Глава 13 Пуаро подводит итоги
– Невысокий темноволосый мужчина с писклявым голосом, – сказал мсье Бук.
Троих проводников и Хильдегарду Шмидт отпустили восвояси.
Мсье Бук в отчаянии развел руками:
– Ничего не понимаю, решительно ничего! Значит, этот враг Рэтчетта, о котором тот говорил, все-таки был в поезде? И где он теперь? Не мог же он просто испариться? У меня голова кругом идет. Скажите же что-нибудь, умоляю вас. Объясните мне, как невозможное стало возможным?
– Очень удачная формулировка, – сказал Пуаро. – Невозможное произойти не могло, а следовательно, невозможное оказалось возможным вопреки всему.
– Тогда объясните мне поскорее, что же произошло в поезде вчераночью.
– Я не волшебник, мой дорогой. И озадачен не меньше вашего.
Дело это продвигается очень странно.
– Оно нисколько не продвигается. Оно стоит на месте.
Пуаро покачал головой:
– Это не так. Мы немного продвинулись вперед. Кое-что мы ужезнаем. Мы выслушали показания пассажиров… – И что это нам дало? Ничего.
– Я бы так не сказал, мой друг.
– Возможно, я преувеличиваю. Конечно, и этот американец, Хардман, и горничная добавили кое-какие сведения к тому, что мы уже знаем. Вернее говоря, они еще больше запутали все дело.
– Не надо отчаиваться, – успокоил его Пуаро.
Мсье Бук накинулся на него:
– Тогда говорите – поделитесь с нами мудростью Эркюля Пуаро.
– Разве я вам не сказал, что озадачен не меньше вашего? Зато теперь мы можем приступить к разрешению проблемы. Мы можем расположить имеющиеся у нас факты по порядку и методически разобраться в них.
|
|
|
– Умоляю вас, мсье, продолжайте, – попросил доктор Константин.
Пуаро откашлялся и разгладил кусочек промокашки.
– Давайте разберемся в том, чем мы располагаем. Прежде всего намизвестны некоторые бесспорные факты. Рэтчетт, или Кассетти, вчера ночью получил двенадцать ножевых ран и умер. Вот вам факт номер один.
– Не смею возражать, старина, не смею возражать, – сказал мсьеБук не без иронии.
Пуаро это ничуть не обескуражило.
– Я пока пропущу довольно необычные обстоятельства, которые мы с доктором Константином уже обсудили совместно, – невозмутимо продолжал он. – В свое время я к ним вернусь. Следующий, как мне кажется, по значению факт – это время совершения преступления.
– Опять-таки одна из немногих известных нам вещей, – прервал егомсье Бук. – Преступление было совершено сегодня в четверть второго. Все говорит за то, что это было именно так.
– Далеко не все. Вы преувеличиваете. Хотя, конечно, у нас имеетсянемалое количество фактов, подтверждающих эту точку зрения.
– Рад слышать, что вы признаете хотя бы это.
Пуаро невозмутимо продолжал, как будто его и не прерывали:
|
|
|
– Возможны три предположения. Первое – преступление совершено, как вы утверждаете, в четверть второго. Это подтверждают разбитые часы, показания миссис Хаббард и горничной Хильдегарды Шмидт. К тому же это совпадает с показаниями доктора Константина.
Второе предположение: убийство совершено позже, и стрелки на часах передвинуты, чтобы нас запутать.
Третье: преступление совершено раньше, и стрелки передвинуты по той же причине, что и выше.
Так вот, если мы примем первое предположение как наиболее вероятное и подкрепленное наибольшим числом показаний, мы должны будем считаться с некоторыми вытекающими из него фактами. Начнем хотя бы с того, что, если преступление было совершено в четверть второго, убийца не мог покинуть поезд. А значит, встает вопрос: где убийца? И кто он?
Для начала давайте тщательно разберемся во всех показаниях. В первый раз о существовании невысокого темноволосого мужчины с писклявым голосом мы услышали от Хардмана. Он утверждает, будто Рэтчетт рассказал ему об этом человеке и поручил охранять себя от него. У нас нет никаких фактов, подтверждающих эти показания, и, следовательно, нам приходится верить Хардману на слово. Теперь разберемся во втором вопросе: тот ли человек Хардман, за которого он себя выдает, то есть действительно ли он сыщик нью-йоркского детективного агентства?
|
|
|
На мой взгляд, это дело прежде всего интересно тем, что мы лишены всех вспомогательных средств, к которым обычно прибегает полиция. Мы не можем проверить показания свидетелей. Нам приходится целиком полагаться на собственные заключения. Для меня лично это делает разгадку преступления еще более интересной. Никакой рутины. Только работа ума. И вот я спрашиваю себя: можем ли мы верить показаниям Хардмана, когда он говорит о себе? И решаю: можем. Я придерживаюсь того мнения, что мы можем верить в то, что Хардман рассказывает о себе.
– Вы полагаетесь на свою интуицию, – спросил доктор
Константин, – или, как говорят американцы, на свой нюх?
– Вовсе нет. Я исследую все возможности. Хардман путешествует сфальшивым паспортом, а значит, в любом случае подозрения прежде всего падут на него. Как только появится полиция, она в первую очередь задержит Хардмана и телеграфирует в Нью-Йорк, чтобы проверить его показания. Проверить личность большинства пассажиров представляется очень трудным – и в большинстве случаев этого не станут делать хотя бы потому, что они не дают никаких поводов для подозрений. Но в случае с Хардманом дело обстоит иначе. Он или тот, за кого себя выдает, или нет. Вот почему я считаю, что тут все должно быть в порядке.
|
|
|
– Вы считаете его свободным от подозрений?
– Вовсе нет. Вы меня не поняли. Откуда мне знать – у любого американского сыщика могут быть свои причины убить Рэтчетта. Я хочу только сказать, что Хардману можно верить, когда он рассказывает о себе. Рэтчетт вполне мог нанять его, и, по всей вероятности, хотя твердо уверенным тут быть нельзя, так оно и было. Если мы принимаем показания Хардмана на веру, тогда мы должны искать дальнейшее им подтверждение. И мы находим его, хотя и несколько неожиданно, в показаниях Хильдегарды Шмидт. Проводник спального вагона, встреченный ею в коридоре, как две капли воды похож на описанного Хардманом врага Рэтчетта. Можем ли мы подтвердить эти два рассказа? У нас есть пуговица, которую миссис Хаббард нашла в купе. Есть и еще одно дополнительное доказательство, хотя вы могли его и не заметить.
– Что же это?
– Оба – и полковник Арбэтнот, и Гектор Маккуин – упомянули, чтопроводник проходил мимо их купе. Они не придали этому значения. Но вспомните, господа: Пьер Мишель заявил, что он не вставал с места, за исключением тех случаев, которые были им специально оговорены, а ни в одном из этих случаев ему не нужно было проходить мимо купе, где сидели Арбэтнот и Маккуин. А следовательно, рассказ о невысоком темноволосом мужчине с писклявым голосом в форме проводника спальных вагонов подкрепляется свидетельскими показаниями четырех свидетелей, прямыми или косвенными.
– И еще одна небольшая деталь, – сказал доктор Константин. – Если Хильдегарда Шмидт говорит правду, тогда почему же настоящий проводник не упомянул, что видел ее, когда шел на вызов миссис Хаббард?
– Это, по-моему, вполне объяснимо. Когда он шел к миссис Хаббард, горничная была у своей хозяйки. А когда горничная возвращалась к себе, проводник был в купе миссис Хаббард.
Мсье Бук с трудом дождался конца фразы.
– Да-да, мой друг, – сказал он нетерпеливо. – Хотя я восхищаюсьвашей осмотрительностью и тем, как вы методически – шаг за шагом – идете к цели, все же осмелюсь заметить, что вы не коснулись главного. Все мы сошлись на том, что этот человек существует. Куда он делся? – вот в чем вопрос.
Пуаро неодобрительно покачал головой:
– Вы ошибаетесь. Ставите телегу впереди лошади. Прежде чем спросить себя: «Куда исчез этот человек?» – я задаюсь вопросом: «А существует ли на самом деле такой человек?» И знаете почему? Потому что, если бы этот человек не существовал, а если бы его просто выдумали, изобрели, насколько легче было бы ему исчезнуть. Поэтому я прежде всего стараюсь узнать, существует ли подобный человек во плоти.
– Ну а теперь, когда вы установили, что он существует, скажите,где же он?
– На это есть два ответа, мой друг. Или он прячется в поезде в таком неожиданном месте, что нам и в голову не приходит искать его там. Или он, так сказать, существует в двух лицах. То есть он одновременно и тот человек, которого боялся мистер Рэтчетт, и кто-то из пассажиров поезда, так хорошо замаскированный, что Рэтчетт его не узнал.
– Блестящая мысль, – просиял мсье Бук. Однако тут же лицо егоснова омрачилось. – Но есть одна неувязка… Пуаро предвосхитил его слова:
– Рост этого человека, вы это хотели сказать? За исключением лакея мистера Рэтчетта все пассажиры: итальянец, полковник Арбэтнот, Гектор Маккуин, граф Андрени – высокого роста. Значит, у нас остается один лакей – не слишком подходящая кандидатура. Но тут возникает и другое предположение: вспомните писклявый, как у женщины, голос. У нас появляется возможность выбора. Это может быть и мужчина, переодетый женщиной, и женщина. Если одеть высокую женщину в мужской костюм, она кажется маленькой.
– Но ведь Рэтчетт должен был бы знать… – возразил мсье Бук.
– Вполне вероятно, он и знал. Вполне вероятно, что эта женщинауже покушалась на его жизнь, переодевшись для этой цели мужчиной. Рэтчетт мог догадаться, что она снова прибегнет к этому трюку, и поэтому велел Хардману следить за мужчиной. Однако на всякий случай упомянул о писклявом, как у женщины, голосе.
– Вполне возможно, – сказал мсье Бук. – И все же…
– Послушайте, мой друг. Я думаю, пришло время рассказать вам онекоторых неувязках, подмеченных доктором Константином.
И Пуаро подробно рассказал мсье Буку о тех выводах, к которым они с доктором пришли, анализируя характер ранений. Мсье Бук застонал и схватился за голову.
– Понимаю, – сказал Пуаро сочувственно. – Отлично понимаю вас.
Голова идет кругом, правда?
– Да ведь это настоящий кошмар! – завопил мсье Бук.
– Вот именно! Это нелепо, невероятно и попросту невозможно. И ято же самое говорю. И все же, мой друг, это так. А от фактов никуда не денешься.
– Но это безумие!
– Вот именно! Все это настолько невероятно, друг мой, что меняиногда преследует мысль, будто разгадка должна быть предельно проста… Впрочем, это только наитие, так сказать.
– Двое убийц, – застонал мсье Бук. – В «Восточном экспрессе»! –Он чуть не плакал.
– А теперь, – сказал Пуаро бодро, – дадим волю фантазии. Итак,прошлой ночью в поезде появляются двое таинственных незнакомцев. Проводник спальных вагонов, внешность которого описал Хардман, – его видели Хильдегарда Шмидт, полковник Арбэтнот и мистер Маккуин. И женщина в красном кимоно – высокая, стройная женщина, которую видели Пьер Мишель, мисс Дебенхэм, Маккуин, я и которую, если можно так выразиться, унюхал полковник Арбэтнот. Кто она? Все пассажирки, как одна, утверждают, что у них нет красного кимоно. Женщина эта тоже исчезает. Так вот, она и мнимый проводник – одно и то же лицо или нет? И где сейчас эти двое? И кстати, где форма проводника и красное кимоно?
– А вот это мы можем проверить. – Мсье Бук вскочил. – Надо обыскать багаж пассажиров.
Пуаро тоже встал:
– Я позволю себе сделать одно предсказание.
– Вы знаете, где эти вещи?
– Да, у меня есть наитие и на этот счет.
– Ну так говорите же, где?
– Красное кимоно вы обнаружите в багаже одного из мужчин, а форму проводника спальных вагонов в багаже Хильдегарды Шмидт.
– Хильдегарды Шмидт? Значит, вы думаете…
– Совсем не то, что вы думаете. Я бы сказал так: если ХильдегардаШмидт виновна, форму могут найти у нее в багаже, но если она невиновна – форма наверняка будет там.
– Но как же… – начал мсье Бук и остановился. – Что за шум? –воскликнул он. – Похоже, что сюда мчится паровоз.
Шум нарастал: пронзительные женские вопли чередовались с сердитыми возгласами. Дверь вагона распахнулась, и в ресторан ворвалась миссис Хаббард.
– Какой ужас! – кричала она. – Нет, вы подумайте только, какойужас! В моей сумочке. Прямо в моей умывальной сумочке. Огромный нож, весь в крови.
Она покачнулась и упала без чувств на грудь мсье Бука.
Глава 14 Улики: оружие
Мсье Бук не так учтиво, как энергично подхватил бесчувственную даму и посадил, переложив ее голову со своей груди на стол. Доктор Константин кликнул официанта – тот немедленно примчался на помощь.
– Придерживайте ее голову, – сказал доктор, – и, если она придет всебя, дайте ей немного коньяку. Ясно? – И выбежал из комнаты вслед за остальными. Он живо интересовался преступлением, но никак не пожилыми дамами в обмороке.
Вполне вероятно, что суровое обращение помогло миссис Хаббард быстро прийти в себя. Спустя несколько минут она уже сидела вполне самостоятельно, потягивая коньяк из стакана, принесенного официантом, и без умолку трещала:
– Вы не представляете себе, какой это ужас. Нет, нет, вам этого непонять! Я всегда, с самого детства, была оч-чень, оч-чень чувствительной. От одного вида крови – брр… Да что говорить, меня еще теперь трясет, как вспомню!
Официант опять поднес ей стакан:
– Encore un peu?[29]
– Вы думаете, стоит выпить? Вообще-то я спиртного в рот не беру.
Ни вина, ни коньяку в жизни не пила. И в семье у нас все трезвенники. Но из медицинских соображений… – И она снова отхлебнула из стакана.
Тем временем Пуаро и мсье Бук, а за ними, ни на шаг не отставая, доктор Константин мчались в купе миссис Хаббард.
Впечатление было такое, будто все до одного пассажиры высыпали в коридор. Проводник с перекошенным от отчаяния лицом старался водворить их в купе.
– Mais il n’y a rien a voir![30] – Он раздраженно повторял это соображение на разных языках.
– Разрешите пройти, – сказал мсье Бук, ловко раздвинул кругленьким животиком толпу пассажиров и вошел в купе. Пуаро протиснулся следом за ним.
– Очень рад, что вы пришли, мсье, – сказал проводник, вздохнув соблегчением. – Все, буквально все рвутся сюда. Эта американка так визжала, можно подумать, ее режут. Я тут же прибежал, а она визжит как ненормальная, кричит, что ей срочно нужно вас увидеть, несется по вагону, кого ни встретит, всем рассказывает, что с ней стряслось. – И, взмахнув рукой, добавил: – Вот он, мсье. Я ничего не трогал.
На ручке двери, ведущей в соседнее купе, висела прорезиненная сумочка в крупную клетку. Кинжал в псевдовосточном стиле – дешевая подделка с чеканной рукояткой и прямым сужающимся лезвием – лежал на полу под ней, там, где его и уронила миссис Хаббард. На клинке виднелись пятна, по виду напоминающие ржавчину.
Пуаро осторожно поднял кинжал.
– Да, – пробормотал он, – ошибки тут быть не может. Вот вам инедостающее оружие. Верно, господин доктор?
Доктор обследовал кинжал, осторожно держа его кончиками пальцев.
– Напрасно стараетесь, – сказал Пуаро. – На нем никаких отпечатков пальцев не будет, разве что отпечатки миссис Хаббард.
Осмотр оружия занял у доктора мало времени.
– Это тот самый кинжал, сомнений нет, – подтвердил он. – Им могла быть нанесена любая из этих ран.
– Умоляю вас, мой друг, не торопитесь с выводами.
Доктор удивился.
– В этом деле и так слишком много совпадений. Два человека решили прошлой ночью убить мистера Рэтчетта. Было бы слишком невероятно, если бы каждый из них выбрал при этом и одинаковое оружие.
– Что до этого совпадения, то оно не столь невероятно, как можетпоказаться, – сказал доктор. – Эти кинжалы в псевдовосточном стиле изготовляют большими партиями и сбывают на базарах
Константинополя.
– Вы меня отчасти утешили, но лишь отчасти, – сказал Пуаро.
Он задумчиво посмотрел на ручку двери, снял с нее сумочку и подергал за ручку. Дверь не открылась. Дверной засов, расположенный сантиметров на тридцать выше ручки, был задвинут. Пуаро отодвинул засов и снова толкнул дверь – она не поддалась.
– Вы же помните, мы закрыли дверь с той стороны, – сказал доктор.
– Вы правы, – рассеянно согласился Пуаро. Похоже было, что мысли его витают где-то далеко. Лоб его избороздили морщины – судя по всему, он был озадачен.
– Все сходится, не так ли? – сказал мсье Бук. – Преступник решилвыйти в коридор через это купе. Закрывая за собой дверь в смежное купе, он нащупал сумочку и сунул туда окровавленный кинжал. Потом, не подозревая, что разбудил миссис Хаббард, преступник выскользнул через дверь, ведущую в коридор.
– Да, конечно. Очевидно, все так и было, как вы говорите, – пробормотал Пуаро.
Но лицо его все еще выражало недоумение.
– В чем дело? – спросил мсье Бук. – Что-то в этой версии вас неустраивает?
Пуаро быстро взглянул на него:
– А вы этого не заметили? Очевидно, нет. Впрочем, это сущая мелочь.
В купе заглянул проводник:
– Американская дама возвращается.
Вид у доктора Константина был виноватый: он сознавал, что обошелся с миссис Хаббард довольно бесцеремонно. Но она и не думала его упрекать. Ее пыл был всецело направлен на другое.
– Я вам скажу прямо и без церемоний, – выпалила она, едва появившись в дверях. – Я в этом купе ни за что не останусь! Хоть вы меня озолотите, а я тут не засну!
– Но, мадам…
– Я знаю, что вы мне ответите, и я вам скажу сразу: я на это непойду! Лучше просижу всю ночь в коридоре. – Она заплакала. – Знала
бы моя дочь, видела бы она, да она бы… Пуаро решительно прервал ее:
– Вы меня не поняли, мадам. Ваша просьба вполне обоснованна.
Ваш багаж немедленно перенесут в другое купе.
Миссис Хаббард отняла платок от глаз:
– Неужели? Мне сразу стало лучше. Но ведь в вагоне все купе заняты, разве что кто-нибудь из мужчин…
– Ваш багаж, мадам, – вмешался мсье Бук, – перенесут из этоговагона в другой. Вам отведут купе в соседнем вагоне – его прицепили в Белграде.
– Это просто замечательно! Я, конечно, не истеричка, но спать здесь, когда рядом, за стеной, труп… – Она вздрогнула. – Нет, это выше моих сил.
– Мишель! – крикнул мсье Бук. – Перенесите багаж дамы в любоесвободное купе вагона Афины – Париж.
– Понятно, мсье. В такое же купе, как это? В купе номер три?
– Нет-нет, – быстро возразил Пуаро, прежде чем его друг успел ответить. – Я думаю, мадам лучше станет себя чувствовать, если ничто не будет ей напоминать прежнюю обстановку. Дайте ей другое купе – номер двенадцать, например.
– Слушаюсь, мсье.
Проводник схватил багаж. Миссис Хаббард рассыпалась в благодарностях:
– Вы так добры ко мне, мсье Пуаро, вы проявили такую чуткость.Уверяю вас, я умею это ценить.
– Какие пустяки! Мы пройдем с вами и проследим, чтобы вас устроили поудобнее.
Миссис Хаббард в сопровождении троих мужчин отправилась в свое новое обиталище.
– Здесь очень хорошо, – сказала она, оглядевшись.
– Вам нравится? Видите, это купе ничем не отличается от вашегопрежнего.
– Это правда… только здесь полка с другой стороны. Впрочем, этоне имеет никакого значения: ведь поезда то и дело меняют направление. Так вот, я говорю дочери: «Я хочу ехать по ходу поезда», – а она мне отвечает: «Что толку выбирать купе, если, когда ложишься спать, поезд идет в одну сторону, а когда просыпаешься – в другую?» И она оказалась права. К примеру, вчера вечером в Белграде въезжали мы в одном направлении, а выезжали в другом.
– Но теперь, мадам, вы вполне довольны?
– Ну не сказала бы. Мы застряли в заносах, и никто ничего не делает, чтобы выбраться отсюда, а мой пароход отплывает послезавтра.
– Мадам, – сказал мсье Бук, – все мы в таком положении.
– Вы правы, – согласилась миссис Хаббард, – но ведь ни к кому извас не врывался посреди ночи убийца.
– Одного я по-прежнему не могу понять, – сказал Пуаро, – как убийца мог попасть в ваше купе, если дверь в соседнее купе, как вы говорите, была задвинута на засов? Вы уверены, что засов был задвинут?
– Ну как же! Эта шведка проверила засов у меня на глазах.
– Попробуем воспроизвести всю сцену. Вы лежите на полке – воттак. Оттуда, как вы говорили, не видно, закрыта дверь или нет. Так?
– Да, не видно, потому что на ручке висела моя сумочка. О господи, теперь мне придется покупать новую сумочку! Мне делается дурно, как только взгляну на нее.
Пуаро поднял сумочку и повесил ее на ручку двери, ведущей в соседнее купе.
– Совершенно верно, – сказал он, – теперь мне все понятно: засовпроходит прямо под ручкой, и сумочка его закрывает. С полки вам не было видно, закрыта дверь или нет.
– А я вам что говорила?
– Эта шведка, мисс Ольсон, стояла вот здесь – между вами и дверью. Она подергала засов и сказала вам, что дверь заперта.
– Совершенно верно.
– И все же она могла ошибиться, мадам. Вы сейчас поймете почему, – втолковывал ей Пуаро. – Засов представляет собой обыкновенный металлический брус – вот он. Если повернуть его вправо – дверь закрывается, влево – открывается. Возможно, она просто толкнула дверь, а так как дверь была закрыта с другой стороны, она и предположила, что дверь закрыта с вашей стороны.
– Ну что ж, и очень глупо.
– Мадам, добрые и услужливые люди далеко не всегда самые умные.
– Что правда, то правда.
– Кстати, мадам, вы ехали в Смирну этим же путем?
– Нет, я доехала на пароходе до Стамбула, там меня встретил другмоей дочери мистер Джонсон – прелестнейший человек, вам обязательно надо с ним познакомиться, – он показал мне Стамбул. Город меня разочаровал – сплошные развалины. И всюду эти мечети, а в них заставляют надевать шлепанцы. Да, на чем, бишь, я остановилась?
– Вы говорили, что вас встретил мистер Джонсон.
– Да, он посадил меня на французское торговое судно – оно шло вСмирну, а там прямо на пристани меня уже ждал зять. Что скажет он, когда услышит об этом! Дочь уверяла меня, что так ехать всего проще и удобнее. «Сиди себе в купе до самого Парижа, – говорила она, – а там тебя встретит представитель американской туристической компании. О господи, как мне отказаться от билета на пароход? Ведь для этого нужно предупредить компанию? Нет, это просто ужасно… – И миссис Хаббард снова пустила слезу.
Пуаро – он уже ерзал на месте – поспешил прервать словоохотливую даму:
– Вы пережили такое потрясение, мадам. Мы попросим официантапринести вам чаю с печеньем.
– Я не так уж люблю чай, – сказала миссис Хаббард жалостно, – этоангличане во всех случаях жизни пьют чай.
– Тогда кофе, мадам. Вам надо прийти в себя.
– От этого коньяка у меня закружилась голова. Я, пожалуй, и в самом деле выпила бы кофе.
– Отлично. Вам надо поддержать свои упавшие силы.
– Господи, как вы смешно говорите!
– Но прежде всего, мадам, небольшая формальность. Вы разрешитеобыскать ваш багаж?
– Для чего?
– Мы собираемся обыскать багаж всех пассажиров. Мне не хотелось бы об этом говорить, но вспомните о вашей сумочке.
– Господи помилуй! Еще один такой сюрприз – и мне конец.
Осмотр провели очень быстро. Багажа у миссис Хаббард было немного: шляпная картонка, дешевый чемодан и туго набитый саквояж. Вещи у нее были самые что ни на есть простые и незамысловатые, так что, если б миссис Хаббард не тормозила дела, поминутно подсовывая фотографии дочери и ее двоих довольно уродливых детей: «Малышки моей дочери. Правда, прелестные?», они справились бы с осмотром за две минуты.
Глава 15 Багаж пассажиров
Выдавив из себя пару любезных фраз и заверив миссис Хаббард, что ей подадут кофе, Пуаро и его спутники наконец отбыли восвояси.
– Ну что ж, для начала мы вытащили пустой номер, – сказал мсьеБук. – За кого примемся теперь?
– Я думаю, проще всего будет заходить во все купе по порядку.Следовательно, начнем с номера шестнадцатого – любезного мистера Хардмана.
Мистер Хардман – он курил сигару – встретил их как нельзя более приветливо:
– Входите, входите, господа, если, конечно, поместитесь. Здесь тесновато для такой компании.
Бук объяснил цель визита, и верзила сыщик понимающе кивнул:
– Я не против. По правде говоря, я уж было начал удивляться, почему вы не занялись этим раньше. Вот вам мои ключи. Не хотите ли обыскать мои карманы? Я к вашим услугам. Достать саквояжи?
– Их достанет проводник. Мишель!
Оба саквояжа мистера Хардмана быстро обследовали и возвратили владельцу. В них обнаружили разве что некоторый переизбыток спиртного. Мистер Хардман подмигнул:
– На границах к багажу не слишком присматриваются. Особенноесли дать проводнику на лапу. Я ему сразу всучил пачку турецких бумажонок – и до сих пор не имел неприятностей.
– А в Париже?
Мистер Хардман снова подмигнул:
– К тому времени, когда я доберусь до Парижа, все мое спиртноеможно будет уместить в бутылочке из-под шампуня.
– Я вижу, вы не сторонник «сухого закона», мистер Хардман? – спросил, улыбаясь, мсье Бук.
– По правде говоря, «сухой закон» мне никогда не мешал, – сказалХардман.
– Понятно. Ходите в подпольные забегаловки, – сказал мсье Бук, судовольствием выговаривая последнее слово. – Эти специфические американские выражения, они такие выразительные, такие оригинальные.
– Мне бы хотелось съездить в Америку, – сказал Пуаро.
– Да, у нас вы научились бы передовым методам, – сказал Хардман. – Европу надо тормошить, не то она совсем закиснет.
– Америка, конечно, передовая страна, – подтвердил Пуаро, – тут яс вами согласен. И лично мне американцы многим нравятся. Но должен сказать – хотя вы, наверное, сочтете меня старомодным, – что американки мне нравятся гораздо меньше, чем мои соотечественницы. Мне кажется, никто не может сравниться с француженкой или бельгийкой – они такие кокетливые, такие женственные.
Хардман на минутку отвернулся и взглянул на сугробы за окном.
– Возможно, вы и правы, мсье Пуаро, – сказал он, – но я думаю, чтомужчины всегда предпочитают своих соотечественниц. – И он мигнул, будто снег слепил ему глаза. – Просто режет глаза, правда? – заметил он. – Как хотите, господа, а мне это действует на нервы: и убийство, и снег, и все прочее, а главное – бездействие. Слоняешься попусту, а время уходит. Я не привык сидеть сложа руки.
– Вы энергичны, как и подобает американцу, – улыбнулся Пуаро.
Проводник поставил вещи на полку, и они перешли в соседнее купе. Там в углу, попыхивая трубкой, читал журнал полковник Арбэтнот.
Пуаро объяснил цель их прихода. Полковник не стал возражать.
Его багаж состоял из двух тяжелых кожаных чемоданов.
– Остальные вещи я отправил морем, – объяснил он.
Как большинство военных, полковник умел паковать вещи, поэтому осмотр багажа занял всего несколько минут. Пуаро заметил пакетик с ершиками для трубок.
– Вы всегда употребляете такие ершики? – спросил он.
– Почти всегда. Если удается их достать.
– Понятно, – кивнул Пуаро.
Ершики были как две капли воды похожи на тот, что нашли в купе убитого.
Когда они вышли в коридор, доктор Константин упомянул об этом обстоятельстве.
– И все-таки, – пробормотал Пуаро, – мне не верится. Не тот у негохарактер, а если мы это признаем, значит, мы должны признать, что он не может быть убийцей.
Дверь следующего купе была закрыта. Его занимала княгиня Драгомирова. Они постучались и в ответ услышали глубокое контральто княгини:
– Войдите.
Мсье Бук выступил в роли посредника. Вежливо и почтительно он объяснил цель их прихода.
Княгиня выслушала его молча: ее крохотное жабье личико было бесстрастно.
– Если это необходимо, господа, – сказала она спокойно, когда мсьеБук изложил просьбу Пуаро, – то не о чем и говорить. Ключи у моей горничной. Она вам все покажет.
– Ваши ключи всегда у горничной, мадам? – спросил Пуаро.
– Разумеется, мсье.
– А если ночью на границе таможенники потребуют открыть одиниз чемоданов?
Старуха пожала плечами:
– Это вряд ли вероятно, но в таком случае проводник приведет моюгорничную.
– Значит, вы ей абсолютно доверяете, мадам?
– Я уже говорила вам об этом, – спокойно сказала княгиня. – Я недержу у себя людей, которым не доверяю.
– Да, – сказал Пуаро задумчиво, – в наши дни преданность не такуж часто встречается. Так что, пожалуй, лучше держать неказистую служанку, которой можно доверять, чем более шикарную горничную, элегантную парижанку, к примеру.
Темные проницательные глаза княгини медленно поднялись на него.
– На что вы намекаете, мсье Пуаро?
– Я, мадам? Ни на что.
– Да нет же. Вы считаете – не так ли? – что моими туалетами должна была бы заниматься элегантная француженка?
– Это было бы, пожалуй, более естественно, мадам.
Княгиня покачала головой:
– Шмидт мне предана. – Последнее слово она особо подчеркнула. –А преданность – бесценна.
Прибыла горничная с ключами. Княгиня по-немецки велела ей распаковать чемоданы и помочь их осмотреть. Сама же вышла в коридор и стала смотреть в окно на снег. Пуаро вышел вместе с княгиней, предоставив мсье Буку обыскать багаж.
Княгиня с грустной улыбкой поглядела на Пуаро:
– А вас, мсье, не интересует, что у меня в чемоданах?
Пуаро покачал головой:
– Это чистая формальность, мадам.
– Вы в этом уверены?
– В вашем случае – да.
– А ведь я знала и любила Соню Армстронг. Что вы об этом думаете? Что я не стану пачкать рук убийством такого негодяя, как Кассетти? Может быть, вы и правы.
Минуту-две она молчала. Потом сказала:
– А знаете, как бы я поступила с таким человеком, будь на то мояволя? Я бы позвала моих слуг и приказала: «Засеките его до смерти и выкиньте на свалку!» Так поступали в дни моей юности, мсье.
Пуаро и на это ничего не ответил.
– Вы молчите, мсье Пуаро. Интересно знать, что вы думаете? – снеожиданной горячностью сказала княгиня.
Пуаро посмотрел ей в глаза:
– Я думаю, мадам, что у вас сильная воля, чего никак не скажешь оваших руках.
Она поглядела на свои тонкие, обтянутые черным шелком, унизанные кольцами пальцы, напоминающие когти.
– Это правда, руки у меня очень слабые. И я не знаю, радоватьсяэтому или огорчаться. – И, резко повернувшись, ушла в купе, где ее горничная деловито запаковывала чемоданы.
Извинения мсье Бука княгиня оборвала на полуслове.
– Нет никакой необходимости извиняться, мсье, – сказала она. – Произошло убийство. Следовательно, эти меры необходимы. Только и всего.
– Вы очень любезны, мадам.
Они откланялись – княгиня в ответ слегка кивнула. Двери двух следующих купе были закрыты. Мсье Бук остановился и почесал в затылке.
– Вот черт, это грозит неприятностями. У них дипломатические паспорта: их багаж досмотру не подлежит.
– Таможенному досмотру – нет, но когда речь идет об убийстве…
– Знаю. И тем не менее я бы хотел избежать международных осложнений…
– Не огорчайтесь, друг мой. Граф и графиня разумные люди и всепоймут. Видели, как была любезна княгиня Драгомирова?
– Она настоящая аристократка. И хотя эти двое люди того же круга,граф показался мне человеком не слишком покладистым. Он был очень недоволен, когда вы настояли на своем и допросили его жену. А обыск разозлит его еще больше. Давайте, э-э… давайте обойдемся без них? Ведь в конце концов, какое они могут иметь отношение к этому делу? Зачем мне навлекать на себя ненужные неприятности?
– Не могу с вами согласиться, – сказал Пуаро. – Я уверен, что графАндрени поступит разумно. Во всяком случае, давайте хотя бы попытаемся.
И прежде чем мсье Бук успел возразить, Пуаро громко постучал в дверь тринадцатого купе.
Изнутри крикнули: «Войдите!»
Граф сидел около двери и читал газету. Графиня свернулась клубочком в углу напротив. Под головой у нее лежала подушка – казалось, она спит.
– Извините, граф, – начал Пуаро. – Простите нас за вторжение. Дело в том, что мы обыскиваем багаж всех пассажиров. В большинстве случаев это простая – однако необходимая – формальность. Мсье Бук предполагает, что, как дипломат, вы вправе требовать, чтобы вас освободили от обыска.
Граф с минуту подумал.
– Благодарю вас, – сказал он. – Но мне, пожалуй, не хотелось бы,чтобы для меня делали исключение. Я бы предпочел, чтобы наши вещи обыскали точно так же, как багаж остальных пассажиров. Я надеюсь, ты не возражаешь, Елена? – обратился он к жене.
– Нисколько, – без малейших колебаний ответила графиня.
Осмотр произвели быстро и довольно поверхностно. Пуаро, видно, конфузился; он то и дело отпускал не имеющие отношения к делу замечания.
Так, например, поднимая синий сафьяновый чемодан с вытисненными на нем короной и инициалами графини, он сказал:
– На вашем чемодане отсырела наклейка, мадам.
Графиня ничего не ответила. Во время обыска она сидела, свернувшись клубочком, в углу и со скучающим видом смотрела в окно. Заканчивая обыск, Пуаро открыл шкафчик над умывальником и окинул беглым взглядом его содержимое – губку, крем, пудру и бутылочку с надписью «Трионал». После взаимного обмена любезностями сыскная партия удалилась.
За купе венгров шли купе миссис Хаббард, купе убитого и купе Пуаро, поэтому они перешли к купе второго класса. Первое купе – места десять и одиннадцать занимали Мэри Дебенхэм (когда они вошли, она читала книгу) и Грета Ольсон (она крепко спала, но от стука двери вздрогнула и проснулась). Пуаро, привычно извинившись, сообщил дамам о том, что у них будет произведен обыск.
Шведка всполошилась, Мэри Дебенхэм осталась безучастной.
Пуаро обратился к шведке:
– С вашего разрешения, мадемуазель, прежде всего займемся вашим багажом, после чего я бы попросил вас осведомиться, как чувствует себя наша миссис Хаббард. Мы перевели ее в соседний вагон, но она никак не может оправиться после своей находки. Я велел отнести ей кофе, но мне кажется, что она из тех людей, которым прежде всего нужен собеседник.
Добрая шведка тотчас же преисполнилась сочувствия. Да, да, она сразу пойдет к американке. Конечно, такое ужасное потрясение, а ведь бедная дама и без того расстроена и поездкой, и разлукой с дочерью. Ну конечно же, она немедленно отправится туда… ее чемодан не заперт… и она обязательно возьмет с собой нашатырный спирт.
Шведка опрометью кинулась в коридор. Осмотр ее пожитков занял мало времени. Они были до крайности убоги. Она, видно, еще не обнаружила пропажу проволочных сеток из шляпной коробки.
Мисс Дебенхэм отложила книгу и стала наблюдать за Пуаро. Она беспрекословно отдала ему ключи от чемодана, а когда чемодан был открыт, спросила:
– Почему вы отослали ее, мсье Пуаро?
– Отослал? Чтобы она поухаживала за американкой, для чего жееще?
– Отличный предлог, но тем не менее только предлог.
– Я вас не понимаю, мадемуазель.
– Я думаю, вы прекрасно меня понимаете, – улыбнулась она. – Выхотели поговорить со мной наедине. Правда?
– Я ничего подобного не говорил, мадемуазель.
– И не думали? Да нет, вы об этом думали, верно?
– Мадемуазель, у нас есть пословица…
– Qui s’excuse s’accuse[31] – вы это хотели сказать? Признайте, что я не обделена здравым смыслом и наблюдательностью. Вы почему-то решили, будто мне что-то известно об этом грязном деле – убийстве человека, которого я никогда в жизни не видела.
– Чистейшая фантазия, мадемуазель.
– Нет, вовсе не фантазия. И мне кажется, мы тратим время попусту– скрываем правду, кружимся вокруг да около, вместо того чтобы прямо и откровенно перейти к делу.
– А вы не любите тратить время попусту? Вы любите хватать быказа рога? Вам нравятся откровенность и прямота? Что ж, буду действовать с излюбленными вами прямотой и откровенностью и спрошу, что означают некоторые фразы, которые я случайно подслушал по пути из Сирии. В Конье я вышел из вагона, как говорят англичане, «порастянуть ноги». Было тихо, я услышал голоса – ваш и полковника. Вы говорили ему: «Сейчас не время. Когда все будет кончено… и это будет позади…» Что означали ваши слова, мадемуазель?
– Вы думаете, я имела в виду убийство? – спокойно спросила она.
– Здесь вопросы задаю я, мадемуазель.
Она вздохнула и задумалась.
– В этих словах был свой смысл, мсье, – сказала она через минуту,словно очнувшись от сна, – но какой – этого я вам сказать не могу. Могу только дать честное слово, что я и в глаза не видела Рэтчетта, пока не села в поезд.
– Так… Значит, вы отказываетесь объяснить эти слова?
– Да… Если вам угодно поставить вопрос так – отказываюсь. Речьшла об… об одном деле, которое я взялась выполнить.
– И вы его выполнили?
– Что вы хотите сказать?
– Вы его выполнили, верно?
– Какие основания у вас так думать?
– Послушайте меня, мадемуазель. Я напомню вам еще один случай.В тот день, когда мы должны были прибыть в Стамбул, поезд запаздывал. И это вас очень волновало, мадемуазель. Вы, обычно такая спокойная и сдержанная, потеряли всякое самообладание.
– Я боялась опоздать на пересадку.
– Так вы говорили. Но ведь «Восточный экспресс», мадемуазель,отправляется из Стамбула ежедневно. Даже если бы вы опоздали на поезд, вы задержались бы только на одни сутки.
Мэри Дебенхэм впервые проявила признаки нетерпения:
– Вы, кажется, не понимаете, что человека могут ждать друзья и егоопоздание на сутки расстраивает все планы и может повлечь за собой массу неудобств.
– Ах так, значит, дело было в этом? Вас ждали друзья и вы не хотели причинить им неудобства?
– Вот именно.
– И все же это странно…– Что странно?
– Мы садимся в «Восточный экспресс» – и снова опаздываем. Наэтот раз опоздание влечет за собой куда более неприятные последствия: отсюда нельзя ни послать телеграмму вашим друзьям, ни предупредить их по этому, как это по-английски… междуно… междуногородному телефону?
– По междугородному телефону, вы хотите сказать?
– Ну да.
Мэри Дебенхэм невольно улыбнулась:
– Вполне с вами согласна, это очень неприятно, когда не можешьпредупредить своих ни телеграммой, ни по телефону.
– И все же, мадемуазель, на этот раз вы ведете себя совсем иначе.Вы ничем не выдаете своего нетерпения. Вы полны философского спокойствия.
Мэри Дебенхэм вспыхнула, закусила губу и посерьезнела.
– Вы мне не ответили, мадемуазель.
– Извините. Я не поняла, на что я должна отвечать.
– Чем вы объясните такую перемену в своем поведении, мадемуазель?
– А вам не кажется, что вы делаете из мухи слона, мсье Пуаро?
Пуаро виновато развел руками:
– Таков общий недостаток всех сыщиков. Мы всегда ищем логику вповедении человека. И не учитываем смен настроения.
Мэри Дебенхэм не ответила.
– Вы хорошо знаете полковника Арбэтнота, мадемуазель?
Пуаро показалось, что девушку обрадовала перемена темы.
– Я познакомилась с ним во время этого путешествия.
– У вас есть основания подозревать, что он знал Рэтчетта?
Она покачала головой:
– Я совершенно уверена, что он его не знал.
– Почему вы так уверены?– Он мне об этом говорил.
– И тем не менее, мадемуазель, на полу в купе убитого мы нашлиершик. А из всех пассажиров трубку курит только полковник.
Пуаро внимательно следил за девушкой. Однако на лице ее не отразилось никаких чувств.
– Чепуха. Нелепость, – сказала она, – никогда не поверю, что полковник Арбэтнот может быть замешан в преступлении, особенно таком мелодраматичном, как это.
Пуаро и сам думал примерно так же, поэтому он чуть было не согласился с девушкой. Однако вместо этого сказал:
– Должен вам напомнить, мадемуазель, что вы недостаточно хорошо знаете полковника.
Она пожала плечами:
– Мне хорошо знакомы люди этого склада.
– Вы по-прежнему отказываетесь объяснить мне значение слов:
«Когда это будет позади»? – спросил Пуаро подчеркнуто вежливо.
– Мне больше нечего вам сказать, – холодно ответила она.
– Это не имеет значения, – сказал Пуаро, – я сам все узнаю.
Он отвесил поклон и вышел из купе, закрыв за собой дверь.
– Разумно ли вы поступили, мой друг? – спросил мсье Бук. – Теперь она будет начеку, а следовательно, и полковник тоже будет начеку.
– Друг мой, когда хочешь поймать кролика, приходится запускать внору хорька. И если кролик в норе – он выбежит. Так я и сделал.
Они вошли в купе Хильдегарды Шмидт. Горничная стояла в дверях, она встретила посетителей почтительно и совершенно спокойно. Пуаро быстро осмотрел содержимое чемоданчика. Затем знаком приказал проводнику достать с полки большой сундук.
– Ключи у вас? – спросил он горничную.
– Сундук открыт, господин.
Пуаро расстегнул ремни и поднял крышку.
– Ага, – сказал он, обернувшись к мсье Буку. – Вы помните, что явам говорил? Взгляните-ка сюда!
На самом верху сундука лежала небрежно свернутая коричневая форма проводника спальных вагонов.
Флегматичная немка всполошилась.
– Ой! – закричала она. – Это не мое! Я ничего подобного сюда неклала. Я не заглядывала в сундук с тех пор, как мы выехали из Стамбула. Поверьте мне, я вас не обманываю. – И она умоляюще переводила глаза с одного мужчины на другого.
Пуаро ласково взял ее за руку, пытаясь успокоить:
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Мы вам верим. Не волнуйтесь. Ятак же убежден в том, что вы не прятали форму, как и в том, что вы отличная кухарка. Ведь вы отличная кухарка, правда?
Горничная была явно озадачена, однако невольно расплылась в улыбке:
– Это правда, все мои хозяйки так говорили. Я… – Она запнулась,открыла рот, и на лице ее отразился испуг.
– Не бойтесь, – сказал Пуаро. – У вас нет никаких оснований беспокоиться. Послушайте, я расскажу вам, как это произошло. Человек в форме проводника выходит из купе убитого. Он сталкивается с вами в коридоре. Он этого не ожидал. Ведь он надеялся, что его никто не увидит. Что делать? Необходимо куда-то девать форму, потому что, если раньше она служила ему прикрытием, теперь может только выдать его.
Пуаро посмотрел на мсье Бука и доктора Константина, те внимательно слушали его.
– Поезд стоит среди сугробов. Метель спутала все планы преступника. Где спрятать форму? Все купе заняты. Впрочем, нет, не все: он проходит мимо открытого купе – там никого нет. Наверное, его занимает женщина, с которой он только что столкнулся в коридоре. Забежав в купе, он быстро сбрасывает форму и засовывает ее в сундук на верхней полке в надежде, что ее не скоро обнаружат.
– А что потом? – спросил мсье Бук.
– Над этим нам надо еще подумать. – Пуаро многозначительно посмотрел на своего друга.
Он поднял тужурку. Третьей пуговицы снизу недоставало. Засунув
руку в карман тужурки, Пуаро извлек оттуда железнодорожный ключ: такими ключами проводники обычно открывают купе.
– А вот вам и объяснение, почему наш проводник мог проходитьсквозь закрытые двери, – сказал мсье Бук. – Вы зря спрашивали миссис Хаббард, была ее дверь закрыта или нет: этот человек все равно мог пройти через нее. В конце-то концов, раз уж он запасся формой, отчего бы ему не запастись и железнодорожным ключом?
– В самом деле, отчего? – спросил Пуаро.
– Нам давно следовало об этом догадаться. Помните, Мишель ещесказал, что дверь в купе миссис Хаббард была закрыта, когда он пришел по ее вызову?
– Так точно, мсье, – сказал проводник, – поэтому я и подумал, чтодаме это померещилось.
– Зато теперь все проясняется, – продолжал мсье Бук. – Он наверняка хотел закрыть и дверь в соседнее купе, но, очевидно, миссис Хаббард зашевелилась, и это его спугнуло.
– Значит, – сказал Пуаро, – сейчас нам остается только найти красное кимоно.
– Правильно. Но два последних купе занимают мужчины.
– Все равно будем обыскивать.
– Безусловно! Ведь я помню, что вы говорили.
Гектор Маккуин охотно предоставил в их распоряжение свои чемоданы.
– Наконец-то вы за меня принялись. – Он невесело улыбнулся. – Я,безусловно, самый подозрительный пассажир во всем поезде. Теперь вам остается только обнаружить завещание, где старик оставил мне все деньги, и делу конец.
Мсье Бук недоверчиво посмотрел на секретаря.
– Шутка, – поспешил сказать Маккуин. – По правде говоря, он, конечно, не оставил бы мне ни цента. Я был ему полезен – языки, знаете ли, и всякая такая штука, – но не более того. Если говоришь только поанглийски, да и то с американским акцентом, тебя того и гляди обжулят. Я и сам не такой уж полиглот, но в магазинах и отелях могу объясниться по-французски, по-немецки и по-итальянски.
Маккуин говорил несколько громче обычного. Хотя он охотно согласился на обыск, ему, видно, было несколько не по себе.
В коридор вышел Пуаро.
– Ничего не нашли, – сказал он, – даже завещания в вашу пользу ито не нашли.
Маккуин вздохнул.
– Просто гора с плеч, – усмехнулся он.
Перешли в соседнее купе. Осмотр пожитков верзилы итальянца и лакея не дал никаких результатов.
Мужчины остановились в конце коридора и переглянулись.
– Что же дальше? – спросил мсье Бук.
– Вернемся в вагон-ресторан, – сказал Пуаро. – Мы узнали все, чтоможно. Выслушали показания пассажиров, осмотрели багаж, сами коечто увидели. Теперь нам остается только хорошенько подумать.
Пуаро полез в карман за портсигаром. Портсигар был пуст.
– Я присоединюсь к вам через минуту, – сказал он. – Мне понадобятся сигареты. Дело это очень путаное и необычное. Кто был одет в красное кимоно? Где оно сейчас, хотел бы я знать. Есть в этом деле какая-то зацепка, какая-то деталь, которая ускользает от меня. Дело, повторяю, путаное, потому что его нарочно запутали. Сейчас мы все обсудим. Подождите меня одну минутку.
И Пуаро быстро прошел по коридору в свое купе. Он помнил, что в одном из чемоданов у него лежат сигареты. Сняв с полки чемодан, он щелкнул замком. И тут же попятился, в изумлении таращась на чемодан.
В чемодане на самом верху лежало аккуратно свернутое красное кимоно, расшитое драконами.
– Ага, – пробормотал он, – вот оно что. Вызов. Что ж, принимаюего.
| Часть III Эркюль Пуаро усаживается поудобнее и размышляет |
Глава 1
Который?
Когда Пуаро вошел в вагон, мсье Бук и доктор Константин оживленно переговаривались. Вид у мсье Бука был подавленный.
– А вот и он, – сказал мсье Бук, увидев Пуаро, а когда тот сел рядом, добавил: – Если вы распутаете это дело, я и впрямь поверю в чудеса.
– Значит, оно не дает вам покоя?
– Конечно, не дает. Я до сих пор ничего в нем не понимаю.
– И я тоже. – Доктор с любопытством поглядел на Пуаро. – Честноговоря, я просто не представляю, что же нам делать дальше.
– Вот как… – рассеянно заметил Пуаро. Он вынул портсигар, закурил. Глаза его отражали работу мысли. – Это-то меня и привлекает, – сказал он. – Обычные методы расследования нам недоступны. Скажем, мы выслушали показания этих людей, но как знать, говорят они правду или лгут? Проверить их обычными способами мы не можем, значит, нам надо самим изобрести способ их проверить. А это требует известной изобретательности ума.
– Все это очень хорошо, – сказал мсье Бук, – но вы же не располагаете никакими сведениями.
– Я вам уже говорил, что располагаю показаниями пассажиров, да исам я тоже кое-что увидел.
– Показания пассажиров мало чего стоят. Мы от них ничего не узнали.
Пуаро покачал головой:
– Я не согласен с вами, мой друг. В показаниях пассажиров былонесколько интересных моментов.
– Неужели? – недоверчиво спросил мсье Бук. – Я этого не заметил.
– Это потому, что вы плохо слушали.
– Хорошо, тогда скажите мне, что я пропустил?
– Я приведу только один пример – показания первого свидетеля,молодого Маккуина. Он, на мой взгляд, произнес весьма знаменательную фразу.
– Это о письмах.
– Нет, не о письмах. Насколько я помню, он сказал так: «Мы разъезжали вместе. Мистеру Рэтчетту хотелось посмотреть свет. Языков он не знал, и это ему мешало. Я был у него скорее гидом и переводчиком, чем секретарем». – Он перевел взгляд с доктора на мсье Бука. – Как? Неужели вы так и не поняли? Ну, это уже непростительно, ведь всего несколько минут назад вам представился еще один случай проявить наблюдательность. Он сказал: «Если говоришь только поанглийски, да и то с американским акцентом, тебя, того и гляди, обжулят».
– Вы хотите сказать… – все еще недоумевал мсье Бук.
– А вы хотите, чтоб я вам все разжевал и в рот положил? Хорошо,слушайте: мистер Рэтчетт не говорил по-французски. И тем не менее, когда вчера ночью проводник пришел по его вызову, ему ответили пофранцузски, что произошла ошибка и чтобы он не беспокоился. Более того, ответили, как мог ответить только человек, хорошо знающий язык, а не тот, кто знает по-французски всего несколько слов: «Се n’est rien. Je me suis trompe».[32]
– Правильно! – воскликнул доктор Константин. – И как только мыне заметили! Я помню, что вы особо выделили эти слова, когда пересказывали нам эту сцену. Теперь я понимаю, почему вы не хотели брать в расчет разбитые часы. Ведь без двадцати трех минут час Рэтчетт был мертв…
– А значит, говорил не он, а его убийца! – эффектно закончил мсьеБук.
Пуаро предостерегающе поднял руку:
– Не будем забегать вперед! И прежде всего давайте в своих предположениях исходить только из того, что мы досконально знаем. Я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что без двадцати трех час в купе Рэтчетта находилось постороннее лицо и что это лицо или было французом по национальности, или бегло говорило по-французски.
– Вы слишком осторожны, старина.
– Мы должны продвигаться вперед постепенно, шаг за шагом. Уменя нет никаких доказательств, что Рэтчетт был в это время мертв.
– Но вспомните, вы же проснулись от крика.
– Совершенно верно.
– С одной стороны, – продолжал мсье Бук задумчиво, – это открытие не слишком меняет дело. Вы слышали, что в соседнем купе кто-то ходит. Так вот, это был не Рэтчетт, а другой человек. Наверняка он смывал кровь с рук, заметал следы преступления, жег компрометирующее письмо. Потом он переждал, пока все стихнет, и, когда наконец решил, что путь открыт, запер дверь Рэтчетта изнутри на замок и на цепочку, открыл дверь, ведущую в купе миссис Хаббард, и выскользнул через нее. То есть все произошло именно так, как мы и думали, с той только разницей, что Рэтчетта убили на полчаса раньше, а стрелки часов передвинули, чтобы обеспечить преступнику алиби.
– Не слишком надежное алиби, – сказал Пуаро. – Стрелки показывают час пятнадцать, то есть именно то время, когда непрошеный гость покинул сцену преступления.
– Верно, – согласился мсье Бук, слегка смутившись. – Ну, хорошо,о чем говорят вам эти часы?
– Если стрелки были передвинуты, я повторяю – если, тогда время,которое они указывают, должно иметь значение. И естественно было бы подозревать всех, у кого есть надежное алиби именно на это время – на час пятнадцать.
– Согласен с вами, мсье, – сказал доктор. – Это вполне логично.
– Нам следует обратить внимание и на то, когда непрошеный гостьвошел в купе? Когда ему представился случай туда проникнуть? У него была только одна возможность сделать это – во время стоянки поезда в Виньковцах, если только он не был заодно с настоящим проводником. После того как поезд отправился из Виньковцов, проводник безвыходно сидел в коридоре, и, тогда как ни один из пассажиров не обратил бы внимания на человека в форме проводника, настоящий проводник обязательно заметил бы самозванца. Во время стоянки в Виньковцах проводник выходит на перрон, а значит, путь открыт.
– Следовательно, отталкиваясь от ваших прежних выводов, это должен быть один из пассажиров, – сказал мсье Бук. – Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Который же из них?
Пуаро усмехнулся.
– Я составил список, – сказал он. – Если угодно, просмотрите его.Это, возможно, освежит вашу память.
Доктор и мсье Бук склонились над списком. На листках четким почерком были выписаны имена всех пассажиров в той последовательности, в какой их допрашивали.
1. Гектор Маккуин: американский подданный. Место № 6. Второй класс.
Мотивы: могли возникнуть в процессе общения с убитым.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (с 12 до 1.30 подтверждает полковник Арбэтнот; с 1.15 до 2 – проводник).
Улики: никаких.
Подозрительные обстоятельства: никаких.
2. Проводник Пьер Мишель: французский подданный. Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (Э. П. видел его в коридоре в 12.37 – в то же самое время, когда из купе Рэтчетта раздался голос. С 1 до 1.16 его алиби подтверждают два других проводника).
Улики: никаких.
Подозрительные обстоятельства: найденная нами форма проводника говорит скорее в его пользу, так как, судя по всему, была подкинута, чтобы подозрения пали на него.
3. Эдуард Мастермэн: английский подданный. Место № 4. Второй класс.
Мотивы: могли возникнуть в процессе общения с убитым, у которого он служил лакеем.
Алиби: с 12 до 2 (подтверждается Антонио Фоскарелли).
Улики: никаких, за исключением того, что ему, единственному из мужчин в вагоне, подходит по размеру форма проводника. С другой стороны, он вряд ли хорошо говорит по-французски.
4. Миссис Хаббард: американская подданная. Место № 3.
Первый класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 1 до 2 – никакого.
Улики, подозрительные обстоятельства: рассказ о мужчине, вторгшемся посреди ночи в ее купе, подтверждается показаниями Хардмана и горничной Шмидт.
5. Грета Ольсон: шведская подданная. Место № 10.
Второй класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 (подтверждается Мэри Дебенхэм). Примечание: последняя видела Рэтчетта живым.
6. Княгиня Драгомирова: натурализованная подданная Франции. Место № 14. Первый класс.
Мотивы: была близким другом семьи Армстронг и крестной матерью Сони Армстронг.
Алиби: с 12 до 2 (подтверждается показаниями проводника и горничной).
Улики, подозрительные обстоятельства: никаких.
7. Граф Андрени: венгерский подданный.
Дипломатический паспорт. Место № 13. Первый класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 (подтверждается проводником, за исключением краткого периода с 1 до 1.16).
8. Графиня Андрени: то же самое. Место № 12. Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (приняла трионал и уснула. Подтверждается показаниями мужа. В шкафчике стоит пузырек с трионалом).
9. Полковник Арбэтнот: подданный Великобритании.
Место № 15. Первый класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (разговаривал с Маккуином до 1.30. Потом пошел к себе в купе и не выходил оттуда. Подтверждается показаниями Маккуина и проводника).
Улики, подозрительные обстоятельства: ершик для трубки.
10. Сайрус Хардман: американский подданный. Место № 16. Первый класс.
Мотивы: неизвестны.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи не выходил из купе (подтверждается показаниями Маккуина и проводника). Улики, подозрительные обстоятельства: никаких.
11. Антонио Фоскарелли: подданный США (итальянского происхождения). Место № 5. Второй класс.
Мотивы: неизвестны.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (подтверждается показаниями Эдуарда Мастермэна).
Улики, подозрительные обстоятельства: никаких, за исключением того, что убийство совершено оружием, которое мог бы применить, по мнению мсье Бука, человек его темперамента.
12. Мэри Дебенхэм: подданная Великобритании. Место № 11. Второй класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (подтверждается показаниями Греты Ольсон).
Улики, подозрительные обстоятельства: разговор, подслушанный Эркюлем Пуаро; ее отказ объяснять вышеупомянутый разговор.
13. Хильдегарда Шмидт: подданная Германии. Место № 7. Второй класс.
Мотивы: никаких.
Алиби: с 12 до 2 пополуночи (подтверждается показаниями проводника и княгини Драгомировой).
После чего легла спать. Приблизительно в 12.38 ее разбудил проводник, и она пошла к своей хозяйке.
Примечание: показания пассажиров подтверждают показания проводника. Проводник утверждает, что никто не входил в купе Рэтчетта и не выходил из него с 12 до 1 (когда проводник ушел в соседний вагон) и с 1.15 до 2.
– Этот документ, как видите, – сказал Пуаро, – всего лишь краткийперечень тех показаний, которые мы выслушали. Я их изложил по порядку для вящего удобства.
Мсье Бук, пожав плечами, вернул листок Пуаро.
– Ваш список нисколько не проясняет дела, – сказал он.
– Может, этот придется вам больше по вкусу? – Пуаро, чуть заметно улыбнувшись, вручил ему другой список.
Глава 2 Десять вопросов
На листке было написано:
«Необходимо выяснить следующее:
1. Платок с меткой Н. Кому он принадлежит?
2. Ершик для чистки трубки. Кто обронил его? Полковникили кто-то другой?
3. Кто был одет в красное кимоно?
4. Кто переодевался в форму проводника?
5. Почему стрелки часов указывают 1.15 пополуночи?
6. Было ли убийство совершено в это время?
7. Раньше?
8. Позже?
9. Можем ли мы быть уверены, что в убийстве Рэтчеттаучаствовал не один человек?
10. Как же иначе можно объяснить характер ран?»
– Давайте посмотрим, что тут можно сделать, – сказал мсье Бук,которого явно подбодрил этот вызов его умственным способностям. – Начнем хотя бы с платка. И давайте будем придерживаться самой строгой системы.
– Безусловно, – закивал довольный Пуаро.
Между тем мсье Бук назидательно продолжал:
– Платок с меткой H[33] может принадлежать трем женщинам:
миссис Хаббард, мисс Дебенхэм – ее второе имя Хермиона – и горничной Хильдегарде Шмидт.
– Так. А кому из этих трех вероятнее всего?
– Трудно сказать. По моему мнению, скорее всего мисс Дебенхэм.Вполне возможно, что ее называют не первым именем, а вторым. И потом, она и без того у нас на подозрении. Ведь разговор, который вы, мой друг, подслушали, был, без сомнения, несколько странным, не говоря уже о том, что она отказалась его объяснить.
– Что касается меня, я голосую за американку, – сказал доктор. –Платок стоит целое состояние, а все знают, что американцы швыряются деньгами.
– Значит, вы оба исключаете горничную? – спросил Пуаро.
– Да. Она сама сказала, что такой платок может принадлежать только очень богатой женщине.
– Перейдем ко второму вопросу – ершику для трубки. Кто его обронил: полковник Арбэтнот или кто-нибудь другой?
– На это ответить труднее. Вряд ли англичанин прибегнет к кинжалу. Тут вы правы. Я склонен думать, что ершик уронил кто-то другой для того, чтобы набросить тень на долговязого англичанина.
– Как вы уже отметили, мсье Пуаро, – вставил доктор Константин, – две улики на одно преступление – в такую рассеянность как-то не верится. Я согласен с мсье Буком. Платок, так как никто не признает его своим, по всей вероятности, оставлен просто по недосмотру. Ершик же – явная фальшивка. В подтверждение этой теории я хочу обратить ваше внимание на то, что полковник Арбэтнот, не выказав никакого смущения, признал, что курит трубку и употребляет ершики такого типа.
– Логично, – сказал Пуаро.
– Вопрос номер три: кто был одет в красное кимоно? – продолжалмсье Бук. – Должен признаться, что по этому вопросу у меня нет никаких соображений. А у вас, доктор Константин?
– Никаких.
– Значит, тут нам обоим придется признать свое поражение. А вототносительно следующего вопроса можно хотя бы порассуждать. Кто этот человек (мужчина или женщина), который переодевался в форму проводника спальных вагонов? Тут мы, во всяком случае, можем исключить целый ряд людей, на которых она бы попросту не налезла: на Хардмана, полковника Арбэтнота, Фоскарелли, графа Андрени и на
Гектора Маккуина – из-за большого роста; на миссис Хаббард, Хильдегарду Шмидт и Грету Ольсон – из-за полноты. Итак, остаются: лакей, мисс Дебенхэм, княгиня Драгомирова и графиня Андрени. Однако никто из них не вызывает подозрений. Грета Ольсон – в одном случае и Антонио Фоскарелли – в другом клянутся, что ни мисс Дебенхэм, ни лакей не выходили из купе. Хильдегарда Шмидт утверждает, что княгиня находилась у себя, а граф Андрени уверяет, что его жена приняла снотворное. И выходит, что никто не надевал форму, а это и вовсе нелепо.
– Наверняка это был кто-то из последней четверки, – сказал докторКонстантин. – Иначе придется признать, что посторонний прокрался в поезд и спрятался в укромном месте, а мы уже пришли к выводу, что это исключено.
Мсье Бук перешел к следующему вопросу:
– Номер пять: почему стрелки разбитых часов показывают час пятнадцать? У меня есть два объяснения. Или их перевел убийца, чтобы обеспечить себе алиби: он собирался тут же уйти из купе, но ему помешал шум в коридоре, – или… Подождите… подождите… Я вот-вот разрешусь идеей.
Пуаро и доктор почтительно ожидали, пока у мсье Бука в муках рождалась мысль.
– Додумался! – сказал наконец мсье Бук. – Часы переставил не убийца в форме проводника. Их переставил человек, которого мы назвали Вторым убийцей, – тот левша, или, другими словами, женщина в красном кимоно. Значит, дело было так: она приходит на место преступления позже и передвигает стрелки часов назад, чтобы обеспечить себе алиби.
– Поздравляю! – воскликнул доктор Константин. – Отличная мысль!
– У вас получается, – сказал Пуаро, – что женщина в красном кимоно наносит Рэтчетту удар в темноте, не зная, что он уже мертв, и тем не менее она каким-то образом догадывается, что у него в пижамном кармане лежат часы, вынимает их, вслепую переводит стрелки назад и даже ухитряется сделать на часах нужную вмятину.
Мсье Бук неприязненно посмотрел на Пуаро.
– А вы можете предложить что-нибудь лучшее? – спросил он.
– В данный момент нет, – признался Пуаро. – И все же, – продолжал он, – мне кажется, никто из вас не заметил самого интересного в этих часах.
– Имеет ли к этому отношение вопрос номер шесть? – спросил доктор. – На вопрос, было ли совершено убийство в час пятнадцать, указанное часами время, я отвечаю: нет.
– Присоединяюсь к вам, – сказал мсье Бук. – Следующий вопрос:
было ли убийство совершено раньше? Я отвечаю на него: да. Вы согласны со мной, доктор?
Доктор кивнул.
– Однако на вопрос, было ли убийство совершено позже, тоже можно ответить утвердительно. Я принимаю вашу теорию, мсье Бук, и думаю, что мсье Пуаро ее тоже принимает, хотя и не хочет связывать себе руки раньше времени. Первый убийца пришел до часа пятнадцати, Второй – после часа пятнадцати. А так как одна из ран нанесена левой рукой, нам, наверное, следует выяснить, кто из пассажиров левша?
– Я уже кое-что сделал для этого, – сказал Пуаро. – Вы, должнобыть, заметили, что я просил каждого пассажира написать свою фамилию или адрес. Для окончательных выводов тут нет оснований, потому что есть люди, которые одно делают левой рукой, другое – правой. Некоторые пишут правой рукой, а в гольф играют левой. Но все же кое-что это дает. Все пассажиры брали авторучку в правую, за исключением княгини Драгомировой – она отказалась писать.
– Княгиня Драгомирова! Да нет, это невозможно! – сказал мсье Бук.
– Сомневаюсь, чтобы у нее хватило сил для этого, – усомнился доктор Константин. – Та рана нанесена с большой силой.
– Значит, такой удар женщине не под силу?
– Нет, этого я не сказал бы. Но я думаю, что женщине пожилой и вособенности такой тщедушной и хрупкой, как княгиня Драгомирова, это не под силу.
– А может быть, тут сыграла роль сила духа, преодолевающая телесную немощь? – сказал Пуаро. – Княгиня – яркая личность, и в ней чувствуется огромная сила воли. Однако давайте на время оставим эту тему.
– Итак, вопросы номер девять и десять, – сказал доктор. – Можемли мы с уверенностью утверждать, что в убийстве Рэтчетта участвовал один человек? Как иначе можно объяснить характер ран? С медицинской точки зрения я не вижу иного объяснения. Было бы чистейшей бессмыслицей предположить, что один и тот же человек сначала ударил Рэтчетта слабо, потом изо всех сил, сначала держал кинжал в левой руке, потом переложил его в правую и после этого еще добрых полчаса тыкал кинжалом в мертвое тело. Нет, нет, это противоречит здравому смыслу.
– Да, – сказал Пуаро. – Противоречит. А версия о двух убийцах, по-вашему, не противоречит здравому смыслу?
– Но ведь вы сами только что сказали: как же иначе все объяснить?
Пуаро уставился в одну точку прямо перед собой.
– Именно об этом я и думаю, думаю непрестанно, – добавил он иуселся поудобнее в кресле. – Начиная с этого момента все расследования будут происходить вот здесь, – постучал он себя по лбу. – Мы обсудили этот вопрос со всех сторон. Перед нами факты, изложенные систематично и по порядку. Все пассажиры прошли перед нами и один за другим давали показания. Мы знаем все, что можно было узнать извне. – И он дружески улыбнулся мсье Буку. – Мы с вами, бывало, любили пошутить, что главное – это усесться поудобнее и думать, пока не додумаешься до истины, не так ли? Что ж, я готов претворить теорию в практику – здесь, у вас на глазах. Вам двоим я предлагаю проделать то же самое. Давайте закроем глаза и подумаем… Один, а может, и не один из пассажиров убил Рэтчетта. Так вот, кто из них его убил?
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!