Рассмотрим теперь основные особенности византийской культуры.



Традиционно эта культура оценивалась как результат синтеза античных институтов и воззрений с особенностями восточно-христианской картины мира, синтеза западных и восточных элементов в различных сферах материальной и духовной жизни общества. Одновременно культура Византии испытала иудаистское влияние.

Никогда не исчезали в ней античные традиции, и, хотя бывали периоды их временного затухания, всякий раз они воскресали с новой силой. Отличительной чертой этой культуры является «сохранение…в значительных масштабах культурного наследия античности»[34].. Более того, это наследие играло первостепенную роль в течение всей тысячелетней истории империи – столь велика была сила традиций, стереотипов в искусстве и культуре в целом. Правда, степень устойчивости античных элементов в различных сферах культурной жизни была далеко не одинаковой, и почти всюду рождались новые идеи, складывались новые философско-богословские, политические, этические и эстетические воззрения. Постоянная борьба нового со старым и наоборот - вот доминанта как общественной, так и собственно культурной жизни Византии.

Серьезное влияние на византийскую культуру оказывали особенности восточного христианства как выражение своеобразной духовности. В Византии выработалось особое отношение к Писанию и постановлениям Вселенских соборов как к высшим и незыблемым авторитетам, к литургии, к западной христианской догматике. Здесь отводилась бóльшая, чем на Западе, роль свободе и воле человека, утверждался мистический подход к решению философских и богословских проблем.

Не меньшее воздействие на культуру оказывал и такой фактор, как «политико-правовая доктрина, восходящая к позднему Риму и сформировавшаяся в основных чертах при Юстиниане (VI в.). Согласно этой доктрине, императорской власти приписывалось божественное происхождение. Император – автократор – басилевс мог издавать и изменять законы, но ему не было позволено ставить себя выше закона; тем самым подчеркивалось его отличие от тиранов»[35]. Многочисленные и многовековые интерпретации политико-правовой доктрины содержали возможности дальнейшего их перетолкования в духе развития теории как абсолютной, так и ограниченной монархий. Как подчеркивает З.В. Удальцова, это в дальнейшем влияло на развитие монархического государственного устройства в России, Сербии, Болгарии, странах Юго-Восточной Европы[36].

Византии был присущ принцип симфонии церкви и государства, основы которого были сформулированы Евсевием Кесарийским в III – IV вв. В отличие от Запада, где утвердился принцип разделения светской и духовной власти, византийский император считался и главой церкви. На Западе считалось, что духовная жизнь общества входит в компетенцию церкви, а прерогативой правителей являются государственные дела. Для Византии подобное противопоставление не было характерным, а соответствующее противоречие снималось на уровне специфической для восточного христианства целостной картины мира, включавшей космос, природу, человеческую жизнь в их приобщении к божественной благодати. Отдельные попытки восточной церкви выйти из-под контроля императоров, встать вровень со светской властью или даже подчинить ее себе, как правило, успеха не имели. Сильная государственная власть оказывала решающее влияние на многие стороны духовной жизни, искусство, культуру.

В плане правовых и социальных отношений для Византийской цивилизации характерен континуитет римских правопорядков, отсутствие феодальной доктрины вассалитета, иерархической структуры собственности, ее условного характера. Доминировало право полной безусловной собственности на землю, что находилось в противоречии с христианскими концепциями общей собственности, идеями нестяжательства, прославлением бедности. Если Фома Аквинский считал, что собственность – это результат права народов, то византийское правосознание воспринимало ее как божественный институт, связанный с деятельностью императора, власть которого обожествлялась. И как результат, при существовании полной безусловной собственности на землю в поздней Византии отсутствовали или почти отсутствовали элементы предкапиталистических отношений, которые развивались на Западе в XIV – XV веках.

Одной из особенностей византийской цивилизации была значительная специфика города, относимого многими специалистами к античному по своему типу. В городе своеобразно сочеталось развитие денежного хозяйства и государственной регламентации производства. Если средневековое городское население Запада составляло корпорацию, противостоящую сеньорам и ведущую с ними борьбу, в ходе которой формировалось гражданское самосознание, то византийский город имел другую социальную структуру. Город носил аристократический характер, он (прежде всего Константинополь) являлся моделью империи. Здесь иудаистская идея единства народа и власти, симфония церкви и государства, целостный характер метафизически-мистической картины мира в значительной мере препятствовали кристаллизации устойчивых форм самосознания отдельных городских слоев. Сложились следующие черты государственно-городского самосознания: идея превосходства ромеев, отрицательное отношение к латинянам, эллинский патриотизм, преимущественная роль личных, а не поземельных отношений с императором, высокий престиж государственной службы, т.е. престиж бюрократии. Все это определяло особенности социального поведения элиты, центростремительные тенденции и централизацию культуры и образованности.

В Византии при все возрастающем влиянии христианства никогда не затухало светское художественное творчество, связанное, с одной стороны, с византийской аристократией и городской интеллигенцией, а с другой – получавшее могучие импульсы из народной культуры. Это – еще одна особенность византийской культуры.

Создание византийской культуры было сложным, порой противоречивым процессом. В ранний период происходило складывание идеологии этого общества, оформление христианского миросозерцания, утверждавшегося в острой борьбе со всем спектром воззрений Античности.

Христианство противопоставило собственный богословско-философский синтезпоследнему философскому синтезу Античности – неоплатонизму; оно энергично вело наступление против язычества, которое не сразу сдало свои позиции, а нередко одерживало временные победы. Яркое тому свидетельство – расцвет спиритуалистической философии неоплатонизма с его учением о мистической эманации (излучении, истечении) материального мира из духовного первоначала, о «мировой душе», «духе» и «первосущности», или «едином». Мистический и теистический характер философии неоплатоников, их эстетические воззрения перекликались с христианским аскетизмом, открывали путь к сближению этих учений. Догмат о троичности божества – один из центральных догматов христианского вероучения – это, по существу, переосмысленная триада неоплатоников. Постепенно на смену принципиальной непримиримости раннего христианства, отрицавшего все, на чем стояло клеймо язычества, приходит известный компромисс между античным и христианским миросозерцанием. Христианская догматика складывалась также под сильным воздействием ближневосточных религиозных учений, иудаизма, манихейства, становясь одновременно и синтетической философской системой.

В центре патристической философии Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Григория Нисского, в речах Иоанна Златоуста находится понимание бытия как блага, что дает своеобразное оправдание космоса, а следовательно, мира и человека.

В IV – V вв. в империи развернулись ожесточенные философско-богословские споры: христологические – о природе Христа и тринитарные – о его месте в Троице. Философским их содержанием была антропологическая проблема. В религиозной форме ставился вопрос о смысле человеческого существования, месте человека во Вселенной, пределе его возможностей. В этих спорах выразилась идейная борьба между антропологическим максимализмом, считавшим возможным растворение человеческой природы в божественной и тем самым поднимавшим человека до невиданных в античном мире высот, и антропологическим минимализмом, всецело подчинявшим человека божеству и низводящим человека до крайних степеней самоуничижения. 

 

Арианство (по имени Александрийского священника Ария) считало, что Христос – творение Бога-отца, следовательно, он не единосущ ему и занимает в Троице подчиненное место. Несториане говорили о двух «неслиянных» природах Христа, которые находятся лишь в относительном соединении, никогда полностью не сливаясь. В противовес им, монофиситы признавали только одну божественную природу Христа: человеческая природа поглощена божественной. Халкидониты (сторонники Халкидонского Вселенского Собора 451 г.) защищали ставшее ортодоксальным определение единосущности первого и второго лиц Троицы, «неслиянности», двух естеств Христа. Никейский и Халкидонский Соборы осудили еретические движения и подтвердили единосущность Христа и его место в Троице.

Запад не остался в стороне от церковной борьбы, но там споры развернулись вокруг трактовки свободы воли. Пелагианство (по имени диакона Пелагия) отстаивало независимость человеческой воли от божественного предопределения, свободный выбор человеком своего пути и плодотворность его усилий по восхождению к совершенству; несколько героизировало антропологический идеал в духе античной этики. Решительно выступил против этих идей Аврелий Августин, отводивший определенную роль в спасении человека провидению, божественной благодати и христианской церкви.

 

Победа ортодоксальной линии в христианстве имела далеко идущие последствия во взглядах на Вселенную, природу, общество и человека. На смену античному пониманию бытия как мира смеющихся богов и бесстрашно идущих на смерть героев, где высшее благо – ничего не бояться и ни на что не надеяться, приходит мир страждущего, униженного, раздираемого противоречиями маленького греховного человека. И в то же время человек бесконечно велик, ибо безгранично верит в свое спасение в иной жизни, и в этой надежде сохраняется высокое достоинство. Христианство интенсивно выявляет мучительное раздвоение личности. Меняется представление человека о космосе, о времени и пространстве, о ходе истории: на смену замкнутым историческим циклам античных авторов у ранневизантийских историков и хронистов приходит понимание теологическое, обусловленное волей Бога. Усиливается дидактический, «учительский» элемент во всех сферах культуры.

В VIII – IX веках в связи с ослаблением центральной власти значительно возросло влияние церкви и монашества. Императоры династии Исавров решили вновь поднять престиж светской власти. Столкновение государства и церкви вылилось в движение иконоборцев. Наибольшее распространение это движение получило в Армении и Малой Азии. Иконоборцы выдвигали тезис о неописуемости и непознаваемости божества, поэтому всякая попытка изобразить Христа влечет за собой еретические заблуждения. В иконопочитании иконоборцы видели проявление грубого фетишизма, возрождение языческого культа, отход от спиритуалистических идеалов раннего христианства. Иконоборцы исходили из стремления сохранить за христианским богослужением возвышенную духовность, очистить его от плотских начал и пережитков эллинского сенсуализма.

В эстетике иконоборцев прослеживается влияние художественных исканий искусства ислама, заменившего изображение человека сложной декоративной орнаментикой и изощренной символикой. Борьба иконоборцев и иконопочитателей длилась более ста лет, была ожесточенной и беспощадной. Сначала иконоборцы уничтожали в храмах фигурные изображения, заменяя их символом креста или геометрическим орнаментом, а затем иконопочитатели столь же фанатично сжигали иконоборческие книги, восстанавливали в храмах антропоморфные изображения Христа, Богородицы, святых.

Религиозно-философские споры VIII – IX веков вызвали необходимость систематизации христианского богословия, что нашло отражение в сочинениях Иоанна Дамаскина и позднее Феодора Студита.

Иоанн в своем труде «Источник знания» поставил сложную задачу построить целостную систему ортодоксального христианства. Смысл концепции Дамаскина – вывести все сущее из единого принципа – Бога, - который есть извечное, непознаваемое начало мира, источник и цель бытия. Человек же есть микрокосм, маленькая Вселенная, сотворенная гармонично и мудро из разумной души и плоти. Не отвергал философ-богослов и античную философию, а наоборот, использовал для построения своей богословской системы учение Платона, логику Аристотеля, основы античной науки.

Философско-богословская борьба оказала огромное влияние на всю духовную жизнь Византии, на ее литературу, искусство, политические институты, быт.

 

Своеобразие общественного развития Византии ярко проявилось в области правовых отношений. Здесь более длительное время, чем на Западе, сказывалось влияние римского права в сфере как гражданского, так и уголовного права; сохранялось кодифицированное и обязательное для всего населения империи действующее право.

При Юстиниане был создан Свод гражданского права – «храм правовой науки», как называли его современники. Так впервые в юридической практике была признана теория естественного права, согласно которой все люди равны от природы, чему противоречит институт рабства. Были выработаны новые частноправовые нормы в области семейного права, улучшено правовое положение женщины, строго регулировались торгово-ростовщические операции, право наследования.

В последний период истории Византии был создан обширный компендиум (лат. compendium – сокращение, сжатое суммарное изложение основных положений науки), почти целиком основанный на нормах греко-римской правовой науки, известный под названием «Шестикнижие законов». Созданный известным юристом Константином Арменопулом, этот свод законов пользовался большой популярностью в XIV – XV вв., оказал воздействие на право стран Юго-Восточной Европы, получил признание на Западе.

В то же время классическое римско-византийское право во многом препятствовало юридическому оформлению условной частной собственности феодалов, да и не имело под собой условий для санкционирования раннекапиталистических отношений в Византии. Поэтому качественно новые импульсы право получило не здесь, а в Западной Европе, где более интенсивно развивались капиталистические отношения.

Византия на протяжении всей своей истории находилась в центре сложной внешнеполитической борьбы. Быть может, именно это породило столь искусную и изощренную византийскую дипломатию.

Внешняя политика византийцев славилась хитроумными комбинациями тайной дипломатической игры в сочетании с меткими военными ударами, умением разбить врага чужим оружием, хитрыми интригами натравливая на него его же союзников. Эта дипломатия умела избежать борьбы на два фронта, не брезговала никакими средствами для достижения цели: подкуп, интриги при дворах правителей, разжигание племенной или религиозной розни. Она была своего рода кодексом вероломства, ее девизом оставался испытанный принцип политики римлян «разделяй и властвуй». Для достижения политических целей широко использовались династические браки.

Чертами византийской дипломатии были: централизованный характер, разветвленная дипломатическая система, определенные правила посольского дела (протокол, представление послов и т.д.), принцип неприкосновенности личности посла (позднее широко распространившийся в Европе), процедура заключения и расторжения договоров, двуязычие договоров. Дипломатия использовала во внешнеполитических интересах торговые, религиозные, культурные связи со странами и народами.

 

Свое военное искусство Византия также унаследовала в основном от поздней Римской империи, хотя и использовала сочинения классиков античной военной мысли Элиана, Арриана, Онасондра и др.

Основы военного дела были выработаны в VI – VII вв. в связи с наступлением варваров и персов. В «Стратегиконе» Маврикия пристальное внимание было уделено военной тактике новых врагов империи – восточных кочевых народов, располагавших великолепной конницей (аваров, тюрков, славян, скифов). Здесь же был нарисован образ идеального полководца, отражавший политическую концепцию высшей военной власти, сосредоточенной в руках императора. Армия состояла из пограничных и действующих мобильных войск, рекрутируемых из местного населения и варваров-федератов. В V – VI вв. она насчитывала уже около 550 тысяч человек. Важную роль играл и военный флот, во многом превосходивший по технической оснащенности флоты других средиземноморских государств.

Армия и флот четко защищали официальную доктрину империи, выражавшуюся в том, что римская идея pax Romana трансформировалась в теорию христианской империи, объединившей ойкумену под эгидой нового Рима – Константинополя. Роль армии как носителя вселенских задач логично следовала из провозглашения столицы «театром ойкумены», «оком и сердцем всей земли», а императора – «непоколебимым столпом всех крещеных, защитником догматов Христа»[37].

Серьезным идеологическим элементом для армии был патриотизм. Порожденная греко-римской традицией тема родины, любви к родной земле, долга перед своей страной не сходила со страниц византийских сочинений до самых последних дней жизни империи. Эта же тема не только питалась уважением к основной константе античной идеологии, но и порождалась каждодневной тревогой за будущее родины. Признание избранности ромеев по сравнению с другими народами является «общим местом» византийской идеологии. В XV веке стала формироваться идея признания себя греками, связанная, видимо, с желанием отмежеваться от современных им жителей Рима. Патриотизм византийцев носил оттенок великодержавности, оборотной стороной которой было непризнание полноценности любого из варваров. Никифор Григора говорил: «Разве не мудрец был тот, кто провозгласил себя блаженным за то, что родился эллином, а не варваром?»[38].

Отличительной особенностью системы образования в Византии было длительное сохранение античных традиций и постепенное усиление влияния православной церкви.

Классическое образование, унаследованное от греко-римского мира, предусматривало изучение «семи свободных искусств». В VI – первой половине VII вв. здесь существовали и даже процветали высшие школы, прежде всего школы философии и естествознания в Александрии и Антиохии, ораторского искусства в Кесарии, Газе, Никомидии, Никее и Анкире. Центром философской мысли оставались Афины. Приобрела большую популярность Мегнаврская высшая школа в Константинополе с кафедрами греческой и латинской грамматики, риторики, философии и права.

В связи с кодификацией при Юстиниане римско-византийского права и расцветом юриспруденции окрепли старые центры юридического образования, подобные Бериту (Бейруту), и возникли новые - в Константинополе.

Церковь стремилась усилить свое влияние на образование и воспитание молодежи. Своих школ она еще не имела, но использовала светские школы. Для подготовки образованного духовенства открываются богословские высшие школы в Александрии, Эфесе, Нисибии, Антиохии, которые иногда называют богословскими академиями. Воздействие церкви на образование становится все более заметным. Библиотеки и скриптории, находившиеся, как правило, в руках муниципальных властей и частных лиц, постепенно появляются в церквах и монастырях.

С XI века в связи с потерей большинства восточных территорий высшее образование сосредоточивается в Константинополе, восстанавливается университет и с перерывами работает до падения столицы в результате нашествия крестоносцев. Занятия проходили в зале дворца – Мегнавра, преподавались исключительно светские науки: грамматика, риторика, философия, а также математика (геометрия и арифметика), музыка, астрономия. Университет готовил знающих чиновников, дипломатов, военачальников. На юридическом факультете («музей законодательства») изучали римское право, византийскую юриспруденцию, латынь. Существовал университет за счет государства, он не был свободной корпорацией студентов, группировавшихся вокруг видных ученых, а представлял собой государственное учебное заведение со строгой регламентацией обучения. Сюда проникали новые веяния – идеи рационализма, критики философских систем с позиций разума, однако все они в конце концов сурово пресекались государством и церковью.

В Константинополе работало немало блестящих ученых-эрудитов. В области естественных наук к их числу принадлежал ученый-энциклопедист Лев Философ, или Математик (начало IX в. – около 869 г.). Он хорошо знал математику, физику, механику, философию, интересовался медициной и астрономией, изучал античных авторов. Среди принадлежавших ему открытий оказалось применение букв в качестве арифметических символов, чем он, по существу, заложил основы алгебры; его изобретения - система световой сигнализации для сообщений о событиях в стане врага, а также чудесные механизмы, украшавшие зал Большого дворца и резиденции императоров (статуи рычащих львов, поющих и порхающих птиц - механизмы, приводимые в движение водой).

Церковь была встревожена популярностью Константинопольского университета и в качестве альтернативы ему создала патриаршую школу в столице и церковные школы при отдельных монастырях. Церковь жестоко преследовала Льва Математика, обвинив его в тайном язычестве и чародействе. Лишь заступничество императорского двора спасло его от преследований.

На время захвата Константинополя крестоносцами и фактического распада империи центрами культуры стали Никея, Эпирское царство и Трапезундская империя.

Особая роль в сохранении и возрождении греческой культуры и Византийской государственности принадлежит Никейской империи в правление династии Палеологов, которая царствовала с перерывами в Никее, а затем до конца существования восстановленной Византии (1261 – 1453 гг.). По всему Никейскому государству строились библиотеки, скриптории, школы. Видную роль здесь на первых порах сыграли беженцы из Константинополя, интеллектуалы, нашедшие убежище в этой, по образному выражению современников, «империи в изгнании».

После восстановления Византии былая слава Константинопольской средневековой образованности была в значительной степени возрождена. Если начальное обучение (изучение основ грамоты, письма и счета) мало менялось на протяжении столетий, то высшее образование пришлось создавать заново. В правление Андроника II (1282 – 1328) происходит, пожалуй, последний подъем византийского образования. На закате империи Константинополь постепенно терял значение крупнейшего центра образованности.

Восточная Римская империя получила от античности богатое научное наследие – в медицине, сельском хозяйстве, военном и строительном деле, ремесле. Постепенно происходит процесс переосмысления во всех областях научных знаний, что позволило византийским ученым существенно продвинуться в математике, механике, астрономии, навигации и других науках.

Но развитие научных знаний происходило зигзагообразно, особенно в науке о строении Вселенной, зоологии, ботанике, т.к. христианство стремилось дать бой античным космогоническим и космографическим теориям. Пример тому – столкновение двух географических школ: антиохийской и каппадокийско-александрийской.

Первая (Диодор Тарсский, Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин, Косьма Индикоплевст) признавала Землю плоской; над ней распростерто куполообразное твердое небо. Утверждалось также существование двух небес, между которыми заключены небесные воды единого океана, окружающего сушу со всех сторон.

Вторая школа (Василий Великий, Григорий Нисский, Георгий Писида) признавала шарообразность Земли, сферичность небес, окружающих Землю со всех сторон, стремилась решать географические проблемы исходя из их внутреннего содержания, а не из библейских построений.

В конечном счете победила антиохийская школа, уйдя от античных открытий в фантастику. Это сыграло крайне отрицательную роль в развитии средневековой географии. Примерно то же происходило и в других науках, за исключением, пожалуй, сугубо технических.

Важнейшей составляющей византийской духовной культуры была литература. Фактически это три высокоразвитые литературы - грекоязычная, которую мы по традиции называем византийской, сирийская и коптская; к ним примыкает четвертая литература - эфиопская. Эти литературы объединяет явственно выраженная особенность - общность существования, общность содержания, общность системы, общность судьбы. Рассмотрим в данном очерке лишь византийскую литературу, т.к. другие литературы уже в начале VII века оказались за пределами империи и развивались в совершенно иной социокультурной и политической обстановке, постепенно угасая.

В раннем периоде сначала как бы независимо существуют языческая эллинская традиция в литературе и зародившаяся христианская литература, прежде всего Библия и постановления Вселенских соборов. Постепенно происходит соединение христианской проповеди с самыми утонченными формами античной риторики («Панегирик» - Гр. Неокесарийского, «Пир, или О любви» - Мефодия), появляется христианская гимнография и историография. Прежде всего, следует отметить «Церковную историю» в 10-ти книгах Евсевия Кесарийского (ок. 250 - ок.350), доведенную до 323 года, в которой дана таблица преемства епископских кафедр и подробная библиография трудов богословов и иерархов. «История» утверждает торжество христианства в Римской империи.

Особый расцвет переживает в IV в. риторическая литература. Столпом красноречия был антиохиец Ливаний(Либаний, 314 - ок. 393). В его глазах искусство слова - это залог сохранности последних полисных традиций. Автобиография Ливания «Жизнь, или О своей судьбе» - двуединство традиционного красноречия и традиционной гражданственности - освящается авторитетом греческого язычества. Христианство для него не столько ненавистно, сколько непонятно. Близки к творчеству Ливания лирические стихотворения Г. Назианзина и «Исповедь» А. Августина.

Учеником и кумиром философов-неоплатоников, язычески настроенных риторов был император Флавий Клавдий Юлиан, прозванный Отступником (332 - 363, царствование 361-363). Он боролся за возрождение язычества всеми возможными способами, в том числе религиозными гимнами в прозе («К Царю Солнцу», «К матери богов»), сатирическими сочинениями в манере Лукиана (диалог «Цезарь», где зло осмеян Константин I), воззванием «К совету и народу афинян». Дело Юлиана было обречено: по известной легенде император на смертном одре обратился к Христу со словами: «Ты победил, галилеанин!»[39].

Чтобы победить духовно, христианству необходимо было в полной мере усвоить нормы и достижения античной классической культуры. В решении этой задачи огромная заслуга принадлежит так называемому каппадокийскому кружку (Каппадокия - область Малой Азии), ставшему средоточием церковной образованности на греческом востоке империи (Василий Кесарийский, его брат Григорий, Григорий Назианзин).

У Василия слово становится прикладным инструментом действенной пропаганды, убеждения, воздействия на умы. Чтобы речь была эффективной, она должна быть доходчивой. На Василия большое влияние оказал Плутарх с его воспитательной хваткой и практическим психологизмом. Среди библейских толкований Василия Кесарийского более всего богат элементами художественной словесности «Шестоднев» - цикл проповедей на тему рассказа о сотворении мира из «Книги бытия». Этот труд Василия был переведен на многие языки, в том числе и на древнерусский.

Интересен Григорий Назианзин со своими философско-богословскими трактатами по догматике («Богослов»), поэмами, отличающимися античной изящностью и христианской «слёзностью» («О моей жизни», «О моей судьбе», «О страданиях моей души»).

К следующему поколению принадлежит известный оратор и проповедник Иоанн Златоуст (344 - 407). Основателем египетской школы поэтов-эпиков был Нонна (V в.) из города Панополиса. Из его сочинений дошли огромная по объему (48 книг - как «Илиада» и «Одиссея», вместе взятые!) поэма «Деяния Диониса» и переложение гекзаметром «Евангелия от Иоанна». Сильная сторона Нонна - богатая фантазия и захватывающий пафос; его слабость - отсутствие меры и цельности.

Самый талантливый поэт рубежа V-VI вв. - александриец Паллад . Герой его лирики - нищенствующий ученый, обороняющийся сарказмами против невзгод бедности и семейной жизни (жалобы на денежные затруднения и злую жену становятся в византийской поэзии общим местом). Паллад высмеивает христианство и оплакивает поверженных богов и героев античности (например, Геракла).

Во времена Юстиниана творит самый значительный прозаик эпохи - историк Прокопий Кесарийский (ум. после 567). Широкая осведомленность о делах империи делает его повествование «История войн Юстиниана» четким и конкретным. Менее объективен панегирик «О постройках Юстиниана» и уж совсем противоположен ему – «Тайная история» Прокопия - скандальная история константинопольского двора, вобравшая в себя злейшие антиправительственные анекдоты и слухи. Так двоится у Прокопия образ государя: мудрый отец своих подданных, великий строитель христианской державы и садист, демон во плоти, окруживший себя негодяями и взявший в жены развратнейшую из женщин.

Представителем аскетической назидательной литературы был Иоанн Лествичник, создавший «Лествицу» (т.е. лестницу) - проходящий через всю книгу сквозной символ трудного духовного восхождения. В книге много сентенций, пословиц и поговорок фольклорного характера.

В VII - IX вв. в византийской литературе классические традиции теряют смысл, она упрощается, обращение к античным временам становится менее актуальным. Литература становится все более сакральной, монашеские жанры оказываются теперь в центре творчества. Последний отголоском «высокой» светской поэзии был Георгий Писида (поэмы «На поход царя Ираклия против персов», «Ираклиада, или На конечную погибель царя Хосроя, царя персидского» и др.). К произведениям религиозного содержания относится «Шестоднев, или Сотворение мира» Писиды.

Начало XI в. ознаменовано волной монашеской реакции против мирских, антикизирующих тенденций византийской культуры. Именно в это время творит Симеон Новый Богослов - традиционалист, приемлющий все предания монашеской мистики и тайными нитями связанный с древним неоплатонизмом, прославляющий самоуглубление аскета, мистику света.

Происходит обновление византийского фольклора, заново осваивающего воинско-героическую тему. По-видимому, к этой эпохе относятся песнь «О сыне Армуриса» (война с сарацинами) и поэма «Дигенис Àкрит» - воинские приключения богатыря, похожего на Геракла. Отсутствие ненависти к людям иной веры - одна из наиболее отрадных черт эпоса о Дигенисе, для византийской литературы столь же необычная, как и независимое отношение Акрита к особе императора. Вероятно, уже в ХII - ХIII вв. переложения эпоса о Дигенисе вошли в древнерусскую литературу («Девгениево деяние»).

Светские тенденции литературы ХI - ХII вв. особенно ярко проявились в творчестве Михаила Псёлла (1018 - ок.1078, или ок. 1096) и Феодора Продрома (род. ок. 1100). Самое яркое произведение Псёлла – «Хронография», мемуарно-исторический труд, охватывающий события с 976 по 1077 год. Сухой , проницательный, не чуждый цинизма ум Псёлла, ясность, выразительность и раскованность его языка, красочная конкретность личных наблюдений делают «Хронографию» уникальным явлением средневековой исторической литературы. Характеристики персонажей произведения необычно нюансированы, чужды однозначной оценочности: противоречивость человеческого нрава отмечается точно, холодно, спокойно.

Псёлл не брезговал сравнениями, когда надо было выбранить какого-то монарха:

Харибды пасть, лицо Горгоны мерзостной,

Харона бровь и око злого Тартара,

Титан многошумящий, огневой Тифон,

Испепеленный Зевсовыми стрелами...

Феодор Продром писал диалоги в стихах и прозе, дидактические поэмы, создал роман в стихах «Роданфа и Досикл», пародии на классические трагедии. Он не боится смеяться над сакральными предметами - для этого вводит в игру зверей. В ряде стихотворений рисует злосчастную участь образованного человека, который со всей своей учтивостью не в состоянии себя прокормить; он с завистью принюхивается к запаху жаркого, которым тянет из жилья соседа - безграмотного ремесленника; он выслушивает попреки жены, со дня свадьбы не видавшей от него ни одного подарка. Маска поэта-попрошайки, то плачущего о своих горестях, то смеющегося над своей неопытностью, пришлась по душе многим византийским стихотворцам.

Период Палеологов дал таких известных писателей, как Феодор Метохит (1261 -1332), Варлаам(1290 - 1348), Григорий Палама (1292 - 1359), Никифор Григора (ок. 1295 - 1360), братья Кидонисы и др.

Если Метохит, создавший «Гномические заметки» - сборник из 120 эссе на различные темы этики, политики, классической античной литературы, - избегал конфликтов между вдохновлявшими его интеллектуалистическими устремлениями и традицией православной монашеской мистики, то Варлаам, стоящий уже между Италией и Византией, латинским Западом и православным Востоком (он был учителем греческого языка у Петрарки) обрушился на исихастов с их личным мистико-аскетическим опытом духовного восхождения к «нетварному» свету. Варлаам инкриминировал исихастам отрицание божественной трансцендентности.

В защиту исихазма выступил виднейший церковный деятель Григорий Палама. Он хорошо знал не только богословие, но и светскую философию. Бог, рассуждал Палама, одновременно непознаваем и познаваем - непознаваем для изолированного интеллекта, но познаваем через «обóжение» (сущностное соединение с божеством), которому должна подвергнуться вся природа в ее цельности - и душа, и тело. Само «обóжение» возможно в силу божественных «энергий», пронизывающих мир. Для этого лучшим средством является аскетизм, лучшим местом - монашеская келья.

В палеологовскую эпоху расцвела еще одна литературная форма - любовный роман в стихах; в поэзии оживляется интерес к героям троянской войны, оживает исконно басенная стихия со «звериными» сюжетами. Но это уже были последние всплески византийской литературы. Исторический путь Византии кончился. Продолжалось то, что Н. Иорга назвал «Византией после Византии» - преобразование византийского наследия в греческой культуре, в культурах Закавказья и Балкан, в древнерусской культуре, в ренессансной Италии и вообще на Западе[40].

В Византии сложились свои эстетические принципы, уходящие своими корнями в античность, но подвергшиеся сильному воздействию христианства.

Эстетика развивалась на основе всей духовной жизни империи. Она во многом опиралась на античные воззрения о сути прекрасного, однако синтезировала и переосмысливала их в духе христианской идеологии, отдавала предпочтение духу перед телом. Вместе с тем она пыталась снять дуализм небесного и земного, божественного и человеческого, духа и плоти. Не отрицая телесной красоты, византийские мыслители красоту души, добродетель, нравственное совершенствование ставили много выше. Основная задача художника отныне состояла в том, чтобы воплотить в художественном образе трансцендентную идею. Эллинистической антропоморфизм все более наполнялся новым идейным содержанием: искусство проникалось философскими представлениями христианства, а эстетика византийских мастеров оказалась органически связана с религиозным миросозерцанием.

И все же в византийской эстетике всесторонне были разработаны концепции и проблемы символа, образа, знака, иконы, искусства (в различных аспектах), прекрасного, духовного наслаждения, традиции, соотношения слова и образа, красоты и искусства, подражания и т.д. Византийская художественно-эстетическая практика выявила такие эстетические проблемы, как каноничность, софийность, соборность, красотолюбие и др.

Византийская эстетика и после падения Византии многие столетия питала духовную культуру стран православного ареала, и уже в нашем веке выдающиеся мыслители С. Булгаков и П. Флоренский пытались решить и развить задачи и проблемы, поставленные этой эстетикой[41].

Первые столетия (до VII в.) существования византийского общества можно рассматривать как важный этап мировоззренческого переворота, когда формировались основные тенденции мышления и складывалась образная система, опирающаяся на традиции языческого эллинизма и обретшего официальный статус христианства. Византийские художники сумели создать свой собственный стиль в искусстве. Два начала присутствуют в нем: пышная зрелищность и. утонченный спиритуализм. Константинополь превратился в прославленный художественный центр средневекового мира. За ним следуют Равенна, Рим, Никея, Фессалоника, также ставшие средоточием Византийского художественного стиля.

Мощным стимулом расцвета архитектуры и искусства стало бурное строительство в городах ранней Византии, особенно в Константинополе. Здесь, при Юстиниане, кроме знаменитого храма Св. Софии, были вновь возведены или реставрированы храмы Ирины, Петра и Павла, Сергия и Вакха, 12 апостолов. Храмы строились и во многих других городах.

Непревзойденным шедевром византийского зодчества стал построенный в 532 - 537 гг. храм Св. Софии. Он воплотил с необычайной силой и оригинальностью все лучшее, что имелось в архитектуре Востока и Запада, в поразительном и гармоничном единстве. Историки той эпохи Прокопий, Агафий, Евагрий, поэт Павел Силенциарий писали о храме с глубочайшим удивлением и восторгом, в один голос называя его «чудом и славой века».

Воздвигнутый на высоком холме, рядом с императорским дворцом и ипподромом, далеко видимый с моря и суши, храм стал не только символом могущества Византии, но и главной святыней христианского мира. Два великих зодчих, оба выходца из Малой Азии Исидор из Милета и Анфимий из Тралл сумели соединить в этом сооружении впечатляющую монументальность, спокойную пластичность, чистоту и строгость линий античной архитектуры с новейшими достижениями зодчества Востока - Ирана, Сирии, Малой Азии. Впервые воплощена идея грандиозного купольного центрического храма. По словам Прокопия, зрителям казалось, что купол храма покоится не на каменных столбах, а спущен с высоты небес на золотой цепи. Оптический эффект парения в воздухе достигался еще и тем, что у подножия купол был опоясан 40 окнами, из которых в храм струятся потоки света. При Юстиниане весь купол был украшен мозаиками; в вершине его изображен огромный крест посредине звездного неба. Особую красоту интерьеру придавали мраморные колонны, расположенные двумя ярусами вдоль центрального пространства храма. Нижняя часть стен и полы были покрыты разноцветным мрамором. Блеск мрамора, золото мозаик и драгоценной утвари, сияние множества лампад, парение великолепного купола - все это создавало иллюзию беспредельности пространства, превращало его в подобие космоса, символически приближало к образу Вселенной.

Поражает изысканностью архитектурных форм, элегантностью декора храм Сан-Витале в Равенне.

В дальнейшем появляются изменения в социальном содержании архитектуры. Кризисные явления в империи привели к тому, что грандиозные храмы уходят в прошлое, как и храмы в форме базилики. Им на смену приходят небольшие церкви, предназначенные для городского квартала, сельского прихода, монастыря или замка. Одновременно храмы растут вверх, вертикаль становится преобладающей, этот даёт новое эмоционально-религиозное и эстетическое наполнение культовому зодчеству. Меняется подход к убранству храма - на смену заботе о внутреннем оформлении, особенно росписи купола как символа Вселенной, в ХI-XII веках приходит забота о внешнем виде храма. В общий архитектурный замысел входило украшение фасада: вместо гладких, нерасчленённых плоскостей появляются колонны и полуколонны, асимметрия, растет число узких и длинных проёмов. Всё это увеличивает художественную выразительность сооружения. Стала применяться облицовка фасадов разноцветным камнем, кирпичным узорочьем, яркими изразцами. Единым, связанным становится внутренний и внешний облик храма, усиливается воздушность, легкость, элегантность, колонны делаются тоньше, повышается и расширяется подкупольное пространство, используются светотеневые контрасты. Таковы храмы монастыря Хосиос - Лукас в Фокиде, монастырь Дафни близ Афин, храм Неа-Мони на Хиосе и др.

О светской архитектуре мы узнали преимущественно из литературных памятников и описаний современников. Постоянно разрастался комплекс Большого дворца в столице, отделывался мраморами и мозаикой.

Строились так же дворцы и богатые дома знати. В поэме о подвигах Дигениса Акрита описывается его дворец: он имел прямоугольную форму, построен из тесаного камня и украшен колоннами, кровля сверкала мозаикой, а полы выложены полированным камнем.

В поздней Византии, в условиях турецкой опасности и внутренних междоусобиц архитектура, как и все искусство, переживает временный, но блестящий расцвет. Византийский стиль обогащается новыми чертами: дворцы и храмы приобретают камерность, аристократическую замкнутость, слитность с окружающей природой. Наиболее ярко архитектура позднего этапа империи проявилась в постройках г. Мистры (ХIV - ХV вв.), где соединился старый базиликальный тип постройки с крестово-купольным зданием. Здесь уже встречаются и западные черты - стрельчатые арки, колокольни, скульптурные украшения. Но, как пишет А.Л. Якобсон, «зодчество различных областей поздневизантийской империи было так или иначе объединено общностью самих архитектурных концепций, тенденцией архитектурно-художественного развития, отразившей определенные закономерности единого процесса»[42].

В живописи также постепенно кристаллизуется византийский стиль.

В искусстве Константинополя ранней империи сохраняется преемственность классической культуры, благородство нерастраченных эллинских традиций, преображенное и трансформированное спиритуалистической одухотворенностью. Для столичной школы характерны великолепное качество исполнения, утонченный артистизм, живописность и красочное разнообразие, трепетность и переливчатость колористической гаммы.

В мозаиках Равенны, Синая, Фессалоники, Кипра, Паренцо уже виден отказ византийских мастеров от античных реминисценций. Образы становятся более аскетичными, не только чувственному, но и эмоциональному моменту в таком искусстве уже нет места, зато духовность достигает необычайной силы.

Шедевром светской живописи раннего периода были мозаики полов Большого дворца столицы, ныне хранящиеся в особом музее. Изображены буколические сцены сельской жизни и труда, борьбы диких зверей, охоты. С поразительной реалистической полнокровной чувственностью изображается человеческая жизнь: крестьянин доит козу, рыбак удит рыбу, дети едут на верблюде, музыкант играет на свирели, в рамке причудливой зелени стоит элегантная цапля. Особенной яркостью выделяется девушка с кувшином...

Наиболее знаменитым произведением светской мозаичной живописи является изображение торжественной процессии Юстиниана и Феодоры в окружении вельмож и знатных дам в базилике Сан-Витале в Равенне (сер. VI в). Цветовая гамма мозаик отмечается необычной яркостью, теплотой и свежестью. Лица императора и императрицы наделены чертами портретного сходства. Юстиниан в расцвете лет, красив, с правильными чертами лица, большими темными глазами и своеобразным изгибом густых бровей, выражение лица приветливое. Юстиниан - победитель, он доволен собой и ласков с приближенными, взгляд его умен и проницателен, поза полна спокойного величия. Нет даже намека на того, другого, злобного и лживого правителя, о котором писали современники. Прекрасно исполнены мозаики, изображающие императрицу Феодору, гордую владычицу, голову её венчает корона, усыпанная драгоценными камнями. Но поражает лицо - усталое, грустное, почти скорбное. Она еще красива, но молодость уже уходит. Лицо продолговатое, худое, черты правильные, шея длинная, глаза огромные под тонкими темными бровями - женщина, познавшая все бездны жизни и застывшая в своем утомленном величии.

В эпоху иконоборства на первый план выдвинулась проблема эстетики постижения художественного идеала и этических ценностей в изобразительном искусстве. Эстетические и стилистические истоки иконоборческого искусства надо, видимо, искать в произведениях сирийских, христианских мастеров, украсивших мозаиками ранние мечети на территории халифата.

В борьбе иконоборцев и иконопочитателей было уничтожено огромное количество произведений искусства. После победы иконопочитатели стали восстанавливать антропоморфные изображения в храмах и уничтожать иконоборческие символы веры. Так, была восстановлена мозаика в церкви Успения в Никее, где изображалась Богородица. Композиция проникнута духовно-религиозной идеей: она изображает стоящую в алтарной апсиде с младенцем на руках Богоматерь, на которую с небес нисходят три световых луча, символизирующих троичность единого божества и подтверждающих догмат о непорочном зачатии.

Иконоборчество внесло свежую струю в образное вúдение византийцев - изысканную абстрактную символику в сочетании с рафинированной и эстетически привлекательной декоративной орнаментикой. Иконоборцы помогли победить возвышенной духовности и отвлеченному символизму во всех сферах общественного сознания и послужили новому взлету светского изобразительного искусства и архитектуры Византии. Изображение человеческих фигур в светском искусстве не запрещалось, поэтому очень много было создано изображений императоров и их семей, знатных вельмож. Возродились традиции римского триумфального монументализма. Дворцы украшались декоративными мозаиками и фресками, прославлявшими деяния императоров.

 

Идеи иконоборцев проникли и в книжную миниатюру. Именно в эту эпоху были заложены основы византийской орнаментики, достигшей больших успехов в X-XII вв. Особенной яркости и выразительности достигла книжная миниатюра, когда в ней стали использовать различные художественные приемы: изящное письмо, заставки коврового орнамента, желтоватый фон пергамента, коричневые чернила, обилие золота в декоре, мягкая колористическая гамма миниатюр, классические пропорции фигур, легкость и непринужденность их поз. Следующим шагом было использование в миниатюре архитектурных пейзажей и сложной орнаментики, движения фигур стали более порывистыми и экспрессивными. Византийская книжная миниатюра занимает видное место среди подобных произведений средневековья. Достойные параллели имеются лишь во французских рукописях ХII-ХIV вв.

В X веке в изобразительном искусстве, в частности в живописи, окончательно складывается иконографический канон - строгие правила и изображения всех сцен религиозного содержания и образов святых, а также устойчивый канон в изображении человека.

Сохранилось несколько икон, преимущественно столичной живописи. В частности, одна из вершин византийской иконописи - икона Владимирской Богоматери (находится в Москве). Мария изображена здесь в позе Умиления («Элеуса»), она нежно прижимается щекой к щеке сына, который ласково обнимает её за шею. Эта сцена - воплощение всесильного чувства материнства в соединении с величайшей духовностью. В глазах Марии отражена вся скорбь мира. Мать уже знает о грядущей гибели сына и сознает неизбежность этой жертвы ради спасения человечества. Тонкое, аристократическое лицо матери, выразительное лицо младенца проникнуты теплым, искренним чувством.

Впечатляют икона к «Лествице» Иоанна Лествичника, икона Григория Чудотворца (находится в Эрмитаже), иконы святых воинов Димитрия Солунского, Феодора Стратилата («полководцы»), Феодора Тирона («новобранцы») и особенно св. Георгия. Созерцательность покоя, торжественная умиротворенность, упорядоченность - все это устойчивая и неизменная византийская иконография. Весьма любопытны метаморфозы при изображении людей, в частности в портрете. В стенных росписях и даже в книжной миниатюре голова как символ духовной жизни становится доминантой человеческой фигуры, тело же стыдливо скрывается под струящимися складками одежды, линейная ритмика сменяет чувственную экспрессию. Огромные глаза как бы завораживают зрителя, высокий лоб, тонкие, лишенные чувственности губы - вот характерные черты портрета в византийском классическом средневековье. Появившийся в XI веке линейный стиль в живописи принёс в портрет сухость в трактовке образов, особую сдержанность поз и самоуглубленность в выражении лиц.

 

Из культового художественного творчества постепенно исчезает скульптура как искусство, прославляющее телесную красоту. В этом роковую роль сыграли и иконоборцы. Образ человека как бы окончательно застывает в величественном бесстрашии, лишается динамизма, олицетворяет состояние созерцательного покоя.

Вторая половина Х I века и весь XII век - классическая эпоха в истории византийского искусства, его высочайший подъем. Спиритуалистический стиль получает законченность: стилизованная линия делается тонкой, абстрактной, контуры фигур становятся легкими, воздушными, движения выглядят более естественными, в колористической гамме наряду с плотными, определенными красками, близкими к эмали, появляются переливчатые тона, сообщающие изображениям ирреальность, сияние, цвет и свет переливаются в общей гармонии. Ярким примером такого стиля являются мозаики и фрески монастыря Дафни близ Афин, южной галереи храма Св. Софии в Константинополе.

В последний период существования Византии в обстановке общей неуверенности в будущем искусство все-таки продолжает свое поступательное развитие. Единый византийский стиль обогащается новыми чертами. Фрески вытесняют мозаики, заполняют все пространство храмов в виде фризов или изолированных сцен. Характерно также усиление динамизма, эмоций и экспрессии.

Эти новые черты живописи наиболее полно и ярко воплощены во фресковых росписях и мозаиках монастыря Хора в Константинополе, особенно в двух циклах, посвященных жизни Христа и Марии. Тонкие черты лиц, строгие пропорции, мягкая моделировка, нежная красочная палитра из розового, белого и зелёного цветов - все это демонстрирует торжество, законченность византийского стиля и создаёт впечатление единого, необычайно гармоничного целого. Нечто подобное можно наблюдать и в живописи Мистры.

Скульптура в Византийском искусстве играет небольшую роль, хотя новая столица Римской империи - Константинополь - во многом была похожа не только на Рим, но и на античные города Греции. Как пишут современники, в городе строились триумфальные колонны, акведуки, термы, на многочисленных площадях находились статуи императоров, философов, известных военачальников. Вот как описывает статую Аристотеля поэт Христодор (V-VI в.):

...Поодаль виднелся

Сам Аристотель, премудрости вождь. Покойно стоял он,


Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 269; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!