Русская революция 1917-1921 гг.
Социальная история советского общества
Дамье Вадим Валерьевич
Стальной век: Социальная история советского общества. — М.: Книжный
дом «ЛИБРОКОМ», 2013. — 256 с. (Размышляя об анархизме. № 26.)
Издательство «Книжный дом “ЛИБРОКОМ”».
117335, Москва, Нахимовский пр-т, 56.
Формат 60x90/16. Печ. л. 16. Зак. № ВС-80.
Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД».
117312, Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, 11 А, стр. 11.
ISBN 978-5-397-03768-6 © Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013
Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена или передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель, а также размещение в Интернете, если на то нет письменного разрешения владельца.
Оглавление
Вступление 5
Глава 1
Русская революция 1917-1921 гг. 8
1. На пути к революции. Расстановка сил 8
2. Февральский взрыв 14
3. Революция на подъеме: от Февраля к Октябрю 1917 г. 15
4. Октябрьское восстание 23
5. Второе «двоевластие»: большевистский режим
и революционные массы (осень 1917 - весна 1918 г.) 25
6. Поворот весны 1918 г. 38
7. Гражданская война: «красные» и «белые» (1918-1920 гг.) 43
8. Реставраторская политика «белых» режимов 49
9. «Военный коммунизм» - «красная» контрреволюция 52
10. В поисках «меньшего зла»: народные движения в условиях
|
|
гражданской войны 74
11. «Третья революция»? 84
Глава 2
Большевистский термидор (1921-1929 гг.) 97
1. Зигзаги и колебания сельскохозяйственной политики 99
2. Реформы в области промышленности и торговли.
Проблемы перехода к индустриализации 104
3. Социальный портрет нэповского города 110
4. Усиление однопартийной диктатуры 123
5. Создание СССР: централизм под флагом федерализма 126
6. «Последняя битва Ленина» и «Термидор» 129
8. Национальная политика в 1920-е гг. 133
9. Сопротивление социально-экономической политике властей 135
10. Борьба за власть в верхах. Кризис и крах НЭПа 141
Глава 3
«Великий перелом», или модернизация по-сталински 148
1. Планы индустриализации 148
2. Переход к «коллективизации» 150
3. Промышленная политика Сталина 159
4. «Культурная революция» 168
5. Социальная направленность сталинских преобразований 173
6. Внешняя политика: от лавирования к войне 179
Глава 4
Советское социальное государство: рождение и крах 194
1. Послевоенное восстановление и новый рывок 194
2. Пирамида форсированной модернизации 199
3. «Осень патриарха» 206
4. Социальные уступки 210
|
|
5. «Революция» среднего звена номенклатуры и новый рывок 214
6. Протесты трудящихся и «социальный компромисс» 219
7. «Бюрократическая стабилизация» 230
8. «Коллапс модернизации» 238
Вместо заключения
Вступление
Есть темы, к которым историки не раз возвращаются на протяжении жизни, не только потому что эти проблемы неисчерпаемы или из-за появления новых доступных документов и материалов. Речь не идет сейчас о тех, кто меняет свои оценки и концепции на прямо противоположные, в угоду господствующему мнению, запросам власти или «обществу зрелищ». Честные исследователи сами развиваются по мере приобретения ими знаний, совершенствуют или уточняют свой взгляд на события, по- иному осмысливают детали...
За минувшие четверть века мне не раз доводилось писать о советской истории, пытаясь по-своему ответить на знаменитый вопрос «Что же это было?» [1] . С самых первых шагов стало ясно, что советское общество не было социалистическим, поскольку в нем отсутствовали такие основополагающие элементы социализма, как общественное самоуправление, свободная самореализация и саморазвитие человеческой личности, замена экономических отношений, строящихся на погоне за прибылью и бюрократическом диктате, непосредственным удовлетворением нужд и потребностей конкретных живых людей.
|
|
Стоило ли в этой ситуации исполнять реквием по социализму? Вскоре после роспуска Советского Союза мне довелось так ответить на этот вопрос:
«Социализм оказался утопией, и чары его развеялись. Социализм умер. Эти и подобные им высказывания можно сегодня услышать со всех
сторон. Человечество переболело опасной детской болезнью и теперь выздоравливает. Идеи демократии и свободной рыночной экономики наконец-то одержали победу; и теперь уже ничто не сможет омрачить их торжество. Так или примерно так заявляют лидеры и политики западного мира, а вслед за ними и вожди новых независимых государств, образовавшихся на развалинах СССР.
Ну что ж, скажем над постелью умирающего прощальное слово и отправим затем покойника в последний путь?
Во избежание недоразумения автору следует объясниться. Он не испытывает ни малейшего сожаления в связи с кончиной той общественной модели, которую с таким счастьем отпевают одни и так же сильно оплакивают другие. С его, автора, точки зрения, крах тоталитарного устройства, так напоминающего мрачный кошмар оруэлловского «1984», можно было бы только приветствовать. Но помимо сомнения в адрес тех, кто идет в похоронной процессии, есть и другие моменты, заставляющие пристальнее всмотреться в единодушное торжество новоявленного «праздника избавления».
|
|
Кого же здесь хоронят?
Тоталитарный сталинистский порядок? Да, конечно. Но только ли его? Не присутствуем ли мы при своеобразной переоценке ценностей, да притом таких, которые отнюдь не ограничиваются рамками сталинистской или вообще большевистской модели? Давайте вслушаемся в эти доводы, доносящиеся из похоронной толпы. Хватит экспериментов, хватит утопий! Долой мечты о светлом будущем, «сны о чем-то Большем» - подайте нам гарантированное и сытое настоящее! Довольно вообще фантазий и идеалов - это иллюзии! Истинны только сытое брюхо да набитая мошна: торжествующая психология сверчка, знающего свой шесток...
Виновато ли естественное стремление человека к свободе, равенству, счастью, гармонии, взаимной помощи в том, что тираны использовали его и прикрыли свое царство этими красивыми словами? Виноват ли Христос в зверствах инквизиции, а Будда - в угнетении религиозных меньшинств в буддийских странах?
Так что же умерло? Социализм или Нечто, нацепившее на себя его плащ? Как противники социалистической идеи, так и апологеты потерпевшего поражение устройства здесь оказываются едины, и это невероятно характерно. И для тех и для других именно социализм потерпел поражение, разбит, отступает, умирает. <...> Не будем же отпевать то, что еще не родилось на свет!» [2]
Анализ особенностей и характерных черт российского социума перед революцией 1917-1921 гг., политики всех режимов, правивших страной на протяжении минувшего века, а также упорного, временами ожесточенного сопротивления трудящихся классов населения против этой политики позволяет вполне точно определить сущность и историческое место той социальной и государственной формы, которая существовала в так называемом «Советском Союзе». Не стану сразу обрушивать на читателя формулировки и оценки. Пусть он, читая эту книгу и следуя за ходом исторических событий, сам, вслед за автором, сможет назвать явление по имени. Моя задача состояла лишь в том, чтобы собрать воедино информацию, которая сегодня доступна на основе публикаций документов, других источников и самых разных научных работ (чьи выводы я чаще всего не разделяю, что не мешает использовать содержащиеся в них факты и сведения), и попробовать изложить ее в виде ряда последовательных исторических очерков. Они охватывают весь период так называемой советской истории: с 1917 по 1991 гг. Не стоит упрекать меня в том, что какие-то моменты или стороны той действительности не нашли своего отражения в книге. Об этом писали, пишут и еще долго будут писать обширные тома. Мне важно было проследить ту путеводную нить, которая позволит ответить на самые главные вопросы: почему и как произошло то, что произошло? Для этого пришлось сделать упор на двух основных линиях: с одной стороны, на планах и политике «верхов», с другой - на нуждах, жизни и действиях народных «низов»
Последнее, что хочется сказать перед тем, как читатель начнет читать эту книгу. Я старался в равной мере разрушить как «красные», так и «белые» мифы о советской истории. Мне одинаково чужды как восхваления, так и проклятия в адрес Ленина, Сталина и их последователей за то, что те выступали «создателями социализма», «погубителями Великой России» или, наоборот, «творцами Великой империи». В набившем уже оскомину споре о том, кем был Сталин - «эффективным менеджером» или жестоким и кровожадным тираном, я не считаю нужным становиться ни на одну из сторон. Я надеюсь, читатель сам сумеет придти к выводу о том, что тиран и деспот вполне может быть весьма эффективным менеджером. Вопрос лишь в том, чему и кому служит, с какой целью, для кого и какой ценой осуществляется эта эффективность. И нужны ли обыкновенным, «простым» людям такие вот менеджеры, которые готовы силой и невзирая на последствия и жертвы навязывать обществу свои «модели» - идет ли речь о всесильном Государстве или всемогущем Рынке?
Сегодня, когда нередко приходится слышать голоса, которые утверждают, что незачем рассказывать школьникам всей истины, но главное - это воспитать из них патриотов, готовых все оправдать и простить «родному» государству, мне кажется особенно важным и нужным одно: сказать правду.Глава 1
Русская революция 1917-1921 гг.
Сколько революций произошло в России в XX веке? Среди историков до сих пор нет единого мнения на сей счет. Ответ на этот вопрос чаще всего зависит от точки зрения или от политической позиции. Одни считают, что в феврале 1917г. вспыхнула демократическая революция, а в октябре того же года произошел большевистский переворот, покончивший с надеждами на развитие России по пути свободы и демократии. Историография, в большей или меньшей степени связанная с большевистской традицией, предпочитает говорить о двух революциях: буржуазно-демократической Февральской и социалистической Октябрьской. Современники событий нередко вели речь о «Третьей революции», направленной против большевистской диктатуры в 1921 г. И все-таки представляется, что революционные события 1917-1921 гг. следует воспринимать как единый процесс, хотя и не линейный, но включавший в себя различные линии, подъемы и спады. Все это время на повестке дня стояли одни и те же глубинные социальные проблемы, вокруг которых и разворачивалось противоборство между различными общественными силами и течениями. Все это время в разных формах полыхало восстание народа против старой системы, заведшей страну в тупик, и против попыток новых властей навязать ей такие формы модернизации, которые ломали устои народной жизни. Ожесточенный конфликт между «низами» и «верхами» в итоге завершился торжеством последних, хотя и в отличном от старого обличье - большевистском.
1. На пути к революции. Расстановка сил
Предыстория Русской революции 1917-1921 гг. уводит нас далеко вглубь XIX столетия. После унизительного поражения, понесенного Россией от западных держав в ходе Крымской войны 1853-1856 гг., русскому самодержавию стало ясно, что для сохранения его власти необходимыпреобразования. Если Империя хотела устоять, нагнать своих противников и конкурентов и продолжать вести мировую политику, ей следовало предпринять существенные шаги в направлении военного, а значит и экономического обновления (модернизации). В 1861 г. было отменено крепостное право, и развернулся процесс принудительного насаждения капиталистических элементов сверху, характерный для стран с так называемым «догоняющим» типом развития. «...Каждое более или менее крупное мероприятие правительства влияет на жизнь всего народно-хозяйственного организма. Покровительство, оказанное отдельной отрасли промышленности, новая железная дорога, изыскание новой почвы для применения народного труда - все подобные... меры затрагивают... весь строй сложившихся отношений...», влияют на ход дальнейшего развития всего экономического механизма, - объяснял смысл проводимой политики российский министр финансов Сергей Витте [3] .
Государство за свой счет создавало хозяйственную инфраструктуру и банки, строило фабрики, заводы и железные дороги, а позднее передавало их частному капиталу, когда тот уже оказывался в состоянии вкладывать в них деньги и развивать экономику дальше. Эта политика финансировалась, прежде всего, за счет средств, выкачанных из крестьянских общин. «Мо- дернизаторские» усилия были весьма активными и, на первый взгляд, принесли ощутимые успехи. По темпам роста производства Россия (по ряду показателей) обгоняла ведущие мировые державы. Так, например, за 1890- 1913 гг. производство чугуна в России возросло в 5 раз (в Германии - в 4 раза, в США - в 3,3 раза, в Великобритании - в 1,3 раза), добыча российского каменного угля увеличилась в 6 раз (в США - в 3,6 раз, в Германии - в 2,7 раз, в Великобритании - в 1,6 раз), добыча нефти - в 2,3 раза (в США - в 5,5 раз) [4] . В 1913 г. Россия давала почти четверть мирового урожая пшеницы, половину мирового урожая ржи и почти треть мирового урожая ячменя.
Все эти цифры, действительно, впечатляют. Но насколько удалось властям к моменту начала Первой мировой войны в 1914 г. превратить Россию в процветающую страну с развитой капиталистической экономикой?
Либеральные, социал-демократические и большевистские теоретики нередко были склонны переоценивать степень развития капитализма в России, степень ее «европеизации». Но они видела то, что хотели увидеть. В действительности Россия, говоря современным языком, оставалась скорее страной «Третьего мира». Общее структурное отставание российской экономики от западной было настолько значительным, что наводит на мысль: речь идет не просто об отсталости в рамках одной и той же системы координат, но о глубинном «цивилизационном» различии. Действительно, реальный доход на одного работающего в России в 1913 г. составлял лишь 81% от соответствующего показателя в Англии в 1688 г., то есть за сто лет до промышленной революции! [5] При этом разрыв в объеме ВНП на душу населения по сравнению с развитыми западными странами с конца XIX века стал все больше нарастать [6] .
В российских городах утвердился капитализм, но свыше 80% населения по-прежнему жило в деревне, а российский рынок оставался слишком узким для того, чтобы капиталистические отношения широко распространились. Страна существовала как бы в двух различных мирах. Большинство людей находилось в докапиталистических условиях. Известный ученый-аграрник А.В.Чаянов, изучавший аграрные отношения в русской деревне, обратил внимание на следующую особенность: хотя большая часть крестьян уже не практиковала чисто натуральное хозяйство, но продавала свои продукты на рынке и прирабатывала на промыслах, капиталистического накопления чаще всего не происходило. Подавляющее большинство крестьянских семей тратило все вырученные деньги на еду или промышленные товары [7] , что характерно для «докапиталистических» отношений. В деревне уже появились хозяева, ведшие дела на широкой коммерческой основе и с применением наемного труда (их называли кулаками-миро- едами), но в целом крестьянство оставалось в имущественном и социальном отношении довольно однородной массой. Процессы расслоения носили еще зачаточный характер.
Преобладающей формой общественной организации в русском селе оставалась крестьянская община («мир», «общество») - единица не только фискальная, но, в известной мере, все еще и хозяйственная. Она обладала чрезвычайно высокой устойчивостью и имела свои механизмы коррекции социального неравенства (переделы земли и т.д.). Попытки правительства П.А.Столыпина в ходе аграрной реформы (с 1906 г.) выделить в деревне твердый слой крестьян-капиталистов и осуществить ускоренное разложение общины имели лишь ограниченные результаты; начался обратный процесс возвращения крестьян в общину.
Основная проблема докапиталистического состояния русской деревни состояла в том, что потенциал дальнейшего увеличения сельскохозяйственного производства не для собственных нужд, а на продажу, был ограничен. Крестьянин вообще психологически был не склонен производить «больше, чем надо», а классические «капиталистические» стимулы на селе работали довольно плохо. Неудивительна крайне низкая производительность в дореволюционных крестьянских хозяйствах. Урожайность хлеба в несколько раз уступала европейскому уровню. Экспорт хлеба осуществлялся не благодаря излишкам, а за счет крестьянского недоедания. В деревне периодически вспыхивал голод. Положение усугублялось крестьянским малоземельем: значительная доля лучших угодий находилась в руках помещиков, часть которых прибегала к феодальным методам ведения сельского хозяйства.
Широкие массы российского общинного крестьянства были чем дальше, тем больше недовольны сложившимся положением. Со времени революции 1905-1907 гг. они все более отчетливо формулировали свои чаяния. Историк Т.Шанин, много лет посвятивший изучению русских крестьян, так суммирует их стремления: «Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или «трудовой нормой», т.е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю - отменить» [8] . Разумеется, такая программа «черного передела» не имела ничего общего с буржуазными преобразованиями и введением частной собственности на землю.
Но и в российских городах той эпохи капитализм выглядел во многом иначе, чем в Западной Европе и США. Он сильно зависел от иностранных займов и инвестиций. Удельный вес зарубежных капиталов в акционерных обществах доходил к 1913 г. до 47% [9] ; большая часть прибылей вывозилась из страны. Еще в 1899 г. Витте сравнивал экономические отношения между Россией и Западной Европой с теми, которые существуют между европейскими державами и их колониями: Россия «в некоторой степени является такой гостеприимной колонией для всех промышленно развитых государств, щедро снабжая их дешевыми продуктами своей земли и дорого расплачиваясь за произведения труда» [10] .
Государственная регламентация и поощрение властями крупных монополистических объединений серьезно сдерживали промышленное развитие страны. Уровень технической оснащенности оставался низким. Промышленная структура основывалась на отраслях и видах производства, которые считались передовыми в конце XIX столетия (черной металлургии, паровозостроении, производстве паровых машин, простых сельскохозяйственных орудий и бытовых товаров, легкой и пищевой промышленности). Западная же индустрия в это время уже переходила к эпохе электричества, химии и станкостроения. Для развития этих отраслей в России не было ни капиталов, ни промышленной рабочей силы, общая численность которой в 1911-1914 гг. почти перестала расти. Неудивительно, что верховный главнокомандующий русской армией в период Первой мировой войны, великий князь Николай Николаевич вынужден был признать: «в техническом отношении наша промышленность далеко отстала от промышленности английской и французской» и не в состоянии удовлетворить военные нужды [11] .
Несмотря на все наросты капитализма, Россия в целом еще не была «проникнута капитализмом». Начала индустриализации, взращенные царским правительством, натолкнулись на жесткие исторические рамки, а поражения России в Первой мировой войне со всей ясностью продемонстрировали экономическую и инфраструктурную слабость страны. Всего за время боевых действий Россия потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести от 2 до 3 млн. человек [12] . Нехватка топлива и металла поставила под удар транспортную систему (особенно железные дороги) и систему снабжения. Катастрофическим стало положение в сельском хозяйстве: мобилизация, как показала перепись 1917 г., вырвала из деревень почти половину работников. Если до войны в среднем собирали свыше 4,5 млрд, пудов зерна в год, то в 1917 г. собрали в 1,5 раза меньше. В декабре 1916 г. правительство приступило к принудительной разверстке хлеба. Снабжение городов продуктами питания все более ухудшалось на фоне растущих цен: в конце января 1917 г. в Петрограде оставался лишь 10-дневный запас муки; мяса не оставалось вообще [13] . Подвести продукты было почти невозможно из-за транспортного кризиса...
Таким образом, со стратегической точки зрения, все попытки «догнать» государства-конкурентов провалились. Царизм не мог превратить Россию в военного и индустриального капиталистического гиганта. Причины этого следует искать в самих социально-политических структурах
Старого режима. Страна не могла сделать решительный шаг к полномасштабному промышленному перевороту, не отказавшись от их сохранения: не разрушив общинные структуры, не преодолев узость внутреннего рынка, не распространив повсюду рыночные принципы и не мобилизовав крупные финансовые средства и рабочую силу на проведение широкой капиталистической индустриализации. Царское правительство не могло себе этого позволить, поскольку вся общественная система Российской империи основывалась на существовании привилегированного помещичьего дворянства, с одной стороны, и крестьянских общин - важнейшего источника налоговых поступлений и формы организации подавляющего большинства населения, с другой. Из последних можно было выкачивать деньги и хлеб, но разрушить их было нельзя. Змея грызла свой собственный хвост, но не могла его проглотить. Преодолеть пределы модернизации в рамках существующей системы не удавалось.
Подобный тупик мог в других условиях привести к классической буржуазной революции, наподобие западноевропейских революций прошлых столетий. Но такой вариант наталкивался в России на почти непреодолимые препятствия. Русские рабочие, в отличие от французских санкюлотов XVIII века, вполне отчетливо сознавали, чего они не хотят: капитализма. Они уже достаточно насмотрелись на его проявления: произвол хозяев, собственное бесправие, подавление союзов трудящихся и т.д. Более того, рабочий класс России еще не забыл общинных и ремесленных традиций и навыков самоуправления в труде. Вчерашние или позавчерашние крестьяне еще вполне могли представить себе, как они сами управляют производством, пусть уже не сельскохозяйственным, а фабричным. Уже в 1905 г. они создавали на многих предприятиях свои фабричные комитеты, советы и рабочие ополчения-милиции. А неквалифицированные рабочие, не потерявшие связей с деревней, охотно вернулись бы туда при первой возможности. Никакого желания поддерживать буржуазную революцию у подавляющей массы российских рабочих не было.
В свою очередь, русская буржуазия и либеральные политические силы были слишком слабы и слишком сильно связаны с царизмом экономически, политически и на личном уровне, чтобы рискнуть пойти на смену системы и тем самым вывести модернизацию из тупика. Совет съездов представителей промышленности и торговли мог призывать к ограничению государственного предпринимательства и чрезмерного, с точки зрения буржуазии, казенного регулирования хозяйственной деятельности [14] , но крупнейшие объединения российских предпринимателей и не помышляли разорвать те многочисленные нити, которые протянулись между ними и царским государством. Либералы лишь обличали неэффективность правительства и чиновничьей администрации, добиваясь расширения своего влияния в рамках сложившихся структур. «Нельзя ставить во главу угла всяких Распутиных; - убеждал председатель Государственной Думы М.В.Род- зянко царя Николая II в феврале 1917 г.
- Вы, государь, пожнете то, что посеяли». На что монарх пожал плечами: «Ну, бог даст» [15] .
Как и во многих других странах «Третьего мира» в XX веке, мотором радикальной модернизации в России могли стать лишь круги, сравнительно независимые от основных социальных групп и сил общества: и от царизма, и от буржуазии, и от крестьянских общин, сопротивлявшихся наступлению капитализма. Ведь эти группы или стремились сохранить существующую систему, либо предпочли бы какой-то совершенно иной путь развития, основанный на видоизменении общинных ценностей в сторону самоуправления, освобожденного от жестких тисков государственной власти. Только не связанные с ними и не обязанные им революционеры были способны довести до конца разрушение общины и осуществить индустриализацию, то есть установить формы организации труда и производства (фабричную систему с ее нормами «фабричного деспотизма»), соответствующие капиталистическим (буржуазным) общественным отношениям. Капитализм в России мог победить только особым путем: без частных капиталистов, чью роль взяли на себя новое, решительное и не ограниченное старыми «условностями» государство, бюрократия и технократия. И организовать такой переход было под силу лишь интеллектуальным кругам, воспринимающим себя как потенциальную, но отодвинутую царизмом элиту России, выполняющую особую революционную миссию. Эта элита, как выяснилось уже в ходе революции, формировалась в облике большевистской партии.
2. Февральский взрыв
Русская революция назревала давно, но, как это часто бывает, началась неожиданно как для самих ее участников, так и для противников. «Настоящий политический момент в сильнейшей степени напоминает собою обстановку событий, предшествовавших эксцессам 1905 года», - отмечало Петроградское охранное отделение в январе 1917 г. [16] В этом месяце произошли крупнейшие стачки рабочих со времени начала мировой войны: в Петрограде бастовали почти 180 тыс. человек, свыше 90 тыс. приняли участие в забастовках в Баку, Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Харькове, в Донбассе, других городах и регионах. И все же, ничто, казалось, не предвещало быстрого неминуемого взрыва. Царь распорядился прервать работу Государственной Думы (буфера между властью и народом) и отбыл на фронт лично руководить боевыми действиями. Тем временем, весь февраль в столице империи вспыхивали отдельные стачки и студенческие волнения. Участники выступлений протестовали против нехватки продовольствия и растущей дороговизны. 22 февраля администрация закрыла бастовавший Путиловский завод, оставив рабочих без средств к существованию. На следующий день в Петрограде вспыхнула революция.
23 февраля (по старому стилю - в Международный женский день) работницы, доведенные до отчаяния полуголодным существованием, бросились громить хлебные лавки. В городе началась массовая стачка, которая стремительно распространялась и через пару дней стала всеобщей. Рабочие демонстрации нарастали и сопровождались ожесточенными столкновениями с полицией. «Хлеба! Нам нечего есть! Дайте нам хлеба или расстреляйте! Наши дети умирают с голоду!» - кричали люди на улицах. 26 и 27 февраля на сторону народа стали переходить размещенные в Петрограде войска; восставшие захватили оружие. Министры царского правительства были арестованы. Отказавшиеся разойтись депутаты Государственной думы сформировали Временный комитет. Одновременно трудовые коллективы петроградских предприятий части гарнизона избрали своих делегатов в народный орган - Петроградский Совет, который 1 марта взял под свой контроль руководство всеми военными силами в округе. Революция стала распространяться на другие города, где отстранялись от власти царские чиновники, формировались местные думские органы и Советы. Царь направил было на столицу верные ему части во главе с генералом Н.И.Ивано- вым, но те, не дойдя до Петрограда, отказались повиноваться. 2 марта Николай II принял делегацию Временного комитета государственной думы и «с тяжелым чувством», как записал он в своем дневнике, подписал манифест об отречении от престола. В тот же день в Петрограде было сформировано Временное правительство, состоявшее преимущественно из представителей либеральной буржуазии, но получившее поддержку интеллектуалов из руководства умеренных социалистических партий - социалистов-револю- ционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков).
3. Революция на подъеме: от Февраля к Октябрю 1917 г.
Итак, Русская революция началась в феврале 1917 г. совершенно стихийно, в атмосфере всеобщего недовольства и отражала в себе в одно и то же время всемирные социально-революционные процессы, обостренные мировой войной, и цивилизационный тупик царского самодержавия. Власть была захвачена первоначально коалицией либеральной буржуазии и умеренных фракций буржуазно-революционных интеллектуалов и партийных функционеров. Политическую оппозицию ей возглавило с весны 1917 г. радикальное социал-демократическое течение - партия большевиков во главе с В.И.Лениным. Ни новые правители России, ни их эсеро-меньшевистские союзники не желали, чтобы революция в стране вышла за индустриально-капиталистические рамки, даже если партии социалистического толка вели при этом речь о переходе к социализму в перспективе. Русская революция, с их точки зрения, была, в первую очередь, политической, а не социальной. В ее задачи входило не развитие народного самоуправления, а создание демократического государственного устройства путем выборов в Учредительное собрание и принятия новой конституции. Решение всех основных социально-экономических вопросов (включая самый главный для России - вопрос о земле) надлежало отложить до этого времени.
Но параллельно с этой политической революцией, в которой речь шла, прежде всего, о том, кому будет принадлежать государственная власть, снизу разворачивалась совсем другая, социальная революция. Она началась вскоре после февраля 1917 г. Выдвигались и становились все более популярными лозунги рабочего контроля и социализации земли; трудящиеся массы начали осуществлять их снизу, революционным путем, явочным порядком. Возникли новые социальные движения трудящихся: рабочие и солдатские Советы, крестьянские Советы и комитеты (в действительности - органы крестьянских общин), фабрично-заводские комитеты, квартальные и уличные комитеты ит.д. В них принимали участие и представители партий, пытавшихся взять эти массовые инициативы под свой контроль. Политических функционеров было особенно много в центральных, губернских и городских органах народного самоуправления. В результате, хотя Советы пользовались до июля 1917 г. таким влиянием, что современники событий говорили о существовании в стране «двоевластия,», руководство Советского движения поддерживало в тот период Временное правительство. Однако «внизу» часто преобладала независимая классовая линия, ориентировавшаяся на антикапиталистические социальные преобразования.
Крестьяне захватывали помещичьи и кулацкие земли, но не обращали их в частную собственность, но ставили под контроль органов крестьянского самоуправления, считая это первым шагом к их социализации. Уже в апреле 1917г. в деревне началась настоящая общинная революция. На I съезде крестьянских Советов в мае партия эсеров вынуждена была под давлением с мест внести резолюцию, которая обещала отмену частной собственности на землю будущим Учредительным собранием, а до тех пор провозглашала переход ее в ведение крестьянских земельных комитетов. Правда, в примечании указывалось, что такой переход должен произойти организованным путем, после соответствующего закона Временного правительства. Резолюция была, принята, однако крестьяне попросту проигнорировали примечание. Волостные комитеты и управы с мая отказывались выполнять распоряжения губернских и уездных органов власти Временного правительства и санкционировали захваты и «черный передел» земли, не дожидаясь решений властей. В начале осени Временное правительство, еще в марте провозгласившее государственную монополию на торговлю хлебом, стремясь пресечь «самовольные действия», получить продовольствие и деньги для продолжения войны, направило в деревню воинские команды. Таким путем властям удалось принудить строптивые волостные комитеты к подчинению губернскому начальству. Но насильственное осуществление хлебной монополии вызвало организованное сопротивление крестьянских общин и нередко приводило к вооруженным столкновениям с войсками. На все деревни солдат не хватало. Там, куда не дотягивалась вооруженная рука государства, общинники попросту разгоняли лояльные властям волостные комитеты и управы, избивали их членов, жгли документы и здания.
Городские рабочие также осуществляли свои требования «явочным порядком». В марте 1917 г. в Петрограде они отказывались подчиниться призыву городского Совета, в котором тогда существовало эсеро-меньшевистское большинство, и прекратить всеобщую стачку прежде, чем будет установлен 8-часовой рабочий день. В итоге, на большинстве предприятий они ввели его сами, по своей инициативе. Работники вынудили хозяев платить зарплату, «подобающую свободному гражданину», изгоняли из администрации ненавистных им начальников и создавали фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы). В задачи последних входило осуществление «заводского самоуправления» и «права ведать внутренним порядком завода», включая установление продолжительности рабочего времени и уровня оплаты труда, осуществление контроля над соблюдением норм, приемом и увольнением ит.д. Первоначально на большинстве частных предприятий работники еще не посягали на право администрации непосредственно управлять производством. На государственных заводах они первоначально нередко брали управление в свои руки, но затем также предпочли ограничиться контрольными функциями. Конференция рабочих госпредприятий столицы 15 апреля постановила не брать «на себя ответственность за техническую и административно-экономическую организацию производства в данных условиях до момента полной социализации общественного хозяйства» [17] . Требования контроля над деятельностью заводской администрации не было в программе ни одной из социалистических партий; в мае оно было официально провозглашено первой Петроградской конференцией фабзавкомов. Некоторые трудящиеся при поддержке анархистов и анархо-синдикалистов стремились развивать рабочий контроль дальше - в сторону полного самоуправления. Анархист И.П.Жук, представлявший рабочих Шлиссельбургского порохового завода, предложил на этой конференции повсеместное создание крестьянских комитетов в деревнях, контрольных комиссий - на предприятиях, а также в районах, областях и в масштабе всей страны. «Только создав упомянутые крестьянские комитеты и рабочие комиссии и принимая энергичное и непосредственное участие в устройстве своей жизни, - заявил он, - народы России смогут идти по верному пути как политического, так и экономического освобождения» [18] . Резолюция анархистов собрала менее 10% голосов. Хотя делегаты приняли большевистскую резолюцию, в нее была включена значительная часть предложений Жука. Рабочий путиловской верфи С.Беликов высказался достаточно четко: «Ясно, что пока предприятия не будут в руках рабочих, пока не будет взята ответственность - до тех пор мы не сможем руководить промышленностью. Я считаю, что мы уже сильны настолько, чтобы взять на себя ответственность за производство» [19] .
Многие активисты движения еще надеялись на расширение государственного регулирования или - вслед за большевиками - откладывали вопрос о рабочем управлении до взятия власти Советами. Однако в условиях экономического кризиса, контрнаступления предпринимателей и широкого закрытия предприятий с лета 1917 г. настроения рабочих становились все более радикальными. На второй конференции фабзавкомов Петрограда в августе предложения анархистов о бесцельности борьбы за государственную власть не были приняты, но в то же время делегаты поддержали заявление анархо-синдикалиста В.Шатова о необходимости «создать крепкую экономическую организацию рабочих, без которой будут потеряны и политические завоевания, которые можно считать в значительной мере химерическими» [20] . Осенью на различных предприятиях возникали конфликты между массой трудящихся и активистами комитетов. Последние ссылались, как, например, члены фабзавкома Ярославской Большой мануфактуры, на то, что прекращение работы «с одной стороны, уменьшает производительность фабрики, а с другой - удорожает стоимость производства, и для рабочих это не должно быть безразлично» [21] . Они старались удерживать трудовой коллектив от столкновений с администрацией, но к подобным увещеваниям все меньше прислушивались. Рядовые делегаты фабзавкомов принимали большевистские резолюции политического характера (о рабочем контроле, национализации и власти Советов), но понимали их нередко в синдикалистском духе всеобщего производственного самоуправления. Так, на четвертой конференции петроградских фабзавкомов в октябре 1917 г. представитель Балтийского судостроительного завода Ре- нев говорил, что в сердце каждого рабочего горит вера в возможность самим осуществлять руководство предприятиями, и потому контроля недостаточно, «мы должны брать производство целиком в свои руки, конфисковав все фабрики и заводы» [22] .
Еще одной важной народной инициативой предоктябрьского периода стало движение за социализацию жилья и создание территориального самоуправления. В городе-крепости Кронштадт, который уже в мае фактически вышел из повиновения Временному правительству, была начата практическая реализация подобных мер, которая стала примером для остальной России. Активную роль в их осуществлении играл анархо-синдикалист Е.З.Ярчук. Анархист В.Волин, неоднократно бывавший в тот период в Кронштадте, вспоминал: «Всем, что касалось городских служб, ведали сами жители через свои домовые комитеты и «милицию»... Жители каждого дома проводили в начале несколько общих собраний. На собраниях избирался «комитет квартиросъемщиков»... (жильцы хорошо знали друг друга). Комитет следил за порядком в доме и безопасностью его жителей, назначал дежурных и т.д. «Домовые комитеты» делегировали по одному своему члену в «уличный комитет», занимавшийся делами отдельной улицы. Затем шли «квартальные», «окружные» и, наконец, «городской комитет», занимавшийся общегородскими делами». На началах самоуправления стало налаживаться хозяйство города. «На пустом пространстве между городом и берегами городские жители разбили коллективные огороды, нечто вроде маленьких садоводческих коммун. Группы горожан человек по 50, живущих в одном квартале или работающих на одном предприятии, договаривались сообща обрабатывать землю.. Каждая «коммуна» получала от города по жребию участок земли... Все общие вопросы, интересовавшие членов коммуны, обсуждались на встречах делегатов или общих собраниях. Посевным фондом занимался Продовольственный комитет. Сельскохозяйственные орудия предоставлялись городскими складами и самими коммунарами» [23] .
В то время, как «низы» налаживали жизнь, в соответствии со своими стремлениями, правящие круги не желали никаких радикальных социально-экономических изменений или боялись на них решиться. Все это предопределило острое противоборство между ними: первые старались развивать революцию дальше, вторые - затормозить ее ход. Противостояние усугублялось тем, что ни Временное правительство, ни его умеренносоциалистические союзники не хотели прекратить первую мировую войну, от которой уже устала измученная Россия.
Первый острый политический кризис вызвало в апреле 1917 г. заявление министра иностранных дел, лидера либеральной партии конституционных демократов П.Н.Милюкова о намерении продолжать войну до ее «победоносного окончания». Массовые митинги протеста рабочих, солдат и моряков вынудили правительство сместить Милюкова и консервативного военного министра А.И.Гучкова. Вскоре кабинет был переформирован: в него официально вступили не только представители буржуазных партий, но и умеренные социалисты. Но и в новом составе правительство не собиралось менять свой курс. Оно назначило на 18 июня начало нового наступления на фронте против германских и австро-венгерских войск. А перед этим, чтобы напомнить всем, кто в стране хозяин, распорядилось захватить здание дачи бывшего царского министра П.Н.Дурново, где размещались федерация анархистов и ряд рабочих организаций. Недовольство масс продолжением войны вызвало настолько широкое негодование, что проходивший в Петрограде Первый всероссийский съезд Советов объявил о проведении 18 июня массовой демонстрации протеста. Выступления прошли в столице, а также в Москве, Киеве, Риге, Иваново-Вознесенске и других городах. Наступление провалилось. В армии росло неповиновение командирам и дезертирство. Не помогло даже введение властями смертной казни на фронте.
2 июля Временное правительство, возглавлявшееся с марта князем Г.Е.Львовым, распалось. Новый коалиционный кабинет возглавил правый эсер А.Ф.Керенский, объявивший о продолжении прежней политики. Власти готовили вывод из столицы революционно настроенных частей, прежде всего, первого пулеметного полка. В его поддержку 3-4 июля в Петрограде произошла крупная вооруженная антиправительственная демонстрация солдат, рабочих и кронштадтских моряков, поддержанная анархистами, многими активистами большевистской партии и левого крыла партии эсеров. Выступление, сопровождавшееся призывами к восстанию и взятию власти Советами, закончилось кровавыми столкновениями с правительственными силами и было подавлено. Соотношение сил временно сместилось в пользу властей. Но это явление оказалось временным и не принесло политической элите желаемой стабильности.
Хотя большевистский ЦК так и не решился открыто поддержать июльское восстание, происшедшие события и последовавшие репрессии способствовали росту популярности большевистской партии, которая теперь воспринималась многими в массах как альтернатива и реальная революционная сила. Созданная в 1903 г. и возглавлявшаяся великолепным политическим тактиком В.И.Лениным, эта сплоченная, дисциплинированная и централизованная организация объявила себя «авангардной партией» рабочего класса. Действительно, масса ее рядовых членов состояла, прежде всего, из промышленных рабочих, но на верхних этажах партийной иерархии преобладали и задавали тон представители тех слоев радикальной интеллигенции, которые сами воспринимали себя как истинную элиту - знающую, как следует преобразовать Россию и весь мир, но подвергающуюся дискриминации в условиях «старого режима». Для их настроений, как метко подметил бывший «легальный марксист» С.Н.Булгаков, были характерны, с одной стороны, «народопоклонничество», а с другой - «высокомерное отношение к народу как к объекту спасительного воздействия, как к несовершеннолетнему, нуждающемуся в няньке для воспитания к «сознательности», непросвещенному в интеллигентском смысле слова» [24] . Сам Ленин неоднократно высказывался о необходимости «разжечь... светильник революционного света перед темной и забитой массой» и установить диктатуру авангарда, который «вобрал в себя революционную энергию» рабочего класса, неспособного «непосредственно» осуществлять свою собственную власть и самоуправление [25] . Такое представление о «воспитательной» диктатуре восходило к представлениям французского якобинства, и не случайно большевики любили называть себя «пролетарскими якобинцами».
Из этого проистекала и роль, которая выпадала им в Русской революции. Социально-психологической слой, к которому принадлежало большевистское руководство, как справедливо замечал позднее участник махновского движения П.А.Аршинов, «благодаря своим классовым особенностям, своим претензиям на власть в государстве... в отношении отмирающего политического режима занимал революционную позицию, легко становился... вождем революционных движений масс. Но, организуя революцию, ведя ее под флагом кровных интересов рабочих и крестьян, этот элемент всегда преследовал свои узкогрупповые или сословные интересы и всю революцию стремился использовать в целях утверждения своего господского положения в стране» [26] . Это господство призвано было, в свою очередь, стать основой невиданной индустриальной модернизации России. «Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства... Все общество будет одной конторой и одной фабрикой...», - писал Ленин осенью 1917 г. в брошюре «Государстве и революция» [27] .
То, что большевики понимали под социализмом, было, по существу, дальнейшим развитием и сверхцентрализацией индустриально-капиталистического производства с характерными для него иерархией, жестким разделением функций на управленческие и исполнительские, подчинением человека технике и отделением производителя от потребителя. «Высоко технический оборудованный» «механизм общественного хозяйничанья здесь уже готов», - доказывал Ленин. Но эгоизм отдельных капиталистов мешает использовать его, как должно.
Большевики прекрасно понимали, что русская буржуазия неспособна на такой рывок, а умеренные социалисты недостаточно решительны, чтобы взять эту роль на себя. В этом они и видели свою миссию: взять власть и создать «хозяйство, организованное по типу государственно-капиталистической монополии» [28] , но служащее не отдельным капиталистам, а «всему народу», прежде всего, трудящимся классам. В ходе Русской революции большевистская партия намеревалась захватить политическую власть, осуществить государственно-капиталистическую программу-минимум (национализация банков, монополий, земли, установление правительственного контроля над остальной частнопредпринимательской деятельностью, активная социальная политика государства), а после победы грядущей мировой революции - перейти к социалистическим преобразованиям (в духе марксистского государственного социализма). Это предполагало осуществление совершенно определенной тактики: способствовать дальнейшему развитию Русской революции вплоть до момента прихода к власти и остановить дальнейшее социально-революционное развитие в сторону самоуправления, как только это будет мешать проведению государственно- капиталистической модернизации, в которой отнюдь не было заинтересовано подавляющее большинство трудового населения страны.
Однако для взятия власти большевикам требовалась массовая поддержка. И хотя все, что они предлагали в социально-экономической области на ближайшее будущее, как справедливо замечал социал-демократ Н.Н.Суханов, «не выходит за пределы знакомой... экономической программы» эсеро-меньшевистского руководства Петроградского Совета, сформулированной в мае 1917 г. [29] , партии Ленина нужно было привлечь народную инициативу на свою сторону, обратить ее себе на пользу. С момента возвращения Ленина в Россию из эмиграции в апреле большевистская партия громко заявляла о своей приверженности делу социальной революции, о поддержке народных требований мира, конфискации помещичьей земли и установления рабочего контроля, наконец, о том, что все вопросы управления должны быть переданы народным органам — Советам. Такая позиция была ложно истолкована большинством политических оппонентов большевизма, а также и широкими массами: ее восприняли чуть ли не как анархизм. В действительности Ленин не скрывал, что Советы должны, в его представлении, составить ядро нового типа государственного устройства, осуществляющего волю правящей большевистской партии. Летом и осенью 1917 г., когда социально-революционные тенденции противостояли попыткам либеральных и умеренно-социалистических сил удержать ход событий в рамках «политической революции», эти «тонкости» представлялись в глазах многих не столь важными.
Влияние большевиков стало стремительно нарастать после того, как был подавлен контрреволюционный военный путч, организованный в конце августа 1917 г. верховным главнокомандующим, генералом Л.Г.Кор- ниловым. Впрочем, в подавлении мятежа активно участвовали и левые радикалы. Так, анархо-синдикалист Жук доставил в Петроград для обороны города большие запасы взрывчатки с Шлиссельбургского завода, где он пользовался почти непререкаемым влиянием среди рабочих [30] .
Хотя Временное правительство предпринимало отчаянные усилия для восстановления собственного престижа (включая провозглашение России республикой 1 сентября, формирование нового состава кабинета, созыв Всероссийского демократического совещания и Предпарламента), оно сталкивалось с все более широким неповиновением снизу. Обострялся социально-экономический кризис. Сторонники правительства из умеренно-социалистических партий теряли популярность, Советы Петербурга, Москвы и ряда других ведущих городов высказались в поддержку большевиков. От партии эсеров откололось радикальное крыло - Партия левых социалистов-революционеров-интернационалистов. Все больший вес приобретали требования об отстранении Временного правительства и передачи власти Советам. Назревало неминуемое народное восстание. Партии Ленина предстояло решить, взять ли его подготовку в свои руки.
4. Октябрьское восстание
Лидер большевистской партии призывал использовать благоприятную возможность для захвата власти, возникшую осенью 1917 г. Он не скрывал своих мотивов: «...Кто добровольно уступит влияние, тот «достоин», чтобы у него отняли не только влияние, но и право на существование», - писал Ленин в сентябре [31] . Большевики завоевали левеющие массы отказом от колебаний, нельзя колебаться самим, иначе доверие масс будет утрачено, настаивал он в октябре, предупреждая, что «именно на этой почве» отчаяния и нежелания «выходить на улицу... только для частичной борьбы» заметен «факт нарастания анархизма». Ленин взывал: «...Полумерами ничего теперь спасти нельзя <...> голодные «разнесут все, размозжат все даже по-анархически», если не сумеют руководить ими в решительном бое большевики» [32] .
10 и 16 октября ЦК большевистской партии обсуждал вопрос об организации вооруженного восстания. Многие ее видные деятели (Л.Б.Каменев,
Г.Е.Зиновьев, В.П.Милютин, Н.В.Крыленко, В.Володарский идр.) возражали против выступления, считая его преждевременным, но, в конце концов, решение о нем было принято. Оно подстегивалось информацией партийных работников с мест, согласно которой в противном случае рабочие массы, леворадикальные члены Советов и анархисты независимо от большевиков восстали бы против правительства. Тогда большевистская партия утратила бы всякий контроль над ситуацией и была бы отброшена в политическое небытие. Участники пленума 16 октября сообщали о росте влияния анархистов и анархо-синдикалистов на Путиловском заводе и в различных районах Петрограда. Член Центрального совета петроградских фабзавкомов Н.А.Скрыпник заявил: «...Повсюду замечается тяга к практическим результатам; резолюции уже никого не удовлетворяют. Чувствуется, что руководители не вполне выражают настроение масс; первые более консервативные...». А старый партийный работник Эйно Рахья недвусмысленно предупредил: «...Массы сознательно готовятся к восстанию. Если бы питерский пролетариат был вооружен, он был бы уже на улицах вопреки всяким постановлениям ЦК. Пессимизма нет <...> Массы ждут лозунга и оружия. По-видимому, уже наш лозунг стал запаздывать, ибо есть сомнение, будем ли мы делать то, к чему зовем...» [33] .
В октябре 1917г. Петроградский Совет, добивавшийся отстранения Временного правительства от власти, создал орган по подготовке и координации восстания - Военно-революционный комитет (ВРК). В него вошли представители всех леворадикальных сил - большевиков, левых эсеров, анархистов и анархо-синдикалистов, фабзавкомов, профсоюзов, солдат, моряков Балтийского флота ит.д. Его председателем был избран левый эсер П.Е.Лазимир. Среди входивших в руководство восстанием и командиров отрядов моряков и рабочих были такие анархисты и анархо-синдикалисты как В.С.Шатов, И.Блейхман, Е.Ярчук и Г.Боргацкий, из Шлиссельбурга подошел отряд И.Жука. 24-26 октября отряды вооруженных рабочих (Красная гвардия) и революционно настроенные военные части свергли в Петрограде Временное правительство; ВРК объявил о передаче власти собравшемуся в столице II Всероссийскому съезду Советов. Вслед за тем, аналогичные события стали происходить по всей стране: повсюду, совершенно нескоординировано, Советы принимали решение о взятии власти и отстранении местных органов прежнего режима. В этом движении также самую активную роль играли левые радикалы (например, анархисты-бойцы Двинского полка в Москве).
Выполняя свои обещания, большевистская партия внесла на обсуждение II съезда Советов проект Декрета о мире, предлагавший прекращение Первой мировой войны и заключение немедленного мира «без аннексий (т.е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций» [34] . Кроме того, отказавшись от своих прежних положений о национализации земли, большевики поддержали крестьянские требования об отмене частной собственности на землю и передачи ее крестьянам в уравнительное пользование без применения наемного труда. Оба декрета (о мире и о земле) были приняты съездом Советов 26 октября 1917 г.
Таким образом, события октября 1917 г. и свержение Временного правительства стали результатом развития массовых движений после февраля, а отнюдь не большевистского заговора, как это нередко утверждают. Однако революционными настроениями рабочих и крестьян России воспользовались большевики. Именно они, опираясь на арифметическое большинство делегатов съезда Советов (в котором были слабее представлены крестьянские Советы), сформировали новое однопартийное правительство - Совет народных Комисаров (Совнарком) во главе с Лениным. Они узурпировали инициативу массового движения, чтобы затем поставить его перед фактом захвата ими власти.
5. Второе «двоевластие»:
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 232; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!