II. 4. Принцип преемственности в ранней профилактике преступности несовершеннолетних.



 

 Дополнительно формулирующим содержание принципа приоритета духовности в РППН является положение о необходимости учета при выработке положений ранней профилактике национальных традиций (принцип преемственности). Сама постановка такого дополнительного принципа связана с тем, что процесс глобализации еще не стер все различия между народами и культурами мира, а десятилетняя либерализация России пока не смогла преодолеть многовековую традицию развития ее народов. Вместо отрицания традиций сегодня получает распространение другая точка зрения о том, что их надо не разрушать, а наоборот как-то сохранять и возрождать. Такое изменение отношения к традициям связано с произошедшим осознанием, что сама безопасность России (военная, экономическая, демографическая, информационная и др.) связана непосредственным образом с сохранением ее позитивных национальных и культурных традиций. В самой преамбуле Конвенции о правах ребенка ООН присутствует положение о важности учета “традиций и культурных ценностей каждого народа для защиты и гармоничного развития ребенка”, а в Национальной доктрине образования в Российской Федерации указано, что система образования призвана обеспечить “историческую преемственность поколений, сохранение, распространение и развитие национальной культуры, воспитание бережного отношения к историческому и культурному наследию народов России…”.

       Ранняя профилактика преступности несовершеннолетних, является составной частью воспитания и образования подрастающего поколения, которые национальны по содержанию и характеру. Ведь само образование является “историко-культурным феноменом, процессом, результатом и условием развития духовных начал и конкретного народа, и каждого человека”[143]. Поэтому, и задачей реализации принципа приоритета духовности и в РППН, и в образовании в целом не может быть воспитание духовности “американской”, “западноевропейской”, потому что без существования преемственности вообще не может быть никакого развития. Если же говорить конкретно про “историчность” духовности, например, русского народа и близко связанных с ним других народов, то можно сослаться на слова Зеньковского В.В., который характерными чертами духовной жизни русского человека считал:

1. Глубокую искренность, тесную связь доброго расположения сердца и поступков.

2. Разумность всех жизненных проявлений, презрение к неразумным, животным проявлениям низшей части естества.

3. Жизненную установку на самопожертвование, на служение общим целям (то, что называют духом общности), как служение Богу, Отечеству и ближним.

4. Эстетическое отношение к миру, стремление к красоте и гармонии во всем[144].

Трудно не согласиться с тем, что указанные Зеньковским В.В. черты духовной жизни русского человека являются в высшей степени антикриминогенными, и пусть они в исторической действительности и не встречаются повсеместно, но сами собой они представляют доминанту культурного развития и ориентир, к которому необходимо было стремиться. Произошедшая же либерализация общества через призму устанавливающихся рыночных отношений подвергла сомнению многие из этих характерных черт. И в действительности, рынок “сверхприбылей”, рынок “одного дня”, рынок “buying and selling”, рынок идеологии “деньги не пахнут” непременно постарается низложить национально-культурные препятствия, мешающие извлечению прибыли. Но рынок стабильный, способный видеть перспективу, а не только сиюминутный момент, старающийся получить “национальную прописку” (как бы это странно не звучало), по-другому отнесется к национальному прошлому. Почему? Потому что экономические отношения являются не самодовлеющим социальным явлением, а, прежде всего, совокупностью людей, вступающих между собой в отношения по экономическому обмену или сотрудничеству. И экономике, как и всякой другой социальной системе тоже не чужды этические принципы, которые помимо того, что они общечеловечны, также и национальны по содержанию.

Лауреат нобелевской премии этолог К. Лоренц говорил: “Радикальный отказ от отцовской культуры – даже, если он полностью оправдан – может повлечь за собой гибельные последствия”[145]. Но, кроме того, отказ от национальных традиций, проверенных в течение веков народной мудростью вообще никак не может быть оправдан. В связи с тем, что принцип преемственности по своему содержанию может являться одним из наиболее уязвимых для критики с точки зрения универсализации и глобализации, то необходимо предложить относительно развернутую систему аргументации этого принципа, основанную во многом на выводах академика Панарина А. (следующие несколько страниц этому посвящены, поэтому при необходимости можно перейти сразу к началу следующей главы).

Почему так важно, чтобы принцип преемственности нашел отражение в ранней профилактике преступности несовершеннолетних, и вообще в воспитании в целом? Дело в том, что одной из ключевых характеристик личности является осознание своей собственной идентичности, которое тесно связано с отношением индивида к истории общества, в котором он живет.

Смысл же истории заключается в том, чтобы сохранить идентичность определенной совокупности индивидов - народа. Если теория прогресса, как пишет академик Панарин А.,[146] ищет успешной истории, то теория понимания – истории преемственной. Культурологический критерий, который более близок понимающей теории, ставит акцент не на внешних результатах, а на внутренней целостности: там, где последняя утрачивается, история становится “чужой”, внешней и лишенной смысла.

       Антигуманитарный дух материализма, утилитаризма и позитивизма связывает свои ожидания с развитием экономики и производительных сил. Смысл истории Панарин видит в устранении преград для развития этих сил, в обеспечении ускорения. Но гуманитарно понятая история видится как разнообразие и диалог мировых культур, а ее смысл – в сохранении и поддержке разнообразия. Чем устойчивее культуры и прочнее их идентичность, тем явственнее присутствие субъективной стороны в истории, тем больше в ней внутреннего смысла и преемственности.

Если раньше история выступала просто как безыскусная и спонтанная жизнь, в наши дни – все больше как проект. Просвещение, модернизация насаждают в чем-то юношеский взгляд, где присутствуют недооценка опыта прежних поколений и представления о неограниченных возможностях ныне живущих, на чью долю, якобы, приходятся главные события, приближающие заветное “светлое” будущее (либеральное, коммунистическое). Прежде народ отождествлял себя со своей историей, проецируя на нее свои представления о добре и зле, о достойном и недостойном, понимая ее как процесс преодоления сил зла и порока. Его идентичность была связана с процедурами отличения и противопоставления своей истории от истории других народов. Антитеза находилась вовне, что и позволяло сохранять целостность исторического самопознания. При этом историчность, как пишет Панарин А.,[147] не носила всеохватывающего характера: центральное ядро бытия воспринималась как неизменное. В этих двух пунктах произошли катастрофические изменения. Во-первых, новые идеологии выдвигают антитезу не по отношению к истории других народов, а по отношению к истории собственной: оказывается, собственный народ до сих пор жил “неправильно” (“совки”, “манкурты”, “шариковы” и “швондеры”; “гомо советикус”, - Александр Зиновьев; “Целый день сидела на собраньи. То голосовала, то лгала”, –Ольга Бергггольц; “Потому у нас и нет совести, что нечего делить”, –Святослав Федоров; “место русских у параши”, - В. Новодворская и так далее).

В криминологическом отношении это изменение отношения к истории играет очень негативную роль. Так как в сознании ребенка авторитет закона тесно связан с авторитетом взрослых, которые этот закон установили. Если же авторитет взрослых снижается (на криминологическое значение конфликта “отцов” и “детей” указывает Сибиряков С.Л.[148]), то это одновременно отражается на более негативном отношении к закону. Взрослые, демонстрируя негативное отношение к собственной истории, теряют авторитет у подростков, и тем самым, утрачивают право на роль наставников. И действительно, когда несколько поколений неизвестно за что положило свою жизнь, для подростков это свидетельствует не в пользу их интеллекта. И если тиражирующиеся в 90-е годы негативные представления о России как о “стране дураков” могли быть правильно восприняты взрослыми, у которых, как пишут Медведева И.Я. и Шишова Т.Л., [149] мог формироваться сложный комплекс, состоящий не только из самоунижения, но и самовозвеличивания (ибо Иван-дурак по канонам русской мифологии и есть самый умный), то для ребенка, не успевавшего освоить этот архетипический русский образ во всей его полноте, слово "дурак" звучало вполне однозначно: быть дураком стыдно.

Во-вторых, новые идеологии отрицают наличие культурного ядра истории, неподвластного времени или преобразовательным технологиям: меняться, утверждают они, должно все. Современный прогресс стал катастрофичным, потому что разучился различать области, в которые технологически можно вмешиваться, и те, которые надлежит предоставить традиции, здравому смыслу и стихийному ходу. Необходима, как пишет Панарин А.,[150] презумпция доверия к традиции, народному опыту и самой жизни, то есть то, о чем говорила в начале XIX в. историческая школа права, появление которой было, в частности, вызвано монополистически господствующими идеальными и универсальными концепциями учений “отцов” школы естественного права.

Ничто в такой степени не разрушает человека и не вызывает общественные анемии, как насильственное вторжение в его систему ценностей, в его повседневный жизненный мир. “Нужно защищать малый мир. Испытания большого мира может вынести лишь личность, заботливо выпестованная в мире малом, элементы которого отличаются величайшим постоянством и сопричастностью к человеку”, - считает Панарин А[151].

Существенно, что удару сегодня подвергается, прежде всего, та высокая культура, существование которой оказывается несовместимым с содер­жанием новой культуры. Ценности спасения, добра, добродетели, исти­ны, преданности, солидарности всех людей или хотя бы “своих” ока­зываются ненужными и вредными с точки зрения преуспеяния. Их удел — стать музейным достоянием, собранием классических текстов, предметом культивирования на презентациях и юбилеях.

Односторонность западной цивилизационной теории, как очень правильно замечает Панарин[152], состоит в том, что она акцентирует внимание исключительно на информационной стороне социального творчества, забывая о том, что требует заботы и внимания другая, энергетийная его сторона. “Вспрыскиваемая” в результате модернизации информация является просто недостаточной: ведь чтобы новую информацию перевести в дело, мобилизовать ее для решения насущных проблем, необходим и соответствующий уровень мотивации.

       В мире же сейчас возникло “информационное перепроизводство”. Проблема заключается не в том, что информации слишком много, а в том, что рост объемов последней опережает способность общества обеспечить ее эффективное практическое использование.

Вообще, для перевода информации из описательной в предписательную (например, обеспечение прав и свобод человека, построение правового государства, повышение правосознания) нужна определенная социальная энергия, уровень которой зависит от мотивации людей. А она, в свою очередь, зависит от факторов социокультурного и духовного планов, решающим среди которых является идентичность, выражающая себя через преемственность, о чем указывалось выше. 

Драма современного мира состоит в том, что вестернизация разрушает идентичность. Последствием вестернизации в России является социальная анемия и ценностная дезориентация. Чем выше избыток поступающей извне общей информации, не находящей эффективного использования в стране-рецепиенте, тем выше уровень хаотичности и одновременно преступности социального поведения, что обусловлено неспособностью выстроить систему приоритетов и иерархию ценностей (очень показательно в этом отношении изучение территориального распределения преступности несовершеннолетних в России – самой низкой она является в мусульманских республиках и “черноземных” областях юга России, то есть там, где есть определенная стабильность в системе ценностей и укладе жизни)[153]. В 90-е годы возникала фрагментация общества, рассогласованность социального поведения, релятивация ценностей, то есть происходило нарастание энтропийных тенденций[154]. Для их преодоления нужна новая социальная энергия, источники которой лежат в той сфере человеческого духа, которой издавна занимались религии, отбиравшие среди всего многообразия ценностей наиболее надежные. Придавая этим ценностям трансцендентный характер и выводя их из сферы критики, они тем самым и предупреждали их релятивизацию.

История показывает, что цивилизация может претерпеть любой материальный урон и воссоздать себя заново при условии, если уцелело ее ценностное ядро. Разрушение такого ядра порождает удивительное бессилие даже в условиях изобилия материальных ресурсов. Сказанное в высшей степени актуально для России, ценностное ядро которой пытаются разрушить внутренние и внешние вестернизаторы. Современный мыслитель Григорий Померанц, отвечая на вопросы журнала “Звезда”, говорит о мировом хоре культур как об альтернативе стандартизации, разрушающей местные культуры[155]. Но существует ли хор культур, когда одна цивилизация фактически взламывает другую?

       Необходимо честно ответить на вопрос: к чему стремится глобализация, возглавляемая ведущими державами во главе с США? Является ли ее целью создание планетарного общества потребления или она направлена на обеспечение безопасности: экологической, морально-психологической, информационно-культурной и т.д.? Изучение действительности наталкивает, скорее, на первый ответ. Известный футуролог Фукуяма предложил в 1999 году оставшиеся социальные проблемы, связанные с “человеческим” фактором решать с помощью генной инженерии. Так доведенный до логического конца либерализм уничтожает и саму личность. Во многих странах мира, в частности, в некоторых латиноамериканских, общество осознало негативные стороны глобализации, связанные с “экспортом” либеральной культуры. Сегодня в конституциях, внешнеполитических доктринах и концепциях Бразилии, Чили, Венесуэлы закреплен принцип сохранения национально-культурной идентичности, призванной дать ответы глобализации. В новой оборонительной концепции Бразилиии 1996 года сказано, что защите подлежат территория, окружающая среда, национальные ценности и национально-культурная идентичность[156]. На международной встрече в Италии президент этой страны Кардозо говорил: “Нет и не может быть какой-то единственной модели, которая одинаково подходила для всех”[157].

       И уже в 2000 г. в Концепции национальной безопасности России нашли отражение те изменения в общественном сознании, которые произошли за несколько лет последних лет. “Обеспечение национальной безопасности Российской Федерации включает в себя также защиту культурного, духовно-нравственного наследия, исторических традиций и норм общественной жизни, сохранение культурного достояния всех народов России, формирование государственной политики в области духовного и нравственного воспитания населения…”, - сказано  в разделе IV этого документа.

           

Прежде чем закончить эту главу, необходимо ответить на один важный вопрос, имеющий непосредственное отношение к концепции РППН: как конкретно соотносятся между собой приоритет преемственности и социальный прогресс, либерализм и традиционные ценности? Может быть двояким ответ на этот вопрос. Первое – это утверждение о безусловном приоритете традиционных ценностей над либерализмом, реализация которого на практике ведет к реакции и изоляции страны. По понятным причинам этот вариант невозможен.

Но есть второй путь развития, реалистичный и в перспективе оказывающий непосредственно благотворное воздействие на стабилизацию и даже уменьшение преступности в России, в том числе и преступности несовершеннолетних. Речь идет о синтезе либеральных и традиционных ценностей (которые, в общем, существуют практически в любом обществе). В какой-то степени общество и государственная власть (принятые документы в этом отношении уже были рассмотрены выше) подошли вплотную к принятию идеи такого развития. Но до наступления каких-то определенных результатов еще довольно далеко. В чем суть этого третьего пути? Митрополит Кирилл (Гундяев), предложивший в концентрированном виде идею этого пути, пишет о том, что “существование либеральных институтов в экономике, политике, социальной жизни и межгосударственных отношениях приемлемо, целесообразно и морально оправдано только в том случае, когда одновременно не насаждается принцип философского либерализма применительно к личности и межчеловеческим отношениям. Но если либеральная идеология используется как пусковой механизм растормаживания и высвобождения пагубных вожделений, если ею провоцируется взрыв плотского начала и во главу угла поставляется человеческий эгоизм, если либеральные институты служат легитимизации права на грех, то общество, лишенное представления о норме жизни, неизбежно обрекается на духовное вырождение, становясь ареной темных страстей. Кроме того, под напором раскрепощенного и торжествующего греха общество, принимающее подобную систему ценностей, рано или поздно будет обречено на гибель”[158]. Содержащиеся традиционные ценности в этом “синтезированном” пути развития представляют собой отказ от утверждения принципов либеральной аксиологии применительно к человеческой личности. При этом, конечно, в условиях свободы, могут существовать другие точки зрения, но речь идет о том, что эта альтернатива станет доминантой развития страны, поддерживаемая, прежде всего, государственными и определенными общественными институтами. “И если у нас либеральная идея полагается ныне в основу государственно-общественной модели развития страны, то ей, в полном соответствии с либеральным принципом “сдержек и противовесов”, должно противопоставить политику утверждения в сфере воспитания, образования и формирования межличностных отношений систему традиционных для России ценностей”, - резюмирует митрополит Кирилл.[159]

Таким образом, в заключение этой главы можно было бы говорить о том, что осуществление в концепции РППН принципа приоритета духовности и принципа преемственности, с одной стороны, направлено на устранение возникших ошибок в первые годы модернизации образования и воспитания молодежи, а с другой стороны – на выработку стратегии устойчивого развития страны, в том числе и через успешную профилактику преступности несовершеннолетних.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 159; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!