В. И. Буганов, Л. П. Жуковская, академик Б. А. Рыбаков

МНИМАЯ «ДРЕВНЕЙШАЯ ЛЕТОПИСЬ»

(с. 39-46)

Более 20 лет назад в малоизвестном журнале «Жар-птица», издававшемся на русском языке в Сан-Франциско (США) ротапринтным способом, была опубликована серия статей двух русских эмигрантов — писателя Ю. П. Миролюбова и этимолога-ассиролога А. А. Кура. В сенсационном духе эти авторы, весьма далекие от специальных занятий русской историей, сообщали об открытии древнейшего якобы источника по истории восточных славян — так называемой Влесовой книги (в ней упоминается Велеc, Влес — бог скота и денег у восточных славян). Они утверждали, что находка является оригинальным памятником, составленным около 880 г. языческими жрецами, которые использовали знаки докириллического алфавита. Написана книга, по уверению Миролюбова, на дощечках (в количестве примерно 35). В 1919 г. во время наступления белогвардейских войск на Москву некий А. Ф. Изенбек, полковник Добровольческой армии, нашел эти дощечки в каком-то помещичьем имении то ли Курской, то ли Орловской губернии; принадлежало имение то ли князьям Задонским (или Донским, Донцовым), то ли князьям Куракиным. Текст «Влесовой книги» в 1954—1959 гг. был опубликован в том же эмигрантском журнале.

Уже эти сведения настораживали. Никакого княжеского рода Задонских (или Донских, Донцовых) в России не существовало. Справки, наведенные у одной из Куракиных, не подтвердили наличия имения, принадлежавшего этой фамилии в указанных губерниях. Кто такой Изенбек, у которого Миролюбов якобы видел в 1925 г. пресловутые «дощечки» в Бельгии, где оба они проживали после бегства из революционной России? Примечательно, что ни тот, ни другой не показали их никому, в том числе специалистам из Брюссельского университета. «Дощечки» (если они существовали) исчезли после смерти Изенбека (август 1941 г.), остались только копии (прориси и фотографии), сделанные Миролюбовым и переправленные им в Русский музей — архив в Сан-Франциско.

Несмотря на многие темные и неясные моменты в истории с находкой «дощечек», нашлись люди, поверившие Миролюбову. Среди них был и С. Я. Парамонов — энтомолог, бежавший в 1943 г. вместе с фашистскими оккупантами из Киева, перебравшийся затем в Австралию и получивший там должность правительственного энтомолога. Помимо основной своей специальности, он занимался историей и литературоведением. В 1950—1960-е гг. им был опубликован (под псевдонимом Сергей Лесной) ряд книг о происхождении славян, истории Древней Руси, «Слове о полку Игореве»; в некоторых из них он сообщал об упомянутых выше «дощечках». Наконец, в 1966 г. он выпустил посвященное им сочинение «Влесова книга» (вып. I. Виннипег. 1966). Дилетантизм С. Лесного в гуманитарных науках, псевдонаучность и крайне низкий уровень его трудов в этой области давно отмечены советскими учеными.

Характерно, что те лица, которым стал доступен текст «дощечек», на протяжении многих лет хранили молчание об этом как будто бы уникальнейшем памятнике. Все они были в науке людьми случайными. С. Лесной даже в наиболее близкой ему области (например, в работах о «темных местах» «Слова о полку Игореве», связанных с упоминаниями природных явлений) проявил себя как дилетант. «Его „исследования", — отмечалось в «Трудах» Отдела древнерусской литературы Пушкинского Дома АН СССР, — порочное, позорное явление в истории изучения „Слова о полку Игореве", в полном смысле темное место в изучении великого памятника».¹

Итак, со времени обнаружения «дощечек» никто из специалистов за рубежом ими не занимался. В конце 1950-х годов фотография текста одной из них (точнее, фото с прориси или копии Миролюбова) была прислана С. Лесным на заключение в Комитет славистов СССР. В отзыве, данном 15 апреля 1959 г. акад. В. В. Виноградовым, и в статье Л. П. Жуковской² указанный текст характеризовался как подделка. Это устанавливалось путем анализа графики, палеографии, орфографии текста, воспроизведение которого весьма далеко от научных способов (изготовление фотографии не с «дощечки», а с прориси или копии, наличие ретушировки).

Казалось бы, все это должно было положить конец дальнейшему распространению сведений о так называемой Влесовой книге. Однако в статье В. Скурлатова и Н. Николаева («Неделя», 1976, № 18) читатели были вновь оповещены о существовании памятника, который (если будет доказана его подлинность) должен быть причислен к открытиям, проливающим якобы новый свет на древнейшую историю, восточных славян. Правда, авторы ставят вопрос как будто альтернативно: памятник, который они называют «таинственной летописью» или «Влесовой книгой», может быть, с их точки зрения, или подделкой, «интересной мистификацией», или «бесценным памятником мировой культуры»; «следствие» о «Влесовой книге», пишут они, «еще не закончено, и научный суд над ней не вынес окончательного приговора». Содержание же статьи показывает, что В. Скурлатов и Н. Николаев склонны считать «таинственную летопись», написанную на «дощечках», источником достоверным, подлинным. Поскольку содержание ее «необычно», «не укладывается в рамки существующих представлений о древности славянской письменности», постольку, многозначительно замечается во вводных словах к статье, «недоверие было первой реакцией некоторых ученых». Тем самым авторы как бы отмежевываются от ученых, высказывающих сомнения в подлинности «Влесовой книги».

Вопрос об ее подлинности важен потому, что в ней идет речь о восточных славянах, их хозяйственных занятиях, верованиях, столкновениях с соседями и прочих событиях, происходивших с начала I тыс. до н. э. почти до конца IX в. н. э., то есть на протяжении почти двух тысяч лет. В. Скурлатов и Н. Николаев полагают, что прародителем русов был Богумир и что «во времена Богумира, то есть в конце II тыс. до н. э., и в Северную Индию, и в нынешнюю Венгрию пришли из Центральной Азии племена скотоводов, одинаковые по хозяйственному укладу, обычаям, обрядам, богам, горшкам и внешнему облику. Они очень похожи на древних славян-русов, изображенных во «Влесовой книге». В статье утверждалось также, что «древней письменностью пользовались обитатели пространств от Дуная до Хуанхе за две с лишним тысячи лет до финикийцев, в IV тыс. до нашей эры».

С той же «легкостью необыкновенной» В. Скурлатов и Н. Николаев подходят к обстоятельствам находки рекламируемого ими памятника и к оценке его содержания и языка. «В начале этого века, — пишут они, — в старинном имении под Орлом была найдена рассыпавшаяся связка ветхих дощечек, испещренных неизвестными письменами». Туман некоей таинственности окутывает и все последующее изложение, вводя читателей в явное заблуждение. Авторы склонны думать, что «Влесова книга» написана русским докирилловским письмом, в котором использованы знаки, предшествовавшие тем, которые были включены Кириллом в составленный в 863 г. вариант славянской азбуки. Вполне возможно, что до Кирилла и существовало какое-то «русское письмо». Но В. Скурлатов и Н. Николаев ошибаются, когда утверждают: «К сожалению, даже сама эта мысль допускается редко», — и делают многозначительный вывод: «А где не ждут, там и не ищут». Далее высказывают соображения о том, какими путями следует вести поиск: о рунических письменах германских и тюрко-монгольских племен и народов, с которыми «активно общались» древние славяно-русы; алано-хазарских надписях на камнях и флягах VIII—IX вв. (их знаки «почти совпадают с буквами кириллицы и особенно глаголицы»); финикийском алфавите, древнееврейской, древнегреческой и других системах письма. В обстановке возникновения и развития древних систем письма и могли появиться древние славяно-русские памятники дохристианской поры; «именно таким свидетельством, возможно, и является „Влесова книга"», — заключают В. Скурлатов и Н. Николаев. К сожалению, указанные авторы не одиноки в попытках усмотреть во «Влесовой книге» достоверный источник. Время от времени сообщения подобного рода продолжают появляться.³

Между тем по проблеме существования письменности у восточных славян дохристианского периода накопилась обширная литература, и само существование докирилловского письма — «протокириллицы», а также «протоглаголицы» — изучалось дореволюционными и советскими учеными.⁴ Формирование «протокириллицы» (на основе использования греческого буквенно-звукового письма) они относили к VII— VIII векам. Черноризец Храбр в сказании «О письменах» (конец IX—начало Х в.) сообщает о славянах-язычниках, что они не имели «книг» и букв, а использовали «черты» и «резы»; эта более древняя манера письма, так называемая пиктографическая, или фигурная, начала применяться, согласно новейшим исследованиям (например, о «календарных знаках» на вазах и кувшинах черняховской культуры), уже во II—V веках. Приведенные и многие другие свидетельства источников давно показали, что в дохристианский период восточные славяне использовали какое-то не сохранившееся до нашего времени письмо (или разные его виды) в силу растущих потребностей своего общественного развития, сначала в пору формирования из небольших и разрозненных родовых коллективов более крупных, сложных и прочных объединений — племен и союзов племен, затем в эпоху вызревания в среде последних элементов классовых отношений и государственности. Прокириллическим письмом и были, возможно, написаны те книги и документы дохристианской поры, о которых глухо упоминают древние авторы.

«Влесова книга» не может быть отнесена к числу памятников того времени. Дело в том, что подделки под древний текст можно довольно легко выявить, зная закономерности развития языка, путем сравнительно-исторического изучения родственных языков и диалектов. Как известно, языки развиваются во времени, но это развитие не одинаково реализуется в пространстве. В результате в определенное время и на определенной территории язык характеризуется сочетанием только ему присущих особенностей. Благодаря этому можно установить предыдущие и последующие этапы развития языковых черт. Историкам, знакомым с древнерусскими и средневековыми письменными источниками новгородского происхождения, хорошо известно, например, «цоканье» — неразличение на письме (вследствие неразличения в устной речи!) букв Ц и Ч. Так же, если писец не слышал разницы между Ф и фитой, он путал обе буквы. Имея опору в своем произношении, тот же древнерусский писец не спутает М и Ж, Р и П, 3 и К, но может спутать Ч и Ц, Ф и фиту и т. д.; позднее начнется неправильное употребление букв Е — ять, О — А и т. п. На совпадении безударных гласных основаны многие ошибки нашего правописания. Однако в рукописях XII—XIII вв. (если исключить смоленские с их ранним смешением Е и ять) таких ошибок нет, так как в то время все названные звуки произносились различно в соответствии с происхождением (этимологией).

Фальсификатор, желающий подделаться под древний язык, если создаваемый им текст достаточно велик, непременно допустит какую-либо нелепую ошибку, которой не может быть в подлинном тексте или из-за его хронологической отнесенности, или из-за территориальной (следовательно, языковой и этнической) приуроченности. Например, о фальсификаторе первой трети XIX в. А. И. Сулакадзеве акад. И. И. Срезневский писал: «В подделках он употреблял неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий».⁵

«Влесова книга» выдается за текст, написанный до того, как у славян появились глаголица и кириллица. В то время у них (всех славян!) бытовали только открытые слоги, носовые гласные О и Е, особые звуки ять, Ъ, Ь; после мягких согласных могли следовать только определенные гласные звуки, а после твердых, наоборот, другие. Были и иные особенности фонетики и морфологии, позднее исчезнувшие или изменившиеся по разным языкам. Но орфография «дощечек» показывает, что тот, кто их надписал, не умел обозначать носовые: он воспроизводил их в соответствии с тем, как это гораздо позже делалось в польском языке; в то же время на «дощечках» есть места, показывающие изменения, которые позднее произойдут в сербском, хотя эти процессы взаимоисключают друг друга. Во «Влесовой книге» отражено смешение Е и ять, которое появится только в смоленских грамотах в начале XIII в., отвердение шипящих и Ц — процесс еще более поздний в славянских языках; приведена глагольная форма БЯ вместо существовавшей бѣ; при слове женского рода употреблено числительное в мужском роде; имеется ряд нелепостей в склонении существительных, в образовании причастий и т. п. и т. д.

Содержание «Влесовой книги», ее язык (о чем можно судить хотя бы по тому отрывку, который приведен в статье В. Скурлатова и Н. Николаева) свидетельствуют, что перед нами явная подделка. Авторов, пытающихся доказать обратное, нисколько не спасают рассуждения о «совершенно неожиданной картине далекого прошлого славян». Во «Влесовой книге» речь идет о славянах-скотоводах, живших «за тысячу триста лет до Германриха» — за 13 столетий до готского вождя середины IV в. Германариха (то есть в начале I тыс; до н. э.). Ни автор «Повести временных лет» (начало XII в.), располагавший многими источниками, ни авторы первых повестей, летописей и предполагаемых летописных сводов конца Х—XI в. не сообщают о славянских племенах и князьях даже V—Х вв. таких сведений, какие содержит составленная якобы в конце IX в. «Влесова книга» о временах гораздо более отдаленных, отстоявших от ее «появления» почти на два тысячелетия! Не спасают В. Скурлатова и Н. Николаева и исторические параллели, связанные с характеристикой передвижений из Центральной Азии в Европу скотоводческих племен, среди которых, по их мнению, могли быть и славяне. Эту «оригинальную версию о степном центральноазиатском происхождении наших предков» авторы, со ссылкой на историков-«евразийцев», а также на итальянских археологов, ведущих раскопки в Пакистане, поддерживают, хотя давно доказано, что славяне задолго до этого (еще в III тыс. до н. э., во времена трипольской культуры) были земледельцами и автохтонами, то есть обитали в районе Среднего Поднепровья.

Текст «Влесовой книги», повествующий о славянских праотцах Богумире и Оре, их дочерях и сыновьях, от которых пошли названия славянских племен (древляне, кривичи, поляне, северяне, русь), настолько наивен, что даже В. Скурлатов и Н. Николаев вынуждены признать, что ее язык «действительно понятен не до конца», что в тексте встречаются «лингвистически вроде бы противоречивые языковые образования». Тем не менее они утверждают, что «писцы „Влесовой книги" знали, о чем писали», а на дереве писали-де многие древние народы (далее сказано и о Бояне, который «растекался мыслью по древу», и о берестяных грамотах, и о еловой палочке из киргизского Ачекташа с вырезанной на ней «Таласской надписью», и т. д.).

В. Скурлатов и Н. Николаев, которые приводят ряд правильных сведений о древнейших этапах истории восточных славян, развитии их письменности, в основном заполнили свою статью рассуждениями и параллелями, не опирающимися на новейшие достижения науки. На приведенный ими отзыв В. В. (а не Л., как у В. Скурлатова и Н. Николаева) Виноградова, авторитетнейшего специалиста по истории русского языка, авторы, по существу, не обратили внимания. Между тем высказывавшееся им мнение о «Влесовой книге», как одной из подделок Сулакадзева, имеет веские основания. Акад. М. Н. Сперанский отмечал «грубую и наивную» подделку Сулакадзева, названную последним «Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим...». В 1812 г. отрывок из этих якобы древних «вещаний», поверив в них, перевел на современный русский язык Г. Р. Державин. Сулакадзев имел своего рода «музей», в котором хранились и подлинные рукописи (нередко со вставками на полях самого фальсификатора), и подделки, изготовленные им самим. В каталоге своего собрания рукописей Сулакадзев упоминает, между прочим, источники, вырезанные на досках, например «предревний» синодик. Там же числится сочинение «Патриарси (то есть патриархи. —Авт.). На 45 буковых досках Ягипа, Гана, смерда IX в.».⁶ Как тут не вспомнить, что и так называемая «Влесова книга» доведена до последней четверти IX века.

_______________________

1 Шарлемань Н. В. Сергей Парамонов и «Слово о полку Игореве» // ТОДРЛ. Т. 16. М.; Л., 1960. С. 616. В примечании к этой работе говорилось: «Редакция ТОДРЛ не считает возможным вступать в спор с С. Лесным по вопросам филологическим, историческим и прочим ввиду полной его некомпетентности в гуманитарных науках» (Там же. С. 611).

2 Жуковская Л. П. Поддельная докириллическая рукопись: (К вопросу о методе определения подделок) // Вопросы языкознания. 1960. № 2. С. 142—144.

3 См., например, заметки В. Вилинбахова и В. Старостина. «Неделя», 1976. № 33; Д. Жукова — «Огонек», 1977. № 13. С. 29.

4 См., например: Истрин В. А. 1100 лет славянской азбуки. М., 1969.

5 Переписка А. X. Востокова в повременном порядке с объяснительными примечаниями И. Срезневского // Сборник Отделения русского языка и словесности. Т. V, вып. 2. СПб.. 1873. С. 412.

6 Сперанский М. Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. (Бардин и Сулакадзев) // Проблемы источниковедения. М., 1956. Вып. V. С. 68, 91, 101.

О. В. Творогов

ЧТО ЖЕ ТАКОЕ "ВЛЕСОВА КНИГА"?

(с. 47-85)

В октябре 1987 года газета "Книжное обозрение" опубликовала материалы "Круглого стола" с участниками общественного совета "Молодежь и книга". В числе других выступил писатель Ю. Сергеев, напомнивший о судьбе "Влесовой книги" (Ю. Сергеев назвал ее "Велесовой"): "Ее давно пора издать. Но пока приходится слышать одни разговоры о том, не подделка ли это. Сомневающихся много. Непонятно другое, почему же тогда сомневающиеся не возьмут и не проанализируют книгу, не докажут, что „Велесова книга" имитирована кем-то? В связи с судьбой „Велесовой книги" вспоминается история „Слова о полку Игореве". Ведь в свое время и „Слово" называли подделкой".¹ И далее Ю. Сергеев напоминает, что в его романе "Становой хребет" рассказывается, как один из героев произведения, Егор, обнаруживает "в одном из заброшенных селений языческую библиотеку".

Прервем цитату из выступления писателя и обратимся к самому роману. Там есть такая сцена. Уже упомянутый Егор обнаруживает пещеру, вдоль одной из стен которой "тянулись широкие полки с уложенными на них бесчисленными берестяными листами и какими-то стопками дощечек. Егор подошел ближе. Берестяных грамот было такое множество, что они казались поленницами дров. Егор взял одну дощечку, с большим трудом стал разбирать слова древнего письма (старославянскому чтению он учился в гимназии): „Богу Святовиду славу рцем, он ведь бог Прави и Яви, а потом поем песни, так как он есть свет, через коий мы видим мир"..."²

В своем выступлении Ю. Сергеев сообщает далее, что во второй книге романа его герой "возвращается домой и читает эту библиотеку". "Я хочу, - продолжает он, - художественно дать читателю надежду на то, что у нас еще до христианства была величайшая культура".³

Объясним суть дела. Судя по словам, которые прочел на дощечке Егор, они слегка перефразируют текст "Влесовой книги", о которой и говорил Ю. Сергеев. "Влесова книга" - это "языческая летопись", написанная на деревянных дощечках, которая будто бы была обнаружена в 1919 году. Начиная с 1976 года эта "таинственная летопись", как ее окрестили в газете "Неделя", была предметом широкого обсуждения в нашей прессе. Ученые убеждали, что перед нами подделка, но писатели не верили им, сравнивали судьбу "Влесовой книги" с судьбой "Слова",⁴ требовали ее "тщательного всестороннего анализа".⁵ С правомерностью такого требования нельзя не согласиться. И хотя лингвистам оказалось достаточным и незначительного отрывка текста, чтобы серьезно и основательно сомневаться в подлинности "Влесовой книги" (далее сокращенно: ВК), необходимо было знакомство с полным текстом памятника. Но его основные издания, вероятно известные авторам журнальных публикаций, отсутствовали в наших библиотеках.

Поэтому мы очень признательны Б. А. Ребиндеру, инженеру из г. Руайя (Франция), нашему соотечественнику по рождению, который прислал в Отдел древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР необходимые материалы, выразив горячую заинтересованность в их объективном анализе.

Мне было поручено исследовать "Влесову книгу" с той же тщательностью и объективностью, с какой должен изучаться любой исторический источник. Я рассмотрел историю вопроса, познакомился с публикациями ее текста и архивными материалами Ю. П. Миролюбова (изданными Н. Ф. Скрипником) и его сочинениями, рассмотрел язык ВК и ее содержание, попытался установить некоторые источники. Эта работа будет опубликована в 43-м томе "Трудов Отдела древнерусской литературы".⁶ В нее включено и полное издание текста ВК, ибо только такая публикация позволит отмести всякие претензии к ученым, которые будто бы намеренно скрывают текст ВК от всех интересующихся.

Предлагаемая статья, естественно, не охватывает всех вопросов: отсутствует текст ВК, археографический и текстологический анализ, анализ языка, приводятся только некоторые данные об исторической концепции ВК. Здесь освещены лишь те проблемы, которые могут быть интересны наиболее широкому кругу читателей.

 

ИСТОРИЯ НАХОДКИ И ПУБЛИКАЦИИ "ВЛЕСОВОЙ КНИГИ" ЗА РУБЕЖОМ

 

Название "Влесова книга" дано рассматриваемому памятнику одним из энтузиастов его изучения и публикации С. Лесным. С. Лесной - псевдоним доктора биологических наук, специалиста по систематике двукрылых С. Парамонова. Парамонов бежал из Киева в 1943 году,⁷ впоследствии жил в Австралии. Под псевдонимом С. Лесной он опубликовал несколько дилетантских книг о истории Руси и "Слове о полку Игореве". В его сочинении "Влесова книга..."⁸ наиболее подробно изложена история находки и публикации памятника. История эта такова.

В 1919 году полковник белой армии А. Ф. Изенбек обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе⁹ деревянные дощечки с письменами на них. Он приказал денщику собрать дощечки в мешок и увез их с собой. В 1925 году А. Ф. Изенбек, проживавший в Брюсселе, познакомился с Ю. П. Миролюбивым. Инженер-химик по образованию, Ю. П. Миролюбов не был чужд литературных занятий: он писал стихи и прозу, но большую часть его сочинений (посмертно опубликованных в Мюнхене) составляют разыскания о истории и религии древних славян. Миролюбов поделился с Изенбеком своим замыслом написать поэму на исторический сюжет, но посетовал на отсутствие материала. В ответ Изенбек указал ему на лежащий на полу мешок с "дощечками": "Вон там, в углу, видишь мешок? Морской мешок? Там что-то есть..." (с. 23). "В мешке я нашел, - вспоминает Миролюбов, - „дощьки", связанные ремнем, пропущенным в отверстия" (там же). И с той поры Ю. П. Миролюбов в течение пятнадцати лет занимался переписыванием текста с дощечек. Изенбек не разрешал выносить дощечки, и Миролюбов переписывал их либо в присутствии хозяина, либо оставаясь в его "ателье" (Изенбек разрисовывал ткани) запертым на ключ. Миролюбов переписывал, с трудом разбирая текст и реставрируя пострадавшие дощечки. "Стал приводить в порядок, склеивать...", - вспоминал Миролюбов (с. 8). Он вспоминал также: "Я... смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории... Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имен, совпадающих со смежной эпохой других народов, описания династий князей, и всякого такого материала исторического, какого в них не оказалось" (с. 25). Какую часть текста ВK Миролюбов переписал, С. Лесной установить не смог. В 1941 году Изенбек умирает, и дальнейшая судьба дощечек неизвестна. Проходит двенадцать лет. И вот в ноябре 1953 года в журнале "Жар-птица", издававшемся русскими эмигрантами в Сан-Франциско (первоначально на ротапринте), публикуется следующая заметка:¹⁰

 

КОЛОССАЛЬНАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СЕНСАЦИЯ

 

При некотором нашем содействии - воззвании к читателям журнала в сентябрьском номере журнала - и журналиста Юрия Миролюбова отыскались в Европе древние деревянные "дощьки" V века с ценнейшими на них историческими письменами о древней Руси.

Мы получили из Бельгии фотографические снимки с некоторых из "дощьчек", и часть строчек с этих старинных уник уже переведена на современный русский язык известным ученым-этимологом Александром А. Кур¹¹ и будет напечатана в следующем, декабрьском номере нашего журнала.

Редакция.

 

Из этого сообщения можно было понять, что дощечки нашлись или что, во всяком случае, редакция получила фотоснимки с них. Но в январском номере журнала за 1954 год было опубликовано письмо Ю. П. Миролюбова, в котором, в частности, говорилось, что "фотостатов мы не могли с них (видимо, с досок, - О. Т.) сделать, хотя где-то среди моих бумаг находится один или несколько снимков. Если найду, то я их с удовольствием пришлю. Подчеркиваю, что о подлинности дощьек судить не могу".¹² В дальнейшем в журнале появится еще несколько сообщений о "фотостатах", весьма противоречивых: в 1957 году (октябрьский номер) Миролюбов признает, что "фотографии текстов немногочисленны, репродукции неясны"; в январе 1959 года А. Кур упоминает "фотостатные снимки других дощечек", которые у него имеются. По сведениям С. Ляшевского, Миролюбов сделал фотографии с двух дощечек. ¹³ Так или иначе, но опубликован был (в январе 1955 года) единственный "фотостат" - те самые десять строк с дощечки под № 16. которые воспроизводит в своей книге С. Лесной; этот же снимок был прислан на экспертизу в Академию наук СССР и помещен в статье Л. П. Жуковской в журнале "Вопросы языкознания". ¹⁴ Невольно создается впечатление, что издатели вводили читателей в заблуждение: то заманивали их обещаниями продемонстрировать имеющиеся фотоснимки, то, напротив, утверждали, что их нет, они утрачены и т. д.

Странно и другое: объявив о находке дощечек в ноябре 1953 года, редакция не спешит публиковать тексты. В течение трех лет публикуются лишь статьи А. Кура, в которых в общей сложности воспроизведено около 100 строк из ВК, но публикация полного текста отдельных дощечек началась лишь с марта 1957 года и продолжалась до 1959 года, когда журнал "Жар-птица" прекратил свое существование.

В 60-х годах о ВК упоминает С. Лесной в своих книгах "История руссов в неизвращенном виде" (Париж; Мюнхен, 1953-1960; материалы о ВК в вып. 7-10) и "Русь, откуда ты? Основные проблемы истории Древней Руси" (Виннипег, 1964). Затем он посвящает ей специальную работу - уже упомянутое издание "Влесова книга...". В 1963 году С. Лесной опубликовал тезисы своего предполагаемого сообщения о ВК на V Международном съезде славистов, ¹⁵ однако на съезде не присутствовал и доклада о ВК не делал.¹⁶ После смерти С. Лесного о ВК на Западе забыли. Интерес к ней вновь пробудился в середине 70-х годов, когда были изданы несколько выпусков серии "Влес книга". По сообщению Б. А. Ребиндера, к моменту его знакомства с энтузиастом изучения ВК Н. Ф. Скрипником "имелось два перевода на русский. Один сделал Лазаревич, а другой Соколов в Австралии. Перевод на украинский сделал Кирпич. Имелся также перевод на английский, сделанный Качуром, а также на украинский, бытующий в Канаде".¹⁷ С этими публикациями нам познакомиться не удалось, но перевод ВК на русский язык, осуществленный Б. А. Ребиндером (автор любезно прислал нам три выпуски своей работы "Влесова книга", изданной на ротапринте), опиравшимся на все предшествующие издания и переводы, свидетельствует о том, что серьезного научного анализа текста ВК и ее содержания не проводилось.

Посмертная публикация сочинений Ю. П. Миролюбова, осуществленная в Мюнхене в 1974-1984 годах, вносит важные коррективы в приводимые здесь сведения, но сочинения эти, вероятно, не были известны ни Ребиндеру, ни Лесному. Поэтому мы обратимся к их анализу в заключительной части работы, а пока "примем на веру" версию, изложенную С. Лесным.

 

"ВЛЕСОВА КНИГА" В СОВЕТСКОЙ ПЕЧАТИ

 

В 1960 году С. Лесной прислал в Советский славянский комитет фотографию с одной из дощечек ВК. Академик В. В. Виноградов поручил экспертизу снимка палеографу и языковеду Л. П. Жуковской. Они располагала весьма ограниченным материалом (на дощечке читалось всего десять строк текста), однако смогла прийти к принципиально важным выводам. Во-первых, было отмечено, что фотография сделана, видимо, не непосредственно с дощечки, а с прориси. Во-вторых, Л. П. Жуковская указала, что если по палеографическим данным (хотя они и вызывают сомнение) нельзя прямо судить о подделке, то данные языка свидетельствуют о том, что "рассмотренный материал не является подлинным".¹⁸ С. Лесной весьма своеобразно оспорил этот довод: он посчитал, что соображения эксперта не имеют основания уже потому, что "он этого языка не знает" (с. 36). Этот глубокомысленный вывод повторят и некоторые наши журналисты, так же, как и С. Лесной, не понявшие, на чем основано суждение Л. П. Жуковской: не на странности или исключительности форм, а на сочетании в тексте разновременных языковых фактов, которые не могли сосуществовать ни в одном реальном славянском языке, по крайней мере в языке восточнославянской группы, на отражение которого претендует ВК.

После публикации статьи Л. П. Жуковской о ВК в нашей стране надолго забыли. Вспомнил о ней поэт И. Кобзев в 1970 году. Впрочем, его сведения о ВК в тот момент были весьма ограниченны: он полагал, например, что ВК была обнаружена в Австралии.¹⁹

Ажиотаж вокруг ВК начинается в 1976 году. Можно предположить, что авторам статей об этом памятнике стали каким-то образом доступны публикации текста и переводы ВК, появившиеся незадолго перед тем на Западе. В 1976 году газета "Неделя" печатает статью В. Скурлатова и Н. Николаева. Ей предпослано небольшое вступление от редакции, в котором мы, в частности, читаем: "Содержание ее (ВК, - О. Т.) столь необычно, что не укладывается в рамки существующих представлений о древности славянской письменности. И, может быть, поэтому недоверие было первой реакцией некоторых ученых".²⁰ Заметьте: "первой реакцией". Значит, была и другая, последующая реакция? К тому же, если это реакция "некоторых ученых", то, значит, есть и другие ученые - поверившие? Так уже в первой статье о ВК выдвигается тезис, будто бы ученый мир по отношению к ВК разделился на сторонников и противников ее подлинности. Нам еще придется не раз говорить о полной безосновательности такого утверждения, а сейчас остановимся на собственно "научных" суждениях, к которым привело редакцию и авторов статьи знакомство с ВК.

Прежде всего отметим, что ВК не дает основания "по-новому поставить вопрос о времени возникновения славянской письменности". Редакция подчеркивает, что ВК доходит "до времен Асклда, Дироса и Ерека (Рюрика)". Следовательно, ВК не могла быть написана ранее середины IX века, если, конечно, не представлять себе процесс написания дощечек растянувшимся на века (такие попытки объяснения различий в языке ВК выдвигались). К тому же дощечки исчезли, и датировать их нет возможности. Можно было бы попытаться доказать, что алфавит ВК старше, чем известный нам кириллический алфавит. Но опубликованный снимок с дощечки не дает никаких оснований для такого вывода.

"Необычность содержания" ставит перед исследователями совершенно иной вопрос: о соответствии этого содержания современным научным представлениям о происхождении славянских народов. В. Скурлатов и Н. Николаев без каких бы то ни было оговорок выступают в роли доверчивых читателей ВК. Она, по их словам, "изображает совершенно неожиданную картину далекого прошлого славян, она повествует о русах как „внуках Даждьбога", о праотцах Богумире и Оре, рассказывает о передвижении славянских племен из глубин Центральной Азии в Подунавье, о битвах с готами и затем с гуннами и аварами, о том, что трижды Русь погибнувшая восстала. Она говорит о скотоводстве как основном хозяйственном занятии древних славяно-руссов, о стройной и своеобразной системе мифологии, миропредставлении, во многом неведомом ранее. Придумать такое вряд ли под силу какому-либо заурядному мистификатору" .

Обратим внимание на способ подачи исторической концепции ВК широкому читателю. Создается впечатление, что, сообщая о "многом неведомом ранее", она восполняет недостаточность наших сведений о древнейшей истории славян. Таких сведений действительно до обидного мало. Однако дело в другом: историческая картина, изображенная в ВК, самым решительным образом противоречит всей сумме знаний, добытых совместными усилиями археологов, лингвистов, этнографов, историков, знаний, опирающихся на многочисленные факты и источники и положенных в основу современных представлений об этногенезе индоевропейских народов, и славян в частности.²¹ Более того, не указав на противоречия ВК современным научным представлениям, В. Скурлатов и Н. Николаев пишут буквально следующее: "Оригинальна версия о степном центральноазиатском происхождении наших предков. В трудах недавно умершего Г. В. Вернадского и других историков-„евразийцев" допускается эта возможность". Перед нами - иллюзия научного обоснования историографической концепции ВК. Широкому читателю, не имеющему представления ни о научной школе "евразийцев" (с весьма антисоветской политической платформой), ни о том, что концепция "евразийцев", выдвинутая в 20-30-х годах нашего века, в настоящее время почти не имеет последователей даже в западной науке, ссылка на труди Г. Вернадского преподносятся как научный аргумент в пользу ценности сведений ВК.²²

Мы так подробно остановились на этой газетной статье не случайно. Во-первых, в ней "заложены" все основные направления, по которым в дальнейшем будет разворачиваться "защита" ВК от науки, во-вторых, она - главный источник для многих исследуемых публикаций, авторы которых свои сведения о ВК черпали в основном из данной статьи.

В 1976 году в "Неделе" появляется еще одна подборка мнений о ВК. В ней представляет интерес выступление писателя В. Старостина, которое вносит в пропаганду ВК новый, эмоциональный, нюанс: "...для меня и в маленьких отрывках, но большой смысл открылся. Одни имена уже неподдельны и неподражаемы: Богумир, Славуна, а вместо Рюрика - Ерек; дивно прекрасен оборот „прибежищная сила" - все это мог создать только народ. А найдись бы творец да сотвори все это пусть и в недавние времена единственно из сердца своего - значит, такой человек безмерно даровит. И в том и в другом случае „Влесова книга" бесценный дар, и недопустимо замалчиванием отстранять от нее читателей и писателей".²³

В 1977 году в журнале "Вопросы истории" свое суждение о ВК высказали академик Б. А. Рыбаков, В. И. Буганов и Л. П. Жуковская.²⁴ К сожалению, критика ВК была основана лишь на лингвистических и палеографических наблюдениях Л. П. Жуковской, сделанных ею еще в 1959 году, а с содержанием памятника авторы смогли познакомиться, возможно, лишь по статье В. Скурлатова и Н. Николаева. Тем не менее они отмечают наивность рассказа ВK о славянских праотцах Богумире и Оре, их сыновьях и дочерях, от имен которых будто бы пошли названия славянских племен.²⁵

Предостережению ученых не вняли. В том же году писатель Д. Жуков упоминает о "возобновлении изучения „Влесовой книги", „содержание которой столь необычно, что оно не укладывается в существующие представления о древности славянской письменности" (это цитата из предисловия к статье В. Скурлатова и Н. Николаева, - О. Т.) и потому стало предметом научных споров (? - О. Т.) и даже (?? - О. Т.) обвинений в мистификации".²⁶ Нетрудно заметить, как читатель "подталкивается" к выводу, что "обвинения в мистификации" - досадное недоразумение.

В том же году "Литературная Россия" публикует письмо поэта И. Кобзева.²⁷ "Уже на протяжении многих лет судьба этой древнерусской рукописи волнует умы и сердца людей. . .", - патетически начинает он свою статью. И. Кобзев утверждает, что на V Международном съезде славистов состоялся подробный разговор о ВК, "обоснованно и серьезно поднимался вопрос о необходимости тщательного изучения этого литературного памятника". Это, как будет показано ниже, совершенно не соответствует фактам. Далее И. Кобзев кощунственно соотносит судьбу ВK с судьбой "Слова о полку Игореве", в подлинности которого также сомневались, и утверждает, что "отрицательную роль сыграли выступления в печати некоторых слишком уж осторожных скептиков (курсив мой, - О. Т.), которые еще до ознакомления советских читателей с полным текстом летописи объявили ее „подделкой" и „мистификацией". .." (снова читателя дезориентируют: крупнейшие советские ученые анонимно зачислены в разряд "некоторых слишком уж осторожных скептиков", однако умалчивается, что в действительности им противостоят лишь "некоторые" неспециалисты, поспешившие оповестить о ВК советских читателей, не попытавшись хотя бы в самых общих чертах соотнести ее "концепцию" с данными современной науки.

В 1979 году о ВК вновь напоминают, на этот раз в журнале "Техника - молодежи".²⁸ Тон обсуждению задает сама редакция. Статье О. Скурлатовой "Загадки „Влесовой книги"" она предпосылает такое обращение: "На протяжении последних десятилетий идет непрекращающийся спор, связанный не столько с подлинностью дощечек (а об этом не спорят? - О. Т.), сколько с их содержанием, имеющим весьма большое значение для истории страны. Публикуя статьи... мы отнюдь не настаивая на ее (ВК, - О. Т.) подлинности, даем повод нашим читателям поломать голову над разгадкой столь увлекательной тайны".²⁹ Редакция поступила весьма безответственно, во-первых, убеждая читателей в будто бы непрекращающемся десятилетиями и, как можно подумать, научном споре вокруг ВК, а во-вторых, заигрывая с ними, предлагая "поломать голову" над решением загадок этногенеза славян и тем самым призывая к дилетантскому обсуждению сложнейших проблем, требующих глубоких специальных знаний. Статья О. Скурлатовой содержит в основном пересказ статьи В. Скурлатова и Н. Николаева, но автор вносит и свой вклад в решение "увлекательной тайны". Для О. Скурлатовой словно нет сомнений в подлинности и достоверности ВК. Она убежденно пишет: "Во „Влесовой книге" четко засвидетельствовано (здесь и далее курсив мой, - О. Т.), что наши предки „водили скот от Востока до Карпатской горы". Таким образом, не Припятские болота, куда нас пытаются загнать некоторые археологи, а огромный простор Евразийских степей вплоть до Амура - вот наша истинная прародина. 400 лет назад русские лишь вернулись в родное Русское поле, которое тысячелетиями принадлежало нашим предкам. В том-то и заключается великая историческая ценность Влесовой книги, что она явно свидетельствует о нашем исконном присутствии на нынешней территории страны".³⁰ Трудно даже комментировать этот безответственный пассаж!

В этом же году появляется рецензия Д. Жукова на книгу Н. Р. Гусевой "Индуизм. История формирования. Культовая практика" (М., 1977). Рецензент, в частности, упоминает и о ВК. В книге Гусевой, по его словам, нет "промежуточного звена" "между теми, кто нам известен под именем древних славян, и их предками, которые соседствовали с арьями, ушедшими в далекую Индию". По мнению Д. Жукова, "не должна быть упущена возможность заполнить этот пробел и при помощи недавно найденной „Влесовой книги"... Подлинность „Влесовой книги" подвергается сомнению, и это тем более требует ее публикации у нас и тщательного всестороннего анализа во избежание ненужных, ненаучных наслоений".³¹ С этим предложением нельзя не согласиться. Анализ нужен, но, может быть, стоило бы и пропаганду ВК не развертывать так широко до окончания этого анализа.

В 1980 году в журнале "Русская речь" появляется статья чл.-корр. АН СССР Ф. П. Филина и доктора филологических наук Л. П. Жуковской, где вновь анализируется язык ВК и на основе этого анализа делается весьма определенный вывод: "Это совершенно явная и грубая подделка, в которой нет ни „таинственности", ни „загадок"". ³² Но лингвистическая аргументация защитникам ВК кажется недостаточной.

Статья В. Осокина, опубликованная в 1981 году в солидном журнале "В мире книг", не только оставляет без внимания мнение историков и лингвистов, но и является своего рода заключительным аккордом в гимне славословий ВК.³³ Автор стремится придать этому сомнительному сочинению статус ценнейшего источника, который остается без должного внимания лишь по упрямому недоверию "некоторых ученых". Неточностей и передержек в статье очень много,³⁴ но на двух из них необходимо остановиться специально. Вслед за И. Кобзевым В. Осокин упоминает о "большом интересе" ученых, который ВК вызвала на V Международном съезде славистов, на котором будто бы "достаточно обоснованно и серьезно поднимался вопрос о необходимости тщательного изучения этого литературного памятника" и "решено было подробно изучить это - во многих отношениях таинственное - произведение".³⁵ После такого утверждения невольно начинаешь проникаться уважением к ВК и недоверием к ученым-скептикам.

Но в том-то и дело, что все сказанное не соответствует действительности: как говорилось выше, на съезде С. Лесной не присутствовал, доклада не читал, поэтому никакого обсуждения и тем более решения съезда о необходимости изучать ВК не было и быть не могло. Не случайно в книге, опубликованной в 1966 году, через три года после съезда, С. Лесной не упоминает ни одного западноевропейского ученого, который бы ознакомился с ВК или так или иначе высказался бы о необходимости ее изучения. Другая серьезная неточность состоит в следующем. Автор утверждает, что "историки" А. Кур и С. Лесной "отсылают все материалы (фотографии и дешифровки) в Москву, в Славянский комитет, для консультации с советскими учеными".³⁶ Не было этого благородного жеста А. Кура и С. Лесного: в Москву была прислана фотография с одной стороны одной дощечки (да и то, как предположила Л. П. Жуковская, не с самой дощечки, а с прориси с нее). Если бы В. Осокин был прав, то мы могли бы с полным основанием упрекать советских ученых в том, что, располагая бесценными документами (фотографиями с дощечек, да еще расшифровками текстов), они "отстраняют от них и читателей и писателей", как сетует писатель В. Старостин.

Подчеркивая значимость ВК, В. Осокин информирует далее: "Сейчас мы, члены комиссии по охране памятников при Московской писательской организации, привлекаем к изучению Деревянной книги (так автор именует ВК, - О. Т.) специалистов самых разных профилей, а не только языковедов".³⁷ Неясно, кто же из специалистов помог московским писателям разобраться с ВК? Пропагандой ее в нашей стране занимались и занимаются в основном писатели и журналисты: И. Кобзев, В. Осокин, Д. Жуков, О. Скурлатова. В. Вилинбахов (впрочем, высказывавшийся о ВК с осторожностью) был единственным специалистом-историком среди защитников ВК.³⁸ "Специалист в области польского языка" (как представляет ее читателям В. Осокин) Г. С. Белякова защитила диссертацию па тему "Экранизация произведений польской классической литературы" - и также не может выступать как авторитетный эксперт по истории славянских языков. В. Старостин - не "исследователь былин", а писатель-популяризатор: ему принадлежат книги пересказов былин, адресованные детям.³⁹

Мы не хотим бросать тень на научные возможности названных выше авторов, но все же стоит отметить, что все они (за исключением В. Вилинбахова) по роду своих интересов далеки от тех областей научного знания, которые необходимы для комплексного, всестороннего анализа ВК, а специалисты - лингвисты и историки древней Руси - академик Б. А. Рыбаков, В. И. Буганов, Ф. П. Филин и Л. П. Жуковская единодушно называют ВК фальсификатом. Как можно говорить после этого о "некоторых ученых", "слишком уж осторожных скептиках", которые будто бы на равных правах спорят с теми, кто в книгу "верит"?

Здесь необходимо упомянуть еще одно имя. Ученик и сотрудник А. В. Арциховского В. Л. Янин, а также близко знавший его академик Б. А. Рыбаков никогда не слышали от покойного археолога высказываний в пользу ВК.⁴⁰ А сообщение О. Скурлатовой о том, что А. В. Арциховский "считал вполне вероятным", что ВК "отражает подлинное языческое прошлое славян",⁴¹ появилось после смерти ученого и представляется крайне сомнительным.

Следует признать, что сомнения в подлинности ВК все же закрадывались в душу ее пропагандистов. В. Вилинбахов, например, размышлял: "Допустим, что „Влесова книга" действительно поздняя фальсификация. Снимет ли это всякий интерес к ней? Думаем, что нет, так как неизбежен вопрос: является ли она плодом чистой фантазии или же в ее основу легли, хотя бы фрагментарно, сведения, заимствованные из какого-то иного, действительно древнего источника, не сохранившегося до наших дней".⁴² Хотя, на наш взгляд, это последнее предположение можно отвести как нереальное, все же здесь мы встречаем серьезную постановку вопроса о значимости ВК. В. Скурлатов и Н. Николаев ставят вопрос проще: "Впрочем, даже если бы „Влесова книга" оказалась подделкой, то и в этом случае она заслуживала бы уважения как интересная мистификация".⁴³ О том же говорит и И. Кобзев; по его мнению, "подлинный дух древности убедительно присутствует" в ВК, но если допустить "теоретически", что она может быть подделкой, то "и в этом случае разве становится для нас менее интересным это оригинальное и мудрое творение?"⁴⁴

Мистификации могут быть профессионально сделанными, талантливыми (сказать этого о ВК никак нельзя), но все же главный вопрос в другом: какую цель преследовал мистификатор, кого и в чем хотел он убедить. Мы попытаемся объяснить в дальнейшем мотивы и цели создания ВК.

В заключение нашего обзора стоит упомянуть еще об одном направлении в изучении ВК - попытке на ее основе "разгадать тайны" древнего славянского алфавита. Отсылая к статье Н. Дико и Л. Сучкова⁴⁵ и к убедительной критической заметке В. Н. Миротворцева,⁴⁶ обратим внимание лишь на следующее. ВК, подлинность которой ни один из ее защитников и пропагандистов не попытался подтвердить сколь-нибудь обстоятельным научным анализом, становится в руках физика Л. Сотникoвoй уже основанием для создания новой, поражающей воображение несведущих людей концепции о "триедином строе" древнерусской азбуки. Одна легенда порождает другую.

 

"ДОЩЕЧКИ ИЗЕНБЕКА" И ИХ ПУБЛИКАЦИИ

 

Обратимся теперь непосредственно к ВК, так как всесторонний анализ и дощечек, и помещенного на них текста уже сам по себе поможет нам ответить на вопрос об их подлинности.

По сведениям Ю. П. Миролюбова, ВК представляла собой комплект дощечек с нанесенным на них текстом. С. Лесной цитирует письмо Ю. П. Миролюбова от 11 ноября 1957 года (напомним - написанное по крайней мере через 16 лет после гибели или пропажи самих дощечек), в котором сказано следующее: "Дощьки были приблизительно одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем испорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло поотстало, сошло. Под ним была древесина темного дерева. Изенбек думал, что „дощьки" березового дерева. Я этого не знаю, так как не специалист по дереву. Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой... Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натерт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью. Каждый раз для строки была проведена линия, довольно неровная. Текст был писан под этой линией... На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку „дощек" (очевидно, как в листах , отрывного календаря, - С. Л.). В иных местах, наоборот, это было, как если бы каждая сторона была страницей в книге. Сразу было видно, что это многостолетняя давность. На полях некоторых „дощек" были изображены головы быка, на других солнца, на третьих разных животных, может быть, лисы или собаки, или же овцы. Трудно было разобрать эти фигуры" (с. 23-24).

Трудно предположить, чтобы дощечки IX века пережили бы все превратности судьбы: толщина в 5 миллиметров (!) придала бы им необычайную хрупкость. А ведь они были, раздавлены "солдатскими сапогами", а потом совершили многотрудный вояж в "морском мешке", в каковом пребывали еще несколько лет, связанные ремнем (!), пока их досмотром не занялся Миролюбов. Но закроем пока глаза на все эти странности, ибо нас ожидают в дальнейшем странности не меньшие.

Сколько же было дощечек-"уник", если использовать выражение "Жар-птицы"? Неизвестно. С. Лесной лишь уклончиво пишет, что "дощечки Изенбека" полнее "текста Миролюбова", так как Миролюбов по неуказанным причинам некоторые стороны дощечек не переписал (а может быть, и целые дощечки), и сетует: "Даже такие элементарные вещи: сколько же было дощечек и их обломков, не сказано ни слова" (с. 25). В то же время в специальной таблице, опубликованной в книге "Русь, откуда ты?", он исходит из числа 35 дощечек, а Миролюбов в книге, возможно оставшейся неизвестной С. Лесному, назвал число 37 (см. ниже).

Попытаемся разобраться. Допустим, что дощечки существовали, и на каждой из них текст читался с двух сторон. В этом случае естественны обозначения дощечек с помощью номера и буквы: 1а (лицевая сторона) и 1б (оборотная сторона дощечки). Но среди опубликованных дощечек есть также дощечки 4в, 4г, 4д, 6в, 6г, 6д, 6е и т. д. Если, повторяю, считать, что текст был написан на обеих сторонах дощечки, то окажется, что в "Жар-птице" было опубликовано 30 дощечек. Но в архиве Миролюбова сохранился машинописный текст не только этих дощечек, но еще дощечек, пронумерованных как 8/1, 8/2, 8/3, 14, 19, 21, 22, 23 и др., всего 16 дощечек, только в этих случаях Ю. П. Миролюбов отказался почему-то от букв, обозначающих лицевую и оборотную сторону. Подсчет числа дощечек затруднителен, но их было (если они действительно существовали) явно около пятидесяти.

Но самое главное в другом. Наличие двух текстов - изданного в "Жар-птице" и текста, сохранившегося в архиве Миролюбова в машинописном виде, даст нам возможность их сравнивать. (Естественно предположить, что машинописный текст как-то связан с оригиналом набора и ему можно больше доверять, чем журнальному, в котором, по словам Лесного, были допущены опечатки.⁴⁷

Сравнения текстов журнального (далее Ж) и машинописи (далее М)⁴⁸ приводят нас к поразительным выводам. Приведем лишь некоторые из них:

1. Имеются случаи, когда в Ж указано на дефекты дощечки: "текст разрушен", "текст сколот", "ряд букв стерлись или соскоблены", а в М на том же самом месте читается исправный текст. Как при наличии таких помет можно объяснить, что именно машинописный текст оказывается полнее изданного? Ведь дощечки давно погибли, и машинопись была единственным источником для издания.

2. Необъяснимы случаи, когда в одном и том же тексте М и Ж различаются не буквами (что можно объяснить опечатками, редакторскими поправками и т. д.), а словами. Например (первое чтение Ж, второе М): земiа - доржава, по рiеце - по данаiу, два родi - два вiетва, сiча - бiтвa, лiудiе - народ, до сверзи - до небi и т. д. Произвольная правка текста в одном из вариантов не вызывает сомнения.

3. Как объяснить такое явление: в Ж текст разделен на нумерованные строки, имитирующие подлинник (переносится на следующую строку порой одна буква!), а в М текст имеет пространные вставки которые в эти строки никак не укладываются.

4. Как объяснить, что границы текста, относящегося к разным сторонам дощечки, в М обозначены знаком абзаца (чернилами), разрезающим в большинстве случаев машинописную строку? Это еще одно подтверждение того, что и деление на "дощечки", и нумерованные строки в Ж - фикция.

Итак, сопоставление текстов М и Ж убеждает нас в том, что в издании читателя мистифицируют. Если мы все же допустим, что машинописный текст воспроизводит рукописную копию, которую сделал когда-то Миролюбов, то окажется, что издатели исключали фрагменты этого текста, заменяя их (зачем?!) пометами о дефекте "дощечек", вместо одних слов вписывали другие (не говоря о многочисленнейших буквенных заменах), произвольно меняли границы текста на "дощечке и т. д.

Анализ ВК свидетельствует, что язык, которым она написана, не мог существовать. Нет такого языка, который не имел бы устойчивой фонетической системы, единых правил грамматики, так нарушал бы хорошо изученные закономерности развития всех славянских языков. Доказательства этих положений будут приведены в нашей статье в "Трудах Отдела древнерусской литературы". Здесь же мы ограничимся тем, что приведем два небольших фрагмента текста, сохраняя орфографию и деление на слова в точном соответствии с М: "Слва бгу перуну огнкудру iже стрэлiе на взiе вьрзе а верна предведе во стьзэ поневжде есе тоiо въiньм шестьа соуд a iако злтроун млств всправдьи ест" (дощечка 11б) "тещашуть рiеце велке на русэ а многа вода е журшесть спэва стародавнiа о ты болярi яквы не сен бояща до поль годе iдшiа а ляты многе сен прящiа о волнесть руську" (дощечка 7ж).

 

ИСТОРИЯ СЛАВЯН ПО "ВЛЕСОВОЙ КНИГЕ"

 

С. Лесной не уставал восхищаться ВК: "В дощечках Изенбека все оригинально и непохоже на нам уже известное" (с. 29). Но дело не в том, что историография ВК коренным образом расходится с научными представлениями об истории Европы в античности и раннем средневековье (защитники ВК в этом-то и видят ее ценность), а в том, что даже доверившись этому сомнительному источнику, мы встретимся с неразрешимыми противоречиями в самом его тексте. Приведем один достаточно выразительный пример. В советских публикациях (в "Неделе", в журналах "Техника - молодежи" и "В мире книг") постоянно пересказывается текст с дощечки под № 9. Там рассказывается, что старец Богумир имел жену Славуну, трех дочерей - Древу, Скреву и Полеву и двух сыновей - Севу и Руса. От этих-то детей Богумира и произошли племена русичей: древляне, кривичи, поляне, северяне и русы. Далее говорится, что эти племена образовались в Семиречье,⁴⁹ где жили русичи. за морем (?) в краю зеленом. И происходило это за 1300 лет до Иерманариха.⁵⁰ Из края зеленого упомянутые племена переправились через Ра реку (Волгу?), пришли к морю Готскому (переводчики ВК полагают, что речь идет о Черном море). На берегах этого моря, возле Дона, они встретились с готами. А следом за славянами двигались гунны ⁵¹...

Поклонников ВК восхитил этот рассказ, легендарность которого признавали даже Лесной и Миролюбов. Но дело опять-таки не в этом, а в том, что, вопреки рассказанному, на дощечках 4а и 10 потомком Богумира назван один Орь, от которого пошли какие-то "три рода". На дощечках 4г и З6а говорится, что у Оря было три сына: Кий, Пащек (Щеко) и Горовато (Хорев). Из дощечки З6а следует, что Пащек был праотцем чехов, а Горовато - хорватов. Значит, если поверить, что древнерусские племена произошли от детей Богумира, то окажется, что дpyгиe славянские народы - чехи и хорваты - также происходят от них (ведь Орь - потомок Богумира). Древляне и поляне, происхождение названий которых объяснено было на дощечке 9, на дощечках 4б и 7а упоминаются вновь, но на этот раз говорится, что "древичами" (древлянами) их называли потому, что они живут в лесах, "а на полях наше имя было поляне". Подобных противоречий в ВК множество.

Весьма странна и хронология ВК. Она противоречит не только данным современной науки, но и принципам средневекового летоисчисления, и элементарной арифметике. Желая потрясти воображение, создатели ВК оперируют, как правило, огромными временными масштабами в 500, 1000, 1300 и 1500 лет (см. дощечки 4б, 5а, 7б, 7в, 7г, 8, 9а, 17а). Причем совершенно непонятна система отсчета лет. Во всех хронологических системах античности и средневековья отсчет времени велся от древнейшего события к последующим: от основания Рима, от первой олимпиады, от "сотворения мира" и т. д. В ВК мы, напротив, находим в основном отсчет от последующего события к предыдущему: "за 1500 лет до Дира", "за 1300 лет до Германариха" и т. д.

Обратим внимание и на следующее. Создатели ВК замахнулись на изложение истории наших предков за 1800 лет. Но у них не хватило выдумки заполнить событиями столь значительный временной диапазон, и в ВК рассказывается по существу лишь о двух периодах - IX-VIII веках до н. э. и о времени начиная с III века н. э., со времени прихода в Причерноморье готов. Но и тут ВК оказывается не в ладах ни с логикой, ни с арифметикой. Если Богумир жил за 1300 лет до Германариха (погибшего в 375 году н. э.), то, следовательно, время Богумира - IX век до н. э. Но на другой дощечке говорится, что от праотца Оря (как мы помним - сына Богумира!) до Дира прошло 1500 лет. Дир, согласно преданиям, жил в IX веке н. э. и, следовательно, Орь жил в VI веке до н. э., три века спустя после Богумира. По свидетельству дощечки 5а, за 1500 лет до Дира наши предки поселились на Карпатах, где прожили 500 лет, а на дощечке 7г говорится, что от "исходу" от Карпат до Аскольда (современника Дира) прошло 1300 лет.⁵² Примеры подобных несообразностей можно продолжить.

Есть и еще особенность ВК, также раскрывающая "методику" ее создания. Говоря о длившихся сотнями лет (!) битвах русичей с готами, гуннами, римлянами, греками, автор ВК умудряется избежать всякой конкретности: не назван по имени ни один римский и византийский император или полководец, ни один вождь гуннов, а из готских вождей упоминаются лишь Германарих (дощечки 5б, 6д, 9а, 14, 23, 27), имя которого хорошо известно по разным источникам, и Галарех (?), которого комментаторы ВК отождествляли с вестготским королем Аларихом (ок. 370-конец 410).

Подробности войн с Римом и Византией в ВК отсутствуют, видимо, не случайно: история этих стран слишком хорошо известна, и любая конкретизация событий грозила немедленным разоблачением фальсификата. Поэтому автор ВК ограничивается лишь общими ссылками на "римлян" и "греков", а из географических ориентиров упоминает лишь, хорошо известную по русским летописям и византийском источникам Корсунь (Херсонес), город Сурож (упоминая его в той огласовке, в какой византийская колония Сугдея впервые поименована в "Слове о полку Игореве") да неведомую "землю Трояню", которую, однако, никак не локализует.

Итак, перед нами сочинение крайне примитивное, свидетельствующее не только об ограниченности знаний его создателя, но и об отсутствии у него даже литературной фантазии: не случайно в ВК встречаются постоянные возвращения к одним и тем же коллизиям, к одним и тем же именам и "фактам", без каких-либо попыток представить более конкретную картину событий, охарактеризовать - пусть в типичных для средневековой историографии традиционных "портретах" - исторически деятелей, воспроизвести эпизоды какой-либо битвы и т. д. Трудно найти среди средневековых хроник и летописей даже самого низкого уровня произведение столь же убогое по мысли, с таким же отсутствием логики повествования, столь же бедное при обращении к конкретным фактам столь же "безлюдное", столь лишенное топонимических ориентиров. Словом, и анализ "историографии" ВК говорит о том, что перед нами неудачно смонтированный фальсификат.

 

ИСТОЧНИКИ "ВЛЕСОВОЙ КНИГИ"

 

Защищая подлинность ВК, ее сторонники выдвигают, как им кажется, неотразимый аргумент. Если автор - фальсификатор, то откуда он мог почерпнуть столько сведений, "написать целую историю народа в его отношениях с добрым десятком иных народов: греками, римлянами, готами (годью), гуннами, аланами, костобоками, берендеями, ягами, осами, хазарами, дасунами, варягами и т. д. Он также описал взаимоотношения между рядом славянских племен: русами, хорватами, борусами, карпами, киянами, иломерами, антами, русколунами и т. д." (с. 30).

Знакомясь с текстом ВК, мы убеждаемся, что история этих отношений изложена невнятно, лишена конкретности, а большинство перечисленных тут племен и народов упомянуто в ВК один-два раза в крайне неясном контексте.

Вот несколько цитат из ВК (цитирую по М), в которых говорится о взаимоотношениях славян с их соседями: "бiя ту сэща велiка енззiце а кустобце се разити со злоiе утечеце" (дощечка 5б); "од opie то се обящи нашoi оце со бopycoi дорарiеце до непреноi а карпанеске држава" (дощечка 6а); "себто по стоi дваденсенте лятоi бране годе напираема задэ (бяща) егуншти а бренде шедша до полуноце мезе рарiека дивуна а тамо то препадне iepмaнрех а гуларех вед ю на нове земле" (дощечка 6б). Приведем перевод тех же фраз, сделанный Б. А. Ребиндером: "И была тут сеча великая. Языцы и Костобоки сражались со злыми убегающими"; "От Ория - это наш общий отец со борусами и от Волги до Днепра" (дальнейшие слова читаются только в М и у Ребиндера не переведены); "Это было через сто двадцать лет. Готы бились с Гуннами (?) и отошли к северу между Волгой и Двиной и там осели (?). Иерманарех и Гуларех вели их на новые земли".⁵³

И тем не менее на источниках ВК стоит хотя бы кратко остановиться, ибо экзотические этнонимы и упоминания о неведомых историкам деяниях наших предков завораживающе действуют на иных читателей.

Основные исторические коллизии ВК суть отражение разного рода фантазий и домыслов на темы праистории славян, выдвигавшихся еще в XIX веке и особенно распространенных в кругу русских эмигрантов в 20-50-х годах нашего века. Миролюбов в своих сочинениях (о которых речь пойдет далее) ссылается на ряд книг и статей, посвященных той тематике, в заглавиях которых постоянным спутником слова "история" являются определения "истинная", "неизвращенная", "подлинная" и т. д., иначе говоря, отличающаяся от научной, документально обоснованной истории славян. Источником для некоторых сюжетов ВК могли стать, например, сочинения популярного в прошлом веке, по весьма несерьезного историка Д. Иловайского. В ВК наши предки выступают под именами русколанов или борусков, и у Иловайского мы найдем пространные рассуждения о тождестве роксалан, упоминаемых в греческих и римских источниках, со славянами, отождествление роксалан с антами и прямые указания типа: "роксаланское или русское племя", "роксалапский или русский народ" и т. д. У него мы найдем упоминания о битвах роксалан-русичей с готами и гуннами, а также с римлянами, найдем объяснение названия Пруссия как "Порусье" и связь этого названия с этнонимом "боруски".⁵⁴ Мы можем прочитать у него, например, что "в течение восьми веков (с I но IX век, - О. Т.)... роксаланский или русский народ пережил, конечно, много испытаний и много перемен. Он выдержал напоры разных народов и отстоял свою землю и свою самобытность, хотя и не раз подвергался временной зависимости, например от готов, гуннов и отчасти от авар". Далее говорится, что роксаланский народ "построил себе крепкие города и положил начало государственному быту с помощью своих родовых князей, из которых возвысился над другими род киевский".⁵⁵

Составителями ВК были использованы и серьезные исторические источники, однако недобросовестно. Из древнейшей русской летописи "Повесть временных лет" взяты имена князей (Аскольда, Дира, Кия, Щека, Хорива и сестры их Лыбедь, превращенной в преемника Кия - Лебедяна), оттуда же взяты названия племен (древляне, поляне, дулебы и др.), сведения о нашествии хазар. Имя "праотца" Оря, возможно, заимствовано из Ипатьевской летописи, где рассказывается о половецком певце Оре. Персонажи ВК - Рус, Славуна и Скиф - восходят к легендам XVII века, где говорится о братьях Славене и Скифе, или о Славене и Русе, имя Бравлина заимствовано из Жития Стефана Сурожского и т. д. Что же касается некоторых этнонимов, упомянутых в ВК и производящих впечатление на неискушенного читателя своей экзотичностью, то отыскать их не стоило особого труда. Такие этнонимы, как скифы, анты, роксаланы (обратившиеся под пером авторов ВК в "русколань"), борусы, языги, костобоки, карпы (так, согласно ВК, назывались русичи в то время, когда обитали в Карпатах), восходят в большинстве своем к античным источникам, в частности к "Географии" Клавдия Птолемея (III век), и постоянно упоминаются во всех сочинениях, посвященных проблемам происхождения славян, начиная со знаменитых "Славянских древностей" П. И. Шафарика. Там, например, говорится о роксоланах, языгах, костобоках, карпах, борусках, причем все эти племена упоминаются неоднократно.⁵⁶

Одним из источников ВК было также "Слово о полку Игореве". Русичи в ВК неоднократно именуются "Даждьбожьими внуками" (см. дощечки 1, За, 7б, 7в). Если в "Слове" говорится: "Въстала Обида въ силахъ Дажь-Божа внука, вступила дэвою на землю Трояню", то в ВК есть фраза: "зме (т. е. землю, - О. Т.) Трояню сме не дахом сен ромиема а да не встане обиденосще Дажбовем внуцем" (дощечка 7б). При этом здесь не просто упоминание сходных риторических фигур или словесных формул, как предполагал С. Лесной, обративший внимание на сходство "Слова" и ВК, а именно внутренне не мотивированное совпадение нескольких лексем: встать, обида, земля Трояня, Даждьбожь внук. Такой же параллелизм связывает фразу "Слова": "часто врани граяхуть, трупiя себэ дэлячи, а галици свою рэчь говоряхуть, хотять полетети на уедие" и фразу ВК: "то галиця и врани од яди летяй" (дощечка 5б) Если в "Слове" жены сетуют, что им своих мужей "ни думою сдумати, ни мыслию смыслити", то в ВК "жены рещут: благвие утратитихом о разумьство наше". Если в "Слове" "ветри, Стрибожи внуци веютъ съ моря", то в ВК "стрiбоi свищащуте во стпiях" (дощечка 5б); если в "Слове" "готския красныя дэвы въспэша на брезэ синему морю", то в ВК "у сине море стягша до берзе (вм. березе, брезе? - О. Т.) годь (готы, - О. Т.)... одержаща на нь побэдну пiсне" (дощечка 7б). Каждая из приведенных параллелей, взятая сама по себе, могла бы показаться случайным совпадением, но само число таких совпадений говорит о несомненной связи памятников. Если в "Слове" мы встретим "века Трояни", "тропу Трояню", "землю Трояню", то в ВК также "земля Трояня" (дощечки 7б, 7в) и "троянов вал" (дощечка 7ж), без какой-либо попытки их локализации. Есть в ВК также "внук Троян(ов)" (дощечка 3б) и "век Троянов" (дощечки 3б и 7ж). Мы встретим в ВК и такие обороты, как "жале плакатися" (дощечка 1), "жале вел(и)ка с карину" (дощечка 8), встречается редкий этноним "русичи" (дощечка 8 (2), 8 (3), 14, 21), есть имя Горислав (дощечка 25); копен ВК обычно называет "комони"; встретим мы там и такие обороты, как "воины испияше воде живе" (дощечка 7д), "слава тiекошеть по pycieм" (дощечка 24), "туга велика" (дощечка 14). В ВК упоминается не только Калка (при этом она раздвоилась на Калку Великую и Калку Малую) но и Каяла: "мимоиде Каялэ иде ду Нэпрэ" (дощечка 38а).

Стоит заметить, что большая часть параллелей к "Слову" встречается именно на тех дощечках, которые не публиковались в "Жар-птице". Нельзя ли предположить, что именно эти дискредитирующие ВК параллели и могли явиться причиной того, что публикация данных дощечек была признана нецелесообразной?

 

КОГДА И ЗАЧЕМ БЫЛА СОЗДАНА "ВЛЕСОВА КНИГА"?

 

Но в запасе у защитников ВК остался еще один аргумент. "Если мы представим, что „Влесова книга" - фальсификация, - писал С. Лесной, - мы не можем найти ни малейшего объяснения для ее создания в наше время, даже если это время будет рассматриваться очень широко, хотя бы в пределах двух столетий" (с. 32). Аналогичный вопрос задавал и И. Кобзев: "С какой целью стал бы кто-то заниматься столь кропотливым и изощренным трудом подделки древней книги, если никому она не принесла за долгие годы ни славы, ни доходов, ни другой своекорыстной выгоды".⁵⁷ Даже если мы отклоним соображения меркантильного характера, вопрос "зачем" все равно не может перед нами не встать. Зачем создано это огромное (более трех печатных листов) сочинение?

Некоторые данные для ответа на этот вопрос содержат сочинения переписчика, комментатора и издателя ВК Ю. П. Миролюбова. Сочинения Ю. П. Миролюбова вышли в свет в Мюнхене в 1974-1984 годах, в девяти томах, уже после смерти автора (в 1970 году), и, вероятно, остались неизвестными С. Лесному и другим защитникам ВК. Первые три тома содержат рассказы, стихи и этнографические зарисовки обрядов и религиозных праздников в русской деревне. Остальные тома - работы Миролюбова, посвященные "праистории" славян и религии древних "русов". Нет смысла подробно характеризовать эти крайне дилетантские штудии, но стоит упомянуть основные выводы автора. Миролюбов утверждает, что "славяно-русы... являются древнейшими людьми на Земле" (т. 9, с. 125), что "прародина их находится между Сумером (Шумером? - О. Т.), Ираном и Северной Индией", откуда "около пяти тысяч лет тому назад" славяне двинулись в "Иран, в Загрос, где более полувека разводили боевых коней", затем "ринулись конницей на деспотии Двуречья, разгромили их, захватили Сирию и Палестину и ворвались в Египет" (т. 7, с. 186-187). В Европу, согласно Миролюбову, славяне вступили в VIII веке до н. э., составляя авангард ассирийской армии: "ассирийцы подчинили все тогдашние монархии Ближнего Востока, в том числе и Персидскую, а персы были хозяевами Северных земель до Камы. Ничего нет удивительного, если предположить, что славяне были в авангарде ассирийцев, оторвались от главных сил и захватили земли, которые им нравились" (т. 4, с. 160-161). Поэтому, признается Ю. П. Миролюбов, "придется поворачивать всю историю" (т. 7, с. 187). Легкость, с которой обращается со всемирной историей Ю. П. Миролюбов, говорит сама за себя, и, думается, не нужно пояснять, что никаких серьезных научных доказательств в его книгах мы не найдем.

Вторая, не менее "значительная" идея Миролюбова состоит в том, что религия древних славян - это "испорченный временем, обстоятельствами, событиями и переменой местожительства ведизм". После того как предки славян покинули прародину, их "жречество огрубело, забыло "одический язык", который "стал быстро меняться", и "скоро уже было невозможно записать по-санскритски сказанное по-славянски" (т. 4, с, 92-93). Миролюбов считает, что "славяне должны были обладать, хотя бы вначале, своей письменностью. Не могло ведь быть, чтобы, выйдя из арийских степей, зная и даже сохраняя ведизм, славяне не знали бы письменности, на которой веда была писана" (т. 4, с. 177). Таким образом, важный вывод основан лишь на ничем не доказанном отождествлении древних славян с древними индийцами. Все интересы и пристрастия Миролюбива обращены в самое отдаленное прошлое. Даже от древнерусской литературы, хорошо известной и изученной, он попросту отмахивается как от несуществующей: "Русский языческий эпос исчез... есть у нас только „Слово о полку Игореве", „Задонщина"". Далее Миролюбов называет еще "христианский эпос" - "Голубиную книгу" и "Хождение богородицы по мукам"; кроме того, упоминает он "какое-то языческое сочинение" - "Книгу о княжем утерпении", виденную его родителями "еще в прошлом веке" (т. 6, с. 244).

Поэтому мы с нетерпением жаждем узнать об источниках, на основании которых Миролюбив "переворачивает" мировую историю и историю отечественной культуры. Читая его сочинения, мы видим немалое число совпадений с ВК: это и рассказ о праотце Оре, и утверждение, что русичи всегда мыслили о себе как о "Даждь-божьих внуках", и сведения о битвах с готами и костобоками, и мн. др. Особенно сближают "концепцию" Миролюбова и ВК сведения о древнерусском язычестве, причем стоит подчеркнуть, что это сходство проявилось не только в упоминании основных мифологических персонажей (Перуна, Стрибога, Велеса, Сварога и др.), что совершенно естественно, но и в совпадении имен и понятий, которые известны нам лишь из ВК и сочинений Миролюбова. Так, он неоднократно пишет о "Яви", "Прави" и "Нави", тут же подчеркивая, что, "несмотря на все усилия, автору этой статьи не удалось разыскать даже следов подобных верований в народе... Позже только в „Дощьках Изенбека" удалось найти упоминание о „Яви, Прави, Нави"" (т. 9, с. 31).⁵⁸

Нагляден и другой пример. Миролюбив, ссылаясь на "Традицию", отмеченную им в народных верованиях, утверждает, что у "Деда Лесовика есть помощники", среди которых поименованы, в частности, Кустич, Листич, Травник, Стеблич, Кветич, Ягодич, Грибнич" (т. 5, с. 42) в другом контексте также упоминаются Травич, Сенич, Цветич, Стеблич, Листич (т. 6, с. 201). Искусственность этих именований несомненна, но в то же время все они встречаются, в ряду других, в ВК, на дощечке 15б. К нашему изумлению, в большинстве случаев, рассказывая историю древних славян или реконструируя древнеславянскую мифологию, Миролюбив ссылается не на ВК, а на совершенно иные источники. Сведения о языческом пантеоне он получил якобы не только "в народе", но и от "старой Прабки Варвары, то есть от няни, воспитательницы отца" (т. 6, с. 13). Именно Прабка Варвара поименно вспоминает все языческие божества: "Огника, Огнебога, Индру, Сему и Ряглу, Дажба" и "всех Сварожичей" (т. 3, с. 51). Миролюбов специально подчеркивает "Мы не делаем никаких ссылок, потому что все эти объяснения слышали от Прабы Варвары, которая - одна - стоила целого факультета истории и фольклора" (т. 3, с. 65). Сведения о праистории славян-русичей Миролюбов почерпнул от другой старушки, обитавшей у них "на летней кухне" в 1913 году, - Захарихи.

Таким образом, реконструкция славянской истории и мифологии основана у Миролюбова на рассказах двух старушек да на наблюдениях за обычаями жителей трех сел - Юрьевки, Антоновки и Анновки. Видимо, и сам Миролюбов чувствовал ненадежность этих источников для решения поставленных им грандиозных научных задач, чувствовал и попытался "научно" обосновать их достоверность. Объясняя, почему языческие традиции сохранились в селе Юрьевке, Миролюбов пишет: "Думается оттого, что ближайшая станция железной дороги была верстах в ста, а Днепр с его пароходами находился в пятидесяти верстах, если не больше. Городская „культура"... юрьевцев не коснулась. Они остались вне ее влияния, как бы застыв на целую тысячу лет в своих традициях" (т. 4, с. 138). Не стоит недоумевать, как может тысячелетняя традиция сохраниться в украинском селе, столь удаленном, впрочем, от железной дороги, и пр. Сам Миролюбов, в другом месте, говорит, что село это находилось на Днепре, вблизи Кобеляк (т. 9, с. 22), верстах в десяти от железной дороги. С пафосом предъявленное "научное" обоснование оказывается не только безграмотным, но и лживым.

Но, размышляя над источниками, на которых строит свои концепции Миролюбов, мы не можем не задаться вопросом: а разве ВК, посвященная тем же самым проблемам и неоднократно текстуально перекликающаяся с его "фольклорными источниками", не была использована им как источник первостепенного значения, более надежный хотя бы уже потому, что автор ВК старше "Прабы" Варвары и Захарихи по крайней мере на 1100 лет? И вот тут начинаются загадки.

Сочинение "Ригведа и язычество", завершенное в октябре 1952 года, заканчивается следующей знаменательной фразой: "Большего о славянах мы не знаем и считаем пока нашу тему законченной. Может быть, новые данные и заставят нас к ней вернуться, но пока мы этот труд заканчиваем, так как лишены источников, могущих нам служить в этом вопросе" (т. 4, с. 251). А ВК, разве она не явилась таким источником? Этот вопрос тем более имеет основания, что некоторые фрагменты этой книги текстуально совпадают с ВК.

Когда же Миролюбов рассуждает о происхождении славянской грамоты, то тут мы видим как бы подготовку к "обретению" ВК. Он пишет: "Мы утверждаем, что такая грамота (предшествующая кириллице, - О. Т.) была и что она, может быть, будет даже однажды найдена! И значит, заранее говорим, что крики критиков окажутся совершенно лишними" (т. 4, с. 178). И наконец, последнее: на единственной фотографии "дощечки" обращало на себя внимание, что буквы написаны не на строке, а "подвешены" к горизонтальной черте, как в алфавите деванагри.⁵⁹ В рассматриваемой книге мы находим этому объяснение. Однажды старый дед на хуторе к северу от Екатеринослава нас уверял: „В старовину люди грамоте знали! Другой грамоте, чем теперь, а писали ее крючками, вели черту богови, а под нее крючки лепили и читать по ней знали!"" (т. 4, с. 134). И далее следует рассуждение о том, что древнейшая славянская грамота была сходна с санскритским письмом. Напомним, забегая вперед, что о зависимости графики ВК от "санскрита" Миролюбов будет говорить неоднократно.⁶⁰

Итак, можно заключить, что в 1952 году ВК еще не существовала, но уже велась, вероятно, подготовка к ее созданию: продумывалось ее содержание, а вопрос о типе письма был уже решен - оно должно было включать элементы "санскритского" и готского письма. С этой задачей создатели ВК не справились, но следом этого является написание букв под чертой на дощечке 16.

В сочинении "Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов", законченном, вероятно, до конца 1953 года, встречаем первое сообщение о ВК, которое приведем полностью: у русичей "письмена были тоже разными, так как единства в них могло и не быть из-за различных условий торговых центров. В одних из них могли пойти в основу знаки готской письменности, а в других ведической. Мы ничего точного об этом не знаем, но логика стоит за это (!! - О. Т.). Впоследствии нам выпало большое счастье видеть „дощки" из коллекции художника Изенбека числом 37, с выжженным текстом. Частью буквы напоминали греческие заглавные буквы, а частью походили на санскритские. Текст был слит. Содержание трудно поддавалось разбору, но по смыслу отдельных слов это были моления Перуну, который назывался временами „Паруном" временами „Впаруной", а Дажьбог назывался „Дажбо" и „Даже". Текст содержал еще описание, как „Велс учил деды земе рати". На одной из них было написано о „Купе-бози", вероятно, Купале, и об очищении „омовением" в бане и жертвой „Роду рожаниц", „иже есть Дедо свенту''. Были строки, посвященные „Стрибу, кий же дыха яко хще", а также о „Вышенбг, иже есь хранищ живот наших". Подробный разбор дощечек, которые нам удалось прочесть до их исчезновения, будет нами дан отдельно. „Дощки" эти были подобраны Изенбеком во время гражданской войны в разгромленной библиотеке князей Задонских или Донских точно нам неизвестно, да Изенбек и сам не знал точного имени хозяев разгромленного имения" (т. 5, с. 25).

Итак, во время написания этой книги какие-то "дощечки" существовали. Но вот что примечательно. Во-первых, история знакомства с "дощечками" представлена иначе: нет ни слова о том, что Миролюбов в течение 15 лет тщательно копировал огромный и трудный текст, здесь всего лишь воспоминание о выпавшем "счастье видеть" и смутное обещание дать подробный разбор тех дощечек, "которые... удалось прочесть". Значит, история переписки и обработки текста была сочинена Миролюбовым позднее. Во-вторых, содержание дощечек определено как "моления Перуну", и, судя по цитатам, далее приведенным, в "дощечках", возможно, были лишь тексты молитвенного или, во всяком случае, религиозною содержания.

В 1954 году Миролюбов работает над книгой "Русский христианский фольклор. Православные легенды", вошедшей в 8-й том его сочинений. Автор задается вопросом: если в древности не было письменности, то как же "записывал свои торговые счета Новгород? Он ведь греческих букв не знал". И далее: "На этот вопрос дают ответ брюссельские (странное определение! - О. Т.) „Дощьки Изенбека". Грамота действительно существовала, и была она основана на смеси готических, греческих и ведических знаков. Эта грамота ("ранняя") была сродни грамоте „Дощек"" (т. 8, с. 167).

Мы найдем в этом томе и еще одно обращение к ВК, также касающееся вопросов графики. Миролюбов пишет об алфавите дощечек, настаивая на наличии в его составе готских (рунических) букв и букв "санскритских". "Откуда они попали в эти „Дощки", нас не интересует, - продолжал он. - Мы их видели лично, до исчезновения „Дощек", и читали тексты, видимо, писанные жрецом, как думает проф. А. Кур (т. 8, с. 235). Далее говорится, что в "дощечках", "как в санскрите", имеется "общая черта, под которой написаны каленым железом, видимо, буквы слитно и без разделения на фразы". Итак, снова подчеркнуто, что "дощечки" писаны жрецом, что близко к версии о молитвенных текстах в них будто бы содержащихся. Важно, что Миролюбов говорит здесь о выжженном тексте, тогда как в письме к С. Лесному от 11 ноября 1957 года он говорит уже, что текст был "нацарапан шилом" (см. выше). И наконец, любопытное заключение: "Так как эти „Дощьки" были обнародованы нами в „Жар-птице" (Сан-Франциско, Америка), то этика требует, чтобы мы воздержались от их изучения или построения наших догадок, теорий и т. д. Мы говорим о них в данной книге лишь вскользь. Остальное мы предоставляем г. А. Кур, кому, по его специальности, надлежит о них знать больше, чем всем остальным" (т. 8, с. 236).

Но почему же Миролюбов столь ценный для его темы материал по истории русов и их религии предпочитает черпать из иных источников - рассказов Прабы Варвары ,конюха Михайлы и Захарихи, "большая часть сказов" которой "представляет собой описание войн, нашествий и случаев из скотоводческого периода жизни славяно-русов", как подчеркивает он позднее (т. 9, с. 123)? Ведь все эти темы раскрываются и в ВК. И почему Миролюбов передоверяет дальнейшее исследование источника, якобы им найденного, переписанного и изученного, А. А. Куру? Ответ, возможпо, содержится в кратком замечании, следующем сразу же за описанием того, как выглядели на дощечке буквы а и б: "Эти буквы взволновали мнение славистов. Одни из них утверждают, что такие буквы - „выдумка", а другие, что они относятся к V веку! Кто прав? Мы думаем, что нельзя заранее отрицать, как нельзя и утверждать, без тщательного изучения текстов. Архаичность языка, однако, вполне подтверждает догадку, что это самостоятельно выработанный нами алфавит" (т. 8, с. 236). Итак, видимо, еще до публикации фотографии дощечки (в январе 1955 года) возникли споры: кто-то поддержал датировку V веком (именно эта дата отразилась и приведенном выше сообщении журнала "Жар-птица"), а другие сразу же определили ее текст как фальсификат. Миролюбов обеспечивает себе отступление, отсылая интересующихся к Куру, так как для него важны не столько "дощечки", сколько содержащиеся в них "факты", и чтобы спасти эти "факты" для своей концепции, он жертвует "дощечками" и переносит "исторические свидетельства" из вызывавшей подозрение ВК в "сказы" Захарихи, реальность которых проверить уже никому не удастся.

Такая же картина ожидает нас и в сочинении "Русская мифология. Очерки и материалы", работа над которым была закончена в августе 1954 года. В этой работе Миролюбов также ссылается по преимуществу на Прабу Варвару и Захариху.⁶¹ ВК упоминается вскользь (т. 6, с. 175, 185, 186, 214, 215), но затем, после утверждения, что "сказы Захарихи - единственное, что мы знаем из этих преданий прошлого" (т. 6, с. 277), вдруг появляется специальная глава "Еще о „дощьках" Изенбека", которую приводим почти полностью. Миролюбов пишет: "Нами не раз были упомянуты в этом труде „Дощьки Изенбека". Мы не касаемся их определения, ни характера их языка, который сильно отличается от всех известных нам записей X-го и других веков, но мы можем сказать наверное, что текст содержит учение язычества, воспоминания минувших, особенно ярких событий нашего народа, имена его вождей и призывает на защиту земли Русской всех, кто считает себя потомками Русколани, государства, бывшего где-то на Севере... Есть в „Дощьках Изенбека" и некоторые мифы, которых мы нарочно не касались в наших трудах, считая, что ими должны заниматься другие, а не мы. Мы вообще не хотели публиковать текста „Дощек Изенбека", потому что такие публикации всегда вызывают дружное возмущение тех, кто даже „Слово о полку Игореве" считает подделкой. Критиков мы боялись, потому что обладали незапятнанным именем и не желали его делать нарицательным в устах невежественных людей. Не желали мы публикации текстов и из политических соображений, ибо наличие этих текстов может быть использовано нашими политическими врагами, большевиками. Однако судьба решила иначе, и тексты будут опубликованы А. А. Кур, который сопровождает их своими объяснениями... Серьезное изучение как языка „Дощек", так и их содержания, исторического значения, или религиозного, вероятно, придет значительно позже, когда улягутся „страсти". Этим мы хотим сказать, что никаких, слишком радикальных выводов из текстов мы лично не делаем и считаем, что сделать их можно будет лишь значительно позднее, когда ученые привыкнут к документу. Это отнюдь не является отрицанием „Дощек", ибо мы уверены, что они будут в будущем признаны весьма важными, но мы хотим лишь заявить, что их содержание нами не изучено и никаких теорий на их основании мы не строим" (т. 6, с. 279).

В 1967 году Миролюбов завершает работу над очередным сочинением -"Материалы к праистории Русов", - вошедшим в 7-й том собрания его сочинений. Это столь же дилетантское творение, как и другие сочинения Миролюбова.⁶² ВК упоминается в нем лишь по одному поводу Пересказывая легенду о Богумире (Миролюбов рассматривает ее как легенду, не более), он противопоставляет ВК и "сказы" Захарихи, причем оказывается, что Захариха точнее воспроизводит древний арийский миф, чем ВК (т. 7, с. 78).

В работе, написанной в конце 60-х годов, в книге "Славяно-русский фольклор", составившей 9-й том его сочинений, Миролюбов также занимает весьма осторожную позицию. Он по-прежнему опирается в основном на "сказы" Захарихи и лишь после этого пишет: "Позже судьба свела нас уже за границей с покойным художником Али Изенбеком, как его знали бельгийцы в Брюсселе. У него оказалась рукопись (? - О. Т.) „Дощьки Изенбека". Этот документ мы изучали, переписывали, и хотя „Дощьки Изенбека" пропали во время смерти художника (полковника артиллерии, командира Марковского дивизиона) или, может, изъяты гестапо вместе с 600 его картин" (фраза заканчивается именно так. О. Т.). Миролюбов оправдывается перед С. Лесным, упрекавшим его в том, что он не смог сберечь дощечек, тем, что спас хоть "тень" их "в виде их копии от руки". И далее Миролюбов пишет: "Мы не занимаемся вопросами „подлинности", разборами, выписками из „авторитетов" с указанием страниц. Мы считаемся лишь с содержанием „Дощек Изенбека" и Сказов Захарихи. Содержание же таково, что независимо от того, подлинные они или нет (?! - О. Т.), оно должно быть изучено. Записывая в этой небольшой книге Традицию, свидетелями которой мы были (имеются в виду пересказанные Миролюбивым предания, легенды и обычаи, - О. Т.), мы можем сказать, что ни Сказы Захарихи, ни „Дощьки Изенбека" ей не противоречат. Наоборот, есть как бы взаимодополнение между всеми этими документами" (т. 9, с. 123-124).

Итак, предложим свое объяснение тому, как возникла ВК. В 1952 году, когда Ю. П. Миролюбов работал над своим сочинением "Ригведа и язычество", ВК еще не существовала (ему мог быть известен лишь "образец" для будущей книги, о чем ниже). Но идея о желательности подобной "находки" уже родилась. Поэтому Миролюбов с одной стороны, сетует на то, что он "лишен источников", а с другой - не только утверждает, что существовала древнейшая письменность, которую впоследствии "забыли", но и высказывает уверенность, что "она будет однажды найдена", предвкушая посрамление "критиков". В 1954 году работа уже ведется, и Миролюбов невольно "проговаривается" об этом в своих сочинениях. Так, допуская, что древнейшая письменность славян использовала готские и "санскритские" ("ведические") буквы, он пишет: "Мы ничего точного об этом не знаем, но логика стоит за это" (т. 5, с. 25), а сразу после цитируемой фразы говорит о "дощечках". При чем же логические допущения, если дощечки с древнейшей письменностью он уже видел?

ВК создавалась, вероятно, в течение нескольких лет, но Миролюбов и Кур поспешили объявить об этом еще до того, как окончательно отработали все элементы своей версии. И поэтому мы встречаем в сообщениях о ВК много противоречий: то говорится, что текст на дощечках был выжжен или написан каленым железом, то, что он был "нацарапан шилом"; сначала Миролюбов упоминает о "выпавшем счастье видеть" и "прочесть" дощечки, в которых многое ему было трудно понять и разобрать, а спустя два года утверждает уже (в письме к Лесному), что он в течение 15 лет переписывал текст ВК и изучал его. О содержании ВК сначала говорится весьма неопределенно, подчеркивается религиозный характер текстов ("моления Перуну"), а затем оказывается, что в переписанной Миролюбовым обширной книге содержится история русов почти за две тысячи лет.

Первоначально создатели ВК предполагали, для убедительности, воспроизвести "фотографии" дощечек. Но публикации "прориси" с "дощечки" в 1954 году и "фотостата" в 1955 году, видимо, вызвали критику. И тогда Миролюбив и Кур были вынуждены отступить: Миролюбов заявляет, что фотографии потерялись, а сообщение о том, что все же три Фотографии были сделаны, так и не было подкреплено их публикацией. Текст сочинялся с трудом. Вот почему, объявив о находке дощечек в 1953 году, Миролюбов и Кур приступили к их планомерной публикации лишь с марта 1957 года, а до этого публиковались лишь фрагменты.

Критика сенсационной находки испугала Миролюбова. Ему важно было спасти те идеи и "факты", которые были включены в ВК и нужны были ему для обоснования своих историографических и религиоведческих "концепций". И чтобы спасти концепции, он предал "дощечки". Именно поэтому он ссылается в основном на своих информантов - Прабу Варвару и Захариху, а также на собственные этнографические наблюдения (их проверить было уже невозможно), а о дощечках говорит вскользь, препоручает их изучение и защиту их подлинности Куру.

Так постепенно затухает ярко вспыхнувшая в 1953 году сенсация в сочинениях одного из основных ее создателей - Миролюбова. Но любопытно отметить и диаметрально противоположную метаморфозу во взглядах на ВК С. Лесного. В 10-м выпуске своей "Истории „руссов" в неизвращенном виде" (Париж, 1960) Лесной буквально подводит к выводу о фальсификате: он подчеркивает, что Миролюбов и Кур упорно не допускают к текстам ученых, что странно прервалась публикация ВК, что "все попытки выяснения подробностей пресекаются", он требует передать "Русскому музею" в Сан-Франциско текст ВК и фотокопии, довести до конца публикацию и т. д. (с. 1162-1165). Но, видимо, Миролюбов сумел переубедить Лесного. Во всяком случае, последний уже в 1963 году намеревался выступить с докладом о ВК на Съезде славистов, в 1964 году посвятил ей большой раздел в своей книге "Русь, откуда ты?", а два года спустя вышла в свет его работа "Влесова книга...". Однако нам неизвестно, чтобы ВК заинтересовала кого-либо из европейских или американских ученых: Лесной, как и Миролюбов, работал в изоляции от специалистов.

И все же повторим наш вопрос: зачем создавали ВК? Трудно предположить, чтобы стимулом для этого трудоемкого предприятия стали чисто научные интересы (история славян или языческая религия в ее связях с "ведизмом"): создавать фальсификат, чтобы на его же основе заниматься научными разысканиями, - такой путь маловероятен. Ведь самые смелые домыслы дилетантов основываются, как правило, на вольном истолковании подлинных источников. Нельзя ли предположить, что сыграли свою роль чисто идеологические мотивы? Миролюбов писал: чтобы найти силы для борьбы с советским строем, "явлением демоническим и антихристианским", нужно "таить в себе божественное начало" (т. 3, с. 110-111), нужно помнить, что "в русской душе - источник мистического прозрения прошлого вечного" (там же). И поэтому задачу редакции "Жар-птицы" он формулирует как "изучение славянского прошлого, возможно более далекого", заявляет, что он и его единомышленники хотели бы это прошлое "разыскать" (т. 9, с. 9). Разыскать "нужное" прошлое не удалось, и его пришлось создавать самим. Не в этом ли разгадка истории "Влесовой книги"?

Но если мы правы, и создание ВК преследовало чисто идеологические задачи, то необходимо решительно отделить от создателей ВК тех любителей отечественной истории, которых ввела в заблуждение мистификация Миролюбова и Кура. Они, эти любители, надеялись увидеть в ВК ценнейший исторический источник, который позволяет проникнуть в такие глубинные пласты нашей истории, о которых не сообщают ни летописи, ни свидетельства европейских историков-современников. Этих поклонников ВК подвела доверчивость и ограниченные знания сложнейших проблем этногенеза, истории античности и средневековья, истории языка, истории религиозных воззрений и философии.

Другое дело те журналисты и писатели, которые, выступая в защиту ВК, не только не обратились за консультацией к специалистам, но, напротив, открыто критиковали науку, обвиняя ученых в предвзятости чрезмерном скептицизме и даже отсутствии патриотизма. Такая позиция тем более недостойна, что опиралась на неточную, а в ряде случаев откровенно искаженную информацию. История ВК, думается, напомнит всем о том, что в погоне за сенсацией не следует пренебрегать элементарными правилами научных исследований и научной этики.

 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

 

Итак, я попытался доказать, что та "Влесова книга", о которой спорили в нашей печати в 70-х годах, вовсе не бесценный историческим источник, а мистификация, при этом созданная в весьма близкое от нас время.

Но как же быть с теми оговорками и противоречиями в высказываниях Ю. П. Миролюбива, которые дают основание допускать, что какие-то дощечки (с молитвенными текстами, выжженными железом, а не процарапанными ножом) он все же видел? Не относится ли к их числу та единственная дощечка (напомним: она значительно отличается по объему содержащегося на ней текста от остальных), фотографию которой он решился публиковать?

Еще в 1960 году, задумываясь над возможным образцом подделки, Л. П. Жуковская назвала в этой связи имя А. И. Сулакадзева.⁶³

Коллекционер и собиратель А. И. Сулакадзев (умер в 1830 году) был известен не только своим собранием рукописей и раритетов (среди которых были и такие, как дубинка Добрыни, камень с Куликова поля, на котором будто бы отдыхал Дмитрий Донской, и т. д.), но прежде всего своими подложными приписками, с помощью которых он придавал подлинным рукописям особую ценность, искусственно их удревняя или привнося в них уникальные известия.⁶⁴ Не чужд был Сулакадзев и изготовления поддельных рукописей. Его подделки смутили даже престарелого Г. Р. Державина, опубликовавшего фрагменты из них с факсимильным воспроизведением текста (вероятно, с рисованной копии) и со своим поэтическим переводом.⁶⁵

Археограф и библиограф Е. Болховитинов упоминает эти сулакадзевские подделки в своем "Словаре": "Некоторые и у нас хвалились также находкой якобы древних славено-русских рунических письмен разного рода, коими написан Боянов гимн и несколько провещаний новогородских языческих жрецов, будто бы пятого века. Руны сии очень похожи на испорченные славенские буквы".⁶⁶ В статье "Боян", вошедшей в "Биографии российских писателей", Е. Болховитинов также упоминает сочинение Сулакадзева: "Недавно появился было найденный целый древлеславянский гимн Боянов князю Летиславу, писанный на пергаминном свитке красными чернилами, буквами руническими, доныне у нас бывшими в неизвестности. (Мнимый подлинник сего гимна и еще целая книга нескольких древних оракулов новогородских, писанных также на пергамине, находятся у г. Сулакадзева.- Прим. Е. Болховитинова). В сем гимне довольно подробно сам Боян о себе рассказывает, что он потомок Славенов... что отец его был Бус... что старый Словен лично видывал его и проч., но гимн сей в свет еще не издан и критикою не удостоверен, а потому за историческое доказательство принят быть по может".⁶⁷ Но если Е. Болховитинов словно бы колеблется в вынесении окончательного приговора, то выдающийся лингвист А. X. Востоков совершенно безапелляционен в своем суждении о языке одного из сочинений Сулакадзева: "...исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмыслицы, чтоб казалось древнее".⁶⁸ Характеризуя язык сочинений и приписок Сулакадзева, М. Н. Сперанский также писал, что "они часто представляют бессвязный набор слов, показывающий бессилие автора справиться с самыми простыми оборотами старинной речи".⁶⁹

Как видим, язык сулакадзевских подделок напоминает нам по общему своему характеру язык ВК. Но их сближает не только это. И у Сулакадзева и у создателей ВК тот же интерес к языческой древности, те же псевдославянские имена,⁷⁰ та же перекличка со "Словом о полку Игореве", тот же изобретенный алфавит, будто бы сходный с рунами (именно "рунический" алфавит, как помним, неоднократно упоминал Миролюбов), тот же характер написания слов с пропуском гласных букв (ср. во фрагментах, опубликованных Г. Р. Державиным: плъ, блгъ, слвы, злтымъ, жрцу и т. д.). Но самое любопытное, что написания букв в рукописи Сулакадзева, как можно судить по публикации Г. Р. Державина (приведшего, видимо, клише с копии), чрезвычайно близки к написаниям на фотографии "дощечки", опубликованной Миролюбовым. Особенно велико сходство необычной по начертанию буквы, которая у Сулакадзева означала букву "в", а у Миролюбова - "б".

Но нас ждет еще одно любопытное совпадение. Не все раритеты Сулакадзева были написаны на пергамене. В каталоге своей библиотеки, перечисляя "исполненные или пока только задуманные подделки", как скажет о них А. Н. Пыпин,⁷¹ Сулакадзёв назовет и такие: "Патриарси. Сея вырезана на буковых досках числом 45"; или: "О Китоврасе; басни и кощуны", с примечанием: "На буковых досках вырезано и связаны кольцами железными, числом 143 доски, 5 века на славенском".⁷²

Весьма вероятно, что подделки Сулакадзева (если они действительно были не только задуманы, но и исполнены и дошли до современников Миролюбова) или описания их (у Державина, Болховитипова, Пыпина) помогли Миролюбову в создании описания "Влесовой книги" и ее графики, натолкнули и на саму идею "деревянной книги". Наконец, допустимо, что А. Ф. Изенбек или кто-нибудь иной показывал Миролюбову какую-то поддельную дощечку с текстом псевдоязыческих пророчеств. Что такие тексты Сулакадзёв сочинял, свидетельствуют его современники.

Но этот вопрос требует дальнейших разысканий.

_________________________

¹ Книжное обозрение, 1987, № 40, 2 окт., с. 14.

² Наш современник, 1987, № 1. с. 75.

³ Книжное обозрение, 1987, № 40. 2 окт., с. 14.

⁴ Впервые это сравнение употребил поэт И. Кобзев в 1977 году (см. ниже).

⁵ Жуков Д. Из глубины тысячелетий. - Новый мир, 1979. № 4, с. 281.

⁶ Основные итоги cвoeй работы я изложил в статье "Что стоит за „Влесовой книгой"?" (Лит. газ., 1986, 16 июля, с. 5).

⁷ См.: Шарлемань И. В. Сергей Парамонов о "Слово о полку Игореве". - ТОДРЛ, 1960, т. 10, с. 611.

⁸ Лесной С. "Влесова книга" - языческая летопись доолеговской Руси: (История находки, текст и комментарий). Виннипег, 1966, вып. 1. Далее ссылки на это издание даются и тексте.

⁹ Изенбек якобы не помнил точно ни фамилии владельцев усадьбы, ни ее местонахождения. Впоследствии Б. А. Ребиндер высказал предположение, что это была усадьба Задонских Великий Бурлук (ныне это селение в западной части Харьковской области). См.: Rehbinder Boris. Vie et religion des slaves le livre de Vles. Paris, 1980, p. 15-19.

¹⁰ Текст воспроизводится по изданию: Влес книга: Лiтопис дохристияньскоi Рyсi - Укpaiни. Лондон; Гага, 1972, ч. VI, с. 27.

¹¹ Издатель журнала "Жар-птица" А. Кур - это эмигрант, генерал А. Куренков. С. Лесной утверждает, что А. Кур - "ассиролог", и сожалеет, что в эмиграции он не имел условий для серьезной научной работы. Упоминается его сочинение, опубликованное в № 5-7 того же журнала за 1957 год под названием "Отрывочная, но истинная история наших предков". Б. А. Ребиндер (Op.cit., p. 10) указывает, что А. Kyр был секретарем Музея русского искусства в Сан-Франциско.

¹² Влес книга: Лiтопис... ч. VI. с. 27.

¹³ Там же.

¹⁴ См.: Жуковская Л. П. Поддельная докириллическая рукопись: (К вопросу о методе определения подделок). - Вопросы языкознания, 1960, № 2, с. 143.

¹⁵ Тезисы С. Лесного "О „Влесовой книге"" были опубликованы в кн.: Славянска филология, т. 4. Доклада, съобщения и статии по литературознание. София, 1963, с. 321-323. Том был подписан к печати в июне 1963 года, за три месяца до съезда.

¹⁶ См.: Славянска филология, т. 6. Отчетни материали. София, 1965.

¹⁷ Rehbinder Boris. Op. cit., p. 14.

¹⁸ Жуковская Л. П. Поддельная докириллическая рукопись, с. 144.

¹⁹ Кобзев И. О любви и нелюбви. - Русская речь, 1970. № 3, с. 49.

²⁰ Скурлатов В., Николаев Н. Таинственная летопись: Гипотеза на проверке: "Влесова книга" - подделка или бесценный памятник мировой культуры? - Неделя, 1976, № 18, с. 10.

²¹ См., например, последние обобщающие работы: Филин. Ф. П. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962; Седов В. В. Происхождение и ранняя истории славян. М., 1979; Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси (тезисы). - История СССР. 1981, № 1, с. 55-75; № 2, с. 40-59 и др.

²² Подробнее о концепции "евразийцев" см.: Шушарин В. П. Современная буржуазная историография древней Руси. М., 1964, с. 199-202, 260-264 и др.; Миронов В. Н. Некоторые схемы истории СССР в современной англо-американской буржуазной историографии. - В кн.: Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1976. с. 58-60.

²³ Документ или подделка. - Неделя, 1976. № 33, с. 7.

²⁴ Буганов В. И., Жуковская Л. П., Рыбаков Б. А. Мнимая "Древнейшая летопись". - Вопросы истории. 1977, № 6, с. 202-205.

²⁵ Там же, с. 205.

²⁶ Жуков Д. Тысячелетие русской литературы. - Огонек, 1977, № 13, с. 29.

²⁷ Кобзев И. Где прочитать "Влесову книгу": Письмо в редакцию. - Лит. Россия, 1977. № 49, с. 19.

²⁸ Скурлатова О. Загадки "Влесовой книги". - Техника - молодежи. 1979, № 12, с. 55-59. Эта статья вошла также в сборник "Тайны веков" (М., 1983, вып. 3, с. 26-33).

²⁹ Техника - молодежи, 1979, № 12, с. 55.

³⁰ Там же, с. 57.

³¹ Жуков Д. Из глубины тысячелетий, с. 281.

³² Жуковская Л. П., Филин Ф. П. "Влесова книга..." Почему не Велесова? (Об одной подделке). - Русская речь, 1980, № 4, с. 117.

³³ Осокин В. Что же такое "Влесова книга?" - В мире книг, 1981, № 10, с. 70-73.

³⁴ Неверно утверждение о существовании фотокопий ВК, неверно, что она охватывает историю древних славян с V века до н. э. по VI-VII века н. э., неверно, что "Влесовой книгой" назвал дощечки А. Кур, и мн. др.

³⁵ Осокин В. Указ. соч., с. 74. См. также: Кобзев И. Где прочитать "Влесову книгу", с. 19.

³⁶ Осокин В. Указ. соч., с. 71.

³⁷ Там же, с. 73.

³⁸ В. Вилинбахов - кандидат исторических наук, автор ряда статей о народных преданиях Новгорода, русском фольклоре, истории огнестрельного оружия на Руси.

³⁹ Старостин В. А. 1) Дива былинные: Сказы и рассказы про русские народные былевые творения, М., 1974; 2) Илья Муромец: Богатырские былины для среднего школьного возраста. М., 1979; 3) Летучий корабль: Сказы. Кострома, 1961; 4) Русь богатырская: Былинные сказанья. М., 1974.

⁴⁰ Об этом мне сообщил в личной беседе Б. А. Рыбаков. Д. С. Лихачев также специально обращался с аналогичным вопросом к В. Л. Янину.

⁴¹ Скурлатова О. Указ, соч., с. 55.

⁴² Вилинбахов В. Стоит об этом говорить. - Неделя, 1976, № 33, с. 7.

⁴³ Скурлатов В. , Николаев Н. Указ. соч., с. 10.

⁴⁴ Кобзев И. Где прочитать "Влесову книгу", с. 19.

⁴⁵ Дико Н., Сучков А. Расшифрована тайна бога света? - Московские новости, 1984. № 6.

⁴⁶ Миротворцев В. И. Еще раз о так называемой Влесовой книге. - Русская речь, 1984, № 5, с. 110-117.

⁴⁷ Об этом же пишет и Н. Ф. Скрипник. "К нашему большому удивлению, выявилось, что между обоими вышеназванными текстами имеются сотни различий, какие никак нельзя объяснить обычной редакционной правкой (Влес книга: Лiтопис дохристияньскоi Русi-Украiни. Лондон; Гага, 1975, ч. VII, с. 1).

⁴⁸ Фотокопии с публикаций в "Жар-птице" и с бумаг из архива Ю. П. Миролюбова опубликованы в VI и VII частях того же издания.

⁴⁹ По мнению О. Скурлатовой, Семиречье - это область Центральной Азии, откуда "часть наших предков... шла через горы на Юг (судя по всему, в Индию), другая часть пошла на запад, „до Карпатской горы"" (Скурлатова О. Указ. соч., с. 57).

⁵⁰ В традиции интерпретаторов ВК это лицо отождествляется с готским королем Эрманарихом (ум. в 375 году н. э.).

⁵¹ По современным научным представлениям, в начале первого тысячелетия до н. э. славяне обитали в Центральной Европе, а не за Волгой; готы, двигаясь с севера, достигли степей северного Причерноморья в начале III века н. э., а не в IX веке до н. э., как вытекает из рассказа ВК.

⁵² Точнее, здесь сказано, что Аскольд жил за 1300 лет "до исхода из Карпат" (вероятно, это случайный недосмотр создателя ВК; он хотел сказать - "после").

⁵³ Знаки вопроса в скобках принадлежат переводчику, включенное в скобки в цитате с дощечки 6б читается в машинописи Миролюбова.

⁵⁴ Иловайский Д. Разыскания о начале Руси. М., 1876, с. 330-337.

⁵⁵ Там же, с. 109-110.

⁵⁶ Славянские древности: Сочинение П. И. Шафарика / Перевод с чешского И. Бодянского. М., 1837, т. 1, кн. 2, с. 41, 43, 47, 51, 52, 59-61, 124, 125 и др.

⁵⁷ Кобзев И. Где прочитать "Влесову книгу", с. 19.

⁵⁸ Миролюбов объясняет эти понятия так: "Явь" - действительность, реальность, видимый мир; "Правь" - невидимый "костяк" реальности, на котором та держится; "Навь" -потусторонняя, лишенная "Прави" "Явь" (т. 9, с. 31).

⁵⁹ Любопытно, что Миролюбов постоянно говорит о "ведическом" письме и санскрите как языке, имеющем свою письменность. Это не так: деванагри - система письма, используемая для записи санскритских текстов, - возникла в начале второго тысячелетия нашей эры. Веды были созданы 1000-1200 лет до нашей эры, а записывать их начали несколькими веками позднее, используя для этого разные системы письма.

⁶⁰ См. в его письме С. Лесному от 26 сентября 1953 года: "...это были греческо-готские буквы... среди коих были и буквы санскритские"; об этом же Миролюбов пишет и в своих сочинениях (т. 5, с. 25; т. 8, с. 236).

⁶¹ Трудно удержаться и не привести "научного аргумента" в пользу достоверности сказов: "Их нельзя отнести за счет ее (Захарихи, - О. Т.) собственной фантазии, так как она утверждала, что сама научилась им от древней старухи, когда была еще девчонкой"; к тому же в сказах упоминаются "всякие такие вещи и события, которых Захариха, простая женщина, придумать сама не могла" (т. 6, с. 106).

⁶² Здесь мы встретим очень любопытное рассуждение о ценности гадания (!) как средства прогнозирования жизни общества: "Если жизнь людей управляется Большими Числами, вернее, законами этих чисел, то сейчас же возникает вопрос о благоприятных и неблагоприятных периодах. Отыскание благоприятного периода и есть цель гадания" (т. 7, с. 53) и т. д.

⁶³ Жуковская Л. П. Поддельная докириллическая рукопись, с. 144.

⁶⁴ См. о нем: Пыпин А. П. Подделки рукописей и народных песен. СПб., 1898; Сперанский М. Н. Русские подделки рукописей в начале XIX века: (Бардин и Сулакадзев): - В кн.: Проблемы источниковедения. М., 1956, с. 62-74, 90-101.

⁶⁵ Державин Г. Р. О лирической поэзии. - В кн.: Чтения в Беседе любителей русского слова. СПб., 1812, кн. 6, с. 5.

⁶⁶ [Болховитинов Е.] Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. СПб., 1827, т. 2, с. 59.

⁶⁷ [Болховитинов Е.] Биография российских писателей. - Сын отечества, 1821, ч. 70, с. 174-175.

⁶⁸ Переписка А. Х. Востокова. - В кн.: Сборник ОРЯС. СПб., 1873, т. 5, вып. 2, с. 392.

⁶⁹ Сперанский М. Н. Указ. соч., с. 71.

⁷⁰ Приведем в качество примера заголовок одной из рукописей Сулакадзева: "Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим", повествующей якобы "о событиях V или VI века", как указывал Сулакадзев.

⁷¹ Пыпин А. И. Указ. соч., с. 10.

⁷² Там же, с. 11, 13.

Α . Α . Алексеев

ОПЯТЬ О «ВЕЛЕСОВОЙ КНИГЕ»*

(с. 94-108)

Проблемы истории и культуры славян в доис­торический период, т. е. в период до появления собственных письменно-исторических источников, вызывают постоян­ный и большой интерес в различных кругах нашего общества. Один из путей решения этих проблем некоторые наши совре­менники видят в «Велесовой книге», ее новое издание стало доступно читателю.

В книге полностью издан текст и перевод «священного писания древних славян» в сопровождении исследования и комментариев, а также разного рода иллюстративного мате­риала. По-видимому, издатель рассматривает «священное пи­сание» как непременный жанр средневековой письменности рядом с хронографией, эпическими песнями, сказочным и пе­сенным фольклором, полагая, что всякий народ и всякая куль­тура должны обладать «священным писанием» своего собст­венного сочинения. Взгляд этот можно признать далеко не традиционным, так что читатели останутся не удовлетворены лаконизмом, с которым освещен этот вопрос на с. 192. Ведь от установления жанровой природы «Велесовой книги» зависит оценка многих конкретных ее особенностей.

«Священный текст» набран особым шрифтом, воспроизво­дящим формы того оригинального письма, которое якобы бы­ло использовано новгородскими волхвами IX века при нанесе­нии текста раскаленным железным писалом на буковые доски. Этот шрифт — «велесовица» — представляет собою кирилли­цу с резкими углами, что объясняется характером письма — процарапыванием букв; несколько букв своим начертанием восходят то ли к скандинавским рунам, то ли к индийскому письму деванагари. Как и кириллица, этот шрифт полностью воспроизводит греческое унциальное письмо, которому под­ражает и в орфографии, например употреблением диграфа оу и буквы ф. Поэтому предположения и намеки на его независи­мое происхождение, разбросанные тут и там в комментарии (с. 226—232), не заслуживают серьезного внимания.

Едва ли воспроизведение текста сделано вполне коррект­но: нередко встречаются опечатки — вроде высоцхѣ ѣ (с. 30) вместо высоц ѣ хъ , одно и то же слово появляется в разных ви­дах — вроде хопа и хорпа (с. 64, правильно последнее). При изобилии нестандартных грамматических форм читатель ли­шен возможности контролировать правильность воспроизве­дения текста. Издатель отказался от обычного способа подачи текстовых вариантов в критическом аппарате, вместо этого он вводит их в текст в разного рода скобках, что еще более за­трудняет прочтение и открывает пути новым искажениям.

Перевод, сопровождающий текст en regard, является весь­ма свободным, нередко он далеко расходится с оригиналом. В переводе встречаются ошибки. Например, на с. 26 текста го­ворится о подсечном земледелии, которым не было нужды за­ниматься «борусичам», пока они жили в Туранских степях, од­нако выражение «палити дубы о поля» (т. е. «сжигать деревья для полей») оригинала переведено «сжигать дубы и поля», что показывает незнакомство переводчика с данной исторической реалией. В рассказе о языческих вакханалиях упоминаются «листы зелены а мокошаны» (с. 32), т. е. зеленые листья, свя­занные как-то с богиней Мокошью, что понято переводчиком «листы зеленые и водоросли». В списке языческих богов на с. 302—304 имя Мокоши (как бы славянской Афродиты) от­сутствует. Фраза «Се души пращуры наша од Иру срящети на ны» (с. 72), конечно, не может быть точно передана, потому что в ней искажены славянские формы согласований, но все же ясно, что речь идет о том, что «души предков встречают нас», в переводе же предлагается неоправданное истолкова­ние «сияют» (с. 73). Такого рода примеры легко умножить.

Тематически «Велесова книга» распадается на две части: гимны языческим богам и исторические повествования, опи­сывающие перемещения народа по лицу земли и сражения с соседями за свободу и за собственный удел. Легко заметить отсутствие сколько-нибудь ярких деталей, содержательной информации в этом обширном сочинении. Общая тональность не эпическая, а лиро-драматическая, в языке полностью отсут­ствует формульность, являющаяся непременным признаком всякой эпики, даже книжной эпики вроде «Энеиды». Описа­ния сражений бедны и не детализованы. Крайне мало этиоло­гических легенд (т. е. сказаний о происхождении того или ино­го названия), которые столь характерны для всякого фольклора.

Славянское язычество предстает как сентиментальный парафраз «естественной религии», воспетой Мэтьюреном в «Мельмоте-скитальце» и практиковавшейся в конце XVIII ве­ка в благонамеренных ложах розенкрейцеров Шварца и Нови­кова. Человеческие жертвоприношения, о которых упомина­ет наша летопись, объяснены в историческом отделе «Велесовой книги» влиянием кровожадных варягов; подобно Каину (Быт. 4:3), славяне-язычники приносили жертвы от плодов земных (с. 102, 156). Отметим попутно, что А. Асов скло­нен видеть в киевлянах потомков Каина (с. 271—272). Гре­ков-язычников «Велесова книга» упрекает в том, что у них бо­ги антропоморфны и вырезаны из камня, «а наше бозие соуте выразе» (с. 90), т. е. «образы». Заключительные гимны, поме­щенные в третьей части книги (с. 180—188), делают реши­тельный шаг в сторону монотеизма. Славяне не являются даже огнепоклонниками, а рассматривают огонь как своего рода ду­ховную жертву Богу, здесь же утверждается, что «бог е един и множествен» (с. 188), что совпадает с христианским учением о Троице.

Исторические сюжеты книги находятся в согласии со сред­ними школьными представлениями о прародине индоевропей­цев, они основаны на свидетельствах византийских историков о их номадических соседях I тысячелетия н. э. Не отмечено ни одного события, которое обогатило бы наши сведения по ис­тории тех народов, с которыми славяне вступали в контакты. Нет ни датировок, ни локализации тех бесконечных военных стычек, которые якобы не прекращались у славян с соседя­ми. Диапазон хаотических перемещений народа непомерно широк, он охватывает Сирию и Египет, что может быть умест­но ватаге странствующих искателей наживы, но едва ли союзу кочевых племен. Восторженные упоминания Семиречья свя­зывают эту историософскую утопию с «туранской идеей», раз­рабатывавшейся в 20-е годы евразийцами, а назойливые вос­хваления мифического предка Ария и ведических коров — с «арийскими теориями», получившими в ту же эпоху популяр­ность в Германии.

Исторические противоречия с русской летописью легко объясняются задачами «Велесовой книги» создать националь­ный эпос. Поэтому здесь фигурирует представление о руси как о славянском племени, берущем начало от прародителя Руса. Между тем известно, что источники X века (Константин Баг­рянородный, договоры с греками) называют русью варягов и лишь в эпоху после Крещения это название постепенно пере­носится на все славянское население Киевского государства. Представления об эпохе формирования наций являются здесь в анахронистическом виде. Согласно «Велесовой книге», рус­ское национальное самосознание восходит к индоевропейским временам. Комментатор разделяет такого рода идеи, он ото­ждествляет участников варяжских дружин с представителями современных народов — норвежцев, шведов, датчан, финнов и др. (с. 296).

Лингвистические особенности «Велесовой книги», неиз­вестные другим славянским источникам, ее издатель возводит к особому жреческому языку, которым книга якобы написана (с. 233). Такое объяснение сталкивает нас с новыми трудно­стями. Язычество обычно обходится без священного текста, потому не нуждается в специальном языке, хотя может приме­нять некоторые термины и технические выражения при испол­нении ритуала. Если славянское язычество было единым для всех славян, то уместен вопрос, что представлял собою тот жреческий наддиалект, которым могли пользоваться жрецы от Новгорода до Дубровника, т. е. в какой мере входили в него лингвистические элементы из разных диалектов. Если ритуал, описанный в «Велесовой книге», был новгородского бытова­ния, то с какой стати в нем так много южнославянских и поль­ских черт? Кое-что из общеславянской языческой терминоло­гии нам известно — это слова Бог, рай, черт, вероятно, див, а также имена некоторых божеств. То, что известно о славянском язычестве из независимых от «Велесовой книги» источников, не предполагает наличия текстов, чтение которых должно было бы сопровождать исполнение ритуала. Впрочем, «Велесова книга» ни в коей мере и не может быть основой ритуала, пото­му что ее историческая часть для богослужения непригодна, а гимны по их благопристойному содержанию больше подходят для хоров гимназисток, чем для воинов и работорговцев, при­бивших щит на врата Царьграда, или для сельскохозяйствен­ных тружеников «зоны рискованного земледелия», или для жителей лесов, занятых охотой и бортничеством.

«Жреческий язык» не позволяет составить сколько-нибудь благоприятное мнение о новгородских волхвах, которые им якобы пользовались.

Прежде всего бросается в глаза ограниченность лексиче­ского запаса, особенно религиозной и социальной терминоло­гии, однообразие применяемых синтаксических средств. Воз­можно, будущие исследователи «Велесовой книги» потрудят­ся составить словарь, чтобы точнее оценить эту вопиющую бедность. Комментатор признается, что написал грамматику языка «Велесовой книги» (с. 233), но поверить в это трудно, поскольку он считает, что волхвы неплохо справлялись с фор­мами глагола (с. 252), в действительности глагол оказался их ахиллесовой пятой (см. ниже).

При чтении «священного писания новгородских жрецов» мне удалось найти лишь одно место, которое можно оценить как сентенцию, афоризм, притчу, паремию, — короче, как вы­сказывание с признаками коллективной или индивидуальной мудрости, что так характерно для других произведений этого немаловажного в социальном плане жанра — «священного пи­сания». Приведу эту притчу в качестве образца оформления мудрой мысли: «Муж прав ходяй до мове несть, иже реком есте ходящет прав быти, но есь иже слъвеси го а вершена до це съвпадашет. Тому рщено есь о стара, абосьмы творяли бяхом лиепая, яко дяды наши» (с. 142). Понимать эту мудрость сле­дует так: «Не тот справедлив, кто исправно ходит в мовницу, а тот, у кого не расходятся слова с делами. Потому и сказа­но прежде, чтобы мы поступали хорошо, как предки на­ши». Поистине полезное и приличное поучение пай-мальчи­кам! Подробный разбор форм этого аграмматичного текста превратился бы в школьную работу над ошибками, но стоит обратить внимание на присутствие поздних украинско-поль­ских элементов, особенно в образовании сослагательного на­клонения.

Как видно из этой притчи и подтверждается другими мес­тами «Велесовой книги», омовениям (очевидно, в новгород­ской бане — «мовнице») придается высокое ритуальное значе­ние. Здесь «новгородские волхвы» явно оказались под обаяни­ем попавшей в Начальную летопись киевской легенды об апостоле Андрее, в которой саркастически описаны новгород­ские бани. Читатель может вспомнить также о языческой ан-тропогонии, изложенной в летописи под 1071 годом, согласно которой Бог, моясь в «мовнице», бросил на землю мочалку, из которой и возник человек. Итак, можно уверенно заключить, что наши предки были банепоклонниками.

Язык «Велесовой книги» дает поразительные свидетельст­ва сильной сарматофильской (полонофильской) тенденции «новгородских волхвов», что видно и в вышеприведенном от­рывке. Вот еще примеры полонизмов: ляты (с. 50) = лѣта, кревь (с. 46) = кровь, менжо (с. 24) = муж или мѫжъ, жещуть (с. 26) = рекутъ, гренде (с. 32) = грѧди, пребендеть (с. 36) = пре-будетѣ или прѣбѫдетѣ и даже пшебенде (с. 16) с тем же значе­нием, узржехом (с. 12) = узрѣхом, пшелетла (с. 16) = прелетѣла. Как известно, переход смягченного ρ в ж/ш в поль­ском языке отмечается лишь с XV века.¹ Сарматофильство «новгородских волхвов» простирается так далеко, что они вставляют носовые гласные там, где их никогда не было и быть не могло: до стенпы (с. 20) = до степи, о венце (с. 24) = о вѣцѣ, ренце ренбы пълн ѣ на (с. 22) = рѣкы рыбы плъны, згенбель (с. 60) = гибель и т. п.

Издатель и сам заметил этот крен в «полыцизну» и объяс­нил его наличием в Новгороде «переселенцев из западносла­вянских земель» (с. 233). Но возникают новые вопросы. Что это за движение западных славян в Новгород в IX веке, каковы его причины? Почему переселенцы заняли такое важное место в жреческой среде, тогда как в новгородских церковных руко­писях XI века западнославянское участие не отразилось? По­чему эти западные славяне допускали грубые ошибки в своем родном наречии, решительно не зная, где звуки носовые и где нет? Почему весь «жреческий кодекс» оказался написан в IX веке в Новгороде и не несет в себе более ранних языковых и литературных пластов? В ответ на критику таких написаний, где неправильно употреблены носовые, А. Асов отвечает, что, по наблюдениям Л. П. Жуковской, уже в ранних славянских рукописях наблюдается мена ѣ и ѧ (с. 246). Действительно в некоторых флексиях на месте старославянского малого юса (а) русские тексты дают ять (ѣ), например, овьцѧ: овьц ѣ (име­нит. падеж множ. числа). Но в корнях известны лишь орфогра­фические колебания между йотированным а и ятем (я, ѣ) бла­годаря неразличению этих звуков в диалекте солунских сла­вян. Слависты такого рода, как «новгородские волхвы», авторы «Велесовой книги», убеждены, что орфографическая неустойчивость славянских рукописных текстов имеет лишь количественные, а не качественные характеристики, поэтому они позволяют себе заменять что угодно чем попало.

Эти же «волхвы», испытывая слабость и к церковнославян­ским формам, создают их следующим путем: они пишут щасъ вместо часъ, вещерь (с. 18) вместо вечер, травы злащне (с. 32) вместо злачны, всящестии (с. 30) вместо вьсячьскыи (вся­ческий) и т. п. Им удалось заметить закономерность типа ночь : нощь, свеча : свеща, но, не зная исторической граммати­ки славянских языков, они решили, что всякому русскому ч соответствует церковнославянское щ. Пришедшие на Русь по­сле ее Крещения христианские тексты написаны были на цер­ковнославянском языке, особенностью которого было преоб­ладание южнославянских лингвистических форм. Не ясно только, чем эти формы могли привлечь симпатии «волхвов». Конечно, А. Асов и тут берет их под защиту, указывая, что в новгородской берестяной грамоте № 67 на месте ч тоже напи­сано щ: щести (с. 251). В действительности в этой грамоте на­писано Жирославь бьщести, второе слово издатель грамо­ты предлагает понимать как предложно-именную форму «бес чести»,² хотя лучше видеть здесь глагол «бесчестит».³ Переда­ча звукового сочетания с + ч буквой щ представляет собою нормальное явление русской и церковнославянской орфогра­фии, мы и сегодня произносим в этих случаях звук щ (ср. сча­стье, бесчисленный и т. п.).

Раз грамматики «волхвы» не знали, сочинение их демонст­рирует совершенное неведение форм славянского глагола. Не стоит удивляться, что они допускают обычную для всех диле­тантов ошибку смешения форм глагола-связки быти. Чаще всего употребляется форма есе, неизвестная другим источни­кам, но вот более интересные примеры: «тые два есьва удъ-ржаны» (с. 8) — должно быть еста, тогда как есва 1-е ли­цо мн. числа; «якожде руште соуть, а себе славу имяхомъ» (с. 44) — должно быть 1-е лицо мн. числа есмы, тогда как со­уть 3-го лица; «град бяста велик» (с. 56), где глагол оказался в двойственном числе.

Злополучные «волхвы» сочинили личные глагольные фор­мы на основе плохо им знакомых причастных суффиксов и суффиксов имперфекта. На каждой странице встречаются монстры такого вида: пьящехомъ (с. 6) = поемъ (?), убрежешет (с. 8) = убережет, тецехомсте (с. 8) = текохомъ, одев ѣ зе- щеши (с. 10) = отверзеши, од ѣ лящешеть (с. 10) = отдѣляетъ, одсенщехом (с. 14) = отсѣкохомъ, обитващехом (с. 33) = обитахомъ, се биящехом (с. 22) = бихомъ ся, се оурадогщехомся (с. 24) = радуемся, поражещете (с. 24) = поражати или пора­зите, даяшутъ (с. 26) = даяху, не имоша (с. 28) = не имѣша, пребендіехом (с. 38) = пребываем, вѣдящутъ (с. 46) = вѣдяху, рекохутъ (с. 46) = рекут, текощуть (с. 82) = текут и т. д. В пе­реводе г. Асова глагольные формы текста трактуются произ­вольно, ни время, ни лицо не соотнесены с грамматикой, в большинстве случаев этот «жреческий имперфект на -щехом» передается настоящим временем.

Заметной чертой текста «Велесовой книги» являются формы с i на месте старого ятя (ѣ): місто (с. 14), сіно (с. 56), біда (с. 130) и т. д. Как известно, исчезновение ятя в украинском произошло не ранее XIII века.⁴ Из других украинизмов приведем: сп ѣ вати (с. 18 и др.), ищо = що (что) (с. 20), стип или стенп — употребля­ется постоянно с твердым конечным согласным, как в украин­ском. Нередко попадаются целые пассажи, которые звучат почти по-украински, например: «Мъленя утврша телесы ядымо, а иде-мо до поле наши труддяатисе, яко бъзе велеша вс(я)ку мужу, иже чінен есь трудитсе ся на хлеб свуй» (с. 182).

Наконец, следует отметить в этом языке и кое-какие лексико-семантические анахронизмы, т. е. явления, не соответст­вующие предполагаемой эпохе IX века и нехристианской культуре. Так, «волхв», написавший «се бо тайна велика есе» (с. 8), невольно процитировал крылатые слова апостола Павла (Ефес. 5, 32). Неоднократно упоминаемая в «Велесовой кни­ге» живая вода (с. 16, 34 и др.) известна русским волшебным сказкам, но также и Библии (см. книгу пророка Захарии — 14, 8; Евангелие от Иоанна — 4, 10—11). Библейское происхож­дение имеет образ земли, текущей медом и млеком (с. 40) (см.: Исход, 3, 8; 13, 5; 33, 3; Левит, 20, 24; Числа, 13, 28;Л6, 13 и др.), фольклору известна лишь молочная река с кисельными берегами. Встречается пародийное использование христиан­ских литургических формул, например: «Бонде благслвен, вожды, нынѣ а прене о векы а до веку» (с. 62).

Среди языческих праздников упоминаются русалии (с. 30, 102), однако нужно иметь в виду, что название восходит к латинскому rosalia, которым обозначался масленичный карна­вал, и пришло оно на Русь из Средиземноморья через южных славян уже в христианскую эпоху. Невинное, казалось бы, слово царь (в форме cap , с. 78) для IX века тоже является ана­хронизмом: оно зафиксировано только с XIII века — до тех пор в употреблении находилась исключительно форма цесарь (цьсарь).⁵ Странное изобретение «волхвов» скотиводиаи (с. 22) тоже не представляется удачным — образования типа скотовод, скотоводство и т. п. впервые появляются в рус­ском языке лишь в XVIII веке у Тредиаковского и Радищева.⁶ Слово степь, столь важное для туранской идеи, очень часто встречается на страницах «Велесовой книги» (нередко оно приводится в причудливых написаниях вроде стенп, с. 20, или ступ, с. 30). Нужно, однако, иметь в виду, что древней пись­менности оно неизвестно, в летописи степь называется полем. При своем появлении слово степь означало, как кажется, то, что мы теперь называем пустыней, поэтому не могут не вы­звать улыбки райские степы (с. 36) наших «волхвов».

Нужно подчеркнуть, что в языке «Велесовой книги» нет никаких лингвистических архаизмов, которые бы оправдали ее датировку IX веком. Но датировать ее по языку можно: пи­савшие ее «жрецы» знали только современную русскую грам­матику и некоторые украинские диалектные явления.

Речь «новгородских волхвов» обладает внутренним родст­вом с офенской «отверницкой говоркой», в которой нарочито искажаются слова, чтобы затемнить смысл высказывания. На­пример, прибавляется лишний слог (лето : кулето), заменяет­ся первый слог (товар : шивар), вставляются отдельные звуки (знать : знахтить, плакать : плаксыритъ), изменяются окон­чания (сласть : сластим), переставляются слоги (солома : масола, стакан налит : скандалит). Существуют также такие формы комического жаргона, как «разговор по шицы», где фраза «пора домой» звучит ширапоцы шимойдоцы, или «раз­говор по херам», где та же фраза будет звучать ширахерпоцы шимойхердоцы.⁷«Новгородские волхвы» применением сход­ных приемов речи (например, в глагольном формообразовании) создают в «Велесовой книге» резкий контраст между языковой формой и содержанием, чем достигают определен­ного комического эффекта, скорее всего ненамеренного.

«Велесова книга» уже обсуждалась в научных изданиях, а в 1990 году удостоилась большого исследования О. В. Творогова.⁸ В обстоятельном разборе было вполне убедительно по­казано, что текст представляет собой творение недавнего про­шлого, что автором его следует считать плодовитого лите­ратора русской эмиграции Ю. П. Миролюбова. Издатель «Велесовой книги» А. Асов посвятил несколько страниц науч­ной полемике, он вступил в дискуссию по некоторым мелким лингвистическим замечаниям О. В. Творогова, обойдя молча­нием аргументацию относительно авторства Ю. П. Миролю­бова. Возражения А. Асова, два из которых были разобраны выше, дают ясные testimonia paupertatis. Слишком очевидно незнакомство издателя «Велесовой книги» с другими пись­менными текстами Древней Руси и славянского Юга, незна­ние истории славянских языков, непонимание веса и значимо­сти тех лингвистических фактов, о которых ему приходится говорить. Нельзя успешно изучать единственный текст и не ведать ничего о других. А. Асову приятно думать, что начи­танность, профессионализм являются помехой при рассмотре­нии столь сложного явления, как «Велесова книга» (с. 242), в действительности именно они предохраняют от наивных за­блуждений и позволяют высказывать здравые суждения. Го­лос издателя звучит гораздо увереннее, когда, оставив зыбкую почву лингвистических мелочей, он пускает в ход свои самые сильные доводы: «Главное же подтверждение подлинности не­возможно точно выразить словами. Оно исходит из личного ду­ховного опыта. О подлинности говорит сам дух „Велесовой книги". Ее мистериальная тайна, великая магия слова» (с. 240).

Защитники «Велесовой книги» не догадываются, что как раз на них лежит тяжесть доказательства (onus probandi) под­линности текста, что от них ожидается нечто большее, чем случайная реакция на замечания критики. В свое время вели­кий востоковед акад. Н. Я. Марр под влиянием потери своего задушевного дела — раскопок древней Айни — углубился в лингвистические мечтания и создал «новое учение» о язы­ке. Сегодня оно забыто, никому не понадобилось доказывать несостоятельность этой странной теории. Напротив, именно сторонники подлинности «Слова о полку Игореве» породили громадную научную литературу, посвященную этому произ­ведению, которое по необычности своей литературной фор­мы нередко вызывало сомнения в подлинности. Выступления лингвистов и литературоведов против подлинности «Велесовой книги» не всех уберегли от соблазна. Впрочем, и в среде специалистов находятся такие, кто благоволит фантазерам, в данном случае учеными-рецензентами издания оказались про­фессора И. В. Левочкин (Москва), Ю. К. Бегунов (Санкт-Пе­тербург) и Р. Мароевич (Белград).

Между прочим, сам О. В. Творогов своим сближением Ю. П. Миролюбова с известным мистификатором и фальсифи­катором первой половины XIX века А. И. Сулакадзевым открыл новые перспективы исторической критики г. Асова. Оказывается, так оно и было, и либо эти дощечки, либо ка­кие-то другие сходные хранились у Сулакадзева (с. 208—211). Не исключено, что будут предприняты попытки доказать, что Сулакадзев и сочинил «Велесову книгу». Сама по себе такая возможность существует, ведь Сулакадзев принадлежит той эпохе национального романтизма, когда фальсификация была нормальной формой литературного творчества, находя себе воплощение то песнями западных славян Проспера Мериме, то Оссиановыми песнями Джеймса Макферсона, то Краледворской рукописью Вацлава Ганки. Дощечки — эти или дру­гие — видел А. X. Востоков, «без сомнения крупный ученый», но в отличие от А. Асова не смог прочесть: «Главной причи­ной, конечно, было то, что А. X. Востоков... многое сделавший для русской православной культуры, был узкоконфессиональ­но ориентирован. Для него русское язычество, как культура, не существовало», — разъясняет А. Асов (с. 210). Знай он, что А. X. Востоков похоронен на Волковском лютеранском клад­бище в Санкт-Петербурге, что в 1802 году он написал поэму «Певислад и Зора», построенную на славянской языческой ми­фологии, —

Пастырь Велесу овна несет,

Чтобы стадо было в целости, —

он выразился бы осторожнее. А. X. Востоков был литератур­ным предтечей А. Асова, но духовной связи между ними нет.

В конце книги приложен список организаций, которые со­трудничают с издательством в деле распространения книги. Это Международное общество Рерихов, Всемирный Русский

Собор, Национальный клуб древнерусских ратоборств, Общи­на триверов-сварожичей, Славянская ведическая община в Ко­ломне, Ведическая община в Обнинске, Нижегородская обла­стная языческая община и т. п. Само издательство «Менед­жер» и А. Асов располагаются при журнале «Наука и религия», и это обстоятельство может навести на мысль, что враждебное отношение к православию унаследовано ими от старой традиции воинствующего атеизма. Совсем недавно нормой нашей культурной жизни было подозрительное, от­равленное идеологией отношение к фактам, полученным пу­тем положительного научного исследования, это именовалось «буржуазной наукой». Сегодня новым жрецам язычества не­убедительными кажутся выводы «христианской науки». Но наука едина, она не делится по конфессиям и партиям, по на­циональной и государственной принадлежности.

Опубликованное в недавние годы Собрание сочинений Ю. П. Миролюбова является лучшим комментарием к «Велесовой книге»: те же мысли, то же понимание славянского языче­ства, истории и языка; некоторые совпадения в свое время от­метил О. В. Творогов. Но возникают сомнения в искренности А. Асова как защитника подлинности этого языческого опу­са: слишком мало он использует сочинения Ю. П. Миролю­бова для своих комментариев, словно боится сказать слишком много. Из сочинений Миролюбова приведу лишь одну вы­писку, которая проливает свет на лингвистическую позицию «новгородских волхвов»: «Известно, что в Нове-Городе язык был близок к старочешскому. Так, слово „язык" произноси­лось „ензык", „голубь" — „голомбь", „дед" — „дяд", „свет" — „свят", „белый" — „бялый", „вера" — „вяра" и т. д. Буква „ять" была в действительности „ятью", ибо произносилась как „я". Относительно особенностей тогдашнего произношения спора нет, так как с этим согласны многочисленные авторы по славя­новедению».⁹ Все приведенные языковые формы являются, ко­нечно, не старочешскими, а современными польскими, их-то, как мы видим, и предпочитали «новгородские волхвы». Они, конечно, разделяли и ностальгические симпатии Миролюбова, проведшего годы молодости в Чехии. Ссылка в данном случае на авторитет славистики, разумеется, совершенно безоснова­тельна, равным образом ни о какой близости языка древнего Новгорода к чешскому говорить не приходится.

Собрание сочинений Ю. П. Миролюбова вполне объясняет его как личность; из того, что мы знаем об условиях его труда и жизни, становятся понятны причины, по которым он зани­мался этой фальсификацией. Как православный, он «подтяги­вал» славянское язычество к православию. В его поступках нет ничего злонамеренного, наивность дилетанта и духовное одиночество взывают к сочувствию и снисхождению.

Для России нового времени характерно напряженное и ревнивое отношение к Европе, иногда оно принимает форму низкопоклонства, иногда форму заносчивого нигилизма. Та­кое отношение нередко распространяется и на русских за ру­бежом: мы их бичуем или боготворим. В любом случае их влияние на культурную жизнь России поразительно сильно, хотя не всегда отвечает реальной значимости выдвигаемых ими идей.

Распространение у нас в последнее время национально-пат­риотических лозунгов в немалой степени связано с влиянием русской зарубежной среды. Там они выступают как порожде­ние эмигрантского быта, они складываются в замкнутой груп­пе, которая, часто ощущая свою ущемленность, компенсирует ее на уровне мифа. Этому социально-психологическому фено­мену дал в статье «О расизме» (1935) убедительное объяснение надежный и квалифицированный свидетель — Н. С. Трубец­кой.¹⁰ Для русской культуры в пределах России не характерно острое восприятие национальных проблем, скорее равноду­шие к ним. Это обусловлено и количественно-пространствен­ным фактором русской жизни, и аристократизмом русской культуры, ибо аристократизм — космополитичен. Как формула здесь удобна самохарактеристика Н. А. Бердяева: «Мой универ­сализм, моя вражда к национализму — русская черта».¹¹

Возможно, новые жрецы язычества движимы горячим соз­нанием национальной полноценности или даже исключитель­ности, в этом случае их привлекает в «Велесовой книге» миф о глубоком прошлом славян и русского народа. Тогда им следу­ет помнить, что нация — это творение совсем недавнего про­шлого (о чем уже упомянуто выше). Старые оседлые народы Европы не сохранили воспоминаний и легенд о кочевой праистории. Это вовсе не потому, что их историческая память ко­ротка: народ, перешедший к оседлой жизни, очень скоро теря­ет самоотождествление с предыдущей стадией своего бытия. Подумайте сами: будет ли зажиточный крестьянин мечтать о шатре и скрипучей цыганской колымаге? Такая карьера со­блазнит разве что бобыля. По всей видимости, и этническое самоотождествление, и формы языка, и формы народной сло­весности приобрели свой исторически засвидетельствованный вид уже в период оседлой жизни народа, иными словами, сла­вяне стали славянами лишь на новом месте своего постоянно­го обитания. Это место современная этнография называет пра­родиной и ищет его для славян либо в Полесье, либо на Лабе (Эльбе).

Но возможно, новые жрецы движимы той религиозной идеей, на которую недвусмысленно указывают названия их союзов. Сколь ни странными могут казаться сегодня языче­ские верования, убеждения и веру должно уважать, не станем превращать наш спор в религиозный диспут. Скажу лишь, что в культурной апологии славянского язычества есть смысл.

Увлеченные идеями прогресса, мы часто закрываем глаза на то, что, как всякая социальная революция, Крещение Руси принесло не только приобретения, но и потери. Крещение Ру­си открыло исторический период и наглухо закрыло доистори­ческий, поэтому так бедна оказалась наша «доисторическая» память. Если на языческой Руси и была письменность, то при­менение ее было ограничено торговлей и финансами, редкими дипломатическими казусами вроде договоров с греками, ка­кими-то хроникальными заметками. Произведения народной словесности, например былины, не записывались, языческий культ не нуждался в текстах. Бесписьменную культуру нельзя оценивать только отрицательно и нельзя воображать, что вся­кая развитая культура обязательно письменная. Мы знаем, что Сократ не пользовался письмом, что изощренные ведические и буддийские трактаты в Индии столетиями сохраняли свою стабильность в устной форме. Широкое применение письмен­ности на Руси началось лишь с приходом христианства, пото­му что рецитация (чтение вслух) довольно значительного кор­пуса текстов является непременным условием христианско­го богослужения. Но в новых условиях письменная фиксация дохристианской словесности оказалась невозможна. Христи­анский перевод Св. Писания появился на таком языке, кото­рый мало отличался от обиходной речи. Этот язык стал языком всей письменности, в результате церковнославянскому влиянию подвергались и такие внехристианские произведе­ния, как «Русская Правда» и грамоты. У христианских наро­дов Европы чтение Св. Писания и церковная литургия осуще­ствлялись на латыни, это давало свободу местным обиходным языкам в области народной словесности. Так, оказались запи­саны в XII—XIII веках «Песнь о Роланде», «Песнь о моем Си-де», «Нибелунги», скандинавские саги. У нас случайно спасся лишь фрагмент эпоса — «Слово о полку Игореве».

Драма и трагедия — спутники человеческой истории, их не видит близорукий мечтатель-историософ. Жаль потерь, но нельзя отказаться от своего исторического прошлого, сочи­нить себе других родителей, другое происхождение. Сознавая потери, не будем принимать детские погремушки за утрачен­ные ценности.

_________________________

* Велесова книга / Перевод и комментарии Александра Асова. М.: Менед­жер, 1994. 320 с.

¹ Klemensiewic : Z . Historia jezyka polskiego. Warszawa, 1974. S. 57.

² Арциховский А. В. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М„ 1954. С. 68.

³ Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977—1983 гг.). М., 1986. С. 187.

⁴ Соболевский А. И. Лекции по истории русского языка. М., 1907. С. 73.

⁵ Там же. С. 111.

⁶ См.: Алексеев А. А. Старое и новое в языке Радищева//XVIII век. Сб. 12. Л., 1977. С. 104, примеч. 22.

⁷ Примеры заимствованы из статьи Д. С. Лихачева «Арготические слова профессиональной речи» (1938). См.: Лихачев Д. Статьи ранних лет. Тверь, 1993. С. 120—121.

⁸ Творогов О. В. «Велесова книга» // ТОДРЛ. 1990. Т. 43. С. 170—254.

⁹ Миролюбов Ю. Собр. соч. München, 1982. Т. 5. С. 21.

¹⁰ Статья перепечатана в кн.: N. S. Trubetzkoy's Letters and Notes / Prepared for publication by R. Jakobson. Berlin; New York; Amsterdam: Mouton, 1985. P. 467—474.

¹¹ Бердяев Η . А . Самопознание (опыт философской автобиографии). М., 1990. С. 10.
И. Н. Данилевский

ПОПЫТКИ «УЛУЧШИТЬ» ПРОШЛОЕ:

«ВЛЕСОВА КНИГА» И ПСЕВДОИСТОРИИ

(с. 109-127)

В 1960 г. в Советский славянский комитет АН СССР поступила фотография дощечки с вырезанными пись­менами. Ее прислал биолог С. Парамонов, более известный под псевдонимом С. Лесной. Несколько лет он занимался изу­чением удивительного памятника письменности — так назы­ваемой «Влесовой книги». Фрагмент ее и был направлен на экспертизу в Славянский комитет.

Судя по сопроводительным материалам «книга» эта пред­ставляла собой дощечки с письменами на них. Они были обна­ружены в 1919 г. полковником Белой армии А. Ф. Изенбеком в разграбленном имении где-то на Украине (предположительно в Харьковской губернии).

В холщовом мешке, куда они были собраны денщиком А. Ф. Изенбека, дощечки совершили путешествие в Бельгию. Там в 1925 г. Изенбек познакомил с ними своего нового при­ятеля, Ю. П. Миролюбова. Как пишет О. В. Творогов:

«...инженер-химик по образованию, Ю. П. Миролюбов не был чужд литературных занятий: он писал стихи и прозу, но большую часть его сочинений (посмертно опубликованных в Мюнхене) составляют разыскания в области религии древних славян и русского фольклора. Миролюбов поделился с Изенбеком своим замыслом на­писать поэму на исторический сюжет, но посетовал на от­сутствие материала. В ответ Изенбек указал ему на лежа­щий на полу мешок с дощечками («Вон, там в углу, ви­дишь мешок? Морской мешок? Там что-то есть». «В мешке я нашел, — вспоминает Миролюбов, — „дощьки", связанные ремнем, пропущенным в отверстия»). И с той поры Ю. П. Миролюбов в течение пятнадцати лет занима­ется переписыванием текста с дощечек. Изенбек не разрешает выносить дощечки, и Миролюбов переписывает их либо в присутствии хозяина, либо оставаясь в его „ателье" (Изенбек разрисовывал ткани) запертым на ключ. Миро­любов переписывал, с трудом разбирая текст и, по его сло­вам, реставрируя пострадавшие дощечки («стал приводить в порядок, склеивать, склеивать...», — вспоминает Миро­любов). Он вспоминал также: „Я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты мо­гут потеряться, а это будет урон для истории... Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описа­ния точных событий, имен, совпадающих со смежной эпо­хой других народов, описания династий князей и всякого такого материала исторического, какого в них не оказа­лось". Какую часть текста В[лесовой] К[ниги] Миролюбов переписал, С. Лесной установить не смог. В1941 г. Изен­бек умирает, и дальнейшая судьба дощечек неизвестна»¹.

Рассказ о знакомстве Ю. П. Миролюбова с сокровищем А. Ф. Изенбека удивительно напоминает другую историю:

«Старик извлек из своей набедренной повязки гряз­ный, потрепанный парусиновый мешочек. Из него он вы­тащил нечто похожее на спутанный клубок бечевок, сплошь в узлах. Но это были не настоящие бечевки, а ка­кие-то косички из древесной коры, столь ветхие, что, ка­залось, они вот-вот рассыплются от одного прикоснове­ния; и в самом деле, когда старик дотронулся до них, из-под пальцев его посыпалась труха.

— Письмо узелками — это древняя письменность майя, но теперь никто их языка не знает, — тихо произнес Генри.

— Клубок был вручен Френсису, и все с любопытст­вом склонились над ним. Он был похож на кисть, неуме­ло связанную из множества бечевок, сплошь покрытых большими и маленькими узелками. Бечевки тоже были не одинаковые: одни — потолще, другие — потоньше, од­ни — длинные, другие — короткие. Старик пробежал по ним пальцами, бормоча себе под нос что-то непонятное.

— Он читает! — торжествующе воскликнул пеон. — Узлы — это наш древний язык, и он читает по ним, как по книге».²

Настораживает совпадение деталей в этих историях: речь идет о холщовом мешке, в котором хранятся связки старин­ных письмен, и сегодня никто не может прочитать, но все зна­ют, что в них рассказывается о древнейшей истории народа. Судя по всему, это не случайно. Ю. П. Миролюбов просто хо­рошо знал творчество Джека Лондона. И, когда фантазия ему отказала, использовал готовые образы.

Вернемся, однако, к «официальной» версии.

Содержание текстов, прочтенных Ю. П. Миролюбовым, оказалось просто потрясающим. Дощечки рассказывали исто­рию славянских племен начиная с IX в. до н. э. («за 1300 лет до Германариха», готского вождя, погибшего в 375 г.) вплоть до «времени Дира», т. е. приблизительно до IX в. Итак, в рас­поряжение Ю. П. Миролюбова попал совершенно уникальный источник, повествовавший чуть ли не о двухтысячелетней ис­тории русичей, заполненной бесконечными войнами с гота­ми, гуннами, римлянами, греками, варягами и другими наро­дами.

На таком фоне вовсе не кажется преувеличением, что до­щечки были названы «колоссальнейшей исторической сенса­цией». Под таким заголовком в ноябре 1953 г. сообщение о чу­десной находке было опубликовано в журнале «Жар-птица», который ротапринтным способом выходил в Сан-Франциско. Однако его издатель, русский эмигрант А. Кур (генерал А. Куренков), явно не спешил приступить к публикации текстов до­щечек. За следующие три года увидели свет лишь его собст­венные статьи, содержавшие не более сотни строк из «Дере­вянной книги». И только в марте 1957 г. в той же «Жар-птице» начали воспроизводить полные тексты отдельных дощечек. В 1959 г. журнал прекратил свое существование, и публикация их не была завершена.

Тем не менее С. Лесной продолжал изучать «Влесову кни­гу»: ее материалы вошли в последние пять выпусков его «Ис­тории руссов в неизвращенном виде» (Париж; Мюнхен, 1953—1960) и монографию «Русь, откуда ты? Основные про­блемы истории Древней Руси» (Виннипег, 1964). Им же было предпринято специальное исследование, посвященное дощеч­кам А. Ф. Изенбека: «„Влесова книга" — языческая летопись доолеговой Руси: История находки, текст и комментарий» (Виннипег, 1966. Вып. 1). С. Лесной и прислал в Москву, ви­димо, единственный имевшийся в его распоряжении «фото­стат» одной из дощечек (условный номер — 16).

Экспертиза фотографии была поручена одному из самых авторитетных специалистов в области языковедения и палео­графии Л. П. Жуковской. Итоги анализа были разочаровываю­щими. Во-первых, оказалось, что фотография сделана не с са­мой таблички, а с рисунка, изображавшего дощечку с письме­нами. Во-вторых, буквы, которыми была сделана «надпись», вызывали серьезные сомнения в подлинности. Они, хотя и имели довольно архаичный вид, отдаленно напоминали систе­му письма деванагари, с помощью которой с начала второй половины второго тысячелетия нашей эры записывались сан­скритские тексты. В-третьих (и это — главное), данные языка, на котором был написан текст, однозначно говорили о поддел­ке: в нем сочетались разновременные явления различных сла­вянских диалектов, чего не могло быть ни в одном реальном славянском языке.

Итак, фотография была фальсификатом.

Но, может быть, поддельна только фотография? Вопрос как будто должен был разрешиться на V Международном съезде славистов, проходившем в Софии в 1963 г. На нем С. Лесной собирался выступить с сообщением о «Влесовой книге». Док­лад, к сожалению, не состоялся, поскольку докладчик в Со­фию так и не приехал. Но тезисы были опубликованы в мате­риалах съезда.

После смерти С. Лесного интерес к «Влесовой книге» как в нашей стране, так и за рубежом угас. Оснований для сколь­ко-нибудь серьезных оценок этого памятника было явно недос­таточно. Тем не менее в единственной публикации, появившей­ся в период временного «затишья», таблички А. Ф. Изенбека были названы «выдающимся памятником письменности» (И. Кобзев).

С новой силой ажиотаж поднялся в середине 70-х годов, когда, как полагают, ряду отечественных литераторов и жур­налистов стали доступны вышедшие незадолго до того на За­паде публикации текста «Влесовой книги» и его переложения, подготовленные С. Лесным. В многочисленных статьях, по­явившихся в «Огоньке» и «Новом мире», «Неделе» и «Литера­турной России», «Технике молодежи» и «В мире книг», уси­ленно популяризировалась идея о том, что ученые намеренно замалчивают поразительные данные уникального источника, в корне расходящиеся с общепринятыми в научном мире пред­ставлениями о древнейших судьбах славянских племен. При этом выдвигалось требование «полностью напечатать эту любопытную, хотя и не бесспорную рукопись» и провести ее обсуждение с «привлечением широкой общественности».

Мнение специалистов, продолжавших утверждать, что в данном случае мы имеем дело с низкопробной фальсификаци­ей, игнорировалось. Объяснялось это, с одной стороны, тем, что советские историческая и филологическая науки в ка­кой-то степени скомпрометировали себя излишней политизи­рованностью, заданностью выводов, подчиненностью их сию­минутным потребностям партии и правительства. С другой сто­роны, без ответа оставался самый, пожалуй, главный вопрос: «Почему не печатается это заинтересовавшее многих сочи­нение?»

Ларчик же открывался просто: ученые не имели возможно­сти ознакомиться с полным текстом копий Ю. П. Миролюбова. Лишь любезность инженера из французского города Руайя Б. А. Ребиндера (кстати, тоже русского эмигранта) позволила прорвать «информационную блокаду». Он прислал в Институт русской литературы АН СССР свою работу «Влесова книга», в которой был предложен новый перевод текстов Ю. П. Миролюбова, сделанный с учетом всех их изданий и прежних перево­дов. Однако полное представление о «Влесовой книге» уче­ные смогли получить только после завершения в 1984 г. мно­готомной посмертной мюнхенской публикации сочинений самого Ю. П. Миролюбова.

По этим материалам один из крупнейших отечественных текстологов О. В. Творогов написал уникальную в своем роде работу. Она увидела свет в 1990 г. в 43-м томе «Трудов Отдела древнерусской литературы». Здесь, наконец-таки, был полно­стью опубликован текст «Деревянной книги» (со всеми вари­антами, сохранившимися в рабочих записях Ю. П. Миролюбо­ва), а также его подробнейшее и всестороннее исследование. Эту публикацию О. В. Творогов сопроводил частью перевода «книги» Б. А. Ребиндера — безусловного сторонника ее древ­ности. Это представлялось тем более необходимым, что, по мнению О. В. Творогова (с которым, кстати, трудно не со­гласиться), точный перевод данного текста «вообще невозмо­жен».

Для того чтобы дальнейший разговор о «Влесовой книге» был более предметным, приведу в качестве образца текст двух «дощк» Ю. П. Миролюбова с подстрочным переводом Б. А. Ре­биндера, расшифровку С. Лесного, а также фрагмент поэтиче­ского переложения, предложенный неутомимым популяризатором идеи не только подлинности, но и гениальности «Влесовой книги», поэтом И. Кобзевым.

 

Тексты

Дощечка 7а:

«слва бзем нашэм имемо исту віру якова не потребуе чловэненска жертва а тая се дэе о ворязи кіи убо въжды жряли ю іменоваше перунапаркуна а тому жряша мы же сме хом польна жретва даяте а одо труды наше просо млека а туц то бо покрпишем о коляді ягнчем а о русаліех в день яров такожде а красна гура ту бо то дяехомо во споминь гуре карпенсте а тонщас се іменова род наше карпене яко же стахом сме б яще во лэсэх то i м эмо назов древище а да п олі сме бяшехом імено имахом полены ятако вшяко еже есе грьце ущекашеті нане иже сме чловенкожравцове а то лужева рэншь есь яко нэсте б о тако во i ста а имеяхом i на повыке на тоть кі же хоща шеть увранжидете i на реще злая а тому глоупен не се боре а тако есь а i на рэкоста такожде .

долзе се правихом родьмы а староцове венска рода ідша соудяті родице о перунь древы а також­де имяй тон ден игриштія пренд очесы старще а си­лу юну указенше ? юнаще ходяй б орзе сп э ваяй i плясавай о то і тон ден огнищаны идяшете о міслеву а прнашеща діщену строцем кіи діеляще туіу о пренче люды і волсві жрятву дэяй бозем хваленице а слву рэкстаѩ о ща се же годе а оявене воріягу избрящете сен кнезе вутцове а тыі юнаще веденша до сэ щ е зуре то бо роміе ны поглендаще а замыстляще те злая нань і пршедша со возе све а желзвэна броне а утце наны а тому бранихомсе долзе о нех а отрща хом».³

Дощечка 7 б:

«сме тая од земе наше а роміе венде яко дрз i сме о жівоте нашем а понехъша на то .

Тако грьціе хотяй одеренете ны о хорсуне а прящехомсе зуре протиборства нашіего а бя б оріа а пря велка трдесенте ляты а та понехъшія сен о ны тем бо грьціе ідша о тржища наше а рекоста намо ом э нете краве наше на масть а србло то во потребуще на жены а дете а тако сме мэнехомсе скоро до днес неды последеще грьціе іскашете да ослаби ны а то іискащаше одерень взенте а тому не ослабихомсе а не дахом сме земле ншше i ако зме трояню сме не дахом сен роміема а да не встане обіде носзе дажбовем внуцем кіе же во арузех вразі дбаша а тако днесь не по хуле семо такожде оци неаше .

себе у сине море стятша до б ерзе годь туіу а одержаща нань побэдену пісне хвалы а матыря спэващет оя красна птыція яква несе пращурем нашем огнь до домы я а такожде ягнаице прездремо до тодь а боло сте на ны одержеща сылу а i махом врязі ростятешете а гоньбу псину има нехате то глендь народе мое яков есе обезпещен а нардев а того не ошібещесе од раны твоая а не вржещесе до рядь або - сте сме вразема погонеле а б іду сен дозбавязе а жітне інако імате б о сме бяшехом ста грда а неоделегла од е а тягчае поразе бенде по ны а сме по тем тысенщ пентесет ляты яко сме се хом многая б орія а пря імяхом а такожде сме жіве діеке жретве юндщ ея а вевонце».⁴

Переводы и переложения

Перевод Б. Ребиндера

Дощечка 7а:

«Слава нашим богам. У нас вера правая, которая не требует человеческих жертв. А это делается у варягов, которые издавна приносили жертвы, именуя Перуна Пер-куном, и ему жертвовали. Мы же смеем давать жертвы полевые от трудов наших: просо, молоко, жиры и на Ко­ляду подкреплять ягненком, а также на Русалии, день вес­ны, и на Красную горку. Это делаем в память нашего исходу от Карпат. В те времена наш род назывался карпами. Потому что от страха мы жили в лесах, наше название древичи, а на полях наше имя было поляне (...) А во вре­мена Готов и появление варягов избирался Князь в вож­ди, и тот вел юношей в злой бой, и тут римляне, поглядев на нас, замыслили злое на них, и пришли с колесницами и со своими железными бронями, и напали на нас, и потому мы долго оборонялись от них, а отрщахомсме (отби­лись?)».⁵

Дощечка 7б:

«И римляне знали, как мы дорожим жизнями нашими, и оставили нас. И тогда греки захотели отобрать у нас Хорсунь, и мы сражались, чтобы не попасть в рабство. И борьба эта и сраженья великие продолжались тридцать лет, и они оставили нас (...)

И не отдадим землю нашу, как мы не отдали землю Троянову, и мы не дадимся римлянам, чтобы не посетила обида Дажьбоговым внукам, которые с оружием поджи­дали врагов, так и сегодня мы не заслуживаем хулы, как и отцы наши, которые, загнав готов к берегу моря, одержа­ли там победу над ними. Песни хвалы и матерь (сва) поет, и эта прекрасная птица, которая несет пращурам нашим огонь в дома их».⁶

ДОЩЕЧКА № 7 А

(связка дощечекъ)

1-ая дощечка. Лицевая сторона:

1. слва бозем нашем імемо істу віру іакова не потребуе человеченска жртва

2. а таіа се дэе о вріазе ніе убо въждоі жріалі іу іменоваше перуна перку-

3. на а тому жріаша моі же смехом польна жретва даіате а одо трудоі наше

4. прсо млека туці то бо покрпішем о коліаді іагнчем а о русаліех в день

5. іаров такожде а красна гура ту бо то діаехомо во спомінь гуре карпенс-

6. те а тоншас се іменова род наше карпене іако же страхом сме біаше в л-

7. сэх то імено назов древіще а на полі сме біашехом імено поленоі тако в-

8. шіако еже есе грьце ушекашеті на не іже сме чловенкожравцове а то луж-

9. ева рэньщ есь іако несте бо тако во іста а імеяхом і на повоіке на то-

10. ть кіже хощашеть увранжідете іна реще злаіа а тому глоупен не се боре

11. а тако есь а іна рэкоста а такожде долзе се правіхом родьмоі а староц-

12. ве венска рода ідша соудіаті родiце о перунь древоі а такожде іміаі т-

13. он ден ігріштіа пренд очесоі старще а сілоу іуну указенше іунаше ходіа

14. і борзе спэваіа і пліасаваі о то і тон ден огіщаноі ідіашете о міслеву

15. прнашеща діщену строцем кіі діеліаше туіу о пренче ліудоі і волсві жрі

16. атву дэліаі бозем хваленіце а слву рэкоста о щасе же годе а оіавене во-

17. ріагу ізбріашете сен кнезе вутцове а тоіі іунаше веденша до сэще зуре

18. то бо роміе ноі поглендаще а замстліащете злаіа на нь і прошедша со в-

19. озе све а желзвена броне а утце на ноі а тому браніхомсе долзе о нех а отрщахом

 

Обратная сторона: 7 Б

1. сме таіа од земе наше а роме венде іако дрзі сме о жівоте нашем а поне

2. хъша ноі на то тако грьціе хотіаі одеренете ноі о хорсуне а пріащехомс-

3. е зуре протібрства вашіего а біа боріа а пріа влка трдесенте ліатоі а

4. та понехъшіа сен о ноі тем бо грьціе ідша о тржіща наше а рекоста нам

5. о оменете краве наше на масть а стрібло то бо потребуще на женоі а де-

6. теа тако сме менехомсе скоро до днес недоі последеще грьціе ісащете

7. да ослабі ноі а то іскащаше одерень взенте а тому не ослабіхомсе а не

8. дахом сме земе наше іако зме троіаніу сме не дахом сен роміена а да не

9. встане обіденосще дажбовем внцем кіе же во арузех врзі дбаша а тако дн-

10. есь не по хуле семо такожде оце неаше себо у море стіатща до берзе гo

11. дь туіу а одержаща нань победену песне хвалоі а матоіріа слеващет о

12. іа крсна птоіціа іакве несе пращурем на­шем огнь до домоі іа а такожде

13. іагніце прездремо до тодь а боло сте на ноі одержеща соілоу а іміахом

14. врзі ростіатешете а гоньбу псіну іма неха­те то глендь народе мое іако

15. ве се обезпещен а нардев а того не ошібецесе од раноі твоіа а не врже-

16. щесе до ріадь абосте сме врзема погонеле абіду сен позбіаваце а жітне

17. інако імате бо сме біашехом ста града а ме оделегла од е а тіагчае по-

18. разе бенде по ноі а сме по тем тоісенщ пентесет дэтоі сме сехом многа

19. іа боріа a npia іміахом а такожде сме жіве дiеке жретве іунаше а вевонце

А. Курт.

---

Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 227; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!