Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 13 страница
ухажерства не было. Нина с Олегом быстро расстались. А Шамиль все ходил и ходил. Мы с ним гуляли. В Москве у меня тоже были молодые люди, гуляли на Красной площади, под бой курантов... Такое тоже было. А этот все молчал и молчал. Как-то через месяц нашего знакомства, когда я выпускала в школе газету к очередному празднику, приходят:
— Тебя вызывают. Стоят Шамиль и Олег:
— Скорее поехали, праздник, зачем здесь торчать?!
— Не могу, у меня стенгазета.
Шамиль немедленно вызвался помочь. Тут же женский коллектив, так переживающий за меня, обрадовался: наконец-то появился кавалер и просто вытолкал меня за дверь. Шамиль пригласил нас — Олега, меня и Нину — вместе отметить праздник. Оказывается, у него была своя комната. Поехали. По-молодежному побалдели-посидели. Пока мы готовили салаты на кухне, соседка с искренним испугом спросила:
— Девочки, вы не боитесь идти к ним в гости?
— А почему мы должны бояться?
Я была уверена, что все зависит от нас. Да и ребятами они были порядочными. Посидели хорошо.
После этого праздника Шамиль как-то зашел. И когда мы гуляли, неожиданно спросил:
— Поедешь со мной жить в район?
— В качестве кого?
— В качестве жены. Мне надоело есть консервы.
Вот каким было признание в любви и предложение руки и сердца моего будущего супруга! Когда я начала сравнивать с клятвами остальных поклонников... Да еще личный горький опыт: первый парень три года служил в армии, я честно ждала, и он сообщил, когда должна его встретить. Позвонила и услышала в трубку слова его мамы:
|
|
|
— Он ушел со своей женой.
Я тут же запечатала все его письма и отправила ему... Так вот, сопоставив все это, я усмехнулась: никто еще мне не говорил, что хочет на мне жениться, потому что надоело есть консервы. Но я понимала, что все гораздо глубже. Просто это очень оригинальный человек, неординарный.
— Послушай, Шамиль, это ведь такой серьезный вопрос.
— А я тебе серьезно и говорю, думаешь, шучу что-ли?
Вот так он сделал мне предложение. Я не сказала ни да, ни нет. Мы перешли быстро на другую тему. Он стал мне рассказывать о красотах своего Наримановского района, говорил, что это просто Швейцария. Рассказывать он умел достаточно романтично. Что покоряло: не было пошлости, какой-то назойливости. Харьковский кавалер был приторным даже в своих письмах. Они так и остались у Марии Иосифовны в сарае. А здесь ничего подобного. Никакого кокетства и рисовки. Вот такой штрих к образу и характеру отца Эльмирочки.
Как-то Шамиль зашел в очередной раз, и я с удивлением обнаружила: «Да он выпивший!» А ко мне он выпивший не приходил ни разу. Кстати, то, что он не пил, меня не то, чтобы удивляло, а как бы обращало внимание
|
|
|
— все-таки Шамиль был человеком в серьезном возрасте, старше меня на восемь лет, а выглядел еще более взрослым. И совсем не пил, а тут вдруг заходит «под мухой» и говорит:
— Пойдем, пройдемся.
— Нет, мы никуда не пойдем, — такой была моя первая реакция, вызванная скорее удивлением: впервые вижу в нетрезвом состоянии человека, который только что сделал предложение. Он отреагировал даже как-то грубовато:
— Что, тебе не нравится?
— Шамиль, ты пьяный? — спросила его напрямую.
— Тебе это не нравится?
И тут он показался мне совершенно с другой стороны: ага, сделал предложение и тут же вижу в таком безобразии! Я немедленно решила его повоспитывать. Не пустив на порог, сказала:
— Подожди. Оденусь. Выйду.
Вышла в решительном настроении. Прямо перед нашим домом автобусная остановка. Обычно мы ходили до улицы Ленина — уфимскому Бродвею, и тут он мне сказал:
— Проедемся немного на автобусе. Далеко не проходи, ехать одну остановку.
Я ничего не поняла. Вышли. Он крепко берет меня за руку, решительно переводит через дорогу:
|
|
|
— Сейчас мы зайдем в дом моих родителей, и ты скажешь им, что нашла меня пьяным на дороге. Я валялся.
Пока он это говорил, пока я все это переживала, мы уже оказались у двери, и он нажал кнопку звонка. Я представила: сейчас скажу его матери,
что случайная женщина и просто нашла его на дороге... И как рванула, что было сил. А он держал крепко. В результате у моего пальто напрочь оторвался рукав. Но вырваться из рук Шамиля я не смогла. И тут открывает дверь, как я поняла, его отец.
— Проходите, проходите.
Деваться было некуда. Шамиль завел в дом. А дело происходило в феврале. Вот таким неординарным способом мой муж привел меня знакомиться со своими родителями. Пришла я, как мышонок, села на диван. Шамиль сразу к маме. А она, такая маленькая женщина, как начала его отчитывать по-татарски! Тогда я ее впервые разглядела. Такая простенького вида татарочка. А папа очень представительный. Шамиль вдруг бухнул:
— Это вот моя жена.
Я как сидела, так и сижу пришибленным ребенком на диване. Подсел папа. Мама ушла хлопотать на кухню, накрывать стол. А Шамиль все сказал и исчез. Не вижу его и все. Сижу одна. С папой на диване. Накрыли стол. Разлили чай. Вышла его сестра. Младший брат, совсем юноша. Сели. Пили чай. Шамиль то появлялся, то исчезал — наверное, часто ходил курить. Я даже не успевала ему что-то сказать, была просто ошеломлена таким оборотом дела. В душе-то я вроде бы уже и согласилась стать его женой, и на тебе, так привел меня в дом! Состояние было интересным, выходящим из ряда вон.
|
|
|
Папа спрашивает:
— А ваши родители не будут против этого брака? Ведь мой сын — национал.
Вот тогда впервые передо мной встал вопрос национализма. До того я и не предполагала о его существовании. Во-первых, когда я познакомилась с Шамилем, внешне он не походил ни на татарина, ни на башкира. Я вообще думала, что он с Кавказа. Я просто думала, что это кавказское имя и не знала, что оно распространено в Башкирии. И фамилия — Бегбов. Тоже не характерно для здешних народов. Тем более он произносил свою фамилию резко, на манер «Бен-кен-дорф — Бег-боф»...
Господи, Шамиль, да еще Бегбов какой-то! Я только теперь узнала, что он национал... И вот так он привел меня в свой дом. А из дома меня не отпустили уже его родители. Было воскресенье. Я знала, что в понедельник Шамиль уезжает в командировку. Мне в тот же вечер постелили на диване:
— Лилечка, ложитесь, не стесняйтесь.
Хоть он и представил меня, как свою жену, но спали мы порознь. Меня из дому не выпустили уже его родители. Потом я узнала, почему так вышло.
Напомню, что в школе ко мне относились нежно, как к ребенку. Так вот, у нас работала воспитательницей женщина Зухра. Во время войны она жила у родителей Шамиля на квартире. В школе я сразу поделилась новостью, что Шамиль сделал мйе предложение, и я живу в его доме — очень откровенным человеком была в те годы. Когда Зухра об этом узнала, она отправилась к родителям Шамиля. Она столько приятного наговорила им обо мне: и молоденькая, и хорошенькая, и скромница, и умница. Оказывается, Шамиля долго не могли женить — к тому времени ему было 32 года, и родные не чаяли, когда он женится. Когда родители услышали про меня, то Шамилю было сказано строго:
— Если ты ее не приведешь в дом, то мы пойдем за ней сами!
Вот он в таком состоянии меня и привел. Это все я узнала после, а тогда чувствовала себя весьма оригинально.
Так вот я оказалась замужем за башкиром Шамилем Бегбовым. Надо было идти в загс. Это тоже история. Он приехал из командировки и стал говорить мне про какие-то пошлинные марки. Мы подали заявление, был назначен срок регистрации — на 28 февраля. Шамиль работал в строительном управлении, уехал в очередную командировку. Покупка марок оказалась на моей совести. Причем, в командировки он ездил часто, так как был куратором по строительству, и каждый раз, уезжая, напоминал мне о марках. За это время многое изменилось. Шамиль поменял комнату в дальнем районе на другую, поближе к школе. Мы переехали в нее от родителей. И все это время он напоминал мне: марки, марки, марки. А я все забывала. Пришел день нашей регистрации. Пошли в загс. Сие заведение, по закону подлости, находилось в доме его сестры. В загсах раньше было просто: расписывались, даже не снимая пальто. Сели мы за стол перед регистратором, взяла она у нас паспорта:
— Марки, пожалуйста.
Я готова была провалиться сквозь землю:
— Шамиль, я ведь не купила...
Тут его все очень сильно задело:
— Вы что, у себя на месте все это не можете иметь? — шумел он. А назначили нам в конце рабочего дня, мы были последней парой. Даже добежать за этими марками невозможно. Нам вернули паспорта:
— Придете завтра. С марками.
А дома уже собралась вся родня, накрыли стол. Свадьбы не было, но родственники, естественно, на такое событие собрались. Шамиль даже
«Победу» на работе взял, из загса домой собрался меня везти на машине. Я так расстроилась:
— Шамиль, не поеду я...
В моем представлении было, что как только мы переступим порог, у нас сразу спросят:
— А ну, покажите-ка ваши паспорта и «Свидетельство о браке»!
— Ты что придумываешь, кому нужно твое свидетельство! — успокаивал меня Шамиль.
А мне стыдно, будто совершила какое-то преступление, но Шамиль уломал:
— Скажешь, что заехали домой и там все оставили.
Приехали. Конечно, никто ничего не спрашивал. Поздравили. Выпили. Посидели. Он так открыл шампанское, что облил им свою невесту, то есть меня. Вот такой получился ужин без свадьбы. И началась наша семейная жизнь с Эльмирочкиным папой.
Он закончил Московский строительный институт в 1953 году, когда я только в вуз поступила. Человеком он был очень оригинальным. Умным. С довольно сложным характером. Страшно правдивый, не терпящий ни лести, ни игры. И мне сказал:
— Не вздумай обманывать, играть, притворяться. Все равно узнаю. Таким и был — все как есть, таким и принимай. Но человеком оказался
очень порядочным. Работа для него была всем. В доме же был просто гостем. В каком плане? Любил, чтобы за ним ухаживали, все преподносили. Дома делай, что хочешь, с деньгами управляйся, как хочешь — абсолютно чужд и быту. Вернее, быт для него был ничем. Существовала только работа. А семья...
Жена, да тем более педагог — значит, с детьми нет проблем:
— Какое воспитание, о чем говоришь, ты же у меня педагог!
Ему очень нравились его дети, то, как они воспитаны. В школу не ходил
— упаси Боже! Но детьми гордился. Правда, однажды был в школе... первого сентября отвел Эльмирочку в первый класс, потому как очень ее любил. Он был счастлив, когда родился сын. Первенец, очень желанный. И назвал его Руалем. В честь Руаля, о котором в тот момент читал книгу. Тоже особая ситуация. Я хотела рожать в Москве у мамы. Но родители Шамиля настояли, чтобы это произошло в Уфе. Я вынуждена была вернуться поездом и прямо из вагона меня доставили в роддом. В коротенькой записочке мужу написала: «Ну вот, теперь у нас родился путешественник». Так у нашего первенца появилось имя. Вначале я не поняла, почему Руаль. У Шамиля был брат
Рауль, и я просто думала, что он перепутал буквы. Тогда Шамиль объяснил мне в письме. Вот еще одна черта характера моего мужа.
Руаль родился 7 декабря. А бабушка Амина, Эльмирочкина бабушка, она до сих пор жива, ей 87 лет, так вот, наша старенькая Амина очень боялась, что мы назовем первенца по-русски. Имя Руаль ее успокоило. Вообще-то я не чувствовала на себе национализма. Слышала, конечно, что пожилые татары не позволяли своим детям браки с русскими. Но, видимо, Шамиля не знали, как женить, и было уже все равно. Но вот имя внуку дед с бабкой хотели какое угодно, только не русское. А я подходила к этому с другой точки зрения. Мне казалось, назвать сына русским именем, которое бы не вязалось с отчеством, например, Николай Шамильевич, совсем плохо.
Но Шамиль повел себя с матерью довольно оригинально, буквально играя на ее предрассудках. Она все время спрашивала:
— Шамиль, как ты записал своего сына в документах?
— Я запишу 31 декабря, а как назвал, скажу только 1 января. Бабушка Амина все ходила, расстраивалась и расстраивалась. Я не выдержала:
— Ты остановил свой выбор на этом имени?
— Я же сказал: 31-го числа.
И вот бедная бабушка Амина приходит 31 декабря к нам перед самым Новым годом. Вопрос единственный:
— Ты записал внука? - Записал.
— Сынок, ну как ты его назвал?
— Я же сказал тебе: 1 января узнаешь. Завтра придешь — скажу.
Когда она ушла, я спросила у Шамиля, не жалко ли ему маму. Ответ был неожиданный:
— Подумаешь, трагедия. Вот пусть она лучше еще ночь хорошенько подумает.
Так мы прожили до лета. Руалик был совсем мал, когда Шамиль решил вместе со мной ехать на вновь открывшееся Орландское месторождение нефти в Башкирии. Поехал начальником строительного участка. Я вначале отказалась — сын был слишком маленьким. Шамиль уехал один. И когда Руалю исполнилось десять месяцев, забрал нас в поселок Березовка, на севере Башкирии. Место глухое, но люди, которые собрались там, вновь оказались исключительно человечными. Нам просто по-человечески было хорошо всем вместе. Жили одной работой, вместе проводили праздники,
которые в те времена действительно были праздниками. Много было просто хороших соседских вечеров. Фигуры окружающих были разными по возрасту, но очень колоритными. Был такой начальник планового отдела с окладистой бородой и видом ученого-профессора. Но занимаемая должность роли не играла — молодые и старые, начальники и инженеры — все в одной компании.
Из нефтяного района мы вернулись в Уфу — у Руаля началась аллергия, врачи рекомендовали сменить климат. В Уфе Шамиль был начальником управления строительного треста. Ему предложили поездку в Эфиопию. Город Порт-Асэб на Красном море. Это самое узкое место между Эфиопией и какой-то из стран Арабских Эмиратов. То была первая стройка, на которой Советский Союз все делал своими руками. Даже слесари-монтажники ехали из России. Эфиопам отводилась роль чернорабочих. В 1966 году мы приехали с Руалем к Шамилю. Это была огромная пустыня с небольшой живой кромкой около моря. А каменистая пустыня выглядела, как лунная поверх ность. Это было местом для ссыльных эфиопов. Их просто бросали в пустыне, даже не охраняя. Охранять было незачем — бежать все равно некуда. И вот теперь туда привезли русских строить нефтеперерабатывающий завод для привозной нефти, поскольку своей в Эфиопии не было. Муж работал начальником участка по развертыванию резервуара для нефти. Впервые был применен новый способ — резервуары раскручивали как лист бумаги. Мой муж руководил этими работами. Без абсурда не обошлось и тут. Проект был рассчитан на почву, а там каменная пустыня. И бедные эфиопы — черно рабочие кирками и лопатами добирались до мягкого грунта. Некоторые эфиопы не знали даже примитивных орудий труда — их сгоняли на строительство целыми кочевыми племенами. Такой абсурд продолжался долго, пока, наконец, все просто не взорвали.
Условия для русских специалистов были просто ужасными. В этой
.каменной пустыне рабочий день начинался в шесть утра, работали до часу. С часу до шести люди кое-как приходили в себя дома. А в шесть подавали автобусы и начиналось самое хорошее — поездка на Красное море. Теплое приятное море было для всех нас спасением. Но люди уставали настолько, что иногда спросонок не могли сообразить: куда эти автобусы — на работу или на море? Круговорот времени настолько монотонен, что дни можно было определять только по календарю. Радости тоже были. Меня как коммунистку избрали председателем женсовета. Приходилось разгребать все житейские неурядицы нашей русской колонии. Вместе разрешали жить
только с детьми-дошкольниками, потому как не было школ. У многих женщин дети оставались в Союзе. Это сильно раздражало. Да к тому же безделье. В результате типичная женская ругань, постоянные сплетни и напряжение. Жизнь в колонии была не сахар. Все-таки 350 человек. Особенно тяжело во время болезни. При мне было два смертельных исхода. Выхаживали больных сами. Что примечательно: несмотря на то, что женщины изнывали от безделья, сделать график дежурства оказывалось неимоверно сложно. Отказывались.
Там у нас зародилась Эльмирочка. Но когда я оттуда выехала, то еще не знала об этом. У меня было такое впечатление, что еще немного — и я на четвереньках уползу из этой Эфиопии. А когда прилетела в Москву, радости просто не было предела. Как я скучала по своему Союзу! Мужа упорно заставляли остаться. Он просил отпуск, но все время оттягивали. Кончилось тем, что состояние здоровья его начало резко ухудшаться. Вероятно, это были предвестники будущего серьезного заболевания. Когда мы прилетели в Москву, тут я поняла, что во мне кто-то есть — это была Эльмирочка — что я и сейчас сильно переживаю: яркое африканское солнце могло способствовать тому, что Эльмирочкина болезнь была в ней заложена изначально. Муж ждал второго сына, которого хотел назвать Раулем, а я с таким ужасом думала, что у меня будет еще один мальчик! Когда родилась Эльмира, я даже боялась спросить: «Кто?» И когда сказали, что дочь, моему счастью не было предела. Шамиля опять направили в командировку. Когда он вернулся, то написал мне в роддом записку: «Я счастлив, что у нас дочь». И действительно, так выходило, что все внимание муж уделял Эльмире. Меня даже обижало его хладнокровное отношение к сыну. Он не знал, что
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!