Можно начинать с формы, можно с содержания



 

Что же в творчестве появляется раньше: сначала содержание и за ним уже форма или наоборот — сначала форма, а затем в нее вкладывается содержание? Можно, пожалуй, сказать, что бывает и так, и эдак. Но это было бы верно по отношению к какому-то этапу, а не к самому началу творчества. Первая мелькнувшая идея — уже встреча формы и содержания. Все дальнейшее — только обнаружение (проявление) эмбриона

Чудесное взаимодействие между формой и содержанием

Режиссер с бойкой постановочной фантазией, прочитав пьесу, начинает представлять, искать, сочинять форму, в которой он будет воплощать ее. Остается только реализовать свои видения.

В художественном произведении, будь это живопись, роман, спектакль, форма настолько совершенно выражает всю глубину и все тонкости содержания, что другой нельзя себе представить.

Можно говорить отдельно о совершенстве формы и содержания, но самое главное не форма и не содержание, а нечто совсем другое: непостижимо чудесное взаимодействие между формой и содержанием.

Лежит груда пороха, а рядышком мирно тлеет головешка. Так может продолжаться долго, и ничего от этого не происходит...

А кинь-ка головешку в порох!

Вот это самое и делает художник в моменты творчества: сливает порох содержания с огнем формы.

Посмотреть на порох — ну что в нем? Так, сор какой-то. А на головешку? Вонь одна, залить поскорее, да и все тут.

А художник чует скрытые силы... чует сродство их и не может удержаться, чтобы не кинуть одно в другое!

Удивительно чутье этих скрытых сил!

 

Еще удивительнее способность угадать, что силы эти родственны.

А самое удивительное, это догадка, как соединить их, чтобы они ожили на вечные времена.

В этих-то трех и есть тайна художника.

В чем же тут дело? Дело в зарождении эмбриона.

Форма внешняя и внутренняя

 

Когда спектакль не производит достаточного впечатления и кажется скучным, может быть, дело не в слабости формы, а в том, что просто плохо играли?

Когда играют хорошо, то смотреть и слушать можно самую незатейливую «форму». Затейливость здесь не очень и нужна, наоборот, в этом случае она могла бы скорее помешать, отвлечь. В спектакле, в котором хорошо играют,

вступает в свои права другая «форма»: не внешняя, а внутренняя, не физическая, а психическая.

Жизнь и персонажи, описанные Львом Толстым, так красочны и выразительны, мы представляем все так ясно и отчетливо, как будто видим их перед собой.

Персонажи Достоевского наоборот — мы не знаем, как они одеты, не можем ручаться, что видим их внешность, рост, и представляем каждый по-своему обстановку, в которой происходит действие... Можно ли на этом основании сказать, что для Достоевского форма — ничто?

Дело в том, что у Достоевского главенствует форма внутренняя, психологическая его героев, а у Толстого физическое, внешнее занимает далеко не последнее место.

И вот, в зависимости от того, где лежит центр тяжести, на внутреннем или на внешнем, на психическом или на физическом, — и являются на свет спектакли с яркой театральностью, театральной формой или со скупой, но насыщенной и перенасыщенной жаром чувства и глубиной мысли.

Которые из них лучше? Разве это вопрос?

Я не говорю о спектаклях просто скучных, плохих, где и форма и содержание воображаемые.

Исполнители или режиссер думают, что их форма выражает одно, а на самом деле это только в их воображении: зритель чувствует совсем другое. Или они думают, что содержание преподносимого ими очень глубоко и важно,

а зритель только недоумевает и скучает. Кто-нибудь из двух здесь, ясное дело, не прав. Конечно, режиссеру или актеру приятнее думать, что прав он, а не понимают его потому, что не доросли. Не доросли или переросли, не стоит об этом говорить. Помнить надо только одно - если художественное произведение требует объяснения, комментария и особых ключей для открытия его сокровищ, если само по себе оно не производит действия и

впечатления, — оно просто не художественно.

Художественное тем и сильно, что действует одним своим появлением. Всякие критики или разборы только мешают: у меня отозвалась на него моя струна, она звучит, она стонет, оставьте меня в покое и не навязывайте мне своих суждений. Мои хоть и меньше, да мои. Пусть ваши волнуют вас, дайте моим волновать меня.

Глубокий, могучий автор найдет путь к моему сердцу, к моим тайникам и глубинам, он заволнует, всколыхнет меня. Если же не волнует, значит, недостаточно силен и искусен в своем деле, значит, ему нужна подмога — критик, который бы указал, разжевал мысли, запрятанные и засоренные другими, бросающимися в глаза и более выпуклыми вещами.

Если мысль сама по себе не действует, а надо ее раскопать

да вытащить насильно, так есть ли она?


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!