Отрывок из стенограммы заседания коммунистической фракции Президиума Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев 11 апреля 1933 г.



 

РГАСПИ Ф. 89. Оп. 5. Д. 58. Л. 182-186.

ГАРФ Ф. 533. Оп. 5. Д. 193. Л. 110-114об.

 

КОРОЧКИН[9]: Переходим к вопросу о В. Н. Фигнер. <…> Здесь наши товарищи ленинградцы[10] вместо того, чтобы заниматься основными вопросами действительной жизни и работы нашего Общества выуживают всякие второстепенные вопросы и стараются их развить. Во-первых, они тут выражают недоверие и к Президиуму Центрального совета. Они считают, что Президиум Центрального совета мог пропустить антисоветское письмо, никак на него не реагируя, и что вот только они – ленинградцы – истые борцы за чистоту линии. На самом деле, как обстояло дело. Фигнер действительно написала письмо. Это письмо не было нами доведено до сведения Президиума Центрального совета. Это письмо было у нас заслушано на фракции. Письмо действительно неприятное, скверное. Мы определенное отношение к этому письму тогда же вынесли.

(Дальше не стенографируется)

 

Тов. Теодорович. Я могу добавить кое-что. Я сейчас буду ссылаться на основную директиву, чтобы показать, какие истинные директивы партии. Приходится с такими приказаниями, как у наших ленинградцев, среди которых, не в обиду тов. Школьник[11] будь сказано, много бывших эсеров, сталкиваться. Они нас, старых большевиков, учат большевизму…

Когда написала письмо Фигнер, нам было поручено написать ответ В. Н. Фигнер, и ответ был написан. В том числе и я принимал участие в составлении этого ответа. Ответ был одобрен старостатом. После этого староста нашего Общества т. Ярославский понес этот ответ Кагановичу[12], секретарю нашей партии, и Постышеву[13]. О Постышеве я ничего не знаю, об этом скажет Григорьев[14], а о Кагановиче знаю. Ярославский вызвал меня и сказал о разговоре с Кагановичем. Каганович сказал следующее: конечно, письмо Фигнер – вещь, на которую надо реагировать, но вы выбрали такой способ реагирования, как писание писем, которому ЦК Партии не сочувствует. В. Н. Фигнер – такая фигура, что мы должны с нею считаться. Поэтому самый лучший способ – уговорить Фигнер взять свое письмо обратно. Вот директива ЦК, ясная и абсолютно правильная. Вы видите, какой заскок делают ленинградцы. Независимо от того бывш. эсер или не бывший, я могу взять обратно свои слова, они для меня не имеют значения, получается такая картина: вызвал меня Ярославский и говорит: Иван Адольфович, вы в хороших отношениях с В. Н. Фигнер, поговорите с ней, чтобы она взяла обратно свое письмо. Я поговорил с ней, и она взяла обратно, и она сразу сказала: «Мое письмо неверно понято, я не это хотела сказать. Я лояльная советская.». И она это доказала своей речью на Желябовском вечере, т. е. речь, которой никто не слышал, но если кто ее слышал… (с места: «радиослушатели ее слышали»). Таким образом, что получилось. От секретаря партии т. Кагановича мы имели определенную директиву, как поступить. Мы так поступили, а ленинградцы нам говорят, что мы поступили не так, как следует. Определенный загиб, вы чувствуете и совершенно прав тов. ……………… когда говорит, что в этом есть своя система. Этой действительно сплошной загиб.

ГРИГОРЬЕВ: Я приведу только одну справку. Иван Адольфович упустил. Немедленно как только было получено письмо от Фигнер, оно было доведено до сведения Ярославского. Тот у себя отпечатал и разослал Постышеву и Кагановичу. И началось обсуждение этого вопроса. После того, как с ней вели переговоры Шумяцкий и Теодорович, дело считалось у меня формально незаконченным. Я пошел к Ярославскому: «как быть с этим делом, которое у нас не закончено?». Он сказал: «заканчивать его не нужно, есть указания Секретаря ЦК партии шума вокруг этого вопроса не поднимать». Как же говорю так. «А зачем вам непременно нужно кончать, так пустить на тормозах и все».

ТЕОДОРОВИЧ: Определенная директива и правильная и тактичная.

(Тов. Васильченко[15]: «А второе письмо?»)

Когда Шумяцкий поехал к ней для переговоров и просил взять первое письмо обратно, они пришли к соглашению. Она написала: «Ввиду того, что мое первое письмо подвергается неправильному толкованию, я считаю его аннулированным.» Было еще письмо, не такое, его у нас в делах не сохранилось. Неизвестно, куда дел его Шумяцкий. Оно было доведено до сведения Ярославского, и мы «спустились на тормозах».

 

Тов. Кон[16]: Давайте, товарищи, говорить открыто. То, что ленинградцы шумят теперь, глупо политически. Это большой загиб. Но стоит один очень серьезный вопрос: зачем было ей давать билет, зачем было ее выбирать в почетные члены, когда было заранее известно ее отношение к нам? Я был тем, кого делегировали приветствовать ее. Я приветствовал. Но когда мне Шумяцкий сказал, чтобы я передал ей билет, я наотрез отказался. Я не хочу возвращаться к этому вопросу, нечего размахивать после сражения руками, но по-моему, это был необдуманный шаг. Мы не всегда можем быть уверенными, не выкинет ли этот наш «почетный член» какого-нибудь коленца. А исключать его никак нельзя. Мы носимся со Станиславским и с другими, даже ордена им даем, а знаем мы их! Выгодна нам политически эта фигура, и потому мы должны носиться с ней, но такой почет – единственный почетный член – не нужен.

(С места: она не почетный)

Извините, когда на блюде приносят, на подносе, это носит определенный характер. Но когда через несколько месяцев выносятся такие решения, как у ленинградцев, это большой загиб, за который надо бить. (Дальше не стенографируется).

 

ВАСИЛЬЧЕНКО: У нас кажется в Советской Республике весьма немного людей, за которыми закреплено право ругать советскую власть. Со своей стороны, что Фигнер член общества и Сажин[17] имеют это право. То обстоятельство, что ленинградцы по существу крепкие предложения делают, это может вызвать наше отрицательное отношение. Но если фракция по поводу приглашения в члены общества не имела суждения, то ленинградцы правы в том смысле, чтобы поднимать этот вопрос. Вы имели по этому поводу, тут я согласен с выступлением Кона, неправильно было приглашать Фигнер в члены общества, как неправильно создавать популярность вокруг этих к несчастью популярных лиц. Заботиться о популярности в задачи членов общества не входит. Если скажете, что фракция по сему поводу независимо от того, как Ярославский и Каганович относятся, если фракция имела суждения и признала ошибку, хорошо, если не сделала до сих пор, сейчас, пожалуй, уместно сделать, если вопрос поднят.

 

МИЦКЕВИЧ[18]: Тов. Васильченко и товарищ, который там бузит, неужели вы не понимаете, в чем дело. Вокруг этого не надо поднимать шума. Вам дала указание партия. Это само собой разумеется. Почему мы сделали неправильный шаг. Я согласен с Коном. Теперь мы зафиксируем то, что вы предлагаете, сознаемся. Ведь это не останется среди нас, все-таки будут разговоры вокруг этого и опять шум. Мы делаем ошибку, когда Сажина таскаем. Не нужно его таскать, и Савельев[19] говорит, что вот сейчас выскажется славный участник коммуны, он и выступил. Но вокруг этого шума все же не надо, и надо впредь всем предписывать, что их таскать не нужно. Нам выгодно сделать вид, что они за нас и во всем Союзе и заграницей. Когда их не вытаскивают, они сидят смирно, и пусть сидят. Нам нужно кончить, никаких решений не принимать и больше ничего.

 

ТЕОДОРОВИЧ: И принять предложение, которое сформулировали Кон и Мицкевич: заслушать сообщение, не согласиться.

КОН: Не согласиться с загибщиками.

КОРОЧКИН: Считать линию принятую ленинградским отделением в данном вопросе неправильной. Поручить Бюро фракции довести до сведения и разъяснить. (принимается).

 


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 129; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!