ГЛАВА II. ''ПОСТРОИМ СЕБЕ ГОРОД И БАШНЮ'' 6 страница
В месопотамских городах возникало понятие гражданства, которое было либо результатом, либо движущей силой процесса урбанизации. Юридическое оформление образа жизни в городах такого типа имеет все основания для того, чтобы привлечь наше внимание к нему как к специфической особенности месопотамской цивилизации. Клинописные документы конца II тысячелетия и первой половины I тысячелетия до п. э. содержат ряд отдельных сведений, которые, если рассматривать их в совокупности, показывают, что некоторые самые древние и важные города пользовались определенными привилегиями и были освобождены от ряда царских повинностей. Эти города, очевидно, имели юридический статус, который существенно отличался от статуса любой другой общины. В Вавилонии это были Ниппур, Вавилон и Сиппар; в Ассирии древняя столица Ашшур, а позже Харран в Верхней Месопотамии. В принципе обитатели этих ''свободных городов'' претендовали с большим или меньшим успехом, в зависимости от политической ситуации, на освобождение от трудовой повинности, военной службы (или, возможно, только от некоторых видов последней), так же как и на освобождение от налогов. Эти привилегии не были ни новыми, ни исключительными. Даже некоторые лица с ограниченной свободой [60] , упоминавшиеся в административных текстах шумерской империи III династии Ура, освобождались от земляных работ, а название года в правление царя Ишме-агана из Исина отмечает как особое достижение освобождение обитателей Ниппура от военной службы и от выплаты дани (гу) серебром и золотом [61] . Значит, сопротивление подданных некоторым требованиям центральной власти характерно не только для неурбанизированной части населения (ср. предупреждения Самуила в Первой книге Самуила VIII, II и сл.), но также и для жителей городов [62] . Мы еще вернемся к этому вопросу, когда пойдет речь об освобождении от налогов.
|
|
|
Привилегии жителей этих городов находились под защитой божества. Их юридический статус обозначался названием kidinnutu (''находящийся под защитой kidinnu.'' - вероятно, какой-то род штандарта, символа божества), а сами жители назывались ''людьми kidinnu^. В обоих случаях слово kidinnu имеет религиозное и юридическое значение и обозначает объект, помещенный у ворот такого города как символ божественного одобрения и покровительства, который охраняет статус граждан. Наша информация об этом получена из текста, известного под названием ''Зерцало государя'', и из упоминаний в новоассирийских царских надписях, которые описывают военную и политическую ситуацию во время конфликта между Ассирией и националистически настроенной Южной Вавилонией. Мы располагаем весьма фрагментарной ''Хартией Ашшура'', единственным дошедшим документом подобного рода, в котором ассирийский царь, в данном случае Саргон II, подтверждает привилегии этого города после окончания восстания и гражданской войны. ''Зерцало государя'' перечисляет привилегии обитателей Ниппура, Вавилона и Сиппара в случае судебного преследования. Царь не может отправлять в тюрьму, налагать штрафы или отказывать им в праве возбуждать иски. Более того, они защищены от привлечения к трудовой повинности, их не могут заставить подносить кирпич и использовать на других работах даже в тех случаях, когда на них созывается все население страны. Царь не смеет отбирать их тягловый скот, облагать налогами стада. В их обязанность также не входит поставлять корм для царских лошадей. В исторических надписях часто поднимается вопрос о статусе kidinnu вавилонских городов, вопрос, который от Саргона II до Ашшурбанапала имел первостепенное значение для Ассирии в ее борьбе за эффективный контроль над Вавилонией.
|
|
|
Большая часть нашей информации относится к фискальным и личным привилегиям жителей городов, но не показывает фактического положения горожан и особенно тех исторических изменений, которые происходили. Нам известно, что только уроженцы города могли претендовать на kidinnutu. Однако есть письмо, написанное обитателями Вавилона Ашшурбанапалу, в котором утверждается, что даже собака свободна, когда она входит в Вавилон. Этот аргумент, по-видимому, был выдвинут в пылу дискуссии, и не следует считать, что он означает, будто сам воздух города делает тех, кто им дышит, свободными (как говорили в средневековых европейских городах). Статус жителей привилегированных городов раскрывается в одном отрывке ритуальных текстов, описывающих церемонии, совершавшиеся во время празднования Нового года в Вавилоне. В этот день царю разрешалось войти в святая святых святилища, но сделать это он мог только после того, как верховный жрец отбирал у него все знаки царской власти и унижал, надавав пощечин и подергав за уши. Затем царю следовало припасть к земле и в установленной молитве заверить Бела, бога города, что он в течение года не совершил никакого греха, не был невнимательным к священному городу и его святилищу и, более того, не оскорбил ударом по лицу никого, кто пользовался статусом kidinnu . В перечне основных политических грехов царя это ошеломляющее заявление показывает, какое необычное не только для древнего Ближнего Востока, но и для древних цивилизаций Запада значение придавалось человеческому достоинству. Граждане Вавилона и других месопотамских городов, по-видимому, таким образом превратились в особый класс, поставленный выше остального населения не по этническим или экономическим причинам, а только потому, что были уроженцами привилегированных городов.
|
|
|
|
|
|
Помимо привилегий у граждан этих городов были также обязательства, но о последних мы узнаем только случайно. Когда Асархаддон, царь Ассирии, рассказывает о событиях, приведших его на ассирийский престол, он жалуется, что его братья-соперники сражались между собой за трон и ''даже вынули меч в пределах города Ниневии, что было святотатством'' [66] . Исходя из этой фразы можно полагать, что в великих городах Месопотамии существовало запрещение применять оружие в пределах привилегированного поселения. Такой запрет охранялся божеством (на европейском Западе аналогичное явление носило название ''Burgfriede." ).
Чрезвычайно трудно ответить на естественный вопрос, касающийся особых условий и причин, которые породили и способствовали развитию такой социальной ситуации. Основные ее особенности, а именно фискальные и личные привилегии жителей месопотамских городов, не уникальны. Мы уже приводили исторические параллели из отдельных периодов шумерской истории и указывали, что освобождение от налогов и особые привилегии в отношении мобилизации людей для трудовой повинности и на военную службу давались также вавилонскими царями второй половины II тысячелетия до н. э. некоторым землевладельцам, вождям племен и святилищам. Мы знаем об этом из ряда надписей на каменных монументах, так называемых kudurru (''пограничный камень''); в них перечисляются привилегии, сходные с привилегиями городов, которые вавилонский царь давал своим верным слугам и храмам либо по религиозным соображениям, либо вследствие политической необходимости. На камнях имеются также высеченные изображения священных предметов; таким способом территория, на которой они были воздвигнуты, и ее привилегии как бы отдавались под божественную волю и защиту.
Тем, чем был для города воздвигнутый у ворот kidinnu, для сельских владений был kudurru. Оба термина появляются только после ''Темного периода''. Ослабленная центральная власть средневавилонского периода, очевидно, была готова уступить лицам определенного положения и святилищам свое право собирать налоги, набирать солдат и работников или как-то иначе использовать своих подданных. Когда это случалось, то те, кто нес это бремя, лишь меняли хозяина, но если такие привилегии давались городам, то жители города выигрывали. Поэтому всякая попытка уравнять статус kidinnu и kudurru оказывается неубедительной. Особый статус упомянутых городов надо связывать с самым началом их возникновения, но эту мысль невозможно доказать, так как мы не располагаем по этому периоду письменными памятниками.
Разумеется, горожане не всегда одинаково успешно могли реализовать свои права. Большая часть того, что мы знаем о kidinnutu, относится к периодам, когда либо внутренняя политическая ситуация была неблагоприятной для царя, либо же эти города занимали ключевую позицию в международном конфликте. Содержание ''Зерцала государя'' иллюстрирует первую, а борьба Ассирии против националистической Вавилонии - вторую ситуацию. Города Вавилонии готовы были признать ассирийское политическое господство в стране; при этом они могли безопасно вести широкую коммерческую деятельность и сохранить привилегии горожан в виде платы за свое сотрудничество. Степная Вавилония, населенная главным образом арамейскими племенами, обладавшими более воинственным характером, халдеи и жрецы основных святилищ были настроены крайне националистически и аитиассирийски. Все же гордая независимость месопотамских городов, полная достоинства и уверенности, как это показывают документы того периода, не могла быть результатом только временной политической ситуации. Истоки ее коренились в глубокой уверенности горожан в своем положении, которая разделялась всеми жителями. Мы видим это и в Ашшуре, и даже в Харране - городах, история которых была совершенно отличной от истории вавилонских городов.
У нас есть свидетельства, что города финикийского побережья развили тот тип внутренней социальной организации, который в греческой политической терминологии был бы назван аристократией. Так же как и в некоторых текстах, относящихся к жителям Ашшура, мы сталкиваемся там с концепцией правящего городского патрициата, концепцией, далекой от общепринятых представлений, согласно которым город находился под властью царя. Мы не беремся устанавливать зависимость между статусом kidinnutu вавилонских городов и концепцией этого ''западного'' города.
Не можем мы и сказать, каково было отношение к царской власти древних укрепленных городов дельты Нила до того, как произошло объединение Египта; укажем лишь на один знаменательный факт того периода. Рисунок на шиферной палетке изображает царя в виде сокола, птицы бога Гора, разрушающего несколько укрепленных городов. Здесь показан извечный конфликт между городом и царем, который, по-видимому, был весьма бурным по берегам Средиземного моря, хотя почему-то отсутствовал в Южной Месопотамии. Сирийские противники перестройки Иерусалима характеризовали свое отрицательное отношение к городам хорошо сформулированной фразой (Кн. Ездры IV, 13), когда они писали Артаксерксу, царю Персии, что окруженный стеной город ''ни подати, ни налога, ни пошлины не будет давать, и царской казне сделан будет ущерб''.
Компенсируя потери в поступлениях от городов, которые могли отстаивать свои привилегии, ассирийские цари стали строить новые города, либо делая их столицами, либо размещая их в стратегически важных районах. Согласно легенде, Саргон Аккадский в Вавилонии пришел к этой политике более чем на тысячу лет раньше, чем Ассирия, когда построил новый город, фактически своего рода ''новый Вавилон'', как свою столицу. Этим он вызвал гнев Мардука, бога настоящего Вавилона, и тот наложил на Саргона страшное проклятие. Ясно, что эта история недостоверна; цель ее - показать, что Саргон первым из месопотамских царей стал осуществлять ту политику, которая впоследствии сделала Ассирию великой. Он не только основал новую столицу, но и создал огромный дворцовый аппарат (насчитывавший до пяти тысяч человек), поручил уроженцам своего города управлять провинциями, воздвигнул стелы в завоеванных районах, короче говоря, создал тот образец царской политики, которому позже следовали все среднеассирийские цари (но в Вавилонии в то время такая политика была неприемлемой). Не один ассирийский царь принял имя ''Саргон'', и это едва ли случайно. Возможно, что та ситуация, которая существовала в Вавилонии во времена Саргона Аккадского, была идентична отношениям, возникшим позже в Месопотамии между Вавилонией и Ассирией; шумероязычный сельскохозяйственный юг с его городами-государствами противостоял Северной Вавилонии (Кишу, Аккаду и, возможно, Сиппару), которую занимали говорившие по-аккадски воинственные пришельцы из пустынь.
Урбанизация
В каждой цивилизации урбанизация, как социальное явление, воплощаясь, порождает характерный для этой цивилизации тип городского поселения. Расположение частных и общественных зданий, направление внутригородских линий сообщения и укрепления отражают потребности и стремления общины, осуществление которых происходит в пределах существующих экологических и технологических условий данного периода и района. Было бы интересно проследить зависимость общих для всех городов данной цивилизации характерных черт от социальных, экономических и религиозных особенностей их созидателей. При этом не следует брать в расчет типы чужеземных городов, которым порой подражали по каким-либо причинам. Так, например, получил повсеместное распространение тип города с пересекающимися под прямым углом улицами.
Хотя установить эту связь нам никогда не удастся, все же не следует забывать о существовании такой зависимости. Нам очень мешает недостаток найденных в Месопотамии письменных документов, относящихся к разбираемому вопросу. Сколько-нибудь удовлетворительно изучить процесс урбанизации можно лишь там, где археологические данные подкрепляются письменными источниками, причем и те и другие имеются в достаточном количестве. Для древнего периода человечества к этим идеальным условиям ближе всего подходит история греческого города, или, точнее, история того уникального феномена, который мы называем ''полисом''. Только там мы можем проследить характерные стадии процесса урбанизации: возникновение города, воспринимаемое как синойкизм и обозначаемый этим термином, краткий, но блестящий расцвет полиса, его политическое банкротство и длительный период окаменения, при котором, однако, для более поздних эпох сохраняется семя городской цивилизации. Мы располагаем этими сведениями потому, что люди, которые жили в городах Греции, были достаточно образованны, чтобы осмыслить, описать и истолковать происходящие события. Более того, они сумели установить ту же закономерность, о которой мы говорим здесь: зависимость между внешним обликом города и образом жизни и идеологией его обитателей. Именно Аристотель сформулировал эту закономерность с удивительной точностью: ''Наличность акрополя подходит для олигархических и монархических государств, одинаковая укрепленность всех пунктов - для демократических, для аристократических ни то ни другое, но скорее, когда имеется несколько укрепленных пунктов'' *. Нигде в литературных памятниках Месопотамии мы не найдем такого понимания и стремления понять пути собственного развития.
Даже если отвлечься от этого недостатка, в Месопотамии не хватает и необходимых археологических данных. Многие древние города в этом районе все еще населены, например Алеппо- Халеб или Эрбиль. Руины покинутых городов (Вавилона, Сиппара и Ниппура) отпугивают своими размерами и количеством нанесенного песка даже прекрасно оснащенные экспедиции. Археологи предпочитают откапывать интересные памятники, а не тратить время на расчистку бесконечных стен городов или на распутывание сети кривых улиц жилых кварталов. Все же в Месопотамии мы находимся в гораздо лучшем положении, чем египтологи, которым удалось раскопать только один явно нетипичный город, Ахетатон (современную Амарну); все другие города полностью исчезли.
* Аристотель. Политика 1330 в. 19 cл. (Перев. С. А. Жебелева). М., 1911, с. 325.
Остается сделать последнее, но важное предупреждение: на древнем Ближнем Востоке мы сталкиваемся, как уже неоднократно отмечалось, с удивительным разнообразием цивилизаций, каждая из которых создала свои, характерные для нее черты города. Они стирались или искажались из-за многократных набегов и более важных, хотя и менее ощутимых влияний внутренних социальных и экономических потрясений, воздействия моды и вкусов царей. Количество и значение этих изменений часто даже невозможно уточнить, поэтому делать какие-либо выводы чрезвычайно рискованно.
Далее я буду говорить об особенностях месопотамского города и попытаюсь связать их с идеологическими взглядами, которые эти особенности, возможно, отражали. Этот подход позволяет полностью использовать существующие данные, несмотря на имеющиеся препятствия, о которых я только что писал.
С III тысячелетия до н. э. отличительной особенностью ближневосточного города (за исключением, пожалуй, Египта) становится наличие укреплений. В обязанности царя входило поддержание городских стен в хорошем состоянии и соответственно их разрушение в завоевываемых городах. Возникает вопрос: являлся ли укрепленный город, отличающийся от крепости, возведенной по военным соображениям, характерной особенностью этого района и цивилизации или это было результатом заимствования? Обширные укрепления отнюдь не обязательная принадлежность городов. Греческий полис подозрительно мало полагался на укрепления в противоположность впечатляющим циклопическим стенам и замкам микенского периода. Минойские города на Крите, по-видимому, были лишены стен и башен в период расцвета этой цивилизации. В тех случаях, когда незнакомые с городской жизнью племена завоевывали городскую цивилизацию, существовало явное предубеждение против укрепленных городов; мы видим, например, что царь, изображаемый на египетских шиферных плитках периода объединения страны в виде быка или сокола, рушит укрепленные города в дельте Нила. Подобным же примером может служить уничтожение городов долины Инда ведийскими индийцами под предводительством бога Индры, которому они дали эпитет puram-dara - ''разрушитель крепостей'', термин, соответствующий греческому poUorketes . Ничего подобного мы не встречаем в древних месопотамских источниках. Так как членение шумерского города на собственно город, пригород и лежащую вне его гавань или торговый порт отражает существование четкой пограничной линии между самим городом и тем, что находится за его пределами, можно предположить, что окружение шумерских городов стенами было типичным явлением. Однако были и нетипичные города, такие, как Сиппар или на юге - Лагаш, которые представляли собой скопление поселений, где ядро города включало понемногу окружающие поселения. Какую роль в этом сложном развитии, приводившем поселения на юге к урбанизации, играло строительство укреплений, я не знаю.
Стены городов на древнем Ближнем Востоке были не только демаркационной линией между городом и открытым пространством или заранее подготовленной линией обороны - ими определялся весь характер городской архитектуры. Высота, длина и расположение стен свидетельствовали о значении и могуществе города, а монументальность ворот демонстрировала его богатство. Размеры сооружений должны были производить большое впечатление на посетителя и внушать страх врагам. Тщательно ремонтируемые стены отдавались под защиту божества, и им давались длинные, призывающие божественную помощь названия [67] .
Монументальная конструкция ворот была связана также с тем, что возле них находился как бы ''гражданский центр''. Здесь, вероятно на примыкавшей к воротам изнутри города площади, собиралось и принимало решения собрание, а градоправитель управлял городом, или по крайней мере той его частью, к которой примыкали ворота. На этом месте победоносный завоеватель обычно ставил свою статую, для того чтобы все помнили о необходимости хранить ему лояльность. Здесь же он размещал и свой гарнизон. Из бытовавших в живой речи названий этих ворот, а не из длинных официальных наименований, мы узнаем кое-что о части города, к которой они примыкали. Примерами могут служить ''Ворота металлистов'' в Ашшуре, ''Овечьи и козьи ворота'' в Ашшуре и Иерусалиме (Кн. Неемии III, 1), а также ''Навозные ворота'' и ''Ворота Источника'' в Иерусалиме (Кн. Неемии III, 14-15). Следует обратить внимание на ''Рыбные ворота'' в Иерусалиме, куда обитатели Тира обычно привозили продавать свою рыбу и ''всякий товар'' (Кн. Неемии, XIII, 16). В некоторых случаях площадь у ворот играет ту же роль, что и греческая агора.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 94; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!