Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 16 страница
На Новый год Эльмира поехала в Ленинград. Они с Юрой договорились об этом. Незадолго до отъезда я начала ее будить, и только в 12 часов она кое-как села в постели. Я так строго:
— Что, Эльмира, теперь полдня сидеть будешь?
А она мне в ответ:
— Вот возьму и умру, будете потом плакать...
Меня это внутри, конечно же, полоснуло, но чтоб не подать виду, сказала:
— Умрешь — похороним. Ничего с тобой не сделается.
Я все это списывала на счет лени... В день отъезда рано вставать на поезд. Сын хотел поехать проводить. Его долго нет. Уже транспортом не успеть. И она мне:
— Мама, причеши меня, пожалуйста. Надо же, до чего дошла, даже
причесаться сама уже не могу. Руку не поднять.
— Ой, Эля, что-то у тебя серьезное. Вот съездишь к Юре, приедешь, хоть как-нибудь сдать сессию и займемся серьезно твоим здоровьем.
И они уехали с Петенькой в Ленинград.
А Юра ездил на какую-то запись в Москву. Они встретились, вместе приехали. Я звонила в Москву им. Эля впервые мне пожаловалась на головные боли и на вопрос о них ответила:
— Да все так же.
В Питер звонила. Ответ все тот же. Я уже начала серьезно беспокоиться. На три-четыре дня они ездили в Репино. Я думала, это поможет. Снова звоню.
— Лучше?
— Да нет, мама, как было, так и есть.
Я все еще беспокоилась, но думала, что знаю эту причину, причину головных болей Эльмиры. Просто в их семейной жизни не так все легко складывалось, и незадолго до этих первых жалоб на боли Элечка перенесла тяжелый семейный стресс. За счет этого стресса, я считала, у нее и были эти боли. Но время шло, а они не проходили. И уже было ясно, что это никакой не стресс.
|
|
|
В ночь под Новый год я до них не дозвонилась. А в ночь с 1 января трубку взял Юра. Мы поздоровались.
— Можно Элечку?
— Конечно, если она сможет подойти.
Меня как током ударило: «Неужели так плохо?»
— Да, с головой очень плохо. Она лежит и, по всей вероятности, я вызову «скорую помощь».
Когда он так сказал, я по-настоящему испугалась:
— Юра, я тогда приеду.
— Не волнуйтесь, Лилия Федоровна. Я найду приличную клинику и выйду на хороших врачей.
На этом расстались. На душе неспокойно. Звоню на следующий день. В трубке незнакомый голос.
— Мне бы Эльмиру.
— Ее нет, а кто спрашивает?
— Ее мама. А Петя есть? Тогда позовите Петю.
— Ой, бабуля, у меня украшена елка.
— Тебя и в Уфе ждет украшенная елка. А мама где?
— Маму увезли в больницу. А папа на кухне варит обед.
Подошел Юра. Объяснил, что пришлось отправить на «скорой» из-за невыносимых головных болей. Звонила каждый день. Очень хотела ехать. Юра отговаривал. Они с Петей ходили к Эльмире каждый день. Но ей не делали ничего. Четыре дня не обследовали. 5 января Юра забрал ее домой, поскольку в больнице так ничего и не делали. Я узнала об этом. Юра сказал:
|
|
|
— Уже вышел на хороших докторов. Есть договоренность.
Но я дальше так уже не могла, и 6 января прилетела. Когда мы ехали из аэропорта, меня удивило, что встретили ночью Юра вместе с Петей.
— Что же ты его дома-то не оставил?
— Да вот Петя очень захотел бабушку встретить.
А когда ехали в машине, сознался:
— Просто Эльмирочка в очень тяжелом состоянии и с ней нельзя оставить Петра.
Я еще даже в мыслях не могла всего представить. Думала: Петя просто бы спал и все, что тут особенного... Когда я увидела, как она лежит... У нее уже не было никаких эмоций... У нее даже не было радости на мой приезд...
— Ой, доченька, вот я и приехала...
— Да...
Это было ночью. Фаина Акрамовна ночевала наверху. Я на Юриной постели, а Элечка на диванчике. Среди ночи такая тишина... Вроде ее беспокоить не хочется — вдруг уснула? Я еле дотерпела до утра... Утром встала:
— Доченька, ну как дела?
— Вроде чуточку лучше...
|
|
|
Стала со мной разговаривать...
— Доченька, ну как у тебя болит голова — постоянно?
В общем она чувствовала себя очень плохо. Боль резко увеличилась. Это случилось в тот же час, в который когда-то умер и Эльмирочкин отец. Юра поехал за доктором к 9 часам. А Элечкин отец умер в начале девятого. Уже из больницы позвонили и сообщили, что на обследование повезти не смогут, потому как она не транспортабельна. Я была в трансе:
— Как же так, лечение не помогает. Антибиотиками закололи и теперь не удастся провести обследование...
Вот... В течение дня никаких звонков. И уже вечером приезжает Юра. Я была на кухне, увидела, заплакала.
— Юра, ну что?
Он подходит:
— Только не волнуйтесь, не плачьте...
— Что, все уже?
— Нет, через два часа мы поедем к Эльмирочке...
Ее повезли на операцию...
Она сказала мне потом:
— Знаешь, мама, у меня было состояние: лучше бы умереть.
Она очень просилась на томограмму:
— Вы уж меня, пожалуйста, повезите. И попалась «скорая» без рессор...
...Юра во время болезни Эли был сам не в себе. Докторов искали всюду. Связались с Францией, Америкой, Швецией... Был момент, когда западные врачи уже были готовы взять Эльмиру на лечение. Юра и ребята начали уже искать валюту. Но те посмотрели томограмму и сообщили: «Мы уже бес сильны что-либо сделать...» Мы поняли, что все... Потом какой-то парижский профессор прислал свою методику лечения. Через переводчика разго-варивали с американскими врачами... Рекомендовали одновременно и химию, и облучение. Юра уговорил профессора, который вел Элечку. Тот согла-сился. Но при том лечении нужен был строгий контроль крови... Ей сделали
|
|
|
палиативную, облегчающую операцию: вывели жидкость, чтобы уменьшить внутричерепное давление. И она ожила. У Юры есть фотография, где Эльми рочка лежит на больничной койке с поднятыми вверх двумя пальцами:
— Наша победа! Виктория!
У нее даже поправилось личико, исчезло двоение, незадолго до смерти проверяли — была единица зрения... А потом все хуже и хуже с каждым днем. Не стала действовать ручка, отказала нога...
После операции Юра вообще неделю не выходил из больницы. Я привозила им кушать и все время говорила ему:
— Юра, я ведь тоже хочу с ней побыть...
А он смеялся:
— Нет, Лилия Федоровна, отсюда мы выйдем втроем: я, Эльмирочка и дочка...
Так они мечтали, чтобы у них появилась дочь...
Юра так и не выходил неделю. Но у него репетиции и концерты. Эльмира же ему сказала просто:
— Не надо, чтобы моя болезнь мешала тому, что ты делаешь.
А «ДДТ» в это время предложили концерт в Кремлевском Дворце. Он не хотел ехать. Но она его буквально заставила.
— Поезжай, ты из-за меня не должен перестать петь.
Она настаивала, Юра поехал. И много времени провел там, занимаясь связями с врачами, был в институте имени Бурденко...
...Я прямо жила с Эльмирочкой в палате. Юра приезжал каждый день. А когда началось плохо с кровью, ему оформили доверенность, и он каждый день привозил свежую кровь. Постоянно был при ней. И все, что возможно, все было сделано...
В ночь с шестого на седьмое марта она, наверное, потеряла почти всю кровь. Она была очень терпелива. Вначале в институте лежала в общей па лате. А головные боли мучали очень. Чтобы не беспокоить людей, не стонать, она держалась. Это мне рассказывала женщина по имени Оля, с которой она подружилась в той палате...
...Оперировать Элечку хотели в пятницу. Головные боли у нее, судя по всему, были очень сильными. И вот она услышала, как хирург не опери рующий отговаривал своего приятеля:
— Не оперируй сегодня. Операция тяжелая, впереди выходные. Сделаешь
в понедельник.
И Элечка это услышала. И она сказала этому профессору:
— Я вас умоляю, прооперируйте, пожалуйста, я буду все терпеть...
А, говорят, она даже не стонала. Потом она сказала мне:
— Мама, в тот момент я была согласна хоть на что, даже умереть. Я уже больше просто не могла терпеть...
Трепанация черепа — очень серьезная операция. Я сразу же позвонила. Ее ведущий врач сказала, что все хорошо. Она легко проснулась после операции и отошла от наркоза. Заулыбалась... Она сама мне сказала, что все хорошо. Единственное, что беспокоило Элечку:
— Мама, когда я проснулась, в горле было очень больно.
Ей вставляли дыхательную трубку...
— Когда мне вытащили эту трубку, так хорошо стало жить, так легко...
— Эльмирочка, у тебя уже совсем не болит голова?
— Ну разве это боль, мамочка...
И вот в ночь с шестого на седьмое марта... Седьмое марта... Я стала менять ей постель. Положила на свою кушетку. Смотрю, она вроде как бы спит. Но что-то показалось не так, и я заподозрила: а не потеряла ли она сознание? Я:
— Эльмирочка, Эльмирочка...
Налила ей водички в уголок. Вижу — глотательного рефлекса нет. Пришла медсестра. Я ей:
— По-моему, Эльмирочка без сознания.
— Да вы сейчас ее не трогайте. Она действительно без сознания...
Вскорости прибежал Юра. Он ездил за кровью. Я искала белье. Захожу:
он стоит перед ней на коленях, у топчана... А на эту кушетку она с моей помощью перебралась сама. И еще сказала мне:
— Мама, можно я здесь целый день пролежу?
— Ну конечно, Эльмира.
Ей радостна была даже смена ракурсов в палате.
И вот Юра стоит на коленях. Я заправляю постель и слышу, как Эльмирочка говорит:
— Не хочу умирать Бигбовой, хочу умереть Шевчук.
Это были ее первые слова, когда она вышла из небытия. Меня так и полоснуло! Я говорю:
— Юра, раз такое дело, никаких Шевчуков. Она будет жить. Лучше пусть Бигбовой, но пусть живет.
Юра Элечке:
— Да что ты, ты же знаешь, как я хотел, чтобы ты была Шевчук. И свя щенника пригласим, как только тебе станет легче. Мы с тобой обвенчаемся...
И тут пришли забирать ее в реанимацию. А ведущий ее профессор сообщил:
— На праздники останутся только дежурные врачи.
Как-то все время не везло: только тяжелая ситуация — и постоянно то выходные, то праздники. Он говорит:
— Мы ее в реанимацию возьмем только на праздники. Вы даже палату можете закрыть. Ключ возьмите с собой.
А Эльмирочка лежала в отдельной палате. Юра понес ее на каталку и повез в реанимацию. Я вдруг как-то неистово и яростно стала собирать все вещи. Напротив был кабинет старшей медсестры, она мне сказала:
— Лилия Федоровна, что вы делаете? Не нужно, это же примета нехо рошая.
— Нет, не могу больше... все, все...
И я в первый раз тогда заплакала. А когда мне медсестра так сказала, я ответила:
— Ладно, самое ценное я оставляю: лампу, магнитофон.
Медсестра из реанимации нам сказала, что Эльмира пришла в себя, веселенькая, улыбается, и мы можем пока не волноваться. И мы с Юрой уехали. Это было 7 марта...
8 марта утром, Юра:
— Поеду к Эльмире.
Написали ей записки. Кушать она уже не могла — беспокоила постоянная рвота. Юра покупал гранаты и давил ей сок. Он все это ей повез, а мы с Фаиной Акрамовной остались дома. И вот его нет и нет. Приехал только к вечеру.
— Юра, как там?
— Да я с ней весь день был. Девчонки-медсестры меня узнали и разрешили... У Эльмиры все в порядке.
Мы даже с Фаиной Акрамовной выпили шампанское, что осталось от Нового года еще... Юра был таким довольным и счастливым. 9 марта он снова поехал. Побыл там немного. Десятого снова съездил и договорился, что 11 марта пропустят меня. Я поехала 11 марта вечером. Взяла передачку, и меня пропустили.
...Эльмирочка уже очень непонятно говорила... Вроде и узнала меня...
Но я поняла: состояние очень тяжелое. Но я еще не думала, что уже надвигается конец... Я сказала ей:
— Знаешь, доченька, врачи обещали скоро снова вернуть тебя в палату, опять будем с тобой. А сейчас я поеду домой. Уже поздно.
А потом подумала: ладно, сейчас кончится капельница, уложу ее спать, обихожу. Задержалась. Она мне говорит:
— Мама, совсем поздно...
— Ты, доченька, не волнуйся, там по набережной пробежать совсем немного. Не страшно. Ты не волнуйся. Что тебе завтра принести?
Она что-то начала произносить...
— Доченька, не понимаю... Может, ты хотела сказать, кумыс?
И она мне так глазками моргнула, мол, да. А это было в среду.
— Эльмирочка, в пятницу прилетает Руалик. Приду домой и сразу же ему позвоню. Он тебе привезет кумыс.
И ушла я даже счастливой, думаю, надо же, так удачно совпало: Руаль прилетит и привезет, что Эльмирочка хочет. Да еще врач сказала:
— У нас прямо за стенкой в реанимации есть отдельная палата. Завтра мы ее туда переведем, и вы опять сможете быть вместе.
12 марта я была довольной и счастливой. Как раз подъехал Юра, и Элечку перевели из реанимации в палату.
В палате она смотрела вокруг уже, знаете, взглядом ребенка. Ей все было интересно.
— Ну вот, дочка, опять будем вместе жить. Юра все время будет к нам приходить в гости.
Я присела на кровать. Юра около кровати встал на коленки. Я так с юмором:
— Что-то ты, доча, стала не очень четко говорить. Твой педагог Павел Романович будет не доволен твоей техникой речи.
Она услышала имя любимого педагога, заулыбалась. Я ее попросила назвать: что это и показывала на лицо. Эльмирочка уже выговаривала только первые слоги слов... Она помнила рот, нос. Но когда показала на лоб, она даже удивилась — не могла вспомнить, что же это такое...
...Из всего этого я поняла, что состояние тяжелое, но еще и мысли не допускала...
— А я кто, Эльмирочка?
— Ма-ма...
— А это кто? — и показала на Юру. Она посмотрела на него очень ласково
и сказала:
— Лас-та...
А он ее когда-то звал ласточкой... Юра очень обрадовался:
— Вот и хорошо. Мне так нравится, когда ты меня так зовешь... Правильно, Эльмирочка, мне так это нравится, так и зови: Ласточка, ласточка...
...Уже вечером, в 10 часов, Юра ушел. Еще не до конца прокапали лекарства через систему. К одиннадцать вечера Элечка стала очень нервничать. Здоровой рукой вырвала систему...
— Эльмира, буду тебя ругать, разве так можно? Понимаю, что больно и. уже устала, давай помогу — подержу...
В двенадцатом часу систему сняли, зашел врач: такой громадный, молодой, усатый, с бородкой. А как она на него зло посмотрела, просто с ненавистью
и демонстративно отвернулась...
— Доченька, отчего ты сердишься на доктора? Некрасиво...
Она опять на него строго глянула и отвернулась. Он ушел и предупредил: вызывайте ночью, не стесняйтесь. Мы с медсестрой ее обиходили, и где-то в час ночи я уснула. Проснулась от стонов. На часах было четверть четвертого утра. Я к ней:
— Эльмирочка, Эльмирочка...
Она лежала на спине, стонала и уже изменилось дыхание. У меня умирал муж, и мама умирала тоже на глазах... Я чувствую, что дыхание уже не такое... Побежала звонить Юре. Еще подумала, что он засыпает под утро и сейчас, наверное, только разоспался. Неужели не проснется?! Но только первый гудок, как сразу: «Алло?» Юра.
— Юрочка, скорее приезжай, Эльмирочка умирает...
— Как? Я же только был. Кто сказал?
— Врач. Быстрее...
Он положил трубку и добрался очень быстро — забежал к Мише Фредкису, своему товарищу, тот довез. Пока ждали Юру, врач спрашивал меня:
— Будем принимать какие-то меры?
— Доктор, все, что возможно...
Я не могла сказать, что не надо... Она стонет, стонет. Ее перевезли за стенку в реанимацию. И раздался стук в дверь. Юра с Мишей. Подошли. Врач начал проверять реакцию зрачков.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!