Вильгельм Блос об условиях формирования предпосылок революции и движущих силах революции
Описывая положение Германии накануне революции, Блос выделяет следующие моменты: 1815 г. – разделение Германии на 39 государств, в том числе 4 вольных города, а также создание Германского Союза – организации обороны против враждебных вторжений.
Союзный Сейм, резиденция которого находилась во Франкфурте-на-Майне, был союзом монарха и правительств, а не народов. Он в первые два года своего существования сумел возбудить такое широкое недовольство, что в Германии отважились открыто протестовать против господствующей системы. Уже огромное разочарование, наступившее вслед за войной за свободу монархов, породило всеобщее раздражение, а теперь присоединились новые поводы к недовольству, а революция пустила свои корни задолго до 1848 г. [11, 47].
Вильгельм Блос, из всех условий формирования предпосылок революции, особо подчеркивал роль возросшего сознания в германском обществе. Например, в Пруссии по окончании войны 1815 г., наметились зачатки конституционный партии. Она ухватилась за известный королевский указ от 2 мая 1815 г., в котором под гнетом нужды прусскому народу было обещано национальное представительство из земских чинов различных провинций. Кроме того, в эпоху «Тугенбунда» («Союза добродетели»), прусский народ проникся некоторой самостоятельностью и самосознанием, чем и обуславливался этот энтузиазм. Обнаруженный в борьбе против Наполеона. Народ уповал, что эта борьба создаст для него лучший политический строй. Но Священный Союз принес с собой полное разочарование, и тогда-то опять вспомнили об указе 1815 г. Фридрих-Вильгельм III вырази неудовольствие по поводу адресов, которые требовал ускорение дела конституционного устройства, он заявил. Что сам определит надлежащий момент для введения народного правительства [17, с. 112].
|
|
|
Точно так же в основных чертах сложились общественные отношения и в мелких государствах Германии. После свержения Наполеона крупные государства увеличивались за счет мелких. Из опасений, которые испытывали монархи мелких государств, они октроировали своим подданным конституции (в Нассау в 1814 г., в Веймаре в 1816 г., в Баварии и Бадене в 1818 г.). Тем не менее, Конституции не удовлетворили стремления народа к свободе. Более всего это выразилось в движении прогрессивной части общества – студенчества. Организовывались студенческие корпорации. Которые не были чужды политическим тенденциям и пользовались поддержкой и руководством отдельных либеральных ученых и профессоров. Союзный Сейм всеми своими силами обрушился на студенческие корпорации, многие студенты было арестованы и осуждены к тяжким наказаниям лишь за то, что они носили золотую ленточку – символ стремлений к объединению Германии [11, с. 52].
|
|
|
За пределами Германии революционные бури прокатывались над Испанией, Италией, Грецией и Южной Америкой. Германия же, казалось, вступила в царство длительного застоя. Однако пружины экономического развития не прекращали своей деятельности, и некоторые преграды сношениям, разделявшие немцев, были разрушены. Известный экономист Фридрих Лист, подвергавшийся бесконечным преследованиям, выступил с идеей таможенного объединения Германии и привлек на свою сторону некоторых франкфуртских торговцев. Агитация в пользу этой идеи все разрасталась и в 1831 г. она получила частичное осуществление. Массен, прусский министр финансов заключил договор о таможенном союзе между Пруссией, Иссеном и Ангальпом; в 1834 г. договор разросся в прусско-германский таможенный союз. Эта реформа уничтожила, по крайней мере, одно из последствий печальной раздробленности Германии на карликовые государства, оживила торговые отношения, и, разумеется, не осталась без влияния на политическое развитие 39 германских государств. Как справедливо отмечал В. Блос, таможенный союз был очень важным для Германии и стал одной из предпосылок революции 1848 г. В некоторых пунктах Германии народы обрели мужество выступить с политическими требованиями, в мелких государствах произошли «маленькие» революции, оставившие за собой более или менее значимые следы [11, с. 57].
|
|
|
Конституционное устройство способствовало пробуждению в народе сравнительно свободного, оппозиционного настроения. Оно пустило прочные корни в средних и низших классах Южной Германии, и на первых порах развивалось, не ослабляемое классовыми противоречиями. Стало выходить множество либеральных и демократических газет, особенно в Бадене, Гессене, Вюртемберге, Баварии и Рейнском Пфальце. Либерализм проявляется в очень резких, необузданных формах. Но уже во второй половине 1830-х гг. Союзный Сейм оправился от замешательства, начались гонения на либеральные газеты, и спустя несколько месяцев их вообще не стало. В каком положении оказалась пресса, может показать один пример – постановление Союзного Сейма, направленное против так называемой «Молодой гвардии»: по доносу Вольфганга Менцеля, Сейм воспретил все сочинения Гейне, Лаубе, Гуунова, Мундта, как уже явившиеся, так и имеющееся явиться. Несмотря на это, названные писатели, все же находили дорогу к публике, и вообще контрабандный ввоз запрещенных сочинений из-за границы получил систематический характер [11, с. 38, 41].
|
|
|
Народ в это время не обнаруживала особенного участия к судьбам прессы и поэтому, без особого возбуждения, наблюдал насилие Союзного Сейма. Но буржуазный либерализм повысил в палатах свой голос против подавления печати, в Германии началась активная агитация, во главе которой встали многие литераторы.
Блос отмечает, что к началу 30-х гг. XIX в. Союзный Сейм почувствовал революцию в самых осязательных формах, поэтому в июне 1832 г. он издал закон под названием «Шесть ортодоксов», ограничивавшие полномочия народного представительства в отдельных государствах и сузили воздействие правового поля конституций и их применение. Конституционная жизнь теперь свелась к жалким крупицам. За «шестью ортодоксами» последовало множество других постановлений, повсюду вводившие цензуру, запрет во всей Германии политических союзов и собраний, университеты поставлены под строгий надзор, наказаниям подвергались как за «преступления» – за все адреса, протесты и петиции, направленные против этих постановлений. Тюрьмы переполнились людьми [11, с. 60].
При всех этих вопиющих насилиях народ, выросший в приниженности и забитый, оставался совершенно спокойным, что исследователь немецкого движения объясняет тем, что народ еще не научился интересоваться общественными вопросами. Но радикальные предстатели буржуазного либерализма, осколки студенческих корпораций, эмигранты, поселившиеся около границ, и польские изгнанники решились действовать. На месте «Закрытого союза печати» был организован «Тайный патриотический союз», члены которого постановили, что «германская революция» должна разразиться 3 марта 1833 г.; начало ее должно было разыграться в самой резиденции Союзного Сейма. Но не смотря на отвагу, дело было подготовлено плохо и неудача была неизбежна – нашлись предатели, и полиция заблаговременно узнала о приготовлениях. 3 марта около 60-ти человек заговорщиков напали во Франкфурте на главный караул и на полицейскую стражу; в горячей схватке с обеих сторон были убитые и раненые. Но народ Франкфурта отнесся к предприятию безучастно. И заговорщики Франкфурта были быстро рассеяны или схвачены. Т.о., это был провал тайной деятельности либеральной интеллигенции [11, 72].
Другой пример преследования властями либерализма был дело Вейдинга, вождя гессенских либералов. В 1837 г. пастор и ректор по должности, Вейдинг был фанатически предан империи и императору и питал сильную ненависть французской революции. Но в то же время это был человек с развитым правовым сознанием. Из вождей южно-германского движения не эмигрировавших или оставшихся на свободе, только он не прятался и энергично продолжал тайную агитацию, когда Союзный Сейм сделал открытую агитацию невозможной. В тайных обществах, при посредстве тайных листовок, он старался раздуть деятельный протест против постыдного господства произвола. Когда Вейдинг был арестован, его обвинили во всех смертных грехах и приговорили к смертной казни.
Студенческие организации в Пруссии по-прежнему считались ответственными за все возможные заговоры. Поэтому берлинский суд вынес 39 смертных приговоров членам этих корпораций. Правда, ни один из них не был приведен в исполнение, но многие молодые люди были посажены в тюрьму.
В 1840 г. скончался Фридрих-Вильгельм III. Его преемником стал его старший сын Фридрих-Вильгельм IV. Как это обычно бывает, либеральные элементы возлагали величайшие упования на смену царствований, но все надежды оказались ошибочными – понимание требований современности оставались чуждыми Фридриху-Вильгельму IV.
Вопрос о конституции тотчас снова всплыл наружу. Фридрих-Вильгельм IV дал амнистию всем политическим осужденным, но он не хотел и слышать об исполнении указа от 22 мая 1815 г.[7] Сословия Кенигсберга и Познани, а также город Бреславль, одно за другим требовали введения обещанного народного представительства. Король заявил, что обещание отца для него не обязательны, да и помимо того, Фридрих-Вильгельм III, учредив собрание сословий в провинциях, уже в 1823 г. уже исполнил то, что подобало исполнить [11, с. 72–79].
Блос охарактеризовал ландтаги как жалкую пародию народного представительства – они наполовину были составлены из крупных землевладельцев, на треть из представительств городов и на одну шестую из крестьян. Правительство могло созывать их по мере надобности. Заседания проходили при закрытых дверях под председательством «маршала», назначаемого правительством, который имел право по произволу приостанавливать прения по всякому неприятному вопросу, лишить слова всякого представителя. Обо всех предложениях, вносимых правительством, сословия могли заявить только свое мнение, ни для кого не обязательное. Решающий голос, и то при условии утверждения решений королем, принадлежал им исключительно в местных делах, как например, устройство исправительных и каторжных тюрем, организация страхования от огня, постройка больниц для душевнобольных или глухонемых и т.д. Конечно, никто не мог бы признать учреждение этих провинциальных ландтагов исполнением обещаний 1815 г. [20, с. 57].
В первое время по восшествии Фридриха-Вильгельма IV цензурные строгости подверглись некоторому смягчению. Но потом они снова усилились, т. к. пресса позволила себе критиковать правительство. В ответ было запрещено даже перепечатать указ от 22 мая 1815 г. и мн. другое; запрещение распространялось на множество периодических изданий и книг. Освободилось от цензуры лишь около 20 печатных листов. Исчезло всякое подобие свободного выражения мнений. Блос считает, что этим «вера была поставлена выше науки» [11, с. 83].
Французская революция разбила те оковы для развития производства, которые сохранились от средних веков. Она создала строй, давший современному капитализму возможность развития. Конкуренция стала мощным фактором экономической жизни: действуя совместно с общественным разделением труда, пробудила к жизни множество сил, которые до того времени находились в состоянии покоя. Жажда лучшего строя и освобождения от гнетущего ига Германского союза охватила многочисленные корпорации, общины и союзы [26, с. 427].
В 1844 г. во многих немецких городах возникли немецко-капиталистические общины, одновременно с ними протестанты организовали евангелические свободные общины. Общины эти служили выражением протеста против официальных религий и официальной церковности, т.е. борьба за религиозную свободу скоро приобрела политический характер и развилась в борьбу либерализма против всеподавляющей государственной власти [11, с. 78].
Акции протеста и организации тайных обществ постепенно захватили и низшие слои. Рабочие в самой Германии не могло развить свое классовое самосознание, то, когда они переселялись в Швейцарию, Францию или Англию, перед ними открывался совершенно другой мир; в Швейцарии они встречались с немецкими эмигрантами, которые создавали революционные произведения и переправляли их в Германию контрабандным путем. Таким образом, странствующие немецкие знакомились с социализмом и жадно впитывали его идеи. Скоро некоторые социалистические идеи и представления перешли в Германию и заявили о своем существовании.
Нищета промышленного пролетариата в 40-х гг. XIX в. служила страшной по своей яркости иллюстрацией для социалистических теорий. Ускоряющийся темп развития обострял общественные противоречия. Крупное производство начало создавать современные большие горла. Теснить ремесло, пролагать широкую пропасть между ничтожным количеством богачей и подавляющей массой бедняков, и в то же время разрушать мелкобуржуазные формы жизни, раньше безраздельно господствовавшие в городах. В деревне все дальше раскидывал сети феодальное крупоне землевладение, которое продолжало экспроприацию мелких собственников. Поскольку законы о выкупе и регулировании не распространялись на них, а те рабочие силы, в которых нуждалось крупное землевладение, оно прикрепляло к земле феодальными путами. Так сложился деревенский пролетариат, подавленный и беспомощный. В городах, где начала пускать корни крупная промышленность, за ним шествовал пауперизм и массовая бедность, со всеми сопровождающими ее явлениями [11, с. 86].
Невыносимый гнет тяготел и над рабочими крупный промышленности. Правила внутреннего распорядка на фабриках порабощали их с деспотической силой – не довольствуясь простым понижением заработной платы, предприниматели старались урвать с них сколько возможно и с этой целью расставляли всевозможные сети: штрафы, расплата товарами, – практиковались почти на всех фабриках. Практика применения труда женщин и малолетних все разрасталась. И промышленный пролетариат, и разрушающееся ремесло одинаково страдали от возрастающей жилищной нужды [21, с. 246–247].
Правительство спокойно смотрело на то, как нищета все подтачивает кругом; благочестивые люди говорили, что это – посланное небом испытание; господствующим классам не до чего не было дала.
Беспредельная, беспомощная нищета, усугублявшаяся бедствиями – голод 1844 г. в Силезии, тиф в Силезии в 1847–1848 гг.; неурожай 1844 г. в Праге; 1845–1846 гг. – экономический кризис; 1847 г. – «картофельная» война в Берлине (неурожай); 1847 г. – неурожай в Австрии, должны были привести к социальному взрыву. И действительно, катастрофа разразилась: июнь 1844 г., зима 1847–1848 гг. – восстание ткачей в Силезии; 1846 г. – восстание в Богемии, 1844 г. – восстание рабочих в Праге; 1845, 1846, 1847 гг. – восстания в Австрии. Восстания были локальны, но ярко продемонстрировали расстановку сил. В восстаниях участвовали не только рабочие, повсюду восстания были поддержаны студенчеством. Учащаяся молодежь боролась с невероятными лишениями, которые достигли крайней степени накануне мартовских дней.
Роль катализатора сыграл «Манифест коммунистической партии», напитанный К. Марксом и Ф. Энгельсом в феврале 1848 г., накануне революции, в котором блеснула заря нового миросозерцания, поставившая своей задачей освобождение пролетариата от его нужды, целью провозгласило освобождение рабочего класса от рабства при помощи превращения средств производства в общественную собственность [11, с. 63].
Таким образом, в конечном итоге в Германском союзе накопилось в скрытом состоянии множество сил, – отчасти они уже начали проявляться, – которые нуждались только в толчке, чтобы привести к перевороту [11, с. 75].
Таким образом, Вильгельм Блос показывает, что усиление реакционной политики правящих кругов послужило причиной недовольства широких масс населения и привели к революции 1848–1849 гг. Характеризуя движущие силы, В. Блос большое внимание уделяет частным описаниям фабрик, условий жизни рабочих, приводит многочисленные примеры, которые подтверждают вышеперечисленное в этой главе. Он считает, что кроме нищеты рабочих и студентов, помимо реакционной политики большую роль в недовольствах сыграли природные условия; которым помогли экономические условия.
Все это, плюс реакционность политики правящих кругов Германии, которая привела к нищете широких слоев населения, послужили предпосылками и катализаторами революции 1848 г. в Германии [11, с. 81].
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!