Текст переведен по изданию: Alperti opera. De diversitate temporum libri II. MGH, SS. Bd. IV. Hannover. 1841
АЛЬБЕРТ ИЗ МЕЦА
ДВЕ КНИГИ О РАЗЛИЧИИ ВРЕМЕН
DE DIVERSITATE TEMPORUM LIBRI II
Начинается пролог.
Брат Иммо 1 пришёл ко мне ради любви; и сообщил о твоих святых занятиях, о достопочтенный епископ Бурхард 2, о твоей вере, святости и благородстве нравов, и поведал, с какой решимостью ты направляешь и управляешь вверенной тебе Богом церковью. Признаюсь, что я не только весьма обрадовался его сообщениям, но также с подобающим удивлением восторжествовал, от всего сердца воздав благодарность Богу. Когда я пожелал узнать о твоей доброте ещё большее, он рассказал, с какой основательностью ты занят Священным писанием, постами и бдениями и прочими трудами Христовыми. Короче говоря, чем больше он упоминал при нас о тебе, тем приятнее и радостнее становился для нас день. И поскольку ты известен столь достохвальной жизнью, хотя мы и прежде слышали из уст многих выдающихся мужей много славного и достойного о тебе, согласно словам нашего Спасителя, единственного сына Божьего: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы; и, зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике» 3; твой внутренний образ жизни, известный всё же ещё больше, навечно, если можно так выразиться, внушил мне память о тебе, прочно отпечатавшуюся в моей груди печатью любви Христовой. И если ограниченность средств лишит меня возможности в проявлении покорности, всё же состояние набожного ума во Христе всегда пребудет с тобой, опираясь на свидетельство писания, говорящего: «Для доброй воли всего будет в достатке». Кроме того, я посвятил твоему имени эту книгу, написанную о людях нашего времени, название которой – О различии времён, ибо в ней, кажется, собраны самые разные сведения. Я, конечно, не в полной мере собрал всё, что следовало написать по предложенной теме, дабы не казаться более многословным, чем следовало. И чтобы не быть тебе в тягость по причине твоих священных занятий, я во всём стремился к краткости. С другой стороны, если вдруг появится какой-нибудь завистник и, просмотрев эти [записи] недобрым оком, из зависти выразит неудовольствие и попытается уличить меня в том, будто я бесстыдно грубым стилем сообщил новости и так слишком известные, потому что, мол, достаточно книг, которые пытливые мужи могут взять в руки, не говоря о том, что они окутаны этими неумелыми сочинениями, словно бесполезными повязками, и по этой причине отвергнет книгу, пусть знает, что она отправлена только для твоего сведения, чтобы или быть уничтоженной по твоему решению, или сохраниться для чтения. Ибо меня, возлагающего надежду на твою милость, нелегко будет отвлечь от намерения моего ума, более того, всё, что одобрит твоё решение, без сомнения должно подтвердить также суждение других людей. Наконец, если меня обвинят и уличат в том, что я написал то, что и так всем известно, пусть от твоего решения зависит, могу ли я воспользоваться таким ответом: известное часто приятно слышать, как то обычно бывает в песнях, и, хотя старое от частого повторения вызывает отвращение, новости, часто повторяемые изо дня в день, слышать куда приятнее. Среди этого пусть твоё величие знает, что я взялся за описание этих событий также для того, чтобы избежать безделья и праздности души; и поскольку я не гожусь для службы Божьей или для преуспевания в какой-либо добродетели, то по крайней мере в этом сочинении удержу несчастную душу от никчемного любопытства. Я также с той целью составил его без имени автора, чтобы ты, если оно тебе не понравится, устранил его, как я сказал выше, или приказал вырыть ров и засыпать его землёй; а если понравится, то, вставив имя, ради упражнения благополучно его прочёл.
|
|
|
|
|
|
Начинается письмо господина епископа Бурхарда.
Бурхард, смиреннейший предстоятель святой Вормсской церкви, Альберту, своему особому другу, желает полноты благодати и шлёт нижайший привет.
|
|
|
Твоё письмо, которое ты прислал для моего имени, тебе совершенно не известного, я с радостью получил и также ради твоей любви и по твоей просьбе и сам прочёл, и приказал зачитать перед собой; в нём я в полной мере и даже более того узнал о набожности твоего усердия и твоей воли. Но всякий раз как я его перечитываю, я, расстраиваясь почти на каждом слове, скорблю в присутствии наших отроков по поводу того, что в эти времена нет никого или есть лишь очень немногие, кого можно найти пригодными к обучению, или у кого достаточно желания учиться, хотя каждый мог бы найти отдохновение в этом занятии и с мудрой осмотрительностью подать потомству похвальный пример, а легко оступающаяся душа могла бы тем самым устраниться от разных прегрешений беспокойного мира. Но все, прельщённые мирской прелестью и весьма склонные к ещё худшему, служат несчастной суете этого мира и не хотят и решительно пренебрегают совершать или искать столь приятную духовную пищу, согласно записанному: «Все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добра, нет ни одного» 4. Итак, набожность твоего усердия не кажется мне пустой и никчемной, но представляется весьма похвальной. Ибо в канве твоего повествования, тщательно отделанной, ты весьма осмотрительно твёрдой поступью соблюдал наиболее значимые и важные моменты. Ведь во всяком авторском сочинении и в любой книге подобает искать и следует разрешить шесть различных задач, как Северин, мудрейший наставник, по убеждению Фабия постановил во введении к первому изданию категорий Порфирия 5, говоря: «Во-первых, показывают, какова цель того или иного сочинения, во-вторых, его полезность, в-третьих, порядок изложения; в-четвёртых, действительно ли книга является собственным творением того, чьим именем называется сочинение, в-пятых, каково его название; в-шестых, следует сказать, к какой части философии относится цель той или иной книги». Всё это ты осмотрительно учёл в своей книге, но не указал в заглавии своё имя. Но, поскольку ты оставил это на моё усмотрение, то я полагаю и в то же время приказываю следующее: дай книге заглавие, уверенно впиши твоё имя, и пусть книга будет доступна для чтения любому желающему и остаётся по моему решению в этом же виде без всяких изменений. Если же кто-то, движимый завистью, будет с недовольным ропотом порицать нас и наше [творение], то я заставлю его смутиться и умолкнуть, ответив ему такими словами:
|
|
|
«Ты завидуешь нам, потому что не способен ни на что подобное».
Заканчивается письмо господина Бурхарда, епископа Вормсского.
Альберт начинает [говорить] о различии времён.
Книга I.
1. У немцев, которые живут возле Рейна, два очень богатых мужа – Вихман 6 и Балдрик 7 всеми силами боролись между собой за господство. Вихман опирался на благосклонность и дружбу короля и многих немцев; а другой привлёк к себе на помощь архиепископа Кёльнского 8 и Герхарда Мозельского 9, могущественного мужа. Ободрённые этими обстоятельствами, она считали постыдным уступать один другому в любом деле. Даже когда между ними порой заключался мир, они старались соблюдать его скорее коварно, нежели честно поддерживая какую-либо истинную дружбу. Но Балдрик взял в жёны дочь очень богатого и намного более знатного Вихмана 10, предки которого владели большей частью Германии и, особенно, землями в районе океанского побережья 11; а через несколько лет Вихман взял в жёны дочь префекта Готфрида 12, дяди Балдрика. В результате этого они по праву приобрели себе в качестве приданого многочисленные имения и постройки: этот – в Галлии, тот – в Германии.
2. О сожжении замка Аделы и о её нравах.
Раньше было время, когда Балдрик не возлагал никаких надежд на брак со своей женой, потому что у той была сестра по имени Лиутгарда, аббатиса Эльтенберга 13, из-за сопротивления которой он и думать не смел нанести оскорбление её роду этим неравным браком 14. Ибо он, согласно мнению некоторых, считался хоть и благородным по должности, но низким по происхождению. Он, а также некий Годицо 15, сын Рихицо, муж большого богатства, заключив в этот период времени между собой союз и верность, признали свою зависимость от Лиутгарды и повиновались её повелениям и приказам. Годицо же был родственником этих сестёр и поначалу посвятил себя дружбе со второй из них и оказывал ей свою преданность и поддержку. Но, когда он заметил ветреность её души и легковесные нравы, он прекратил дружбу с ней и отправился на службу к госпоже Лиутгарде. Через два года из-за многочисленных обид, которые Адела причинила сестре – госпоже Лиутгарде, он, соединившись с Балдриком, внезапно напал на её замок 16 и уничтожил его огнём и грабежом. А та, узнав об их приходе, незадолго до полуночи бежала вместе с немногими. Однако, помимо этого, немалое удивление должно вызвать и то обстоятельство, что эти сёстры, происходившие от благородных родителей, могли столь сильно отличаться друг от друга, что в одной порицается столько же недостатков, сколько в другой прославляется добродетелей, если бы мы не вспомнили в наших размышлениях, что в этом нет ничего удивительного, так как и наш прародитель также родил непохожих друг на друга сыновей, из которых один, безжалостный братоубийца, из зависти убил другого, кротчайшего мужа 17. Нам, однако, не следует обходить молчанием и то, что говорили об Аделе, а именно, что она была криклива, распущена в речах, красиво одевалась, была развязного нрава и выражение глаз говорило о непостоянстве её души. Но мы знаем также, что она была искусна во многих трудах, отличалась немалыми дарованиями, имела множество служанок, искусных в разных видах ткацкого искусства, и в изготовлении дорогих одежд превосходила почти всех женщин наших земель 18; но это, пожалуй, единственная благородная черта, которая в ней известна.
3. О нравах Лиутгарды.
Лиутгарда же была совсем на неё не похожа. Ибо она была знаменита достойными нравами, славилась всеми добродетелями больше, чем тому можно верить, и так привыкла к гостеприимству, что очень сильно радовалась приходу гостей, а если их не было, что, однако, случалось редко, равным образом печалилась, что было заметно по выражению её лица. Нет надобности восхвалять в ней мудрость, ибо к ней для получения совета в своих делах стекалось огромное множество людей не только из дворца 19, но даже из отдалённых земель. Ибо в ней была как величайшая мудрость, так и самая настоящая способность приводить свои советы в исполнение. Она была со всеми приветлива, со всеми любезна и, делая также большие пожертвования, снискала себе величайшую славу; потому и вышло, что все почитали её величайшими почестями. Бедные люди даже из чужих мест непрерывно посещали её, словно мать, и она никому из них не давала уйти от себя без утешения. Удивительное дело, что слабость женского пола ни на минуту не испытывала тягот от таких мучений, но, что ещё удивительнее, скорее находила в них удовольствие, как я говорил. Поэтому мы 20, часто беседуя между собой, в то время как наблюдали в её славе такую скромность, сознаюсь, уже тогда предсказывали, – и это оказалось правдой, – что после её смерти в этих краях не будет ни одной женщины, подобной ей по столь славной жизни. Также весь патримоний, который достался ей по праву наследования, она передала церкви, во главе которой стояла. Её сестра, с досадой восприняв этот поступок, часто пыталась отменить эту передачу. Но, поскольку она не смогла этого добиться, то замыслила покушение на её жизнь и, вступив в сговор с некоторыми злодеями, они, как говорят, отравили её ядом 21. Ввиду тяжести этого преступления, малоизвестного нам, мы предоставляем повторять об этом деле народной молве. А те, которые изготовили яд, были схвачены и наказаны лишением зрения. После её смерти, когда все с воплями и рыданиями оплакивали повсюду утрату такой женщины, её неистовая сестра захватила это место и забрала под свою власть весь патримоний, который сестра с благочестивым намерением передала церкви. Однако, спустя малое время она была с позором оттуда изгнана 22 по распоряжению императора Оттона III 23 и задумала наперёд принять меры против этих неудач; составив со своими людьми план, она, после того как жила после первого мужа 24 постыдно и не таясь и не отказывала никому, кто её хотел, как сластолюбивая вдова, которая, по словам святого апостола, долго пребывала в роскоши 25, взяла в мужья 26 того Балдрика, о котором мы говорили выше, хотя при жизни сестры ни он, ни она не смели и помыслить о браке между собой. Малое время спустя он по её наущению с вооружённым отрядом внезапно захватывает Эльтенберг. Когда горожане, поражённые внезапным страхом, искали спасения в бегстве, они укрылись в монастыре. Захватив также монастырь и пронзив дротиками алтари, он увёл в плен одного мужа, которого хотел считать своим врагом. Но, когда об этом стало известно королю и он с неудовольствием отнёсся к этому деянию, проступок Балдрика был при поддержке ходатаев заглажен при помощи денег. А король, желая по здравому совету позаботиться на будущее о безопасности этого места, назначил в Нимвегене рейхстаг 27 и, когда очень многие съехались туда отовсюду, постановил провести разбирательство по поводу названного места. Там со своей женой присутствовал также Балдрик, ибо было принято решение сенаторов, чтобы он, уличённый согласно закону, навсегда отказался от притязаний на эту церковь, и они таким образом утвердили безопасность этого места хартией и грамотой.
4. О смерти Оттона и коварстве Балдрика.
После этого, однако, император Оттон III, юноша больших дарований, умирает в Италии 28, и его тело привозят в Ахен и хоронят там с королевскими почестями. После его смерти Балдрик нарушил своё слово, с неприятельским войском подступил к Эльтенбергу 29, разрушил ров, который окружал церковь наподобие крепости, и заставил служить себе всю челядь.
5. О короле Генрихе.
Когда же верховная власть перешла к Генриху 30, этому месту вновь был возвращён его прежний статус. Об этом муже нам можно было бы написать много славного: о том, как легко он благодаря милости Божьей оказался во главе королевства, как в результате быстрой победы заставил подчиниться высокородных и величайшего могущества мужей, развязавших против него войну, как сделал данниками в пользу своей власти королей во внутренних землях Германии, которые зовутся венедами, и как чуть ли не до полного уничтожения разорил в Бельгии Мец 31, долго злоумышлявший против него и осаждаемый им в течение многих лет, и, наконец, причинив ему множество бед, подчинил себе; но, поскольку господин Адельбольд, епископ Утрехтский 32, подробно и красочным языком изложил всё это в одном томе, эту часть, которая в конце концов по необходимости подпала бы под наше описание, нам, по-видимому, следует пропустить, чтобы история, изложенная в таких прекрасных и столь славных выражениях, не была испорчена нами, словно лаем безумца.
6. О видении кометы, о голоде и море.
Через три года после того, как король взошёл на королевский престол 33, в южной части неба видели комету ужасающего вида, извергавшую пламя во все стороны. В следующем году 34 по всему миру случились голод и жесточайший мор, так что во многих местах из-за множества умерших и отвращения хоронивших, живых и ещё дышавших людей, сопротивлявшихся насколько хватало сил, закапывали вместе с мёртвыми.
7. Об отступнике Вецелине.
В эти же дни, а именно, при короле Генрихе, который впоследствии благодаря апостольскому благословению стал императором 35, некий Вецелин, который был клириком герцога Конрада, совращённый дьявольским соблазном, впал в иудейское заблуждение. Услышав это, король, как и подобало, был охвачен сильным возмущением, и по его приказу один из его учеников по имени Генрих, тёзка короля, на основании правдивейших свидетельств Священного писания уличил названного отступника в том, что он произносил против Христа и его последователей лживые слова, как свидетельствует его письмо, но, поскольку его доводы были высказаны в виде довольно длинной речи, мы решили привести её в конце этого сочинения 36.
8. О приходе норманнов.
Вихман, женившись, как мы сказали выше, на дочери префекта, решил во всём ему повиноваться и соблюдать в отношении него верность и дружбу, и они, часто приглашая друг друга в гости, делали общее дело. Когда префект был уже удручён старостью и так поражён недугом, что едва держался на ногах, пираты, выйдя из разных островов океана с огромным множеством кораблей, с большой скоростью продвигались по реке Мерведе 37 и добрались до порта Тил 38. А люди, которые жили по берегам реки Ваал, узнав о приходе такого огромного войска, все надежды на спасение возложили на бегство и оставили чужакам почти всё своё добро, кроме денег, ибо были купцами. Префект же, человек благоразумный, опасаясь, что из-за оставленных людьми земель продвижение врагов станет ещё легче, насколько было в его силах, вскочил на коня и едва удержал бежавший народ. Враги, дойдя до Тила, спустили паруса и, не встречая никакого сопротивления, вошли в порт, где застали огромное множество продовольствия. Быстро всё унеся, они разорили и сожгли селение. Напав также на монастырь святой Вальпургии и забрав священные одежды, помещённые там графом Вальтгером 39, строителем этого места, и его женой, богоугодной Альберадой, они ограбили алтарь и, унеся, кроме того, огромное множество церковного добра, вернулись к флоту, хотя саму церковь оставили нетронутой; префектом тут же во все стороны были разосланы гонцы, и на следующий день, ранним утром, собралось огромное войско. И поскольку префект не мог возглавить войско сам, он поручил ведение войны Балдрику, о котором мы говорили выше, и графу Унруоху 40, деятельному мужу, который в войске императора Оттона III в Италии считался самым славным в военном деле. Увидев наших и их быстрое прибытие, враги перепугались и, как можно скорее подняв якоря, поплыли обратно, так что их отступление казалось похожим на бегство. Наши, преследуя их, завязывали небольшие стычки по обоим берегам реки и, в то время как с обеих сторон были ранены или убиты лишь немногие, не давали жадным до добычи врагам уходить далеко от берега. А последние, сжигая прибрежные деревни, до которых могли добраться, в девятом часу дня все разом соскочили с кораблей, построились в очень плотном боевом порядке и предложили нашим сразиться. Но наши остались на месте и, поскольку собралось очень много согнанных с полей людей, не осмелились вступить в битву с этими неопытными в военном деле людьми, страдавшими к тому же из-за неурожая прошлого года скудостью средств. Когда варвары увидели, что никто не выходит на бой, они, полагая, что сделали достаточно, чтобы показать свою отвагу, вернулись на корабли и, не встречая сопротивления, поплыли домой.
9. О втором прибытии норманнов.
В следующем году 41 некоторые из пиратов вновь прибыли на 90 длинных судах по реке Лек. Наши, тотчас же собрав огромное множество конных и пеших, а также немного кораблей, с оружием ждали прибытия врагов вдоль берега. Первые из варваров, увидев такое большое войско, пришли в замешательство и, бросив якорь посередине реки, решили ждать остальных. После того как они собрались все вместе и обменялись между собой мнениями, они не решились идти дальше вопреки нашей воле и отправили к нам послов, чтобы им разрешили пройти через эти земли; они, мол, намерены и желают идти без всяких насилий и злодеяний и просят, чтобы им это позволили по миру с ними и с нашего разрешения. Добившись этого, они в тот же день приняли мирные условия. Когда на следующий день они двинули флот дальше и передние суда уже вошли в Рейн, наши, устрашив задние суда страшным криком, с немногими кораблями начали тревожить их битвой. Когда этот крик был услышан на передних судах, они спешно примчались сюда и, расставив вооружённых людей на берегу, устрашали наших, чтобы те не смели приближаться. Когда настало ночное время, все наши переправились через реку, а на рассвете до наших, которые были на кораблях, дошёл лживый слух, будто рыцари сразились с врагами в крупном сражении и что некоторые корабли уже разграблены, и они постарались добраться туда как можно быстрее. Всё наполнилось суматохой и криками и, хотя не было ни полководца, ни определённого порядка, они приблизились к врагам и каждый, казалось, старался быть быстрее других. А враги, увидев их, сплотились воедино и выступили им навстречу. И наши, которые были на кораблях, когда увидели, что норманны вышли против них со свежими силами, оставив корабли, обратились в стремительное бегство. Враги преследовали их и в этом бегстве перебили стольких, скольких смогли настигнуть во время бега.
10. О сожжении гавани Утрехта.
Утрехтцы, узнав о приходе варваров, сами сожгли всю гавань 42, чтобы не дать врагам выгод или преимуществ в осаде крепости. Когда гавань сгорела, варвары жаловались, зачем, мол, был причинён такой ущерб, когда они не замышляли против этого места никакого зла, особенно, ввиду того, что во главе его стоял епископ Ансфрид 43, муж такой великой святости. Они умоляли всё же во имя благочестия впустить их в крепость; и говорили, что хотят почтить церкви своими пожертвованиями. Горожане, приняв гордый и твёрдый вид, отвечали им, что не могут предоставить доступ вооружённым людям. И хотя штурм казался очень лёгким, те всё же, сознавая, что святое место и такой видный священник могут иным способом помешать их успехам, не причинив городу никакого вреда, удалились. Да и кто не приписал бы заслугам святого епископа то, что горожане вопреки чаянию избавились от страха, избежали опасности, и место это осталось невредимым? И поскольку в нашем описании зашла речь об этом святом муже, хотелось бы включить в это сочинение немногое о его жизни.
11. О блаженном графе Ансфриде.
Итак, Ансфрид был графом величайшей справедливости в пределах Брабанта, так что ни подношениями, ни подарками его нельзя было отклонить от тропы правды. В советах и на собраниях у него часто спрашивали мнение в первую очередь, и все жадно внимали его устам, и если он сам предлагал законные установления, никто не смел против них возражать. Его речь сочеталась с такой умеренностью и рассудительностью, что он не преступал слов нашего комедиографа: «Не слишком много» 44. Но ещё и то следует добавить, что по умеренности его слов слушателям легко можно было понять красоту и порядочность того, что скрыто в его сердце. Всё, что он говорил в постоянных и ежедневных беседах, он ласково и нежно приправлял примерами из Священного писания; и если когда случалось, что он мог отдохнуть от светских занятий, он или совершал справедливое правосудие, или с таким усердием предавался чтению, что некоторые глупцы насмешливо говорили, что он, мол, ведёт монашескую жизнь. Этому тем менее следует удивляться, что чем более ревностно святые заботятся о духовных трудах, тем более ничтожны они становятся для мира и, чтобы было испытано их терпение, очень часто подвергаются в результате попущения Божьего поношению со стороны дурных людей, по свидетельству нотария Святого Духа 44а, говорившего: «Не предавай меня на поругание безумному» 45. Даже влиятельнейшие и высокородные мужи, когда во время судебного разбирательства вопрос, которые следовало решить, был сложен и, как то обычно бывает, разные люди мыслили по-разному, и мнения, казалось, расходились, прибегали к нему за советом и поучением. Он также часто присутствовал на императорских тайных заседаниях и, всякий раз как следовало посоветоваться о важнейших делах, он пользовался таким авторитетом и влиянием, что очень редко что-то решалось без его совета. Во всякое время жизни его решением и намерением было ни на волосок не отступать от истины, права и закона, в отличие от некоторых людей нашего времени, которые, как мы видим, по большей части нетверды в правосудии то ли из-за милосердия, то ли из-за недоброжелательства. За это король часто приглашал его к себе и относился к нему с большей любовью, чем к остальным; благодаря своему красноречию он держал злодеев в узде и в мире управлял страной. Он был злейшим врагом разбойников, которых особенно много развелось в Брабантском крае, и частыми нападениями препятствовал их начинаниям. Также их предводителя, отчаянного человека, чьё имя нет нужды называть, усилившегося за счёт крови граждан и грабежей и часто едва успевавшего спастись бегством, он сильно прижал, так что тот, желая избежать неминуемой опасности, скрывался в лесах и поросших густыми зарослями болотах. Кроме того, им были одержаны многие победы, счастливо проведены многие войны не на погибель граждан, но для обуздания наглости нечестивцев. Всё это совершил, будучи мирянином.
12. О том, как граф Ансфрид стал епископом.
Когда же Балдуин 46, епископ Утрехтский, ушёл из жизни и весть об этом пришла в лагерь, король, за руку отведя Ансфрида в сторону, начал предлагать ему это епископство. Хотя тот отказывался и уверял, что уже стар и что, проведя в ратных трудах всё время своей жизни, ему кажется совершенно нелепым принимать обязанности клирика, король упорно настаивал и силой принуждал его к принятию этого, так что тот, видя, что не может противиться королю, просил разрешения обсудить это дело со своими людьми. Добившись этого и получив ответ от своих людей, он обещал исполнить то, что приказал король. Взяв меч, которым был препоясан, он положил его на алтарь святой Марии, говоря: «До сих пор я занимал светскую должность и изгонял врагов бедняков Христовых и вдов; ныне и впредь я вверяю себя этой моей госпоже, святой Марии, чтобы благодаря добродетели снискать почести и спасение души». Когда он это сказал, у всех на глазах выступили слёзы, и ему при рукоплескании всех, кто там был, вручили за его высокие заслуги епископскую митру. Один из наших сочинил об этих делах стихи, которые также хотелось бы включить в это сочинение, чтобы иметь в нашем повествовании и другого свидетеля.
13. Стихи об этом деле.
О славный Утрехт, любимейшая мать областей,
Ныне ты удерживаешь господина, который пользуется всеобщей славой.
Ансфрид по заслугам является для тебя украшением епископского престола.
Он – заранее избранный Господом исповедник и святой;
Раньше он на войне укреплял царства ради простого народа,
Теперь же он – страж церкви и святой священник.
Так привычка сражаться обратилась к лучшему:
Некогда он был воином, а ныне – приверженец мира;
Тогда – участник войн, а ныне – начальник душ;
Некогда он воевал, теперь – управляет сердцами людей;
Службу рыцаря он сменил на привычку молиться.
Ныне он – в священных одеждах и совершенно свободен от оружия,
Он принял чашу в руки и оставил острый меч.
Положил щит и начал мыть миски;
Отверг боевое знамя, ибо пожелал служить мессу;
Ныне он служит мессу и честно упорствует в молитвах.
Всё это он несомненно делает по примеру Петра,
Который первым стал служить мессу и сбрил бороду.
Все, о которых Бог желает, чтобы они пришли, тут же становятся рядом;
Бог сделал ныне из пса овцу, как сделал некогда,
Когда вырвал к себе из стаи волков Павла,
Которому впоследствии велел стать учителем церкви.
Ныне он облачён в альбу и прославлен венком,
Тот, кто прежде одерживал верх во многих опасностях на войне.
И слава пастыря звучит в приятной речи!
14. О слепоте, монашеской жизни и милостыни Ансфрида.
Приняв епископство, он какое-то время пользовался одеждой каноников, но не ради высокомерия, а чтобы из-за подозрения в пренебрежении не казалось, будто он отступает от нравов прочих священников. Но, поскольку благой Господь уже призвал его к себе на службу и уже поручил ему заботу о церкви, он со своей обычной любовью решил привязать его к себе ещё полнее. Ибо, хотя жизни любого святого невозможно пройти совсем без грехов, те из них, которые неосмотрительно совершены по слабости плоти, обычно всё же по щедрейшему милосердию Божьему искупаются в этом мире какой-либо телесной тяготой, по свидетельству писания, которое говорит: «Бог бьёт всякого сына, которого принимает» 47; потому и Ансфрид в этих потёмках лишился зрения, но в известной мере таким образом, что сохранилась чистота его глаз, так что он казался зрячим тому, кто на него смотрел. И хотя он терпел отсутствие зрения, лицо этого мужа не стало от этого безобразным. Я полагаю, что это по милости нашего Спасителя произошло так, что после того как угасло зрение и была исключена возможность грешить, и лицо его сохранило достоинство епископа, и у него не было больше возможности испытывать соблазны. Однако, даже в результате этого понесённого им несчастья он никогда не сдавался и не падал духом, но с величайшим терпением сохранял то же выражение лица, ту же радость, тот же весёлый нрав. Итак, когда он из почтения к Богу пришёл в себя, ему в голову пришла спасительная мысль, что цветы этого мира кажутся мерзостью перед Богом, и то, что с большими расходами стараются добыть для украшения тленной плоти, служит не только к ущербу, но даже к вечной погибели души; он снял роскошное платье и по установлению святого Бенедикта надел не скажу простые, но скорее ангельские одежды. В шести милях от Утрехта находится холм 48, ограждённый со всех сторон; с одной стороны была илистая река, а остальное пространство омывало постоянное и очень широкое болото, преграждавшее туда всякий доступ. Приведя туда лодку, [Ансфрид] велел перевезти его через эту реку и, поскольку ради молитвы хотел избежать людской суеты, срезав деревья и кустарники, обратил вершину холма в ровную поверхность; сперва он построил часовню, затем – келью для себя, а после других строений основал монастырь, разместил там общину монахов и поставил во главе их аббата 49. Он обычно уходил сюда после бесед с королём, после собора и после различных собраний; здесь он отбрасывал от себя жалкие заботы о светских делах, изо всех сил занимался восхвалением и угождением Богу, и так предавался молитвам, бдениям и раздаче милостыни, что никто в наше время не мог с ним в этом сравниться. Об одном из его бесчисленных добрых дел, оказанных в отношении бедных Христовых, мы и расскажем. Находясь в той келье, о которой мы говорили, он, исполнив обычное богослужение, после третьей ночной стражи позвал к себе одного из своих слуг, рассказал ему, что он хочет сделать, и строго-настрого запретил ему говорить об этом кому бы то ни было. Он взял ведро, вставил туда палку и, неся всё это, велел слуге идти впереди него к реке и направлять его шаги. Зачерпнув воды, он вернулся, подогрел её на огне и сам налил её в бочку; затем он снял лохмотья с прокажённого, чьё тело было всё покрыто гнойными язвами, и посадил его в баню; очистив руками гниющие члены, он тщательнейшим образом его омыл и, омыв, положил к себе в постель, а перед рассветом, когда тот уходил, одел его в новые одежды и велел никому об этом ничего не рассказывать. Но если спросят, почему такой муж, наделённый столькими добродетелями, орошённый милостью Святого Духа, не оказал этому прокажённому милость исцеления, я дам на эти соображения такой несложный ответ.
15. Почему Ансфрид не исцелял больных.
Ведь мы читали, что знамения даются не для верующих, а для неверующих 50, чтобы в начале зарождающейся церкви сердца язычников, застывшие в давнем обычае идолопоклонства, увидев столь чудные знамения, склонились к вере. Ибо кто в то время, когда мир пребывал в самом цветущем состоянии, поверил бы проповедующему иную жизнь, если бы не были явлены такие вещи, каких прежде не видели и не слышали? И какая была надобность прославлять церковь Божью чудесами в наши времена, когда нет ни одного места, куда ни оглянись, ни горы, ни долины, ни бескрайнего леса, ни безбрежного болота, ни острова вдали от круга земного, которые не были бы наполнены исповеданием Господа нашего Иисуса Христа? Ведь муж Божий не желал превозноситься за счёт пустых одобрений людей, ибо всегда стремился скрывать в душе то добро, которое совершал, дабы о нём было известно одному Богу. Возможно также, что этому прокажённому болезнь была во благо, дабы телесная немочь мешала ему повторять то, что он противозаконно совершил по человеческой слабости. Никто не должен сомневаться в святости этого мужа, которую признали даже злые духи. Я слышал, как один одержимый посреди признания в разных грехах прибавил также, что он часто беспричинно вредил этому святому епископу, говорил о нём много дурного, когда тому связывала руки святая религия; сам же он ничего против него не имеет, кроме одного лишь недоброжелательства и стремления совершать зло. Однако, спустя несколько дней, когда остальные спали, этот несчастный лишил себя жизни, повесившись. Я коротко рассказал об этом, дабы никто не считал в своей душе, будто наш Господь Иисус Христос не пожелал даровать своему рабу силу знамений из-за отсутствия у того добропорядочной жизни, ибо он пожаловал ему намного большее и гораздо более счастливое, чем это, а именно, вечную жизнь в небесном царстве.
16. О смерти епископа Ансфрида.
Итак, когда силы у него стали таять и он понял, что из-за болезни тело его клонится к смерти, он велел перенести себя на этот холм. Когда через некоторое время он был подавлен там силой недуга, он отдал душу нашему Искупителю, которому служил. На его похоронах присутствовали его достопочтенная дочь, аббатиса Торнского монастыря 51, и его родственник, о котором мы говорили выше, граф Унруох; тело его было положено в часовне, и братья толпами посещали его с обычными церемониями, чтобы на следующий день похоронить в этой церкви, как они сами решили в душе. Между тем, утрехтцы собрались в очень большом числе и замыслили отнять бездыханное тело и отнести его в Утрехт. Чтобы совершить это, они, распростёршись в церкви возле погребальных носилок, вздыхая и охая, умоляли Бога о заступничестве. И тогда вдруг с одной стороны холма одна из хозяйственных служб то ли случайно, то ли по велению Божьему была охвачена огнём; когда все бросились тушить огонь и были с головой погружены в это дело, утрехтцы, легко подняв носилки, в которых лежало тело мужа Божьего, направились к реке 52и, положив его в лодку, начали переправляться через реку. И поскольку лодка могла вместить лишь немногих, остальные следовали за ней насколько позволял брод, а затем – вплавь. Те же, которые сбежались для тушения огня, заметив их план не раньше, чем они отвели лодку к другому берегу, – хотя между тем прошёл очень малый период времени, – схватили оружие и приготовились помешать их намерениям. Тут аббатиса, о которой мы говорили выше, с распростёртыми руками пала ниц и едва добилась мольбами, чтобы они не преследовали ушедших. Кто бы не приписал заслугам блаженного мужа также и то, что вооружённых людей удалось очень легко отвлечь от их ярости и что толпа крестьян, с трудом передвигавшаяся по реке, избежала опасности и смерти? Таким образом и те, и другие в величайшем спокойствии соединились друг с другом, с псалмами и гимнами донесли легчайшую ношу до самого Рейна и, поместив тело в приготовленное там для этого судно, отправились в Утрехт. Когда тело было выгружено на берег, сбежавшийся народ почтил его великими пожертвованиями, и на следующий день оно было благочестиво погребено в церкви святого Мартина, где он имел епископский престол. Всё это я счёл нужным сказать о блаженном муже не для того, чтобы полностью собрать о нём всё, что достойно быть увековеченным, но чтобы рассказом о его жизни, хоть и слабо изложенным, словно солнцем осветить это сочинение.
17. О недоброжелателях епископа Ансфрида.
Но хотелось бы ещё спросить, где теперь те люди, которые имели обыкновение поносить злыми языками жизнь Ансфрида, которые безбожно клеветали, будто он сам морил себя голодом, и в гнусной брани говорили, что его худое тело при таком богатстве его епископства никогда не подкреплялось даже умеренной пищей? О безбожники, хвалящие лишь полное брюхо! Никто из них не может даже представить себя занятым в таком жизненном занятии! О лишённые всякого благочестия, которые, не ведая в себе никаких добродетелей, завидуют святым людям, ибо не могут понять их! Я истинно заявляю, что он часто страдал от поста, а не от голода, как болтают его недоброжелатели по хозяйственным службам, и, всей душой обратившись к Богу, пропускал мимо ушей смертоносное шипение сирен. Но, когда мы глянули на многих из этих недоброжелателей, то узнали, что они изгнаны по Божьему суду из домов, лишились имений, сёл, строений, после того как был брошен земледелец, и уже давно обивают чужие пороги, постыдно добывая себе пропитание воровством или разбоем.
18. Ещё об одном недоброжелателе.
Я слышал со слов нашего верного, что один из этих несчастных, разгорячившись в таверне от вина, стал насмехаться над святым человеком и разразился также достойными сожаления словами, заявив, будто душа человека – ничто и при последнем вздохе полностью растворяется в воздухе. И поскольку он не хотел признавать Бога и, сверх того, не боялся бранными словами нападать на слуг Божьих, Бог помрачил его рассудок, так что он делал и говорил то, что не подобало. Потому и вышло, что он был предан во власть того, по чьему наущению совершал всё это. Ибо, хотя позднее ему было дано какое-то время для покаяния, он так и не образумился; и, однажды, когда он как всегда предавался обжорству, он, вернувшись домой уже при заходе солнца и желая утолить как бы вновь оживший голод, затянул пиршество до глубокой ночи и, наконец, с полным вожделенной пищей животом лёг в постель и во сне был поражён внезапной смертью. Его вынесли для погребения и втиснули в огромную могилу, но, когда положенный сверху камень придавил своим весом его сильно выпиравшее брюхо, по краям могилы – о позор! – растёкся густейший жир, хотя кожа [на животе] не была повреждена. И, конечно, присутствующие, не в силах вынести вонь, прикрывали носы одеждой. Но к чему так много говорить о том, чью память следовало бы скорее предать забвению, чем увековечивать? Так как ты, вероятно, и сам видишь, каким несчастным был этот человек, который даже в последние дни своей жизни не хотел удержать язык от поношения святого мужа. Даже надеясь узреть его славу в конце мира, он говорит: «Этот тот самый, который был у меня некогда в посмеянии и притчею поругания. Безумный, я почитал жизнь его сумасшествием и кончину его бесчестною. Как же он причислен к сынам Божьим, и жребий его – со святыми» 53. Пусть услышат это те, которые служат одной плотской страсти и которые с подобным же недоброжелательством преследовали мужа Божьего, и, увидев конец обоих, пусть последуют примеру того, кому скорее должны подражать; и пусть помнят, что один, не слишком богатый, ежедневно ходил из дома в дом и набивал брюхо то благодаря угрозам, то посредством жалкого шутовства и, наконец, словно скотина откормленной тушей отдал своё спасение миру, а надежду – могиле; и другой, хотя у него всякого добра было вдоволь, лишал себя почти всего в пользу бедных и довёл плодоносный труд до конца благодаря щедрой милости Божьей. Для него, пока он жил, жизнь была Христос, и смерть – приобретение 54. Мы же, осмотрев в процессе нашего рассказа прелестные луга, не без пользы отклонились от пути и, обозревая взорами прекраснейшие места, пробыли здесь какое-то время и, ещё не насытившись ароматом приятнейших цветов, часто оглядываясь назад, пытаемся завершить начатый путь.
Заканчивается книга I.
Текст переведен по изданию: Alperti opera. De diversitate temporum libri II. MGH, SS. Bd. IV. Hannover. 1841
Комментарии
1. Экхард подозревает, что этот Иммо, аббат Горзе, Прюма и Рейхенау, был братом Альберта; но скорее всего речь идёт об Иммо, дьяконе Вормсском, которому монах Тильский написал письмо о чудесах святой Вальпургии. Там также говорится о брате Иммо следующее: «Если ты хочешь иметь свидетеля этого знамения, то спроси, так ли обстоит дело, у твоего брата, который взял в жёны эту даму, после того как её муж был убит в этой злосчастной битве с фризами». Впрочем, едва ли следует отождествлять его с Альбертом, который, по-видимому, был клириком.
2. Бурхард I (ум. 1025 г. 20 авг.) – епископ Вормса в 1000 – 1025 гг.
3. Матфей, 5, 14 – 15.
4. Рим., 3, 12.
5. По-видимому, имеются в виду «Категории» Аристотеля.
6. Вихман IV (ум. 1016 г. 9 окт.) – сын Экберта I Одноглазого.
7. Балдрик (ум. 1021 г. 5 июня) первоначально владел левым берегом Рейна, но после брака с Аделой (в 995 г.) его резиденцией становится то Упладе (Хауберг), то Радингхайм (Ренкум) между Вагенингеном и Арнхаймом.
8. Хериберта (ум. 1021 г. 16 марта), который был архиепископом Кёльна в 999 – 1021 гг.
9. Герхард был близким сторонником и другом Балдрика, а также графа Ламберта, и таким же беспокойным и строптивым человеком, как они. Он был сыном Эберхарда, графа Эльзаса, который был женат на сестре императрицы Кунигунды. Его сестра Адельгейда вышла замуж за франкского графа Генриха, и от их брака родился будущий император Конрад II, который, следовательно, приходился Герхарду племянником. В 1002 г. король Генрих II дал Герхарду графство Юлихгау. Благодаря завоеванию замка Хаймбах он стал также основателем династии графов Хаймбахских. Альберт называет его Герхардом Мозельским, но это название происходит здесь не от реки Мозель, а от реки Мозы (Мааса), на которой располагалось Юлихгау. То есть Герхард жил неподалёку от своего друга Балдрика, по соседству с Хаттуарией и всегда мог быстро прийти ему на помощь.
10. Вихмана II (ум. между 973 и 983 гг.), графа Хамаланда, основателя аббатства св. Вита в Эльтене. Он, вероятно, был также графом в Генте, Дренте и Залланде.
11. В округах Залланд (Оверэйсел) и Нердинглант (Нерден), а также во Фрисландии.
12. Готфрид был родным братом матери Балдрика. В пределах его префектуры находились Геннеп, Мунна и район Тиля. Он был также графом Хаттуарии, в которую тогда входило графство Тейстербант. Под его верховной властью находились графы Балдрик и Унруох. Благодаря данным Альберта об этом префекте и его времени опровергаются вымыслы последующих хронистов о графах Клеве этого времени.
13. Эльтен – город в 3 км к северо-западу от г. Эммерих-на-Рейне.
14. Сын Аделы Мейнверк, будущий епископ Падерборна (в 1009 – 1036 гг.), также был против этого брака и пытался отговорить от него свою мать («Житие Мейнверка, гл. 34). Примечательно, что Альберт решительно ничего не говорит об отношениях между Мейнверком и его матерью.
15. Годицо был графом Аспеля, расположенной у Реса крепости; ему принадлежал также замок Хаймбах.
16. Упладе (Хауберг), замок неподалёку от Эльтена.
17. Имеются в виду сыновья Адама Каин и Авель.
18. Почти те же слова можно прочесть о сестре Бурхарда, епископа Вормсского, в его житии (гл. 12).
19. Рядом с Нимвегеном.
20. Т.е. монахи.
21. В 993 г.
22. В 994 г.
23. Оттон III (р. 980 г. ум. 1002 г. 24 янв.) – сын Оттона II и Феофано; король Германии и император в 983 – 1002 гг.
24. Её первым мужем был Имад, граф Радингхайма (Ренкума) и Бетюве. Адела родила ему двух сыновей – Дитриха и Мейнверка и двух дочерей – Глисмоду и Аделу.
25. 1 Тим., 5, 6 и 11.
26. В 995 г.
27. 18 декабря 996 г.
28. Оттон III умер 24 января 1002 г.
29. В 1002 г.
30. Генрих II Святой (р. 973 г. 6 мая. ум. 1024 г. 13 июля) – сын Генриха II Сварливого; герцог Баварии с 995 г.; король в 1002 – 1024 гг.; император с 14 февр. 1014 г.
31. Генрих II осадил Мец в 1009 г. Война длилась вплоть до 1012 г., но прочный мир был заключён только в 1017 г.
32. Адельбольд II (ум. 1026 г. 27 нояб.) – епископ Утрехта в 1010 – 1026 гг.
33. В 1005 г.
34. В 1006 г.
35. В 1014 г.
36. См. ниже, II, 22 – 24.
37. Мерведе – название нескольких взаимосвязанных речных проток в дельте Рейна и Мааса.
38. Тил – город в области Бетюве, на правом берегу реки Ваал.
39. Вероятно, имеется в виду Вальтгер, граф Тейстербанта, упомянутый у Бондама (I, 44; 45) под 914 и 916 гг.
40. Родственнику епископа Ансфрида.
41. В 1010 г.
42. Т.е. тогдашние торговые склады и магазины.
43. Ансфрид (ум. 1010 г. 3 мая) – епископ Утрехта в 995 – 1010 гг.
44. Теренций, Девушка с Андроса, 1, 1, 14.
44а. Т.е. царя Давида.
45. Псал., 38, 9.
46. Балдуин I – епископ Утрехта в 991 – 995 гг.
47. Евр., 12, 6.
48. Хайлигенберг («святая гора») на правом берегу р. Эмме, возле Амерсфорта.
49. Грамоту об основании см. в Актах SS. Mai I, 430.
50. 1 Кор., 14, 22.
51. Монастырь Торн расположен на левом берегу Мааса, между Маастрихтом и Венло, и был основан в 992 г.
52. Эмме, к западу от холма.
53. Премудр. Сол., 5, 3 – 5.
54. Фил., 1, 21.
АЛЬБЕРТ ИЗ МЕЦА
ДВЕ КНИГИ О РАЗЛИЧИИ ВРЕМЕН
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!