Лейтенант чиркнул спичкой, и вдвоём они спустились в подвал.



Раньше, по всей видимости, тут размещалась цеховая кладовка. В углу стояли мётлы, лопаты и грабли. Другой угол, огороженный фанерным щитом, был завален ветошью, каковой протирают металлорежущие станки. В эту ветошь Болотов и зарыл портсигар:

-- Найдут… даст бог… когда наши вернутся.

Поднялись из подвала, и лейтенант спросил:

-- Товарищ майор, вы в партии состоите?

-- Состою… а зачем это вам... сейчас?..

-- Признаться кое в чём хочу…

Неожиданная интонация, окрасившая последние слова лейтенанта, заставила Болотова взглянуть на него внимательнее. Пыльное и изуродованное широкой ссадиной на лбу, но, несомненно, интеллигентное лицо, светлые вьющиеся волосы, припухлые губы, голубые глаза. «Красивый мальчик, -- подумал Болотов. – И что-то в нём романтическое есть. Женщинам, наверное, нравился… Весь день держался, не до того было, а теперь осознал положение и раскис». Вслух произнёс:

-- Признания не всегда помогают. Вспомните лучше о какой-нибудь милой девушке… и пройдёт.

-- А я и вспомнил. Исповедаться хочу.

-- Не перед кем тут исповедоваться… ни алтаря, ни попа…

-- Коммунист для комсомольца… сойдёт за попа.

-- Раз сойдёт, валяйте, -- усмехнулся Болотов.

-- Не поспешили вы, товарищ майор, с братской могилой в портсигаре?

-- Вы же не первый день на фронте. Неужели не понимаете?.. У нас два выхода: или с поднятыми руками, или…

-- Я не о том. То, что мы здесь все останемся, понимаю. А с кем рядом лежать придётся, знаете?.. Я, к примеру, из Городища-то драпанул… Да и остальные, строго говоря, тоже приказ двести двадцать семь нарушили… и мёртвые, и пока что живые.

В очередной раз заработал немецкий пулемёт. Строчки трассирующих пуль осветили цех. Когда пулемёт замолчал, Болотов произнёс:

-- Продолжайте.

-- Сказал же, драпанул… Полк наш зенитный на краю Городища стоял, на высотке…девчонки в основном в полку-то были, вчерашние школьницы. Винтовки – и те не у всех. И никакого прикрытия. А немцы навалились и танками, и мотопехотой… Комполка приказал стволы положить – и по танкам прямой наводкой… Положили… Стрелять-то наши девочки стреляли…а вот подтаскивать снаряды к орудиям не успевали… силёнок не хватало…в каждом ящике три штуки, итого около трёх пудов… не для женских это плеч… Побежал я в очередной раз… возвращаюсь с ящиком… а танки фашистские наши позиции утюжат…а автоматчики… ходят так, гады, с засученными рукавами… и в упор по безоружным… Выстрелит, сволочь, и наблюдает, как девчонка в предсмертных судорогах корчится… и я всё это видел… Ольгу, младшего лейтенанта, она в них гранату бросила… сапогами затоптали… живьём… Нинульку, наводчицу… самая красивая и весёлая была… в сарай поволокли… одежду срывают, ржут, скоты… Кричала она, звала… до сих пор в ушах стоит… И я мог бы… двоих-троих точно мог уложить!.. но дал дёру…

-- А дальше?

-- Дальше?.. по балке в тростники подался. Два автомата по дороге подобрал из-под убитых… а в тростниках Аркашу встретил… Он в засаде сидел. Танк немецкий хотел подбить. Хоть один. «Подобью, -- говорил, -- а там будь что будет». И «лимонка» у него была припасена... для себя… но это я потом узнал. А поначалу… он меня вашим драп-превосходительством обозвал, а я его чуть не застрелил со злобы… Когда помирились, стали его танк вместе ждать… только немцы в тот день дальше Городища не двинулись… Ночью мы из Городища уползли… А по дороге договорились… Он, Аркадий-то, местный, из Сталинграда, из Дзержинского района, который аккурат за «железкой» и начинается… Вот мы и порешили: добраться до «железки», окопаться и, покуда живы – ни шагу… В темноте ещё троих встретили… они с нами не захотели…так я сказал, что мы энкавэдэшники из заградотряда, и автоматом пригрозил… Ну, а когда окапываться начали возле завода, тут к нам многие сами потянулись… А я всем объяснял, что оборона Сталинграда именно здесь и начинается --- вот за этой железной дорогой, огибающей Мамаев курган…

-- Это всё?..

-- Теперь всё.

-- Тогда вот что, лейтенант… Война не романтична, а бесчеловечна… на войне каждый день убивают, и если не убиваешь ты, убивают тебя… таков её главный закон… это первое… А второе: ни вы, ни ваши товарищи… ниоткуда вы не драпали… а просто отступили… на более удобные для обороны позиции… В бою это обычное дело…И… хватит об этом!.. Пошли к раненым.

Всю ночь над механосборочным цехом силикатного завода №4 взлетали немецкие ракеты. Медленно опускаясь, через фонари в крыше и оставшиеся без стёкол окна своим мерцанием они освещали развороченный цех и застрявший в воротах немецкий танк. С немецкой педантичностью трассирующими очередями бил вдоль цеха пулемёт. Он будил овчарок, которые начинали лаять за заводским забором. Раненый в живот красноармеец в беспамятстве просил пить. Остальные спали, не выпуская из рук оружия.

Отдежурив своё и разбудив лейтенанта, Болотов задремал на ступенях лестницы, ведущей в подвал…

Проснулся он от торопливых шагов по крыше цеха. Там, в свете зарождавшегося дня прозвучала резкая команда. Через фонари немцы ударили шквальным автоматно-пулемётным огнём. Целясь снизу вверх, Болотов стрелял из своего ТТ. До того момента, когда его ослепила яркая вспышка – и он полетел в глухую тьму.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!