ПИСЬМО КО ВСЕМ РАБОЧИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ
Мировое общественное движение разъедается ужасной болезнью. Носителем заразы является Коминтерн или, вернее, ГПУ, для которого аппарат Коминтерна служит только легальным прикрытием. События последних месяцев в Испании показали, на какие преступления способны разнузданная и развращенная в конец московская бюрократия и ее наемники из деклассированных международных отбросов. Дело идет не о "случайных" убийствах и не о "случайных" подлогах. Дело идет о заговоре против мирового рабочего движения.
Московские процессы были возможны, разумеется, только при тоталитарном режиме, когда ГПУ одинаково диктует поведение подсудимым, прокурору и защитникам. Но эти судебные подлоги с самого начала были задуманы, как отправной пункт для истребительного похода против противников московской клики на мировой арене. 3-го марта Сталин произнес на пленуме Центрального Комитета ВКП речь, в которой провозгласил, что "Четвертый Интернационал состоит на две трети из шпионов и диверсантов". Уже это наглое, истинно-сталинское заявление явно указывало, куда метит кремлевский Каин. Замыслы его, однако, вовсе не ограничиваются рамками Четвертого Интернационала. В Испании к "троцкистам" был причислен ПОУМ, находившийся с Четвертым Интернационалом в непримиримой борьбе. Вслед за ПОУМом наступила очередь анархо-синдикалистов и даже левых социалистов. Теперь к троцкистам причисляются уже все те, кто протестует против расправы над анархистами. Подлоги и преступления нарастают в страшной прогрессии. Отдельные особенно скандальные мелочи, можно, конечно, отнести за счет чрезмерного усердия. Но вся работа в целом строго централизована и ведется по плану, выработанному в Кремле.
|
|
|
21-го апреля в Париже заседал чрезвычайный пленум Исполнительного Комитета Коминтерна, с участием наиболее доверенных представителей 17-ти важнейших секций. Заседания имели строго секретный характер. В мировую печать проскользнуло только краткое сообщение о том, что работы пленума были посвящены международной борьбе с троцкизмом. Инструкции присланы были из Москвы, непосредственно от Сталина. Ни прения, ни решения не были опубликованы. Как явствует из полученных нами сведений и всех последовавших событий, этот таинственный пленум представлял собой, на самом деле, съезд наиболее ответственных международных агентов ГПУ для подготовки кампаний международных обвинений, доносов, похищений и убийств против противников сталинизма в рабочем движении всех частей света.
Во время процесса Зиновьева-Каменева (август 1936 г.) ряды Коминтерна еще колебались. Несмотря на усилия старых наемников ГПУ, вроде Жака Дюкло во Франции, даже привыкшие ко многому кадры Коминтерна медлили лезть в грязь, орошенную свежей кровью. Но в течение ближайших месяцев сопротивление нерешительных было сломлено. Вся пресса Коминтерна, которую Сталин держит в золотом ошейнике, втянута была в оргию клеветы, беспримерную по подлости и грубости. Дирижерство принадлежало, как всегда, эмиссарам Москвы, вроде Михаила Кольцова, Вилли Мюнценберга и др. проходимцев. "Правда", уверенно обещала, что чистка в Испании будет произведена так же беспощадно, как и в СССР. За словами последовали дела: поддельные документы против ПОУМа, убийства анархистских писателей, убийство Андрея Нина, похищение Эрвина Вольфа, похищение Марка Рейна, десятки менее громких убийств в спину или из-за угла, заключения в экстерриториальные тюрьмы Сталина в Испании, заключения внутри этих тюрем в особые шкафы, избиения, всякие вообще физические и нравственные пытки под прикрытием непрерывной, грубой, ядовитой, истинно-сталинской клеветы.
|
|
|
В Испании, где так называемое республиканское правительство служит легальным щитом для уголовных шаек сталинизма, ГПУ нашло наиболее благоприятную арену для выполнения директив апрельского пленума. Но дело не ограничилось Испанией. Французскому и британскому военным штабам переданы, как видно из печати самого Коминтерна, какие-то таинственные документы о "свидании Троцкого с Рудольфом Гессом". Чешскому военному штабу вручена была поддельная переписка, долженствующая доказать связь старого немецкого революционера Антона Грилевича с Гестапо. Таинственные террористические акты в Париже, о которых ГПУ могло бы, вероятно, кое-что сообщить французской полиции, Жак Дюкло пытался связать с "троцкистами". В Лозанне убит 4-го сентября Игнатий Райсс только потому, что, ужаснувшись преступлений Сталина, публично порвал с Москвой. Часть убийц Райсса арестована. Это члены Коминтерна и агенты ГПУ из русских белогвардейцев. Расследование французских и швейцарских судебных властей дает все основания полагать, что та же самая банда выполнила целый ряд нераскрытых ранее преступлений. Белогвардейцы служат Сталину для убийств, как они служат ему в качестве обвинителей (Вышинский), в качестве публицистов (М. Кольцов, Заславский и пр.) или в качестве дипломатов (Трояновский, Майский и братия).
|
|
|
Едва начались военные действия на Дальнем Востоке, как Сталин открыл истребительный поход против своих революционных противников в Китае. Метод тот же, что в Испании. Продавая Чан-Кай-Ши, как и Негрину, продукты советской промышленности по высокой цене, Сталин, из получаемого таким путем дохода, оплачивает своих фальсификаторов, газетных проходимцев и наемных убийц. 5-го октября в нью-иоркском "Дейли Воркер" появилась телеграмма из Шанхая, обвиняющая китайских "троцкистов" из Квангси в союзе с японским штабом. "Дейли Воркер" есть орган ГПУ в Нью-Йорке, его шанхайский корреспондент есть агент ГПУ, выполняющий постановления апрельского пленума. Осведомленные китайские источники тем временем разъяснили, что в Квангси не было и нет троцкистской организации ("Сошалист Аппил", 16 октября).
|
|
|
Но это не меняет дела: шанхайская телеграмма означает, что и в Китае открылась глава подложных документов, похищений "троцкистов" и убийств из-за угла. В тюрьмах Чан-Кай-Ши и ранее сидело не мало безупречных революционеров. Жизни их грозит сейчас со стороны Сталина непосредственная опасность.
Канадский коммунист Генри Битти, в течение 4 месяцев участвовавший в испанских боях в качестве волонтера, и посланный затем самими милиционерами на родину, в качестве агитатора, рассказал недавно в печати, как партия канадских сталинцев заставляла его на публичных собраниях рассказывать о том, что троцкисты в Испании "пристреливают раненных милиционеров". В течение некоторого времени Битти выполнял, по собственным словам, этот чудовищный приказ, "подчиняясь партийной дисциплине", т.-е. решениям того самого секретного пленума, которым руководил Сталин. Сейчас, когда Битти вырвался из отравленной атмосферы Коминтерна на свежий воздух, он объявлен, конечно, шпионом и диверсантом и возможно даже, что голова его оценена. На такие предприятия Сталин не скупится: одни лишь технические расходы по убийству Игнатия Райсса составляли 300 тысяч франков.
Для прикрытия или оправдания этих преступлений десятки иностранных буржуазных журналистов, школы Вальтера Дюранти и Луи Фишера, состоят на содержании ГПУ. Кто умеет читать между строк, для того давно не тайна, что дружески-критически-двусмысленные телеграммы и статьи из Москвы, подписанные "независимыми" именами, нередко с пометками: "без цензуры", написаны, на самом деле, под диктовку ГПУ и имеют своей задачей примирить мировое общественное мнение со зловещей фигурой кремлевского Каина. Такого рода "независимые" журналисты отличаются от господ Дюранти только тем, что стоят дороже. Но мобилизованы не одни репортеры. Писатели с громкими или известными именами, как Ромен Роллан, покойный Барбюс, Мальро, Генрих Манн или Фейхтвангер являются, на самом деле, стипендиатами ГПУ, которое щедро оплачивает "моральные" услуги этих друзей через посредство Государственного издательства.
Иначе, но немногим лучше, обстоит дело с вождями Второго и Профессионального Интернационала. По соображениям дипломатического или внутренне-политического характера Леон Блюм, Леон Жуо, Вандервельде и их соратники в других странах организовали в полном смысле слова заговор молчания вокруг преступлений сталинской бюрократии, как в СССР, так и на мировой арене. Негрин и Прието являются прямыми соучастниками ГПУ. Все это - под знаменем защиты "демократии"!
Мы знаем: враг силен; у него длинные руки; в его карманах звенит золото. Он прикрывается авторитетом революции, которую он душит и бесчестит. Но мы знаем и другое: как ни силен враг, - он не всесилен. Несмотря на кассу, аппарат и фалангу "друзей" Кремля, правда начала себе пробивать дорогу в сознание рабочих масс всего мира. Опьяненный безнаказанностью Сталин явно переступил ту границу, которую осторожность навязывает даже самому привилегированному преступнику. Обманывать так нагло можно только тех, которые сами хотят быть обмануты: к этой категории относится не мало двусмысленных светил. Но массы не хотят быть обмануты. Им нужна правда. Они ее добиваются, и они ее добьются.
Не связанный более никакими принципами Сталин переступил последнюю черту. Но именно в этом его слабость. Он может еще убивать. Но правды он не остановит. Тревога все больше овладевает рабочими-коммунистами, социалистами, анархистами. Уже и союзники Сталина из Второго Интернационала начинают со страхом глядеть в сторону Кремля. Уже многие литературные "друзья" осторожно отодвигаются под сень "нейтралитета". Между тем это только начало.
Игнатий Райсс не последний, кто принес нам свои разоблачения. Арестованные в Швейцарии и Франции убийцы Райсса многое расскажут. Тысячи революционных добровольцев из Испании разнесут правду о палачах революции во все части света. Мыслящие пролетарии спрашивают себя: зачем это все? чему служит эта нескончаемая цепь злодеяний? И в головы стучится ответ: Сталин подготовляет свою "коронацию" над развалинами революции и трупами революционеров.
Бонапартистская коронация Сталина должна совпасть с его политической смертью для рабочего движения. Надо сочетать усилия всех революционеров, всех честных рабочих, всех действительных друзей пролетариата для очищения рядов освободительного движения от ужасающей заразы сталинизма. Чтобы достигнуть этого, есть только один путь: раскрыть рабочим правду, без преувеличения, но и без смягчения. Программа действий сама собою вытекает таким образом из обстановки.
Необходимо точно установить и опубликовать имена всех национальных делегатов последнего пленума в Париже, как лиц непосредственно ответственных за организацию подлогов, похищений и убийств в разных странах.
Необходимо точно установить и опубликовать имена всех сталинцев, занимавших или занимающих в Испании какие либо военные, полицейские или административные посты: все эти лица, в качестве агентов ГПУ, причастны к совершенным в Испании преступлениям.
Необходимо тщательно наблюдать за международной сталинской печатью, а также за "литературной" деятельностью открытых и тайных друзей ГПУ, так как по характеру распространяемого ими дурмана можно нередко заранее предвидеть, какие новые преступления подготовляет Сталин.
Нужно установить во всех рабочих организациях режим сурового недоверия ко всякому, кто прямо или косвенно связан со сталинским аппаратом. От агентов Коминтерна, как безвольных орудий ГПУ, следует всегда ждать любого вероломства по отношению к революционерам.
Нужно неутомимо собирать печатные материалы, документы, свидетельские показания о преступной работе агентов ГПУ - Коминтерна. Нужно периодически публиковать в печати строго обоснованные выводы из этих материалов.
Нужно раскрывать общественному мнению глаза на то, что слащавая и лживая пропаганда многих философов, моралистов, эстетов, художников, пацифистов и рабочих "вождей" в защиту Кремля, под видом "защиты СССР", щедро оплачивается золотом Москвы. Нужно обречь этих господ заслуженному ими позору.
Никогда еще рабочее движение не имело в собственных рядах такого злобного, опасного, могущественного и вероломного врага, как сталинская клика и ее международная агентура. Небрежность в борьбе с этими врагами равносильна измене. Патетическим негодованием могут ограничиваться болтуны и дилетанты, а не серьезные революционеры. Необходим план и необходима организация. Нужно создавать особые комиссии по наблюдению за маневрами, интригами и преступлениями сталинцев, по предупреждению рабочих организаций об опасности, по выработке методов наилучшего противодействия и отпора московским гангстерам.
Нужно издавать соответственную литературу и собирать на нее средства. Нужно в каждой стране издать книгу, разоблачающую до конца национальную секцию Коминтерна.
У нас нет ни государственного аппарата, ни наемных друзей. И тем не менее мы уверенно бросаем вызов сталинской банде перед лицом всего человечества. Мы не сложим рук. Отдельные из нас могут еще пасть в этой борьбе. Но общий исход ее предопределен. Сталинизм будет раздавлен, разгромлен, и покрыт бесчестием навсегда. Мировой рабочий класс выйдет на широкую дорогу.
Л. Троцкий.
Койоакан, 2 ноября 1937 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 60-61.
Л. Троцкий.
ТРАГИЧЕСКИЙ УРОК
Гибель Игнатия Райсса представляет факт большого трагизма. Своим разрывом с Коминтерном и ГПУ Райсс показал себя, как мужественный революционер: он лучше других знал, чем грозит ему переход из лагеря термидорианских насильников в лагерь революции. Образ действий Райсса мог диктоваться только высокими идейными соображениями и уж потому одному завоевал уважение к его памяти со стороны всякого мыслящего рабочего. Но остается все же загадка: как и почему в течение ряда последних лет, когда термидор уже победил по всей линии, и бюрократия перестала останавливаться перед любым преступлением, Райсс продолжал оставаться на работе ГПУ? Гниль сталинизма, лживость и вероломство Сталина известны всем. Меньше всего способны делать себе иллюзии на этот счет сотрудники ГПУ. У Игнатия Райсса за спиной было почти два десятилетия работы в рядах партии. Он не был, следовательно, новичком. В то же время поведение Райсса за последние месяцы показывает, что он не способен был руководствоваться соображениями личного комфорта. Карьеристы не идут в ряды Четвертого Интернационала, который представляет сейчас наиболее гонимое течение в мировой истории. Надвигается война. Интернационалистов ждут новые преследования. Райсс не мог этого не понимать. Значит, через годы термидора он сумел пронести живую душу революционного борца. Но как же, в таком случае, он мог оставаться так долго в одном лагере с Ягодами, Ежовыми, Димитровыми и с Каином Джугашвили?
Райсс вел, правда, свою работу заграницей, лицом к лицу с капиталистическим миром. Это обстоятельство психологически облегчало ему сотрудничество с термидорианской олигархией. Но суть все же не в этом. Райсс не мог не знать, что делалось в СССР. И тем не менее понадобились чудовищные московские процессы, притом не только первый, но и второй, чтоб Райсс решился на разрыв. Можно предполагать с уверенностью, что в рядах бюрократии не мало людей с настроениями Райсса. Они презирают свою среду. Они ненавидят Сталина. И в то же время тянут и тянут лямку без конца.
Причина такого приспособленчества коренится в самом характере термидора, как медленной, ползучей, обволакивающей реакции. Революционер постепенно и незаметно для себя втягивается в заговор против революции. Каждый новый год усиливает его связь с аппаратом и отрыв от рабочих масс. Бюрократия, особенно бюрократия ГПУ, живет в искусственной атмосфере, которую она сама же создает для себя. Каждая сделка с революционной совестью подготовляет на завтра еще более тяжкую сделку и тем затрудняет разрыв. К тому же остается иллюзия, что дело идет о службе "революции". Люди надеются на чудо, которое вернет завтра политику правящей клики на старые рельсы, - надеются и продолжают тянуть лямку.
Нельзя не видеть также и огромных внешних трудностей. Даже при полной внутренней готовности порвать с бюрократией остается неразрешимый, на первый взгляд, вопрос куда идти? Внутри СССР проявление расхождения с правящей кликой влечет за собой почти неминуемую гибель. Сталин запятнан такими ужасающими преступлениями, что не может не видеть смертельного врага во всяком, кто не хочет нести за эти преступления ответственность. Уход в подполье? Ни одному течению в мировой истории подпольная работа не была так трудна, как марксистам в сегодняшнем СССР. Работа в подполье возможна только при наличии активной массы. Сейчас этого в СССР почти нет. Правда, рабочие ненавидят бюрократию, но они еще не видят новой дороги. Разрыв с бюрократией представляет, поэтому, совершенно исключительные трудности политического и практического характера. Такова главная причина как громогласных покаяний, так и молчаливых сделок с совестью.
Для советских чиновников заграницей трудности принимают иную, но не менее острую форму. Агенты, выполняющие секретную работу, живут обычно по фальшивым паспортам, выданным ГПУ. Порвать с Москвой значит для них не просто повиснуть в воздухе, а немедленно сделаться жертвой иностранной полиции по доносу ГПУ. Что делать? Именно этим безвыходным положением своих представителей и пользуется ГПУ, чтоб вынуждать их ко все новым и новым преступлениям. У ГПУ заграницей к тому же огромная агентура второго и третьего порядка, состоящая на девять десятых из карьеристов Коминтерна, русских белогвардейцев и вообще всякого рода негодяев, готовых по первому сигналу убить, кого прикажут, и особенно того, кто своими разоблачениями способен повредить их благополучию. Нет, вырваться из тисков ГПУ не легко!
Было бы, однако, неправильно свести к одним лишь внешним трудностям трагическое событие, разыгравшееся 4-го сентября под Лозанной. Гибель Райсса есть не только потеря, но и урок. Мы проявили бы неуважение к памяти революционера, если бы не вскрыли те политические ошибки, которые облегчили кремлевским палачам их работу. Дело идет не об ошибках самого покойного товарища: после того, как он оторвался от искусственной среды ГПУ, ему самому слишком трудно было сразу ориентироваться в новой обстановке. Дело идет об наших общих ошибках и слабостях. Мы не установили своевременно связи с Райссом, не сумели сломить ничтожные искусственные преграды, отделявшие его от нас. А Райсс не нашел возле себя в критическую минуту никого, кто мог бы дать ему правильный совет.
Уже в июне этого года тов. Райсс твердо решил пойти на разрыв с Кремлем. Он начал с письма Центральному Комитету, которое было послано им в Москву 17-го июля. Тов. Райсс считал нужным выждать еще некоторое время, чтоб письмо его дошло по назначению, прежде чем предать его гласности. Чрезмерное рыцарство! Само письмо, принципиальное по содержанию и твердое по тону, заключало в себе только объявление разрыва, без точных фактов и разоблачений и было, к тому же, подписано именем "Людвиг", которое никому ничего не говорило. ГПУ получило, таким образом, в свое распоряжение совершенно достаточный срок для того, чтоб подготовить убийство. Между тем общественное мнение Запада оставалось в полном неведении. Более благоприятных для себя условий ГПУ не могло желать.
Единственная серьезная защита от наемных сталинских убийц состоит в полной гласности. Посылать письмо в Москву не было надобности: на развращенных до мозга костей бонапартистов нельзя повлиять при помощи принципиальных писем. В самый день разрыва нужно было дать политическое заявление для мировой печати. В заявлении надо было говорить не о переходе от III Интернационала к IV (этот вопрос интересует пока лишь маленькое меньшинство!), а о своей прошлой работе в ГПУ, о преступлениях ГПУ, о московских судебных подлогах и о своем разрыве с ГПУ. Такое заявление, подписанное собственным именем, сразу поставило бы Игнатия Райсса в центре внимания широких общественных кругов и уже тем одним затруднило бы палаческую работу Сталина. Вместе с тем Райсс мог, по нашему мнению, и в интересах самосохранения должен был - отдаться в руки французской или швейцарской полиции с изложением всех обстоятельств дела. Предшествующее проживание по чужому паспорту вызвало бы, вероятно, арест Райсса. Но ему самому и его друзьям не трудно было бы установить, что дело шло лишь о нарушении формальных правил, и что Райсс в своей деятельности руководствовался исключительно политическими мотивами. Вряд ли ему грозила бы сколько-нибудь серьезная кара. Во всяком случае его жизнь была бы ограждена. Его мужественный разрыв с ГПУ создал бы ему необходимую популярность. Политическая цель была бы достигнута, и личная безопасность была бы обеспечена настолько, насколько она вообще может быть обеспечена в современных условиях.
Совершенных в этом деле ошибок, к несчастью, исправить нельзя. Игнатий Райсс убит в самом начале новой главы своей политической жизни. Но Райсс не один. В аппарате Сталина есть не мало колеблющихся. Злодеяния кремлевского мастера толкают и будут толкать их на путь разрыва с обреченным режимом лжи и гнили. Игнатий Райсс подал им мужественный пример. В то же время его трагическая гибель учит нас необходимости становиться в будущем сплошной шеренгой между палачами и намеченными им новыми жертвами. Это возможно. Чаша преступлений ГПУ переполнена до краев. Широкие круги рабочих на Западе с содроганием относятся к работе Каина Джугашвили. Симпатии к нам растут. Нужно лишь уметь их использовать. Больше бдительности! крепче взаимная связь! больше дисциплины действия! таковы уроки, вытекающие из гибели Игнатия Райсса.
Л. Троцкий.
Койоакан, 21 сентября 1937 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 60-61.
Л. Троцкий.
КРАТКИЕ КОММЕНТАРИИ К ВЕРДИКТУ*1
ВЕРДИКТ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОМИССИИ О МОСКОВСКИХ ПРОЦЕССАХ*1
/*1 Печатаемый нами текст является заключительной частью Вердикта, в которой сжато резюмируется его содержание. Размер Вердикта, к сожалению, не позволяет нам напечатать его целиком.
Ведение процесса
Комиссия находит:
1. Ведение московских процессов убеждает всякое непредвзятое лицо, что не было сделано никаких попыток для выяснения правды.
2. В то время, как признания вообще требуют чрезвычайно серьезного рассмотрения, эти признания заключают в себе такие невероятности, что они убеждают Комиссию, - совершенно независимо от того, каким способом они добыты, - в их несоответствии действительности.
Обвинения
3. На основании всех данных мы находим, что Троцкий никогда не давал Смирнову никаких террористических инструкций ни через Седова, ни через кого бы то ни было.
4. На основании всех данных мы находим, что Троцкий никогда не давал Дрейцеру террористических инструкций ни через Седова, ни через кого бы то ни было.
5. На основании всех данных мы находим, что Гольцман никогда не был посредником между Смирновым и Седовым в какой бы то ни было террористической деятельности.
6. Мы находим, что Гольцман никогда не встречался с Седовым в Копенгагене, что он никогда не являлся с Седовым к Троцкому; что Седов не был в Копенгагене во время пребывания Троцкого в этом городе; что Гольцман никогда не видел Троцкого в Копенгагене.
7. Мы находим, что Ольберг никогда не ездил в Россию с террористическими инструкциями от Троцкого или Седова.
8. Мы находим, что Берман-Юрин никогда не получал террористических инструкций от Троцкого в Копенгагене, и что Берман-Юрин никогда не видел Троцкого в Копенгагене.
9. Мы находим, что Давид никогда не получал террористических инструкций от Троцкого в Копенгагене, и что Давид никогда не видел Троцкого в Копенгагене.
10. Мы не видим никаких оснований для попыток связать Моисея Лурье и Натана Лурье с мнимым троцкистским заговором.
11. Мы находим, что Троцкий никогда не встречался с Владимиром Роммом в Буа де Булонь; что он не передавал Ромму никаких поручений для Радека. Мы находим, что Троцкий и Седов никогда никаких отношений с Владимиром Роммом не поддерживали.
12. Мы находим, что Пятаков не летал в Осло в декабре 1935 года; что он не видел Троцкого, в чем он был обвинен; что он не получал никаких инструкций от Троцкого. Мы находим, что опровержение показания Пятакова в этом решающем пункте, сводит на нет все его признание.
13. Мы находим, что опровержение показания подсудимого Пятакова сводит на нет показания свидетеля Бухарцева.
14. Мы находим, что опровержение показаний Владимира Ромма и Пятакова совершенно обесценивает показания обвиняемого Радека.
15. Мы находим, что опровержение признаний Смирнова, Пятакова и Радека, совершенно обесценивает признания Шестова и Муралова.
16. Мы убеждены, что письма, в которых Троцкий якобы передает различным обвиняемым московских процессов заговорщические инструкции, никогда не существовали; что соответствующие показания являются чистейшим вымыслом.
17. Мы находим, что Троцкий всегда, в течение всей своей политической деятельности, был противником индивидуального террора. Комиссия далее находит, что Троцкий никогда не поручал кому бы то ни было из обвиняемых или свидетелей московских процессов убивать кого бы то ни было из его политических противников.
18. Мы находим, что Троцкий никогда не поручал ни обвиняемым, ни свидетелям московских процессов заниматься саботажем, вредительством и диверсиями. Напротив, он всегда был последовательным сторонником строительства социалистических индустрии и сельского хозяйства Советского Союза и критиковал нынешнее правительство за то, что его деятельность наносит вред строительству социалистической экономики России. Он не является сторонником саботажа, как метода оппозиции по отношению к какому бы то ни было политическому режиму.
19. Мы находим, что Троцкий никогда не поручал кому бы то ни было из обвиняемых или свидетелей московских процессов вступать в соглашение с иностранными державами против Советского Союза. Напротив, он всегда решительно стоял за защиту СССР. Он был всегда наиболее непримиримым идеологическим противником фашизма, представленного теми иностранными державами, в заговоре с которыми он был обвинен.
20. На основании всех данных мы находим, что Троцкий никогда не высказывался за реставрацию капитализма в СССР, не вступал в заговор и не делал никаких попыток для осуществления этой цели. Напротив, он всегда был решительным противником реставрации капитализма в Советском Союзе и его существования где бы то ни было.
21. Мы находим, что прокурор чудовищно фальсифицировал роль Троцкого до, во время и после Октябрьской революции.
Заключение
22. Мы находим, поэтому, что московские процессы являются подлогами.
23. Мы находим поэтому, что Троцкий и Седов невиновны.
Подписи:
Джон Дью, председатель (профессор философии Колумбийского университета) Бенжамин Штольберг (писатель и журналист); Венделин Томас (б. депутат германского Рейхстага); Альфред Росмер (б. член Исполкома Коминтерна); Джон Р. Чемберлен (писатель и издатель); Карло Треска (издатель итальянского анархистского органа в Нью-Йорке); Л. А. Росс (профессор социологии Висконсинского университета); Отто Рюле (б. депутат германского Рейхстага); Ф. Замора (либеральный мексиканский публицист); Сюзанн Лафоллетт, секретарь (писательница).
Заседание Комиссии, состоявшееся в понедельник, 20 сентября 1937 года, в Нью-Йорке на 231 E. 14 Street.
Вердикт Международной Комиссии по расследованию московских процессов был оглашен председателем Комиссии, профессором Джоном Дью, на митинге, 12 декабря, в Нью-Йорке, где собралось 2.500 человек. Вердикт был встречен громом аплодисментов всех собравшихся.
Кроме Джона Дью на митинге выступали члены Комиссии: Лафоллетт, Штольберг, Файнерти, Томас, Треска и Чемберлен. Они объяснили, почему они приняли участие в работах Комиссии и как велось расследование.
14 декабря речь проф. Джона Дью о решениях Комиссии была передана из Нью-Йорка по радио.
КРАТКИЕ КОММЕНТАРИИ К ВЕРДИКТУ*1
/*1 Настоящее заявление было оглашено на испанском языке Л. Д. Троцким в беседе с мексиканскими и иностранными журналистами 13 декабря 1937 года. Одновременно участникам роздан был текст заявления на других языках.
Господа представители печати, гости и друзья!
Решение Международной Комиссии по поводу московских процессов вам известно. Вы позволите мне, поэтому, ограничиться лишь немногими комментариями.
Прежде всего я оглашу окончательные заключения Комиссии. Они очень кратки, всего две строки.
"22. Мы находим, поэтому, что московские процессы являются подлогами".
"23. Мы находим, поэтому, что Троцкий и Седов невиновны".
Всего две строки! Но таких тяжеловесных строк не много в библиотеке человечества. Если б Комиссия ограничилась словами: "Троцкий и Седов невиновны", оставалась бы формальная возможность допустить судебную ошибку. Комиссия оказалась достаточно вооруженной, чтоб раз навсегда закрыть дверь такому толкованию. "Мы находим, - говорит приговор, - что московские суды являются подлогами". Таким заявлением Комиссия взяла на себя огромную моральную, и политическую ответственность. Она должна была иметь не только убедительные и достаточные, но подавляющие и сокрушающие доводы, чтоб решиться на такое заключение пред лицом всего мира.
Прошу вас, господа журналисты, внимательно изучить список членов Комиссии в Нью-Йорке и в Париже. Этот список вам вручен. Он говорит сам за себя. Список содержит 17 имен. За исключением одного Росмера, представителя Франции, я не имел раньше никаких личных отношений ни с одним из членов Комиссии. Вы находите среди них ученых с мировым именем, руководящих деятелей Второго Интернационала и рабочего движения вообще; выдающихся юристов и публицистов; авторитетного представителя анархо-синдикалистской мысли. Но среди 17 имен нет ни одного участника Четвертого Интернационала. Я могу сказать, что все они, хотя и в разной степени, являются моими политическими противниками и некоторые из них публично проявили свое отрицательное отношение к так называемому "троцкизму" даже во время расследования.
Все члены Комиссии насчитывают десятки лет активной политической, научной или литературной работы. Все они носят безупречные имена. Если бы среди них был хоть один, которого можно купить, он был бы уже куплен давно. Мои враги располагают для таких целей миллионами, и они не скупятся на расходы. Что касается меня и моего сына, мы не располагали даже необходимыми средствами на покрытие технических расходов расследования. Скромная касса Комиссии пополнялась сборами среди рабочих и индивидуальными приношениями.
Комиссия настойчиво приглашала к участию в своих работах на равных правах представителей советского государства, Коминтерна или его национальных секций в Соединенных Штатах, в Мексике и во Франции, "друзей" СССР, наконец, отдельных лиц, тесно связанных с Москвой, как английский адвокат Притт, г. Ломбардо Толедано и другие. Со свечой в руках Комиссия искала такого авторитетного сталиниста или сочувствующего сталинизму, который не ограничивался бы махинациями в застенках ГПУ, или клеветой и инсинуациями в изданиях без ответственности и достоинства, но имел бы мужество открыто предъявить московские обвинения под контролем критики. Она не нашла никого, кроме бывшего сотрудника официального советского телеграфного агентства ТАСС, г. Карлтон Билса. Но и тут вскоре обнаружилось, что Билс был подослан в Комиссию только для того, чтобы попытаться взорвать ее изнутри. Когда вопросы Билса, проникнутые духом ГПУ, т.-е. духом провокации, встретили надлежащий ответ, Билс бежал с поля сражения.
Комиссия работала свыше девяти месяцев, без перерыва, в Нью-Йорке, Мексико, Париже, Праге и в других европейских столицах. Она изучила тысячи оригинальных документов, писем протоколов, статей, и книг, устных и письменных показаний многочисленных свидетелей. Она требовала от меня и моего сына, Льва Седова, объяснений и доказательств по каждому, даже самому маленькому, вопросу. Вся эта работа совершалась под авторитетным руководством доктора Дюи, председателя и вдохновителя Комиссии. Нельзя не отметить здесь же той прямо-таки титанической работы, которую выполняла мисс Сюзанн Лафоллетт, секретарь Комиссии.
Благодаря всей своей прошлой деятельности, члены Комиссии привыкли к внимательному изучению фактов, к научному анализу, к проникновению в человеческую психологию. Грандиозные по своим масштабам московские процессы дали им возможность проявить все эти качества. Члены Комиссии отдавали себе, разумеется, ясный отчет в международном могуществе той клики, которую они обвинили в подлоге. Они не могли не знать заранее, что каждая их фраза, каждое их слово могут быть взяты под увеличительное стекло десятками и сотнями юристов и публицистов в услужении Кремля. Тем больший вес приобретает каждое их слово!
Комиссия опубликовала стенографический отчет о заседаниях своей подкомиссии в Койоакане. Это том в 617 убористых страниц. В нью-иоркском журнале, "Нью Републик", про-сталинском на 100 процентов, г. Бертрам Вольф, хорошо известный в Мексике писатель, мой старый противник, написал об этом отчете следующее: "Автор признает, что его прежняя позиция побуждала его к большему доверию Сталину, чем Троцкому, но что, перечитав московские признания вместе с этим изданием (отчет о койоаканской сессии) или, вернее, заключительную речь, он вынес буквально непреодолимое убеждение, что Троцкий не мог совершить тех действий, в которых его обвиняют по процессам Зиновьева-Каменева и Радека-Пятакова". Эти слова говорят сами за себя.
После почти трехсот дней работы, Комиссия вынесла свой вердикт. Он находится, господа, в ваших руках в виде двадцати-трех пунктов, которые звучат, как удары молотка, заколачивающего крышку гроба. В этом гробу покоится политическая и личная честь руководителей ГПУ, начиная со Сталина.
Вы получили также краткое резюме работ Комиссии, заключающее в себе 24 страницы. Полный текст приговора скоро будет опубликован в виде книги в 80.000 слов. Он заключает в себе тщательный анализ признаний несчастных обвиняемых и утверждений прокурора Вышинского, главного помощника Сталина по судебным подлогам. Позвольте предупредить вас заранее, что нельзя ждать никакой членораздельной реплики со стороны фальсификаторов. Единственный ответ, который им остается и которым они так часто пользуются, это револьверный выстрел или удар кинжала. Таким аргументом можно уничтожить противника, но нельзя убить голос мировой совести. Решение Комиссии не поддается действию револьвера и кинжала. Оно не горит в огне и не тонет в воде.
Нужно ли пояснить, что вердикт имеет не личное значение? Дело идет не только обо мне и о моем сыне. Дело идет о добром имени сотен людей, уже расстрелянных, и о жизни новых сотен, подготовляемых к расстрелу. Дело идет о чем-то, еще несравненно большем, именно об основных принципах рабочего движения и освободительной борьбе человечества. В первую голову, дело идет об искоренении той деморализации и заразы, которые вносит всюду аппарат Коминтерна в сочетании с аппаратом ГПУ.
Чтобы оценить моральное и политическое значение вердикта, я позволю себе огласить здесь краткую телеграмму, которую я послал 9 декабря Колумбиа Бродкестинг Стэйшен, и которая теперь, в тот самый час, когда мы беседуем с вами, оглашается через сто радио-станций в Соединенных Штатах Северной Америки:
"Комиссия никого не приговорила ни к смерти, ни к заключению. Однако, невозможно представить себе более страшный приговор. Комиссия говорит правителям великой страны; "Вы совершили подлог, чтоб оправдать истребление ваших политических противников. Вы пытались обмануть трудящихся всего мира. Вы недостойны служить тому делу, которым вы клянетесь на словах".
"Комиссия, включающая в себя представителей разных политических тенденций, не могла ставить себе политических тенденций, не могла ставить себе политических целей. Однако, ее приговор имеет неизмеримое политическое значение. Методы лжи, клеветы и подлога, которые заражают внутреннюю жизнь СССР и мирового рабочего движения, получили страшный удар. Пусть официальные "друзья СССР" и другие псевдо-радикальные ханжи твердят, что приговор будет использован реакцией. Неправда! Никогда и нигде правда не служила реакции. Никогда и нигде прогресс не питался ложью. Комиссия нанесла, конечно, удар московской бюрократии. Но сама эта бюрократия стала главным тормозом прогресса Советского Союза. Стремясь служить правде, Комиссия послужила освободительной борьбе всего человечества. Отныне работа Комиссии, как и имена ее участников, принадлежат истории".
Политическая сторона в этом деле неизмеримо превышает личную. Однако, вы позволите мне все же, господа представители печати, кратко остановиться, в заключение, и на личной стороне.
Вы знаете, может быть, что преследования Сталина довели до преждевременной смерти одну из моих дочерей, и до самоубийства - другую. Мужья обоих дочерей пропали бесследно. Что сталось с внуками, я не знаю. Вслед за дочерьми и зятьями, исчез мой младший сын, Сергей, обвиненный теми же фальсификаторами в подготовке массового отравления рабочих. Против старшего сына, Льва, ГПУ подготовляло в Париже террористическое покушение, раскрытое французской полицией несколько недель тому назад. Меня и мою жену ГПУ подвергло, через посредство норвежского правительства, интернированию, чтобы иметь развязанные руки для подлогов и расправ. Только великодушное гостеприимство правительства генерала Карденаса дало нам возможность вырваться на волю и раскрыть правду. В виду этих обстоятельств не трудно понять, какую большую моральную ценность имеет вердикт Комиссии в моей личной жизни и в жизни моей семьи.
Этот вердикт имеет для нас и непосредственное практическое значение. Близится первая годовщина моего проживания в Мексике. Со стороны населения этой страны мы не встречали ничего, кроме приветливости и дружелюбия; со стороны властей - ничего, кроме внимания и покровительства. Оставляя в стороне вопросы политики, я не могу не выразить здесь искреннего уважения к главе этой страны, у которого слово не расходится с мыслью, а дело со словом. Мои наблюдения говорят мне, что такого типа государственные люди встречаются не часто. Мы нашли в Мексике верных друзей. Число их растет. Всем им я выражаю сегодня горячую благодарность. Но мы нашли здесь также друзей ГПУ. Опираясь на московские подлоги, эти господа совершили за истекший год десятки попыток отнять у нас право убежища, которое в современном мире стало не правилом, а исключением. Я почти не откликался на эти попытки, источник которых не трудно угадать. Я слишком был занят основной борьбой - против клики Сталина. Я считал, что разоблачить до конца хозяина значит разоблачать тем самым и его наемников - агентов и лакеев. Главное теперь сделано. Вердикт вынесен. Сталин и ГПУ навсегда заклеймены, как организаторы величайшего преступления. Пред лицом вердикта Международной Комиссии никому из агентов и лакеев не удастся увильнуть от ответственности. Салонные болтуны, замаскированные революционерами; любители и любительницы юбилейных праздников советской бюрократии; адвокаты, делающие карьеру на спине рабочих - есть ли нужда называть их имена? - и всякие другие интриганы и шарлатаны, позволяющие себе играть моей политической честью и наживать на этом капитал, - все эти господа, один за другим, будут призваны общественным мнением к порядку. Их высокие покровители не спасут их от заслуженного презрения, как они не спасли самих себя. Час правды пробил! Никто не повернет уже колесо правосудия назад. Новые и новые разоблачения будут подкреплять грозный вердикт и расширять район его действия. Вместе с председателем Комиссии доктором Дюи, мы можем снова повторить великолепные слова Эмиля Зола: "Правда шествует, ничто ее не остановит". Господа журналисты, вы имеете возможность участвовать в победном шествии правды. Спешите воспользоваться этой драгоценной возможностью!
Л. Троцкий.
Койоакан.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 62-63.
Л. Троцкий.
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ ЖУРНАЛИСТОВ ПО ПОВОДУ ВЕРДИКТА МЕЖДУНАРОДНОЙ КОМИССИИ
Вопрос: Если признать, что московские процессы представляют подлог, то как мог решиться Сталин на такого рода преступления?
Ответ: В этом деле надо различать две стороны, социальную и индивидуальную. Бюрократия пришла к судебным подлогам не сразу, а постепенно, в процессе борьбы за свое господство. Ложь и подлог заложены в самом положении советской бюрократии. На словах она борется за коммунизм. На деле она борется за свои доходы, свои привилегии, свою власть. Со страхом и злобой социального выскочки она истребляет всех оппозиционеров. Чтоб оправдать этот бешеный террор перед народом, она вынуждена приписывать своим жертвам все более и более чудовищные и фантастические преступления. Такова социальная основа московских преступлений.
Однако, Сталин не случайно стал вождем московской бюрократии: его личные качества отвечают ее политическим потребностям. Уже в марте 1921 года Ленин советовал не выбирать Сталина генеральным секретарем, так как, говорил он, "этот повар будет готовить только острые блюда". В своем "Завещании" (январь 1924 года) Ленин советовал снять Сталина с поста генерального секретаря, ссылаясь на то, что Сталин груб, нелоялен и склонен к злоупотреблению властью. Эти личные качества развивались в Сталине все больше и больше, по мере того, как росли власть и аппетиты бюрократии. Так кремлевский "повар" дошел до самых острых своих блюд, в виде московских процессов.
Можно возразить: но ведь подлог такого масштаба не мог в конце концов не раскрыться; как же "осторожный" Сталин решился на такие рискованные действия? я отвечаю: а) у него не было другого выбора; б) от меньших подлогов он постепенно переходил к большим; в) при политической проницательности и хитрости, Сталин очень ограничен и верит во всемогущество полицейского насилия; г) Сталин не знает ни иностранных языков, ни иностранной жизни. Голос своих агентов и всякого рода наемных друзей заграницей он серьезно принимал за голос мирового общественного мнения. Так он, в конце концов, стал жертвой собственной системы.
Вопрос: Вы говорите, Сталин стал жертвой... пока что жертвами являются, как будто, другие.
Ответ: Совершенно правильно. Сталин имеет еще возможность истреблять своих противников, притом не только в СССР, но и заграницей. За последний год агенты ГПУ совершили ряд убийств в Испании, в Швейцарии и во Франции. Можно ждать таких же действий в ряде других стран. Эти убийства, как показали последние разоблачения, тоже очень рискованные предприятия, однако, у Сталина нет другого выбора, как к старым жертвам прибавлять новые. В этом смысле ваше замечание правильно. Однако, в более широком смысле, Сталин является жертвой своей системы. Те идеи, против которых он борется, приобретают все больше сторонников. Оклеветанные и убитые Сталиным противники будут реабилитированы мировым общественным мнением. Для Сталина же реабилитации нет. Дело не в суровости его мер, а во внутренней их лживости и гнилости. Его система осуждена. Сталин сойдет со сцены, покрытый бесславием.
Вопрос: Каковы, по вашему мнению, возможные политические последствия вердикта Комиссии?
Ответ: Я не жду, разумеется, что звук трубы, хоть бы это была труба правды, повалит немедленно стены Иерихона. Но в более длительной перспективе решение Комиссии будет иметь огромные политические последствия, как в отношении Коминтерна, так и в отношении советской бюрократии.
Коминтерн пострадает в первую очередь. Нужно ясно понимать, что аппарат Коминтерна состоит из людей, прямо противоположных типу революционера. Действительный революционер имеет свое, завоеванное им мнение, во имя которого он готов идти на жертвы, вплоть до жертвы жизнью. Революционер подготовляет будущее и потому в настоящем легко мирится со всякими трудностями, лишениями и преследованиями. В противовес этому, бюрократы Коминтерна - законченные карьеристы. Они не имеют никакого мнения и подчиняются приказам того начальства, которое им платит. Так как они - агенты всемогущего Кремля, то каждый из них чувствует себя маленьким "сверхчеловеком". Им все позволено. Они легко порочат честь других, так как у них нет собственной чести. Эта совершенно выродившаяся и деморализованная до мозга костей организация держится в радикальном общественном мнении, в том числе и во мнении рабочих, только авторитетом Кремля, как "строителя" социалистического общества. Разоблачение преступной роли кремлевской олигархии нанесет авторитету Коминтерна неисцелимый удар.
С другой стороны, власть Сталина держится не только насилием и не только бюрократической инерцией, но и его искусственным авторитетом, как мнимого "вождя мирового пролетариата". Для поддержки этой репутации в глазах советских рабочих Сталину необходим Коминтерн. Распад Коминтерна нанесет жестокий удар позициям олигархии внутри СССР.
Вопрос: Кто может, по вашему мнению, прийти Сталину на смену?
Ответ: На это я отвечаю прежде всего отрицательно: ни в каком случае не буржуазная демократия. На наших глазах буржуазная демократия теряет под собой почву даже в тех странах, где она имеет за собой долгую традицию. Не может быть и речи о ее возрождении в СССР. Если сталинская бюрократия будет опрокинута справа, то место ее займет самый дикий и необузданный фашизм, рядом с которым даже режим Гитлера покажется филантропическим учреждением. Такой переворот возможен только в результате долгих потрясений, экономического хаоса, разрушения национализованного хозяйства и восстановления частной собственности. Если, наоборот, Сталин будет свергнут слева, т.-е. рабочим классом, место бюрократии займет советская демократия. Национализованное хозяйство будет сохранено и преобразовано в интересах народа. Развитие в сторону социализма получит новый могущественный толчок.
Вопрос: Какой из этих двух путей является более вероятным?
Ответ: Я предпочитаю не заниматься на этот счет гаданиями. Исход решится борьбой. Вердикт Комиссии становится отныне одним из элементов этой борьбы. Его значение трудно переоценивать. В глазах всего мира вердикт очищает левую оппозицию СССР от отвратительной клеветы и тем самым помогает рабочему классу в его борьбе против бюрократии. Вердикт увеличивает, таким образом, шансы прогрессивного переворота. В этом его величайшая историческая заслуга.
Вопрос: Из стенографического отчета о Койоаканской сессии и из вердикта Комиссии вытекает, что в московских процессах допущен ряд грубых противоречий и несообразностей. Если сам Сталин, председатель суда Ульрих, прокурор Вышинский, начальник ГПУ Ежов и их помощники занимались организацией судебного подлога, то как могли они допустить такие грубые ошибки?
Ответ: Все эти люди, начиная со Сталина, развращены бесконтрольностью и безнаказанностью. В статьях и речах самого Сталина встречаются на каждом шагу не только политические противоречия, но и грубейшие фактические искажения, не говоря об ошибках против грамматики. Так как никто не смеет критиковать его, то Сталин постепенно отвык контролировать себя. То же самое относится и к остальным бюрократам. Они не учатся, не думают, а только приказывают. Тоталитарный режим обеспечивает внешний успех приказаний. Председатель суда, прокурор, обвиняемые, защитники, свидетели - все выполняют заданный урок. Газеты подчиняются телефонному звонку. Обсуждения нет, критики нет. Народ имеет право только благодарить. При таких условиях пропадает стимул к хорошей работе, даже в области подлога.
К этому присоединяется другое немаловажное обстоятельство: построить схему мнимого заговора сотен людей, притом не первых встречных, а людей известных всему миру, со своим прошлым, со своими определенными политическими физиономиями, со сложными личными связями и отношениями, построить такую схему в полицейской канцелярии, без грубых противоречий, задача совершенно неразрешимая. Разумеется, если б за эту задачу посадить десяток людей, типа Шекспира, Сервантеса, Гете, Фрейда, то они справились бы с ней лучше, чем Сталин, Вышинский и Ежов. Но гениальные люди, по общему правилу, не занимаются подлогами. В распоряжении Сталина не осталось, во всяком случае, даже и способных людей. Вышинский и Ежов жалкие ничтожества. Сам Сталин только грандиозная посредственность, причем грандиозность относится к его историческому положению, а посредственность к нему лично. Не удивительно, если эти люди оказались вдвойне бессильными перед задачей, которая неразрешима сама по себе.
Вопрос: Какова позиция советского посла Трояновского в отношении нью-иоркской Комиссии?
Ответ: Позиция мало завидная. Диего Ривера сказал мне в субботу: "карьера Трояновского погибла, а вместе с карьерой, пожалуй, и голова". Думаю, что мой друг прав. Правда, Трояновский имеет большое преимущество: во время революции он был в лагере белых. Но этого одного все же недостаточно. Важнейшей задачей Трояновского за последний год была заставить американское общественное мнение поверить правосудию Сталина. Из этого, однако, ничего не вышло. Сталину, как всегда, нужен козел отпущения. Не надо удивляться, если Трояновского пригласят в Москву для "объяснений". Впрочем, если вы опубликуете этот ответ на ваш вопрос, то вы можете оказать Трояновскому серьезную услугу, так как Сталину будет нелегко действовать в строгом соответствии с предсказаниями Диего Ривера.
Вопрос: Не вытекают ли из московских процессов и из вердикта Комиссии пессимистические выводы в отношении социализма?
Ответ: Нет, я не вижу никаких оснований для пессимизма. Нужно брать историю, как она есть. Человечество движется, как некоторые пилигримы: два шага вперед, шаг назад. Во время движения назад скептикам и пессимистам кажется, что все потеряно. Но это ошибка исторического зрения. Ничто не потеряно. Человечество поднялось от обезьяны до Коминтерна. Оно поднимется от Коминтерна до действительного социализма. Приговор Комиссии еще раз показывает, что правильная идея сильнее самой могущественной полиции. В этом убеждении несокрушимая основа революционного оптимизма.
Л. Троцкий.
Койоакан, 13 декабря 1937 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 62-63.
Л. Троцкий.
ИСПАНСКИЙ УРОК - ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!