Часть VI: ВСЕ ТАЙНЫ ВСЕЛЕННОЙ
Всю юность я искал тебя, сам не осознавая, что я ищу.
- У.С. Мервин
ОДИН
Всю дорогу назад в Эль Пасо шел дождь. Идеальное время для сна. Но я просыпался каждый раз, когда снова начинался ливень.
В этой поездке домой было что-то безмятежное.
За пределами машины был ужасный шторм. А внутри было тепло. И меня не пугала злая и непредсказуемая погода. Каким-то образом, я чувствовал себя в безопасности и защищенным.
Один раз, когда я заснул, мне начал снится сон. Думаю, мои сны могут приходить по команде. Мне снилось, что мой папа, брат и я курили вместе. Мы были на заднем дворе. А мама и Данте стояли в дверном проходе. И смотрели.
Я не мог решить хорошим или плохим был этот сон. Наверно, хорошим, потому что, когда я проснулся, мне не было грустно. Наверно именно так и определяют, каким был сон. По тому, как ты себя чувствовал, когда просыпался.
- Ты думаешь о несчастном случае? – услышал я мамин нежный голос.
- Почему?
- Дождь не напоминает тебе об этом?
- Иногда.
- Вы с Данте разговаривали по этому поводу?
- Нет.
- Почему?
- Просто не разговаривали.
- Оу, - сказала она. – Я думала, вы говорить обо всем на свете.
- Нет, - сказал я. – Мы точно такие же, как и все остальные. – Это не было правдой. Мы точно не были точно такими же, как все остальные.
Когда мы подъехали к дому, дождь все еще не прекращался. Гром, молния и ветер. Это была самая ужасная буря лета. Пока мы с папой несли чемоданы в дом, успели полностью промокнуть. Мама включила свет и сделала чай, пока мы переодевались в сухую одежду.
|
|
|
- Легс ненавидит гром, - сказал я. – Он причиняет боль ее ушам.
- Уверенна, что она спит прямо возле Данте.
- Ага, думаю так и есть, - сказал я.
- Скучаешь по ней?
- Да. – Я представил, как Легс лежит в ногах у Данте, вздрагивая от звука грозы. Я представил, как Данте целует ее и говорит, что все хорошо. Данте, который любит целовать собак, любит целовать родителей, любит целовать мальчиков, и который любит целовать даже девочек. Возможно, поцелуи являются частями человеческого состояния. Может, я не человек? Может я вовсе не часть естественного порядка вещей. Но Данте наслаждался поцелуями. Я подозреваю, что ему также нравится мастурбировать. Для меня это унизительно. Даже не знаю, почему. Просто так есть. Это же то же самое, что заниматься сексом самим с собой. А заниматься сексом с самим собой очень странно. Аутоэротизм. Я вычитал это в одной из библиотечных книг. Господи, мне было неловко только об одной мысли об этом. Некоторые парни говорили о сексе постоянно. Я слышал в школе. Почему они были так счастливы, когда обсуждали секс? Из-за этого я чувствовал себя несчастным. Неадекватным. И вот, опять это слово. И почему я вообще думал об этих вещах во время бури, сидя за столом с мамой и папой? Я постарался вернуть свои мысли обратно на кухню. Я был тут. Я жил тут. Я ненавидел огромное количество мыслей в моей голове.
|
|
|
Мои родители разговаривали, а я из-за всех сил старался приглушаться к разговору, но у меня ничего не выходило. Мои мысли перескакивали с одной на другую. А потом они сосредоточились на моем брате. Так было всегда. Это можно было сравнить с моим любимым местом в пустыне. Я постоянно «приезжал» туда. Я задумался, каково было бы, если бы мой брат был рядом. Может он научил бы меня как быть парнем, что парни должны чувствовать и, что они должны делать, и как должны себя вести. Возможно, я был бы счастлив. А возможно моя жизнь была бы точно такой же. Возможно, она была бы еще хуже. Не то, что бы у меня была плохая жизнь. Я знал это. У меня были родители, которым не было на меня плевать, у меня была собака, и лучший друг Данте. Но во мне все равно было что-то такое, что заставляло меня чувствовать себя плохо.
Интересно, у всех ли мальчиков внутри есть темнота? Да. Возможно, она была даже у Данте.
|
|
|
Я почувствовал, что мама смотрит на меня. Она изучала меня. Снова.
Я улыбнулся.
- Я бы спросила, о чем ты думаешь, но я уверенна, что ты не ответишь.
Я пожал плечами и указал на отца.
- Я слишком похож на него.
Это рассмешило его. Он выглядел уставшим, но в этот момент, когда мы все вместе сидели на кухне, в нем было что-то мальчишеское. И я подумал, что возможно, он становится другим.
Все становились кем-то другим.
Иногда, когда ты взрослый, ты становишься моложе. А я, я чувствовал себя старым. Как парень, которому еще нет семнадцати, может чувствовать себя старым?
Когда я пошел спать, все еще шел дождь. Где-то далеко гремел гром, и сейчас этот звук казался отдаленным шепотом.
Я спал. Мне снились сны. И снова был этот сон, сон, в котором я кого-то целовал.
Когда я проснулся, я хотел дотронуться до себя. «Ты просто пожимаешь руку своему лучшему другу». Это было эвфемизмом Данте. Он всегда улыбался, когда говорил это.
Вместо этого я принял холодный душ.
ДВА
По непонятной причине в моем животе было забавное ощущение. Не только из-за сна, поцелуев, всей этой ерунды с телом и холодного душа. Не только из-за этого. Было что-то еще, что не ощущалось правильным.
|
|
|
Я подошел к дому Данте, чтобы забрать Легс. На мне была одежда для бега. Я обожаю это пустынную сырость после дождя.
Я постучал в дверь.
Было довольно рано. Я знал, что скорее всего Данте еще спит, но его родители уже должны встать. И я очень хотел увидеть Легс.
Мистер Китана открыл дверь. За ним выбежала Легс и накинулась на меня. Я позволил ей облизать мое лицо, чего я не позволяю ей делать слишком часто.
- Легс, Легс, Легс! Я скучал.
Я продолжал ласкать ее, пока не заметил, что мистер Кинтана выглядел… Он выглядел, не знаю… У него было странное выражение лица.
Я понял, что что-то не так. Я посмотрел на него, и еще даже не успел спросить, что случилось, как он произнес:
- Данте.
- Что?
- Он в больнице.
- Что? Что случилось? Он в порядке?
- Его хорошенько избили. Его мама осталась с ним на ночь.
- Что случилось?
- Не желаешь чашечку кофе, Ари?
Мы с Легс пошли за ним на кухню. Я наблюдал, как мистер Кинтана сделал мне кофе. Он протянул мне чашку, и сел напротив меня. Легс положила голову на колени мистера Кинтана. И он машинально начал гладить ее по голове. Мы сидели в тишине, и я наблюдал за ним. Я ждал, пока он заговорит. Наконец-то он произнес:
- Насколько вы с Данте близки?
- Я не понимаю вопроса, - сказал я.
Он прикусил губу.
- Как хорошо ты знаешь моего сына?
- Он мой лучший друг.
- Я знаю это, Ари. Но как хорошо ты его знаешь?
В его голосе была нотка нетерпеливости. Я притворялся, что действительно не понимаю, что он хочет сказать. Но на самом деле, я это прекрасно знал. Мое сердце бешено билось в груди.
- Он рассказал вам?
Мистер Кинтана кивнул.
- Значит, вы знаете, - сказал я.
Он ничего не ответил.
Я знал, что должен был что-то сказать. Он выглядел потерянным, испуганным, грустным и уставшим. Мне не нравилось видеть его таким, потому что он был хорошим человеком. Я знал, что должен что-то сказать. Но я не знал, что именно.
- Ладно, - произнес я в итоге.
- Ладно? Что, Ари?
- Когда вы уехали в Чикаго, Данте сказал мне, что однажды он хочет выйти замуж за парня. – Я осмотрел комнату. – Или по крайней мере поцеловать парня. Ну, на самом деле, я думаю, что он написал это в письме. Или он сказал это, когда вы вернулись.
Он кивнул, и уставился на свою чашку кофе.
- Думаю, я знал это, - сказал он.
- Как?
- Иногда он смотрит на тебе по-особенному.
- Оу, - я опустил взгляд на пол.
- Но почему ты не рассказал мне, Ари?
- Он не хотел расстраивать вас. Он сказал… - Я остановился и отвел взгляд. Но затем я заставил себя снова посмотреть в его полные надежды глаза. И даже несмотря на то, что мне казалось, что я предаю Данте, я должен был с ним поговорить. – Мистер Кинтана…
- Зови меня Сэм.
Я посмотрел на него.
- Сэм, - сказал я.
Он кивнул.
- Он обожает вас. Думаю, вы это знаете.
- Если он так сильно обожает меня, почему же он не рассказал мне?
- Разговаривать с отцом не всегда просто. Даже с вами, Сэм.
Он сделал глоток кофе.
- Он был так счастлив, что у вас будет еще один ребенок. И не только потому что он станет старшим братом. И он сказал: «Это должен быть мальчик, и ему должны нравится девочки». Вот, что он сказал. Чтобы у вас были внуки. Чтобы вы были счастливы.
- Меня не заботят внуки. Меня заботит Данте.
По лицу Сэма начали бежать слезы, и мне ужасно не нравилось это зрелище.
- Я люблю Данте, - прошептал он. – Я люблю этого ребенка.
- Он счастливчик, - сказал я.
Сэм улыбнулся.
- Они избили его, - прошептал он. – Они до чертиков избил моего Данте. Они сломали ему несколько ребер, били в лицо. У него сеянки по всему телу. Они сделали это с моим сыном.
Это было странное ощущение – хотеть взять на руки взрослого мужчину. Но именно это мне хотелось сделать.
Мы допили наше кофе.
И я больше не задал ни одного вопроса.
ТРИ
Я не знаю, что сказать моим маме и папе. Я вообще толком ничего не знал. Я знал, так это то, что кто-то побил Данте настолько сильно, что он оказался в больнице. И я знал, что это как-то связано с другим парнем. Так же я знал, что сейчас он находится в Мемориальной больнице провидения. И это все.
Я забрал Легс, которая начала бесится, как только мы ступили на порог дома. Собаки не сдерживают себя. Возможно, животные умнее людей. Собака была такой счастливой. Мои родители тоже. Мне было приятно осознавать, что они полюбили мою собаку, что они позволили себе это. И почему-то мне казалось, что собака скрепляет нашу семью.
Возможно, собаки были одной из тайн Вселенной.
- Данте в больнице, - сказал я.
Мама внимательно посмотрела на меня. Так же, как и мой отец. На их лицах было вопросительное выражение.
- Кто-то побил его. У него много повреждений. Он в больнице.
- Нет, - сказала мама. – Наш Данте? – Мне стало интересно, почему она сказала: «Наш Данте».
- Это была банда? – спросил мой папа.
- Нет.
- Это случилось в каком-то переулке, - сказал я.
- В его районе? Да. Думаю, да.
Они ждали, пока я расскажу им что-то еще. Но я не мог.
- Думаю, я пойду, - сказал я.
Я не помню, как вышел из дома.
Я не помню, как доехал до больницы.
Следующее, что я помню - это я, стоящий напротив Данте и смотрящий на его побитое лицо. Он был неузнаваем. Я даже не мог увидеть цвет его глаз. Я помню, как взял его за руку и прошептал его имя. Он едва ли мог говорить. Он едва ли мог видеть, его опухшие глаза были почти закрыты.
- Данте.
- Ари?
- Я здесь, - сказал я.
- Ари? – прошептал он.
- Я должен был быть здесь, - сказал я. – Я ненавижу их. Ненавижу. – Я действительно ненавидел их. Я ненавидел их за то, что они сделали с его лицом, за то, что они сделали с его родителями. Я должен был быть здесь. Должен был быть с ним.
Я почувствовал руку его мамы на моем плече.
Я сидел рядом с Данте и его родителями. Просто сидел.
- Он будет в порядке, правда?
Миссис Кинтана кивнула.
- Да. Но… - она взглянула на меня. – Ты всегда будешь его другом?
- Всегда.
- Несмотря ни на что?
- Несмотря ни на что.
- Ему нужен друг. Каждому человеку нужен друг.
- Мне тоже нужен друг, - сказал я. Раньше я никогда в этом не признавался.
В больнице было нечем заняться. Мы просто сидели и смотрели друг на друга. Ни у кого из нас не было настроения для разговоров.
Когда я уходил, его родители вышли из палаты вместе со мной. Мы остановились на выходе из больницы. Миссис Кинтана посмотрела на меня.
- Ты должен знать, что случилось.
- Вы не обязаны рассказывать мне.
- Думаю, обязана, - сказала она. – Там была одна женщина. Она видела, что произошло. И рассказала полиции. – Я знал, что сейчас она заплачет. – Данте целовался с парнем в переулке. Какие-то мальчишки проходили мимо, и увидели их. А… - она попыталась выдавить улыбку. – Ну, ты видел, что они с ним сделали.
- Я ненавижу их, - сказал я.
- Сэм сказал, что ты знаешь о Данте.
- В этом мире есть вещи похуже, чем парень, которому нравится целовать парней.
- Да, так и есть, - сказала она. – Намного хуже. Ты не против, если я кое-что скажу?
Я улыбнулся и пожал плечами.
- Мне кажется, Данте любит тебя.
Данте был прав насчет своей мамы. Она знала все.
- Да, - ответил я. – Ну, может и нет. Думаю, ему нравится тот другой парень.
Сэм посмотрел мне прямо в глаза.
- Может другой парень был просто заменой.
- Заменой меня?
Он неловко улыбнулся.
- Прости, я не должен был этого говорить.
- Все нормально, - сказал я.
- Это сложно, - сказал он. – Я… черт, сейчас я чувствую себя немного потерянным.
Я улыбнулся.
- Знаете, что самое худшее во взрослых людях?
- Нет.
- Они не всегда ведут себя как взрослые. Но именно это мне в них и нравится.
Я обхватил меня руками и прижал к себе. А потом отпустил.
Все это время миссис Кинтана наблюдала за нами.
- Ты знаешь кто он?
- Вы о ком?
- Другой парень.
- Понятия не имею.
- И тебе не интересно?
- Что я должен сделать? – Я знал, что мой голос надломился. Но я не могу заплакать. Почему я вообще хотел плакать? – Я не знаю, что мне делать. – Я посмотрел сначала на миссис Кинтана, а затем на Сэма. – Данте мой друг. – Я хотел сказать им, что у меня никогда не было друга, никогда. До Данте. Я хотел сказать, что даже не подозревал о существовании таких людей, как Данте. Людей, которые смотрят на звезды, знают факты о воде, и знают достаточно, чтобы утверждать, что птицы принадлежат небу, и что они не должны быть подстрелены во время полета по вине глупых мальчишек. Я хотел сказать им, что он изменил мою жизнь, и что я никогда не буду прежним, никогда. По непонятным причинам, мне казалось, что это Данте спас мою жизнь, а не я его. Я хотел сказать им, что он был единственным человеком, не считая моей мамы, который заставил меня захотеть поговорить о вещах, которые меня пугали. Я хотел сказать им так много, но в тоже время, у меня не было слов. Так что я просто повторил, - Данте мой друг.
Она посмотрела на меня, почти улыбаясь. Но она была слишком грустной, чтобы улыбаться.
- Мы с Сэмом были правы насчет тебя. Ты самый милый мальчик в мире.
- После Данте, - сказал я.
- После Данте, - повторила она.
Они проводили меня до грузовика. И тут мне в голову пришла мысль.
- А что случилось с другим парнем?
- Он убежал, - сказал Сэм.
- А Данте нет.
- Нет.
В этот момент миссис Кинтана не выдержала, и расплакалась.
- Почему он не убежал, Ари? Почему он не убежал?
- Потому что он Данте, - ответил я.
ЧЕТЫРЕ
Я не знал, что собираюсь сделать то, что сделал. У меня не было плана. Я даже не думал. Иногда, ты совершаешь поступки, и ты совершаешь их не потому что думал об этом, а потому что чувствовал. Потому что ты чувствовал слишком много. И ты не всегда можешь контролировать свои поступки в эти моменты. Возможно, разница между мальчиком и мужчиной состоит в том, что мальчики не могут контролировать, что они чувствуют. А мужчины могли. В этот день я был обычным мальчиком. Я даже близко не походил на мужчину.
Я был мальчиком. Мальчиком, который сошел с ума. Сумасшедший. Сумасшедший.
Я сел в грузовик и поехал прямо в аптеку, в которой работал Данте. Я вспомнил наш разговор. Я вспомнил имя этого парня. Дэниэл. Я зашел в аптеку, и он был там. Дэниэл. Я увидел его имя на бейджике. Дэниэл Г. Тот самый парень, которого Данте хотел поцеловать. Он стоял за прилавком.
- Я Ари, - представился я.
Он посмотрел на меня, и на его лице была паника.
- Я друг Данте, - сказал я.
- Я знаю, - ответил он.
- Думаю, тебе пора взять перерыв.
- Я не…
Я не ждал, пока он договорит свое жалкое оправдание.
- Я выйду на улицу, и буду тебя ждать. Я буду ждать тебя ровно пять минут. И если через пять минут ты не выйдешь, я вернусь в аптеку и надеру твою чертову задницу на глазах у всех. И если ты сомневаешься, что я это сделаю, лучше внимательно посмотри в мои глаза.
Я вышел на улицу. И начал ждать. Не прошло и пяти минут, как он стоял возле меня.
- Давай прогуляемся, - сказал я.
- Я не могу отсутствовать долго.
Но он все равно пошел за мной.
- Данте в больнице.
- Оу.
- Оу?
- Ты не пришел навестить его, - он ничего не сказал. Мне хотелось выбить из него все дерьмо прямо там. – Тебе нечего сказать, придурок?
- Что ты хочешь услышать?
- Ты ублюдок. Ты вообще ничего не чувствуешь?
Он дрожал. Но мне было все равно.
- Кто они?
- О чем ты говоришь?
- Не придуривайся.
- Ты никому не расскажешь.
Я схватил его за воротник.
- Данте лежит в больнице, и единственное, о чем ты беспокоишься, это то, расскажу ли я об этом кому-то. Кому я должен рассказать, придурок? Просто скажи мне кто они.
- Я не знаю.
- Вранье. Ты расскажешь мне это сейчас, и я не надеру твою задницу прямо здесь и сейчас.
- Я не знаю их всех.
- Сколько их было?
- Четыре парня.
- Все, что мне нужно это одно имя. Только одно.
- Джулиан. Он был одним из них.
- Джулиан Энрикез?
- Он.
- Кто еще?
- Я не знаю остальных.
- И ты просто оставил Данте там?
- Он бы не убежал.
- И ты не остался с ним?
- Нет. Я имею в виду, что от этого изменилось бы?
- Значит, тебе плевать?
- Нет, мне не плевать.
- Но ты не вернулся, не так ли? Ты не вернулся, чтобы проверить все ли с ним в порядке. Так?
- Нет, - он выглядел испуганным.
Я толкнул его в стену здания. И ушел.
ПЯТЬ
Я знал, где живет Джулиан Энрикез. Когда я был в младшей школе, мы вместе с ним и его братом играли в баскетбол. Но мы не были врагами или что-то типа того. Я немного поездил кругами, а потом осознал, что паркую грузовик возле его дома. Я подошел к входной двери, и постучал.
- Привет, Ари, - сказала она.
Я улыбнулся. Она была красивой.
- Привет, Лулу, - сказал я в ответ. Мой голос был спокойным и почти дружелюбным. – Где Джулиан?
- Он на работе.
- Где он работает?
- Бенни Боди Шоп.
- Во сколько он заканчивает? – спросил я.
- Обычно он приходит домой около пяти.
- Спасибо.
Она улыбнулась.
- Мне передать ему, что ты заходил?
- Конечно, - ответил я.
Бенни Боди Шоп. Мистер Родригес, один из друзей моего папы, управляет этим магазином. Они вместе ходили в школу. Я точно знал, где он находился. Я катался по району весь день, ожидая, когда же уже наступит пять часов. Когда было почти время, я при парковался на углу магазина. Я не хотел, чтобы мистер Родригес увидел меня. Он бы начал задавать вопросы. Он бы сказал моему отцу. А я не хотел вопросов.
Я вылез и пикапа и направился в сторону магазина. Когда я подошел к месту назначения, то увидел Джулиана. Я остановил его и помахал.
- Что тебе надо, Ари?
- Не так уж и много, - сказал я, и указал на грузовик. – Давай покатаемся.
- Это твой грузовик?
- Ага.
- Крутые колеса.
- Хочешь рассмотреть поближе?
Мы подошли к моему грузовику, и он провел рукой по капоту. Потом он присел на корточки, и начал рассматривать колеса. Я представил, как он избивал Данте, пока тот беспомощно лежал на асфальте. Я представил, как выбиваю из него все дерьмо прямо здесь и сейчас.
- Хочешь прокатится?
- Я немного занят. Ты можешь приехать позже, и мы обязательно покатаемся.
Я схватил его за шею и поднял в воздух.
- Залазь в грузовик, - сказал я.
- Что за черт на тебя напал, Ари?
- Залазь, - повторил я, толкая его в сторону грузовика.
- Спокойно, чувак. Что с тобой творится?
Он замахнулся на меня. Именно это мне и было нужно. И я ответил. Его нос начал кровоточить. Но это меня не остановило. Через мгновение время он уже был на земле. Я разговаривал с ним, обзывал его. Все было как в тумане, и я просто продолжал бить его.
А потом я услышал голос, и чьи-то руки схватили меня и оттянули от него. Хватка была сильной, так что я не мог шевелится.
Я перестал сопротивляться.
И все остановилось. Весь мир замер.
На меня смотрел мистер Родригес.
- Что за ерунду ты творишь, Ари? Ты с ума сошел?
Я не должен был ничего отвечать. Я просто опустил взгляд.
- Что тут происходит? Ари? Ответь мне.
Я не мог говорить.
Я смотрел, как мистер Родригес наклоняется и помогает подняться Джулиану. С его носа все еще шла кровь.
- Я убью тебя, Ари, – прошептал он.
- Дерзай, - ответил я.
Мистер Родригес посмотрел на меня, и повернулся к Джулиану.
- Ты в порядке?
Джулиан кивнул.
- Пошли отмоем тебя.
Я не пошевельнулся. Затем я начал забираться в грузовик.
Мистер Родригес бросил мне еще один взгляд.
- Тебе повезло, что я не вызвал копов.
- Давайте, звоните им. Мне плевать. Но, прежде чем вы это сделаете, вам лучше узнать у Джулиана, что он сделал.
После этих слов, я завел грузовик и уехал.
ШЕСТЬ
Я не заметил кровь на костяшках пальцев и на рубашке, пока не подъехал к моему дому.
Я просто сидел там.
У меня не было плана. Так что я просто сидел. Я бы сидеть там вечно - вот мой план.
Я не знаю, как долго я сидел там. Я начал дрожать. Я знал, что схожу с ума, но не мог объяснить это себе. Может быть, это то, что происходит, когда ты сходишь с ума. Ты просто не можешь это объяснить. Не себе. Не кому-либо. А худшая часть этого, это то, что, когда ты снова становишься нормальным, ты не знаешь, что о себе думать.
Мой отец вышел из дома и замер на крыльце. Он посмотрел на меня. Я не люблю смотреть на его лицо.
- Мне нужно с тобой поговорить, - сказал он. Он никогда раньше не говорил мне этих слов. Никогда. Не таким образом. Его голос заставил меня бояться.
Я вышел из машины и сел на ступенях крыльца.
Папа сел рядом со мной.
- Мне только что звонил мистер Родригес.
Я ничего не сказал.
- Что с тобой случилось, Ари?
- Я не знаю, - сказал я. - Ничего.
- Ничего? – в голосе моего отца появился гнев.
Я уставился на свою окровавленную рубашку.
- Мне надо принять душ.
Папа пошел следом за мной.
- Ари!
Мама была в коридоре. От того, как она на меня смотрела, у меня подкосились ноги. Я остановился и опустил взгляд на пол. Я не мог остановить тряску. Все мое тело дрожало.
Я смотрел на свои руки. Ничто не могло остановить тряску.
Отец схватил меня за руку, вовсе не стараясь быть нежным. Он был очень сильным. Он потянул меня в гостиную, и усадил на диван. Мама села рядом со мной. А папа занял место на стуле. Я чувствовал себя глупым.
- Рассказывай, - сказал папа.
- Я хотел причинить ему боль, - признался я.
- Ари? – мама посмотрела на меня. Я ненавидел этот неверующий взгляд. Почему она не может поверить, что я хотел причинить кому-то боль?
Я посмотрел на нее в ответ.
- Я хотел причинить ему боль.
- Однажды твой брат причинил кое-кому боль, - прошептала она. А потом она начала плакать. И я не мог терпеть это. В этот момент я ненавидел себя больше, чем когда-либо в жизни. Я просто наблюдал, как она плачет, а потом сказал:
- Не плачь, мам. Пожалуйста, не плач.
- Почему, Ари? Почему?
- Ты сломал нос этого мальчика, Ари. И единственная причина, что ты сейчас не в полицейском участке, потому что Эльфиго Родригес является старым другом твоего отца. Мы должны заплатить за это маленькое посещение больницы. Ты должен заплатить, Ари.
Я ничего не сказал. Я знал, о чем они думают. Сначала твой брат, а теперь ты.
- Простите, - сказал я. - Это звучало жалко даже для меня. Но часть меня не сожалела об этом. Часть меня была рада, что я сломал нос Джулиана. Единственное, о чем я жалел, это то, что я сделал больно маме.
- Тебе жаль, Ари? – на его лиц было железное выражение лица.
Но я тоже могут быть железным.
- Я не мой брат, - сказал я. – Я ненавижу, что вы об этом подумали. Я ненавижу, что живу в это чер… - Я остановился от использования этого слова при моей маме. – Я ненавижу, что живу в тени. Ненавижу. Я ненавижу быть хорошим мальчиком, только для того, чтобы угодить вам.
Никто из них ничего не сказал.
Папа посмотрел на меня.
- Я продаю твой грузовик.
Я кивнул.
- Отлично. Продавай.
Мама перестала плакать. У нее было странное выражение лица. Не мягкое, и не строгое. Просто странное.
- Я хочу знать причину, Ари.
Я сделал глубокий вдох.
- Ладно, - сказал я. – И вы выслушаете?
- Почему мы не должны слушать? – сказал папа спокойным голосом.
Я посмотрел на него.
Потом посмотрел на маму.
А потом опустил взгляд на пол.
- Они причинили боль Данте, - прошептал я. – Я даже не могу описать, как он выглядит. Вам надо самим на это посмотреть. Они сломали ему несколько ребер. Они оставили его в переулке. Будто он был ничем. И если бы он умер, им было бы плевать. – Я начал плакать. – Вы хотите, чтобы я говорил? Я буду. Он целовал другого парня.
Не знаю почему, но я не мог перестать плакать. А потом я остановился, и осознал, что я был очень зол. Больше, чем когда-либо в своей жизни.
- Их было четверо. Другой парень убежал. Но Данте остался. Потому что он такой. Он не убежал.
Я посмотрел на папу.
Он ничего не сказал.
Мама придвинулась ближе ко мне. Она не переставая теребила мои волосы.
- Мне так стыдно, - признался я. – Я хотел причинить им боль в ответ.
- Ари? – Голос моего папы был мягким. – Ари, Ари, Ари. Ты борешься с этим самым худшим способом.
- Я не знаю другого способа, папа.
- Ты должен попросить о помощи.
- Я не знаю, как делать это, также.
СЕМЬ
Когда я вышел из душа, мой отец уже ушел.
Моя мама была на кухне. Бумажный конверт с именем моего брата был на столе. Мама пила вино.
Я сел напротив нее.
- Иногда я пью пиво, - сказал я.
Она кивнула.
- Я не ангел, мама. И я не святой. Я просто Ари. Я просто, который всегда поступает неправильно.
- Никогда больше не говори такого.
- Это правда.
- Нет, это не так. - Ее голос был жестоким, сильным и уверенным. – С тобой все нормально. Ты милый, хороший и приличный, - она сделала глоток вина.
- Я причинил боль Джулиану, - сказал я.
- Да, это бы не самый умный поступок.
- И не очень хороший.
Она чуть не рассмеялась.
- Нет, совсем не хороший. - Она провела рукой по конверту. – Мне жаль, - сказала она. Мама открыла конверт и достала фотографию. - Это вы. Ты и Бернардо. - Она протянула мне фотографию. Я был маленьким мальчиком, и мой брат держал меня на руках. И он улыбался. Он был красив и улыбался, а я смеялся у него на руках.
- Ты любил его так сильно, - сказала она. - И мне очень жаль. Как я сказала, Ари, мы не всегда совершаем правильные поступки, ты знаешь? Мы не всегда говорим правильные вещи. Иногда, кажется, что это просто слишком больно смотреть на что-то. Так что, ты делаешь все возможное, чтобы этого не делать. Но это не уходит, Ари. - Она протянула мне конверт, и начала плакать. – Все это там. - Он убил человека, Ари. Он убил человека голыми руками. - Она выдавила из себя небольшую улыбку. Но это была сама печальная улыбка, которую я когда-либо видел. - Я никогда не говорила этого раньше, - прошептала она.
- Тебе все еще больно?
- Очень, Ари. Даже после стольких лет.
- Тебе всегда будет больно?
- Всегда.
- И как же ты с этим справляешься?
- Я не знаю. Мы все должны справляется с некоторыми вещами, Ари. Все мы. Твой отец должен справляться с войной, и тем, что она с ним сделала. Ты не должен держать всю боль в себе. Тебе ведь тоже больно, не так ли, Ари?
- Да, - ответил я.
- Я должна справляться с тем, что сделала твой брат.
- Это не твоя вина, мама.
- Я не знаю. Думаю, матери всегда винят себя за поступки детей. И отцы тоже.
- Мам?
Я хотел дотронуться до нее. Но не стал. Вместо этого я просто посмотрел на нее, и постарался улыбнуться.
- Я не знал, что могу любить так сильно.
После этих слов ее улыбка больше не казалась грустной.
- Иди сюда мой мальчик, я расскажу тебе секрет. Ты помогаешь мне справляться с этим. Ты помогаешь мне справляться со всеми потерями. Ты, Ари.
- Не говори так, мама. Я только расстраиваю тебя.
- Нет, дорогой. Никогда.
- А что я сделал сегодня? Причинил тебе боль.
- Нет, - сказала она. – Думаю, я понимаю.
То, как она это сказала. Это было, как будто она поняла что-то обо мне, что она никогда не понимала раньше. Я всегда чувствовал, что, когда она смотрела на меня, она пыталась найти меня, пытаясь выяснить, кто я. Но в тот момент, когда она посмотрела на меня, мне показалось, что она наконец-то смогла узнать меня. Но это меня только еще больше запутало меня.
- Понимаешь?
Она подтолкнула конверт в мою сторону.
- Ты не хочешь заглянуть в него?
Я кивнул.
- Хочу. Просто не сейчас.
- Ты боишься?
- Нет. Да. Я не знаю, - я провел пальцами по имени моего брата. Мы просто сидели, я и моя мама, и казалось, что время остановилось.
Она держала бокал вина, а я смотрел на фотографии моего брата.
Мой брат маленький, мой брат на руках моего отца, мой брат с моими сестрами.
Мой брат сидит на крыльце дома.
Мой брат, маленький мальчик, отдает честь моему отцу в военной форме.
Мой брат, мой брат.
Мама смотрела на меня. Это было правдой. Я никогда не любил ее больше, чем в этот момент.
ВОСЕМЬ
- Куда ушел папа?
- Он пошел увидится с Сэмом.
- Зачем?
- Он просто хочет поговорить с ним.
- О чем?
- О том, что случилось. Знаешь, они друзья. Твой отец и Сэм.
- Это интересно, - сказал я. – Папа старше.
Она улыбнулась.
- И что?
- Да, и что.
ДЕВЯТЬ
- Могу я поставить это в рамку, и повесить в моей комнате? – это была фотография моего брата, который пускал слюни на папу.
- Да, - сказала она. – Мне нравится эта фотография.
- Он плакал? Когда папа уехал во Вьетнам?
- Несколько дней. Она был безутешен.
- Ты боялась, что папа не вернется?
- Я не думал об этом. Я заставила себя не думать об этом. - Она рассмеялась. - Я хороша в этом.
- Я тоже, - сказал я. - И все это время я думал, что я унаследовал эту черту от папы.
Мы рассмеялись.
- Мы можно повесить эту фотографию в гостиной? Ты не будете возражать, Ари?
Это был тот день, когда мой брат снова был в нашем доме. В странной и необъяснимой форме, мой брат оказался домой.
Это была не моя мама, кто ответил на все мои вопросы. Это был мой отец. Иногда она слушала, как мой отец и я говорил о Бернардо. Но она никогда ничего не говорила.
Я любил ее за это молчание.
Или, может быть, я просто понимал ее.
А еще я любил своего отца, за то, как бережно он говорил. Я осознал, что мой отец был осторожным человеком. Быть одновременно осторожным с людьми, а также со словами и поступками – было очень редким явлением.
ДЕСЯТЬ
Я навещал Данте каждый день. Он был в больнице в течение четырех дней. Врачи должны были убедиться, что он был в порядке, потому что у него было сотрясение мозга.
Его ребра болели.
Врач сказал, что чтобы треснувшие ребра зажили, понадобится некоторое время. Но они не были сломаны. Это было бы хуже. Синяки заживут самостоятельно. По крайней мере, те, которые находятся на самых видных местах.
Никакого плавания. На самом деле, ему было разрешено очень мало. В основном он могла просто лежать. Но Данте любил это. Так что, все было хорошо.
Он изменился. Стал печальнее.
На следующий день, как его выписали из больницы, он плакал. Я обнимал его. Я думал, что он никогда не остановится.
Я понимал, что часть его никогда не будет таким же.
Они сломали намного больше, чем его ребра.
ОДИННАДЦАТЬ
- Ты в порядке, Ари? – Мистер Кинстана изучал меня так же, как это делала моя мама. Я сидел напротив родителей Данте за их кухонным столом. Данте спал. Иногда, когда его ребра начинали болеть слишком сильно, он принимал таблетку, от которой становился сонным.
- Да, у меня все хорошо.
- Ты уверен?
- Вы думаете, что мне нужен психотерапевт?
- Нет ничего плохого в том, чтобы встретится с врачом, Ари.
- Вы говорите, как терапевт, - сказал я.
Миссис Кинтана покачала головой.
- Ты не был таким нахалом, пока не начал дружить с моим сыном.
Я рассмеялся.
- Я в порядке, - сказал я. - Почему я должен быть не в порядке?
Родители Данте взглянули друг на друга.
- Это что, какой-то родительски знак?
- Ты о чем?
- То как мама с папой постоянно переглядываются.
Сэм рассмеялся.
- Да, думаю так и есть.
Я знал, что он говорил с моим отцом. Я знал, что он знал о моем поступке. Я знал, что они оба знали.
- Ты знаешь, кто те мальчики, не так ли, Ари? - Миссис Кинтана снова стала строгой. Не то, чтобы я возражала.
- Я знаю двоих из них.
- А остальных?
Я думал о том, чтобы пошутить.
- Держу пари, я мог бы заставить их рассказать.
Миссис Кинтана рассмеялась. Это удивило меня.
- Ари, - сказала она. - Ты сумасшедший мальчик.
- Да, я думаю, так и есть.
- Все дело в верности, - сказала она.
- Да, наверно.
- Но, Ари, у тебя могло быть множество неприятностей.
- Это было неправильно. Я знаю, что это было неправильно. То, что я сделал. Я не могу это объяснить. Они ведь не накажут этих парней, правда?
- Скорее всего, нет.
- Да, - сказал я, - полиция даже не рассматривает это дело.
- Я не забочусь о тех других мальчиках, Ари. - Сэм смотрел мне прямо в глаза. - Я забочусь о Данте. И я забочусь о тебе.
- Я в порядке, - сказал я.
- Ты уверен?
- Я уверен.
- И ты не собираешься искать других мальчиков?
- Эта мысль приходила в мою голову.
В этот раз миссис Кинтана не смеялась.
- Обещаю.
- Ты лучше, чем это, - сказала она.
Мне так хотелось верить ей.
- Но я не собираюсь платить за сломанный нос Джулиана.
- Ты сказал это своему отцу?
- Еще нет. Но я просто хочу сказать ему, что если эти уб… - Я остановился, так и не закончив произносить это слово. Были другие слова, которые я хотел сказать. - Если эти ребята не должны платить за пребывание Данте в больнице, то и я не должен платить за небольшое посещение врача Джулиана. Если папа хочет забрать мой грузовик, я не буду возражать.
На лице миссис Кинтана появилась ухмылка. А это случалось не часто.
- Дай знать, что скажет твой отец.
- И еще кое-что. Если Джулиан захочет, он может обратиться в полицию. – На моем лице тоже появилась ухмылка. – Думаете, он сделает это?
- Ты хорошо разбираешься в уличных проблемах, не так ли, Ари? – мне понравилось выражение лица Сэма.
- Да, это правда.
ДВЕНАДЦАТЬ
Мой отец не спорил с моим решением не оплачивать больничный счет Джулиана. Он посмотрел на меня и сказал:
- Я думаю, ты просто хочешь разобраться с этим без суда, - Он просто продолжал кивать. -- Сэм говорил со старой леди. Она сказала, что не сможет распознать тех мальчиков.
Отец Джулиана подошел и поговорил с моим. Он не выглядел очень счастливым, когда уходил.
Папа не забрал мой грузовик.
ТРИНАДЦАТЬ
Казалось, что нам с Данте совершенно не о чем говорить.
Я одолжил несколько книг со стихами у его отца, и читал их Данте. Иногда он просил прочитать какой-то стих еще раз. И я это делал. Я не знаю, что случилось между нами в эти последние дни лета. В некотором смысле я никогда не чувствовал себя ближе к нему. Но в это же время, я никогда не чувствовал себя более отдаленным.
Ни один из нас не вернулся к работе. Я не знаю. Думаю, после того, что случилось, все это казалось таким бессмысленным.
Однажды я решил пошутить, но вышло не совсем удачно.
- Почему лето всегда заканчивается тем, что один из нас оказывается побитым?
Ни один из нас не смеялся над шуткой.
Я не приводил Легс, потому что она любила прыгать на Данте, и могла причинить ему боль. Данте скучал. Но он знал, что я не привожу ее из хороших побуждений.
Однажды утром, я пришел к Данте и показал ему все фотографии моего брата. Я рассказал ему историю, которую собрал из газетных вырезок и того, что рассказал мне отец.
- Так ты хочешь услышать всю историю? – спросил я.
- Расскажи мне, - сказал он.
Мы оба устали от поэзии, устали от того, что нам не о чем поговорить.
- Хорошо. Моему брату было пятнадцать лет. Он был зол. Судя по тому, что я знаю о нем, он всегда был зол. Особенно часто об этом говорят мои сестры. Я предполагаю, что он был подлым, или просто, я не знаю, он просто родился злым. И так, однажды ночью он бродил по улицам города, в поисках неприятностей. Вот, что сказал мой отец. Он сказал: «Бернардо всегда искал неприятности. Он подобрал проститутку».
- Где бы он взял деньги?
- Я не знаю. А что?
- Когда тебе было пятнадцать лет, у тебя были деньги на проститутку?
- Когда мне было пятнадцать лет? Ты говоришь, так, будто это было давным-давно. Черт, у меня едва ли хватало денег на конфеты.
- А я о чем.
Я посмотрел на него.
- Могу ли я закончить?
- Прости.
- Проституткой оказался парень.
- Что?
- Он был трансвеститом.
- Вау.
- Да. Мой брат был баллистическим.
- Насколько баллистическим?
- Он убил этого парня голыми руками.
Данте не знал, что на это ответить.
- Господи, - сказал он.
- Да. Господи.
Прошло много времени, прежде чем кто-либо из них заговорил.
Наконец, я посмотрел на Данте.
- Ты знаешь, кто такие трансвеститы?
- Да. Конечно, я знаю.
- Конечно ты знаешь.
- Ты не знаешь, что такие трансвеститы?
- Откуда я должен это знать?
- Ты такой невинный, Ари, ты знаешь это?
- Не так уж и невинный, - сказал я – Но я не закончил. Все становится еще хуже.
- Как это может стать еще хуже?
- Он убил кого-то еще.
Данте ничего не сказал. Он ждал, пока я закончу рассказ.
- Его поместили в колонию для несовершеннолетних. Я предполагаю, что в один прекрасный день, он снова достал кулаки. Моя мама права. Мы не можем изменится только потому что хотим этого.
- Мне жаль, Ари.
- Ага, ну, мы ничего не можем изменить. Правда? Но это хорошо, Данте. Я имею в виду, это не хорошо для моего брата. Я не знаю, будет ли для него когда-нибудь все хорошо. Но хорошо, что теперь это никто не скрывает. - Я посмотрел на него. – Возможно, когда-нибудь я с ним встречусь. Когда-нибудь.
Он смотрел на меня.
- Ты выглядишь так, будто собираешься расплакаться.
- Нет. Просто это слишком грустно, Данте. И знаешь, что? Думаю, я похож на него.
- Почему? Потому что ты сломал нос Джулиана Энрикес?
- Так ты знаешь?
- Да.
- Почему ты не сказал, что знаешь?
- А почему ты не рассказал мне, Ари?
- Я не горжусь собой, Данте.
- Зачем ты это сделал?
- Я не знаю. Он сделал тебе больно. Я хотел причинить ему боль в ответ. Я совершил глупый поступок. - Я посмотрел на него. – Твои синяки почти пропали.
- Почти, - сказал он.
- Как ребра?
- Лучше. Иногда мне трудно спать. Так что я пью таблетки. Я ненавижу их.
- Ты был бы плохим наркоманом.
- А может нет. Мне очень понравилась травка. Правда.
- Может быть, твоя мама должна взять у тебя интервью для книги, которую она пишет.
- Ну, она уже хорошенько отчитала меня.
- Откуда она узнала?
- Говорю тебе. Она как Бог. Она знает все.
Я старался не смеяться, но я ничего не мог с собой поделать. Данте тоже рассмеялся. Но ему было больно. Из-за его треснувших ребер.
- Ты не такой, - сказал он. – Ты совсем не похож на своего брата.
- Я не знаю, Данте. Иногда я думаю, что я никогда не смогу понять себя. Я не такой как ты. Ты точно знаешь, кто ты есть.
- Не всегда, - сказал он. – Могу я задать тебе вопрос?
- Конечно.
- Тебя беспокоит, что я целовал Дэниела?
- Я думаю, что Даниэль кусок дерьма.
- Нет. Он милый. И хороший.
- Хороший? Как глубоко? Он кусок дерьма, Данте. Он просто оставил тебя там.
- Мне кажется, что тебе это волнует больше, чем меня.
- Ну, тебя это тоже должно волновать.
- Ты бы не сделала это, не так ли?
- Нет.
- Я рад, что ты сломал нос Джулиана.
Мы оба рассмеялись.
- Даниэлю было плевать на тебя.
- Он был напуган.
- И что? Мы все напуганы.
- Не ты, Ари. Ты ничего не боишься.
- Это не правда. Но я не позволил бы им сделать это с тобой.
- Может быть, тебе просто нравится драться, Ари.
- Может быть.
Данте посмотрел на меня. Он просто смотрел на меня.
- Ты пялишься, - сказал я.
- Могу ли я рассказать тебе секрет, Ари?
- Могу ли я остановить тебя?
- Тебе не нравится знать мои секреты.
- Иногда твои секреты пугают меня.
Данте рассмеялся.
- На самом деле я не целовал Даниэля. В моей голове, я целовал тебя.
Я пожал плечами.
- Тебе нужна новая голова, Данте.
Он выглядел немного грустно.
- Да. Полагаю, это так.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Я проснулся рано. Солнце еще не взошло. Вторая неделя августа. Лето заканчивалось. По крайней мере та часть лета, в которой нет школы.
Выпускной год. А потом жизнь. Возможно, это так, как все работает. Средняя школа была просто прологом к реальному роману. Все пишут этот роман за тебя, но, когда ты заканчиваешь школу, ты должен начать написать самостоятельно. На выпускном ты должны забрать ручки у своих учителей и родителей. И получили свое собственное перо. И тогда ты можешь писать все, что захочешь. Да. Разве это не круто?
Я сел на кровать и пробежал пальцами по шрамам на моих ногах. Шрамы. Признак того, что тебе было больно. Признак того, что ты исцелился.
Было ли мне больно?
Исцелился ли я?
Может быть, мы просто жили между повреждением и исцелением. Как мой отец. Я думаю, именно так он и жил. В этом в промежутке между пространством. В этом экотоне. Точно также, как и моя мама. Она заперла моего брата где-то глубоко внутри себя. И теперь она пытается выпустить его.
Я продолжал водить пальцами по шрамам. Вверх и вниз.
Легс лежала рядом со мной. Наблюдала. На что ты смотришь, Легс? Что ты видишь? Где ты жила до того, как я тебя нашел? Тебе тоже причинили боль?
Еще одно лето подходило к концу.
Что со мной будет после того как я закончу школу? Колледж? Еще больше учебы. Может быть, я перееду в другой город, в другое место. Возможно, в другом месте лето тоже будет другим.
ПЯТНАДЦАТЬ
- Что ты любишь, Ари? Что ты действительно любишь?
- Я люблю пустыню. Боже, я обожаю пустыню.
- Это так одиноко.
- Разве?
Данте не понимал. Я был непознаваем.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Я решил пойти плавать. Я пришел каркас на открытие бассейна, так что я смог поплавать несколько кругов в тишине, прежде чем он был переполнен. Там были спасатели, которые разговаривая о девушках. Я игнорировал их. Они игнорировали меня.
Я плавал и плавал, пока не начали болеть мои ноги и легкие. Потом сделал перерыв. А потом еще немного поплавал. Я чувствовал воду на моей коже. Я вспомнил о дне, когда встретил Данте. «Хочешь я научу тебя плавать?» Я о том, как же сильно изменился его голос. Мой тоже. Я вспомнил о том, что сказала моя мама. «Ты говоришь, как мужчина». Было легче говорить, как мужчина, чем быть им.
Когда я вышел из бассейна, я заметил девушку, которая смотрела на меня. Она улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ.
- Привет, - помахал я.
- Привет. - Она помахала в ответ. – Ты ходишь в Остин?
- Ага.
Думаю, она хотела продолжить разговор. Но я не знаю, что еще сказать.
- В каком ты классе.
- В выпускном.
- А я второкурсница.
- Ты выглядишь старше, - сказал я.
Она улыбнулась.
- Я быстро созрела.
- А я нет, - сказал я.
Это заставило ее рассмеяться.
- Ну, пока, - сказал я.
- Пока, - повторила она.
Зрелые. Мужчина. Что вообще означают эти слова?
Я подошел к дому Данте и постучал в дверь. Дверь открыл Сэм.
- Привет, - сказал я.
Сэм выглядел расслабленным и счастливым.
- Привет, Ари. Где Легс?
- Дома. - Я потянул за влажное полотенце, и перебросил его через плечо. - Я ходил плавать.
- Данте будет завидовать.
- Как он?
- Хорошо. Становиться лучше. Ты давненько не заходил. Мы скучали по тебе. - Он пригласил меня в дом. - Он в своей комнате, - Сэм помедлил. - У него гости.
- О, - сказал я. – Я могу зайти позже.
- Не беспокойся об этом. Иди наверх.
- Я не хочу его беспокоить.
- Не глупи.
- Я могу зайти позже. Это не так уж важно. Я просто возвращался с плавания…
- Это просто Даниэль, - сказал он.
- Даниэль?
Я думаю, он заметил удивленный взгляд на моем лице.
- Он тебе не очень нравится, не так ли?
- Он бросил Данте на растерзание.
- Не суди людей по одному поступку, Данте.
Эти слова действительно разозлили меня.
- Передайте Данте, что я заходил.
СЕМНАДЦАТЬ
- Папа сказал, что ты были расстроен?
- Я не был расстроен. - Входная дверь была открыта, и Легс лаяла на собаку, проходящую мимо. - Минуточку, - сказал я. – Легс! Прекрати.
Я принес телефон в кухню и сел за стол.
- Хорошо, - сказал я. - Послушай, я не был расстроен.
- Думаю, что мой папа не говорил мне этого, ели все было не так.
- Хорошо, - сказал я. – Это что так важно?
- Видишь. Ты расстроен.
- Я просто был не в настроении, чтобы встретится с твоим другим Даниэлем."
- Что он тебе сделал?
- Ничего. Мне просто не нравится этот парень.
- Почему мы не можем все быть друзьями?
- Этот ублюдок оставил тебя там умирать, Данте.
- Мы говорили об этом. Все нормально.
- Тогда хорошо. Отлично.
- Ты ведешь себя странно.
- Данте, иногда ты полон дерьма, ты это знаешь?
- Послушай, - сказал он. - Мы собираемся на какую-то вечеринку сегодня вечером. Я хотел бы, чтобы ты пришел.
- Я дам тебе знать, - сказал я и повесил трубку.
Я спустился в подвал и тренировался в течение нескольких часов. Я тренировался и тренировался, пока не понял, что каждая частичка моего тела невыносимо болит.
Боль была не такой уж плохой.
Я принял душ, а потом лег на кровать и просто лежал. Должно быть, я заснул. Когда я проснулся, голова Легс лежала на моем животе. Я гладил ее, пока не услышал голос моей мамы.
- Ты голоден?
- Нет, - сказал я. – Правда. Я не голоден.
- Ты уверен?
- Да. Который сейчас час?
- Шесть тридцать.
- Вау. Кажется, я сильно утомился.
Она улыбнулась мне.
- Может быть, во всем виноваты физические упражнения?
- Наверно.
- Что-то не так?
- Нет.
- Ты уверен?
- Я просто устал.
- Ты слишком много тренируешься, тебе не кажется?
- Нет.
- Когда ты расстроен, ты тренируешься.
- Это еще одна из твоих теорий, мама?
- Это больше, чем теория, Ари.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
- Данте звонил.
Я ничего не ответил.
- Ты собираешься перезвонить ему?
- Конечно.
Ты знаешь, что в течение последних четырех или пяти дней ты просто хандрил, слоняясь по дому, и тренировался. Это все, чем ты занимаешься.
Хандрить. Я вспомнил о том, как меня всегда называла Джина – «Мальчик-меланхолия».
- Я не хандрю. И я не только тренировался. Я читал. И я думал о Бернардо.
- В самом деле?
- Да.
- И что ты думал?
- Я думал, что хочу написать ему.
- Он возвращает все мои письма.
- Серьезно? Может быть, он не вернет мои.
- Может быть, - сказала она. – Стоит попробовать. Почему бы и нет?
- Ты перестала ему писать?
- Да, я перестала, Ари. Это слишком больно.
- Это имеет смысл, - сказал я.
- Только не слишком разочаровывайся, Ари, хорошо? Не следует ожидать слишком многого. Твой отец однажды пришел навестить его.
- И что случилось?
- Твой брат не захотел его видеть.
- Он вас ненавидит?
- Нет. Я не думаю, что это так. Я думаю, что он зол на себя. И я думаю, что ему стыдно.
- Он должен переступить через это. - Я не знаю, почему, но я ударил стену.
Мама внимательно смотрела на меня.
- Прости, - сказал я. - Я не знаю, почему я это сделал.
- Ари?
- Что?
В ее лице что-то изменилось. Появился серьезный, обеспокоенный взгляд. Она не сердилась, но ее взгляд был строгим.
- Что случилось, Ари?
- Ты спрашиваешь так, будто у тебя опять есть какая-то теория по поводу меня.
- Поверь мне, так и есть, - сказала она. Но ее голос был таким красивым, добрым и сладким. Она встала из-за кухонного стола и налила себе бокал вина. Потом она достала две бутылки пива и поставила одну из них передо мной. Вторую она поставила на центр стола.
- Твой отец читает. Я пойду позову его.
- Что происходит, мама?
- Семейная встреча.
- Семейная встреча? Что это?
- Это новая вещь, - сказала она. - С этого момента, они будут происходить часто.
- Ты меня пугаешь, мама.
- Хорошо. - Она вышла из кухни. Я смотрел на пиво, стоящее передо мной. Я прикоснулся к холодному стеклу. Не знаю, должен ли я был пить его или нет. Может быть, это все было подстроено. Моя мама и папа вошли в кухню. Они оба сели напротив меня. Мой отец открыл свое пиво, а потом мое. Он сделал глоток.
- Вы проверяете меня?
- Расслабься, - сказал мой отец. Он сделал еще один глоток пива. А мама сделала глоток вина. - Разве ты не хочешь, выпить пиво с мамой и папой?
- Не совсем, - сказал я. - Это против правил.
- Новые правила, - сказала мама.
- Пиво с твоим стариком не убьет тебя. Не притворяйся, что ты не пил раньше. В чем дело?
- Это действительно странно, - сказал я, но все равно сделала глоток пива. – Теперь счастлив?
У моего отца было очень серьезное выражение лица.
- Я когда-нибудь рассказывал тебе о какой-либо из моих стычек, в то время как я был во Вьетнаме?
- О, да, - сказал я. - Я только думал обо всех этих военных историях, которые ты мне рассказывал.
Мой отец наклонился и взял меня за руку.
- Я заслужил это. - Он крепче сжал мою руку, а затем отпустил.
- Мы были на севере. К северу от Дананга.
- Это то, где ты был? Дананг?
- Это был мой дом вдали от дома. - Он криво улыбнулся мне. - Мы были на разведке. Все было довольно спокойно в течение нескольких дней. Это был сезон муссонов. Боже, я ненавидел эти бесконечные дожди. Мы были просто впереди конвоя. Площадка была очищена. Мы были там, чтобы убедиться, что побережье было чистым. И тогда весь Ад вырвался на свободу. Повсюду были пули. Падали гранаты. Мы были в значительной степени в засаде. Это происходило не впервые. Но на этот раз все было по-другому.
- Со всех сторон была стрельба. Лучше, что мы могли сделать, это просто упасть обратно. Беккет вызвал вертолет, чтобы вытащить нас. Там был один парень. Действительно хороший парень. Боже, он был так молод. Девятнадцать лет. Он был еще совсем мальчишкой. - Мой отец покачал головой. - Его звали Луи. Солдат из Лафайета. – По лицу моего отца текли слезы. Он потягивал на свое пиво. - Мы не должны были оставлять никого внизу. Это было правилом. Нельзя оставлять человека внизу. Нельзя оставить человека умирать. - Я мог видеть выражение на лице моей матери. Она категорически отказывалась плакать. - Я помню, как бежал к вертолету. Луи был прямо позади меня. А со всех сторон летели пули. Я думал, что умру. А потом Луи упал. Он кричал мое имя. Я хотел вернуться. Я не помню точно, но последнее, что я помню, это то, как Беккет заталкивает меня в вертолет. Я даже не заметил, что меня подстрелили. Мы оставили его там. Луи. Мы оставили его. - Я смотрел, как мой отец справляется со слезами. В звуке человеческой боли было что-то такое, что напоминало звук раненого животного. Мое сердце разрывалось. Все это время, я так хотел, чтобы мой отец, рассказал мне что-нибудь о войне, а теперь я не мог выдержать его боль, которая даже через столько лет была как новая.
- Я не знаю, верил ли я в войну или нет, Ари. Не думаю, что верил. Я часто об этом думаю. Но я сам подписался на это. И я не знаю, что я чувствовал по поводу этой страны. Я знаю, что единственная страна, которая у меня была - это люди, которые воевали бок о бок со мной. Они были моей страной, Ари. Они. Луи, Беккет, Гарсия, Ал и Гио - они были моей страной. Я не горжусь всем тем, что совершил на этой войне. Я не всегда был хорошим солдатом. Я не всегда был хорошим человеком. Война сделала что-то с нами. Со мной. Со всеми нами. Но люди, которых мы оставили позади. Это те, кто приходят ко мне во снах.
Я пил мое пиво, а отец пил свое. Мама пила вино. Мы все молчали. Время перестало существовать.
- Иногда я слышу его, - сказал мой отец. - Луи. Я слышу, как он зовет меня. Но я не откликаюсь.
- Если бы ты вернулся, тебя бы тоже убили, - прошептал я.
- Может быть. Но я не справился со своей работой.
- Папа, не надо. Пожалуйста… - Я почувствовал, как мама наклонилась через стол и вытерла мои слезы. – Ты не должны говорить об этом, папа. Ты не…
- Думаю, должен. Возможно, пришло время, чтобы остановить кошмары. - Он оперся на мою маму. – Ты не думаешь, что пора сделать это, Лили?
Моя мама не сказала ни слова.
Папа посмотрел на меня, и улыбнулся.
- Несколько минут назад твоя мам вошла в гостиную и забрала книгу, которую я читал из моих рук. И она сказала: «Поговорите с ним. Поговорите с ним, Хайме». И она сказала это своим самым фашистским голосом.
Мама тихо рассмеялась.
- Ари, пришло время перестать убегать.
Я посмотрел на моего отца.
- Убегать от чего?
- Разве ты не знаешь?
- Что?
- Если ты продолжишь убегать, это убьет тебя.
- Ты о чем, пап?
- О тебе и Данте.
- Обо мне и Данте? - Я посмотрел на маму. Потом посмотрел на отца.
- Данте любит тебя, - сказал он. - Это достаточно очевидно. Он не скрывает это.
- Я не могу помочь с тем, что он чувствует, папа.
- Нет. Нет, ты не можешь.
- И к тому же, я думаю, что он не беспокоится по этому поводу. Ему нравится тот парень, Даниэль.
Папа кивнул.
- Ари, проблема заключается не только в том, что Данте влюблен в тебя. Реальная проблема, для тебя во всяком случае, состоит в том, что ты влюблен в него.
Я ничего не ответил. Я просто продолжал смотреть на лице моей матери. А потом на лицо моего отца.
Я не знал, что должен сказать.
- Я не уверен, я имею в виду, я не думаю, что это правда. Я имею в виду, я просто не думаю, что это так. Я имею в виду…
- Ари, я знаю, что я вижу. Ты спас его жизнь. Как думаешь, почему ты сделал это? Как думаешь, почему в одно мгновение, даже не думая, ты прыгнул через улицу и оттолкнул Данте от надвигавшегося автомобиля? Как думаешь, почему это произошло? Я думаю, ты просто не мог выдержать мысль о том, что потеряешь его. Ты просто не мог. Зачем бы ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти Данте, если ты его не любишь?
- Потому что он мой друг.
- А почему решил пойти, и выбить все дерьмо из парня, который сделал больно? Почему ты так поступил? Это все твои инстинкты, Ари. Каждый из них что-то говорит. Ты любишь этого мальчика.
Я продолжал смотреть вниз на стол.
- Я думаю, что ты любишь его больше, чем можешь вынести.
- Папа? Пап, нет. Нет, я не могу. Я не могу. Почему ты все это говоришь?
- Потому что я не могу смотреть на все что одиночество, которое живет внутри тебя. Потому что я люблю тебя, Ари. – В этот момент я начал плакать. Я думал, что никогда не смогу прекратить плакать. Но я остановился. Когда я окончательно успокоился, то сделал большой глоток пива.
- Пап, думаю мне больше нравилось, когда ты не говорил.
Мама рассмеялась. Я любил ее смех. И тогда рассмеялся и отец. А потом рассмеялся я.
- Что мне делать? Мне так стыдно.
- Стыдно за что? - спросила мама. – За любовь к Данте?
- Я парень. Он парень. Это не так, как все должно быть. Мама…
- Я знаю, - сказала она. – Знаешь, Офелия меня кое-чему научила. Все эти письма. Из них я многое узнала. И твой отец прав. Ты не можешь продолжать убегать. Не от Данте.
- Я ненавижу себя.
- Не надо, дорогой. Не надо. Я уже потерял одного сына. И я не собираюсь терять второго. Ты не одинок, Ари. Я знаю, что тебе так кажется. Но ты не прав.
- Как ты можешь любить меня так сильно?
- Как я могу не любить тебя? Ты самый красивый мальчик в мире.
- Это не так.
- Так. Так.
- Что мне делать?
Голос отца был мягким.
– Данте не убежал. Я продолжаю представлять, как он принимаете все эти удары. Но он не убежал.
- Ладно, - сказал я. Единственный раз в моей жизни, я прекрасно понимал моего отца.
И он понимал меня.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ
- Данте?
- Я звонил тебе каждый день в течение последних пяти дней.
- У меня грипп.
- Плохая шутка. Пошел ты, Ари.
- Почему ты так злишься?
- Почему ты так злишься?
- Я больше не злюсь.
- Значит, теперь моя очередь злится.
- Хорошо, это справедливо. Как Даниэль?
- Ты кусок дерьма, Ари.
- Нет Даниэль — это кусок дерьма.
- Ты ему не нравишься.
- Мне он тоже не нравится. Так теперь он твой новый лучший друг? "
- Даже не близко.
- Вы, ребята, целовались?
- А тебе то что?
- Просто спрашиваю.
-Я не хочу целовать его. Он для меня ничего не значит.
- Итак, что случилось?
- Он самовлюбленный, тщеславный, кусок дерьма. И он даже не умный. И он не нравится моей маме.
- А что о нем думает Сэм?
- Папа не считается. Ему нравятся все.
Это действительно заставило меня смеяться.
- Не смейся. Почему ты злился?
- Мы можем говорить об этом, - сказал я.
- Да, ты же так хорош в этом.
- Дай мне перерыв, Данте.
- Хорошо.
- Хорошо. Так что ты делаешь сегодня вечером?
- Наши родители собираются в боулинг.
- Да?
- Они много разговаривают.
- Действительно?
- Разве ты ничего не знаешь?
- Думаю, что иногда я нахожусь немного в стороне от всего этого.
- Немного?
- Я стараюсь, Данте.
- Скажи, что тебе жаль. Я не люблю людей, которые не знают, как сказать, что им жаль.
- Хорошо. Мне жаль.
- Хорошо. - Я был уверен, что он улыбается. - Они хотят, чтобы мы пошли с ними.
- В боулинг?
ДВАДЦАТЬ
Данте в ожидании сидел на ступеньках. Как только я подъехал, он соскочил с крыльца, и залез в грузовик.
- Боулинг звучит очень скучно.
- Ты когда-нибудь ходил?
- Конечно. Но я в это очень плох.
- А ты должен быть хорош во всем?
- Да.
- Да ладно. Может, будет весело.
- С каких пор ты хочешь проводить время с нашими родителями?
- Это не так уж и плохо, - сказал он. – Они хорошие. И кстати, это ты так сказал.
- Что?
- Ты сказал, что никогда не убегал из дома, потому что обожаешь своих родителей. И я думал, что это очень странно. Я имею в виду, не нормальная. Я имею в виду, полагаю, я думал, что родители – это инопланетяне.
- Это не так. Они просто люди.
- Да. Я знаю. Думаю, я изменил свое мнению по поводу мамы с папой.
- Значит, теперь ты их обожаешь?
- Ага. Думаю, да. – Я завел грузовик. – Если честно, я тоже ужасно играю в боулинг. Просто, чтобы ты знал.
- Ну, ставлю на то, что мы все равно лучше наших мам.
- Уверен, что мы в сто раз лучше.
Мы смеялись. И смеялись. И смеялись.
Когда мы добрались до боулинг-клуба, Данте посмотрел на меня и сказал:
- Я сказал моим родителям, что я никогда, никогда не захочу поцеловать другого парня до конца моей жизни.
- Ты им так и сказал?
- Да.
- Что они ответили?
- Мой папа закатил глаза.
- А что сказала твоя мама?
- Не много. Она сказала, что она знает хорошего терапевта. «Он поможет тебе прийти к соглашению», - сказала она. А потом она добавила: «Если ты не хочешь, можешь поговорить со мной вместо этого». - Он посмотрел на меня. И мы оба рассмеялись.
- Твоя мама, - сказал я. - Она мне нравится.
- Она жесткая, как железо, - сказал он. - Но в тоже время нежная.
- Да, - сказал я. - Заметил.
- Наши родители очень странные, - сказал он.
- Потому что они любят нас? Это не так уж странно.
- То, как они любят нас, это странно.
- Красиво, - сказал я.
Данте посмотрел на меня.
- Ты изменился.
- Как?
- Я не знаю. Ты ведешь себя иначе.
- Странно?
- Да, странно. Но в хорошем смысле.
- Хорошо, - сказал я. - Я всегда хотел быть странным в хорошем смысле.
Я думаю, наши родители были очень удивлены, увидев, что мы действительно пришли. Наши отцы пили пиво. А матери газировку. У них были ужасные баллы. Сэм улыбнулся нам.
- Я не ожидал, что вы ребята, на самом деле придете.
- Нам было скучно, - сказал я.
- Ты нравился мне больше, когда не был таким нахалом.
- Простите, - сказал я.
Было весело. Нам было весело. Оказалось, что я был лучшим игроком. У меня было больше 120-и балов. И во время третей игры я получил еще 135 баллов. Если подумать, то это ужасно. Но остальная часть команды действительно отстой. Особенно моя мама и миссис Кинтана. Они много говорили. И много смеялись. Данте, и я постоянно смотрели друг на друга и смеялись.
ДВАДЦАТЬ ОДИН
Когда мы с Данте вышли из боулинг-клуба, я поехал в пустыню.
- Куда мы идем?
- В мое любимое место.
Данте был тих.
- Уже поздно.
- Ты устал?
- Вроде.
- Сейчас всего лишь десять. Рано встал, не так ли?
- Ты меня знаешь.
- Если ты не хочешь, мы можем просто поехать домой.
- Нет.
- Хорошо.
Данте не захотел включать музыку. Он просмотрел мою коробку с кассетами, но не мог остановиться на чем-нибудь конкретном. Я не был против тишины.
Мы просто ехали в пустыню. Я и Данте. Не говоря ни слова.
Я припарковал на моем обычном месте.
- Я люблю это место, - сказал я. Я мог слышать биение собственного сердца.
Данте ничего не сказал.
Я прикоснулся к теннисной обуви, которую он прислал мне, что свисала с моего зеркала заднего обзора.
- Я люблю эту вещь, - сказал я.
- Ты любишь много вещей, не так ли?
- Твой голос звучит раздраженно. Я думал, ты больше не злишься.
- Думаю, я злюсь.
- Мне жаль. Я сказал, что мне жаль.
- Я не могу так, Ари, - сказал он.
- Не можешь как?
- Вся эта штука с дружбой. Я не могу.
- Почему нет?
- Я должен объяснять это тебе?
Я ничего не ответил.
Он вышел из машины и захлопнул дверь. Я последовал за ним.
- Эй, я коснулась его плеча.
Он оттолкнул меня.
- Мне не нравится, когда ты прикасаешься ко мне.
Мы стояли там в течение долгого времени. Ни один из нас ничего не говорил. Я чувствовал себя маленьким, незначительным и недостаточным. Я ненавидел это ощущение. И я собирался перестать чувствовать себя таким образом. Я собирался остановить это.
- Данте?
- Что? – в его голосе отчетливо слышался гнев.
- Не злись.
- Я не знаю, что делать, Ари.
- Помните, тот раз, когда ты меня поцеловал
- Да.
- Помнишь, я сказал, что это не действует на меня?
- Почему ты об этом говоришь? Я помню. Я помню. Черт, Ари, ты думаешь, я забыл? "
- Я никогда не видел тебя таким раздраженным.
- Я не хочу об этом говорить, Ари. Это просто заставляет меня чувствовать себя плохо.
- Что я сказал, когда ты поцеловал меня?
- Ты сказал, что это не действует на тебя.
- Я соврал.
Он посмотрел на меня.
- Не играй со мной, Ари.
- Я не играю.
Я взял его за плечи, и посмотрел на него. Он посмотрел на меня в ответ.
- Ты сказал, что я не ничего не боюсь. Это не правда. Ты. Вот что я боюсь. Я боюсь тебя, Данте. - Я сделал глубокий вдох. - Попробуй еще раз, - сказал я. - Поцелуй меня.
- Нет, - сказал он.
- Поцелуй меня.
- Нет. - А потом он улыбнулся. - Ты поцелуй меня.
Я положил руку на его затылок, и потянула его к себе. А потом я его поцеловал. Я целовал его. И я целовал его. И я целовал его. И я целовал его. А он продолжал целовать меня.
Мы смеялись, и мы разговаривали, и мы смотрели на звезды.
- Я хотел бы, чтобы сейчас шел дождь, - сказал он.
- Мне не нужен дождь, - ответил я. – Мне нужен ты.
Он начертил пальцем свое имя по моей спине. А я начертил мое на его спине.
Все это время.
Вот что со мной было не так. Все это время я пытался выяснить тайны Вселенной, тайны моего собственного тела, моего собственного сердца. Все ответы всегда были так близко, и все же я всегда боролся с ними, даже не зная об этом. С той минуты, как я встретил Данте, я влюбился в него. Я просто не позволял себе это знать, и думаю, чувствовать это. Мой отец был прав. И то, что сказала моя мама, тоже было правдой. Мы все боремся в нашей собственной войне.
Мы с Данте лежали в самодельной постели моего пиками, и смотрел на летние звезды. Я был свободен. Представьте это. Аристотель Мендоза - свободный человек. Я больше не боялся. Я думал об этом выражение лица моей матери, когда я сказал ей, что мне было стыдно. Я думал об этом взгляде любви и сострадания, которое обретало ее лицо, когда она смотрела на меня. «Стыдно? Из-за любви к Данте?»
Я взял Данте за руку, и сжал ее.
Как мне когда-либо могло быть стыдно любить Данте Кинтана?
БЛАГОДАРНОСТИ
Я долго раздумывал о написании этой книги. На самом деле, после того, как я закончил первую главу или около того, я почти решил отказаться от проекта. Но мне повезло, и я был достаточно благословлен быть окруженным преданными, мужественными, талантливыми и умными людьми, которые вдохновили меня на написание того, что я начал. Эта книга не была бы написана без них. Итак, вот мой маленький, и определенно не полный, список людей, которых я хочу поблагодарить: Пэтти Мусебруггера – отличного агента, и отличного друга. Дэниела и Сашу Чакон за их большую любовью и убеждение, что я должен написать эту книгу. Гектора, Энни, Джинни, и Барбару, которые всегда были со мной. Моего редактора, Дэвида Гейла, который верил в мою книгу и всю команду в Simon & Schuster, особенно Нава Вульфа. Моих коллег из Отдела Креативного Написания, чья работа и великодушие постоянно бросала мне вызов, и вдохновляла быть лучшим писателем и лучшим человеком. И, наконец, я хотел бы поблагодарить моих студентов, прошлых и настоящих, которые напоминают мне, что язык и письмо всегда будут иметь огромное значения. Моя благодарность всем вам.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!