Скажет солнцу, – и не взойдет,

и на звезды налагает печать»[71] (Иов 9:5-7).

Так и внимательный читатель Евангелия, следуя Иову, может задать скептический, но резонный вопрос: Пусть так: Бог по Своей благости посылает солнце и дождь на праведных и неправедных. А как быть не с благотворным солнечным светом, а с испепеляющим солнечным зноем? не с дающим жизнь дождем, а с гибельным потопом? с землетрясениями, цунами, вулканическими извержениями и эпидемиями? Ведь все эти катастрофы тоже «посылаются» на праведных и неправедных! И как здесь не вспомнить о том, что будут ли люди добрыми или злыми, да и вообще будут ли люди на земле, «равнодушная природа» все равно будет «красою вечною сиять». В контексте убийственно-равнодушных природных катастроф эта строка Пушкина о «вечной красоте» природы выглядит, конечно, как ирония.

Однако читатель-скептик неправ. Дело в том, что в Евангелии дается сравнение. Но из логики и риторики известно, что в сравнениях надо сопоставлять не все детали сравниваемых объектов, а только то немногое, в чем они совпадают. Этот совпадающий элемент называется по-латыни tertium comparationis, то есть третий член сравнения, критерий сравнения. Например, когда Господь Иисус Христос возвещает о Дне Своего Второго пришествия словами «с е, иду как тать» (Откр 16:15; ср. 2 Петр 3:10; 1 Фесс 5:4), то это сравнение Христа с вором кажется чересчур смелым и неуместным. Но мы понимаем, что критерий сравнения, tertium comparationis здесь всего лишь внезапность, непредсказуемость. Так и в нашем случае, когда сравниваются заповедь любви к врагам и господство Бога в природе, то критерием сравнения является равное отношение ко всем – добрым и злым, праведным и неправедным, своим и чужим, близким и далеким.

Рассуждая последовательно, в этом отношении человек должен был бы подражать Богу, но не делает этого по своей греховности. Правда, в Ветхом Завете имеется много увещеваний к милосердию. Но…, за редчайшими исключениями, – только к милосердию в отношении своих близких, единоверцев.

Мысль о подражании благим богам высказывалась стоическими философами. Луций Анней Сенека (4 до РХ – 65 РХ) в своих Письмах пишет: «Начало почитания богов – вера в них; затем следует признать за ними и величье, и благость, без которой нет величия. … Хочешь умилостивить богов? Будь благ! Кто им подражает, тот чтит их достаточно!»[72]. А в трактате «О благодеяниях» (De beneficiis) едва ли не дословно воспроизводятся слова Нагорной проповеди: «Если ты желаешь подражать богам, то оказывай благодеяния и неблагодарным; ибо солнце восходит и над преступниками, а море открыто и пиратам»[73]. Однако смысл, который вкладывали стоики в подобные наставления, был иным, нежели у Иисуса Христа. Во-первых, когда эти философы говорят о богах, то они подразумевают природу с ее благими законами. В природе как бы разлита божественная благость. И человек тоже благ по природе. Если же люди таковыми не являются (а они в своем большинстве злые, погруженные в безумные страсти), то это просто по причине их невежества, их заблуждения. Поэтому подражание бесстрастным богам (читай – природе) требует признания своего заблуждения, требует самосовершенствования, самообуздания и самообладания. А это – удел немногих людей, познающих высокие идеалы стоической философии. Вот император и философ Марк Аврелий (121 – 180) в своей книге размышлений пишет: «Меня занимает только одно: как бы не сделать того, что не отвечает природе человека, не поступить несоответствующим ей образом, не действовать в разногласии с нею… Человеку свойственно любить и заблуждающихся. Ты достигнешь этого, если проникнешься мыслью, что они сродни тебе, а прегрешают по неведению …»[74]. Человек может сам себя привести в блаженное состояние гармонии с природой или, в некотором смысле, сам себя спасти от зла и страстей. – Дело в том, что у античных философов не существовало и не могло существовать библейского понятия греха и его непреодолимости чисто человеческими усилиями. Такой философский взгляд на людей, на природу, на Бога был абсолютно чужд Евангелию, равно как и Ветхому Завету.

Итак, «любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного», – говорит Иисус. Но это отнюдь не означает, что так поступающие, то есть любящие и молящиеся, просто подтвердят свое «природное» сыновство Богу или получат почетное звание «сынов Божиих». Нет. Если переводить буквально, оригинал гласит: «Любите врагов ваших…, чтобы вы сделались сынами Отца вашего Небесного»[75]. – Второй раз встречается нам в Нагорной проповеди выражение «сыны Божии». Первый раз это было в «блаженствах»: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф 5:9).Миротворцев и безгранично любящих Бог Отец назовет, то есть сделает «Своими сынами», примет их в Свою семью, в непосредственное с Ним общение. Так в устах Иисуса Христа звучит эсхатологическое обетование, данное Его ученикам и последователям. И в то же время это призыв – не к особой элитной группе, но ко всем людям. «Богосыновство» – не природное свойство и не заслуженное состояние, но дар благодати Божией. Этот дар способны принять и усвоить те люди, праведность которых превзойдет праведность книжников и фарисеев (Мф 5:20). Ну а хвалящиеся своей праведностью книжники и фарисеи принципиально не отличаются от презираемых ими грешников – мытарей и язычников: «Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?». Принцип взаимности в любви (ты меня любишь – вот и я тебя буду любить) – этот принцип справедлив для любых «грешников», но совсем недостаточен для последователей Иисуса Христа, которые призываются любить и при этом ничего не ожидать в ответ. Это свойственно Богу, Который любит мир и людей и поступает с ними не по принципу взаимности, но по принципу прощения!

В конце шестой антитезы дается как бы обобщение всех антитез Нагорной проповеди: «Итак будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Любовь, благость, милосердие – именно в этом совершенство Отца Небесного, по подобию Которого был сотворен человек. Вообще-то прилагательное «совершенный» в Писании никогда не применялось по отношению к Богу. Здесь, у Матфея, в первый и последний раз. Поскольку это необычно, вопрос о точном значении выражения «совершенный Бог» был предметом научных размышлений. Мы не станем вдаваться в филологические тонкости ни греческого, ни еврейского языка. Напомним только параллельное место Евангелия от Луки. Оно проще и хорошо поясняет, кáк следует понимать слово «совершенный» у Матфея. Вот цитата из Евангелия от Луки: «Любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосердны, как и Отец ваш милосерден» (Лк 6:35-36). Следовательно «совершенство» у Матфея тоже следует понимать в этическом смысле, как «милосердие» и безграничную «любовь», к которой и призывает Иисус Христос.

Но все-таки остается небольшой вопрос: Почему Матфей, редактируя предание, – а мы знаем, что евангелист Матфей выступает как талантливый редактор, – почему он заменил понятное слово «милосердный», которое логически вытекает из всего предыдущего, необычным словом «совершенный»? Возможно, потому, что Матфей призывом «будьте совершенны» намекает на известное место из Книги Левит. Там в связи с дарованием Закона «сказал Господь Моисею, говоря: объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев 19:1-2). И вслед за тем Книга Левит объясняет, что «святость» израильтян означает послушное исполнение заповедей Закона: почитать родителей, хранить субботу, не поклоняться идолам и так далее. И вот, поскольку все антитезы Нагорной проповеди противопоставляют старому пониманию «святости» и «праведности» по Закону новое и окончательное «исполнение» Закона Христом в Его Царстве, эта новизна выражена необычным словом «совершенство». – Поскольку наименование Бога «совершенным» во всей Библии Ветхого и Нового Завета встречается только в Евангелии от Матфея, оно, скорее всего, отражает ту среду, из которой происходил Евангелист. Для него «быть совершенным» человеком означает исполнить Закон в проявлении безграничной любви (в том числе даже к врагам), чтó является отражением любви «совершенного» Бога ко всему творению. – Однако, полагаю, что современному читателю, по большей части далекому от лингвистических проблем, чисто интуитивно вопрос с «совершенством» понятен.

«Итак будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». В Евангелии от Матфея Царство, которое принес Иисус, есть Царство «Небесное», так и Бог в этом Евангелии – Отец «Небесный», то есть, выражаясь философски, трансцендентный, а выражаясь библейским языком, – святой. Это наименование – Отец Небесный – замечательно объединяет трансцендентность Бога (Он на «Небесах», «Небесный») с Его имманентностью, то есть с Его присутствием в мире, присутствием в любви и милосердии. И это хорошо передается интимным словом «Отец».

В конце сегодняшней беседы уместно напомнить, что заповедь любви к врагам шестой антитезы, как и заповедь не мстить пятой антитезы, не имеет прямой цели воздействовать на привычный правопорядок или на политическую логику государства. В обществе обычных грешных людей нет никакой такой «любви к врагам»: это «противоестественно» для их биологии и психологии – как индивидуальной, так и социальной. «Естественнее» ненавидеть врагов и мстить обидчикам, чему мы являемся свидетелями на протяжении всей истории человечества. Эта реальность отражена в древней латинской крылатой фразе «homo homini lupus est» («человек человеку волк»). Поговорка впервые упомянута в комедии римского драматурга Тита Макция Плавта еще в III веке до РХ. Спустя более двух тысяч лет эта крылатая фраза в Программе Коммунистической партии Советского Союза (1961 г.) была переделана в лозунг «Человек человеку друг, товарищ и брат». Этот лозунг звучит очень гуманно, можно сказать, как бы списан с Нагорной проповеди. Но – таковы уж злые языки – был немедленно осмеян как утопический и карикатурно переиначен в «Человек человеку друг, товарищ и Брут».

И вот всей этой печальной реальности грешного мира с его законами, которые будут существовать, пока существует этот мир, Иисус Христос противопоставляет Новую заповедь, которая не носит юридический или социально-политический характер. Заповедь любви к врагам вовсе не отвергает общественную обороноспособность, долг государства охранять свое население от внешнего врага. Эта заповедь, как мы уже говорили, направлена не на существующие общественные институты, но на отдельного человека, на состояние его сердца.

И все же какой смысл имела бы эта заповедь, если бы она вообще никак не влияла на человеческое сообщество? Но она повлияла, и даже очень! Однако об этом и о некоторых других моментах, связанных с заповедью любви, мы немного поговорим в нашей следующей беседе.

Беседа № 23.

Мы прошли длинный путь, посильно изучая шесть «антитез» Нагорной проповеди Иисуса Христа, которые находятся в 5-й главе Евангелия от Матфея, – «Вы слышали, что сказано древним, … А Я говорю вам…». Особенно важными были пятая и шестая антитезы – о мести и о любви к врагам. Пожалуй, в Новом Завете нигде так сжато не описана этика отношений между людьми. Именно в силу своей необычайной значимости заповедь Иисуса Христа не противиться злому, то есть не мстить, и заповедь любви к врагам всегда вызывали разногласия. Да, в этих заповедях наиболее ярко выражена христианская этика любви, и об этом знают все, даже те, кто не являются христианами. Но именно последние постоянно осуждают христиан за то, что они сами не следуют важнейшей заповеди своего Учителя. Ибо христиане (или те, кто таковыми себя считают и называют) постоянно судят, осуждают, наказывают, казнят, враждуют не только с внешними, но и сами с собой, ведут войны и так далее и так далее.

В связи с этим неплохо бы прояснить содержание той любви, которую заповедал Иисус Христос, и о которой постоянно говорится в Новом Завете. Мы знаем, что так сказать «нормой» поведения людей в этом мире и в этом обществе с доисторических времен и до наших дней является отнюдь не любовь, но вражда, которая проявляет себя многообразно, в разной степени, но всегда и повсюду. С заповедями любви к врагам и отказа от мести Иисус Христос обратился не к широкой публике! Это было бы наивным не только в отношении язычников, но и в отношении иудеев, которым Закон Моисея заповедал ненавидеть врагов и мстить равным возмездием («око за око, зуб за зуб» (Лев 24:20)). Нагорная проповедь обращена к ученикам и последователям Иисуса Христа: «Вы слышали, что сказано… А Я говорю вам… Любите врагов ваших… Благотворите ненавидящим вас…». Кто эти вы? Это не раздраженные книжники и фарисеи, не обозленные саддукеи, первосвященники, не Ирод. Вы – это те, кто шел за Учителем, внимал Ему и вникал в Его слова. Новый Закон любви был заповедан позже возникшей Церкви Христовой.

Итак вопрос: Что это за «любовь к врагам»? О какой любви идет речь? В русском языке слова «любить, любовь» выражают самые разные чувства. Мы употребляем эти слова в самых разных ситуациях: мы можем любить мать и отца, любить своих детей, мужа и жену, друзей, просто знакомых, любить родину или свою работу, любить есть мясо или овощи, любить вино или что-нибудь еще покрепче и так далее и так далее. Кстати, то же относится и к словам «ненавидеть и ненависть», только с противоположным знаком. Чтó объединяет все эти многообразные ситуации, – это эмоциональная окрашенность и любви и ненависти. И для передачи разных эмоциональных состояний в нашем языке используется одно слово «любить» (будем говорить только о межчеловеческих отношениях, а не о любви к колбасе, или к искусству или к правительству). А в греческом языке, на котором написаны Евангелия, для перечисленных эмоций существуют разные глаголы. И все они по-русски традиционно переводятся как «любить». Во-первых, есть глагол evra,w, который означает страстное, эротическое влечение. Этот глагол и соответствующее существительное e;rwj (любовь как эротическая страсть) ни одного раза в Новом Завете не встречается. Во-вторых, есть глагол ste,rgw, который означает родственную любовь, например, жены к мужу, к детям или любовь к родителям. И этот глагол и соответствующее существительное storgh, в Новом Завете тоже не встречается. В-третьих, есть глагол file,w. Он имеет широкий спектр значений. Чаще всего обозначает сердечную привязанность, иногда любовь человека к своему дорогому другу. В Новом Завете этот глагол и соответствующее существительное fili,a встречается раз 20. Но специфичным для Нового Завета является четвертый глагол – avgapa,w. Он и соответствующее существительное aga,ph встречается раз 100, а то и больше. И когда Иисус Христос говорит о любви к врагам, в Его устах звучит именно слово aga,ph. Речь идет, конечно, о переводе слов Иисуса на греческий язык, то есть о Евангелиях. Вот с этим-то глаголом и этим существительным нам и надо познакомиться поближе.

То, что с глаголами «любить» и «ненавидеть» не так-то просто, видно уже в Ветхом Завете, хотя бы из слов Господа Бога у пророка Малахии: «Не брат ли Исав Иакову? говорит Господь; и однако же Я возлюбил Иакова, а Исава возненавидел» (Мал 1:2-3). Эти слова цитирует и Апостол Павел в Послании к Римлянам (Рим 9:13). Речь идет о том, что благословение от отца, Исаака, досталось его хитрому сыну Иакову, и не досталось его простодушному сыну Исаву. И это при том, что Исаак, конечно же, любил Исава, своего сына (Быт 25:28). На этом примере мы видим, что глаголы «любить» и «ненавидеть» не всегда означают привычные для нас эмоции.

Глагол avgapa,w (любить) в зависимости от контекста может иметь разные оттенки значений. Но его изначальный и основной смысл носит не характер эмоции (влечения, привязанности, нежности и так далее). Этот глагол имеет скорее социальный, общественный смысл. Эмоции при этом не исключаются, то есть avgapa,w может включать в себя и эротическое влечение, и нежность, и привязанность. Но этот глагол шире. Да и в самом деле, трудно представить себе, чтобы «любовь к врагу» включала в себя нежность и привязанность. Нет, это по сути что-то иное. Что же именно? Изначально глагол avgapa,w прежде всего означал «принимать как своего», «считать своим, принадлежащим к нам, к нашим». Речь шла о семье, о доме, о нашем селении, о нашем народе. Этот глагол мог включать в себя доброе отношение к человеку, но совсем не обязательно. Так, я могу считать своего соседа негодяем, он может быть мне неприятен, но он – наш. И в этом (только в этом!) смысле я его «люблю». А вот самарянин – не наш, он чужой. Не говоря уже о римлянине или другом язычнике. Этот самарянин или римлянин может быть прекрасным человеком, он может мне очень даже нравиться. Но… общение с такими людьми почти невозможно. И в этом (только в этом!) смысле я его «ненавижу». Чужаки считались нечистыми, подобными нечистым животным – псам или свиньям. А какое может быть общение со свиньями?

Запрещалось общаться не только с чужаками, но и с нечистыми израильтянами. Правда, в Израиле тех времен не было кастовых разделений, как в Индии, но что-то похожее все-таки имело место. Были ведь законопослушные праведники, а были и нарушители Закона – грешники. Вот они-то и суть нечистые, общение с которыми опасно, оно оскверняет. Недаром фарисеи упрекали учеников Иисуса Христа, да и Самого Христа за то, что они общаются и – подумать только! – даже едят за одним столом с грешниками. Ну а что касается страдавших некоторыми болезнями, то даже приближаться к ним было запрещено. «Нечист, нечист!» должны были оповещать они при виде «чистых». И это – в среде самих иудеев. Вот в такой общественно-религиозной ситуации и прозвучал призыв «любви к врагам». Еще раз напомню, что речь идет, во-первых, не об эмоции, не о сердечной привязанности, не о том, чтобы холить, нежить и лелеять врагов. Не об этом речь. Но речь идет хотя бы о простом приятии, о том, чтобы не считать «врага» нечистым, оскверняющим, каким-нибудь недочеловеком, Untermensch’ем. Речь идет о том, чтобы не разделять людей на людей первого, второго, а то и третьего сорта. Такие разделения были характерны для древних обществ, которое делило людей на свободных и рабов, на эллинов и варваров, наконец, на иудеев и эллинов. Одни – полноценные люди, другие – полулюди. Увы, пусть не в такой степени, но подобные разделения существуют и сегодня.

Итак, в заповеди Иисуса Христа речь идет не столько о личных врагах (хотя и о них тоже), сколько о врагах моей веры, моего общества, о разного рода гонителях. Для ранней Церкви таковыми были вначале иудеи, потом – язычники, а много позже – гонители безбожники. И вот о таких врагах сказано: « любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Мы видим, что в заповеди Иисуса Христа глагол «любить» означает уже не просто «принимать как своего» всякого человека, но означает благожелательность ко всем людям, включая врагов. Кем бы ни считало того или иного человека общество, что бы человек ни сделал по отношению к нам, – проклинает ли он нас, ненавидит нас или преследует, – мы, согласно заповеди, должны относиться к нему с неизменной благожелательностью. Это то важное, что надо было прояснить в новозаветном глаголе «любить», avgapa,w.

Но как это возможно? И здесь нам надо обратиться к другому важному аспекту, связанному с такой «любовью». Вдумаемся: когда речь заходит об эротической любви, или о любви к своим родным детям, или о любви к самым близким друзьям, то относительно такой любви нам не нужна никакая «заповедь». Мы просто любим, то есть испытываем независимое от нашей воли инстинктивное чувство. Но когда речь заходит о «любви к врагам», – то мы понимаем, что такая «любовь» не есть что-то «природное», идущее от наших инстинктов. Ведь мы живем не в раю, а в мире, в котором нет никакой «естественной» «любви к врагам». С врагами надо бороться, а если это затруднительно, – бежать от них подальше. А тут нас призывают их любить! Напомню: не ко всем людям обращена эта заповедь любви, а к верующим последователям Христа, к Церкви. Для всех внешних существуют юридические нормы права или нормы общепринятой морали, а не Христова заповедь любви. И здесь возникает принципиальный вопрос: если в нашей природе после грехопадения прародителей нет стремления любить врагов, то как же следовать этой заповеди? Разве можно волевым решением заставить себя любить врага?! Однако вспомним евангельские слова: « человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф 19:26). И вот апостол Павел, развивая эту мысль о любви, ясно и неоднократно пишет в своих посланиях, что любовь (вот та самая христианская любовь, о которой и речь) – не «природное» и не произвольно вызываемое в себе чувство, а дар Божий, величайшая харизма, дар благодати. Этой любви Апостол посвятил пронзительные слова одного из самых возвышенных текстов Нового Завета – 13-ю главу Первого послания к Коринфянам. Радиослушатели, конечно, знают ее.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. … Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует…» (1 Кор 13) и так далее. Не буду цитировать всем прекрасно известный текст. Прошу заметить только, что, перечисляя свойства и действия любви, апостол Павел не упоминает свойств, характерных для эротической любви (e;rwj), для внутрисемейной любви (storgh,) или для платонической любви (fili,a). Любовь (aga,ph), которую он воспевает и прославляет, конечно, не отрицает ни того, ни другого, ни третьего, но она качественно иная. Она – дар благодати Святого Духа, получаемый верующими в таинстве святого крещения. Такая любовь – плод вдохновения от Бога, а не чувство, которое можно произвольно в себе вызывать или заглушать. Всё «природное», характерное для этого мира, – преходящее, а любовь, о которой говорил Иисус Христос и о которой писал апостол Павел, «никогда не перестает» (1 Кор 13:8), но продолжается в вечности, ибо она Божественна. Согласно учению Апостола, если есть вера – будет и любовь ко всем, в том числе и к врагам. Вера действует любовью, проявляет себя в любви (Гал 5:6). Не в сентиментальном чувстве, а в глубокой убежденности в братстве всех людей и их равенстве перед милосердным Богом Отцом, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45). Речь идет не только об убеждении в равенстве людей перед Богом, но и о том, что любовь уподобляет человека Богу. Мы призываемся к совершенству, то есть к богоуподоблению. И это совершенство обретается через умение прощать так, как прощает Бог, и любить так, как любит Бог. Это путь христианской веры и ученичества, требующего не только знания, но и соответствующих действий, соответствующего поведения.

Разумеется, хорошо, если бы сознание братства и равенства, сознание того, что все люди в высшем смысле наши ближние, принесло бы плоды благожелательности, благотворения и вообще всяческой благости. – Но мы прекрасно сознаём также, что греховный мир подчас ставит верующих в такие ситуации, когда проявление любви становится затруднительным, а иногда и просто невозможным. И к таким предельным ситуациям, скорее стихийным, нежели зависящим от нашей личной воли, относится, например, война с ее вынужденным насилием. Сегодняшнюю беседу мы начали с того, что напомнили печальную реальность: Нехристиане постоянно осуждают христиан за то, что они сами не следуют заповедям своего Учителя. Христиане (или те, кто таковыми себя считают и называют) судят, осуждают, клянутся, мстят, казнят, враждуют, ведут войны и так далее и так далее. Оправдаться в этих обвинениях невозможно: такова реальность существования Церкви в этом мире на протяжение двух тысяч лет евангельской проповеди любви и всепрощения. Да, значительная часть христиан, если не большинство, – плохие ученики своего Учителя и совсем уж не Его последователи. Это неоспоримый факт. Но, если мы взглянем даже на «хороших», просвещенных христиан, мы увидим те большие трудности, с которыми они сталкиваются в своих решениях, в выборе между заповедями Христа и требованиями мирских властей, государственных законов, условностями общественной морали или скоропреходящей моды. Всякий верующий христианин, пока несет свой земной крест, является гражданином земного царства с его властями, обществом, законами и требованиями. Но он же одновременно является гражданином Царства Божия, в котором нет мирских законов, но есть только один, условно говоря, «Закон» любви к Богу и ближним. Как в реальной жизни совместить эти два гражданства? Разумеется, мы знаем слова апостола Петра и прочих апостолов: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян 5:29). Но в каждой конкретной ситуации все-таки выбор может быть трудным, мучительным и неразрешимым чисто человеческими усилиями воли. Об этом Своих учеников предупреждал Иисус Христос. И не просто предупреждал, но и дал им замечательное обетование помощи Божией. Говоря о неизбежных трудностях жизни Его последователей в миру, Он дал утешительное обещание: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков… Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас… Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф 10:16-20; ср. Мк 13:11). В Евангелии от Иоанна этот Дух Отца, то есть Святой Дух, назван «Утешителем» (Ин 14:16). Заметим, что речь идет о ситуации мирского суда: греховный мир с его законами судит христиан, и это неизбежно. Как писал апостол Павел, «вы сами знаете, что так нам суждено» (1 Фесс 3:3). Для слушателей небезынтересно будет узнать, что слово «Утешитель» – перевод греческого слова «Параклит» (para,klhtoj). Если же его перевести на латинский язык, то мы услышим всем знакомое слово «Адвокат» (advocatus), явно из юридического лексикона. Адвокат помогает обвиняемому во время судебного процесса. А «суд», по-гречески «кризис» (kri,sij), – тоже всем знакомое слово. Но вдумаемся: ведь человек практически всегда находится в состоянии кризиса, то есть выбора, решения: сделать так или иначе, сказать то или другое, пойти туда или сюда… И, как мы уже упомянули, выбор подчас бывает очень и очень трудным. Да и кто гарантирует, что наш выбор будет правильным? Верующим помогает найти верное решение посылаемый им Дух Утешитель, о чем мы постоянно и молимся, о послании нам Духа истины: Цр=ю2 небе1сный, У3тё1шителю, дш=е и4стины, ... прiиди2 и3 всели1ся въ ны2... Предрешить, предсказать решение Духа Божия невозможно, ибо Дух абсолютно свободен. Об этом тоже сказано в Евангелии от Иоанна: «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Ин 3:8)[76]. Поэтому и единого рецепта для поведения христианина нет и быть не может: всё зависит от конкретной жизненной ситуации. Еще и еще раз напомним, что Закон с его принудительной обязательностью «исполнен» и тем самым принципиально отменен. Вместе с Иисусом Христом, с искуплением рода человеческого на Кресте, вместе с Воскресением, Вознесением и ниспосланием Духа Закон сменился свободой Божественной воли и Божественного решения. Заповеди Иисуса Христа – не принудительный Закон, но духовные ориентиры для внутреннего преображения человека в свободе Духа. И это тем или иным образом неизбежно проявляется во внешнем мире.

И в самом деле: Какой смысл имели бы заповеди Христа, если бы они вообще никак не влияла на человеческое сообщество? Но они повлияли, и даже очень повлияли! На кратком промежутке исторического времени это может быть незаметно. Поэтому часто кажется, что «наше время» более жестоко и безнравственно, чем, скажем, 19-й век. Но это вечное заблуждение человечества, которому всегда казалось, что вот раньше всё было лучше. Нет, не всё. И объективный анализ показывает, что христианство и порожденная им культура – при всех своих падениях и взлетах – оказывали и продолжают оказывать влияние на человечество, уменьшая агрессивность и порывы мстительности.

Чтобы не быть голословным, я позволю себе привести некоторые объективные социологические сведения. Есть такое понятие «коэффициент кровопролитности». Это среднее число убийств на единицу времени к общей численности населения в мире. При этом учитываются все виды убийств – на войне и в быту[77]. Так вот: этот коэффициент кровопролитности со временем, начиная с древности и до наших дней, неуклонно понижается. И это несмотря на невероятное развитие технического оснащения армий и несмотря на увеличение плотности населения, несмотря на Хиросиму и геноцид, на все кровавые войны последнего столетия.

Иллюзия того, что убийств в XX веке было больше, чем, скажем, в «гуманном» XIX, происходит из-за ограниченности нашего кругозора, замкнутого на Европе или на Соединенных Штатах Америки, то есть на так называемом «христианском мире». В том же «гуманном» XIX веке, пусть не в Европе, а где-нибудь в Азии, было убито огромное количество людей. Да и в XX веке, во время почти бескровной «холодной войны» погибло 50 миллионов человек! В целом же насилие в мире уменьшается, причем значительно. Объяснить это можно только одним – совершенствованием общественного морального сознания. В прошлые столетия, не говоря уже о древних веках, грубое физическое насилие составляло бытовой фон любого человека. Ему даже не удивлялись. Война была привычным состоянием: заканчивалась одна война, и почти сразу начиналась другая. А массовые убийства на аренах цирков или самые садистские виды публичных казней служили развлечением толпе. Кто из ныне живущих людей видел публично посаженных на кол или четвертованных? А ведь еще XVII век, век Ньютона и Лейбница, Баха и Паскаля – был веком Варфоломеевской ночи, да и в XVIII веке Просвещения с его гильотиной дела обстояли не лучше. – Сегодня же террористический акт, уносящий несколько жизней, вызывает содрогание миллионов и бурное возмущение в мире. Все это невозможно отрицать. Христианские начала нравственности в течение столетий мало-помалу проникали в общественное сознание. Причем это происходило не только в странах традиционной христианской культуры, но и в самых отдаленных уголках нехристианского мира. Хотелось бы, чтобы этот неровный процесс шел скорее. Но…, как сказано, «у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Петр 3:8). – Таковы социальные отголоски заповеди Иисуса Христа о любви, которая была дана Спасителем как основа личных отношений. И это может удерживать нас от унылого пессимизма, хотя, конечно, для христиан неуместен и прогрессистский оптимизм: пока существует этот мир, в нем всегда будет и месть, и вражда.

На этой так сказать «нейтральной» ноте мы завершаем наш обзор 5-й главы Евангелия от Матфея.

Беседа № 24.

Продолжая читать Нагорную проповедь Иисуса Христа, которая в Евангелии от Матфея занимает три главы – с 5-й по 7-ю, сегодня мы переходим к 6-й главе. Начинается эта глава с трех поучений, объединенных одним важным вопросом: В чем состоит истинная праведность? В 5-й главе речь тоже шла о праведности, о том, что совершенная праведность состоит не в тщательном следовании Закону Моисея, но в постижении и исполнении изначальной воли Божией о человеке как совершенном творении, воле Божией, которая выше всякого Закона. В Законе тоже выражена воля Божия, но не изначальная, а сообщенная людям в их греховном состоянии. Всё это обобщалось в высказывании Иисуса: «Говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф 5:20). В чем состоит это «превосходство», в 5-й главе было показано на нескольких примерах в так называемых антитезах, которые противопоставляют Закону изначальную волю Божию: «Вы слышали, что сказано древним, … А Я говорю вам…». Но в 6-й главе, к которой мы переходим, вопрос о праведности ставится в ином аспекте. Здесь противопоставляются ложная и истинная праведность, понимаемая как религиозная практика, как набожность, благочестие. А высшими делами так понимаемой праведности у иудеев считались милостыня, молитва и пост. Вот об этих трех важнейших проявлениях благочестия и пойдет речь. Три поучения об этих предметах построены по одному типу: Не поступай как лицемеры, которые красуются перед людьми, но проявляй свою набожность тайно, и Бог, видящий тайное, воздаст тебе явно.

О милостыне (6:1-4).

¹ Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного.

² Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. ³У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, ⁴чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Милостыня, молитва и пост – три благие дела праведности – выше всего ценились еще в Ветхом Завете: «Делайте добро – и зло не постигнет вас. Доброе дело – молитва с постом, и милостынею, и справедливостью» (Тов 12:7-8). Первый стих прочитанного евангельского отрывка как бы обобщает все три последующих высказывания Иисуса Христа о милостыне, молитве и посте. Но к этому первому стиху надо сделать текстологическое примечание. Наш Синодальный перевод сделан по поздней рукописной традиции: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми…». В наиболее ранних рукописях, которые современная наука считает стоящими ближе к оригинальному тексту Евангелия, речь в первом стихе идет не о милостыне, а о праведности, которая включает в себя и милостыню, и молитву и пост: «Смотрите, не творите праведности вашей пред людьми…». Так буквально. Ну мы бы сказали по-русски несколько иначе: «Смотрите, не показывайте перед людьми свою праведность…»[78]. Так объявляется общая тема дальнейших высказываний о добрых делах. По вере иудеев эти добрые дела, хотя и не требуются Законом, четко не сформулированы в нем, но превосходят все прочие заповеди Закона. Они (милостыня, молитва и пост) составляют особую заслугу праведника и даже способны искупить чужие преступления Закона. Все это хорошо: и сами дела праведности, и даже ожидание справедливой награды от Отца Небесного. Но плохо только, если «праведность творится» перед людьми, как показательный спектакль: смотрите, мол, какой я праведный.

Первое наставление – о милостыне, которая считалась одним из столпов иудейской набожности. Давать милостыню – то же, что собирать себе сокровище на небе. Когда нищий стоит возле твоих дверей, справа от него стоит Бог, Который вознаграждает за каждое доброе дело. Даже бедняки и нищие должны подавать милостыню. Милостыня – ходатай перед Богом, она – подобно жертвоприношению – искупает грехи, продлевает жизнь, спасает от смерти, уберегает от ада и вводит в жизнь вечную и так далее и так далее. Нет конца похвалам милостыни в иудейской традиции.

В принципе, наставление Иисуса Христа Своим ученикам понятно. Требуют пояснения лишь некоторые моменты. Что значит «когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах»? В синагогах по субботам собирали пожертвования, и публично назывались имена самых щедрых жертвователей (собственно, это как и в наших храмах на стенах и на мраморных досках «увековечиваются» имена щедрых благотворителей, чтобы все видели, хвалили их и по возможности подражали им). Но маловероятно, что в синагогах или на улицах при этом кто-то трубил перед собою в трубу. Скорее всего, Иисус здесь использует ироническую метафору. Так понимал это место еще святой Иоанн Златоуст, писавший: «Так говорит Спаситель не потому, что лицемеры имели трубы, но … этим иносказанием осмеивая и осуждая их»[79]. Так считает и большинство современных исследователей. – Очень яркая карикатура!

Далее надо разобраться с «лицемерами». В современном языке это слово обозначает неискренних, двуличных и лживых людей. В Евангелиях от Матфея и от Луки в лицемерии многократно обвиняются книжники и фарисеи: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры…!». Однако этот упрек смущает не только иудеев, но и многих христиан, которые ближе знакомятся с иудейством и его богатой литературой. В самом деле, можно ли всерьез говорить о том, что фарисеи были неискренними и двуличными людьми? Ну наверное, среди них было немало и таковых. Но в своей массе во времена Иисуса Христа фарисеи были людьми серьезными, честными, старавшимися следовать воле Божией, которая для них была выражена в Законе Моисея. Так что отождествлять фарисейство и лицемерие, как это произошло в европейских языках, – не очень-то справедливо. Но такова уж сложилась традиция. На самом же деле греческое слово u`po,krisij , переведенное как «лицемерие», означает не двуличность, но «актерство», и, соответственно, u`pokrith,j («лицемер») – это актер в театре, человек, который играет роль и своим поведением на сцене стремится произвести впечатление на публику. Но так уж произошло, что в греческом переводе Ветхого Завета этим словом нередко называются безбожники, нечестивые, злодеи и вообще неверующие, язычники. Так в книгах Ветхого Завета. Со временем смысл слова «лицемеры» изменился. Разумеется, Иисусу Христу и в голову не приходило считать фарисеев нечестивыми безбожниками. В Новом Завете слово «лицемер» приблизилось к своему изначальному значению – «актер», то есть человек, входящий в роль, создающий перед публикой иллюзию праведности и ожидающий аплодисментов от публики. Так что фарисеи, о которых речь, – праведники и в собственных глазах, и в глазах общества. Да только вот в глазах Иисуса Христа их праведность несовершенна, ибо она основана на ожидании вознаграждения, и не столько на небе, сколько уже здесь, на земле. Против такой «рабской праведности» возражали уже некоторые мудрые раввины. Так, основатель фарисейства, Антигон из Сохо, еще в III веке до РХ учил: «Не будьте подобны рабам, прислуживающим своему господину с целью получить вознаграждение, но будьте похожи на тех, которые прислуживают своему господину бескорыстно, и да будет страх Божий (небесный) на вас»[80]. Здесь выражена возвышенная мысль о том, что добро должно твориться во имя его самого, а не ради награды. – Позднее иудаизм в лице философа, богослова и врача XII века Рамбама, или, как его чаще называют, Маймонида, создал целое учение о милостыне как пути к высшей праведности. По Маймониду одна из последних ступеней этого пути – это когда подающий милостыню и получающий ее не знают друг друга. В качестве модели этого типа милостыни он указывает на тайную анонимную кассу, которая была в Иерусалимском Храме, в которую праведники вкладывали деньги тайно, и из которой бедные также в тайне брали[81]. – Так заповедали иудейские мудрецы. Но для простого человека с его слабостями все это довольно трудноисполнимо, и практика милостыни сильно отличалась от заповеданной. Как всегда, успех приобрело более наивное представление о служении Богу, которое господствовало в Ветхом Завете. Благоволение Божие, а вместе с ним земное счастье и благоденствие, не говоря уже о награде в будущей жизни, можно, мол, приобрести своими добродетельными поступками. И совсем неплохо, если бы не только Бог, но и все видели, какой я добродетельный. И вот такая позиция приводила к тому, что фарисеи вольно или невольно старались выделиться, быть лучше других. Это прекрасно изображено в притче о фарисее и мытаре (Лк, 18:9-14). Так что в нашем случае слово «лицемер» означает не безбожника, как в Ветхом Завете, но и не лживого и двуличного человека, как в нашем современном языке, а человека определенного религиозного настроя, который глубоко чужд Иисусу Христу. Таких людей скорее можно было бы назвать «святошами» или «ханжами». И в Евангелии от Матфея суровые слова Христа направлены не только против фарисеев, но и против тех Его учеников, которые ожидали вознаграждения и спорили, кому из них достанется первое место в Царствии Божием. Критика Христа направлена и в адрес того показного ханжества, которое существовало и в Древней Церкви, существует и поныне. Иначе какой смысл было Ему предупреждать Своих учеников «не труби перед собою»? Наверное, «трубили».

И еще одно выражение не совсем понятно: «когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Это парадоксальное высказывание, конечно, нельзя понимать буквально и гадать, что бы оно могло значить. Как сказано Златоустом, – «здесь Он не руки разумеет, но усиливает Свою мысль: если возможно, говорит, и себя самого не знать, и если возможно скрыться от самых служащих тебе рук, то постарайся об этом» (Беседа 19 на Мф). Вот она – высшая праведность. Она подразумевает делание добра непроизвольное, без раздумий, без оглядки на публику, как бы идущее от природы. Мы ведь не задумываемся о том, как мы дышим, как у нас бьется сердце. И мы не считаем наши вдохи и выдохи нашей заслугой, ожидая за них вознаграждения. Вот так должно быть и с милостыней, понимаемой, конечно, в широком смысле, а не только как подача мелочи в протянутую руку. На практике нам, конечно, трудно избежать публичности наших действий. Но скромность, сдержанность и тактичность – вот тот урок, который необходимо извлечь из наставления Иисуса Христа о милостыне, так же как из последующих наставлений о молитве и посте.

Ищущие за свою добродетель земного успеха и похвалы от людей «уже получают награду свою». В подлиннике стоят греческие слова, которые использовались в коммерческой деятельности, и буквально эти слова Господа можно перевести так: «Аминь, говорю вам, они сполна получают свою зарплату». Они работают за плату, – ее они и получают. С ними Бог расквитался, и на большее им рассчитывать уже нечего. – Так обстоит дело с милостыней. Теперь речь пойдет о втором высшем долге практической праведности – о молитве.

О молитве (6:5-15).

Довольно длинное наставление о молитве состоит из трех частей. Первая часть по структуре и содержанию очень похожа на заповедь о милостыне: тот, кто делает из своей молитвы публичное шоу и ищет похвалы от людей, уже получает «награду свою». Молиться, как и подавать милостыню, лучше всего втайне, то есть не напоказ.

Во второй части Своего наставления Иисус Христос призывает Своих учеников к краткости в молитве. Это язычники подолгу бормочут свои молитвы, а ученики Христа не должны быть в молитве многословными.

Наконец, в третьей части Иисус Христос приводит образец правильной молитвы. Это молитва «Отче наш», которая в церковной традиции получила название «Молитвы Господней».

Сегодня мы ограничимся разбором первой и второй части наставления о молитве. Итак, вот первая часть, в которой критикуется «лицемерная», показная молитва:

⁵ И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. ⁶Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Этот отрывок в принципе еще понятнее, чем поучение о милостыне. Но у окружающих он мог вызвать удивление, а то и недоумение. Дело в том, что иудеи считали местом молитвы храм или синагогу, так как они верили в то, что шехинá (слава Божия, Сам Бог) присутствует в Святая Святых храма или в синагоге, в шкафу, где хранится свиток Торы. Молитве, совершаемой в этих местах приписывалась особая сила. При этом, правда, дозволялось и всякое другое место молитвы, если оно не осквернено, и если молитва совершается в положенное время. А совершаться молитва должна трижды в день, как указано в книге пророка Даниила, который « три раза в день преклонял колени, и молился своему Богу, и славословил Его» (Дан 6:10). В эти часы приносились утренние и вечерние жертвы. Это третий и шестой час (по нашему счету времени 9 часов утра и 12 часов, то есть полдень). Со временем присоединился и еще и девятый час (то есть 15 часов дня) перед скорым наступлением ночного времени. А по субботам все должны были сходиться в синагогу и там молиться. Конечно, не следует думать, будто Иисус Христос отвергает коллективную или публичную молитву. Нет, разумеется. Речь не об этом. Но «лицемеры», которых Он критикует, преднамеренно, как бы случайно, оказывались на улице, причем на видном месте, на оживленном перекрестке, или на площади, именно тогда, когда наступало время молитвы. И вот тогда «лицемер» начинал на виду у всех молиться, чтобы весь мир мог восхищаться его «праведностью». И в синагогах таковые стремились быть замеченными своей истовой молитвой. Но это ведь еще хуже, чем «трубить перед собой» при подаянии милостыни, так как молитва дает человеку интимную возможность остаться наедине с Богом.

Это уединение с Богом подчеркнуто в словах: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне». Следует заметить, что в Евангелии слова Иисуса более выразительны, чем в переводе. Он говорит не просто о комнате, но о темной кладовке, о чулане. Вот эта самая «кладовка», которая в нашем переводе заменена «комнатой», кладовка вместо синагоги и могла смутить слушавших Иисуса Христа. Но, разумеется, это – не буквальное указание на правильное место молитвы, но преувеличение, гипербола, наглядный пример уединения без помех[82]. Общественная молитва подразумевается сама собою, она не только не исключается, но, напротив, приветствуется. Вспомним хотя бы обетование Иисуса Христа: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18:20). Но в словах об уединенной молитве несомненно отражена собственная молитвенная практика Спасителя, Который для молитвы постоянно искал одиночества. Вот Он, чтобы помолиться, удаляется в пустынное место (Мк 1:35; Лк 5:16) или уходит на гору (Мк 6:46; Лк 6:12). Или вспомним Его Гефсиманскую молитву (Мк 14:32): все спят, а Он молится.

Когда говорится, что Бог вознаградит тебя за твою «тайную» молитву, то тем самым указывается, что истинная молитва, как и милостыня, о которой было сказано то же самое, является обязанностью верующего человека и обладает ценностью в очах Божиих, а потому и будет вознаграждена. Нет, не успехом и благоденствием в этом веке: никогда Иисус Христос не обещал Своим ученикам материального процветания. Напротив, Он предрекал им тяжелые испытания, страдания и гонения. Последователей Христовых ожидает не материальная награда на земле, но «великая награда на небесах», обетование которой было дано в самом начале Нагорной проповеди, в «Блаженствах» (Мф 5:12).

Теперь перейдем ко второй части наставления о молитве:

⁷ А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; ⁸не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него.

Синодальный перевод «не говорите лишнего» слабо передает греческий звукоподражательный глагол, который скорее можно было бы перевести как «бубнить, бормотать». Языческие заклинания были предметом постоянной насмешки иудеев. Они вспоминали при этом пророка Илию, который смеялся над жрецами Ваала: «И взяли они тельца, … и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: “Ваале, услышь нас!” Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется! И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним. Прошел полдень, а они всё еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха» (3 Цар 18:26-29). Долгими призываниями имен своих богов язычники надеялись привлечь к себе их внимание и, по выражению римского философа Сенеки, только «утомляли богов» своей назойливостью. «Стыдно человеку … обременять богов ( deos fatigare ). Что нужды в молитвах?», – писал он[83]. Но простой человек античной эллинской культуры верил в своенравных богов, от которых неизвестно чего для себя ждать – вреда или пользы. Склонить капризных богов на свою сторону можно только мольбами и жертвами, которые, может быть, им придутся по вкусу. Более того, правильно произнесенными таинственными именами богов, можно в известной степени принудить их к исполнению молитвы. В этом смысл всякой магии, всяких заклинаний.

Однако, нельзя сказать, что иудейские молитвы были короче и менее многословны, чем языческие. В этом отношении мнения были разными. Так, Экклезиаст учил краткости: «Не давай устам твоим торопиться, и пусть не спешит твое сердце начать перед Богом речь. Бог на небе, а ты на земле, пусть же будет речь твоя краткой»[84] (Еккл 5:1). Тому же учил и Иисус сын Сирахов: «Не повторяй слова в прошении твоём» (Сир 7:14). Но в целом во времена Иисуса Христа иудеи любили длинные молитвы с использованием многих эпитетов, относящихся к Богу. С одной стороны, это свидетельствовало о своего рода набожности, о серьезном отношении к молитве. Но с другой стороны, это выдавало неправильно понимаемую набожность. Пример такой длинной молитвы мы встречаем во Второй книге Маккавеев: «Священники же, доколе горела жертва, совершали молитву …; молитва же была такая: Господи, Господи Боже, Создателю всех, Страшный, и Сильный, и Праведный, и Милостивый, Единый Царь и Благодетель, Единый Податель всего, Единый Праведный, и Всемогущий, и Вечный, Избавляющий Израиля от всякого зла, Избравший Отцов и Освятивший их! Прими жертву сию за весь Народ Твой» и далее следуют прочие прошения (2 Макк 1:23-30).

Вот такие молитвы, уподоблявшие иудеев язычникам, Иисус Христос отвергает. Молитва – разговор с Богом, любящим и всеведущим Отцом. И этот разговор может быть долгим. Сам Иисус, бывало, молился ночи напролет. Но любовь и внимание Отца Небесного не надо привлекать к себе благочестивой риторикой, нанизыванием многих восхваляющих Бога слов, как в приведенном примере. Какой в этом смысл? Подольститься к Богу? Это наивно и нелепо. Бог знает наши потребности и наши сердца. Он говорил через пророка Исаию:

«И будет, прежде нежели они воззовут, Я отвечу;

они еще будут говорить, и Я уже услышу» (Ис 65:24).

Но если так, если Бог позволяет нам молитвенно общаться с Собой, а иногда это общение бывает даже долгим, то молитва становится даром Божиим и полностью прекращает быть нашей заслугой, на основании которой мы могли бы на что-то претендовать. Вот об этом и Апостол Павел пишет: «Мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас» (Рим 8:26). И не только Дух, но и Сам Иисус Христос предложил нам как подарок образец того, как должно молиться. Это – молитва Отче наш. Однако, к исследованию Молитвы Господней мы приступим в нашей следующей беседе.

Беседа № 25.

Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы!
Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 37 38 39 40 414243 44 45 46 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!