От девушки к женщине, от свадьбы к смерти
Два слова употребляются исключительно в связи с Брисеидой: супруга и женщина. Первый раз, чтобы описать будущее: Патрокл обещает, что она станет супругой Ахилла. Второй раз, когда Ахилл говорит, что, прежде чем ее взял к себе Агамемнон, она разделяла ложе с ним, Ахиллом, и он ее любил, как «Добродетельный муж и разумный / Каждый свою [alochos] бережет и любит, как я Брисеиду: / Я Брисеиду любил, несмотря, что оружьем добыл!» (IX, 341—43). Не будем придавать значения утверждению, что насилие дает мужчине право обладать женщиной, а также факту матримониального соглашения[30], обозначающему здесь зарождение любви. Следовательно, можно любить (а возможно, особенно любят...) другую женщину, а не ту, что была вам передана ее отцом во время бракосочетания. Почему же, несмотря на их псевдоидентичность, Хрисеида гораздо больше Брисеиды остается kourè- своего-отца? Почему в отличие от Хрисеиды мужчины называют Брисеиду терминами, связанными словами, предназначенными для взрослой женщины?
С самого начала нашего изучения гомеровской женской лексики мы слышим только мужские слова. Ни одна ни другая сестра не говорят сами. Только один-единственный раз мы слышим голос kourè- Бриса, когда рассказчик один раз из двух употребляет слово «женщина», gynè. Патрокл убит, его тело лежит в шатре Ахилла. Вожди ахейцев помирились, и Агамемнон совершает публичное покаяние и приносит Ахиллу несметный выкуп. Единственное, с чем можно было бы сравнить этот выкуп, это с приданым thygater , богатствами, с которыми отец отдает ее в другой «дом». Итак, из шатра Агамемнона
|
|
|
Семь Ахиллесу обещанных в сени треножников взяли;
Двадцать блестящих лаханей, двенадцать коней пышногривых;
Вывели вместе и жен непорочных, работниц искусных
Семь, и осьмую румяноланитую Брисову дочерь.
С златом же сам Одиссей, отвесивши десять талантов,
Шел впереди.
(XIX, 243—48)
Агамемнон добавляет клятву о сделке:
«Я здесь клянусь, что на Брисову дочь руки я не поднял,
К ложу неволя ее иль к чему бы то ни было нудя;
Нет, безмятежной она под моим оставалася кровом!»
(XIX, 261—63)
Богатство и девственность (непорочность или, скорее, воздержание, поскольку о какой девственности можно говорить, когда речь идет о вдове) — Брисеида играет здесь роль nimphe , «обычной» новобрачной. «Златой Афродите подобная ликом» Брисеида прибывает в шатер Ахиллеса, видит тело Патрокла и падает на него,
Вкруг мертвеца обвилась, возрыдала и с воплями стала
Перси терзать, и нежную выю, и лик свой прелестный
[...] стенали и прочие жены.
(XIX, 284—856; 301)
Почему Брисеида внезапно перестает быть kourè- своего-отца, о котором больше не упоминается, почему она обретает в это мгновение зрелость, превращается в женщину? Именно она имеет отношение к произошедшему событию: смерти самого дорогого для нее человека — господина и любовника. Значит, на нее возлагается задача, характерная для взрослой женщины. Она слишком молода, чтобы выполнить погребальный обряд, возлагаемый обычно на женщину в возрасте и заключающийся в очищении тела[31], она должна просто оплакать его. Вместо молчания, которого от нее всегда требовали, она выплескивает свою боль. Этот поступок имеет ритуальное значение: «Стенали и прочие жены ». Ясно, что женщины кричат ради мужчин, которые могут плакать только молча.
|
|
|
О мой Патрокл, о друг, для меня, злополучной, бесценный!
Горе, живого тебя я оставила, сень покидая;
В сень возвратясь, обретаю мертвого, пастырь народа!
Так постигают меня беспрерывные бедство за бедством!
Мужа, с которым меня сочетали родитель и матерь,
Видела я перед градом пронзенного медью жестокой;
Видела братьев троих (родила нас единая матерь),
Всех одинако мне милых, погибельным днем поглощенных.
Брисеида объясняет свою особую привязанность к Патроклу:
|
|
|
Ты же меня и в слезах, когда Ахиллес градоборец
Мужа сразил моего и обитель Минеса разрушил,
Ты утешал, говорил, что меня Ахиллесу герою
Сделаешь милой супругой, что скоро во фтийскую землю
Сам отвезешь и наш брак с мирмидонцами праздновать будешь.
(XIX, 287—299)
Как быстро эти женщины переходят от одного мужчины к другому! Она в неоплатном долгу перед Патроклом. Эта свежеиспеченная вдовушка готовится стать законной супругой божественного Ахилла — убийцы ее близких, да еще и испытывает радость от этой божественной войны. Вот каким образом из Гипподамии, супруги, потом вдовы, она становится, если не супругой, то по крайней мере подругой Ахилла и даже в более поздних источниках матерью сына Ахилла, Неоптолема... все еще оставаясь kourè-Бриса.
От kourè -своего-отца до божественной девственницы
Хотя позднейшие источники наделяют Хрисеиду судьбой, подобной судьбе Брисеиды, рассказывая, как отец добровольно вернул ее Агамемнону и как она родила от него детей Ифигению и Хриса, именно в «Илиаде» содержится ответ на вопрос: почему в отличие от Брисеиды Хрисеида остается только kourè- своего-отца? Все дело в том, что, если Брис мертв, Хрис жив. В этом все отличие: с одной стороны, между отцом и дочерью устанавливается действенная связь, несмотря на факт насилия, Хрис — после божественного вмешательства — получает свою дочь; тогда как, с другой стороны, смерть отца дает Брисеиде нечто вроде свободного выбора, и используется только имя отца, но не принадлежность ему.
|
|
|
Именно в этом ключе мы можем рассматривать разные слова, используемые воинами относительно этих девушек. Брисеида больше kourè , чем женщина или супруга, в то время как Хрисеида меньше kourè, больше thygater и pais , но никогда gynè. Именно присутствие отца отличает Хрисеиду от Брисеиды: оно делает ее pais — он любит ее; делает ее thygater — отец занимается ее будущим, потому что его влияние на нее остается незыблемым, несмотря на ложе Агамемнона. Брисеида остается без отца, и после военных действий ее имя продолжает напоминать всем о ее происхождении, сообщает, откуда она пришла, — из Брисы, от Бриса. Говоря о девушках, аэды говорят скорее о том, откуда они, чем кто они. Самая прямая параллель, которую можно обнаружить в такой потере «индивидуального» имени в пользу имени родственного, — это имя человека, которого насилие или покупка превратили в раба: рабы одновременно теряли и свободу, и свое имя.
Афинское право классической эпохи сохранило черты незыблемой связи между отцом и его дочерью. Даже вступив в брак и уплатив супругу приданое, когда дочь жила в «доме» своего мужа под его опекой, если по какой-то причине дочь и/или отец разочаровывался/разочаровывались в супруге, отец мог забрать ее домой — вместе с приданым! Это право, называемое аферезисом, переставало действовать с рождением первого ребенка (первого мальчика?), рождением, окончательно соединяющим супругу с новым «домом». Это означает, что влияние отца на дочь сохранялось, его авторитет был сильнее авторитета мужа или, отличаясь от авторитета мужа, он продолжал действовать по инерции.
Другие гомеровские kourai являются богинями. Нам достаточно одной — Афины. В «Илиаде» описывающие ее слова связаны с ее отцом, она thygater и tekos , то есть «дитя», «отпрыск», но особенно она kourè- Зевса. История ее рождения, объясняющая ее особенную связь с отцом, стоит того, чтобы быть здесь рассказанной. По Гесиоду, у Зевса была жена, Метида-Премудрость, от которой он ожидал ребенка: Афину. В то же время Зевса убедили остерегаться потомства Метиды, потому что после рождения Афины у нее родится сын, угрожающий его господству. Чтобы избежать риска, Зевс «себе ее в чрево отправил», но, переварив мать, он смог уберечь Афину. В конце концов она появилась из головы своего божественного отца, уже взрослая, в полном вооружении. И никогда дочь, kourè- Зевса, не будет принадлежать к другому кругу женщин, кроме «девственниц», не будет иметь другого отношения к миру, оставаясь исключительно дочерью-своего-отца. От других отпрысков Зевса Афину отличает то, что она перворожденная от его первой супруги. В какой другой культуре существует подобный образ дочери, родившейся только от отца? Оставим в стороне историю об угрозе господству Зевса — избитая тема. Разве не проявляется в этом мифе мечта греческих мужчин производить детей в одиночку!
Тремя веками позже в «Эвменидах» Эсхил заостряет внимание на вопросе связи между родителями и их потомством. Чей это сын, дочь? Клитемнестра убила своего мужа Агамемнона после его возвращения из Трои. Ее сын Орест мстит за отца, совершая еще более ужасное убийство: он убивает свою мать и предстает перед афинским ареопагом. Начинается обсуждение: насколько убийцы являются друг другу родственниками? Таким образом, Клитемнестра оказывается невиновной: она не пролила свою кровь. А Орест? Убив свою мать, разве не убил он ту, что его породила? В нем течет кровь его матери или его отца? Перед трибуналом выступают Аполлон и Афина. Первый: «Дитя родит отнюдь не та, что матерью / Зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано[32]. / Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод / Хранит». В качестве доказательства он приводит своего отца Зевса и свою сестру Афину, рожденную с помощью одного лишь отца. После чего берет слово Афина: «Ведь родила не мать меня. Мужское все / Мне ближе и дороже... / Отцова дочь я, и отцу я преданна»[33]. Слова Афины прозрачны, она «жалеть не станет женщину, / Убившую супруга»[34] и вместе с Аполлоном проявляет великодушие к Оресту-матереубийце.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!