Предварительный сбор информации

Этот раздел касается в большей мере работы над тематическим репортажем, так как, во-первых, у журналиста обычно есть время на подготовку перед выездом на место, а, во-вторых, тематический репортаж предусматривает глубокое и небанальное проникновение в ту сферу, о которой журналист пишет. От журналиста требуется не только описать увиденное, но и пояснить смысл и значение происходящего вокруг.

В журналистской среде существуют диаметрально противоположные мнения по поводу того, стоит или не стоит предварительно изучать то, что по теме репортажа было написано ранее. Считающие, что не стоит, обосновывают свою точку зрения так: журналист подвергнется воздействию стереотипов и начнет смотреть на происходящее так, как смотрели авторы прочитанных им текстов. Если же ничего не читать, можно сохранить непосредственность восприятия и увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле.

Сторонники же противоположных взглядов указывают, что незнакомый с темой журналист рискует сделать то открытие, которое будет открытием лишь для него самого. Например, обнаружит, что в Иране все женщины ходят в платках и ездят в отдельной половине автобуса. Кроме того, такого журналиста будет легко дезинформировать, ввести в заблуждение, и он потом опубликует как правду рассказы людей, которым не стоило бы верить. В результате «прибавочная стоимость» (информация, которую добыл журналист в дополнение к уже имеющейся) такого репортажа окажется близкой к нулю, и текст лишь будет дискредитировать издание в глазах образованных читателей. Кроме того, поездка без предварительного изучения среды, в которую отправляется журналист, может оказаться небезопасной. Особенно если речь идет о посещении «горячих точек» или расследовании криминальных конфликтов. Смягчить же воздействие стереотипов можно за счет большого количества источников. Вот как советует готовиться к командировкам Дмитрий Соколов-Митрич:

 

Отправляясь в командировку, не надо заранее становитьс экспертом в той теме, по которой предстоит работать. Это сделает Вас невосприимчивым к деталям (в лучшем случае) или предвзятым (в худшем). Оставьте себе пространство для удивления и неожиданных открытий. Оптимальная степень первичного погружения должна быть такой, чтобы не испытывать на месте чувство дезориентации. Не более того. Если переборщить, то репортаж получиться сухим. Если, наоборот, на этой стадии недоработать, Вас на месте могут легко ввести в заблуждение. Короче, не надо бояться быть дураком. Главное - чтобы не полным.

(Д. Соколов-Митрич Мастер-класс, соображение двенадцатое. http://smitrich.livejournal.com/679473.html)

 

Итогом предварительного ознакомления с темой должно стать понимание, кто, что и зачем делает. У журналиста появится система координат, в которую он сможет поместить своих будущих собеседников. Эта система координат – отправная точка. Ее можно считать взглядом обывателя на тему репортажа. И задача журналиста – изменить этот взгляд, уточнив одно и опровергнув другое. Но вначале нужно во всем разобраться самому.

 

Наблюдение за происходящим

Этот раздел описывает поведение журналиста на месте события или в среде, которую он изучает. Цель журналиста – собрать достаточное количество материала для репортажа. Если наблюдение проведено плохо, репортаж не получится, так как журналист ничего описать не сможет.

Прежде всего журналисту нужно определиться с точкой для наблюдения. При событийном репортаже она должна быть максимально необычной. Вот как решил эту задачу Олег Кашин, которому требовалось написать репортаж о митинге националистов.

При этом журналист знал, что текст выйдет спустя несколько дней после митинга, и поэтому материал необходимо было сделать таким, чтобы он был интересен и тем читателям, которые про митинг уже знают:

 

Ноги на ширине плеч, руки сжаты в кулаки и тоже на несколько сантиметров отстоят от туловища — чтобы не задавило толпой. Рядом такие же, как я, простые русские парни крупного телосложения. Так же, как я, они озираются по сторонам, не забывая, однако, постоянно смотреть на того человека, ради которого мы здесь. Он в середине нашего кольца. Александр Белов, лидер ДПНИ. «Где переход?» — тихо спрашивает он. «Направо», — так же тихо отвечаю я. «На переход», — командует он, и я хрипло ору — «На переход!»

Переходим на «Комсомольскую» радиальную, садимся в вагон, едем на «Парк культуры», поднимаемся по эскалатору. «Обеспечивай слева», — бросает мне бритый толстяк в черной куртке. Я обеспечиваю слева.

Впереди омоновский кордон, нас почему-то не пускают, Белов говорит: «Пропустите, с нами депутаты», и я повторяю: «Вы что, не слышали? Депутаты с нами!» Папаха Курьяновича действительно маячит где-то сзади. Мы прорываем кордон.

Вначале я увидел папаху, потом — значок «Линия Сталина» на черной куртке и только потом понял, что этот карнавальный костюм надет на депутате Госдумы Николае Курьяновиче, исключенном накануне из ЛДПР. Курьянович осмотрелся по сторонам и пошел к поезду метро. Я поехал с ним.

Оказалось, мы ехали не на «Парк культуры», а всего лишь на «Белорусскую» — встречать Дмитрия Рогозина, который там живет. Заметно поседевший Рогозин долго хохотал по поводу того, что вот и ему наконец пришлось спуститься в метро. В вагоне (ехали опять на «Комсомольскую») он продолжал балагурить, что-то вроде «и как они здесь каждый день ездят». На «Проспекте Мира» кому-то показалось, что это и есть «Комсомольская», начали выходить из вагона, кто-то заметил ошибку, Рогозин снова стал смеяться и подмигивать висящей на поручне девушке-фотографу. У нее, кажется, эксклюзив — подмигивающий Рогозин.

Оказавшись на поверхности земли, Белов раскинул руки и (явно готовился) воскликнул:

— Вот оно, русское небо! И неужели эти м**аки, эти Асламбеки Дудаевы, могут помешать нам его видеть?

«Асламбеком Дудаевым» Белов (которого оппоненты часто называют «Поткиным») называет Владислава Суркова из Кремля. Сурков будет главным героем всех речей Белова в этот день. Когда мы пойдем назад, уже после митинга, я спрошу его:

— А почему только Сурков? Почему вы, например, не ругаете Лужкова?

Белов ответит:

— Потому что только Сурков нам мешает. Он один!

— То есть остальные помогают? А кто именно? – интересуюсь, предвкушая сенсационный ответ. Белов реагирует мгновенно, замыкается:

— Никто не помогает. Все п***расы.

— В плохом смысле п***расы! — добавляет кто-то из моих «коллег»-охранников.

Но это будет потом. А пока мы идем на «Русский марш» в сквер Девичьего поля.

В сквере дедушка с мегафоном перед началом митинга долго рассказывал о том, что «картавость не свойственна славянам и казакам» и что «у Путина на лице пять признаков еврея». Ощущение было такое, что этот дедушка сюда специально и пришел для того, чтобы репортерам было кого снять в роли агрессивного антисемита.

А вот торговца «Протоколами сионских мудрецов», разложившего свой товар на ступеньках сквера, прогнали сразу. Плакаты с любым намеком на антисемитизм отбирали при входе на площадь — отбирали сами, не дожидаясь милиции и камер.

…Назавтра в интернет-издании «Стрингер» напишут, что «кремлевский спецпропагандист Олег Кашин» подозрительно не отходил ни на шаг от Белова из ДПНИ на протяжении всего «Русского марша». «Стрингер» будет гадать, что это за зловещий тайный замысел Кремля. Будет гадать и не догадается.

Я просто обеспечивал слева.

(Кашин О. Я обеспечивал слева // «Реакция» - 2006 г. - № 39.)

 

Если журналисту дано задание написать репортаж с празднования дня города, глупо идти на центральную площадь, слушать концерт и разглядывать гуляющих. Хорошей точкой для наблюдения будет, к примеру, штаб по организации праздника. Особенно когда там возникают нештатные ситуации, такие как обрыв силового кабеля или опоздание «звезды» либо приезд на свое выступление в стельку пьяным. Еще один вариант: провести день города с нарядом милиции или бригадой «Скорой помощи», для которых подобные праздники обычно означают работу с повышенной нагрузкой: многие граждане напиваются, от чего одни начинают хулиганить, другие получают травмы, у третьих обостряются хронические заболевания.

При тематическом репортаже планировать наблюдение сложнее: каждое решение будет индивидуальным применительно к конкретной ситуации. Общие же рекомендации таковы:

1) взглянуть на происходящее с позиций максимально большего количества участников;

2) сочетать наблюдение из зала и из-за кулис, стремясь увидеть и открытую, и скрытую стороны происходящего;

3) использовать субъектно-объектный метод, рассматривая происходящее как глазами инициаторов действия, так и тех, на кого это действие направлено. Например, при подготовке репортажа из психиатрической клиники нужно поставить себя и на место врачей, и на место пациентов и их родственников.

Что же касается оптимальной продолжительности наблюдения, то здесь можно прислушаться к рекомендации Дмитрия Соколова-Митрича: «Есть три стадии работы репортера на местности. Первая - когда пока ничего не ясно. Вторая - когда все уже ясно. Третья - когда уже ничего не ясно. Именно с наступлением этого третьего состояния и надо уезжать. Не раньше». (Соколов-Митрич Д. Мастер-Класс. Соображение двадцать девятое http://smitrich.livejournal.com/851920.html)

Результатом наблюдения должен стать набор элементов трех видов, которые затем послужат «кирпичиками» репортажа

- сцены,

- детали,

- цитаты.

Сцены – это ситуации, в которых персонажи совершают какие-то действия. Если действия происходят сами по себе, их достаточно фиксировать. Если нет, журналист побуждает людей что-то совершить, например, переносит беседу в то место, с которым у человека связаны какие-то эмоции. Вот фрагмент репортажа из станицы Кущевская Краснодарского края, где в ноябре 2010 года было совершено жестокое убийство 12 человек:

Баба Рая смотрит на свежую могилу, но ее не видит. У нее в глазах - закопченное тело девятимесячной правнучки, которое она увидела в морге, и еще нож, которым Елене было нанесено десять ударов. Этот нож уже месяц режет бабу Раю каждую минуту, не дает ей ни спать, ни есть, ни жить.

- Леночка, ты ведь была такая добрая, беззащитная! - баба Рая кричит на могилу, как будто та еще может выпустить похороненных. - Мы и замуж тебя за Джалиля отдали, потому что без сильного мужчины ты пропадешь. Ох, если б мы знали, что так будет! Господи, неужели у этих нелюдей в глазах наши детки теперь не стоят, не плачут!

Лена и Амира похоронены рядом с Сервером Аметовым и его женой Галиной на мусульманском кладбище - имам уговори родственников похоронить всю семью вместе, сказал: «На небесах разберутся, кому куда». Женщин сюда пускают только раз в году, но для Костюков сделали исключение.

В километре отсюда еще одно кладбище - православное. Сразу за воротами роскошная черная могила одного из лидеров кущевской банды - Николая Цапка по кличке Сумасшедший, которую он заработал за свою чрезмерную жестокость и липовую справку из психдиспансера. Баба Рая поднимает невидимый молот и с остервенением крушит ухоженное надгробие. В Кущевке все говорят, что этому памятнику долго не стоять, но разбить его пока никто не решился и вряд ли осмелится.

(Соколов-Митрич Д. Закон Цапка // "Русский репортер" - 2010 г. - № 47.)

 

Подача материала через сцены гораздо эффектнее, чем пересказ информации, полученной в беседе с персонажем. Показ дает «картинку», «кино» в сознании читателя, простое же информирование этого преимущества лишено. Если журналисту ничего яркого наблюдать не удалось, и о событиях он узнавал со слов других, можно описать беседы с этими людьми. Тогда желательно провоцировать людей на максимально эмоциональный рассказ. Еще лучше – посетить вместе с этими людьми какое-то место, связанное с темой. Например, место трагедии, по следам которой журналист готовит репортаж. Или то место, где находился наш собеседник, когда о трагедии узнал.

Деталь – это предмет, действие или особенность персонажа, которые раскрывают какую-то характеристику человека или ситуации. Вот как описывает работу репортера с деталями американский медиаконсультант Рой Питер Кларк (Roy Peter Clark):

 

Детали персонажа и обстановки воздействуют на ощущения читателя, приводя к пониманию. Когда мы говорим «я вижу», мы чаще всего имеем в виду «Я осознаю». Неопытные журналисты часто отбирают очевидные детали: мужчина курит сигарету, девушка грызет ногти. Эти детали ничего не рассказывают, кроме случаев, когда мужчина умирает от рака легких или девушка страдает анорексией.

Перед казнью серийного убийцы репортер Кристофер Сканлан посетил семью одной из предполагаемых жертв преступника. Несколько лет назад девушка вышла из дома и не вернулась. Сканлан обнаружил деталь, которая передавала бы нескончаемое горе этой семьи: Он заметил кусок скотча, которым был залеплен выключатель возле входной двери – так, что свет нельзя было выключить. Мать всегда оставляла свет включенным, пока ее дочь не вернется с прогулки. И хотя уже прошли годы, лампочка продолжала гореть, как вечный огонь.

Вот ключ: Сканлан увидел залепленный скотчем выключатель и спросил по поводу этого. Деталь, которую он выявил – это результат его любопытства, а не его воображения.

(Clark R.P. Writing Tools: 50 Essential Strategies for Every Writer. – London, Little, Brown and Co, 2006 – P. 32)

 

Деталь должна быть говорящей. Если журналист хоче сообщить, что семья – бедная, пусть находит детали, подчеркивающие эту бедность. Например, что в доме только одни теплые сапоги, и зимой дети в школу ходят по очереди. Вот как описывает работу с деталями специальный корреспондент издательского дома «Коммерсантъ» Андрей Колесников:

«Самое трудное – заметить деталь, которая скажет все. На днях я вернулся с саммита «восьмерки» в Хоккайдо. Там на двусторонней встрече Медведева и Брауна было огромное количество журналистов. И никто не заметил одну деталь. После встречи на столе, за которым они сидели, остались две чашки. Одна – пустая, а другая – полная, к которой человек не притронулся. Не притронулся Гордон Браун, премьер-министр Великобритании. А до конца выпил свою чашку товарищ Медведев. Если вспомнить, что они говорили, как обещал Гордон Браун, о деле Литвиненко, которого отравили, по одной из версий, подав ему чай, то можно сделать смелый вывод о том, почему же Гордон Браун не стал пить из чашки, которую принес ему русский официант. Репортеру даже не надо делать вывод. Толковый читатель сам все поймет.

(Из интервью, взятого студенткой МГУ Печати Дианой Евдокимовой у Андрея Колесникова при подготовке курсовой работы.)

 

Таково же требование к цитатам – словам, которые персонажи говорят друг другу или журналисту. Слова должны не просто передавать информацию, а выражать нечто большее: быть характерными именно для этих людей или сразу же погружать в ситуацию.

Вот цитаты из репортажа Юлии Юзик о хосписе – клинике, где доживают последние дни люди, больные раком:

 

- Сергей Сергеич, укольчик сделаем? - осторожно будят высохшего старика.

Тот тянет руку из-под одеяла.

- Вы когда-нибудь слышали, как воет пароходная сирена Забудете мне укол сделать, услышите.

- Дедуля - молодец, бодрячком держится, хотя в последнее время сдавать начал, - тихо говорит медсестра, когда мы выходим из палаты. - Врачи районной больницы виноваты: чтобы он их не доставал, на наркотики посадили, дозы огромные кололи. Теперь мы потихоньку снижаем, а зависимость уже ого-го.

…

В 4 утра зазвенел звоночек: кто-то зовет на помощь. Я медбратом Сашей шаркаю в палату.

- У этого мужчины рак кости, но он об этом не знает, - говорит Саша. - У него уже четвертая стадия была, а он на работу ходил, боль в спине глушил баралгином. В семье семь человек, и все в одной комнате. Он на полу спал, представляешь? А в одно утро проснулся и встать уже не смог.

Его обследовали и к нам привезли.

Мы подходим к палате и замолкаем. Мужчина читает книгу.

- Братец, уже семь утра-то есть? Болит, зараза, спасу нет! Может, уколешь меня?

- Сейчас, шприцы подготовлю, - тактично отвечает Саша. Наркотики положено делать в

5.00. Еще целый час.

- Он все на работу хочет побыстрее. Выздоровею, говорит, - сразу на завод. Но это, боюсь, у него уже не получится.

(Юзик Ю. Когда сгорающий от рака человек просит убить его - он молит о помощи. // «Комсомольская правда» - 2002 – 9 дек.)

 

Цитаты людей лучше записывать сразу – в момент беседы или непосредственно после. Смысл сказанного запомнить легко, конкретные слова и фразы – гораздо сложнее. Но именно они наиболее ценны. То, как персонаж формулирует мысль или называет что- то каким-то определенным словом. Сам журналист так не скажет.

Не всегда люди говорят сами все те слова, которые потом в репортаже охарактеризуют происходящее. В таких случаях собеседников надо к этому подтолкнуть, задавая вопросы, которые побудили бы их высказаться. При этом журналисту не стоит ограничивать себя в тематике вопросов. Вот как объясняет это Алеся Лонская:

Существует понятие «мнимая этика»: это когда журналист не задаёт вопросы, которые следовало бы задать, потому что считает их неэтичными. Обычно эти вопросы касаются здоровья, интимной жизни, денег, чего-то драматического в жизни персонажа. Спрашивать можно и нужно обо всём! Нет не этичных вопросов, есть порядок их задавания. Не задавайте их первыми и в первые часы знакомства. Вы должны стать «своим» для персонажа. Иногда для этого нет времени, тогда вы можете извиниться за вопрос, всем своим видом показывать, что понимаете его «деликатность», но должны его задать. В противном случае вы ВОРУЕТЕ У ЧИТАТЕЛЯ ЭМОЦИИ. Ведь ответы о деликатных сторонах жизни вызывают самые большие впечатления у читателей. Вы думаете, речь идёт о вопросах типа «занимаетесь ли вы оральным сексом?» Отнюдь. Иногда журналисты стесняются задать гораздо менее личные вопросы. Например, боятся попросить родственника только что умершего человека рассказать о нём, хотя в большинстве случаев люди хотят выговориться. <…>

Моя коллега писала репортаж про открытие в Москве «Живой библиотеки», где книгами служат живые люди: геи, полицейские, ВИЧ-инфицированные, бомжи, цыгане и так далее. Книгу можно спрашивать, о чём угодно. Один из самых интересных персонажей – ВИЧ-инфицированный. И коллега пишет в репортаже: «ВИЧ-инфицированному задают личные и болезненные вопросы, которые мне не хочется цитировать».

А вам хотелось бы знать, какие вопросы задают ВИЧ-инфицированным? Мне – да. Потому что я с этой темой не знакома. Но корреспондентка украла у меня эмоции, и её репортаж потерял здесь душевную сцену.

(Лонская А. Из лекции по курсу «Репортаж», подготовленной для Института современной журналистики.)

 

Диктофоном при подготовке репортажа нужно пользоваться осторожно. Если вы общаетесь с обычными людьми, а не опытными ньюсмейкерами, диктофон будет сковывать ваших собеседников. Кроме того, нужно отмечать, на каком отрезке записи было сказано то, что может пойти в текст. Позже у вас может не быть времени прослушать всю запись. Еще один вариант работы с диктофоном: после общения с персонажем отойдите в сторону и сами надиктуйте наиболее яркие его фразы, которые вы запомнили.

Не всегда герои репортажа сами сразу произносят те нужные журналисту «характерные для них» слова. В этом случае собеседника надо разговорить, подвести к определенной мысли и послушать, как он ее сформулирует. Это – особенное, «репортажное» общение с людьми, которое отличается от новостного. При подготовке новости журналисту нужна, прежде всего, информация. Поэтому когда собеседник рассказал, а журналист понял, то этого достаточно. При подготовке репортажа происходящее нужно показать, и журналист отбирает те фразы, которые характеризуют событие глазами персонажа. Порой требуется 20-30 минут, чтобы разговорить собеседника и получить эти самые «характеризующие» цитаты.

Записи в блокноте следует размечать, ставив на полях, к примеру, буквы С, Д и Ц для соответственно сцен, деталей и цитат. Это облегчит последующий разбор материала, особенно если записей наберется на несколько десятков листов. Кроме того, журналист может в любой момент посчитать эти буквы и понять, в какой мере достаточно материала он собрал.

У человека пять органов чувств: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. При подготовке репортажа нужно подключать их все. Журналист должен не только смотреть, что происходит, но и фиксировать звуковой фон, чувствовать запах, щупать и (если это возможно и целесообразно) кусать и облизывать. Потом передача всей этой гаммы ощущений обогатит репортаж.

 

Красная нить

Это понятие пришло из истории – в 18 веке в Англии постановили вплетать в производимые для военного флота канаты красную прядь по всей длине, чтобы бороться с воровством: такой канат всегда можно было опознать. Применительно к репортажу красная нить означает развитие повествования от точки А к точке В. Это путь, который вначале проходит журналист при сборе материала, а затем пройдет читатель при чтении текста.

Михаель Халлер настаивает: покидать место наблюдения можно только после того, как журналист определился с началом и концом репортажа (Haller M. Die Reportage. Ein Handbuch fur Journalisten. – S. 68.). Какие сцены, детали и цитаты войдут в текст, и в каком порядке, можно решить потом. Но решение по поводу начала и конца повествования нужно принять на месте события. Иначе может оказаться, что собранный материал не соответствует красной нити, а исправить будет уже ничего нельзя.

Развитие повествования может идти в трех плоскостях: во времени, в пространстве и в логическом развертывании доказательства. Красная нить-время подходит для репортажей о мероприятиях. При этом начальная и конечная точки репортажа могут не совпадать с началом и концом мероприятия. Например, когда репортаж о митинге начинается с описания подготовки за полчаса до выступлений и заканчивается после речи первого оратора. Возможные соотношения между началом и концом мероприятия и начальными и конечными точками репортажа показано на схеме:

 

Начало мероприятия Окончание мероприятия

1_____________________________2

Варианты начала репортажа Варианты окончания репортажа

• • • • • •

А1 А2 А3 В1 В2 В3

 

Как видно из схемы, репортаж о мероприятии может начаться до его начала, синхронно с ним и после и может закончиться до его окончания, синхронно и также после.

Красная нить-время подходит также для репортажей-экспериментов, когда временные рамки повествования формирует сам журналист. Например, репортаж о том, как корреспондент работал в супермаркете (из серии «Журналист меняет профессию») может начинаться с поступления на работу и заканчиваться увольнением. Репортаж о визите к врачу или чиновнику – с момента входа в кабинет до выхода из него.

Красная нить-пространство применяется при описании путешествий. Точки А и В репортажа могут как совпадать с начальным и конечным пунктами поездки, так и охватывать лишь какой-то ее отрезок. Эта разновидность красной нити подходит также для «ознакомления с темой», когда журналист совершает путешествие по объекту описания и затем проводит читателя этим же путем. Например, репортаж о лагере беженцев начинается с того, как журналист проходит через ворота. Потом он заходит в палатку к семье беженцев, в палатку к начальнику лагеря, в столовую, в больницу и завершает обход в лагерной церкви.

Красная нить-развертывание доказательства – более сложный вариант. Эту разновидность красной нити применяют в специальных репортажах, когда журналист в репортажной форме подает результаты своего расследования. Здесь точка А – исходное понимание темы журналистом (и читателем вместе с ним), а точка В – конечное понимание темы. Например, вначале журналист выдвигает тезис, что сняться в реалити-шоу и прославиться на всю страну – это везение и хороший старт в карьере. Но затем он описывает жизнь бывших героев, и выясняется, что один из них после участия в съемках несколько месяцев лечился у психиатра, другой ушел в шоу-бизнес и спился, а третьи, поженившиеся во время съемок, развелись и стали злейшими врагами. Постепенно журналист подводит читателя к точке В: участие в реалити-шоу – опасный эксперимент с непредсказуемыми последствиями.

 

Язык репортажа

Репортаж должен позволить читателю увидеть и почувствовать то, что видел и чувствовал журналист. Поэтому слова для репортажа подбираются максимально конкретные. Один из приемов подбора таких слов называется «тележка».

Журналист проверяет, можно ли поместить то, что обозначает это слово, в тележку.

Например, книгу – можно. Автомобиль тоже можно, если тележка большая. А вот воспитание – нельзя. Флору и фауну – тоже. Значит, эти слова в репортаже использовать не следует.

 

! Есть слова, которые дают картинку, а есть те, за которыми никакой картинки нет. Это, прежде всего, термины (например, эластичность спроса, коэффициент соответствия) и отглагольные существительные, которые обозначают процессы (например, чтение, рисование).

 

Другой прием американский журналист R.-P. Clark назвал «лестница абстракции»:

Внизу этой лестницы – окровавленные ножи и лепестки роз, обручальные кольца и билеты на бейсбол. Вверху – слова, такие как «свобода» и «грамотность». В середине лестницы – язык бюрократов, на котором, к примеру, школьные учителя обозначены как «образовательные единицы».

Лестница абстракции остается одним из наиболее полезных приемов мышления и письма. Наилегчайший способ понять этот прием – начать с его названия. Лестница абстракции. Два существительных. Первое – лестница. Предмет, который можно увидеть, потрогать. Внизу лестницы – конкретные предметы, как реальная лестница должна опираться на что-то конкретное, чтобы по ней можно было лезть вверх.

Второе слово – абстракция. Вы не можете попробовать его на вкус, почувствовать его запах, измерить его линейкой. Это слово воспринимается не органами чувств, а исключительно интеллектом. Чтобы его ощутить, нужно привести пример.

Одно из эссе Джона Апдайка (John Updike) начинается фразой «Мы живем в эпоху грандиозных изобретений». Этот язык – общий и абстрактный, где-то недалеко от вершины лестницы. Какое конкретное доказательство приведет Апдайк для своего умозаключения? Ответ – в следующем предложении: «Возьмем, например, банку пива».

(Clark R.P. Writing Tools: 50 Essential Strategies for Every Writer. – P. 56.)

 

Слова для репортажа нужно брать снизу лестницы. Если же используется какое-то абстрактное слово, его надо тут же дополнять конкретным примером, чтобы читатели могли подключить свои органы чувств.

Следующий прием заимствован из направления психотерапии «Нейролингвистическое программирование» (НЛП). Прием заключается в разделении слов на три группы:

- предикаты,

- номинализации,

- галлюцинации.

Предикаты – это конкретные слова, содержащие информацию, полученную от органов чувств (предметы, действия, цитаты). Например, «На траве у тротуара сидит мужчина в черной телогрейке с длинной спутанной бородой. Перед ним миска с монетами и лист картона с печатными буквами «ПОДАЙТЕ ХРИСТА РАДИ». Парень достает из кармана брюк монеты и начинает отсчитывать, скидывая их в миску: «Одна копейка, две копейки, три копейки, четыре копейки». Бородатый мужчина вскакивает, хватает миску и кидает парню в голову: «Подавись ты своими копейками!»

Номинализации – это неконкретные слова, полученные через преобразование предикатов. Например, представленную выше сцену можно описать так: нищий подрался с парнем, который подал ему милостыню. Информация изложена верно, но как происходила эта драка, из такого описания мы понять не можем. Распространенная ошибка журналиста при написании репортажа – переход от предиката к номинализации, из-за чего картинка в сознании читателя сразу же пропадает. Например, как в этой студенческой работе:

 

В традиционную программу вошло и раскрашивание лица, что с большой радостью делали не только детвора, но и их родители. Ну и конечно, затем все перешли к самому главному – беседе с Дедом Морозом, чтобы прочитать ему стих, ответить на его вопросы и поводить хоровод. Родители подсказывали детям, как стоит встать и куда идти. Дальше дело осталось за малым: полные сил радостные детишки начали прыгать, бегать и веселиться!

И длиться это могло бесконечно долго, если бы к гостям не вышла Снегурочка. Поприветствовав всех собравшихся, она попросила пройти в актовый зал и занять свои места, так как новогоднее представление вот-вот должно было начаться.

В этом году в исполнении артистов школьного театра ребятам показали спектакль «Двенадцать месяцев». Зрители от души смеялись над остротами, шутками, репризами сказки, сочувствовали главной героине и искренне радовались благополучному финалу.

(Фрагмент учебной работы студента факультета политологии МГУ Юрия Левцева.)

 

Как раскрашивали лица? Что говорили Деду Морозу, и что он отвечал? Как двигались дети? Как приветствовала собравшихся Снегурочка? Что смешного было в спектакле? Как радовались дети благополучному финалу? Мы узнали, что произошло. Но как оно происходило, не известно.

Галлюцинация – это внутреннее представление, не имеющее никакого отношения к текущим сенсорным переживаниям, сказано в словаре терминов НЛП (См. Берн Э. Люди, которые играют в игры. – Екатеринбург., Литур, 1999 – С. 282). Вернемся к приведенному выше примеру. «В традиционную программу вошло и раскрашивание лица, что с большой радостью делали не только детвора, но и их родители». Обратите внимание на фразу «с большой радостью». Откуда автор узнал, что детям и их родителям было радостно? Возможно, автору это показалось, потому что присутствующие как-то особенно себя вели. Особенное поведение – это то, что автор видел. А радость детей и их родителей – галлюцинация, которая возникла у автора под влиянием этого особенного поведения.

Психологи утверждают, что узнать чувства других людей нам не дано. Мы можем видеть только внешние проявления этих чувств. Например, человек раскрыл и растянул губы, поднял их уголки и сузил щелочки глаз. Это предикат – конкретное действие, которое мы видим. Человек улыбнулся. Это номинализация. Мы сообщаем, что была улыбка, но как именно человек улыбался, не ясно. Наконец, если мы напишем, что человеку было весело, это будет галлюцинацией. Нам показалось, что ему было весело, а на самом деле ему могло быть очень грустно. В психотерапии есть даже такое понятие «улыбка висельника», когда кто-то изображает радость, которой на самом деле нет. (http://nlping.ru/?id=F483A)

Поэтому в репортаже лучше не называть прямо ни свои ощущения, ни ощущения других людей. Если журналисту кажется, что квартира, в которую он вошел, мрачная, пусть он разберется, почему ему так кажется. Возможно, на эти мысли его натолкнули особенности освещения и какие-то детали обстановки. Тогда нужно описать эти особенности освещения и детали обстановки, чтобы у читателя возникло впечатление, что комната мрачная. А если журналисту кажется, что кто-то из персонажей радуется или грустит, нужно понять, по каким признакам журналист это определил, и описать эти признаки. Может оказаться, что в действительности никакой радости или грусти нет.

В то же время следует учитывать, что репортаж предусматривает эмоциональное отношение к теме. Журналист передает не только картинку, но и переживание. Для этого нужно не только понимать, какие действия и детали вызывают какие эмоции, но и самому ощущать их на месте события. «Кто сам ничего не переживает, эмоционально о событии рассказать не сможет», - утверждает Михаэль Халлер (Haller M. Die Reportage.Ein Handbuch fur Journalisten). Поэтому вовлеченность в происходящее для журналиста обязательна.

Способ быстрого погружения читателя в атмосфер происходящего – использование метафор, когда незнакомая ситуация показывается через знакомую.

Например, как здесь (см. подчеркнутый фрагмент):

— Я обращаюсь к журналистам,— сказала госпожа Мельникова, и дальше съезд перестал быть похожим на съезды российских партий, а стал похож на свадьбу или юбилей, устраиваемый в небольшой хрущевской квартире.— Я обращаюсь к журналистам. Ребята, ничего, если пара телефонов в президиуме будут работать, вам не помешает?

(Мир. Труд. Мать. // «Коммерсант». – 2004 – 9 нояб. http://www.kommersant.ru/doc/523113)

 

Метафоры также используют при описании сложных технологических процессов. Например, изготовление полимера на заводе можно сравнить с приготовлением хозяйкой борща.

 

Планы в репортаже

Человеческий глаз рассматривает окружающий мир, чередуя картинку в целом и выделение какого-либо объекта и пристальное его рассмотрение. Также показывают происходящее в кино и на телевидении. Обратите внимание: камера выхватывает то группу людей, то отдельного человека, то какую-то деталь – часть тела или предмет одежды.

Чередование приближения и удаления придает репортажу динамичность. И, наоборот, показанное или описанное только в одном плане утомляет, так как является неестественным для человеческого восприятия. Сравните телевизионный репортаж с любительской съемкой на мобильный телефон. Поэтому смена планов для репортажа обязательна.

Мерой планов является человек. Это неудивительно – так как журналистика сфокусирована на людях, равно как и искусство.

Всего планов пять:

- самый общий,

- общий,

- средний,

- крупный,

-самый крупный

Самый общий план – человек в интерьере. Еще этот план называют «вид с вертолета». Самым общим планом журналист пользуется, когда показывает толпу или группу людей.

Общий план – человек в полный рост, когда один человек выделяется из группы. Этот план служит для показа фигуры, походки.

Средний план – человек по пояс. Этот план используют для показа жестикуляции.

Крупный план – лицо человека. Здесь показывают мимику.

Самый крупный план – отдельная деталь. Например, шрам, сережка в ухе, перстень на пальце.

Проиллюстрируем планы на примере знаменитого рисунка Леонардо да Винчи:

 

 

Как происходит чередование планов, видно на следующем примере:

Очередь простых граждан тянулась от Волхонки вниз до самой набережной (САМЫЙ ОБЩИЙ ПЛАН). У многих в руках были портреты Ельцина или даже пожелтевшие вымпелы времен Межрегиональной депутатской группы. На вымпелах Ельцин (КРУПНЫЙ ПЛАН) совсем молодой и написано: “Ельцину доверяем” (САМЫЙ КРУПНЫЙ ПЛАН).

Милиция заключила людей в коридор из металлических ограждений и разделила на группы - так, чтобы люди не могли образовать сплошную толпу (САМЫЙ ОБЩИЙ ПЛАН). Перед входом в храм все должны были пройти рамку металлоискателя (ОБЩИЙ ПЛАН), такую чувствительную, что звенела в кармане даже пачка сигарет (САМЫЙ КРУПНЫЙ ПЛАН).

 

Вот еще один пример:

– Наташа, очнись, Наташенька, открой глаза! – Мама склоняется над Наташиной кроватью.– Наташа, посмотри на меня! Наташа! (СРЕДНИЙ ПЛАН)

Девочка лежит навзничь, красивая (ОБЩИЙ ПЛАН), большеглазая (КРУПНЫЙ ПЛАН). У нее прозрачная кожа, и видно, как по тонким голубым венам на шее течет катастрофически больная кровь. (САМЫЙ КРУПНЫЙ ПЛАН)

– Наташа! Очнись! Наташа! – Я стою чуть поодаль у спинки кровати. (ОБЩИЙ ПЛАН)

Девочка размежает веки (КРУПНЫЙ ПЛАН), но под веками – пустые белки (САМЫЙ КРУПНЫЙ ПЛАН). Глаза закачены под лоб (КРУПНЫЙ ПЛАН). Девочка слышит, как мы зовем ее, но не может к нам вернуться или не хочет возвращаться к нам. (СРЕДНИЙ ПЛАН)

– Наташ, ну чего ты? – говорит пришедший вместе со мной фотограф (ОБЩИЙ ПЛАН). – Посмотри на меня, я тебя сфотографирую только и не буду больше мучить.

Наташина мама тормошит девочку (СРЕДНИЙ ПЛАН)…

(Панюшкин В. Нельзя хотеть смерти // «Коммерсант», 2006 – 8 дек.)

 

Чередование планов можно проверять с помощью «кардиограммы репортажа» - схемы, на которой отмечается переход от одного плана к другому. Кардиограмма приведенного выше фрагмента выглядит так:

 

 

Переход может идти как к соседним планам, так и к более дальним. При этом не обязательно использовать все планы в равной мере. В рассмотренном выше примере журналист работает, в основном, с общим, крупным и самым крупным планами.

 

Композиция репортажа

Структурно репортаж состоит из двух частей: описательной и информационной. Описательная составляющая была разобрана выше – это сцены, детали и цитаты. Информационная составляющая – это сведения, которые вводят читателя в курс дела. Редко когда для понимания происходящего достаточно его описать. Обычно нужно еще сообщить, зачем персонажи делают это, что они делали раньше и какого результата добились. Информационную составляющую в репортаже можно назвать репортажным бэкграундом (не путать с бэкграундом в новостях).

Насколько бэкграунд (выделен жирным шрифтом) помогает понять описательную часть, видно из следующего фрагмента репортажа о происходящем в бесланской школе № 1 спустя неделю после теракта:

В классах мелом расписаны все уцелевшие школьные доски. "Нет террору!" "Месть ингушам!" "Простите нас, дети!" "Неужели мы это забудем и простим?" "Горе тем, кто вас тронул".

В одном классе, где все стены в портретах молодого Бориса Пастернака, на подоконниках и на столах в блюдцах и тарелках в несколько рядов лежат десятки, а может, сотни сигарет с нетронутыми трубочками пепла. Здесь на стенах, под подоконником и на полу огромные пятна высохшей крови и много ботинок больших размеров. В этом классе расстреливали мужчин. Им не давали выкурить даже последнюю сигарету.

(Колесников А. Первая пятница // «Коммерсант». – 2004 – 11 сент.)

 

Описание и бэкграунд в репортаже чередуются. Авторы немецкого учебника по написанию репортажей Ульрих Фей (Ulrich Fey) и Ханс-Йоахим Шлютер (Hans-Joachim Schlueter) сравнивают репортаж с железнодорожным составом, в котором чередуются пассажирские и товарные вагоны. Пассажирские вагоны означают сцены, в которых люди что-то делают и говорят. Товарные – информацию, с помощью которой журналист поясняет происходящее(Fey U., Schluter H.-J. Reportagen schreiben. Von der Idee bis zum fertigen Text. Berlin: ZV, 2003. – S. 131.).

Первый вагон, по мнению Ульриха Фея и Ханса-Йоахима Шлютера, должен быть пассажирским. То есть начинать репортаж следует со сцены, с погружения читателя в центр происходящего. Однако так поступают не во всех изданиях. В некоторых, особенно, в ежедневных газетах, репортажи начинают с лидов, похожих на новостные. В лиде излагают суть события и сообщают, что дальше последует репортаж корреспондента, который на месте этого события побывал. Погружение же читателя в происходящее начинается во втором абзаце.

После погружения в происходящее желательно дать поясняющий бэкграунд. Если мы пишем про митинг, то это будет рассказ о том, что это за люди и зачем собрались, если про заседание суда – кого и за что судят. Без поясняющего бэкграунда репортаж рискует превратиться в набор несвязанных между собой сцен.

Затем – снова сцена, снова бэкграунд и далее их чередование. Доля бэкграунда может составлять от 10-20% до 50-60% текста в зависимости от того, насколько сложен описываемый предмет. Например, в репортаже об освобождении захваченных террористами заложников бэкграунд будет минимальный, так как все действия там наглядны. А в репортаже с судебного заседания объем бэкграунда может превышать объем описательной части, если дело сложное и без длинных пояснений непонятное. Однако надо учитывать, что избыток бэкграунда замедляет динамику репортажа.

Пояснение должно вводить в курс дела, но не быть слишком затянутым.

Сколько всего сцен и поясняющих вставок будет в репортаже, зависит от его объема. Для короткого газетного репортажа (80-100 строк или 1,5-2 машинописные страницы) можно рекомендовать следующую схему:

- обобщающий лид,

- сцена, погружающая в центр происходящего,

- объясняющий бэкграунд,

- сильная сцена (кульминация происходящего),

- бэкграунд (объясняющий или исторический),

- завершающая сцена.

Завершающая сцена должна западать в память и фиксировать у читателя ту эмоцию, которую передает репортаж. Например, вот как заканчивает репортаж о бесланской школе № 1 Андрей Колесников:

 

Рядом был туалет. Из крана лилась вода. Она затопила уже весь пол в душевой. Я мог бы закрыть кран. Но я понимал, что это мог бы сделать и любой на моем месте, если бы хотел. Никто не хотел. Кран открыли по той же причине, по какой поставили на стулья бутылки с минеральной водой.

(Колесников А. Жизнь после смерти // «Коммерсант». - 2004 – 6 сент.)

 

Ранее было написано, что заложникам не давали пить воду, и вода приобрела особое символическое значение, которое и закрепляется завершающей сценой.

 

Несколько слов о хронотопе репортажа. Хронотоп – это связь пространственно временных координат. Если журналист описывает путешествие, ему не нужно упоминать все точки, где он побывал. Достаточно лишь нескольких ключевых. Если в качестве красной нити выбрано время, повествование также будет пунктирным – из какой-то точки в начале события мы перемещаемся в точку в середине события, а затем сразу в точку в районе конца события.

Можно ли менять местами эпизоды, ставя раньше тот, который в реальности произошел позже? Да, в том случае, если это не меняет сути репортажа, не искажает «правду жизни», которую репортаж показывает. Нет, если эта перестановка связывает эпизоды, которые не были связаны в реальной жизни, и один подается как реакция на другой, хотя на самом деле этой реакции не было.

 

При подготовке текста монтаж необходим. Одни эпизоды журналист выбрасывает, другие – выпячивает, из третьих – складывает логические последовательности. Репортаж – это преломление реальности через взгляд журналиста, субъективный отбор тех элементов, которые автор счел самыми важными, говорящими. Многократно в университетах проводились эксперименты: нескольких студентов направляли на одно событие или в одно место, а затем получали практически непохожие тексты.

Типичная ошибка начинающих журналистов – подмена описания происходящего описанием того, как журналист собирал информацию. Иногда это бывает интересно, но в большинстве случаев – нет. Ведь читатель хочет узнать, как живут и действуют наши персонажи, а не как мы их искали и как с ними разговаривали. Вот что пишет об этом Дмитрий Соколов-Митрич:

 

Не надо злоупотреблять эпизодами типа "мы пошли туда, а потом сюда", "мы пытались туда прорваться, но нас не пустили", "а еще нас сюда не пустили и туда не пустили, а вот сюда пустили", "а таксист мне поведал вот что", "а потом мы долго пили чай и батюшка рассказывал много всякого, о чем и не рассказать", "а потом мы долго пили водку и мои собеседники рассказывали, как хорошо пить водку с таким человеком, как я"... Не надо превращать репортаж в отчет о командировке. Нельзя выворачивать сцену кулисами в зрительный зал. Никто смотреть не будет. … Все технические подробности собственного труда имеют значение лишь в том случае, если они имеют значение, но в 99 случаев из 100 они значения не имеют.

((Соколов-Митрич Д. Мастер-класс. Соображение тринадцатое. http://smitrich.livejournal.com/689999.html)

 

Критерий правды в репортаже – честность журналиста перед собой. Если он искренне уверен, что отобранные для текста эпизоды характеризуют явление, тогда работа сделана хорошо. Как бы ни возмущались другие наблюдатели или участники события, считая, что на самом деле все было по-иному. Но недопустимо сознательно искажать происходящее и так манипулировать элементами текста, чтобы получилось, что «все это было, но ничего этого не было».

 

Драматургия репортажа

Репортаж – это история, которую нужно выстраивать по законам драмы. Драматургия автоматически придаст действиям героев осмысленность, а репортажу – фокусировку. И, наоборот, без драматургии текст вырождается в зарисовку, когда персонажи что-то делают, а зачем и насколько успешно – не понятно.

Структура драмы широко известна. Я уверен, что вы слышали слова «завязка», «кульминация» и «развязка». Полностью структура выглядит так: экспозиция, завязка, сюжет, кульминация и развязка. Поясню, что означает каждый из элементов:

 

Элемент драмы	Описание	Примеры
Экспозиция	Введение в проблемную ситуацию	Политические активисты хотят смены власти Наркоманы хотят дозу наркотика
Завязка	Предполагаемое решение проблемы	Активисты решили собрать митинг Наркоманы решили обворовать аптеку
Сюжет	Действия персонажей по решению проблемы	Активисты организовывают митинг и призывают на нем объявить забастовку Наркоманы намечают аптеку и залезают в нее
Кульминация	Проблема близка к решении, но персонажи сталкиваются с противодействием	Активисты находят поддержку у собравшихся, но полицейские пытаются разогнать митинг Наркоманы обнаруживают, что нужные им лекарства спрятаны в сейф
Развязка	Проблема решается либо не решается	Полицейские разгоняют митинг Наркоманы утаскивают из аптеки сейф с лекарствами

 

 

Итак, для хорошего репортажа необходимо, чтобы на его протяжении персонажи решали какие-то проблемы. Чем острее будут эти проблемы, тем ярче получится текст. Самый легкий вариант – когда драматическая ситуация лежит на поверхности. Например, журналист наблюдает, как полицейские штурмуют квартиру, в которой преступник удерживает заложников. Здесь ясно, к чему стремятся все участники происходящего, и журналист фиксирует, насколько у них получается этого достичь.

Сложнее обстоит дело с репортажами, в которых открытого конфликта нет. Например, журналист приезжает в тундру и видит, что местные жители пасут оленей, ловят рыбу и прячутся от холода в юртах. Как найти драматизм здесь? Есть два решения. Первое – это найти мини-сюжеты. Например, возле стойбища бродят медведи, и люди защищают от них оленей. Цель медведей понятна, цель людей тоже понятна, а дальше смотрим, у кого что получится. Мини-сюжетом может быть самая локальная проблема одного из местных жителей. Например, стремление заделать дыру в крыше юрты. Второе решение – это осмыслить действия местных жителей как противостояние какой-то глобальной угрозе. Например, глобальному потеплению, которое меняет климат и вынуждает изменить жизненный уклад. Тогда все действия людей рассматриваются через призму того, где изменения произошли, что потеряли персонажи и что выиграли.

! Даже репортаж со скучного официозного мероприятия можно сделать увлекательным, если подготовить по законам драматургии: чего хотели организаторы мероприятия, что и как для этого сделали, и насколько им удалось достичь желаемого.

 

Драматизация репортажа помогает выбрать именно те эпизоды повествования, которые работают на раскрытие конфликта. Второстепенные эпизоды отбрасываются вне зависимости от того, насколько они интересны и примечательны сами по себе. Если эпизод никак не двигает рассказываемую вами историю, он не нужен. Даже если этот эпизод автору особенно нравится. Это правило называется «убивай любимчиков».

 

Заголовок и лид репортажа

Заголовок репортажа пишут по тем же принципам, что и заголовок новости (см. главу 2). Конкретное исполнение зависит от формата издания: в одних случаях ограничиваются только заголовком (информационным либо игровым), в других используют заголовочный комплекс (заголовок и подзаголовок). Некоторые журналисты рекомендуют связывать заголовок со второй половиной текста, чтобы создать у читателя дополнительный стимул в текст погрузиться. На мой взгляд, это не принципиально. В журналах заголовки к репортажам могут связывать с иллюстрацией, открывающей материал (См. Соколов-Митрич Д. Мастер-класс. Соображение пятьдесят третье. http://smitrich.livejournal.com/999607.html).

Что касается специфических репортажных лидов, то Алеся Лонская (Материал взят из курса «Репортаж», который Алеся Лонская ведет в Институте современной журналистики) упоминает такие разновидности как лид-синопсис и лид-сцена. Лид-синопсис подобен лиду для расширенной новостной заметки (см. главу 2). Это краткое изложение ситуации, в которой оказались герои репортажа. Вот пример лида-синопсиса:

 

С просьбой о помощи в редакцию «НИ» обратилась женщина-инвалид из деревни Верхнее Мячково (Раменский район Подмосковья). По решению суда ее обязали покинуть единственное жилье, в котором она проживает и прописана больше 20 лет. Когда женщина начала оформлять право собственности, у здания вдруг объявился владелец – агрофирма «Подмосковное», которая и подала иск на выселение. Исполнительный директор агрофирмы в беседе с «НИ» называет жилицу захватчицей, а действия предприятия – защитой собственности.

(Без домика в деревне // «Новые Известия». - 2010 – 22 мар. http://www.newizv.ru/society/2010-03-22/123710- bez - domika - v - derevne . html )

 

Этот лид написан по формуле «конфликт + аргументы сторон». Возможен еще один вариант формулы – «событие + вывод» (Что? и Ну и что?). Например, как здесь:

 

Вчера в Москве на Васильевском спуске прошел стотысячный митинг "Россия против террора". Лучшие чувства людей – сострадание и любовь к детям – были использованы для организации спецмероприятия, напомнившего специальному корреспонденту Ъ Валерию Панюшкину советские демонстрации и единодушное осуждение врагов народа.

(Свистать всех на спуск // «Коммерсантъ». - 2004 – 8 сент. http://www.kommersant.ru/doc/503684)

 

Лид-сцена – это погружение в атмосферу происходящего. Используется, как правило, в журналах. Вот пример лида-сцены из репортажа о работе журналистки продавцом в цветочном магазине:

- Небо хмурое, утро темное. Давненько я жене не делал приятного. Мужчина лет тридцати в строгом костюме и коротком пальто заглядывает в холодильник. - Соберите-ка букетик для жены, чтобы небо показалось ей голубым-голубым. Утро сегодня и в правду темное, как вечер. Мимо стеклянных стен нашего салона ртутной массой плывут серые тени. Вряд ли, кому-то в такую рань приспичит покупать цветы. Но у нас – первый покупатель. Часы показывают… короче, еще очень рано.

(Лепестки и люди // «Русский репортер». - 2011 – 13 дек. http://rusrep.ru/article/2011/12/13/flowers/)

 

Возможно и сочетание в лиде сцены (показ происходящего) и синопсиса (введение в ситуацию). Например, как здесь:

 

- Смотри, идут! Идут! — Все сюда! Мужики, держимся! Стоим до последнего! Толпа под освещающим железнодорожный переезд фонарем уплотняется. Полторы сотни мужчин в черном жмутся друг к другу, сливаясь плечами и напряженно всматриваясь в темноту. Темнота колышется и грохочет — все ближе, ближе. — Мы — люди, мы не фарш! Мы — люди! Мы не фарш! — кричат темноте люди на рельсах… В ночь с 14 на 15 мая ОМОН разогнал жителей Междуреченска, блокировавших участок железной дороги Новокузнецк — Абакан. Взрывы на шахте «Распадская», которые спровоцировали акции протеста, не только стали сигналом бедствия в одной из крупнейших отраслей экономики, но и показали, как наэлектризована обстановка в шахтерских регионах. Корреспонденты «РР» разбирались, чем недовольны шахтеры.

(Время полураспада // «Русский репортер». - 2010 – 18 мая http://rusrep.ru/2010/19/shahtery/)

 

Обратите внимание, что лид завершается фразой «Корреспонденты «РР» разбирались…». Это частое завершение лида (другие варианты – корреспондент побывал, увидел или «Читайте репортаж нашего корреспондента из …»). На мой взгляд, такое завершение лида неудачное. Корреспонденты разбирались, но разобрались ли, из лида не ясно. Следовало бы написать, что выяснили корреспонденты, причем упомянуть что-то парадоксальное, чтобы создать дополнительный стимул для чтения текста. Например, как здесь:

Побывав на заседании Хамовнического суда по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, заместитель главного редактора журнала "Власть" Вероника Куцылло убедилась в том, что борьба за жизнь и свободу для одних вполне может оказаться усыпляющим средством для других.

(Зал номер семь // «Власть». - 2009 – 27 апр.)

 

Или здесь:

 

Бывший русский анклав Харбин давно стал рядовым китайским областным центром: всего каких-то 9 млн жителей. Связанное с Россией прошлое здесь превратилось в доходный туристический аттракцион. Заповедник «Русская деревня», парк Сталина, сотни русских ресторанов, караоке-клубов, тысячи русских проституток. Туристы со всего Китая приезжают в Харбин, чтобы за большие по местным меркам деньги посмотреть на бывшего «старшего брата», роль которого исполняют гастарбайтеры из российской провинции.

(Приключения фуяшки // «Русский репортер». - 2009. – 14 окт.)

 

Вам после этих лидов захотелось прочесть репортажи? Обратите внимание: здесь использована формула «ясно и одновременно не ясно». Вывод вам уже сообщили, и дальнейший текст станет лишь его обоснованием. И если вам захотелось понять, почему все так, значит, журналисты свою работу выполнили грамотно.

 

«Я» в репортаже

Следует ли писать репортаж от первого лица? Некоторые журналисты, например, специальный корреспондент издательского дома «Коммерсант» Андрей Колесников, так поступают регулярно. Вот как начинается, к примеру, его репортаж про соревнования по дзюдо на Лондонской олимпиаде 2012 года:

В перерыве соревнований по дзюдо ко мне подошла девушка, которая очень старательно говорила по-русски. Русский был не совсем родным ее языком: она родилась на Украине, а живет в Израиле. Но ей очень хотелось поговорить с русским, который живет в России. Потому что у нее накопились претензии ко мне.

— Ну как же ж так! — с упреком сказала она мне.— Наш израильский мальчик (она это сказала с таким выражением, как будто он и мой тоже.— А. К.) , тридцать пять лет, умничка, так боролся!

— Не вышло у него? — с сочувствием переспросил я, потому что только в перерыве и появился здесь.

— За него болеет весь Израиль! — продолжала она, предпочитая не слышать.

— Так что случилось?

— И проиграл русскому мальчику, живущему в Германии! А для него это последняя Олимпиада! Ну что же это!

— А ваш израильский мальчик не из России? — поинтересовался я.

Все бы как-то встало на свои места. Была бы законченная картина. Последнего мазка не хватало.

— Ну какая разница?! — вздохнула она.— Нет никакой разницы.

А мне казалось, что это две большие разницы.

Русского мальчика из Германии я, кстати, очень скоро увидел. Он участвовал в полуфинале: он же победил израильского мальчика 35 лет.

(Чудо-дзюдо // Коммерсантъ – 2012 – 4 авг. http://www.kommersant.ru/doc/1991206?isSearch=True)

 

Как видим, на переднем плане в репортаже не соревнования, а беседа журналиста с одной из болельщиц. Соревнования же служат фоном. Возможно, это оправдано, потому что соревнования читатели репортажа к моменту выхода газеты уже могли посмотреть. Либо потому что репортаж пишет не абы какой журналист, а Андрей Колесников, у которого есть свои преданные читатели, интересующиеся именно тем, что происходило с Колесниковым, и как он это воспринимал.

Общие же рекомендации здесь таковы. Если журналист сам является одним из действующих лиц репортажа, тогда «я» необходимо. Так как первое лицо в репортаже обычно используется для передачи собственных ощущений, нужно, чтобы эти ощущения читателя интересовали. Как правило, это бывает в следующих случаях:

1. Журналист является главным действующим лицом (репортаж-эксперимент).

2. Журналист лично оказывается в драматической ситуации, которой посвящен репортаж. Например, попадает в заложники к террористам или под обстрел на передовой.

3. Репортаж написан «звездой» (как в случае с Колесниковым), мысли и переживания которой интересны читателям.

4. Центром репортажа является не внешняя ситуация, а ее восприятие автором.

В последнем случае необходимо соблюсти два условия: автор должен испытать сильные переживания и затем красочно их описать. Например, как в этом тексте, посвященном впечатлениям журналистки от перекладывания асфальта по ночам возле ее дома:

В два часа ночи — дорожные работы в самом разгаре — я таки набираю «02», хотя муж и утверждает, что бесполезно. В трубке слышится непривычное: «Вы позвонили в полицию. Чем мы можем вам помочь?» — и во мне зарождается надежда на спасение. Полиция — не хухры-мухры. Как в Европе. Я жалуюсь на недопустимый уровень шума и прошу проверить наших мучителей на наличие у них разрешения ковырять 2-ю Фрунзенскую ночью. Оставляю свои контактные данные.

— Выезжаем.

Я победно смотрю на мужа: если не отстаивать свои гражданские права, а только пассивно бубнить, что все бесполезно, ничего не изменится. На всякий случай в порыве гражданского самосознания я хватаю фотоаппарат и фотографирую дорожные работы с балкона — мало ли, доказательства. Таджики не хотят фотографироваться, отворачиваются или прячутся за деревья. Но кавказские ребята позируют.

Проходит полчаса, и еще полчаса — никто не приезжает. Я опять набираю «02».

— Вы позвонили в полицию. Чем мы можем вам помочь?

Вспоминается анекдот про заевшую пластинку и ребенка, который бьется башкой о стену: «Малыш, хочешь, я расскажу тебе сказку?» — «Хочу! Хочу! Хочу!»

— Это по поводу дорожных работ на 2-й Фрунзенской…

— А, опять вы? Они уже близко. Я их потороплю.

Буквально через пять минут полиция действительно подъезжает к углу Фрунзенской набережной и 2-й Фрунзенской. Я их вижу с балкона и готовлюсь спуститься и дать показания или что там полагается в таких случаях. Но дальше происходит странное: человек в форме, не выходя из машины, обменивается с одним из ремонтников парой реплик, после чего полицейское авто делает изящный вираж по Фрунзенской набережной и исчезает из виду.

— Ну, я же говорил, — констатирует муж.

Я ссорюсь с мужем, мрачно сижу на кухне и пью виски (между прочим, не одна, а с котом, который хоть и не пьет, но сидит рядом и очень заботливо на меня смотрит), стараясь привести себя в такое состояние, чтобы заснуть вне зависимости от уровня шума. К пяти утра мне это удается. Звуки извне смешиваются с шумом моего персонального «вертолета».

(Асфальтовый приход // «Русский репортер». - 2012 – 24 июля http://www.rusrep.ru/article/2012/07/24/asfalt)

 

Кроме того, существует так называемая «Гонзо-журналистика» (см. главу 11), которая ставит в центр произведения именно впечатления журналиста, обычно находящегося в измененном состоянии сознания из-за действия алкоголя или наркотиков. Там употребления «я» и фокусировка журналиста на себе, а не на происходящем вокруг, является нормой.

 

Репортаж о псевдособытии

Журналисты часто вынуждены писать репортажи со всевозможных церемоний. Церемония обычно выглядит так. Ввыходит докладчик, говорит, как хорошо поработали и все заслужили. Потом вручает награду. Награжденный благодарит и обещает и дальше работать. Перед нами псевдособытие, когда действие происходит по заранее подготовленному сценарию, в отличие от события, которое происходит само по себе. Слова во время псевдособытия являются частью ритуала и никак не связаны с реальностью. Их произносят не потому, что в них верят, а потому что так положено. Например, награждают человека не потому, что он отличился в труде, а потому что пришла его очередь эту награду получать. Никаких выдающихся успехов у награжденного нет, и работать лучше он не собирается вне зависимости от того, что говорит по этому поводу. Как же в этом случае написать интересный репортаж?

Типовых решений этой задачи два. В первом случае журналист ведет себя как театральный критик, оказавшийся на премьере спектакля. Только спектакль здесь – все, происходящее вокруг. Журналист отмечает, насколько хорошо играют персонажи свои роли, где происходят заминки и отклонения от сценария, в какой мере заметна показуха и в чем она проявляется. Динамика текста будет строиться за счет противопоставления того, кем хотят казаться участники церемонии, и что у них на самом деле получилось. Например, как в этом репортаже Валерия Панюшкина про участие депутатов Госдумы в военных сборах:

 

Народных избранников поделили на две группы и одну отвезли на танкодром, а другую препроводили на стрельбище. На танкодроме депутатам показали танки, позволили залезть в танк и произвести имитационную стрельбу из пулемета, как в детском садике. То есть за пулемет надо было держаться, условно целиться в условного противника и имитировать губами звуки стрельбы.

Добрые таманские офицеры очень не советовали журналистам находиться неподалеку от мотострелковой техники во время прохождения депутатами военной службы, потому что, когда в танке депутат Государственной думы, совершенно не знаешь, как танк себя поведет. Опасно в это время стоять от танка со всех четырех сторон.

Еще опаснее было на стрельбище. Там депутатов честно разделили на четыре группы. Предполагалось, что депутаты по группам постреляют сначала из пистолета, потом из снайперской винтовки, потом из автомата и пулемета, а потом из трех гранатометов. Но не тут-то было.

Депутаты стали перебегать из группы в группу, желая защищать родину не где прикажут, а с друзьями, поэтому первая группа сократилась до пяти человек, а третья группа разрослась человек до тридцати.

Главной своей задачей многие депутаты почитали фотографирование с оружием в руках и ради получения эффектных снимков наводили оружие на фотографов, вынуждая руководившего стрельбами офицера бежать сломя голову через сугробы и кричать в нарушение принятого депутатами накануне закона о русском языке.

(Депутаты выбили себе новые звания // Коммерсантъ – 2003 – 7 фев.)

 

Другое решение – выступить в роли комментатора. Михаэль Халлер называет репортажи такого вида «резонирующими» (Резонер – человек, любящий вести пространные рассуждения. Источник – «Толковый словарь русского языка». Под ред. Д.Н. Ушакова. http://slovari.yandex.ru). Журналист не только показывает, но и сообщает о том, что осталось за кадром, и что повлияет на восприятие происходящего. Например, если на сцене два человека улыбаются и пожимают друг другу руки, то журналист напоминает, что несколько лет назад один из этих двоих прилюдно клялся убить другого в отместку за гибель своих родственников. После этого читатель лучше поймет цену этим улыбкам и рукопожатию. Еще один пример – большой начальник открывает построенный мост. Произносятся торжественные речи, все аплодируют. А журналист напоминает, что мост должны были сдать год назад, он планировался на четыре полосы вместо двух построенных, а за хищение выделенных на постройку моста денег возбуждено уголовное дело в отношении заместителя этого большого начальника, который за время стройки моста возвел себе трехэтажный особняк.

Мастер резонирующего репортажа – упомянутый выше Андрей Колесников. Вот начало его репортажа про посещение Владимиром Путиным Рижского вокзала:

Владимир Путин прибыл на Рижский вокзал по расписанию. (Ироничное замечание с учетом того, что Владимир Путин обычно опаздывает. – Прим. авт.) В одном из его тупиков он осмотрел поезд "Ласточка", созданный для решения амбициозной задачи, которая заключается в том, чтобы возить пассажиров Олимпиады по окрестностям Сочи и Адлера. Гендиректор дирекции скорого сообщения РЖД Дмитрий Пегов сообщил мне тревожную новость: на всем пути движение "Ласточки" будет управляться исключительно с помощью компьютеров, а светофоров вообще не будет. Учитывая, что "Ласточка" только еще уходит на испытания, которые закончатся к 2013 году (еще ведь неизвестно, с каким результатом), все это не может оставить равнодушным потенциального пассажира, которым является в том числе читатель "Ъ".

(Встреча стрелка со стрелочниками // «Коммерсантъ». - 2012 – 27 апр. http://www.kommersant.ru/docrss/)

 

Чтобы написать резонирующий репортаж, необходимо хорошо владеть материалом. Аргументы журналиста должны внушать доверие аудитории. Плюсом будет, если автор статьи лично известен читателям, и его слова имеют вес. Если же аргументы окажутся легковесными, эффект будет обратный. Читатель решит, что персонажи занимаются делом, а журналист злопыхательствует.

 

Глава 4. Интервью

- Метод и жанр

- Формы интервью

- Роли собеседника

- Подготовка к интервью

- Интервью личное и по телефону

- Вопросы в интервью

- Развитие беседы

- Приемы журналиста

- Уловки собеседника

- Расшифровка диктофонной записи

- Согласование интервью

- Заголовок и лид интервью

- Особенности интервью с отдельными типами собеседников

- Репортажные элементы в интервью

 

Метод и жанр

В журналистике слово «интервью» имеет два значения. Это и метод сбора информации, когда журналист получает информацию от других людей (два других метода: наблюдение и работа с документами. Подробнее о методах сбора информации см. Главу 8), и жанр, когда материал подается в виде вопросов журналиста и ответов собеседника. Далее в этой главе рассматривается только интервью как жанр. Интервью как форма подачи информации появилось в глубокой древности. Пример – написанные в IV веке до нашей эры «Диалоги Платона», в которых материал представлен в виде бесед древнегреческого философа Сократа со своими учениками.

Однако интервью в современном понимании появилось в СМИ лишь в первой половине XX века. Это было связано с развитием радио, для которого интервью – наиболее подходящий жанр. Михаэль Халлер объясняет рост популярности интервью тем, что все больше стран переходили к демократии, и кандидаты на выборные должности оказались вынуждены отвечать на вопросы журналистов, обосновывая свои притязания на власть. Брать интервью у монарха, ставя под сомнение его способность управлять страной, было немыслимо. Брать же интервью у кандидата в президенты либо у самого президента – вполне нормально.

В современной прессе интервью – один из популярнейших жанров. Существуют журналы, специализирующиеся на больших портретных интервью (например, «Караван историй»). Встречаются как развернутые многостраничные интервью, так и короткие, состоящие из двух-трех вопросов и ответов. В некоторых изданиях из номера в номер публикуется интервью определенного вида. К примеру, в газете «Новые Известия» существует рубрика «Гость «НИ»» - большое интервью со знаменитостью, начинающееся на первой полосе в правом верхнем углу и оканчивающееся на одной из внутренних полос издания. В газете «Ведомости» регулярно выходят полосные интервью с политиками и бизнесменами в рубрике «Действующие лица». В газете «PROГород» размер интервью в одной из рубрик ограничен продолжительностью разговора – 60 секунд. За счет этого достигается динамичность, так как отсутствуют излишне долгие вопросы и ответы. Есть журналисты, специализирующиеся именно на интервью. Это и ведущие телевизионных и радийных программ с участием гостей (например, Станислав Кучер, Тина Канделаки, Владимир Познер), и пишущие журналисты (например, Андрей Ванденко).

Интервью, с одной стороны, считается «самым объективным» жанром, потому что в нем доминируют слова собеседника, а не слова журналиста. Во всех же остальных жанрах текст состоит почти полностью из слов журналиста и, по сути, представляет собой авторскую интерпретацию происходящего. С другой стороны, интервью – крайне субъективный жанр, так как собеседник может излагать односторонний взгляд на проблему, замалчивая одни сведения и интерпретируя в свою пользу другие, а журналист вынужден публиковать это, не уравновешивая проверкой фактов и комментариями других людей. (Некоторые издания проверяют сказанное собеседником и публикуют в скобках возражения и уточнения, например, газета «Ведомости». Но для большинства изданий характерна некритичная ретрансляция сказанного.)

Двойственная природа интервью также проявляется в его одновременной простоте и сложности. Простота интервью в том, что задавать вопросы и записывать ответы может любой человек. Но разговорить и раскрыть человека, подвести его к определенным формулировкам и придать разговору остроту и динамику умеет далеко не каждый журналист. При этом даже профессионалы признают, что у них бывают «тяжелые» собеседники и провальные интервью.

 

Формы интервью

В опубликованных интервью слов журналиста обычно в три-четыре раза меньше, чем слов собеседника. Это оправдано, так как слова собеседника аудитории более интересны, чем слова журналиста. Роль последнего – в направлении разговора и в задавании тех вопросов, которые хотела бы задать собеседнику аудитория, так как журналист выступает как ее представитель.

Однако соотношение слов журналиста и собеседника может варьироваться в зависимости от ситуации. На одном полюсе находится интервью-монолог. Здесь вопросы журналиста отсутствуют либо задан лишь один вопрос, за которым идет выступление собеседника. Это и опросы экспертов либо обычных граждан на какую-то актуальную тему, когда вверху публикуется вопрос, а под ним – ответы разных людей. Либо развернутый, объемом до нескольких машинописных страниц, ответ одного человека. Интервью-монолог не означает, что журналист задал один вопрос и сразу получил на него тот ответ, который был опубликован. В действительности журналист может задавать множество вопросов, которые помогают получить от собеседника именно такой ответ, который нужен. Но при публикации вопросы убирают и оставляют только ответы одним блоком.

На другом полюсе находится интервью-беседа. Здесь объем вопросов журналиста и ответов собеседника примерно одинаковый. На интервью-беседу имеют право «звезды» журналистики, высказывания которых столь же интересны аудитории, как и высказывания респондентов. Поэтому в интервью-беседе журналист не только задает вопросы, но и рассуждает, формулирует мысли. Если же журналист и респондент находятся в разных весовых категориях (респондента аудитория знает, журналиста – нет), интервью-беседа противопоказано, так как это интервью будут читать ради слов собеседника, и слишком пространные высказывания журналиста вызовут раздражение.

Различия между формами интервью приведены в таблице:

 

Монолог	Обычное интервью	Беседа
Вопросы журналиста – 0% либо максимум один вопрос. Ответы собеседника – 100%	Вопросы – 20-25% Ответы – 75-80%	Вопросы и ответы соотносятся 1:1

! Обратите внимание, что форма интервью касается опубликованного текста и не имеет отношения к ходу разговора. И при обычном интервью журналист может наговорить столько же, сколько собеседник, или даже больше. Особенно если собеседник плохо или неохотно отвечает. Но в текст значительная часть слов журналиста не пойдет.

 

Роли собеседника

Для успешного интервью необходимо понимать, какую информацию от какого собеседника можно получить. Виды информации, получаемой в ходе интервью, таковы:

- рассказ об актуальных, известных и интересных читателям событиях, участником или очевидцем которых был собеседник;

- оценка собеседником положения дел в какой-то сфере, разъяснение причин происходящего и высказывание прогнозов;

- биография собеседника, рассказ об интересных эпизодах из его жизни.

Таким образом, собеседник выступает в роли участника/очевидца событий, эксперта либо личности, которая интересует читателей. Исходя из этого интервью бывает событийным, экспертным либо личностным. Собеседник также может сочетать сразу несколько ролей. Разберем каждый из случаев.

Событийное интервью обычно используют как дополнение к новости. Новостная заметка позволяет в сжатом виде изложить имеющуюся у журналиста информацию: кто, что сделал, где, когда, зачем, как, что из этого будет, кто выиграет и проиграет и т.д. При подготовке новости журналист пользуется несколькими источниками и опрашивает обоих участников конфликта, что позволяет проинформировать о событии достоверно и сбалансировано.

Однако новостная заметка по своей сути – жанр отстраненный. Читатель может узнать, что произошло. Но почувствовать, как воспринимали происходящее участники и очевидцы события, прочитавший новостную заметку не сможет либо сможет в очень малой степени, так как в новости основное внимание уделено фактам, а не эмоциям.

Событийное интервью восполняет этот пробел. Журналист спрашивает респондента, что лично он делал, наблюдал и чувствовал. Событийное интервью публикуют в блоке с новостью либо отдельно, если новость уже известна аудитории. Вот фрагмент интервью с покусанным акулой в Красном море российским туристом:

 

- Давайте вернемся в тот день.

- Я нырял с маской на глубине около 7 метров - там, где заканчивается 50-метровый пирс, который идет от пляжа. В пяти метрах дальше пирса в море идет резкий обрыв дна, глубины становятся очень большими - такими, на которых комфортно живется акулам. Из этой бездны она и вынырнула. И попала из родной среды обитания сразу туда, где плавали десятки людей. Конечно, у нее сразу сработал инстинкт атаки. Она же хищник... Как я, человек с многолетним опытом моряка, мог не предвидеть опасности? Не заметить, что акулам там так вольготно?! Мою бдительность усыпило то, что там спокойно плавали женщины и дети.

- Как вы отреагировали, увидев акулу?

- Первой эмоцией было чудовищное удивление. Из-за него я потерял драгоценные две секунды. Она вцепилась в мою левую руку, сразу порвав кости, сосуды и связки, и стала трепать меня. Потом отплыла в сторону и прицелилась в живот. Там до сих пор остались раны, но основной удар мне удалось отвести - я ударил ее в глаз правой рукой. Это спасло меня. К сожалению, рука провалилась к ней в пасть и тоже пострадала от зубов. Счастье, что она не совершила третьего захода.

- Спасатели были рядом?

- Да, они меня и вытащили. Но все время, что я провел там, они не патрулировали берег, лодка стояла на месте. А тишина тоже способствует тому, чтобы акулам было вольготно.

(Евгений Тришкин: Это не случай, а закономерность // Метро. – 2010 – 14 дек. http://www.metronews.ru/speterburg/ evgenij - trishkin - eto - ne - sluchaj - a - zakonomernost / Tpojln !8 trVtEYd 3 ZbQ /)

 

Интервью было опубликован спустя полторы недели после первого сообщения об инциденте, однако все равно вызвало интерес у аудитории, так как показало событие с новой стороны, как бы «изнутри».

Типичные собеседники в событийном интервью – люди, пережившие что-то необычное. Это могут быть пассажиры потерпевшего крушение самолета, бывшие заложники террористов или жильцы сгоревшего дома. Журналист в разговоре шаг за шагом восстанавливает происходящее. Типовые вопросы при проведении такого интервью: Что происходило вначале? Что вы делали потом? Что вы видели? Что вы слышали? Что делали другие? Что вы почувствовали? Что вы подумали? Что произошло затем?

Ни мнение собеседника по вопросам, не относящимся к событию, ни личная жизнь собеседника аудиторию не интересуют. Поэтому журналист не спрашивает у покусанного акулой, почему он выбрал профессию моряка, как познакомился с будущей женой, или насколько, по его прогнозам, упадет курс рубля при снижении цены на нефть. Нас интересует только событие, вокруг которого и крутится все интервью. Задача журналиста – показать событие глазами собеседника, чтобы дать возможность читателям пережить случившееся. Если новостная заметка информирует читателей, то событийное интервью расширяет их эмоциональный опыт.

 

! Персонаж интервью в момент события, скорее всего, находился в стрессовом состоянии. В такие моменты человек не может воспринимать происходящее адекватно. Одно ускользает из внимания, другое – гипертрофируется. Часто искажается ощущение времени, и респондент не может правильно оценить, как долго что-то продолжалось. Поэтому событийное интервью на информационную достоверность не претендует. Правда в этом интервью – эмоциональная: именно это человек почувствовал и пережил.

 

Цель экспертного интервью – разъяснить читателю положение дел в какой-то сфере. Такое интервью берут у специалистов или ученых. Например, врач рассказывает, как не заразиться гриппом, финансист – в какой валюте хранить деньги, психотерапевт – почему в семьях происходят скандалы. Интервью фокусируется на проблемах, причины и решения которых разъясняет респондент. Ни личная жизнь респондента, ни его мнение по поводу других сфер, в которых он не является профессионалом, в интервью не обсуждаются. Например, в интервью с врачом журналист не спрашивает про первую любовь собеседника или его отношение к единому госэкзамену.

 

! Требования к персонажу экспертного интервью – компетентность и независимость. Некомпетентный собеседник не сможет выступить в роли эксперта, зависимый – не будет объективным. Если найти независимого эксперта не удается, можно опубликовать два интервью с ангажированными экспертами, представляющими полярные точки зрения (рубрика «за и против» или «pro et contra»).

 

Личностное интервью фокусируется вокруг биографии собеседника, важнейших эпизодов его жизни. Обычно эти эпизоды связаны с выбором профессии, карьерным становлением респондента, этапами его семейной жизни, а также чрезвычайными происшествиями, в которые он был вовлечен. В зависимости от объема интервью может включать в себя от нескольких эпизодов до нескольких десятков.

Не всегда респондент сразу расскажет об эпизодах своей жизни в такой форме, которая нужна журналисту. Обычно приходится задавать множество уточняющих вопросов. Например, собеседник упомянул, что в студенческие годы занимался альпинизмом. Журналисту следует спросить, были ли случаи, когда собеседник заблудился в горах. Он ответит, что однажды так было. Журналист продолжает расспрашивать, что делали альпинисты, что говорили, что чувствовали, и каким образом в конце концов спаслись. Может быть задано десять или больше вопросов, которые в опубликованном интервью сожмутся до двух-трех. В ответах на эти вопросы будет изложена вся история блуждания собеседника в горах, как будто он рассказал ее сам, и журналисту не пришлось задавать множество уточняющих вопросов.

 

! Обязательное требование к собеседнику в личностном интервью – аудитория должна этого человека знать. Необходим изначальный интерес публики к персонажу личностного интервью. Уровень такого интереса влияет, к примеру, на то, что одни деятели шоу-бизнеса платят СМИ за публикацию интервью, интервью с другими публикуют бесплатно, а третьим уже платят СМИ за публикацию интервью с ними. Так в 2007 году журнал «Караван историй» судился с Филиппом Киркоровым за нарушение контракта. Истцы утверждали, что заплатили артисту 700 тыс. рублей за интервью о его разводе с Аллой Пугачевой, и одним из условий было обязательство Филиппа Киркорова не давать интервью другим изданиям в течение трех месяцев. Однако это условие певец не выполнил, утверждалось в иске. Впрочем, суд иск отклонил.

 

В личностном интервью также допустимы экспертные вопросы, особенно касающихся общих мировоззренческих тем. Например, вопрос «Что такое любовь?». Но следует иметь в виду, что в ответ мы получим не философское или психологическое разъяснение такого явления, как «любовь», а личное понимание этого явления собеседником, и не более того. То есть мы узнаем, не что такое любовь вообще, а что о любви думает конкретный известный человек. Возможны ситуации, когда собеседник в интервью выступает в разных ролях. Наиболее распространены две комбинации: событийно-личностное и экспертно- личностное интервью.

Пример событийно-личностного интервью – интервью с чемпионом. С одной стороны, разговор посвящен соревнованию, которое собеседник выиграл. Типичные вопросы: как готовился спортсмен, с каким настроением вышел на старт, в какой момент почувствовал, что побеждает, как будет праздновать, каковы планы по поводу следующих соревнований. Это событийная часть. Но есть еще личностная часть. Чемпионы, как правило, являются знаменитостями, и аудиторию может интересовать и их личная жизнь, и эпизоды их карьеры, не связанные с текущими соревнованиями.

 

! Соотношение между событийной и личностной частью зависит от известности собеседника. Например, если соревнования выиграл спортсмен, про которого аудитория ничего не знает, большая часть интервью будет посвящена соревнованию, а личность собеседника останется на периферии разговора. Если же чемпионом стал уже и без того популярный спортсмен, очередная победа станет лишь поводом поговорить с этим человеком о его жизни. Это связано с наличием у аудитории вопросов к собеседнику, которые и должен озвучить журналист. К известному человеку вопросов будет много, потому что он вовлечен в разные сюжеты, о которых знает публика. Например, у знаменитого футболиста, забившего решающий гол в важном матче, мы спросим и про этот гол, и про его переговоры с каким-то клубом и возможный переход туда, и про взаимоотношения с тренером сборной, и про его новый роман.

 

Пример экспертно-личностного интервью – мемуарное. Такое интервью берут у «бывших» – людей, некогда находившихся на вершине власти, богатства или славы. Они одновременно и выступают в роли экспертов (оценивают происходящее в своей сфере), и рассказывают о своем участии в прошлых событиях (личностная составляющая). К мемуарным можно отнести опубликованную на сайте www . slon . ru серию интервью с бывшими главными редакторами российских СМИ (http://slon.ru/story/ex_editors/).

Соотношение между экспертной и личностной частями интервью зависит от текущей вовлеченности собеседника в происходящее. Чем она больше, тем больше собеседник выступает как эксперт. Если же он полностью отошел от дел, интервью окажется, в основном, личностным, обращенным в прошлое.

Иные комбинации ролей собеседника, например, событийно-экспертное интервью либо интервью, в которых собеседник одновременно играет все три роли, теоретически возможны, но на практике крайне редки. Описанные выше пять разновидностей интервью (событийное, экспертное, личностное, событийно-личностное, экспертно-личностное) охватывают, на мой взгляд, более 99% всех интервью.

 

Таблица 10. Разновидности интервью в зависимости от роли собеседника

 

Событийное	Участник или очевидец события	Восстановить картину случившегося, как его видел и воспринимал собеседник. Взглянуть на случившееся его глазами
Экспертное	Специалист в какой-то сфере	Разъяснить положение дел, объяснить причины, дать рекомендации, привести прогнозы
Личностное	Известный человек	Узнать интересные случаи из жизни собеседника, выявить переломные моменты в его жизни, понять его мировоззрение
Событийно-личностное (интервью с чемпионом)	Известный (в большей или меньшей степени) человек, вовлеченный в громкое событие	Увидеть событие глазами собеседника и узнать интересные случаи из эго жизни
Экспертно-личностное (мемуарное)	Известный человек, рассказывающий о сфере, в которой он является специалистом.	Разъяснить положение дел в данной сфере и узнать об интересных случаях из жизни собеседника, обычно связанных с его карьерой

 

 

Подготовка к интервью

В некоторых случаях интервью проводится без подготовки. Например, событийное интервью по поводу катастрофы, на место которой добрался журналист. Он задает очевидцу вопросы, исходя из логики и здравого смысла. В других случаях подготовка занимает до нескольких недель. Например, журналисту необходимо взять большое личностное интервью у «звезды», которая уже дала десятки интервью о своей жизни. Чтобы ответы были оригинальными, а не шаблонными, которые уже публиковали другие СМИ, журналисту необходимо много узнать и продумать.

Рассмотрим «полный цикл» подготовки к интервью. Это случай, когда у журналиста есть достаточно времени на все положенные действия. На практике подготовку обычно сокращают в зависимости от времени и сил журналиста, так как и того, и другого, как правило, не хватает.

Первый этап – предварительный сбор информации. Его начинают еще до того, как проведены переговоры с собеседником и получено согласие на интервью. Разумеется, собеседник может отказать. Но если он согласится, то может одновременно поинтересоваться у журналиста, о чем тот собирается говорить. Вот здесь предварительный сбор информации поможет. Если журналист назовет актуальные связанные с собеседником темы, это будет признаком компетентности. В противном случае у собеседника сложится впечатление, что журналист в теме не разбирается, и разговор, скорее всего, окажется пустым. А раз так, то лучше журналисту отказать, чем потом тратить время на объяснение банальных вещей и на правку присланного на согласование текста, потому что этот текст наверняка будет полон ошибок. Не исключен такой вариант, когда собеседник вначале спрашивает, о чем предполагается интервью, а потом решает, интересно ли это ему. Ориентация в происходящем поможет журналисту зацепить» собеседника. Например, предложить ему высказаться по поводу конфликта, в который тот вовлечен.

 

! Отказ от интервью бывает прямым, когда собеседник заявляет, что не общается с журналистами вообще или с вами и вашим изданием в частности. Косвенный же отказ – это когда собеседник соглашается на интервью в принципе, но отказывается назначать конкретное время. Вместо этого журналисту предлагают перезвонить через неделю, две недели, месяц и т.д. Потом опять предложат то же самое. Потом снова, пока журналист не отстанет.

 

Итак, согласие на интервью получено. Встреча (либо время звонка при интервью по телефону) назначена. Что касается согласования тем предстоящего разговора, то это, как правило, условно (исключение – например, интервью с президентом, где соблюдение согласованных тем и вопросов более жесткое.), и ничего не мешает журналисту помимо согласованных тем затронуть все прочие, которые его интересуют. Иногда собеседник выставляет условие определенных тем в разговоре не касаться. Такое условие выполнимо не всегда.

Например, если планируется интервью со знаменитым артистом, который только что развелся, то не задать вопрос о разводе нельзя – читатели не поймут. В подобных случаях нужно «поторговаться» о степени затрагивания запретной темы, объяснить собеседнику, что не упоминать об этом нельзя, но можно найти более мягкую форму.

 

Договариваясь об интервью, принято обозначать примерный спектр вопросов. Точный их перечень определять бессмысленно: ответ респондента на первый вопрос может развернуть дискуссию на 180 градусов. Можно, конечно, не слушать, что говорит респондент, зачитывая вопросы по бумажке, убедившись, что пауза после ответа означает его завершение. Такая функция есть в некоторых диктофонах: они выключаются, когда голос замолкает. Но журналист — не записывающее устройство и, как говорил мне Андрей Васильев, будучи главным редактором "Коммерсанта", "не подставка под микрофон". Качество интервью во многом определяется диалогом, в некоторых случаях — спаррингом.

Но конъюнктура изменилась. Пиар-службы компаний, выполняющие функцию железной перегородки между ньюсмейкерами и СМИ, проводя переговоры об интервью, требуют подробных вопросов. В этот раз у меня их оказалось девять страниц: я не могу знать, в какую сторону развернется дискуссия. В формате предварительных согласований определяется, что время, выделенное на интервью,— полчаса. Перед входом в переговорную комнату выясняется, что 15 минут. Я включаю диктофон и жду прихода своего респондента. Возможно, напрасно.

— Вот,— говорит мне сотрудник пиар-службы, протягивая скрепленные степлером листы бумаги с печатным текстом.

Я смотрю на страницы с логотипом компании. На них письменные ответы на вопросы, отправленные в качестве обязательно-предварительных.

— Это готовый текст. Можете печатать.

Я решила протестировать абсурдность ситуации в полной мере. У меня были те самые 15 минут, в течение которых можно было задать дополнительные вопросы. Присутствовал переводчик.

— Фотографа присылать не надо. У нас есть замечательная съемка, фотографии мы вам по почте пришлем.

— А заголовок? — интересуюсь на всякий случай.

— Надо? — и эта реакция кажется абсолютно серьезной.

Вернувшись в редакцию, мне по старой памяти следовало бы написать текст. Но формулировалось лишь заявление об уходе: в своей электронной почте я обнаружила готовое интервью — с заголовком и отчетно-предвыборными фотографиями. Я предпочла клавишу "Delete".

(Правила игры диктует редактор отдела финансов Елизавета Голикова // «Коммерсант». - 2011 – 18 авг.)

 

Теперь переходим к следующему этапу: изучение публикаций о собеседнике и составление вопросов. Допустим, собеседник – известный человек, который уже много раз давал интервью. В этом случае берем интервью, вышедшие за последние несколько лет. Нас интересует следующее:

- Истории из своей жизни, рассказанные этим человеком. В интервью можно будет либо просить их продолжения и новых подробности, либо, наоборот, сразу переводить разговор на другую тему, если собеседник сам начнет их рассказывать, так как читатели, скорее всего, об этих историях уже знают. Главное – чтобы ваше интервью не повторяло уже опубликованные.

- Высказывания собеседника по ключевым темам. Если эти высказывания чересчур радикальные, спорные, можно будет спросить, почему собеседник так думает. Если в ходе интервью он вдруг скажет что-то противоположное, спросим, почему он изменил свое мнение. Пусть оправдывается. Конфликт беседу всегда оживляет.

Собрав информацию, переходим к составлению вопросов. Вопросы должны, с одной стороны, соответствовать интересу аудитории к собеседнику (журналист подбирает те вопросы, которые задали бы читатели, будь они на его месте), с другой стороны – не повторять уже заданные вопросы в других интервью. Кроме того, заготовленных вопросов и тем, которых они касаются, должно быть в полтора-два раза больше, чем предполагается задать и затронуть в интервью. Это сделано для страховки – всегда возможна ситуация, когда ожидания по поводу какой-либо темы не оправдаются, и тогда пригодятся вопросы по другим темам.

! Случай из практики. Однажды журналистка начала интервью с политологом с вопроса «Вы сказали, что….». «Я такого не говорил. Это журналисты мне приписали», - огрызнулся политолог. Так одной темой в интервью стало меньше.

 

На списке вопросов приготовления к интервью не заканчиваются. Журналист продумывает, что собеседник мог бы ответить на каждый из вопросов. В норме журналист должен идти на интервью не только со списком тем и вопросов, а с «деревом» заготовленных дополнительных вопросов, которые можно будет задавать при различных поворотах разговора. Разумеется, записывать все варианты вопросов и ответов не нужно, но держать в голове - обязательно. Не зря же артисты говорят, что самый лучший экспромт – подготовленный.

 

! При активной подготовке есть риск, что журналист станет пленником собранного им материала. Чужое восприятие человека нередко передается из одного портрета в другой. Неточности, легенды и ошибочные факты повторяются и со временем даже усугубляются в статьях и передачах. Постепенно герой интервью превращается в некую мифическую, созданную другими фигуру, и журналист подпадает под влияние предубеждений, субъективных и ложных представлений о человеке, и тогда ему уже неважно, что же в действительности говорит или делает тот, о ком он собирается рассказать. Одно из важнейших правил при работе интервьюера – избавиться от бремени предвзятых представлений.

(Фихтелиус Э. Новости. Сложное искусство работы с информацией / Пер. со швед. В. Менжун. – М.: МедиаМир, 2008 – С. 117-118.)

 

Рассмотрим другую крайнюю ситуацию. Времени на подготовку у журналиста нет, так как необходимость взять интервью возникла срочно. Журналист отправляется к собеседнику (или звонит ему по телефону) и ничего или почти ничего про предмет разговора не знает. В таком случае поможет так называемый GOSS-метод (от англ. Goal – цель, Obstacle – препятствие, Solution – решение, Start – начало), который разработал профессор журналистики из Университета Невады ЛаРуе Гиллеланд (LaRue Gilleland). Метод заключается в том, что журналист последовательно задает вопросы о том, чего персонаж хочет добиться, что ему мешает этого достичь, как он преодолевает препятствия, и когда планирует получить результат.

ЛаРуе Гиллеланд приводит примерный перечень таких вопросов.

Вопросы о цели:

- Что вы хотите сделать?

- Какова цель вашей организации?

- Чего вы на самом деле хотите?

- Если бы у вас была возможность сделать лишь одно великое дело в своей жизни, что бы вы сделали?

Вопросы о препятствиях:

- Что вам мешает?

- С какими проблемами вы столкнулись?

- Почему вы не смогли этого сделать?

- Почему вы этого не делаете?

- Зачем вы вообще влезли в это дело?

Вопросы о решении:

- Что вы собираетесь делать по этому поводу?

- Как вы решаете эту проблему?

- Существует ли возможность справиться с этим?

- Как вам это удалось?

- Как вы на это решились?

Вопросы о начале действия:

- Когда программа начала действовать?

- Чья это была идея?

- Когда вы ожидаете получить первый результат?

- Когда проблема будет решена?

(Patterson B.R. Write to be read. A practical guide to feature writing. Ames: The Iowa State University Press, 1986. P. 50–51.)

GOSS-метод универсален, так как любой человек к чему-то стремится, что-то ему мешает, как-то он это пытается преодолеть и к какому-то времени рассчитывает получить результат. Даже если ограничиться только одной темой и задать по каждой части разговора (цель, препятствие, решение, старт) по одному основному и двум-трем дополнительным вопросам, этого будет достаточно для интервью объемом в две машинописные страницы.

 

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 669; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!