И мрак, и бури на лице твоем,
АТААЛЛАХ АРРАНИ
ЛЕПЕСТКИ РОЗ
ПЕРЕВОД С АРАБСКОГО Т.А.ШУМОВСКОГО
БАКУ - 2009
Когда придет пора покаяться в грехах ,
Скажу , что не одну , как повелел Аллах ,
Три жизни прожил я : одну – в спасенье тела ,
Другую – для любви , а третью жизнь – в стихах .
Атааллах Аррани
 | ||
| | ||
ПРЕДИСЛОВИЕ
Шемаха.... город Шемаха расположен в благо-приятных для жизни естественных условиях и долгое время был столицей азербайджанского государства Ширван (более 1000 лет). Он играл немаловажную роль в политико-экономической жизни Азербайджана эпохи феодализма, а Шемаха стала родиной «...известных далеко за пределы Азербайджана медика и философа Кафи ад-Дина Османа, астрономов Фазиля Фарид ад-Дина Ширвани, Фелеки Ширвани, поэтов и мыслителей Хагани, Фелеки, Изаддина Ширвани, Зульфугара Ширвани, Барда Ширвани и др.,» - пишет Александрович (Насыфи). В тоже время он отмечает, что «Так как Шемаха неоднократно подвергалась жестоким землетрясением, то строительные памятники в ней вообще плохо сохранились. Тем большую ценность представляют многочисленные погребения, свидетельствующие о былом величии Ширвана. Из погребений довольно многочисленны так называемые «пиры».
Т.А.Шумовский в 1936 году, будучи ещё студентом, по счастливым стечениям обстоятельств нашел уникальное собрание стихотворений поэта Атааллаха Аррани в усыпальнице («пире»), находившейся недалеко от знаменитой Джума-мечети. По всей вероятности этот «пир», по описаниям Т.Шумовского в своей книге
|
|
|
«В море арабистики», соответствует погребению Пир-Имам-Заде, который отмечен Александровичем в 1926 году при археологических исследованиях исторических памятников древнего Ширвана. Драматический перевод дивана Аррани, слава Богу, оказался благополучным, и по прошествии десятилетий мы впервые представляем это произведение гениального поэта Азербайджана (чуть было не канувшего в Лето) в виде цельного сборника, тогда как в книге Шумовского диван рассматривается в контексте с повествовательным характером «У моря арабистики». Некоторые из стихотворение Аррани, неупомянутые в ней, взяты из книги посвященной Ахмаду ибн маджиду «Последнему «льву арабских морей». При этом, чтобы подчеркнуть сюжетный и временной критерии стихотворений, в диване Аррани намечены своеобразные разделы, чего нет в переводном оригинале, предварительно получив на это согласие Теодора Адамовича Шумовского. Эта небольшая книжка, которую Атааллах Аррани назвал «Лепестками роз», воистину «многих томов тяжелее».
|
|
|
Ю.Мамедов
Лепестки роз
Роняли
розы
Рубиновые слезы,
А может быть,
благоухающую кровь.
Венцов томленья,
Цветов печали
Не соберут их чаши вновь.
За словом
слово
Свежо и ново
Роняю
в мавзолей стихов.
Упавших песен
Уж не поднимет сердце
Как не вернет вчерашних снов.
Так начинает Аррани свою книгу.
БУСЕЙНА
Поклялся я, что меня правдивым узнаете,
А правда всего в делах ведь лучше и сладостней.
Беседа с Бусейною хотя бы один лишь миг
И образ ее, по мне милее и радостней,
Чем вечность, в которой бы остался — ах! — с вами я,
Борясь с сердцем, рвущимся к Бусейне, летящим к ней.
Они говорят: «Безумец, он околдован ей!
Клянусь я — безумства нет и нет колдовства на мне.
Клянусь не забыть тебя, пока солнце шлет лучи
И к небу в пустыне утром пар поднимается,
Пока с высоты небес сияние льет звезда
И новой листвою сидра ветвь одевается!
Предалась душа моя, Бусейна, мечтам о вас,
Бусейна!—как пьяница предался душой вину.
Я в памяти вызвал ночь в аль-Бане — ту ночь, когда
|
|
|
Луны черноокой руку трепетно я сжимал.
Пылающей страсти к ней сдержать я уже не мог,
Я плакал, и реки слез на грудь мне струилися.
О, если бы дал Господь мне снова такую ночь,
Как ночь ту,— чтоб встретить нам с Бусейной зари восход,
Чтоб были щедры мы к ней словами и чтоб она
Той щедрости сочным поцелуем ответила...
В тоске по Джамилю утешенье живет лишь миг
Из вечности; но его еще не пришла пора.
Равны нам, когда, Джамиль сын Ма’мара, умер ты,
Сей жизни невзгоды все и все ее радости.
…Отсюда уже далеко до Бахрейна
И к Адену путь многодневный пролёг
Вдали от больших караванных дорог.
Не здесь ли когда-то любила Бусейна?
Не здесь ли гробница любовных тревог?
Безжизненно море песков и безбрежно.
На каждом творенье — тяжелая пыль.
Мужавшую в дебрях пустынь безмятежно,
Не здесь ли любил ее тайно и нежно
Себя истомивший любовью Джамиль?
Вот колья большого шатра замелькали.
Засыпан очаг, и исчезла постель.
Не здесь ли тревожные сны обнимали
Суровых твоих домочадцев, газель?
А там, в отдаленьи, любя и рискуя,
Увешан оружием, словно в бою,
Возлюбленный ждал твоего поцелуя,
Награды за верность и храбрость свою.
О, где ты, Бусейна, корона творенья,
|
|
|
Ты, ею себя увенчавший Джамиль?
Все умерло — взоры, слова и движенья.
На древних гробницах тяжелая пыль.
Вы, оба товарища наших скитаний,
Медлительный Фáйсал и пылкий Алú!
Озера утех, океаны страданий
Схоронены в этой бесплодной пыли.
О, вы, знаменосцы других поколений,
Отцы и потомки арабских детей!
Сойдите с верблюдов, склоните колени
У праха давно отшумевших страстей.
ЗАРИФА
Душе моей навеки свято
Сплетенье этих горных жил,
Былой реки засохший ил...
Смотрите! Здесь я жил когда-то
И здесь впервые полюбил.
...Травы верблюдам было мало,
В колодцах высохла вода,
И наше племя кочевало
По всей Аравии тогда.
У этих гор, где Антар - витязь
Впустил в пески поток реки,
Сказал нам шейх: «Остановитесь!»
С ним согласились старики.
Была у шейха дочь Зарúфа,
Румянощекая заря.
Коса чернее перьев грифа,
Глаза — бездонные моря.
Дика, горда а неподкупна —
Ты скажешь: лед ее черты,—
Лишь мне она была доступна,
Лишь я срывал ее цветы.
Сходила ночь на смену зною.
В объятьях, в сладостном бреду
Я видел день, когда женою
Я в свой шатер ее введу.
Но шейху на глаза попались
Однажды мы — и царь беды
Увез ее, и мы расстались.
Я шел за ней, но потерялись
В песках пустынь ее следы.
Товарищи трудов и бденья,
Ты, аль-Аля, и ты, Хишам!
Оплачем здесь любви томленья,
Еще неведомые вам.
Исчезли утренние грезы,
И тихо лью на склоне дней
Скупые старческие слезы
Над гробом юности моей.
АБУ НУВАС
С чем виноградин сравнить намеки на несравнимость,
Абу Нувас?
Как будто юность их изваяла из песен жизни, Абу Нувас.
Едва коснешься — и хмель проснется и в жаркий пурпур
окрасит губы.
Как будто губы ширванских женщин, они пьянящи,
Абу Нувас.
Как будто кубок вина хрустальный, они прозрачны,
Абу Нувас
Как будто Земзем1, как будто Каусар струят в них
сладость, Абу Нувас.
1 Земзем—священный колодец в Мекке,
Каусар — название реки, протекающей в раю.
Прикосновенье родит желанье, как бы с губами сливая губы.
Как будто груди моих любовниц, они округлы,
Абу Нувас.
Как будто звезды в пучинах неба, они мерцают,
Абу Нувас.
В них шепот ветра, улыбки солнца, земная свежесть,
Абу Нувас.
Не прикоснешься — жить не стоит, а прикоснешься –
сгоришь от страсти.
Как будто бедра моих наложниц, они упруги,
Абу Нувас.
В багдадский полдень, в тяжелый жар,
Когда свернулся клубком базар,
Молчат, уткнувшись в лазурь, дворцы,
Под сказки дремлют в садах купцы,
Восток и запад спрямляют лук
По минарету ползет паук,
Комар супруге поет: «Ля-иль!»2,
В кофейнях нищий глотает пыль,
2 «Ля-иль!..» начало призыва к молитве.
Уходит Дигла3 в свои пески,
Ложится буйвол на дно реки,
И лишь, бросая в песок следы,
Бежит разносчик: «Кому воды!»
В багдадский полдень, в урочный час
Пришел к халифу Абу Нувас,
Поэт придворный, певец вина
И женской ласки — любви струна.
Рукой прикрывши усмешку глаз,
Другою — сердца певучий саз4,
Он сплел из лести узорный бейт 5,
Каких не слышал и сам Кумейт6.
Халиф поэта не услыхал:
Он забавлялся с прекрасной Хал7.
Царь эфиопов ему прислал
В подарок этот бесценный лал.
3 Дигла — река Тигр, на которой стоит Багдад.
4 Саз — музыкальный инструмент.
5 Бейт — по-арабски стих.
6 Кумейт ибн Зайд ал-Асади (679—743) — один из выдающихся поэтов раннего ислама.
7 Хал — «родинка», имя чернокожей рабыни; лал — «рубин».
Невольниц властных слуга и бог
Холодным взглядом певца ожег.
Упали тени певцу в чело,
Обиды чувство его сожгло.
Вскипело сердце — и тот же час
Дворец покинул Абу Нувас.
Но, полон думы о тех двоих,
Он на воротах оставил стих:
«Мой ненужный стих зияет посреди твоих дверей,
Как зияет ожерелье на любовнице твоей».
Прошло мгновенье —и страж донес:
«Венцу вселенной — ничтожный пес.
Твои ворота черней чернил:
Нувас безумный их осквернил.
Ключу Сезама, презрев хвалу,
Поэт ослепший изрек хулу.
Не знает страха! И чужд стыда!»
Халиф разгневан: «Подать сюда!»
Приказ исполнен — и в тот же час
Вошел в ворота Абу Нувас,
Но мимоходом, достав чернил,
Он букву в каждой .строке сменил.
Халиф ломает любви кольцо,
Чернее бури его лицо.
«Печать шайтана, собачья кровь!
Так вот кому я дарил любовь!
Пророк недаром — да чтится он!–
Из Мекки выгнал поэтов вон.
Клянусь: не будет тебе удач!
Молись аллаху: к тебе в закат
Прибудет, — волей моею свят,
За головою твоей палач».
Поэт смиренно простерся ниц:
«О, свет в решетках моих ресниц,
Зенит ислама, звезда времен,
Копье и панцирь земных племен!
И смерть услада, коль бремя с плеч
Твоей рукою снимает меч.
Но, правоверных сердец эмир,
К словам аллаха склонивший мир,
Тебе известен удел певца:
Безмерна тяжесть его венца.
Глотая зависть, в годах враги ,
Подстерегают его шаги.
Капризно слово: перевернуть
Его значенье — трудней вздохнуть.
Ты сам на надпись мою взгляни,
Потом — помилуй или казни».
Гоня внезапно восставший стыд,
Идет к воротам Харун Рашид 1
А там, как будто два голубка,
Прижались нежно к строке строка:
«Мой ненужный стих сияет посреди твоих дверей,
Как сияет ожерелье на любовнице твоей».
1 Харун ар-Рашид (786—809) — халиф из династии Аббасидов.
Поэт халифу к ногам упал.
Халиф поэта поцеловал.
«Ты — мозг поэтов. Но ты бедняк.
Клянусь, аллахом — не будет так!
Ты был нижайшим в моей стране.
Теперь ближайшим ты станешь мне.
Врагам навеки закроешь пасть:
Тебе над ними дарую власть».
Он долго смотрит в глаза ему,
В рабе такому дивясь уму,
В ладоши хлопнул — и в тот же час
Осыпан златом Абу Нувас:
Повел бровями — и в тот же час
Бессмертным назван Абу Нувас.
Потом простился — и в тот же час
Багдад покинул Абу Нувас.
МИНИАТЮРЫ о любви
Выпить всю тебя до дна?
Почему ты так хмельна?
Или розовое тело —
Отблеск алого вина?
*
«Так лежать,— шепчу тебе,
Неприлично ведь тебе.
Ты позволь из поцелуев
Плотный шелк соткать тебе».
*
Вот эти гроздь и девушка — в них кровь
Одна и та же, ты не прекословь.
Один и тот же хмель нам сыплют, зрея,
И гроздь — в вино, и девушка — в любовь.
*
Ты меня свела с ума.
Ты мне воля и тюрьма.
Огляни свои красоты —
Все поймешь тогда сама.
*
Твой отец, седой хаджи,
Разве мастер он, скажи?
Эти чаши и бутоны
Он ли выточил, скажи?
Кто творец, коль ты рассказ?
Кто связал в последний раз
Взлет бровей, упругость бедер,
Смелость губ и нежность глаз?
*
Виноградная гроздь осененная первым пушком, Соловьиная песня над первым весенним цветком, Серебристые капли ночной ароматной росы —
Это все о тебе говорит мне своим языком.
*
Плыть, к тебе одной спеша!
Жить, тобой одной дыша!
Ты сама еще не знаешь,
До чего ты хороша.
*
Вот здесь тебя впервые обнял я.
Здесь нас навек соединил Судья.
А это — след твоей лилейной ножки,
Когда ты шла с кувшином от ручья.
***
Я задал тебе вопрос:
«Больно жжется пламя кос?»
Щеки розовые рдеют
В жарком золоте волос,
Научи, каким мне быть?
— Постарайся не забыть:
Полюби, чтоб стать любимым,
Будь любимым, чтоб любить.
*
«К тебе, которой день и ночь молюсь,
Без разрешенья я не прикоснусь!»
Красавица подумала с досадой:
«Иль евнух ты, или глупец, клянусь!»
*
Слов у милой с губ не рви,
Ты в глазах ответ лови,
А взглянуть в глаза не смеешь—
Не достоян ты любви.
*
В море губ ты слов не рви,
Там растут цветы любви.
Коль до них не дотянуться —
Лучше к берегу плыви!
*
Я рассудка и слова в любовных делах не терплю.
Мне красавица — книга, где буквы я сердцем ловлю:
Я в румянце, во вздохе, во взгляде ее и улыбке
Без ошибки прочту долгожданное слово «люблю».
*
Полузакрыв глаза, прильни, подруга,
Дай захлебнуться в губ твоих вине!
Мы через губы изопьем друг друга,
Я растворюсь в тебе и ты во мне.
*
Едва коснувшись моего огня,
Она пылает вся, как светоч дня.
Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
И ты в других переживешь меня.
*
Ты вся горишь от ласк еретика.
Так вот где ключ от твоего замка!
Ты сбрось одежды, чтоб не запылали
На жарких бедрах легкие шелка.
***
Низвергалась вода, покружившись в запруде,
На покорные губы, упругие груди,
На созревшие бедра, тугие колени...
Почему я не влага прохладная, люди!
Струй побледневшие руки на розовом теле твоем,
Волн посиневшие губы на розовом теле твоем.
Солнечных зайчиков с милой ревниво сгоняя,
Вздохи зефира на розовом теле твоем.
Поток, любуясь, отражал тебя,
Нагую здесь он обнимал тебя.
Велик Создатель, сотворивший губы
Из этих волн, чтоб целовать тебя.
*
Тревожным сном — близка гроза —
Ночных цветов полны глаза,
И на ресницах спящей розы
Благоуханная слеза.
*
Под кожей губ душистое прохладное вино.
Искрясь, переливается и пенится оно.
Но тем хмельней, чем девственней, свежей оно —
не странно ли?
Так ведь рассветным пурпуром оно сотворено!
***
Когда двоих сближаются уста,
Плетут венок у алой розы рта
Вино и мед, желанье и покорность,
Огонь и вихрь, порыв и красота.
Надменна ты. Что ж, рань мне сердце, рань!
А ты, петля, строптивую аркань:
Охотник я, и мне наградой будет
За меткий взмах стреноженная лань.
Своей весны мне никуда не деть,
Дум о тебе в бесстрастье не одеть;
Пока тобой не овладело время,
Клянусь тебе тобою овладеть.
Я плыву по реке, где хрустальна волна,
Чтоб увидеть подругу. До самого дна
Буду в море искать я такие же волны:
Ведь в хрусталь их когда-то гляделась она.
*
Бесстрастно смотрит идол на тебя.
Не знает он, что нужно для тебя.
Ведь ты, живая, зреешь для живого
И мир живых мужает для тебя.
*
Ты — тайный плод у матери своей,
Не из законных ты ее детей,
Ты рождена любовником — я вижу
По блеску глаз и свежести страстей.
*
Так помни... Слышишь? Вечером...Я жду.
В листве из грез, в пылающем бреду
Хмельную гроздь созревших поцелуев
К своим губам склони в моем саду.
***
Мать задумалась, склонившись над малюткой,
глубоко.
Мир глаза ее не видят, хоть раскрыты широко.
Из груди благоуханной в рот уснувшего младенца
Жизни каплями стекает и щекочет молоко.
Она дитя свое целует не потому ли, что нежна?
Она любимого целует, когда желания полна.
Когда ж она завидит старца, исходит холод к ней на губы:
Целует старость безмятежно, лишь из почтения она.
*
Вёсны мои, песни твои — где?
Алость крови, ярость любви — где?
Иглы речей, игры ночей,
встреч и разлук пестрый ручей,
Мускулов сталь, сердца хрусталь — где?
*
Как только любовницу-розу введешь в положенье жены, Исчезнет ее обаянье, умрет острота новизны,
Слиняет кипящая злость, взыграют и ревность и
алчность,
Врагом веснопений предстанет былая богиня весны.
***
Где спрятана тайная грань,
Меж детством и юностью грань?
Когда угловатый подросток
Врастает в точеную лань?
Вливается юности кровь —
Врывается в сердце любовь.
Ее ты умом не обнимешь,
Себя для нее не готовь.
К ноздрям зенита раб-восток
Вздымает солнечный цветок.
Всю глубину и синь зенита
Творец для глаз твоих совлек.
*
Восходы стыдливым румянцем зови
Услышавшей первое слово любви.
Румянцем при вести о первой измене
Тяжелые краски закатов зови.
*
С темницы дня упал замок,
Струится золотом восток.
На розовой груди рассвета
Трепещет огненный сосок.
***
Мы пьем вино, созревшее давно,
Коль полюбить нам в юности дано.
Но поздняя любовь созревшим людям
Щекочет кровь, как свежее вино.
Любви всегда сильна над нами власть,
Всем возрастам ее годится снасть.
Вопрос лишь в том, чтó женщину привяжет
К тебе сильней — рассудок или страсть.
Ум не советчик нам в любви,
Но будь разборчивым в любви.
Стыдись, когда тебя не любят
Достойные твоей любви.
*
От губ твоих не оторваться, нет.
К другой уже не перебраться, нет.
Пусть полон мир изысканных красавиц —
Мне на земле тебя дороже нет.
*
Долго ль мне пытаться свить
Из одной шерстинки нить,
И на ложе одиноком
Тело юное томить?
*
Все на тебе размечено огнем.
Закрой глаза и позабудь обо всем.
Мы это первых наслаждений ложе
В себе до дней последних пронесем.
*
Опустошен, отвергнут, нелюбим.
Ужель твой ложный стыд непобедим?
Я превращу себя в твои одежды,
Чтоб прикоснуться к таинствам твоим.
***
С ночных небес — кто ведает, куда? –
Рассвет сгоняет звездные стада.
Ты стала здесь желаннейшей из женщин,
Ко мне с небес упавшая звезда.
Все звезды мира, горние луга –
Из ожерелья милой жемчуга,
И свет ее рассыпанных жемчужин
Маяк путям и друга и врага.
*
Постарела. Не стало огня,
В сердце — стужа осеннего дня.
Но в глазах золотые безуминки
И сегодня тревожат меня.
*
Сонмы звезд — какая им цена:
Это жемчуга морского дна?
Или это угли из жаровни
Невзначай рассыпала луна?
*
Твоя любовь — целительный бальзам.
Я обнимал и волю дал слезам,
Я сжал тебя,— а ты, тебе не больно?
Пожалуй, нет, я вижу по глазам.
*
О любви не говори,
Слов ненужных не дари.
О любви мне скажет тело
Цвета утренней зари.
*
Ученый за столом в раздумье морщит бровь.
Поэт вливает в стих свою живую кровь.
Ученым для трудов нужны покой и книги,
Поэтам для стихов — тревога и любовь.
***
Коснулся я губ, что пьяней вина,
Смятеньем и счастьем душа полна.
«Но что же один поцелуй? Ничто!»-
Сказала, смеясь, она.
Как, женщины, ваша любовь хмельна!
Второй поцелуй не достал до дна.
Заметила дерзко: «Казалось, щедр,
А вижу – ты скуп!» она.
Я в третий раз к тем устам приник,
И долго пил их живой родник;
Вздымался, дышал тяжело и ник
Пылающе-нежный лик.
***
Жизнь коротка и жизнь одна у нас.
Как странно все! К чему ж нам пламень глаз
И в ночь любви и в день кровавой битвы,
Что шум пиров и вдохновенья час?
Нет, божьею мудрость восхвали усердно:
Пред сенью погребальных покрывал
Творец земли и неба милосердно
Нам страсть и память в утешенье дал.
***
В час объятий вздрогнул. «Что ты?»-тревожно
молвила подруга.
– «Два савана, мне показалось, скользя, касаются
друг друга.
Да прочь! Покуда кожу греет живая розовая кожа,
Не на холодный саван склепа, а на вино она похожа».
Года о любви не заставят забыть.
Запретам и мукам любви не убить.
Живые, созревшие в солнечном мире,
Любили и любят и будут любить.
Любовь бессмертна. Огненная кровь
В живых ее рождает вновь и вновь.
Она — венец стальным и чистым душам:
Чем круче жизнь, тем сладостней любовь.
*
Прошли за годами года
Терпенья, тоски и труда.
Но если бывал ты возлюбленным, друг мой,
О них не жалей никогда.
Расцвела, как хмельная весна,
И всегда беспричинно одна.
Для кого ты себя бережешь?
Или молодость наша вечна?
*
Да, ты придешь – ведь я терплю и жду.
Мой ум да сгинет в губ твоих меду,
Да изольешь свое благоуханье
В моем весной заснеженном саду.
***
Мы в старости — наложники тепла:
Теплом ласкаем дряхлые тела —
Не потому ль, что молодость когда-то
Нас поцелуем трепетным ожгла?
Воспоминанье! Ты желанный друг,
Когда твердишь о прелестях подруг.
Но ты мой враг, когда докучно шепчешь,
Что все прошло и жизни замкнут круг.
«Люблю!» — и слова нет другого, нет!
И вихрь, и солнце в этом слове... Нет!
Выздоровленье друга... Нет же! Освобожденье
из темницы...
Ах, ничему с любовным зовом век не сравниться,
нет!
Ты чаю мне, трактирщик, приготовь:
Нам говорят, что он волнует кровь,
Что может быть и крепким, и горячим,
И сладким он, как женская любовь.
*
Не тебе ли пятнадцать исполнилось только вчера?
В полукружьях упругих тебя изваяло Вчера,
Но совсем не умеешь еще распалять, прижимаясь!
Поучись у сестры, и меня научившей вчера.
*
Целуй! — пока пылаешь, вся дрожа.
Целуй! — пока твоя любовь свежа.
Целуй! — пусть нам завидуют монашка
И постаревший в юности ханжа.
***
Ты вся дрожишь в моих объятьях, лал.
От холода? Но ты пылаешь, лал.
От страха? Но на этом страстном ложе
Еще никто пока не умер, лал.
Кого стыдишься ты? Меня? Но я — ведь это ты!
Я— отражение твое и тень — почувствуй ты!
Я — отблеск роз твоей весны, отсвéт заветных дум,
Я — отзвук сердца твоего — зачем стыдишься ты?
Я— нежность роз твоей весны: в глаза мне погляди.
Я — пламя роз твоей весны: мне в сердце погляди.
Я — запах роз твоей весны: так пахнут думы о тебе.
Я — трепет роз твоей весны: на губы погляди.
*
Невольник, рвущий ярмо на части,
И честолюбец, достигший власти,–
Никто не счастлив так упоенно,
Как два влюбленных на ложе страсти.
*
Подумал друг, что любим,
Что ты правдива хоть с ним.
Ты, усмехнувшись, легла
На ложе друга с другим.
***
Ты чему улыбнулась в девичьем предутреннем сне —
Не своей ли приплывшей на розовых крыльях весне? Своему ли младенцу в далеком и темном грядущем?
Иль тому, что пришла наконец к неуемному мне?
Ты склонила на стол сеновалы янтарных волос.
Наступили раздумье, и мрак, и мерцание рос. Предзакатное небо на синюю скатерть залива
Уронило шафран и тяжелое золото кос.
На подушке разметался черный мрак волос.
Это ночь, она уходит под крутой утес,
Потому что в сне под утро на устах твоих улыбка — Вестник дня, который светел и звонкоголос.
*
Седина... Где смоль кудрей? Неужели это ты?
Тусклый взор... Где блеск очей? Неужели это ты?
Где, скажи мне, стройный стан, лебединые движенья?
Где огонь твоих страстей? Неужели это ты?
*
Ты оставила юности нежный и огненный взгляд, Ароматного тела налившийся свежестью сад.
Почему не вернешься за ними? Растащат девчонки! Неужели так скоро забыла дорогу назад?
*
Исступленные ласки твои!
Нарочитые ласки твои!
Ах,они у разумных сердец
Холодней, чем касанья змеи.
*
Та — женщина, с которой миг побыть
Достаточно, чтоб сердцем не забыть.
Она желает вечно быть желанной
И никогда не может не любить.
Как мы постарели, я и ты,
От слепой житейской суеты!
В узком горле душного кувшина
Умирают яркие цветы.
*
Нам целовать чужих запрещено.
Хмельные губы шепчут: «Все равно!»
Звенит хрусталь, и пламенеет жарко,
Переливаясь искрами, вино.
*
Пылай, безумствуй, ласками пои!
Я выпью все. Другому не таи!
Вот трон для страстных, вот мои колени.
А эти чьи? Мои или твои?
*
Умчалась юность в мир теней.
Угнаться сможет ли за ней
— О, если бы смог! — крылатый бег
Летящих взапуски коней!
*
Две половинки губ — не так ли мы неразлучны? —
вот кто мы.
Мы два зрачка, два чутких уха, пупок и копчик —
вот кто мы.
Две обнимающих руки и два бедра, кипящих страстью, Два розовых куста и пчелы сосков на каждом —
вот кто мы.
Льется струя огня.
Чашу к себе склоня,
Губы, глаза и руки
С жадностью пьют меня.
*
Душа сомненьями полна,
Меж ними мечется она.
Из моря в море беспокойно
Переливается волна.
*
О, сколько на губах следов остывших губ!
Прохладно-нежных губ! Сухих и жарких губ!
Доверчивых и злых, тоскующих и страстных,
О, сколько губ легло на ложе этих губ!
*
Мой скоро оборвется след:
Я телом юн, а сердцем сед.
С тобой последняя разлука
Страшнее всех грядущих бед.
***
Природой нам распределен удел:
Ты смущена, чтоб я тебя хотел.
Мы все — плоды на вечном древе тайны
Соединенья двух сердец и тел.
Любовь бесплотным чудом не зови,
Любовь у нас посеяна в крови.
Любовь несут в себе живые люди,
А без людей не будет и любви.
*
Для сердца все твое пьяней вина:
И искры слез, соленых, как волна,
И капли влаги после омовенья,
И пряный пот, и сладкая слюна.
*
Высокогрудой: как хмельна
Чета упругих чаш вина!
Иль это в двух кувшинах бьется
Неукротимая волна?
***
О, сколько роз рассталось с жизнью, чтоб возродиться
на тебе!
Оттенки розовых пыланий пересчитать ли на тебе?
И шелком нежным стан, который нежней вдвойне,
обтянут туго.
Благоуханье, нежность, краски, весна и солнце на тебе.
Возьми мои страсти, а думы оставь.
Возьми мое сердце, а разум оставь.
И чтоб до конца уж делиться по-братски:
Возьми мою жизнь, а бессмертье оставь.
*
Небо,— вкрасном. На рассвете почему горит оно?
Из небесного ли кубка жарко брызнуло вино?
Или это твой румянец в миг смущенья, в час досады?
Иль моею кровью небо так пылать осуждено?
*
Хмельные губы светятся вином.
Или вино пылает их огнем?
Или восход их разрумянил жарко?
Или отсвет кипенья роз на нем?
***
Раскрыв бутоны, благоухая на весь цветник мой,
и ты созрела,
Сегодня утром впервые юность в тебе проснулась,
в тебе запела.
Ты искупала свой сонный пурпур в прохладно-гулких
морях рассвета
И подарила заре за свежесть и цвет и трепет
нагого тела.
Глаз изостри и ухо выточи — увидишь, как ползет
росток,
Как жадно грудь сосет земную, мужая, каждый
лепесток,
Как смехом пенится бутон, переходя из детства
в юность,
Как задыхаясь, умирает тобою сорванный цветок.
*
Приметы жизни ярки, остры, зычны,
Но наши чувства к малому привычны.
На нас природа смотрит с сожалением:
Мы слепы, глухи и косноязычны.
***
Ты, кто мной сейчас пьяна,
Крутогруда, как волна,
Как волна, зеленоглаза:
И задумчиво-нежна.
Я — утес, а ты — волна:
Ты движением полна,
Как волна, меня целуешь
И исчезнешь, как она.
*
Устал без любви я. Ты, встречная, сядь,
Шершавшую кожу атласной погладь.
Хоть в самой неискренней, купленной ласке
Склони надо мной золоченую прядь.
*
Пожар в окне зари расправил багряно-алое плечо,
Восход швырнул в окно солому, не догоревшую еще,
Она румянится и тает, переливаясь в зыбкий пурпур,
И золото струится щедро ее с небес и горячо.
***
Угрюмые годы над бездной скользят.
Цепляюсь: «Постойте!» — как тени, скользят.
Их тяжесть не сдержат бессильные руки!
Влекомые пропастью, годы скользят.
Дай сок забвенья мне, лоза!
Забвенья нет. Близка гроза.
За мною ходят неотступно
Твои холодные глаза.
Зелено-синью отекло
Небес хрустальное стекло.
День, умирая, опускает
Янтарно-алое крыло
.
*
Эй, не играй со мною в страсть!
Когда она захватит власть,
Поберегись! Я не гаков,
Чтоб не упиться властью всласть!
***
Неважный сегодня улов:
Молчу. И поверить готов,
Что в сердце, усталом от боли
Уже не осталось стихов.
Уж не ищу, не жду и не хочу,
Свершенья мне уже не по плечу.
Вступает ночь в цветник обледенелый...
Гаси, старик, последнюю свечу.
Изгой, живу. А ты навеки слег.
О, за тебя когда бы лечь я мог!
Позволь хотя б сложить цветы и вздохи
Здесь, у твоих давно истлевших ног.
Страх перед смертью — преходящий страх:
Земля всосет и перемелет в прах
И светлый мозг, впитавший мудрость мира,
И тяжкий вздох, застывший на устах.
*
Только что созревшее сорви,
Именами страстными зови.
Мне всего дороже в этом мире
Светлое безумие любви.
*
Ты праздник мой — хваленье небесам!
Не гладь меня по жестким волосам,
Дай руку мне с трепещущей ладонью,
А остальным я овладею сам.
*
О, если б стал прохладой зной,
А исцеленным стал больной!
О, если б умерла тоска!
О, если б ты была со мной!
Не придумывай ласк для меня!
Не целуй и не помни меня!
Я тебя не люблю! Не люблю!
Ты уже не тревожишь меня.
*
Ты полюбила в пять минут.
Ты любишь там и любишь тут.
Твои глаза сказали правду,
А губы лгут.
*
Ты, юности смявши початки,
Играешь со старостью в прятки.
Противны твои поцелуи,
Накрашенной лжи отпечатки.
*
Кто отпустил ко мне сейчас тебя?
Еще один глупец —кто ждет тебя?
Когда вчера от нежности рыдал я,
Кто мял тебя?
*
«Богиня! Океан моей любви испей!»
«Богиня! Не лиши меня твоих цепей!»
Навязывать любовь, просить любви взаимной –
Что в мире может быть бесцельней и глупей?
Сказать «люблю» себе позволь,
Когда в любви забудешь роль,
Когда твоею болью станет
Подруги спрятанная боль.
*
Мгновенье! Хрупкий лучик! Падучая звезда!
А с двух сторон мгновенья — угрюмые года.
Не мужем неизменно ценимой быть и верно,
Любимой быть любимым хотя бы иногда!
*
Рассудком в любви не живи,
Ты сердце для ласк позови.
Холодный расчетливый ум —
Угрюмый могильщик любви.
***
Как первый росток, берегите любовь!
Как хрупкий цветок, берегите любовь!
От глаза спокойного, рук равнодушных
Хирурга-ума берегите любовь!
Открыто и тайно любите любовь.
Бесстыдно и робко любите любовь.
Как сердца биенье, как сердца пыланье,
Как молодость сердца, любите любовь.
***
Пыланием губ расскажи о любви.
И дерзостью рук расскажи о любви.
Блаженным безумием буйного тела
И памятью сердца скажи о любви.
Вошла в меня больным цветком,
Душистым разрослась венком
И навсегда во мне раскрылась
Благоуханным цветником.
**
Ненаглядный, дорогой!
Видел ты меня нагой?
Посмотри, как я прекрасна!
Что же ты ушел к другой?
-«Увидав тебя нагой,
Не ушел бы я другой,
Но боится от желанья
Твой ослепнуть дорогой»
.
***
Над бездной Смерти стоя, я постиг:
Ученья лет милее страстный миг.
Твоей любви пленительная свежесть
Дороже мне и диспутов и книг.
Они даны, чтоб сердцем ты не стих —
Лукавый стыд манящих нас ловчих,
Любовь красавиц — перечень прилежный
Пощечин их и поцелуев их.
В синих глазах и отлив, и прибой,
Моря и неба простор голубой.
Доброе утро, светлое утро
Пусть и под вечер будет с тобой.
*
Тень ресниц затушевала розы трепетный атлас.
Оглянись, о чужестранка: вижу лучшую из вас.
Нежный профиль, хрупкий профиль, тонко выточенный
профиль
Говорят мне, как прекрасен полуспрятанный анфас.
***
Довольно! Хватит! Не люблю я больше никого.
Был у меня последний друг — я разлюбил его.
От этой тягостной любви я отвратил себя.
В какие ж книги убежать от сердца своего?
«Любили женщины меня, но что мне из того,
Коль друга нет на склоне лет со мной ни одного?
Я роздал женщинам себя. Как из глазницы глаз,
Так юность вытекла навек из тела моего».
Я не скажу, как тот поэт: Не знал я многих перемен
Ты у меня была одна, и ты всегда со мной, Илен..
Я гроздья нес поцелуев на щедрых моих губах
И влагу жизни в себе я сберег от казнящих плах.
Рассыпал все поцелуи, раскапал всю влагу жизни, Утешился тем, что понял, что все это тлен и прах.
*
Мы говорили только пять минут.
Не знаю даже, как ее зовут.
Но лишь вспомню милое мгновенье —
И слезы счастья светлые бегут.
*
В полнощном сумраке стоим.
Над алчной бездною стоим.
Глаза в глаза и губы в губы,
И сердце к сердцу — мы стоим.
***
Ты — огонь, в пожаре живший?
Солнца луч, в тебе застывший,
Лепестки цветка пронзивший?
Солнце нежащий алмаз?
Ты — звезда иль полдень жаркий?
Горизонт зарницы маркий? .
Я гляжу, немой и жаркий,
В море глаз и в небо глаз.
***
Пои и пей меня, любовь,
Опустошай меня, любовь.
За скоротечной жизни радость
Благословенна будь, любовь.
*
Строптивицу, если ее захочу,
Не то что из дома, а с неба схвачу.
Охота за этой надменной и строгой
Не знаю, как прочим, а мне по плечу.
*
Как будто мальчишка, от страсти дрожу.
Сжигаемый страстью, по жизни брожу.
Полвека прошел я — и страстью кипящей,
Умом освященной, вдвойне дорожу.
*
Коль с врагами ты крут, коли яр, коли грозен и лих,
Коли медленной казни для недругов хочешь своих,
Посели с нелюбимыми в камере жизни
Их.
**
«Уйди! Поцелуя просишь,
Но это ведь путь ко власти
Твоей над девичьим телом,
А власть — это путь к беде:
Узнаешь меня — и бросишь,
Насытивши зверя страсти!
Ограбленной в опустелом
Гнезда не сыскать нигде».
**
Тебя кто к жизни так, как я к любви, воззвал?
Кто тела твоего так выточил овал?
Чтó чародей резца пред тем, кто в жаркой страсти
Тебя на радость мне когда-то изваял!
*
В тебе мои исполнились мечты:
Я победил— моею стала ты.
Ты вся моя — от алифа до нунов
Твоей простой и светлой красоты 1.
*
«Пока я безумна, до самой зари
Девичью любовь, обжигаясь, бери.
Я все отдала, а прошу о немногом:
Ты только с собой обо мне говори».
*
Не любишь, а снова пришла ко мне.
Не в силах я встать. Подойди ко мне.
Книгу любви моей и твоей,
Глаза наклони ко мне.
1 С алифом, первой буквой арабского алфавита, изображаемой в виде вертикальной черты, сравнивается стройный стан девушки. Нун, одна из последних букв, имеет в отдельном начертании вид полукруга: нуны — овалы девичьего тела.
***
Когда затуманит глаза
Сестра одиноких — слеза,
Душе вспоминается юность,
Куда возвратиться нельзя.
Какую теперь ни сотри,
Не стало веселья в крови.
Я завтрашней, горечью мучусь.
Прочитана книга любви.
Печальная повесть любви,
Отравленный кубок любви —
Мы это узнали, прельстившись
Шелками на язвах любви.
Телом прекрасна и взором светла —
Как жестока ты со мною была!
Поздняя роза, холодная роза
В стылом осеннем саду расцвела.
Словами холоднее льда,
Улыбкой зыбкой, как вода,
Простились мы, расстались мы
До граней жизни. Навсегда.
*
Когда ты мне не лишь подруга, но и друг,
И ты ко мне бежишь от мужа и подруг,
Какое дело мне, что ты жена другого,
И что тебе с того, что я чужой супруг?
*
Ты светоч мой, и пламень мой,
И острый сок лозы хмельной,
Благоухающее утро
Над золотящейся землей.
*
Холодным блеском зла глаза зажглись,
Сомкнулись губы, руки разошлись,
И ты ушла на юг, а я — на север,
И никогда уже нам не сойтись.
*
Из памяти сердце повести пьет,
К бумаге сердечное слово льнет.
Древний ручей, затерявшийся в чаще,
Светлые воды задумчиво льет.
*
Ложе — для буйных и ласковых дел,
Ложе— для двух веселящихся тел.
Ложе такую мне боль причинило,
Что одиночества я захотел.
*
Когда мне больно, черных слез не лью,
Зову я юность трудную свою.
Из кубка памяти вино воспоминаний,
Светлея, пью.
*
Где он, дальний небосклон,
Как девичий легкий сон,
Светлых роз и темных елей
Ароматом напоен?
*
Женись! — ужасней пожеланья нет:
В тебе умрет мыслитель и поэт,
И ты не раз обманешь человека,
С которым прожил вместе двадцать лет.
*
От сердца отвернись, прильни к уму,
И не дари досуга никому.
Уйди в себя и в пустотемень сада!
Чем с нелюбимой, лучше одному.
*
Любовью ко мне не клянись! Клянись!
Что вся ты в огне не клянись! Клянись!
Не любишь меня, но слова любви
Всегда говорить мне клянись, клянясь!
Объятий новь, поцелуев новь
И тела новь распаляют кровь.
Люблю красивых, лукаво-нежных
За то, что они рождают любовь.
*
Целую руки, целую плечи,
Дарю ей ласки, шепчу ей речи:
«Для встреч разлуки необходимы,
Разлук необходимей встречи».
*
Красавиц лови и мгновенья лови!
Покуда желанье пылает в крови,
Ты пей исступленно, ты пей ненасытно
Безмерную свежесть и радость любви!
*
Ты слезы лей и кричи: «Не смей!»
А я уже всех для тебя милей.
Надменной будь, неприступной будь,
А будешь — клянусь! — моей.
*
У жизни дно, как у бокала дно.
Что наша жизнь? Лукавое вино!
Хмельной расцвет
и горькое похмелье
На склоне лет
приносит нам она.
На склоне лет спеши — и не спеши,
С неторопливой мудростью пиши
Сердечный стих, единственный целитель
Слепым умом израненной души!
*
Этот миг золотой, что навеки запомнится нам,
Этот день я за десять и за сто других, не отдам:
Ты на плечи мне вскинула теплые, светлые руки, Долгожданные губы несмело прижались к губам.
*
Блестящие глаза! Кому струите свет,
Густой и острый блеск ярчайшей из планет?
Вы, губы, для кого несете поцелуи?
Кто этих тонких рук избранник и поэт?
***
Тебя я увидел впервые — и вновь
Проснувшейся страстью взволнована кровь,
И снова несу в растревоженном сердце
Надежды и муки, печаль и любовь.
Я берегу, как младенца, поток
Во мне тобою начертанных строк,
Твоей — боюсь и подумать — любви
Несмелый пламень и робкий росток.
Вот, наконец! Кружится голова.
Ты рядом, ты, знакомая едва.
Глаза блестят, и ласковые губы
Мне робко дарят милые слова.
Вот счастье долгожданное! Оно
Лишь тем, кто смел и терпелив, дано.
Твоя любовь, взлелеянная мною,
Мне хлеб и воздух, солнце и вино.
*
Как много во мне нерастраченных сил!
Ужели всю жизнь я для старости жил?
Сказали мне руки, и губы, и сердце,
Что так я еще никогда не любил
.
**
«Мои красоты — взгляни! —
Тебя заждались они.
Как мало рук у тебя!
И губы — только одни!»
«Люблю!» и «любим!» Онемей, Аррани,
И эти два слова в себе огляни.
Как солнце в темнице, венец на царице,
Как небо в зарнице, сияют они.
**
Есть у поэта мысль? Или поэт
Одной лишь страстью покоряет свет?
Бесстрастной мысли в мире не бывает,
Так и бездумных чувств на свете нет.
Лежу — и не найти ответа,
Хожу — и не найти ответа:
Ты любишь? Или в ткань любви
Тебя одел порыв поэта?
*
Уже не люблю я никого
И не желаю ничего.
Похолодало, потемнело
Под небом сердца моего.
*
Ширванский воздух медом напоен,
Он лечит всех, кто за любовь казнен.
Усталый светоч — стынущее сердце
Ласкает робко и тревожно он.
*
И днем и ночью я вспоминаю тебя.
И днем и ночью я жду вестей от тебя.
А может, ты уже — другая с другим?
А может, смерть уж поцеловала тебя?
*
Я говорю, что не вечна любовь.
Тускнеет в нас пленительная новь.
Испив до дна весь кубок тайн подруги,
Устало меркнет стынущая кровь.
*
Любовь бессмертна. И страниц ее не перечесть.
В ней счастье мира и закон, в ней смысл его и честь,
Пока ты жив, спеши любить. Для обновленья душ Разнообразье встреч и ласк у этой жизни есть.
*
Смерть погасила светоч его ума.
Чтó нам, слепым, теперь и солнце, и тьма?
Чтó древних книг неподвижная мудрость?
Смерть высосала трепет его ума!
*
Тяжелая правда мне легче легчайшей лжи.
Любишь меня, не любишь, светлая дочь хаджи?
Глянь мне в глаза — да буду я для тебя мишенью!
Слово спусти с тетивы, слово свое скажи!
*
И молитвы и вино
Мне наскучили давно.
Без любви нам в жизни холодно,
И пустынно, и темно.
*
До последнего вздоха — расцветая, живи
До последнего взгляда — наслажденья лови!
Этот узкий бокал торопящейся жизни
Переполни
светлым вином
любви.
*
Ярость вина в темнице тесной таят меха,
Ярость любви таится в тесных словах стиха.
Ярость приносит беды и золотую жатву.
Пусть же вовеки будет наша судьба лиха!
*
Чтобы любовь жила,
Злые твори дела.
Злой над добром смеется,
Злые боятся зла.
*
Хожу с тобой по острию ножа:
Любовь живет, пока она свежа,
Покуда к сердцу друга рвется сердце,
От сладких мук волнуясь и дрожа.
*
Сколько горестных утрат!
Снова прошлым я объят,
И струят воспоминанья
Тонкий грустный аромат.
*
Пусть хотя б на короткую ночь полюбя,
Неужели никто не коснулся тебя?
Разве глазом испить золотое вино?
Иль о страстной ночú вспоминают скорбя?
*
Нет, если сердцу нелюбимым быть
И слову темным, то не стоит жить.
Ты для меня через блаженство друга
Изведай счастье мыслить и любить.
*
На розе отечества люди-песчинки,
Сдувает их смерть с лепестков без заминки,
Но стих о любви – такова неизбежность –
С ней делит и свежесть, и запах, и нежность.
*
Сказали: «Но где же любовь, пересмешник?
Законы ты клял и осмеивал, грешник!»
Ответил: «Достойного век не обижу:
Я то, что враждебно любви, ненавижу».
В бубен ударь, да посильней, Газанфар
Рвет лепестки с дочки твоей, Газанфар,
Прапведный шах. Но ты не плачь, веселись:
Все оборвет – дочку вернет, Газанфар!
*.
«Жена - с другим!..» Как ты кричишь, Джахангир…
Ты не любим – кто ж виноват, Джахангир?
Ходи туда, ходи сюда, весь в рогах,
Ищи суда, коль нет стыда, Джахангир!
***
«Давно я перестал желания копить:
Свершения теперь не медлю я купить.
Скольких я женщин знал! И знаю! А не помню,
Когда в последний раз мне довелось любить».
Любовь – не знает он, кто хвастался сейчас –
Не только веселит, но очищает нас.
Глупцу, который зря растрачивает пыл,
Скажи, что в жизни он ни разу не любил.
**
Бывает, человек уж прожил много,
А в нем еще тревожно бьется сердце.
Но если он не знает разделенной
Любви, то мертв. И возвратится к жизни
Лишь тот, кого желанная полюбит:
Он легкомыслен от любви, как мальчик,
Безумен в ней и вспаиваем ею,
Потом, созревший муж, ценитель тонкий,
Он насладится огненною страстью
Трепещущей и распаленной девы,
И будет пить неспешными глотками
Вино утех и торжество победы.
Но, наконец, наскучив обладаньем,
Пресыщенный, в часы тоски растущей,
Он чувствует: крадется к сердцу старость,
Ужасный проводник на плаху смерти.
Вторая жизнь подарена любовью!
И если он любил, не забавлялся,
То третьей нет…
ИЛЕН
И мрак, и бури на лице твоем,
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 238; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!