DE DIVERSITATE TEMPORUM LIBRI II

Начинается книга II.

1. О вражде Балдрика и Вихмана.

После того как префект Готфрид и Вихман заключили между собой договор о дружбе, и оба полагали, что это обстоятельство будет для них в будущем весьма полезным, префект умер ¹ и префектура ввиду честности отца и величайшей точности в советах, которой он всегда отличался, была передана его сыну ². Но, хотя тот был бездарен и в нём почти не было ни благоразумия, ни здоровья, Вихман всё же умышленно решил соблюдать с ним договор о дружбе, который он клятвенно заключил с отцом, надеясь, что если будет в союзе с ним, то легко сможет повелевать им и всеми его людьми. С этого времени между ним и Балдриком возникает вражда. И поскольку ни один из них не позволял другому превзойти себя, они, часто устраивая между собой встречи, пребывали в состоянии ненадёжного мира. Но усилиям Вихмана мешало то обстоятельство, что у него не было в Галлии такого же множества земель, как у Балдрика, и, хотя он обладал обширными землями в Германии, по эту сторону Рейна ³ не имел ничего, кроме того, что получил в качестве приданого жены; но это всё же не могло идти ни в какое сравнение со средствами Балдрика. Поэтому он ⁴ дружбой привлёк к себе некоторых левобережных жителей и поделился с ними своими планами.

2. О крепости Вихмана, захваченной Балдриком, и об укреплении Мунны.

В 200 шагах от реки Маас находится болотистый пруд, посреди которого возвышался небольшой и труднодоступный холм ⁵, – ибо из-за глубины пруда и препятствия в виде болота туда нельзя было добраться иначе как только на лодке, – который сулил замыслившему перемены отличную возможность построить крепость. Узнав об этом месте через друзей, [Вихман] прибыл туда на лодках. Обследовав [холм], он тут же собрал огромное множество вооружённых людей и, созвав отовсюду крестьян, вырыл вокруг рвы и сделал его значительно выше. Он окружил его валом и, возведя башни, построил очень сильное укрепление. Затем он не без надменности повелел соседним жителям свозить в замок продовольствие. Он дал укреплению сторожей – тех самых, которые подали ему этот совет. Это место он считал весьма подходящим на будущее время для получения префектуры и для того, чтобы легче было обуздывать Балдрика, если тот что-то предпримет. Услышав об этом деле, Балдрик сильно расстроился и, полагая, что оно сильно затруднит его успехи, не сомневался, что если он не примет против этой неприятности самых действенных мер, то утратит всё своё влияние. Итак, созвав своих клиентов, которые были у него в большом числе, и разослав повсюду гонцов, он собрал воедино Ламберта ⁶, о котором мы упоминали выше, Герхарда, с которым его связывала самая тесная дружба, и прочих друзей, и в их присутствии рассказал, что было предпринято против него. Узнав об этом деле, они заявили, что будут на его стороне и [сделают] всё, что он решит. Когда он великодушно поблагодарил их, то по их настоянию и желанию подошёл к крепости и, насколько позволяло положение болота, осадил её. Так как природа места из-за того, что залив болота протянулся слишком далеко, не позволяла окружить его целиком. А люди в крепости, уверенные в том, что на таком расстоянии копья не могут до них ни долететь, ни быть брошенными обратно, заперлись за надёжным валом и ожидали исхода событий. Враги же, выяснив, что ни в одном месте не могут перейти вброд, решили построить мост. Но, когда они долго занимались этим делом и труд мастеров из-за слишком большого водного пространства не мог дать никакого результат, они бросили и это дело. Наконец, приведя груженные корабли, они запрягают в них скотину и готовятся втащить их в пруд, чтобы, установив на кораблях осадные машины, приблизиться к крепости и вступить в битву. Когда они провели в этих трудах много дней, те, которые были в крепости, отчаявшись в том, что будут избавлены от осады своим господином, и боясь, как их, побеждённых, не подвергли немилосердному обращению, так как у них уже закончились припасы, отправили к Балдрику послов по поводу сдачи. Узнав об их требованиях, он велел им собственными руками сжечь и разрушить эту крепость, которую они сами построили. Когда это было сделано, он разрешил им уйти целыми и невредимыми вместе со всем их добром. После этих событий, когда Вихман отчаялся сдержать силы врагов, он тайно переправился через Рейн, при помощи насыпи и башен сделал крепость Мунну ⁷ ещё выше и, поскольку она была расположена на горе, укрепил её столь легко, что иначе как при помощи осады её нельзя было взять. Враги же опустошали деревни и соседние местности частыми набегами, грабежами и по большей части убийствами, чтобы те не могли быть полезны для гарнизона крепости. Балдрику помогало ещё и то обстоятельство, что он по прежнему пользовался немалым расположением императора, и привлёк к себе помощь архиепископа Кёльнского и господина епископа Адельбольда, который пользовался величайшей славой как мудрейший из всех людей нашего века и самый красноречивый в латинском языке и вообще как муж большого таланта. Также Герхард Мозельский и Ламберт, о которых мы упоминали выше, говорили, что намерены нести вместе с ним любые горести и опасности. Ибо эти двое всегда были готовы к возбуждению всяческих волнений и смут.

3. Об Аспеле, осаждённом епископом Адельбольдом.

После этого возникла причина, по которой господин Адельбольд, епископ Утрехтский, прибыл в лагерь императора ⁸ и, совершив то, ради чего пришёл, отправился по Рейну обратно домой на судне. А его коней его люди вели вдоль берега реки мимо Аспеля ⁹, где вассалы Годицо, поскольку они стояли на стороне Вихмана, захватили их и разделили между собой. Епископ, справедливо возмущённый этим обстоятельством и желая как можно скорее отомстить за эти обиды, призвал все свои силы вместе с Балдриком и, внезапно нагрянув, осадил Аспель с одной стороны. Ибо с другой стороны он был неприступен из-за болота и стоячего пруда. Хотя обе стороны ожесточённо сражались несколько дней и были испробованы все средства для того, чтобы её взять, из-за прочности места и высоты башен они так ничего и не смогли добиться. Но, когда они увидели, что трудятся напрасно, и надежда на овладение крепостью покинула их, вместе с тем ещё и потому, что говорили, будто пришли враги с войском, они бросили эту осаду и ушли в свои земли. А епископ по тем причинам, что ещё до осады крепости Годицо отправил к нему послов с просьбой о мире и обещал всеми способами извиниться за обиды, причинённые ему его людьми, хотя он и подозревал тогда, что тот говорит с коварным умыслом и потому не захотел давать никаких мирных условий, теперь, решив, что его коварство уже достаточно наказано разорением полей и деревень и враги уже образумились, отошёл от этой междоусобицы и стал в покое ждать, какой исход будет иметь это дело. Однако, он всегда оказывал Балдрику своё расположение и помощь.

4. О мире, заключённом между Балдриком и Вихманом.

Построив и укрепив Мунну, Вихман стал оказывать ещё более отважное сопротивление и придал своим людям ещё большую надежду; очень часто он внезапно нападал на врагов и обращал их в бегство. Но, после того как между ними долгое время совершались враждебные действия, происходили убийства, обеими сторонами устраивались засады и они обращали друг друга в бегство, оба, наконец, были вызваны королём в лагерь. Когда дело их очень долго рассматривалось, и король в процессе примирения ни одну из сторон не мог удовлетворить без нанесения обиды очень многим, он королевской властью приказал им заключить между собой мир. И они, скрепив его клятвой, разошлись. Вихман, поскольку полагал, что дело оказалось в более выигрышном положении, и потому не подозревал ничего дурного, не желая, чтобы в случае нарушения договора вновь не возникла какая-нибудь распря, решил пойти ради молитвы к могиле святого Петра и, приготовив всё, что ему было нужно в пути, отправился в Рим. Пока он был в этом путешествии, жена Балдрика, не терпевшая покоя и всегда склонная к возбуждению перемен, обратилась к мужу с такой речью:

5. Речь Аделы, жены Балдрика.

«Я не могу терпеть соседство этого сакса в такой близости от наших домов; я не в силах видеть его равным тебе и, если увижу, что он берёт верх, то не хочу жить. Поэтому я прошу тебя: воспользуйся моим советом и, отвергнув прочие заботы, сохрани в твоей памяти мои слова; ибо это позволит тебе стать счастливейшим человеком. Смотри, этот наш враг, видя бестолковость твоего племянника, лживой угодливостью обманывает его изо дня в день и уже вопреки твоей воле захватил его должность. Одним словом, этот глупец полагает, что тот, движимый подлинным чувством родства, искренне поддерживает его интересы, а вовсе не затем, чтобы в скором времени сбросить его с княжеского престола и со своей исключительной хитростью самому занять его место. И кто сомневается, что он уже давно замышляет дурное также и против тебя? Будь я мужчиной, разве бы я позволила ему обосноваться в этих землях? И если ныне, по заключении мира, нет никакого законного повода, по которому ты мог бы открыто бороться с ним, сделай по крайней мере следующее: пойди к королю и потребуй префектуру, которая полагается тебе по линии родства и происхождению твоих предков на гораздо более законных основаниях. Если враг из-за этого подымет против тебя какую-либо смуту, то он первым погрешит против тебя и ты не будешь более связан клятвой. Что тебе мешает? Что препятствует? Крупнейший дом, обширнейшие поместья, многочисленные воины придадут тебе силы и окажут поддержку, ибо нет никого, кто был бы более достоин этой чести, чем ты. У тебя не будет недостатка во множестве подарков, которые придётся раздать, в золоте, серебре и дорогих одеждах; всё это я безотлагательно тебе предоставлю». Страсть легко убеждает, и он по обыкновению людей, которые не умеют довольствоваться почестями, взялся за это дело не только к ущербу для своего состояния, но и к вечной погибели для своей души. И хотя серьёзные причины для гнева между ними были позади, это дело стало поводом и началом гибели их обоих; и как Иезавель Ахава, так и Адела Балдрика постоянно побуждала к бесчестным поступкам, давая ему советы, которыми он пользовался на свою погибель, пока не сделался для всех ненавистным и отвратительным.

6. О передаче Балдрику префектуры.

Собравшись в путь, он прибыл к королю и был им радушно принят; предоставив то, что принёс, он изложил ему причину своего прихода и склонил короля к согласию с его мнением. Наконец, ему была передана префектура и было строжайше запрещено возбуждать из-за этого гражданские распри, по поводу которых можно было бы браться за оружие. Как только [Балдрик] вернулся домой, он тут же захватил Геннеп ¹⁰, небольшую крепость своего родственника префекта, и был коварно введён туда беглым рабом, который уже давно отдался в распоряжение тех, которые были в башне, и обещал им свою преданность, и изгнал тех, которых его родственник оставил для обороны башни, и поставил там свой гарнизон.

7. О примирении епископа Адельбольда и Вихмана.

Когда в народе стало известно, что Балдрик отправился к королю, присвоил себе префектуру, захватил башню Геннеп, внезапно поднялось такое всеобщее возмущение, что от него отвернулись не только соседи, но даже его собственные люди, так что остались лишь очень немногие, которые не осуждали его действия. Вихману на обратном пути посреди Альп сообщили о случившемся, и он был удручён тяжкой заботой, какое бы средство найти против этой напасти. Ибо открыто решить дело с помощью оружия ему мешал страх перед императором; поэтому он решил искать совета и способа [решения сложившейся ситуации] в силе души. Пока он беспокоился о таких делах, случилось весьма благоприятное для выполнения его плана событие. Ибо он слышал, что весь народ ропщет против Балдрика и всячески проклинает его действия; поэтому он решил сперва позаботиться о том, чтобы лишить его также поддержки господина епископа Адельбольда, дабы впредь у него не было никакой надежды на обращение к нему, и самому приобрести его дружбу; он полагал, что благодаря его влиянию и поддержке сможет отвратить врага от начатого. Но, поскольку тот, казалось, ещё не был к нему расположен из-за тех обид, которые ему причинил Годицо, он решил сперва проверить его настроение через послов. И когда он узнал, что доступ к его дружбе открыт, так как тот не был расположен к Балдрику из-за тех дел, о которых было сказано выше, он пришёл к нему и, когда обещал дать в его власть удовлетворение за те несправедливости, которые, как жаловался епископ, были причинены ему им и его друзьями, они ввиду благоприятного времени заключили между собой [договор] верности и дружбы. Хотя Балдрик и мало тревожился по поводу их соглашения, он всё же запретил вершить суд властью епископа в тех местах, которые относились к префектуре. Епископ, видя, что разногласия углубляются и ссоры умножаются изо дня в день, и боясь, как бы из-за их безрассудства народ не пришёл в упадок, в надежде на то, что сможет унять разногласия своей властью, назначил день для переговоров и велел им прийти в этот день.

8. О соглашении, заключённом между ними.

После того как они там собрались, епископ начал такую речь: ему крайне досадно, что изо дня в день неразумно вырастает столько возмущений, что они должны быть переданы на рассмотрение его и всех, которые любят принимать справедливые решения, и что эти ужасные раздоры, из-за которых люди страдают, а поля опустошаются, следует прекратить. И заявил, что если они не захотят прекратить упрямство, то будут силой вынуждены оставить начатую смуту властью императора и его собственными войсками. На это Вихман ответил следующее: он понимает, что всё, что тот упомянул по поводу начавшейся смуты, правда, и нет никого, кто был бы охвачен большей печалью по этому поводу, чем он сам; он обещает отдаться в его власть и дать любое удовлетворение, если тот обвинит его в каком-либо преступлении; но он возмущён тем, что Балдрик после заключённой между ними дружбы первым дал повод к войне; ему и всем людям, до которых могла дойти молва о такой бесчеловечности, кажется отвратительным то, что префект, его родственник, которому он должен был помогать верностью и советом, лишён им всех почестей и сброшен с княжеского престола. И если тот не отступит от этих беззаконий и не предоставит [префекту] полную возможность жить по своим законам, то он заявляет, что по крайней мере в силу их родства, – ибо он женат на его сестре, – не оставит без внимания нанесённые ему обиды и, делая это, ни в чём не погрешит против милости императора, тем более, что по всем пунктам, из-за которых возникли разногласия, он из стремления к миру всеми силами желает его посредничества и их устранения. Балдрик ответил на эту речь следующее: он не нарушал слова и не совершил ничего такого, из-за чего следовало бы разрывать договор о дружбе; он знает, что его родственник не обладает ни знаниями, ни мудростью, чтобы осуществлять заботу о вверенной ему должности; поэтому он и вмешался в его дела, что пойдёт тому скорее на пользу, чем во вред; он уже давно бы совершил это по его собственному желанию, если бы имел возможность переговорить с ним; но [префект] всегда держался Вихманом под такой охраной и был связан такой строгостью, что ни на мгновение не смел от него отступить. Также, если они должны соблюдать повеления императора, то несправедливо, чтобы кто-то возражал против того, что император дал ему собственной рукой. Он заявил, что в силу родства не оставит без внимания нанесённые ему обиды, что он гораздо ближе ему по родству, так как [префект] – сын его дяди, и поэтому, если не считать племянника, эта должность со стороны предков по праву подобает скорее ему, чем кому-то другому. Он сказал, что желает посредничества для улаживания раздоров, ибо нет никого, кто заботился бы об общем благе граждан более усердно, чем он сам; свидетельством этого является тот факт, что он взялся за это дело не по собственному произволу, но благодаря щедрости императора. Когда обе стороны произносили подобное и многое другое на протяжении целого дня, епископ, получив более полное представление об их споре, решил, наконец, перенести это дело на другое собрание, а пока что велел им заключить между собой мир. Балдрик же, поскольку не мог забыть, что несколько дней назад на дом его сестры напали сторонники Вихмана ¹¹, – при этом некоторые люди были убиты, один её сын едва спасся от смерти в церкви, а другой был схвачен и уведён этим недостойными людьми, – заявил, что по этой причине он не может заключить с теми, кто причинил ему и его людям такое тяжкое оскорбление, никакого договора о мире и дружбе без удовлетворения с их стороны. На это Вихман сказал: «Если сравнивать обиды», то одной из них является то враждебнейшее деяние, когда ещё не достигшие совершеннолетия сыновья его сестры, собрав отряд рабов, внезапно с величайшей наглостью напали на префекта, спокойно совершавшего путь вместе с немногими и ни от кого не ожидавшего ничего дурного; он был обращён в бегство, укрылся в священном храме и едва избежал смерти; нет ни одного столь терпеливого человека, который мог бы позволить остаться не отмщённым такому тяжкому оскорблению. Балдрик, когда ясно понял, что те ему противостоят, сказал, что это дело ни в коем случае не будет иметь того результата, на который они рассчитывают. И когда из-за этого чуть не поднялось возмущение, к нему подошёл один человек и сказал, причём довольно громким голосом, так что услышала большая часть его людей, что он не уйдёт живым с этого поля, если не сделает того, что решили епископ и Вихман. Устрашённый этими словами, он согласился заключить мир, который в определённый день был клятвенно утверждён обеими сторонами.

9. О коварстве Вихмана.

Но, в то время как я размышляю про себя, сколько помимо этой клятв было дано с преступным намерением, то не знаю, то ли удивляться, то ли печалится из-за того, что люди, которые наделены высшими почестями и должностями, докатились до такого вероломства, что вопреки справедливости христианской веры совершают такие вещи, о каких простой народ не смеет даже помыслить; поэтому я, согласно нотарию Святого Духа, говорившему: «Уста наши не говорят о делах человеческих» ¹², боюсь рассказывать об испорченных нравах нашего века, о том, что людей не поддерживает почти никакая верность, но, побуждаемые слепой жаждой никчемных почестей и ложного могущества, они забыли о всякой человечности и доброте. Есть, однако, некоторые, которые утверждают, что Вихман в этих спорах был более неправ, приводя в защиту своего мнения тот факт, что он пытался как можно быстрее сравниться с Балдриком по уровню владений, хотя имел по эту сторону Рейна лишь небольшие земли. Это легко можно увидеть по результату последующих событий. Ибо на следующий день Балдрик вместе с небольшой свитой отправился за Рейн для переговоров со своей сестрой. Узнав через лазутчиков о его приходе, те люди, о которых мы говорили выше и которые напали на дом его сестры, вышли из Мунны и, тайно спустившись вниз по Рейну с большим конным войском, приблизились к нему. Их увидели не раньше, чем они подошли к самой деревне. А люди [Балдрика], пустив коней пастись по нивам и ничего не боясь, так как накануне этого дня между ними был заключён и скреплён мир, вели себя совершенно свободно. Но, когда они увидели, что враги упорно скачут прямо на них, они, поспешно отозвав обратно коней, разделились на два конных отряда и, выстроившись в боевом порядке, насколько то было можно при ограниченности времени, встретили их. Когда обе стороны ожесточённо сражались и дело обстояло уже так, что Балдрик должен был одержать верх, он вопреки всеобщему ожиданию, вдруг повернув коня, обратился в бегство и, найдя на берегу лодку, бежал на ней. Прочие, увидев это, стали повсеместно обращаться в такое же бегство, а многие заперлись в церкви. Вихман, который тогда как раз был неподалёку от этого места, узнав через гонца о сражении, поспешно примчался, напал на церковь и схватил тех, которые в ней укрылись; он приказал их крепко связать и, уведя в Мунну, бросил их в оковы. Из-за этого распри, которые возникли раньше, вновь ожили между ними; и хотя правда, как мы видели, была на этот раз скорее на стороне Балдрика, он всё же сильно проиграл в том, что его воины, утомлённые частыми походами, получили слишком малую награду за такие тяжкие труды, а его жена, давая им презрительные прозвища и укоряя в трусости и нерадении, отвратила их от службы и сделала куда менее верными, чем они были раньше. Даже с домашними слугами она была так сурова, что одних отправляла в ссылку за небольшую провинность, а других уродовала, отрезая им носы или уши, и делая для них ненавистной саму жизнь. Знатность рода и изобилие во всём сделали её настолько высокомерной, что к ней по праву можно было отнести также строки одного сатирика: «Нет ничего невыносимее, чем богатая женщина» ¹³. Такими и другими подобного рода делами она отвратила от дружбы и близости с её мужем сердца очень многих.

10. О войске, отправленном в Брабант, и о пленении Балдрика.

Но и при этом возникшем теперь раздоре, поскольку ни один из них при такой близости земель не мог чувствовать себя в безопасности от другого, между ними вновь было достигнуто в определённый день соглашение. В этот же промежуток времени произошло событие, по причине которого император отправил войско в пределы Брабанта ¹⁴, – ибо он слышал, что этот край опустошается в процессе частых вторжений некими жестокими и мятежными людьми; во главе этого войска были поставлены епископ Адельбольд, герцог Готфрид и Вихман. Балдрика они с собой иметь не хотели, так как он был другом тех, против кого собственно и направлялось войско ¹⁵. Когда они выступили в поход, Балдрик оказывал помощь Герхарду, о котором мы говорили выше и который уже много дней осаждал небольшую крепость Хенгибах ¹⁶. Ибо та, расположенная в очень высоких скалах, была неприступна. Но её жители, утомлённые длительной осадой, после того как было съедено всё, что у них при себе было, всё таки сдались. А Гебхард, который напал на дом его сестры, названной выше вдовы, разведав маршрут продвижения Балдрика, занял все дороги и со всеми своими людьми с величайшим старанием заботился о том, не сможет ли он каким-то образом напасть на него врасплох. И судьба не обманула его ожиданий. Ибо Балдрик, отпустив своих вассалов по домам в разные места, неосторожно отправился с небольшой свитой в путь по направлению к Кёльну ¹⁷. Враг тут же заметил его и помчался за ним галопом, а тот, внезапно испугавшись и лишившись сил, так что даже не попытался вскочить на подручного коня, которого вели рядом с ним, был схвачен и подвергнут низкими людьми самому грубому обращению: ему отчасти вырвали бороду и жестоко избили. Его с величайшим поношением отвели в Мунну, крепость Вихмана, и там угрозами и крайним неистовством победителей вынуждали отдать Аспель, если он не хочет, чтобы его покарали смертью. Тот просил, чтобы ему дали отправить туда гонца. Когда он добился этого, к нему пришли некоторые из его людей, преисполненные великой печалью и жалостью из-за его несчастья, и он приказал им сдать крепость.

11. О Гебхарде и о выкупе Балдрика.

Годицо, о котором мы говорили выше, родственник достопочтенной Лиутгарды и жены Балдрика, умирая ¹⁸, передал под опеку Герхарда, ибо тот был его родственником ¹⁹, Хенгибах и Аспель, чтобы он оберегал его жену и малолетних дочерей ²⁰. Герхард же поручил Аспель Балдрику, так как он находился рядом с ним, а Хенгибах приказал охранять самой вдове, поставив там свою стражу ²¹. Та, побуждаемая женской слабостью, призвала к себе Гебхарда и вышла за него замуж. Сначала тот был вассалом Балдрика; но, поскольку он всё это совершил без его ведома и без совета с ним, и тот узнал, что он намерен потребовать от лица жены Аспель, который был под его властью, то, не желая его терять, разорвал с ним дружбу и прогнал со службы. Поскольку тот не мог противиться его власти, он перешёл на службу к Вихману и подчинился его власти. Это и было причиной, которая воспламенила Гебхарда против Балдрика и произвела разрыв между ними. Когда Балдрика несколько дней продержали в оковах, он стал просить [Гебхарда] отпустить его, получив любую сумму денег, какую он хочет. И когда он с трудом добился, чтобы тот это одобрил, [Гебхард] постановил, чтобы он в течение самого краткого периода времени обещал ему 2000 фунтов серебра. На этом условии [Балдрик] был отпущен, а [Гебхард] принял заложников в качестве гарантии уплаты денег. Когда те были собраны и сложены, и уже была отдана некоторая их часть, вернулись епископ и Вихман с войском; они узнали по рассказам о случившемся и ввиду таких постигших его бедствий, из-за крайней покорности его жены ²² пожалели о результате. Назначив съезд, они собрались, вызвали Гебхарда и добились, чтобы он простил Балдрику эту сумму, за исключением 400 фунтов серебра; а тот клятвенно подтвердил, что никогда не будет требовать мести за всё то, что против него совершили.

12. Об убийстве Вихмана.

Малое время спустя после этого приближёнными и друзьями Балдрика и Вихмана было решено, чтобы они прекратили всякую вражду и впредь между ними был заключён прочный мир и полное доверие. Когда все это единодушно одобрили, они все вновь съехались к назначенному дню ²³. После долгих переговоров одиннадцать человек прошли вместе с Балдриком и столько же вместе с Вихманом и при величайшей всеобщей радости клятвенно обязались соблюдать между ними мир, верность и дружбу. Когда это произошло, они затем жили в довольно честной дружбе без какого-либо подозрения, как казалось некоторым. Но по прошествии некоторого периода времени, а именно, когда не прошло ещё и года, Вихман пригласил Балдрика к себе на пир ²⁴. По окончании пира, когда были преподнесены и любезно приняты богатейшие дары, он отпустил его и лично проводил при уходе. Пока они шли, Балдрик потребовал от Вихмана, чтобы он ответил ему тем же, пришёл к нему домой и позволил угостить себя с подобающим блеском. Тот сперва отказывался; но, вспомнив о такой дружбе и разгоревшейся любви между ними, счёл недопустимым, если он не пойдёт навстречу его желанию, и всё таки согласился; хотя воины отговаривали его и уже как бы предвидели его гибель, он последовал за провожатым. Когда они уже подходили ко входу в крепость под названием Упладе, Вихман, повернувшись, сказал ему: «Смотри, я вхожу в эту крепость вопреки желанию моих воинов, не ведая, что там со мной случится, но полностью полагаюсь на Бога и вашу верность». Когда тот, сильно удивившись его словам, сказал, что по Божьей воле с ним не случится ничего дурного или враждебного, но только то, что подобает его благу и чести, он вошёл. И жена Балдрика, выйдя, приняла его со многими речами, как то в обычае у льстецов, но приязнь была лишь на лице, а не в сердце. Хоть и кажется, будто я нападаю на неё в каждом слове, я вопреки своему желанию всего лишь вынужден в надлежащем порядке излагать то, что о ней рассказывают. А она сразу после его прихода начала вести переговоры о его смерти и попыталась сперва отравить его ядом. Но, когда она заметила, что это средство не действует, она без ведома супруга устроила совещание с двумя злодеями – рыцарем и его слугой и добилась, что те, дав обещание, поклялись так или иначе его убить. На третий день, по окончании пира, Балдрик с радостью и ликованием провожал гостя с большой свитой. Когда они ехали, один из людей жены Балдрика, глядя на изысканность Вихмана и его достоинство, сказал товарищу: «Не легко найти другого столь мудрого мужа, украшенного столькими славными нравами и наделённого столькими достоинствами». А тот отвечал ему: «Подожди немного, и ты увидишь, что слава этого негодяя скоро угаснет». Из этого ясно следует, что против него действительно был составлен заговор. Но, когда они проехали не далее мили от замка, и Вихман ехал чуть впереди с одним человеком, беседующим с ним о его домашних делах, а его люди, рассеявшись перед ним по полю, проехали вперёд, не имея никаких поводов для страха, эти безбожные люди внезапно напали на него и тут же убили ²⁵, и как можно быстрее ускакали оттуда. Когда происходило это нападение, люди [Вихмана] громкими голосами спрашивали друг у друга, что означает эта суматоха, но никто не мог ответить ничего определённого, ещё не зная о случившемся; наконец, узнав об убийстве, они увидели истекающее кровью тело, лежавшее у дороги, и, подняв крик и страшные вопли, единодушно отнесли это убийство на счёт Балдрика; таковы, мол, его совет и верность. И хотя тот был неповинен в этом деле, решительно никого нельзя было убедить в том, что он непричастен к этому преступлению. Так из-за злобы жены общественное мнение соединилось в ненависти к нему. Балдрик же, когда услышал, что граф убит ²⁶, растерялся и, со слезами и многими стонами оплакивая гибель этого мужа, боясь, как бы из-за свежего горя против него не поднялось возмущение, спешно укрылся в замке.

13. О разрушении Упладе.

Когда об этом деле стало широко известно, господин епископ Адельбольд, герцог и прочие их друзья отправили к императору, который тогда находился с войском в Бургундии ²⁷, послов, чтобы те сообщили ему об убийстве Вихмана. Сильно расстроившись из-за смерти очень близкого и дорогого ему мужа, он приказал преследовать виновника убийства и грабить его имущество, и сообщил, что очень скоро придёт лично. Балдрик же, понимая, что нет никого, кто не считал бы, что этот человек убит по его совету, поскольку именно он пригласил его к себе домой, принимал в замке и провожал, когда тот уходил, да и убит он был в его присутствии, был поражён тяжким горем и не мог придумать, как помочь этому делу. Жена, придя к нему, горевавшему, стала осыпать его многими упрёками и призывать проявить твёрдость и силу и отбросить бездействие. Она говорила, что такая слабость души подобает скорее простому рабу, нежели ему, и учила с хладнокровием переносить то, что нельзя исправить никакими средствами. Не следует также сомневаться в том, что все полагают, будто граф был убит по его совету и желанию, и потому нужно считать несомненным, что они будут требовать мести. Итак, ему нужно позаботиться о спасении себя и своих людей и проявить величайшее попечение об охране своего имущества. Взволнованный этими и другими такого рода словами жены и приведённый в ещё более стеснённое положение, он приказывает свозить в крепость продовольствие, чтобы в случае нужды у него не было недостатка в средствах сопротивления. Он отправляет послов в Кёльн к архиепископу, чьим вассалом он был и благодаря щедрости которого держал многие лены, и рассказывает ему о случившемся. И тот обещал, что у него не будет недостатка в его помощи. Он также отправил послов в Утрехт и умолял епископа о подкреплении. Но тот заявил, что не может быть ему помощником и другом, пока он не оправдается перед его господином императором августом и убедительным образом не докажет свою непричастность к совершённому преступлению. Потеряв эту надежду, Балдрик призывает к себе на помощь всех, от кого ожидал верности и дружбы; но, прежде чем он это сделал, родственники и все друзья Вихмана и, особенно, Адельбольд, епископ Утрехтский, который из-за этого дела стал самым злейшим врагом Балдрика, объявили его врагом и конфисковали его имущество. Они также тайно с величайшей осмотрительностью, чтобы это не дошло до его сведения, стали обмениваться посольствами, и каждый должен был собрать столько сил, сколько сможет, чтобы к назначенной ночи съехаться в определённом месте и, если удастся, осадить Балдрика в его крепости. Пока это спешно совершалось жаждавшими [мести] людьми, враг, боясь опасности осады, перед первой ночной стражей вышел по своему обыкновению из замка вместе с небольшой свитой. Во мраке, в отсутствие видимости, он не мог видеть врагов, но, услышав шум со стороны прибывших, перепугался и спасся поспешным бегством. Замок был осаждён, все принадлежавшие ему деревни и частные постройки были всюду разорены, и было захвачено огромное множество скота и прочего имущества. Затем те, которые приготовились к битве, выстроились в боевом порядке, и обе стороны стали сражаться изо всех сил. Но горожане проигрывали в том, что [осаждавшие] приходили в большом количестве и на смену уставшим становились другие, а они из-за небольшого числа защитников ничего из этого делать не могли. Они также расположили по стене женщин, надев им на головы шлемы, и тем самым создавали видимость сражавшихся, чтобы враги, увидев огромное множество вооружённых людей, отчаялись овладеть городом. Устав от таких бедствий, они несколько дней с трудом выдерживали осаду. Им помогало только то обстоятельство, что место это по своей природе несколько возвышалось над равниной и было ещё больше возвышено при помощи отличной насыпи и обведено стеной, что было большой редкостью в этих местах. И они доверяли её прочности больше, чем самим себе. Но, когда они узнали о прибытии императора и заметили, что его лагерь возводят неподалёку, то отчаялись в спасении и отправили к врагам послов по поводу сдачи. Епископ Адельбольд и герцог Бернгард ²⁸даровали им прощение, а жене Балдрика позволили уйти со всем её имуществом. Замок же они сожгли, разрушив и сокрушив стены.

14. О Рудольфе, короле Бургундии.

Император в эти дни, как я уже говорил, находился с войском в Бургундии по следующей причине. Дело в том, что Рудольфа ²⁹, короля Бургундии, некоторые его князья презирали за кротость и невинность жизни, вследствие чего попытались свергнуть его с престола. Вынужденный необходимостью, он пришёл к императору ³⁰, по порядку изложил ему все обстоятельства дела и, поскольку не мог больше нести государственные труды и дела, так как был уже преклонного возраста, передал императору королевство и, получив огромные дары, вернулся на родину. После этого император отправился в Бургундию, провёл назначенные им съезды и, получив заложников, отдал необходимые распоряжения и вернулся домой. Те же, которые ранее подняли мятеж, когда увидели, что король отстранён от государственных дел, что они сами лишены прежней власти и их влияние и авторитет среди городов, в которых они обычно господствовали, резко ослабли, пришли к королю и, пав ему в ноги, покорились, и обещали принести какие угодно извинения за их пренебрежительное отношение, и никогда не отступать от этого намерения; более того, они заявили, что всегда будут повиноваться его приказам; но особо просят его лишь об одном: чтобы он не позволял повелевать над своим народом королю чужого племени; у бургундов есть вечный закон – иметь того короля, которого они сами избрали и поставили. Задобренный их речами, король, приняв извинения, отправил послов к императору, говоря, что его противники пришли к нему, просили прощения за то, что совершили против него, и заявили, что впредь будут ему повиноваться без всякого подозрения. Поэтому он просит даровать ему следующую милость: чтобы он по своему милосердию разрешил ему пользоваться прежней властью в своём королевстве. Император же, хоть это и казалось ему весьма тягостным, помня, однако, что его родственник пришёл к нему вынужденный крайней необходимостью и передал ему королевство движимый не столько желанием, сколько необходимостью, дабы не считали, что он действует против него слишком сурово, согласился с просьбой короля, и вернул ему королевство, и повелел его князьям, чтобы они во всём ему повиновались. Но, если кто-то уверяет, что я ради чести императора в некоторых словах отклонился от исторической истины в том, что мы сейчас говорили, хотя я по совести не написал ни слова лжи, а только то, что узнал из рассказов многих людей, то он, наверное, и сам знает, что по всеобщему свидетельству правда состоит в том, что бургунды из страха перед императором впредь оказывали королю прежнюю службу. Генрих, вернувшись из Бургундии, поручил Мунну и всё, что принадлежало Вихману, герцогу Бернгарду, чтобы он воспитывал его малолетнего сына, пока тот не вырастет.

15. О тайной сдаче Мунны.

В Мунне жил раб, принадлежавший Балдрику, весьма искусный в обмане; виновный уж не знаю в каком преступлении, он в течение многих дней был в бегах, скрываясь от своего господина. Решив, что сможет примириться со своим господином, если сдаст ему крепость, он тайно пришёл к нему и твёрдо обещал, что если тот захочет последовать за ним, то он без всякой опасности введёт его в Мунну. А тот, безмерно радуясь его обещанию, словно ребёнок, обещал ему большие дары и призывал как можно скорее осуществить это. Раб же дал слово сделать именно так и в назначенное время, рано утром, открыв ворота, впустил туда своего господина. Жители замка ещё лежали в постелях, погружённые в сон, когда были разбужены внезапным криком врагов. Когда они разбежались по постоялым дворам кто куда и не знали, где им укрыться, их взяли безоружными и, в то время как только один человек был убит в первой схватке, все остальные были изгнаны из крепости ³¹.

16. Об изгнании Балдрика и разрушении Мунны.

Балдрик, изгнанный из дома и лишившийся всего добра, ушёл к архиепископу Кёльнскому. Тот, сочувствуя его недавним несчастьям, выделил ему в городе место жительства и назначил содержание. Также Герхард Мозельский предоставил ему Хенгибах, чтобы ему было где укрыться и он был там в безопасности от врагов. Мунна же, взятая, как мы говорили выше, его людьми, придала ему надежды, ибо он надеялся благодаря ей загладить своё несчастье и горе и вернуть себе прежнее благосостояние. Но вышло совсем по-другому. Ибо император, назначив съезд в Нимвегене ³², когда прибыли очень многие, приказал разрушить Мунну, чтобы оттуда краю не причинялось какого-либо ущерба и не совершались грабежи. Для её разрушения он отправил архиепископа Хериберта, Герхарда Мозельского и многих других, которые, до основания разрушив все здания, предали их огню и лишили всех надежды на строительство там в будущем какого-либо укрепления.

17. О расследовании, проведённом с Балдриком о смерти Вихмана.

По совершении этих дел он велел произвести расследование об убийстве Вихмана при участии Балдрика. Когда многие прибыли на этот съезд, император, гарантировав Балдрику безопасность, велел ему явиться туда. Когда против него было вынесено весьма суровое обвинение, и он всеми силами стремился доказать свою невиновность при помощи всех судебных процедур, которые предписал император, герцоги Готфрид и Бернгард своей властью запретили ему совершать какое-либо очищение, так как, мол, между ним и Вихманом очень часто клятвенно заключались мир и верность, но он всегда первым их нарушал, и потому впредь не следует принимать оправдание того, кто на основании стольких явных признаков уличён в клятвопреступлении. Когда он пытался говорить, его речь перебивали, не давая ему защищать своё дело, и набрасывались на него, негодуя из-за смерти невинного, и едва в силах были видеть его перед собой, так что дело уже дошло до того, что он чуть было не был растерзан руками воинов. Когда он увидел себя в таком тяжёлом положении и уже не надеялся на спасение, то закричал громким голосом, прося короля о помощи. Услышав его крик, король поднялся и, протянув руку, вырвал его из рук разъярённых людей, чтобы не нарушить данных им гарантий безопасности, и приказал ему, совершенно отчаявшемуся, уйти с глаз его. Архиепископ, приняв его, защищал его с величайшей заботой; он едва спас его от врагов и отослал в Кёльн. Через три года после этого он заболел и умер в Хенгибахе ³³, и его тело было доставлено в его владение Зефлухе ³⁴ и там похоронено.

18. О том, как Гебхард был доведён до смерти.

После его смерти тот раб, который сдал Мунну, пришёл к Гебхарду, о котором мы говорили выше, и обещал сделать его счастливым, если тот решится принять его совет и последовать за ним, привести его к замку Хенгибаху, который должен по праву принадлежать ему со стороны жены, и дать ему полную возможность бескровно им овладеть. Тот, оказав к своему несчастью слишком большое доверие словам раба, без промедления последовал за ним. Когда через лазутчиков стало известно о его приближении, Герхард, как было условлено, спрятал по хозяйственным службам и комнатам замка огромное множество вооружённых людей, сообщил им о своём плане, а сам вместе с другими силами затаился в лесу вокруг крепости. Когда Гебхард был введён в замок, словно бык на заклание, все внезапно выскочили из башен и жилищ и перекрыли ворота. И хотя немногие, увидев первую схватку, спаслись, остальные были убиты. [Гебхард] же, энергично взобравшись на стену, не зная о засаде снаружи, спрыгнул вниз и сильно расшибся. Герхард, тут же подскочив к нему, поднял руку и больно ударил его по шее со словами: «Ты таким же образом бил своего господина; а теперь получай за это!». Затем он был пронзён и убит тем же, кем был убит Вихман, после того как к тому присоединился раб Балдрика. Так, добиваясь большего, он лишился и того, что имел, вместе с самой жизнью.

19. О затмении луны и солнца, и о виденной комете.

За год до того, как в Нимвегене был созван съезд ³⁵, луна в зимнее время после полуночи внезапно покрылась мраком, а когда в следующем году, на Пасхальной неделе ³⁶, король находился в этом же месте, произошло затмение солнца. На третий же год ³⁷ в северной части неба видели комету бледного вида и с очень длинным хвостом. За этим знамением последовали многие войны, и в очень многих народах в сражениях было пролито много человеческой крови.

20. О Мерведе, занятом фризами, и о тилцах.

Перед тем как на небе появилось это знамение ³⁸, началась война на берегу океана. Причиной этой войны было следующее. Часть фризов, оставив свои места обитания, обосновалась в лесу Мерведе, о котором мы говорили выше ³⁹, построив там жилища, и, когда к ним пристали разбойники, они стали причинять торговцам огромный ущерб. Разбойники же, впоследствии подчинив их себе, разделили землю на отдельные участки между ними для очищения целины [от пней] и, приказав возделывать её, заставили платить себе налоги. Поэтому тилские купцы, которые в особенности и более прочих весьма склонны к подаче всякого рода жалоб, часто обращались к королю, чтобы он по своей милости защитил их от этих обид. Если он этого не сделает, то они и сами не смогут приезжать ради торговли на остров ⁴⁰, и британцы не смогут ездить к ним; и поэтому они, по их словам, не смогут в полной мере, как полагалось, платить ему налоги. Но хотелось бы немного рассказать здесь о том, какими нравами и обычаями эти тилцы отличаются от других людей, не черня их, но сочувствуя им от чистого сердца. Они – суровые люди, не признающие почти никакой дисциплины и вершащие суд не по закону, но по прихоти, и это, говорят они, пожаловано им императором и утверждено хартией. Если кто-то взял у другого что-то взаймы или в пользование, и тот в установленный срок потребует назад свою вещь, он упорно это отрицает и клянётся, что ничего у него не брал. И если его открыто уличают в клятвопреступлении, то они утверждают, что его никто не может изобличить. Если он держал вещь даже одной рукой, если та столь мала, что её можно сжать в кулаке, то он откажется от клятвы с другим. Если кто-то из верующих в Бога выступит перед императором посредником о запрещении этих преступлений, чтобы ежедневно не гибло столько душ, то он может надеяться, что ему, конечно, будет дано Богом величайшее вознаграждение. Прелюбодеяние они не считают грехом. Они полагают, что пока жена молчит, мужу позволено осквернять себя постыдными проступками, и никто не должен обращаться к собору по поводу ведущего себя таким образом, кроме жены. Рано утром они предаются кутежам, и каждый, кто, желая вызвать смех и побудить к вину невежественный люд, произносит там непристойные речи более громким голосом, стяжает среди них великую славу. Ибо благодаря этому они собирают деньги и, разделив эту сумму между всеми в качестве прибыли, за этот счёт проводят в определённые дни в году попойки и торжественно напиваются по великим праздникам.

21. О войне, развязанной против фризов.

Император, желая открыть пути для торговцев, призвал к себе епископа Адельбольда и герцога Готфрида ⁴¹ и поручил им напасть на фризов и прогнать их из тех мест обитания, которые они незаконно захватили, а также разогнать разбойников. Получив эти распоряжения, они собирают огромное войско и привлекают к себе также славнейших мужей, прежде всего, сведущих в военном деле, которые, однако, всю жизнь служили в коннице и ничего не смыслили в кораблях. Когда те собрались все вместе, они сажают на корабли всё это войско и устремляются туда, где, как они слышали, находились фризы с собранными силами. А те, которые заняли лес, когда узнали через лазутчиков о прибытии войска, оставили дома и спаслись бегством к тем, среди которых разбойники построили небольшое укрепление. Наши же при полном приливе со всем флотом подошли к Влардингену ⁴²; ибо так называется эта область фризов. Когда воины высадились на этот берег, герцог приказал сойти и всему остальному воинству, оставив лишь немногих, которые должны были вести корабли вверх по течению, чтобы в случае отлива они не оказались на суше и ими в случае нужды можно было свободно воспользоваться. Фризы, когда увидели, что те отважно заполнили своими войсками поле, то, не надеясь на какую-либо защиту со стороны тех, которые были в крепости, поскольку из-за окружившего их огромного войска у них не было никакой возможности выйти, заняли позиции на возвышенностях и ждали, что предпримут враги. Ещё и то обстоятельство удерживало их на месте, что они знали, что те пришли без лошадей, и твёрдо надеялись, что благодаря ежедневным трудам и крестьянским занятиям они окажутся гораздо сильнее их в пешем сражении; в то же время они стояли полностью готовыми к бегству на случай, если будут разбиты врагами. Одно обстоятельство было им весьма на пользу, а именно, что они всё поле перерыли рвами, то ли для защиты от сильного морского прилива, который обычно бывает более сильным в полнолуние, то ли для того, чтобы помешать продвижению врагов. Поскольку герцог счёл затруднительным проходить через них с большим войском, он приказал тем, которые несли знамёна, вернуться и, обойдя рвы, разместиться на ровных местах, чтобы в случае, если фризы захотят сражаться, у них была возможность встретить их более достойно. И когда те понесли обратно знамёна герцогского войска, среди их задних рядов неким преступнейшим мужем, близким к разбойникам, был поднят крик, гласивший, чтобы каждый спасал свою жизнь, ибо герцог разбит в первой же схватке с фризами и бежал с поля боя. Эта лживая весть разнеслась по войску, и все обратились в бегство, и были поражены таким страхом, что бросались в реку, хотя никто их не преследовал. Многие, полагаясь на свои силы, пытались доплыть до кораблей. Но, когда они хватались за них и изо всех сил пытались взобраться на борт, корабли из-за множества обступивших их людей затонули. Многие погибли следующим образом: тот или иной человек, видя, что его друг и родич очутился во время плавания в смертельной опасности, хотел ему помочь, но его окружала несметная толпа, и они тянули корабли на дно, и таким образом тонули все вместе. Немногие, видя это и боясь опасности утонуть, а также ввиду того, что многие, как то обычно бывает, в такой суматохе не доступны жалости, подгоняя гребцов, спешили убежать, чтобы самим не погибнуть таким же образом. Многие же, подавленные страхом, усталостью и грузом оружия, как пустились бежать, так и стояли под водой прямые и бездыханные. А те, которые были в крепости, когда увидели, что произошло замешательство и люди наперебой бросаются с берега в воду, когда заметили, что те смущены и обращены в бегство, тут же стали жестами и криками давать знать фризам об их бегстве. Герцог же, видя бегство войска, ошеломлённый стоял вместе со своими людьми; даже самые храбрые, чьи сердца были как у льва, так были подавлены страхом, что не могли сдвинуться с места, на котором стояли. И по какому-то Божьему приговору случилось неслыханное чудо, так что фризы, вызванные по знаку людей из замка, примчались и перебили тех, стоявших неподвижно, словно скала; а те по Божьей воле были так скованы в своих членах, что никто из такого множества славнейших мужей не обнажил меча, не поднял руку для сопротивления и не выставил щит для защиты. Перебив их, они быстрым бегом добрались до берега и поразили дротиками очень многих, которые барахтались в воде по прибрежному склону. А другие, увидев, что герцог стоит один, окружили его; но тот, переведя дух, оказал храброе сопротивление, перехватывая пущенные дротики; только одного, напавшего на него с тыла, он поразил повёрнутым назад копьём и, убив его, несколько сдержал натиск остальных. Между тем, разбойники, уже радуясь победе, внезапно выскочили из крепости, объехали все трупы мертвецов и направились туда, где увидели герцога, окружённого толпой. Узнав его, когда он уже был ранен прямо в лицо и почти что отчаялся, они тут же избавляют его от опасности, приводят в замок вместе с немногими пленными, падают ему в ноги и, вверив себя ему, умоляют его позаботиться об их интересах и похлопотать за них перед императором и епископом Адельбольдом об окончании этого дела. Когда тот ответил, что сделает всё, что они от него требуют, только бы они позволили ему и остальным, которые остались в живых и были взяты в плен, уйти невредимыми, они сказали, что навлекли на себя великую вражду со стороны родителей и близких тех, кого они убили; и заявили, что если те клятвенно гарантируют им прощение за это деяние и никогда не потребуют для них мести, они сделают то, что он просит. Когда герцог согласился с этим, они назначили день и место, когда всё это должно было произойти, и заявили, что тех, которые взяты в плен, они будут держать в оковах вплоть до указанного срока, а герцогу разрешают уйти. Когда он ушёл, они набросились на убитых и, забыв про всякую человечность, содрали одежду со всех тел, так что не осталось даже лоскута для прикрытия срамоты. О них говорят также, что некоторые из этих тел, из-за зловония выброшенные местными жителями в море, остались невредимыми и нетронутыми птицами, зверями и морскими животными, которые весьма жадны до человеческих трупов. И когда их вновь выбрасывало волнами на берег, их белизна была видна на протяжении более двух миль, словно берег был выложен белоснежным полотном. В подтверждение этого дела рассказывают также, что 1 декабря девять их тел, всё ещё сцепленных между собой, были найдены на берегу в такой целости, что на них нельзя было обнаружить ни следа разложения, хотя битва произошла 29 июля.

22. О клирике, ставшем иудеем.

Я обещал выше рассказать об одном отступнике, который, оставив веру и сан клирика, впал в секту вероломных иудеев. Но, выполняя это обещание, я весь дрожу; волосы встают дыбом и я поражён страхом оттого, что дьявол смог убедить этого человека осмелиться произнести подобную мерзость против Христа и его святых. Ибо этот несчастный написал в злосчастном письме следующее.

23. Письмо этого отступника.

Почто ты прекословишь праведнику, неразумный? Прочти пророка Аввакума, в котором Бог говорил: «Я – Господь, и я не изменяюсь» ⁴³. Если он, согласно вашей проклятой вере, изменился и вступил в связь с женщиной, то сам принцип его слов не является истиной. Господь говорил Моисею: «Потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых» ⁴⁴. Какого сына человеческого он пропустил? Ведь пророк Давид говорит: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения» ⁴⁵, и Иезекииль: «Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, ибо он будет как вереск в пустыне, и не увидит, когда придёт добро» ⁴⁶. Что ты тявкаешь против этого, скотина? Какого сына человеческого он пропустил? Уж не Петра ли, Иоанна, Мартина и других демонов, которых вы называете святыми? Во всех местах можно прочесть о Боге Израиля и нигде – о Боге язычников. Где ваш разум? Давид говорит: «Господь будет вечно помнить завет свой, слово, которое заповедал в тысячу родов, которое завещал Аврааму, и клятву свою Исааку» ⁴⁷, то есть свой святой закон и обрезание, которое он дал Моисею, рабу своему.

24. Письмо Генриха Вецелину.

Ответить на твою клевету, о неверный еврей, которую ты совсем недавно изрыгнул из богохульных уст на Христа и его святых, было бы не трудно тому, кто прошёл обучение в христианском воинстве, если бы не было гораздо легче разжалобить камень, чем рассечь для принятия веры ваши сердца. Ибо хотя они, рассечённые, признали своего создателя мёртвым, но бесчувственность вашего сердца, пусть сокрушённая, пусть поверженная, до сих пор упорствует в чёрствости закоренелого беззакония, и, хотя благодаря вечной мудрости Божьей, которой был удивительным образом создан мир и ещё более удивительным образом устроен, уста говорящих беззаконие заткнулись и ваше беззаконие обмануло само себя, пусть всему миру на основании слов пророков и на примерах святых станет ясно, сколь пагубно слепое нечестие вашей неверности и сколь славна слабость принятой во Христе смертности: но, поскольку упорная наглость иудейской злобы не отчаялась ещё в своих происках, и с преступной спесью ропщет ради попрания христианской веры, и, уже столько раз битая и всячески поверженная, вновь на примерах отцов и на основании слов пророков вызывает на бой твёрдо стоящую и процветающую церковь, мы сами бросимся на них и при помощи и поддержке самой мудрости Божьей, слова Божьего, сына Божьего, первым делом поразим их каменные сердца тем камнем, который на глазах у Даниила, вашего, как ты говоришь, но, правильнее, нашего пророка, оторвался от горы без содействия рук и наполнил всю землю ⁴⁸. О нём говорит также Давид: «Излилось из сердца моего слово благое» ⁴⁹. А также: «Господь сказал мне: Ты – сын мой, я ныне родил тебя» ⁵⁰. А также: «Всё соделал ты премудро» ⁵¹. И Соломон говорит: «Господь имел меня началом пути своего» ⁵². Но, поскольку мы говорим с иудеем не о вечном рождении Христа, в котором он всегда был равен Отцу, но о преходящем, в котором, как восклицает Давид, он был не много умалён пред ангелами ⁵³, давайте послушаем, что говорит он, и последовательно ответим на его возражения. Ты говоришь, иудей: «Почто ты прекословишь праведнику, неразумный?». Но я хочу, чтобы ты сперва ответил мне, кого ты называешь праведником – себя или пророка? Если пророка, то я согласен с этим, но докажу, что я вовсе ему не прекословлю, и тем самым по праву уличу тебя во лжи. Если же ты себя называешь праведником, хотя известно, что ты и раньше лгал, то уж не знаю, на каком основании ты, запятнанный ложью, претендуешь на праведность. Соответственно ты не можешь быть исповедником и ревнителем твоего закона, говорящего: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» ⁵⁴. Ведь если я, как уже сказал выше, не прекословлю пророку, когда он сам говорит за меня, то тем самым оружием, которое ты приготовил против меня, я наношу тебе смертельные раны; ибо ты произнёс на ближнего твоего ложное свидетельство вопреки заповеди закона и провинился перед законом; вина же влечёт тебя к наказанию, а наказание – к смерти. Но пойдём дальше. О несчастный иудей, кого ты называешь неразумным? Уж не нас ли, верующих в Распятие, которое стало для вас камнем преткновения и камнем соблазна? ⁵⁵ Однако, «камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла: это – от Господа, и есть дивно в очах наших» ⁵⁶. Значит, мы неразумные, а вы – разумные? Но благодаря неразумию проповеди уже пала гордость мира, и на челах царей вы видите знак креста. Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить сильное ⁵⁷. И благодаря этому мы охотно принимаем неразумие креста Христова, ибо верим, что мы достигнем славы Христовой. Но что я сказываю сказку глухому? Что проливаю свет незрячему? Или проповедую Евангелие иудею? Перейдём к следующему. Ты говоришь: «Прочти пророка Аввакума», не в котором, как ты говоришь, но через которого говорит сам Бог: «Я – Господь, и я не изменяюсь». Я уже сказал тебе, иудей, что я никоим образом не возражаю против свидетельства Аввакума и принимаю поучения не только Аввакума, но и всех пророков и закона; ибо я почитаю того, который пришёл, чтобы не нарушить закон, но исполнить ⁵⁸. Бог говорил через Аввакума: «Я – Господь, и я не изменяюсь», и в это твёрдо верит христианская религия. Но ты продолжаешь далее: «Если он, согласно вашей проклятой вере, изменился и вступил в связь с женщиной, то сама суть его слов не является истиной»; но что удивительного, если ты сам слеп и не видишь того света, который не видят разве что те, кто сердцем с миром; и даже более того, по примеру безумца отскакиваешь от врача и осыпаешь проклятиями и бранью того, кто желает тебя исцелить? Ведь таинства воплощения Христова столь велики и глубоки, что никто не может постигнуть, каким образом слово Божье, всегда оставаясь неизменным у Бога Отца, обрело плоть от девы и соединило нашу природу со своей, разве что тот, кто разбирается в духовных вещах; но никто не разбирается в них, кроме того, кто может постигнуть их благодаря дару Божьему; поэтому тот, кто этого ещё не постиг, верит в это благодаря его дару. «Если вы не верите, – говорит пророк, – то потому, что вы не удостоверены» ⁵⁹. Итак, верящий накапливает заслуги, видящий – получает награду; ведь если ты видишь, то нет никакой веры; ибо пока мы блуждаем в потёмках этого мира, сердца тех, которые узрят Бога, очищаются верой; той верой, которую проповедует сын Божий, а также сын человеческий, и о некоторых из вас, подлежащих очищению, Бог предсказывал задолго до этого через пророка Иезекииля: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа моего на всякую плоть ⁶⁰, и окроплю вас чистою водою, и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас; и дам вам сердце новое и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное» ⁶¹, и прочее; из этого ясно видно, что в некоторых из вас Бог снял покров с сердец, чтобы под воздействием духа Божьего сердца многих были приготовлены верой к принятию спасительной воды во очищение ваших грехов; но некоторые слепы и останутся в заблуждении неверия; как записано и через другого пророка: «Ослепляя, лишу зрения сердца их, чтобы не узрели они света» ⁶². Поэтому, когда ты сам, иудей, ощупью ходишь во тьме, то как ты полагаешь, смог бы ты понять, каким образом Бог без какой-либо перемены не вступил в связь с женщиной, как ты, неверный, болтаешь, а сотворил себе тело из женской плоти, ибо Он взял себе в единство личности божественность слова Божьего таким образом, что ни божественность не перешла в бренность плоти, ни человечность в божество, но и сын Божий является человеком из-за принятия человечности, и сын человеческий – Богом из-за принятия божественности. Пророк предсказал тебе: «Если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены»; поверь, и удостоверишься; и проси Бога, чтобы он снял покров, чтобы забрал сердце каменное. Мы также просим за вас, хотя и вопреки вам. Но, поскольку иудей не внемлет ни разуму, ни проповеди, если только Бог не снимет покров, – ибо я знаю его жесточайшую выю, – мы возразим ему на основании предсказаний пророков, чтобы хотя бы так он поверил, или по крайней мере отступил в смущении. Ведь то, что Христос примет плоть от девы, предсказывал Исайя: «Се, дева во чреве приимет, и родит сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» ⁶³, то есть с нами Бог. То, что он родится из колена Иуды и будет исполнен духом Божьим, он также говорил: «И произойдёт отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастёт от корня его; и почиёт на нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, и страхом Господним исполнится» ⁶⁴. То, что он должен будет жить среди людей, предсказывал Иеремия: «Сей есть Бог наш, и никто другой не сравнится с ним» ⁶⁵. И чуть ниже: «После того Он явился на земле и обращался между людьми» ⁶⁶. То, что он должен будет пострадать за нас, говорил также Исайя: «Он изъязвлён был за грехи наши» ⁶⁷. Они говорили о нём и многое другое, из чего ясно следует, что вся жизнь Господа среди нас со времени воплощения и до вознесения подтверждается их свидетельствами. Что ты возразишь против этого, злодей? Разве что приведёшь какую-нибудь ложь, которая проистекает от твоего отца, дьявола, как сказал Господь наш Иисус Христос: «Ваш отец дьявол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего» ⁶⁸. Вот тебе краткий ответ на основании разумных доводов и примеров о том, что Бог остаётся неизменным и всё же принял плоть от девы. А теперь перейдём к следующему. «Господь говорил Моисею: Потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых». Здесь я спрашиваю тебя, иудей, всегда следующий мёртвой букве, а не животворящему духу, как ты считаешь, может человек видеть Бога, или ты думаешь, что не может? Если может, то плотскими ли очами, или рассудком? Если плотскими очами, то это кажется довольно нелепым; разве только когда беспредельный дух не скован бременем, не удерживается местом, не изменяется во времени, но и тогда всем вполне ясно, сколь слаб человеческий взор. Если рассудком, то это не кажется невозможным, если только он чист. Ибо нам обещано: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» ⁶⁹. А если не может, то как может быть истинным то, что сказал под диктовку истины Давид: «Ищите Господа и силы его, ищите лица его всегда» ⁷⁰. Разве не к людям обращался Давид, чьи умы побуждал искать лица Господа? Разве истина и глашатай истины в чём-то расходятся между собой? Хотя это не совсем ясно и знатокам. Я также спрашиваю, может ли человек видеть Бога и остаться в живых, или нет? Если он может видеть его и остаться в живых, то как может быть истиной то, что сказал Бог: «Потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых»? Если же не может, дабы в истине этих слов не было никаких сомнений, то как может быть истиной то, что сказал Иаков: «Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя» ⁷¹, и Исайя: «Глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» ⁷²? Каким образом могут проповедовать противоположное истина и пророки истины? Но, поскольку ваше безрассудство блуждает в древности буквы, а не в новизне духа, из-за чего вы, слепцы, натыкаетесь на препятствия, вы можете получить от нас направление света. И благодаря этому мы, которые восприняли истину вечного света, рассечём заблуждение иудейской слепоты, чтобы правда поставленного вопроса стала ясна верным душам, а те, слыша, не разумеют, и, видя, остаются слепы. Бог говорил Моисею: «Потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых», что можно понять следующим образом: Пока человек живёт в этом смертном теле, которое совращает и отягощает душу, он не может видеть Бога, как то в самой природе божества, ни плотскими глазами, ни самим умом, хотя бы и чистым и свободным почти от всякой скверны пороков. Даже если ум уже пребывает в божественном созерцании, он всё же не может в целом не навлечь на себя какое-либо пятно из-за своей смертности, и потому человек не может увидеть Бога и остаться в живых, пока он живёт, согласно человеку, но не согласно Богу, и не умрёт для себя, чтобы жить ради Бога. Но каким образом человек, живя, так сказать, смертно и в обители смерти, мог бы видеть или искать Бога, который есть истинная жизнь, если бы он на склоне жизни милосердно не отправлялся к мёртвым? Ибо мы умрём из-за того, что ушли от лица Божьего в результате того первого вероломства в лице Адама. Поэтому, пожалев нашу смертность, совращённую дьявольским коварством, к нам сошла облечённая плотью жизнь, ибо слабость плоти не может перенести недоступный свет иначе, как только если эта жизнь облечёт себя плотью и через противопоставление плоти явит нам свет божества, что, как бы уже случившееся, ещё ранее предсказывал Исайя: «На живущих в стране тени смертной свет воссияет» ⁷³. Итак, этот свет оба – и Иаков, и Исайя – видели не плотскими, но духовными глазами. И от этого видения один из них разразился ликующим возгласом, говоря: «Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя». Ведь он понимал, что Бог говорил Моисею: «Потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых», и как бы отчаивался в сохранении своей души, если бы не знал благодаря таинству пророчества, что Бога, которого не дано видеть человеку, можно узреть посредством принятия им плоти. Поэтому, увидев его, он и воскликнул: «Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя», и потому возымел надежду на спасение; вследствие этого он узнал, что благодаря образу принятой плоти, благодаря испытанию своей плоти в мир придёт спасение, ожидаемое миром. Он также выразил это, давая благословение сыновьям и сказав: «Не отойдёт скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидёт Примиритель, и Ему – покорность народов» ⁷⁴. Об этом говорил также Исайя: «Цари закроют перед ним уста свои; и будут молиться ему народы» ⁷⁵. Что ты теперь возразишь, иудей? Почему ты называешь нас скотами? Смотри, мы – скоты того, о ком говорил Аввакум: «Тебя узнают посреди двух животных». Мы не тявкаем, как ты нас упрекаешь, но отвечаем как разумные животные. Но ты продолжаешь: «Давид сказал: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения», и тем самым не пропустил ни одного сына человеческого», чтобы по свидетельству пророчества втайне, как тебе казалось, нанести оскорбление Христу, – а слуг его ругаешь открыто, будто оскорбление раба не означает пренебрежительного отношения к Господу, – но мы ответим на это, говоря вместе с пророком: «Да онемеют уста лживые, которые против праведника говорят злое с гордостью и презрением» ⁷⁶. И надежду нашу мы возлагаем не на человека, но на Бога и на Христа Его, который, как мы истинно верим, является и Богом, и человеком, и который, как мы доказали на основании свидетельств ваших пророков, является и Богом, и сыном Божьим. И мы истинно заявляем, что Пётр, Иоанн и Мартин – не демоны, но те, которые изгоняли демонов, и по сей день на основании многих признаков убеждаемся в том, что так оно и есть, отнюдь не возлагая на них нашу надежду, но препоручая нашу надежду их заступничеству перед Богом. Ты также сказал: «Во всех местах можно прочесть о Боге Израиля и нигде – о Боге язычников», но сам Бог опроверг тебя через Давида, говоря сыну: «Проси у меня, и дам народы в наследие тебе и пределы земли во владение тебе» ⁷⁷; а также Аврааму: «И благословятся в семени твоём все народы земли» ⁷⁸. Если же народы являются наследием Божьим, то я не понимаю, как Он не может быть Богом тех, кто составляет Его наследие. Зато в том, что ты при исследовании нашего понимания излагаешь, говоря, что Господь будет помнить завет свой, слово, которое заповедал в тысячу родов, которое завещал Аврааму, наше понимание гораздо ближе к твоей истине. Но как ты понимаешь: «в тысячу родов»? Если ты просмотришь роды от начала мира, то не найдёшь тысячи. Но, поскольку в священном писании определённое число часто употребляется вместо неопределённого, под тысячей родов следует понимать вообще все роды, чтобы соответственно истинной была клятва, данная Аврааму: «И благословятся все народы земли в семени твоём», то есть во Христе.

Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 12

Мы поможем в написании ваших работ!