив-

Радзивилловская   летопись) ; в — тесовая кровля, четырех-колодное окно в срубе, точками показаны бревна (Лихачевские врата XIII — XIV вв.);

1 — дом на жилом подклете середины XII в. (реконструкция; И18Б); 2 — план фрагмента двора; 3 — резные доски с фасада дома XII в. (Старая Русса); 4, 5 — крыльцо-балкон (модель с Неревского раскопа;

7—9 — гульбище                                                                                                              (фрески
XII в. Киево-Софийского
собора; миниатюры Хроники Амартола по списку
XIV в.; Радзивилловская
летопись);

10 — парное окно со стамиком с иконы XV в.

289

288

 

Г. В. Борисевич

Хоромное зодчество Новгорода

 

 

Рис. 6. Архитектурные мотивы проемов в хоромах XI— XIII вв.

290

ного узла заключаются в том, чтобы поток плотно и устойчиво ле
крюке, чтобы в среднюю часть его входили тесины кровли, чтобы последние покоились на слегах и в карнизной части плотно прилегали к                                                           повальной слеге. Только в этом случае можно говорить об удовлетворительном
решении конструкции, о практически теплонепроницаемой и пригодном
для зимнего обитания избе с бесчердачной крышей. Кровля выкладывалась из толстого теса в два ряда, часто со скалою, и толщина ее соответ­
ствовала минимальной толщине места соединения двух венцов в стене
Тес, применяемый для кровли, был не меньше вершка, а толщина егс
доходила до 7—8 см.

В принципе возможны два способа крепления куриц, равноправно встречающиеся в народном зодчестве: первый — заделка курицы между верхним бревном стены и лежащей на нем повальной слегой с тем чтобы на них опирался свободный конец первой слеги; второй — заделка кури­цы сверху в повальную и вышележащие слеги. При втором способе вруб­ки повальная слега иногда называлась подкурятником. Самые древние из известных куриц относятся к X—XII вв. Они имели длину около 1 м (±10 см), причем наружная часть до заделки составляла немного больше половины. Пята, площадь опирания, на которую должны воздействовать сдвигающие усилия от теса, невелика. Это уступ (1—3,5 см), врезанный в глубь ствола. Узел опорной части курицы должен быть сконструирован таким образом, чтобы невозможно было выдернуть ее из заделки (рис. 7).

Концы пропусков слег, наиболее подверженные разрушению, защища­лись от воды досками, так называемыми причелинами, которые набива­ли на торцы бревен. Доски украшали богатым орнаментом, который выре­зали или прорезали на поверхности доски. Остатки орнаментированных причелин неоднократно встречались в новгородских раскопках. Характер орнамента изменялся в соответствии с новыми вкусами. Причелины окан­чивались срезом наискось. В установленном положении причелины ниж­няя ее кромка шла параллельно земле, подчеркивая уклоны крыши.

Круг архитектурных идей древнерусского зодчества отличается просто­той, ясностью и логичностью, несмотря на всю живописность планового решения и расположения клетей на земле. Жестко связанные границами дворов, не менявшихся столетиями, хоромы развивались вверх. Древоде-лы уделяли много внимания решению верха, головному убору срубов, основе архитектурной композиции отдельного строения, комплекса кле­тей, улицы и города в целом. Повалы — характерная особенность древ-

6 — деревянное                                   крыльцо 9 (клеймо иконы Николы Зарайского XIV в.); 7 — смещенная с опор арка (браслет XII в.); * — трехарочный проем со смещенными относительно опор арками (Хутынский служебник XII в.);

1 — план двора начала XIII в.: 2 — изображение романской аркады на саркофаге XI — XII вв. из Десятинной церкви; 3 — трехколодные деревянные арки (браслет XII в.); 4 — килевидная подтеска рас­косов (браслет XIII в.); 5 — килевидная форма арки (браслет XII в.);

трехарочный килевидный проем (Толковый апостол 1220 г.);

10 — трехарочная аркада (фре-ска церкви Спаса-Нереди-

цы):

11 - двор начала XII в. на перекрестке Великой и Холопьей улиц (реконструкция)

291

10*

 

 

Рис. 7. Хоромы Новгорода середины XIV в.

1 — двор крупного феодала                          (реконструкция);     

2—4 — реконструкция опорного узла крыши по курицам;        

5 - деревянное крыльцо (клеймо иконы Николы 14 в.)

6 - общий вид застройки 14 в. Неревского конца.

Рис. 8. Прототипы форм Коломенского дворца Алексея Михайловича в живописи

XII— XIV вв.

1 — дворец;                           

2 — аркада теремца (фреска   Кнево-Софийского собора);

3 — трехэтажный столп  с шатром;

4 — крещатая крыша;

5 - бочечная крыша на тереме (Радзивилловская летопись)

6 - бочечная крыша, гульбище, вышка (Хроника Амратола)

7 - 9 - кубоватые крыши (Радз. лет.)

10 - вспарушенный шатер (Радз. лет.)

Г. В. Борисевич

 

 

нерусского зодчества. С повалами связана разработка многих архитек­турных форм и конструкций крыши: двускатных, клинчатых, шатровых, четырехскатных, бочечных, крещатых, конических, граненых шатровых и кубоватых. На основе археологических материалов можно делать выво­ды об историческом развитии силуэта деревянной застройки.

В X—XI вв. в силуэте города преобладали плоскостные формы тесо­вых крыш (рис. 2; 3). С появлением лемеха в XII в. начинается разра­ботка бочечных и кубоватых покрытий, которые существенно обогащали архитектуру застройки (рис. 6; 7). В XII в. они венчали высокие башни теремов и повалуш, а в XIV—XV вв. стали применяться для завершения мелких архитектурных форм, крылец, ворот, теремцов. Палатное письмо показывает, что прообразы крупных архитектурных форм Коломенского дворца сложились в домонгольскую эпоху (рис. 8). Деревянное зодчество уже тогда представляло собой развитое, зрелое явление.

¹ Тверской А. М. Русское градостроительство до конца XVII в. Л.; М., 1953, с. 159—101.

² Греков В. Д. План части Новгорода конца XVII в. М., 1926.

³ Тверской А. М. Русское градостроительство.... рис. 130.

⁴ Аделуиг Ф. Барон Меерберг и путешествие его по России. СПб., 1827.

⁵ Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906.

⁸ Гурлянд И. Я. Новгородские ямские книги 1586—1637 гг. Ярославль, 1900.

⁷ Красовский М. Курс истории русской архитектуры. Ч. I. Деревянное зодчество. Пг., 1916, с. 50—52.

⁸ Срезневский И. И. Мысли об исто­рии русского языка и других славян­ских наречий. СПб., 1887, с. 104.

⁹ Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1893—1912, т. I—IV.

¹⁰ Засурцев П. И. Усадьбы и построй­ки древнего Новгорода.— МИА, 1963, 123.

^и Засурцев П. И., Чистяков Г. П., Бо­рисевич Г. В., Тюрин В. П. Архитек­турная реконструкция новгородской усадьбы середины XIII в.— НИС, 1961. 10. с. 207-216.

¹² Борисевич Г. В., Тюрин В. П., Чис­тяков Г. П. Опыт реконструкции де­ревянной застройки древнего Новго­рода.—Архитектурное наследство, 1963. 15.

¹³ Спегалъский Ю. П. Жилище Северо-Восточной Руси IX—XIII вв. Л., 1972.

¹⁴ Засурцев П. И., Янин В. Л. Ю. П. Спегальский. Жилище Северо-Во-

сточной Руси IX—XIII вв. (рец.).— СА, 1975, 4,

¹⁵ Засурцев П. И. Усадьбы и построй­ки..., с. 23.

¹⁶ Там же, рис. 42.

¹⁷ Там же, с. 27, 28, 31.

¹⁸ ПСРЛ, т. III, с. 160.

¹⁹ Куликовский Г. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898, «трубник».

²⁰ Чубинский П. Труды этнографичес-ко-статистической экспедиции в За­падно-русский край. СПб_ч 1878, VII, 2, с. 384.

²¹ Изборник 1076 г. М., 1965, л. 19 об., 20, с. 188, 189.

²² Габе Р. М. Карельское деревянное зодчество. М., 1941, с. 42.

²³ Раппопорт П. А. Древнерусское жи­лище. Л., 1975, с. 84, 85.

²⁴ Рыбаков Б. А. Архитектурная ма­тематика древнерусских зодчих.— СА, 1957, 1, с. 86.

²⁵ Большаков О. Г., Монгайт А. Л. Пу­тешествие Абу-Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу в 1131—1153 гг. М.. 1971, с. 28.

²⁶ Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1956—1957 гг. М.. 1963. гра­мота № 134, с. 73, 74.

²⁷ Рыбаков Б. А. Искусство древних славян.— В кн.: История русского искусства. М., 1953, т. I. с. 81.

²⁸ ПСРЛ, т. И, с. 844. 845.

²⁹ Воронин Н. И. Анонимное сказание о Борисе и Глебе.— Труды отдела ис­тории древнерусской литературы 1957, 13, с. 18, 19.

 

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 323; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!