Феномен Петра I: голландский моряк на русском троне



Вокруг реформ Петра Великого уже три столетия ведутся оживленные споры. Одни историки (например, С. М. Соловьев) признают их кардинальным переворотом, «революцией», другие (П. Н. Милюков) отказываются называть их реформами, ибо «хо­зяйничанье изо дня в день не представляет собой ничего похожего на реформу». Сложность восприятия петров­ского времени заключается в том, что в преобразованиях Петра было много внешнего, и такие мероприятия, как принудительное бритье бород и резание рукавов кафтанов, производили на общест­во большее впечатление, чем создание новой армии и флота. Буду­чи определены в своей основе глубинными историческими процес­сами, преобразования Петра в то же время представляют собой пример действия механизма диффузии, который в конечном счете работает через личные связи конкретных людей и поэтому в неко­торой степени зависит от сочетания случайных событий. …

Поездка в Европу

..Хотя молодой царь смотрел на мир глазами моряка и плотни­ка - или, может быть, благодаря этому, - Амстердам и Лондон про­извели на него огромное впечатление. С этого времени в душе Пет­ра поселилась мечта по мере возможности превратить Россию в Голландию, и главное - построить свой Амстердам, город кораб­лей, каналов и многоэтажных каменных зданий. ….

Первые реформы

… Были изданы указы о бритье бород и запрещении носить рус­скую одежду, о переносе празднования Нового года на 1 января. Реформы такого рода относятся к заимствованиям третьей очереди и следуют обычно в заключительной фазе преобразований, после того как осуществлены главные заимствования, касающиеся техни­ки и общественных отношений. В то же время они наиболее болез­ненно воспринимаются обществом, потому что символизируют собой отказ от основных жизненных традиций. В 1766 году в ана­логичной ситуации в Испании запрет ношения сомбреро вызвал большое народное восстание, и возмущенные толпы едва не взяли штурмом королевский дворец. Указ Петра также вызвал восстание, но не сразу, - в 1705 году против «немецкого платья» вспыхнул бунт в Астрахани.

…Первоочередная реформа армии началась через год после воз­вращения Петра, когда приехавший из Австрии майор А. Вейде подготовил новый воинский устав под названием «Краткое обык­новенное учение». К осени этого года из новобранцев было сфор­мировано 27 полков, вооруженных фузеями со штыками и обучен­ных линейной тактике в ее австрийском стрелковом варианте. Саксонский генерал Лан- ген, видевший русскую армию до Нарвы, находил ее превосходной по составу: люди все были рослые, молодые, исправно обмундиро­ванные и обученные стрельбе так хорошо, что не уступали немец­ким полкам. Таким образом, первооче­редная задача заимствования фундаментальных военно-техничес­ких достижений была решена достаточно быстро, и для этого не нужно было воевать со шведами. Решение этой задачи было облег­чено тем, что военная реформа была начата еще при царе Алексее Михайловиче, методы комплектования «полков иноземного строя» уже были опробованы, и Петру было достаточно закупить новые мушкеты и обучить рекрутов новой линейной тактике.

Странное сражение под Нарвой

Решение Петра начать войну со Швецией относится к числу тех же максималистских решений, что и запрет русской одежды. Оно было навеяно впечатлениями от поездки на Запад: царю не терпе­лось «прорубить» окно в Европу, «ногою твердой стать у моря», построить свой «Новый Амстердам» и завести флот. В действи­тельности Россия давно имела «окно в Европу»; этим окном был Архангельск, который даже после постройки Петербурга долгое время оставался основным русским портом. С военной точки зре­ния нападение на Швецию было образцом иррационального мыш­ления: в России не было качественного железа для производства мушкетов, а единственным поставщиком железа была Швеция….

Восстановление армии

..После нарвского разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к вой­не - не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдат­ской формы. Даже седла, палатки и сапоги пришлось первое время закупать за границей …С точки зрения технологической концепции поражение от за­воевателей, обладающих новым оружием («удар завоевательной волны»), должно было бы породить спешное перенимание их воен­ной технологии. Такое перенимание действительно имело место: Петр срочно принялся переучивать свою армию с австрийского на шведский вариант линейной тактики, приоритет теперь отдавался штыковой атаке, и в армию вернули пикинеров. В действительно­сти Петру не нужно было что-либо менять, потому что военная ре­форма была проведена заблаговременно, перед войной. В дальней­шем оказалось, что австрийский вариант линейной тактики эффек­тивнее, и в 1730-х годах русская армия вернулась к «стреляющим линиям» …. Перемены в военной технике обу­словили коренные изменения в положении дворянства. Прежние полуграмотные всадники-рыцари, время от времени призываемые на войну, превратились в более-менее образованных пехотных офицеров, обязанных постоянно пребывать в полку. Гвардия стала корпорацией, выражающей интересы дворянства и способной ока­зывать военное давление на власть.

Другим важным следствием нарвского разгрома было создание военной промышленности - это был необходимый этап в процессе заимствований, непосредственно связанный с перениманием воен­ной техники. ….

Главная реформа Петра, его «ответ» на «удар волны» заклю­чался в резком увеличении налогов. Установленные царем чрезвы­чайные налоги обычно не рассматриваются историками в плане реформ, но именно они вывели налоговое обложение на тот уро­вень, который впоследствии был закреплен введением подушной подати; поэтому в принципе можно говорить, что податная рефор­ма была осуществлена сразу после разгрома под Нарвой. Мобили­зация ресурсов является естественной реакцией на военную угрозу в любом обществе, но Петр сумел превратить этот мобилизацион­ный уровень в постоянный, обеспечив тем самым средства для содержания регулярной армии. После петровских реформ налоги составлявших большинство населения поместных крестьян были в пять-шесть раз больше, чем при предшественнике Петра царе Федоре…

Строительство Петербурга

Неслыханная до тех пор мобилизация сил привела к успеху; была создана мощная регулярная армия - и главная рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно сни­зить налоги и дать облегчение народу, - но царь рассуждал иначе. Началось время иррациональных решений. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.

С экономической точки зрения это строительство было нелепо­стью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва, так что у России вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой. «Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров, - писал Н. М. Карам­зин, - но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и тру­дов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах».

О полной, «зазеркальной» нелепости происходившего говорит уже то, что поначалу Петр намеревался построить новую столицу не в устье Невы, а на острове Котлин. Был составлен проект строи­тельства «Нового Амстердама» - каменного города, расчерченного сеткой каналов; люди должны были передвигаться по этому городу не в каретах, а в гондолах, как в Амстердаме. …

Таким образом, царь намеревался уехать из нелюбимой им «Московии», создать на островке в море «Новую Голландию» и переселить туда русскую знать (уже переодетую им в голландскую одежду). Лишь появление у острова шведского флота удержало царя от реализации этого замысла: опасность того, что вся русская аристократия будет в один момент пленена шведами, была слиш­ком очевидна. Тогда царь решил построить «Новый Амстердам» на Васильевском острове в устье Невы. …

Сам по себе проект был не лишен изящества, но он осуществ­лялся во время войны, которая отнимала у народа все силы и сред­ства. В 1710-1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10-15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей - даже из Сибири, тратя на дорогу по несколько ме­сяцев… Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не по­бито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала».

Ненависть к Петру чувствовалась не только в народной среде, она проявлялась и в других сословиях. Дело царевича Алексея по­казало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосков­ского боярства, включавшие и часть генералитета: князья Долгору­кие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Гол­ландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставят перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов. …Конфликт с собственным сыном показал всю глубину изоляции Петра, и царь, по-видимому, понял это. После смерти Алексея он остановил расследование, и подавляющее большинство замешан­ных в деле лиц избежали наказания.

…Кому нужно «окно в Европу»?

В целом Петр достиг своей цели, он создал могущественную империю, обладающую самой сильной армией в Европе. Что дало это народу, кроме налоговых тягот? Петр объяснял Северную вой­ну желанием открыть торговлю с дальними странами, «дабы народ через то облегчение иметь мог». Мысль о развитии морской торговли была также заимствована из Европы, и она занимала свое место в ряду мероприятий по перениманию европейских форм промышленности и торговли. Одним из основных элементов новой торговой политики был так называемый «каспийский транзит», об­новленная Н. Витсеном старая идея о торговом транзите из Персии через Россию на Балтику. … По сообщению датского резидента Г. Грунда, Петр полагал, что овла­дение персидской шелковой торговлей позволит окупить все из­держки шведской войны. В 1723 году Петр действительно направил войска в Персию и захватил «шелковую провинцию» Гилян. Хотя, казалось бы, все было рассчитано точно, оккупация Гиляна не дала ожидаемых выгод. Военные власти ока­зались неспособны организовать эффективное управление, доходы от шелковой торговли расхищались, войска потеряли боеспособ­ность из-за косившей солдат малярии. …. Попытка направить восточ­ную торговлю через Россию закончилась ничем.

Несмотря на эту неудачу, внешнеторговый оборот в 1725­1751 годах увеличился в два раза. Но что дала стране эта торговля? В Россию ввозились в основном предметы роскоши: тонкие вина, галантерея, шелковые ткани, сахар и прочее - народ не пользовался этими товарами, но был вынужден оплачивать их своим трудом. В обмен на никчемную роскошь Россия поставляла на Запад реаль­ные ценности: пеньку, лен, парусину, железо. Торговля такого рода была очень выгодна друзьям Петра, голландским и английским купцам, но не России.

В общем контексте мировой истории следует вспомнить, что XVIII век был временем, когда монополизировавшие торговлю морские державы пытались открыть для своих купцов новые стра­ны и новые рынки, в особенности на Востоке. И в ответ на эту экспансию многие страны Востока закрывали свои порты, потому что не желали обменивать свои товары на предметы роскоши или на опиум. Они не прорубали «окно в Европу», а, наоборот, заколачи­вали его.

Таким образом, возможен другой подход к проблеме, на фоне которого действия Петра представляются не столь уж логичными. Надежда получить выгоды от участия в мировой торговле оказа­лась призрачной, а в реальности Петр лишь открыл для западных купцов новые возможности в эксплуатации российских природных богатств. «Русские купцы сами мало вывозили за границу, - писал В. О. Ключевский, - и вывозная торговля оставалась в руках иноземцев, которые... по выражению одного иноземца же, точно комары, сосали кровь из русского народа и потом улетали в чужие края».

Война со Швецией была результатом легкомысленных увлече­ний петровской молодости, плодом обманчивых надежд. Однако это была еще не самая большая ошибка Петра Великого. Самой большой ошибкой было строительство Петербурга. Именно это строительство, проводившееся в разгар тяжелой войны и дорого­стоящих реформ, привело к перенапряжению сил народа, и за пе­ренапряжением в конце концов последовала катастрофа.

Голод 1723-1726 годов

Последние реформы Петра Великого оставляют впечатление ирреальности: император рассуждал о «всеобщем благе» в обста­новке страшного голода. Многолетнее тяжкое бремя привело к ис­тощению запасов хлеба в крестьянских хозяйствах, и с чередой не­урожайных лет (1722-1724 годы) пришел большой голод. Летом 1723 года из провинций сообщали, что вследствие неурожая, быв­шего два года сряду, крестьяне едят льняное семя и желуди, быва­ют по несколько дней без пищи, многие от того пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пустыми. Голод продолжался до самой смерти императора и еще год после нее. … Было решено в 1727 году снять третью часть подушной подати и учредить комиссию для учета умерших и исключения их из оклада.

Комиссия, возглавленная Д. М. Голицыным, стала собирать по губерниям ведомости об убыли населения. В не полностью сохра­нившихся материалах комиссии не имеется окончательных данных по всей стране, но они приводятся в более позднем докладе Сената. В этом докладе утверждается, что из учтенных в 1719-1724 годах 5,5 млн. душ мужского пола к 1727 году было 199 тыс. бежавших и 733 тыс. умерших. Та­ким образом, царствование Петра I завершилось голодом, унес­шим сотни тысяч жизней. Это не была «цена победы» - победа к тому времени была давно одержана. Это была цена модернизации….

* * *

Что же осталось в итоге? Конечно, осталось то, без чего госу­дарство не могло существовать: петровская армия с ее линейной тактикой и новым дворянским офицерским корпусом - заимство­вания первой очереди. Полковые пушки и фузеи теперь в доста­точных количествах производили на тульских и уральских заводах, и армия была обеспечена отечественным оружием. Из заимствова­ний второй очереди уцелели лишь обломки петровской админист­ративной системы в виде коллегий и губерний. И, как это ни странно, сохранилось много третьеочередных заимствований: ев­ропейская одежда у дворян, черты европейского быта, европейская архитектура поместий. … Политика куль­турного онемечивания дворянства в конечном счете привела к глу­бокому расколу русской нации, к тому, что крестьяне считали сво­их господ то ли немцами, то ли французами. Это новое общество, состоящее из «двух наций», было результатом социального синтеза и модернизации по европейскому образцу.


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 964; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!