Организация системы управления страной и социально-экономическая политика Токугава
С установлением власти сёгуната на территории Японии в начале 17 века жизнь в стране постепенно возвращалась в мирное русло. Для окончательного утверждения привилегированного положения самураев было завершено создание социальной системы си-но-ко-сё, которая разделила общество на 4 сословия – войны (си), крестьяне (но), ремесленники (ко), торговцы (сё). При этом представители придворной аристократия (кугэ), духовенства, «вольные самураи» (ронин), бесправные «жители посёлков» (буракумин), выполнявшие «грязную работу» (уборка продуктов жизнедеятельности, акушерство, захоронение умерших), и люди актёрских специальностей в эту систему не были включены. Переход из одного сословия в другое допускался только в случаях усыновления. Основной земельный фонд страны (75% угодий) закреплялся за князьями провинций (даймё) и храмами. Остальная его часть принадлежала дому Токугава, позволяя тому оставаться самым крупным землевладельцем в стране [4, c. 628-630].
На фоне ослабления власти императора постепенно увеличивалась роль военного сословия. Звание «сёгун» трансформировалось и приобрело более широкий смысл – военно-политический лидер, который обладает абсолютной полнотой власти в стране, делегированной императором. По инициативе Иэясу Токугава был проведён комплекс мероприятий по полному отделению императорского дома от светской власти. Отныне император сохранял за собой только сан верховного жреца в синтоистской церкви [8, с. 71] и с санкции сёгуна обладал правом жалования придворных должностей, рангов, наград. В остальном спокойная повседневная жизнь подлинного правителя Японии, как мы видим из правил императорского двора [20], должна была быть наполнена занятиями по поиску новых знаний и истины этого мира: «Для императора науки составляют главное. Не изучив наук, нельзя познать древности; не зная древности, нельзя поддерживать в стране спокойствие. <…> Для того чтобы понять, как править надо постичь искусство письма и много читать» [20, с. 171].
|
|
|
Во избежание проблем с престолонаследованием наследные принцы оставались во дворце, а сыновья императорской семьи, не претендовавшие на трон, обычно становились главами монастырей и храмов, однако это не исключало личного вмешательства сёгуна в этот процесс. Иэясу удалось вынудить императора Го-Мидзуноо принять его внучку Кадзуко в качестве жены и таким образом создать между великими домами кровную связь, которая возвеличила Токугава над остальными феодалами страны [8, с. 86].
Следует также обратить внимание на то, что новым политическим центром становится город Эдо. Киото постепенно утрачивает свой прежний статус и переходит под управление наместника (сёсидай), в обязанности которого входили: защита императорского дворца, надзор за придворными, проведение судебных разбирательств и т.д. [8, с. 71-72]. Правительство сёгуната (бакуфу) находившиеся в новой столице под руководством совета старейшин, состоящего из верховных советников (родзю) и младших старейшин (вакадосиёри), осуществляло управление городом и владениями сёгуна [2, с. 49]. В его непосредственном подчинении находились чиновники (бугё) заведующие судебными, религиозными, финансовыми делами в отделениях провинциальной администрации [15, с. 486-487].
|
|
|
Кроме того, правительство сохраняло за собой верховное право контроля над территориями, которые были автономны и находились в ведении местных правителей (даймё, каро) [6, с. 627]. Княжествам запрещалось строить или ремонтировать оборонительные, коммуникационные сооружения без разрешения сёгуна, укрывать государственных преступников, иметь отношения с императорским домом: «Даже о ремонте замка надлежит докладывать властям. Должно быть прекращено строительство новых замков. <…> Высокие стены и глубокие рвы – причина крупных переворотов» [21, с. 175-177]. Местные правители, получившие часть полномочий в области судебного права, административной управления несли личную ответственность за сохранение общественного порядка в княжествах и сбор налогов [8, с. 88]. В крупных торгово-экономических центрах, таких как Сакай, Нагасаки, Амагасаки упразднялось городское право на самоуправление [2, с. 48] и вводилась должность главы городской администрации (гундай) [8, с. 72].
|
|
|
Немало важным остаётся тот факт, что считавшееся единым на официальном уровне сословие воинов также подверглось регламентации. Все феодалы были разделены на три группы по отношению к правящему дому страны: высшая группа – три знатных рода (госанкэ), вторая группа – фудай-даймё, третья группа – тодзама-даймё. К первой группе относились три рода, имеющие родственные связи с кланом Токугава – Кии, Мито, Овари. Вторая группа феодалов была представлена союзниками правящего дома, которые поддержали сёгуна в битве при Сэкигахара. В третью группу классифицировали тех, кто был враждебен к дому сёгуна в решающей битве за власть в государстве [4, с. 18].
Позицию после трёх групп правителей княжеств в социальной лестнице занимала группа «воинов-знаменосцев» (хатамото) и «непосредственных вассалов» (дзикисан), которые находились в прямом подчинении сёгуна и правительства. Они отвечали за комплектацию правительственных войск, занимали посты в административном аппарате, обладали правом аудиенции у сёгуна и могли совершать поездки верхом по всей территории страны. Позицию ниже занимали воины феодалов (байсин) и рядовые солдаты (асигару, кэнин). Общая численность самураев, находящихся на службе сёгуната, в начале 17 века составляла 400 тысяч человек [4, с. 19-21].
|
|
|
В 1634 году силу закона приобрела система заложничества (санкин-кодай), которая на протяжении всего периода существования сёгуната обеспечивала территориальную целостность страны [12, с. 50]. Суть её сводилась к тому, что феодал должен был вместе со своей семьёй в течение года проживать в Эдо, а после на такой же срок вернуться домой для управления своими владениями, оставив своих родственников в столице в качестве заложников. Постоянные траты на проживание в столице, транспортные расходы и подарки сёгуну ослабляли финансовую самостоятельность провинциальных правителей, а нахождение близких в заложниках заставляло вассалов быть более лояльными к сёгуну [8, с. 90].
В условиях мирного времени, по мере строительства новой системы управления страной малоимущие самураи лишались земельных наделов и постепенно переходили на постоянную службу в княжеские и правительственные войска. За ненадёжными представителями сословия был установлен административный контроль в лице особого штата чиновников (муцукэ) [6, c. 626]. Как и высокопоставленные представители первого сословия, рядовые самураи согласно правительственным предписаниям [22] также должны были постоянно оттачивать своё мастерство в боевых искусствах, подавлять мятежи, тушить пожары и отслеживать возможные источники возгорания. Всем им предписывалось проявлять уважение к родителям, быть экономными, в надлежащем состоянии содержать своё обмундирование и ни при каких обстоятельствах не заниматься ростовщической деятельностью:
«Нужно проявлять глубокое уважение к родителям и заботу о них, строго соблюдать правила поведения, всегда совершенствоваться в науках и военном мастерстве…
Как того требует воинская служба, надлежит содержать в полной исправности знамя, лук и стрелы, ружьё, копьё, доспехи коня, сбрую, различное воинское снаряжение, следить за состоянием своей воинской группы.
Нельзя увлекаться приобретением ненужных вещей, не относящихся к воинскому снаряжению. Нельзя придаваться роскоши. Во всём должно соблюдать экономию…
<…>
Ни крупные, ни мелкие наши вассалы не имеют права продавать и покупать что-либо с целью получения прибыли…» [22, c. 177-181].
Стремясь сохранить своё лидерство в социально-экономическое сфере, руководители сёгуната временно снижали или отменяли налоговые выплаты, чтобы стимулировать большое количество населения на освоение новых территорий и развитие региональной торговли. [8, c. 128-129]. Если крестьянин получал в аренду участок из государственного или княжеского земельного фонда, то он брал на себя обязательства выплачивать натуральный налог-ренту (нэнгу) и выполнять гужевую повинность (сукэго). В общее пользование передавались леса, луга и пустоши [2, c. 51]. Многие крестьяне, заинтересованные в получение новых земельных участков, вынуждены были обратить своё внимание на территории острова Хоккайдо, где обитали племена айну, и начать их активно осваивать [9, с. 172].
Однако не все крестьянские семьи смогли приспособиться к новым условиям. С начала 17 века во втором сословии усилилась социально-экономическая дифференциация, образовались новые группы населения (гэнин, каго, хикан), которые постепенно попадали в зависимость от зажиточных крестьян (хомбякусё). За полученный небольшой земельный надел они обязывались выполнять трудовую повинность в хозяйстве арендодателей. Появилась группа крестьян (мидзуномибякусё), которая вовсе выпала из системы сельского хозяйства и была вынуждены искать работу в городах или заниматься рыболовством [2, c. 53-54].
Указом от 1643 года [25] правительство под угрозой вынесения наказания попыталось сдержать процесс обезземеливания и миграции крестьян в города, наложив запрет на дробление наделов и куплю-продажу земли: «Продавший землю заключается в тюрьму, а по отбытии наказания высылается. В случае его смерти такому же наказанию подвергаются его дети» [25, с. 195]. Однако ожидаемого результата не последовало. Законодательный проект оказался просто непопулярен и не исполнялся на местах [6, c. 631]. Зажиточные крестьяне по-прежнему разрабатывали, покупали новые территории и нанимали для их обработки малоземельных и безземельных крестьян, которыми к началу 18 столетия оказалась уже большая часть сословия. Массовым явлением становились сделки (сити ирэ), по которым право на аренду земельного участка становилось залогом в случае невыполнения крестьянином финансовых обязательств перед кредитором [1, c. 29-30].
Постоянный рост повинностей усиливал сопротивление деревни, которое стало осуществляться в двух формах восстания и протесты. Говоря о восстаниях, то одно из самых сильных произошло уже в 1637 году в Симабаре. Под христианскими лозунгами и при поддержке самураев во главе с Кониси Юкинага представители второго сословия выразили своё неповиновение действующему режиму, его жёсткой социально-экономической политике. Мятеж был подавлен, однако крестьяне продолжили безрезультативную борьбу в форме петиционных выступлений. В 1653 г. Согоро, староста деревни Кодзу провинции Симоса, подал петицию [28] в местную администрацию, а после напрямую сёгуну с просьбой пересмотреть нормы налоговых выплат, увеличенных новым владельцем земельных владений княжества Хотта:
«20 дня 4 луны следующего года Кага-но-ками скончался, и наследовавший ему Кодзукэ-носкэ в тот же год вместо обычной раскладки увеличил подать…
Что касается сборов с соевых бобов, красных бобов, льна, отрубей, верёвки, соломы и пр., то они также взымаются, но раньше рис, которым их уплачивали, можно было заменять другими зерновыми, а теперь замена не разрешается, да вдобавок сборы чрезвычайно завышены.
Кроме того, что налагают указанные выше тяготы, теперь запрещают взносы рисом, а требуют платить деньгами вместо выполнения трудовых повинностей, что, конечно, ещё больше увеличивает затруднения крестьян и затягивает полный расчёт по повинностям.
<…>
Нижайше просим расследовать теперешнее положение деревень и наказать чиновников, из-за которых всё возникло» [28, с. 208-209].
Суд княжества удовлетворил требование, однако следующим постановлением [29] за нарушение порядка предоставления петиции и организацию несанкционированных собраний осудил семью деревенского старосты на смертную казнь:
«Согоро, 42 года, подал непосредственно петицию сёгуну, обращался с прошением к князю. Он совершил тягчайший проступок и ввиду тяжести содеянного приговорён к распятию.
Старший сын Согоро – Сохэй, 11 лет, второй сын – Токудзи, 9 лет, третий сын – Оцудзу, 6 лет, и четвёртый сын – Токумацу, 3 лет, должны были быть приговорены к распятию, но в качестве особой милости они будут казнены через отсечение головы» [29, с. 209-210].
При этом нельзя не отметить, что находясь в аналогичной ситуации, крестьяне других территорий, действуя подобным методом, смогли также защитить свои доходы от дополнительного налогообложения. Провинциальные правители, опасаясь наказания со стороны сёгуната за возникновение беспорядков в их владениях, вынуждены были идти на уступки. В государственных владениях налоговые чиновники (дайкан) не решались собирать высокие налоги и пытались избежать для себя неоправданных рисков [6, c. 627].
В попытке увеличить налогообложение правительство перешло политике сокращения расходов на питание, одежду, организацию праздников среди крестьян и служителей религиозных культов [7, c. 317]. С 1640-х годов неоднократно издавались правила [26, 27] и указы [23, 24], анализируя которые мы видим, что вводились ограничения на строительство новых, ремонт старых помещений, потребление пищи, использование дорогостоящей одежды, проведение праздников и продажу земельных участков:
«Нельзя допускать излишнюю роскошь при ремонте буддистских храмов и часовен.
<…>
Храмовые земли нельзя ни продавать, ни закладывать [26, с. 181-182].
Отныне и впредь старосты и все остальные крестьяне не имеют права строить дома, не соответствующие их положению. Возводить строения в городе можно, только получив указание дзито или дайкана.
Запрещается навечно продажа рисовых полей и пашни.
<…>
Крестьянам запрещается наряжаться в несоответствующее их положение платье во время праздников, похорон и проч.» [23, с. 690-691].
Как каждый самурай исполнял свой воинский долг, так и каждый крестьянин под угрозой наказания был обязан надлежащим образом выполнять свои обязанности: «Нужно рано вставать; утром косить траву, днём работать в поле, вечером вить верёвки или плести рогожные мешки. Всегда нужно работать не покладая рук [24, с. 691]. Нерадивые крестьяне после расследования и выяснения причин их нерадивости будут подвергнуты наказанию» [23, с. 690]
Кроме того, в документах подтверждается тот факт, что деревни были разделены на пятидворки, внутри которых устанавливалась жёсткая круговая порука. Во главе деревенской ячейки местной администрацией из числа зажиточных крестьян назначался староста, который обязан был следить за своевременным выполнением повинностей, внесением налоговых платежей. Служители храмов и члены крестьянской пятидворки должны были извещать власти о присутствии на их территории подозрительных личностей, лиц укрывающихся от правосудия, не допускать сборищ и споров [23, с. 690-691; 24, с. 691-698; 26, с. 181-182; 27, с. 182-183].
Тем временем в городах торговцы и ремесленники были объединенные в гильдии (накама) и цехи (дза), которым также предписывалось регулярно выплачивать налоги и соблюдать экономию. В семнадцати крупных экономических центрах страны торговля и ремесло были переданы под контроль центрального правительства, вводились специальные лицензии (кабу), предоставляющие разрешение на ведение легальных торговых операций [6, c. 626-628]. В промышленности создавались государственные и клановые мануфактуры горнодобывающей отрасли, где работали наёмные рабочие и беглые крестьяне. Для ускорения её развития правительство внедряло новые правила в практику по освоению рудников и приисков. Так, например, лица, обнаружившие месторождения золота, серебра и меди автоматически, без предварительного разрешения правительства, могли получить право на их разработку [1, с. 35-36].
Особенно актуальным эти нововведения стали во второй половине 17 века, когда население массово стало добывать золото на территории острова Хоккайдо. Понимая специфику региона, власти старались по возможности сдерживать развитие торговых отношений с местным населением, однако купцы из города Осака и рядовые японцы часто нарушали правительственные ограничения и незаконно проникали в регион. Постепенно интенсивная, практически несдерживаемая колонизация острова нарушила развитие местного рыбного промысла, который контролировали вожди айну. Некоторые лидеры племён, понимая, что идёт ущемление их интересов, стали усиливать своё влияние, подчинять другие племена и вести открытую агрессию в отношении иноземцев [9, с. 172-177]. В 1669 году в ответ на очередное давление со стороны колонистов племенной лидер Сягусяин объединил племена айну и уничтожил большую часть японских колонистов на острове. Японское правительство вскоре подавило восстание, однако проблема осталась нерешённой [6, c. 631]. Только полное подчинение острова и восстановление в княжестве Мацумаэ прежних объёмов торговой деятельности смогло ослабить сопротивление племён [9, c. 194].
С конца 17 столетия стало очевидным, что существующая экстенсивная модель экономики не в силах справиться с кризисом в социально-экономической сфере. Происходило снижение урожайности рисовой продукции и отток сельского населения в города. Постоянные голод и эпидемии, вынуждали крестьян широко практиковать детоубийство (мабики) и позднее вступление в брак, отправлять стариков и немощных на смерть в леса и горы [6, c. 630]. Массовыми становились случаи подкупа сборщика налогов, чтобы только тот не увеличил долю налоговых платежей:
«По прибытии дайкана в назначенную резиденцию устраивают банкет, преподносят подарки и устраивают всевозможные развлечения. Одаривают деньгами его помощника, свиту и самых низших слуг…
<…>
Если же пиры были обильными, подарки – дорогими, если всем до последнего слуги даны хорошие взятки и все оказались ублаготворены, тогда хороший урожай они считают за плохой и понижают подать» [30, с. 698-699].
Вслед за крестьянством экономическая нестабильность пошатнула материальное положение воинского сословия. Сельское хозяйство, являвшееся экономической базой сёгуната, больше не могло в достаточной мере покрывать его расходы. В результате политики экономии многие малоимущие самураи вынуждены были искать новые источники к существованию, заняться ремеслом, преподаванием, врачеванием. Более влиятельная часть сословия, поддерживая прежний уровень жизни, постепенно оказывалась в зависимости от торгово-ростовщического капитала. За полученные денежные средства, её представители вынуждены были защищать интересы купечества перед правительством [8, c. 129]. Воины, выпавшие из социально-экономической системы, продолжили пополнять армию бродяг и скитальцев, нанимались охранниками на работу или участвовали в антиправительственных заговорах. В 1651 г. воспользовавшись смертью сёгуна Иэмицу и замешательством, которое царило в правительстве, эта прослойка японского общества предприняла попытку государственного переворота. Заговорщики во главе с Юи Сёсэцу попытались убить малолетнего главу дома Токугава Иэцумуна и похитить императора. Спровоцировав гражданскую войну, мятежники надеялись изменить своё социально-экономические положение. Однако заговор был раскрыт, а его организаторы подверглись пыткам и смертным казням [1, c. 42-43].
Для преодоления кризисных явлений находящийся у власти сёгун Цунайоши в 1681 году поручил советнику Хотта Масатоши навести порядок в финансовой и налоговой системе, взять под жёсткий контроль деятельность сборщиков налогов, восстановить прежние объёмы налоговых поступлений в казну. Были проведены многочисленные проверки, в ходе которых чиновники и провинциальные правители за сокрытие налогооблагаемой продукции лишились своих постов и земельных владений [13 , c. 67-68]. Но, несмотря на масштабы кампании, репрессивные меры не дали ожидаемого результата. Постепенно среди правительственных кругов осознавших этот факт стали набирать силу идеи реформирования феодально-производственных отношений. В 1721 году для осуществления преобразований была проведена перепись податного населения. Она позволила пересмотреть налоговую политику, упорядочить налоговые сборы и ввести новые пошлины. Для повышения точности демографической статистики были использованы записи вероисповедания прихожан в храмовых книгах (сюмон аратамэ), которые не так давно хорошо зарекомендовали себя в борьбе с распространением христианства [8, c. 129-130].
С окончанием переписи были введены новые нормы налогов. Вместо пропорции 4:6 (4 доли – даймё, 6 – крестьянину) налог стал изыматься в отношении 5:5. В отдельных княжествах, таких как Такаси и Дзёсю, натуральная рента была установлена в размерах 8:2. Кроме того, крестьяне, как и остальное облагаемое налогами население, по-прежнему обязаны были вносить ряд косвенных налогов (налог на технические культуры, расширение жилищной площади, на детей женского пола и т.д.). Широко распространённой оставалась практика взимания налоговых сборов на несколько лет вперёд.
По своей сути ситуация не сильно отличалась от существующей. Поэтому узнав о введении новых размеров налоговых платежей, крестьяне в очередной раз выступили с протестами, усилился массовый отток жителей из деревень. Правительство старалось сдержать этот процесс, практикуя в последующем выдачу временных разрешений для посещения крестьянами городов, но предпринятая мера оказалась мало эффективной [8, c. 141-142].
В рамках новых преобразований власти попытались взять под контроль деятельность купцов и ремесленников. Сёгун Ёсимунэ лично легализовал торгово-ремесленные объединения, разделив их на 96 категорий. Правительство прекратило стихийную конфискацию имущества членов гильдий, цехов и ввело регулярный промышленный налог (мёгакин), внеочередной налог (гоёкин), плату на извоз товаров (ундзёкин). Некоторые купцы, занимавшиеся ранее снабжением сёгунского дома, могли теперь увеличить объёмы своего товарооборота, приобрести значительное влияние на национальном рынке, став так называемыми «кредиторами правительства» (гоёсёнин). Были образованы гильдии купцов (гоётацу, даймё-каси, фудасаси), которые до середины 19 столетия приобрели монопольные права на кредитование хозяйств феодалов и вассалов сёгуна [8, c. 167-168].
Для снижения экономических издержек феодалов, связанных с функционированием системы заложничества, в 1722 году была ограничена численность княжеской свиты (120 самураев и 250 слуг), на половину (до шести месяцев) сокращён срок пребывания правителей княжеств в Эдо и проведена унификация княжеской администрации. В княжествах вводилась должность первого помощника князя (мотоджимэ), который фактически подменял своего господина, когда тот проживал в столице. Статистическим контролем и учётом отныне занимались специальные помощники (тедай, тецуки) и клерки (какияку). Для сдерживания влияния экономически более сильных княжеств и улучшения экономического положения непосредственных вассалов сёгуна был введён специальный налог (агэмай). Он взимался два раза в год, а его увеличение было пропорционально снижению общего количества дней обязательного пребывания князя в столице. Многие правители получили возможность больше уделять времени проблемам, связанным с внутренним развитием княжеств. Однако вскоре нововведение показало свою низкую эффективность, проявились тенденции к политической и экономической децентрализации страны. По этим причинам в 1731 году преобразования в княжествах были свёрнуты, восстановлена прежняя система заложничества. Обязательной для княжеств только оставалась практика чрезвычайных платежей на строительство мелиоративных объектов, береговой оборонительной линии, ликвидацию последствий стихийных бедствий [7, c. 314].
Спустя несколько десятилетий стало очевидным, что реформы годов Кёхо (1716-1745) не смогли сдержать распространение влияния торгово-ростовщического капитала в экономической, управленческой системе государства. Ремесленное производство в городе и крестьянская промышленность (капай коге) в деревне оказались в зависимости от оптовых торговцев-скупщиков (тоия) [6, c. 632]. Последовал очередной финансовый кризис, ощутимой стала нехватка денежных средств, по причине снижения доходов с сельского хозяйства и эксплуатации шахт по добыче золота, серебра и меди. Центральное правительство и княжества со второй половины 18 века вынуждены были вновь прибегнуть к финансовым займам как одному из способов пополнения казны и замещения дефицита бюджета, образовавшегося в результате чрезмерных расходов господствующего сословия [12, c. 48].
Для стабилизации финансовой системы фаворит и советник сёгуна Танума Окицугу предложил увеличить размеры принудительных займов (гоёкин), наладить перечеканку золотой и серебряной монеты с постепенным уменьшением содержания драгоценных металлов и по мере экономического роста внедрять в денежный оборот бумажные банкноты [7, c. 318]. Однако предпринятые финансовые манипуляции смогли лишь временно восстановить финансовую систему за счёт ухудшения благосостояния широких масс населения. По стране вновь повсеместно начали возникать очаги крестьянского недовольства, которые чаще всего происходили по одному сценарию и заканчивались репрессиями со стороны местной администрации [1, с. 73]. Введённые в 1770 году очередные ограничения на проведение собраний и создание крестьянских организаций только усложнили ситуацию. Крестьянские семьи в очередной раз для погашения задолженностей по кредитам начали массовую продажу права пользования земельным наделом деревенским самураям (госи) и зажиточным крестьянам. При этом налоговые обязательства крестьянина перед землевладельцем оставались прежними [1, с. 78].
Ухудшалась продовольственная ситуация в городах. По причине роста цен на рис регулярно происходили массовые волнения городской бедноты [1, c. 81-82]. По изученным записям высшего государственного советника Мацудайра Саданобу, находившегося во время городских беспорядков в Эдо, можно в очередной раз подтвердить, что главными факторами для возникновения продовольственного кризиса послужили экономическая неэффективность феодального хозяйства, самоуправство налоговых чиновников, неурожаи и спекулятивная деятельность представителей торгового капитала:
«Авторитет и власть правительства ослабли. Дайканы заботятся только о своём благополучии, а потому количество поступаемой в казну рисовой подати уменьшилось. Под предлогом низких цен на рис они нередко взымали подать не рисом, а деньгами, и количество риса в правительственных складах из года в год падало. Таяли и правительственные рисовые запасы. Вдобавок в 1783 и 1786 гг. страну постигли неурожаи. Особенно тяжёлым оказался 1783 г., когда произошло наводнение в районе Канто – погибли почти все всходы.
Когда летом 1787 г. наступил срок выплаты рисовой пенсии сёгунским вассалам, правительственные склады были пусты. <…> Узнав об этом … хитрые, нечестные купцы взвинтили цены. Понизить цены до нормы никак не удавалось.
<…> … все чиновники продвигаются по служебной лестнице или благодаря протекции, или путём взяток, и примерно 6-7 из 10 не соответствуют своему назначению. Обсуждать дела управления они поручают мелким безответственным лицам, а сами совершенно не интересуются государственными делами» [35, c. 700-702].
В этих условиях правительство в очередной раз взялось за оздоровление экономики. Проводилась политика сокращения государственных расходов, ужесточались наказания за коррупционные преступления [8, с. 273]. В 1789 году в силу вступил указ [37], который инициировал реструктуризацию задолженностей вассалов (хатамото, гокэнин) дома Токугава. Кредиторы были обязаны аннулировать задолженности по ссудам, выданным в период резкого повышения цен на рис: «Все долги, а именно: все суммы, полученные заимообразно в течение периода в шесть лет, т. е. до 4 года Тэммэй (1784 г.), должны быть аннулированы независимо от того, старые это долги или сделанные в первый раз…» [37, с. 702-703]. Кроме того, крупные владение отныне выплачивали в казну специальный налог и должны были создать на случай неурожаев запасы продовольствия. Для восстановления сельского хозяйства, крестьян временно освобождали от государственных работ, за счёт государственного бюджета производился ремонт ирригационных и дренажных систем. В попытке минимизировать негативный эффект репрессивных преобразований, правительство пошло на предварительные уступки влиятельным представителям дворянства и купечества. В 1790 году началось принудительное возвращение крестьян в деревни, купцам были переданы рисовые, денежные рынки, расширена сеть меняльных контор, повышена финансовая самостоятельность городов. Однако сделанные уступки не могли восполнить понесённые сословиями потери. Реформы годов Кансэй (1787-1793) сбалансировали государственный бюджет очередным увеличением всеобщего недовольства жителей страны: купцы негодовали из-за потерь в сфере кредитования, правители княжеств были недовольные дополнительным налогообложением, а крестьяне вынуждены были вернуться к нищете и голоду в деревнях [8, с. 273].
После очередного восстания в 1837 году крестьян и городской бедноты правительство сёгуната в третий раз попыталось укрепить и сохранить феодальные порядки в японском обществе. В историю эти преобразования вошли как реформы годов Тэмпо (1841-1843). Их инициатором стал Мидзуно Тадакуни, который сменил Мацудайра Саданобу на посту верховного государственного советника и реализовал программу преобразований во многом похожих на реформы 18 столетия. Нововведения были также направлены на ограничение роскоши, развлекательных мероприятий, потребление табака, вводили цензуру на книги, содержание которых шло в разрез с идеологическими установками существующего режима. И как реформы предыдущих лет они также оставались малоэффективными [8, с. 274]. Попытки режима сдержать растущее экономическое влияние торгово-ростовщического капитала только усилили сопротивление купеческого сословия. Торговые гильдии (кабунакама), монополизировавшие рынок и подчинившие своим интересам ценообразование, породили социальные возмущения и нарушили работоспособность налоговой системы государства [1, с. 106-107].
Изданный в декабре 1841 года указ «о роспуске купеческих объединений» [39] должен был остановить деятельность торговых организаций (тойя, накама, кумиай), уклонившихся от уплаты единого налога (мёга), и ликвидировать все монополии на торговлю:
«Впредь не должно существовать никаких купеческих организаций, называемых «тойя», «накама», «куминай» …
В связи с этим теперь разрешается любым лицам непосредственно и свободно покупать товары, доставленные на судах, принадлежащим этим организациям, а также и всякие другие товары, доставляемые из разных провинций. Равным образом разрешается свободно продавать любому лицу, а не только тойя продукты различных княжеств и другие товары, направляемые в Эдо» [39, c. 673].
Однако существующая система ценообразования не содействовала снижению цен, а только стала источником хаоса на внутреннем рынке, который стал абсолютно неконтролируемым после ратификации в 1843 году указа «об аннулировании долгов» [38], который на половину уменьшил размеры экономических обязательств самураев перед купцами-кредиторами и сёгуном, создал льготную систему кредитования [7, с. 316]: «Аннулируется половина долга по краткосрочным ссудам, выданным из правительственного органа на улице Умакурай-тё, а также и по долгосрочным ссудам; остальная часть погашается годовыми взносами без начисления процентов» [38, с. 674-675]. В знак протеста представители купеческого сословия стали небрежно выполнять свои обязательства перед правительством и полностью игнорировать нововведения [1, с. 109].
Своё недовольство также начали выражать вассалы сёгуна. Они полностью проигнорировали выполнение распоряжения «о конфискации плодородных земельных владений вокруг городов Эдо и Осака» [40], которое должно было восстановить экономическое лидерство главного дома: «… его светлость решил взять под контроль все земли находящиеся близ Эдо и Осака, и приказал конфисковать их. Среди этих крупных владений, а также среди разбросанных там мелких имеется немало земель превосходного качества…» [40, с. 675-677]. Вместе с тем, к 1866 году достигли своего максимума частота возникновения и масштабы народного недовольства – ежегодно происходило около 40 восстаний, в которых участвовали десятки тысяч человек [5, с. 326].
Стоит отметить, что, несмотря на то, что во владениях Токугава преобразования не увенчались успехом, южные княжества, обладая доступом к европейским знаниям, смогли добиться положительных результатов: стабилизировать финансовую систему, повысить обороноспособность территорий, эффективность промышленного производства и тем самым приобрести социально-экономическое лидерство [8, с. 276-277]. В октябре 1862 года, используя его, правитель княжества Симадзу добился ограничения системы заложничества и монополии Токугава на внешнюю торговлю, что окончательно разрушило основы традиционной социально-экономической политики сёгуната [7, с. 558]. Освободившиеся от тяжёлого бремени княжества получили возможность обслуживать свои кредиты, задолженности по которым ещё в конце 18 в. в три-четыре раза превышали их ежегодные доходы [7, с. 316].
Обобщая выше изложенное, следует сказать, что в условиях стабильности государственно-политической системы, в которой верховная власть принадлежала военному правительству и дому Токугава, социально-экономическая политика сёгуната была направлена на поддержание существующего режима и сохранение сильной централизованной власти. Её успех в первой половине 17 века был обусловлен тем, что страна совсем недавно вышла из японо-корейского конфликта 1692-1698 гг., гражданской войны и существовала острая необходимость преодолеть их последствия. Кроме того, возможности внутренней колонизации не были использованы в полной мере особенно в северных районах страны, где проживали племена айну. По мере того, как возможности экстенсивной модели экономики исчерпывали себя, японское правительство с сёгуном начали искать новые источники и возможности для сохранения своего влияния на социально-экономическую жизнь страны. Проводились мероприятия по легализации и постепенному подчинению торгово-ростовщического капитала интересам сёгуната, введению мер, направленных на жёсткую экономию материальных ресурсов, прикреплению крестьян к земле. Однако, все эти преобразования, несмотря на их масштабность и вариативность, были малоэффективными, носили поверхностный характер. Верхние эшелоны власти не вникали в суть социально-экономических процессов и часто перекладывали проведение всех преобразований на плечи мелких чиновников, которые действовали исключительно в своих интересах. По этой причине в стране впихивали очаги восстаний крестьян и бунты городского населения, которые к концу 18 столетия достигли своего максимума. Проанализировав содержание правительственных указов, можно утверждать, что во многом навязываемая властями социально-экономическая политика способствовала тому, что в сознании японцев усилились такие качества как трудолюбие, коллективизм, но создать условия для стабильного развития и существования японского народа она предоставить не могла.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 253; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!