ГРАФ ПУАТУ И ГЕРЦОГ АКВИТАНИИ 13 страница
Жара, мороз и лютые невзгоды
Войны жестокой побеждались верой.
Так писал Амбруаз, участвовавший в походе и прошедший весь путь от начала до конца. И то, что он поведал, оставляет далеко позади все рассказанное в «шансон-де-жест», то есть в северофранцузском героическом эпосе.
Ричард не задержался на острове долее чем на день, и уже 18 апреля отчалил. 22-го числа он сошел на берег на Родосе. Здесь он пробыл десять дней, наверное, для того, чтобы дать отдохнуть командам судов, заделать повреждения в корпусах кораблей и пополнить запасы воды и продовольствия. Флот покинул Родос 1 мая.
В тот же день четыре корабля попали в бурю и были выброшены на берег острова Кипр. Три из них буря совершенно разбила, и лишь обломки этих кораблей достигли порта Лимасол (тогда город назывался Лимиссо). Большинство тех, кто плыл на них, утонуло. Среди утопленников оказались и приближенные короля, в том числе королевский вице-канцлер Роже Моша. Нашли его труп, в руке он сжимал королевскую печать.
Император Исаак Ангел не побрезговал собрать с потерпевших крушение кораблей все, что только могло представлять ценность. Что же касается спасшихся после кораблекрушения, то они были брошены в узилища, и император потребовал выкуп за их освобождение. Тот же корабль, который уцелел в бурю, также попал в чрезвычайно сложное положение, поскольку Исаак запретил ему заходить в порт. А как раз на этом судне находились Иоанна, бывшая королева Сицилии, и Беренжера, дочь короля Наварры.
|
|
|
Слух об этом происшествии, подкрепленный свидетельствами очевидцев, достиг короля Англии. Встревоженный, он устремился к острову на кораблях и галерах, выглядевших со стороны весьма внушительно, и обнаружил вблизи Лимасола судно, на котором находились его сестра и будущая супруга. Ричард, не мешкая, отправил своих посланцев к императору и трижды, с великим смирением, просил отпустить паломников и вернуть им отнятое имущество. Исаак же снизошел лишь до пренебрежительного ответа: он, мол, и слышать не желает ни про то, ни про другое и отнюдь не боится ни короля Англии, ни его угроз.
И воспылало неистовство в Ричарде. «Вооружитесь и следуйте за мной, — сказал он тогда своим воинам. — Отомстите за неправды, которые еретик сей совершил пред Богом и нами, угнетая невинных и отказываясь отпустить их на свободу. Но тот, кто отказывается вершить дела по справедливости, да будет принужден к тому силою оружия, и я вверяюсь Богу, и да дарует Он нам ныне победу над императором сим и народом его».
Еще живописнее эта история выглядит у Амбруаза, бывшего очевидцем происходившего тогда и облекшего свое свидетельство о виденном в рифмы. Этот эпизод оказался настолько важным и в жизни самого Ричарда, и в истории дальнейших отношений между Англией и Ближним Востоком, что не будем отказывать себе в удовольствии и хотя бы прозой перескажем повествование Амбруаза.
|
|
|
«Было то утром в понедельник, когда Бог уготовил дело, которое, по воле Его, совершил король: Он пожелал, чтобы король забрал потерпевших кораблекрушение, освободил свою сестру и вызволил свою подругу. Обе они проклинали день, в который попали сюда, ибо император пленил бы их, если б смог. Когда король захотел захватить порт, не было недостатка в людях, желавших ему воспрепятствовать, ибо император сам был на берегу вместе с народом, который он смог только собрать за серебро и по приказу. Король призвал одного посланца и отправил его в лодке к земле с учтивой просьбой к императору вернуть пострадавшим от кораблекрушения паломникам то, что у них было, и возместить нанесенный ущерб, который он им причинил. Тот же насмехался над посланниками до полной потери рассудка. Он так и не пожелал дать более пристойный ответ, но лишь ворчливо и злобно насмехался. Посланник быстро возвратился назад и пересказал все это королю.
|
|
|
Когда же король увидал, что над ним так посмеялись, он сказал своим людям: „Вооружайтесь!“ Они немедля повиновались и не стали зря тратить время. Он велел им грузиться во всеоружии на шлюпки своих кораблей. Отправил он добрых рыцарей и отважных арбалетчиков. У греков тоже были арбалеты, а их люди все стали подвигаться поближе к берегу, и у них было пять галер во всеоружии. В городе Лимасол, где начался бой, у них не осталось ни единой двери, ни единого окна, откуда бы не стреляли из лука, ни бочки, ни защелки, ни засова, ни щита, ни старой галеры или старой баржи, балки или доски или ступеньки; всё они стащили на берег, чтобы нападать на паломников. Собравшись во всеоружии на берегу, самые надменные люди, которых только знает этот свет, с плюмажами и знаменами богатых цветов, верхом на мощных огромных конях и на крупных мулах, могучих и прекрасных, они красовались перед нами и шикали на нас, как на собак; но скоро им пришлось поубавить спесь. Мы были в худшем положении, ибо мы наступали с моря, нам было тесно в наших битком забитых маленьких барках, мы были отягощены колебанием волн и всем бременем нашего тяжелого оружия. Мы были пешими, и в их стране. Но воевали мы лучше».
И Амбруаз завершает свой рассказ: «Что вам еще сказать? Через пятнадцать дней, и я не лгу, Бог возымел все воздаяние свое, а король имел Кипр в своем распоряжении и во власти франков».
|
|
|
Он рассказывал еще, как стрелы сыпались на бойцов, словно ливень на посевы. Ричард, который именуется тут «великолепным победителем — magnificus triumphator», выказал такую сноровку, что «если бы ночь не настала слишком скоро, он захватил бы императора, живым или мертвым». Но, не зная горных дорог и тропинок, он не стал утруждать себя преследованием разбежавшихся уроженцев этой земли; вместо этого он вернулся в опустевший город Лимасол с огромной добычей, заключавшейся «как в людях, так и в животных». В тот же день Иоанна и Беренжера, остававшиеся на корабле в бедственном положении, смогли войти в порт в сопровождении королевского флота.
И это еще не все. Услыхав, что император и его люди рассеяны где-то милях в пятнадцати, Ричард еще до рассвета выступил с войском и, не поднимая шума, подкрался к тому месту, где расположились лагерем императорские силы и где все еще спали. Византийцы были разбужены страшными воплями нападающих и впали в оцепенение, не зная, что делать и куда бежать. Сам император ускользнул со считаными приближенными, оставив на произвол судьбы все свои ценности: сокровища, коней и весьма красивый шатер, а вдобавок еще и императорский штандарт, расшитый золотом. Король Англии незамедлительно решил принести его в дар святому Эдмунду, прославленному мученику.
На следующий день, 9 мая, часть сеньоров Кипра явилась к Ричарду и, оставив залог, поклялась ему в верности против императора и против всех его людей. Наконец, 11 мая на остров прибыли несколько важных лиц из Палестины: Ги Лузиньянский, носивший вместе со своим братом Жоффруа титул короля Иерусалимского, Онфруа де Торон, Раймон, принц Антиохийский, со своим сыном Боэмундом, графом Триполийским, и Лев, брат и кузен Рубена, князя Армянского; все они объявили себя «людьми короля Англии» и поклялись ему в верности.
Однако оставался еще Исаак. Поняв, что его оставили почти все его люди, он послал наконец послов к королю Англии с предложением мира и уплаты 20 тысяч марок золотом в возмещение обид, нанесенных жертвам кораблекрушения; кроме того, он обещал освободить пленных со всем их добром и выражал готовность вернуться в Сирию с сотней рыцарей, четырьмястами туркопольцев и пятьюстами пеших оруженосцев. Более того, чтобы закрепить по обычаю мирный договор брачным союзом, император готов был отдать единственную дочь в жены тому, на кого будет указано королем Англии. В свидетельство своей верности он предложил в залог множество замков и даже поклялся в верности королю Англии, объявив себя его человеком и пообещав хранить во всей доброй вере, твердо и без дурного умысла предложенные условия. Ричард принял все эти предложения.
В тот же день, подкрепившись около полудня, император удалился в свой шатер; рыцари короля, которым поручено было охранять его, расслабились и предались полуденному отдыху. И тут Исаак неожиданно для всех бежал. Очевидно, его не устраивал мир, заключенный с королем Англии; своим поведением он давал знать Ричарду, что не собирается ни придерживаться мира, ни соблюдать заключенный договор. Предосторожности ради Ричард незамедлительно собрал вооруженные силы, доверив руководство ими Ги Иерусалимскому и иным князьям. «Преследуйте его, поймайте его, если сможете, — сказал им Ричард, — что же до меня, то я окружу весь остров галерами и буду стеречь его, чтобы никак нельзя было ему уйти от рук моих».
Он так и поступил. Перестроив свои галеры в две флотилии, он поручил одну из них Роберту Тернхемскому, а другую возглавил сам. Они расставили все корабли и галеры, которые только удалось отыскать, один за другим, цепочкой вдоль берега, особенно стараясь прикрыть дороги, выходящие к морю. Когда греки и армяне, охранявшие города и замки императора, а заодно и свои припасы провианта и амуниции, увидали, какие силы ополчились против них, они побросали все и поспешно бежали в горы. Король, таким образом, вместе с Робертом беспрепятственно овладел всеми этими городами, замками и портами, — убедившись, что они совершенно опустели, они вернулись в Лимасол.
На следующий день, пришедшийся на воскресенье 12 мая, когда праздновалась память Акилы и Панкратия, Ричард, король Англии, сочетался браком с Беренжерой, дочерью короля Наварры. Венчал молодых капеллан короля Николай. В тот же день во граде Лимасоле Иоанн, епископ Эврё, в присутствии многочисленных прелатов, архиепископов и епископов, в числе которых был и взявший крест епископ Байоннский, увенчал Беренжеру короной королевы Английской.
После этого король Англии, которому стало известно, что дочь императора пребывает в весьма укрепленном замке, именуемом Шерине, явился под стены его со своим войском; не успел он приблизиться к замку, как сама дочь кесаря вышла к нему и, пав ниц, предала ему самое себя, как и замок свой, в уповании на его милосердие. Затем Ричард взял еще один сильно укрепленный замок, называвшийся Бюффаван, и так, мало-помалу, овладел всеми городами и богатствами Империи.
«Злосчастный император укрылся в весьма укрепленном монастыре, который носил имя Главы святого Андрея (Капо-Сан-Андреа). Узнав, что король направляется в его пределы, он повергся к его стопам, также вверяя его милосердию жизнь свою и своих близких, не упоминая о королевстве, ибо ведал уже он, что все оно оказалось в руках и во власти Ричарда. Но он умолял короля не заковывать в железы его руки и ноги. Услыхав прошение сие, король отдал пленника под надзор своему постельничему Раулю Фиц-Годфруа и велел тому наложить на руки и ноги императора цепи из золота и серебра. Это произошло на острове Кипре в месяце июне 1-го числа, в канун Пятидесятницы. Ричард, отдав распоряжения касательно безопасности императора, а также относительно охраны городов и замков, оставил всю власть Ричарду Камвиллу и Роберту Тернхемскому и поручил им править от его имени».
«Король Англии удалился с Кипра на галерах 5 июня, увозя вместе с собой короля Иерусалимского, принца Антиохийского, графа Триполийского и других принцев, которых ему удалось найти на Кипре. А Рауля Фиц-Годфруа с императором он отослал в Триполи». На другом корабле плыли королева Беренжера, а также Иоанна Сицилийская и дочь Исаака.
Можно вообразить славу, которую снискал Ричард столь стремительным и блестящим завоеванием. Кипр представлял собой удобную гавань, расположенную совсем неподалеку от Палестины, и крестоносцы не замедлили учесть неоценимые удобства такой близости к Святой земле. Стремительность же, с которой король, впрочем, в доброй вере и ради защиты пилигримов, его сопровождавших, заполучил остров, поражала, словно удар молнии, достойный запечатления в воспоминаниях. Истинный ореол доблестного завоевателя отныне следовал за ним, и этот ореол остался на века.
На пути к Акре был совершен новый подвиг, еще более умноживший блистательную его славу. 7 июня 1191 года в море было замечено судно, несшее цвета короля Франции. Ричард направил к этому кораблю нескольких посланцев, которые должны были узнать, откуда, куда и зачем держат путь мореплаватели. Последовал ответ, что они — христиане, люди короля Франции, и что направляются в Антиохию с грузом провианта и оружия для короля. Ответ заставил Ричарда на какое-то время задуматься; «Король Франции не располагает кораблями такой величины. Если же они действительно из дома его, скажите им, чтобы они явились ко мне для разговора». Но когда посланцы вновь приблизились к незнакомому кораблю, с него полетели стрелы и даже «греческий огонь». Догадавшись, с кем он имеет дело, король тотчас приказал преследовать и захватить судно, пообещав всем своим людям, что добыча достанется им. Через несколько часов судно было потоплено. Оно перевозило около 1500 сарацинов, которые должны были попасть в Акру и укрепить там силы Саладина. Груз состоял в основном из оружия, провианта и глиняных сосудов с нафтовым маслом — то есть нефтью, которая особенно страшила воинов-франков и давала сарацинам очевидное преимущество на поле боя. Эта победа добавила славы Ричарду, королю Англии, именно тогда, когда он входил в залив Святого Иоанна Акрского, а происходило это на следующий день, 8 июня 1191 года. Можно себе представить, как обрадовались те, кому он пришел на помощь, и как укрепился дух сражающихся.
* * *
И как раз вовремя. Осада Акры началась, в сущности, еще за три года до этого. Предприятие казалось безнадежным, особенно после сокрушительной победы армий Саладина у отрогов Хаттина в 1187 году, в День святого Мартина, 4 июля, после чего уже никто не сомневался в полнейшем и близком изгнании европейцев с Ближнего Востока. В то время когда, по словам Джошуа Проуэра, «кости павших при Хаттине белели у подножия Отрогов», а победитель захватил у франков Иерусалим и важнейшие замки и города Святой земли, такие обособленные и побуждающие к сопротивлению предприятия, как осада Акры, кажутся весьма многозначительными.
Между прочими заслуживает упоминания эпизод, случившийся в Тире. Конрад Монферратский, которого летописцы называют «маркизом», не то феодал-сеньор, не то искатель приключений, отправился морем в Константинополь чуть ли не в то самое время, когда начались бедственные события, обернувшиеся потерей Святого града. Ничего не зная или по крайней мере не отдавая себе отчета в происходящем (его собственный отец Гильельмо де Монферрато попал в плен при Хаттине), он собирался пристать в порту Акры, когда вдруг понял, что на рейде происходит что-то непонятное. Обычно стоило показаться христианскому кораблю, как среди населения возникало немалое оживление. В церквях радостно ударяли в колокола, а духовенство встречало западных паломников крестным ходом. Теперь же колокола Акры не отозвались благовестом на появление западного судна, и это выглядело дурным предзнаменованием. Известно, что в мусульманских странах колокольный звон считается пагубным и потому запрещен. Конрад, человек осторожный, решил повернуть назад и благополучно вышел в открытое море. За ним и не подумали гнаться: новые хозяева города, знамена которых развевались над крепостями, приняли корабль итальянца за обыкновенное торговое судно. Конрад воспользовался своим везением и поспешил к порту города Тира, который нашел переполненным беженцами и в совершенном расстройстве, потому что город этот превратился в центр христианского сопротивления. С помощью пизанской эскадры и каких-то двух сотен сицилийских рыцарей город героически выдерживал атаки осаждающих с суши и с моря. С появлением неустрашимого «маркиза» жители ожили и воодушевились и сумели дать отпор воинству Саладина. Но вот обратная сторона медали: стоило бывшему королю Иерусалима Ги Лузиньяну, освобожденному Саладином по настоятельным просьбам его супруги, королевы Сивиллы (и взамен за сдачу Саладину города Аскалона), появиться у стен Тира, как городские врата пред ним затворились: Конрад предпочел остаться единоличным вождем обороны города и едва ли не почитал себя за наследника того королевства, которое незадачливый Ги Лузиньян не сумел сохранить.
Тем временем, с наступлением весны 1189 года, бывший иерусалимский король доказал свою удаль. Он предпринял в свой черед наступление и вместе с малочисленным войском, составленным из остатков армий, защищавших Святую землю, по большей части храмовников и госпитальеров, преуспел на поле боя. Ему удалось занять укрепленную высоту, которая называлась Тель-Фухар (то есть деревня Гончары), к востоку от Акры и напротив восточных городских ворот. Место и в самом деле было выбрано очень удачно. Хронисты называют его Тороном Рыцарей. Располагалось оно на месте древнего городища, в каких-нибудь 1200 метрах от города и порта, и господствовало над равниной. Ги со своими людьми удерживал его не один месяц, прикрывая отважные вылазки из-за стен Акры. Небольшие заливы и бухточки давали ему возможность получать подкрепление с моря. Мало-помалу Акра превращалась в цель всех тех, кто покушался на отвоевание Святой земли; в лагерь франков на холме и на стоянки в округе являлись все новые и новые пилигримы: датчане, фризы, фламандцы; прибыли и немногочисленные французы под знаменем Жака д'Авенского, доблесть которых не замедлила снискать им славу. Наконец явился и передовой отряд немецкой армии под командованием Людовика, ландграфа Тюрингии. Однако надежды на прибытие имперской армии сменились вскоре жестоким разочарованием. Воинство Саладина стремилось взять в кольцо позиции, занятые крестоносцами, так что осадная война мало-помалу перерождалась в своего рода войну окопную, а сами крестоносцы в несколько приемов превращались из осаждающих в осажденных, да еще и страдающих от голода.
Зимой 1190/91 года положение стало критическим: «Хлебец, которого не хватало для того, чтобы один-единственный человек наелся досыта, вздорожал до десяти су в анжуйской монете. Конское мясо превратилось в самое настоящее лакомство, а за меру пшеницы давали 200 безантов» (мера — такое количество пшеницы, которого хватало на разовый прокорм одной лошади). Некоторое время спустя положение поправилось и цена пшеницы понизилась до шести безантов за меру. Это случилось в начале февраля 1191 года, и положение спас архиепископ Солсберийский, собиравший средства для самых бедных крестоносцев. И вот, тремя днями спустя, пришел корабль и, прорвав блокаду, доставил груз пшеницы, вина и растительного масла, который немедленно был распределен среди воинов.
Сохранился длинный список погибших и умерших во время осады Акры. Среди них, в числе прочих, сама королева Иерусалимская Сивилла и двое ее сыновей, умерших ранее октября 1190 года. Поскольку права Ги Лузиньяна на королевство Иерусалимское основывались исключительно на правах его супруги — а сама Сивилла унаследовала их от своего сводного брата, Балдуина Прокаженного, — Конрад Монферратский задумал занять его место; вот почему он стал домогаться брака, который укрепил бы его притязания на наследство: он решил жениться на сестре Сивиллы, Изабелле. Однако тут возникло еще одно затруднение: Изабелла не только уже была замужем, но еще и страстно любила своего молодого мужа Онфруа де Торона, отличавшегося чрезвычайной красотой. Бароны обязались развести Изабеллу, чтобы выдать ее замуж за Конрада, отныне считавшегося вождем королевства, которое, правда, надо было еще отвоевать. Тем временем папа отлучил их от церкви. Среди крестоносцев события эти вызвали тревогу, и вскоре Конрад был наказан за свой нечестивый и дерзкий брак.
Ричард прибыл в ореоле славы недавних подвигов, и это должно было поднять дух разношерстного войска, утомленного непрекращающейся осадой, в ходе которой мало-помалу стиралось различие между осаждавшими и осажденными, поскольку армия Саладина окружала холмы, удерживавшиеся арьергардом армии, намеревавшейся, в свою очередь, захватить Акру. Приходилось считаться и с запутанными иерархическими отношениями: воины должны были хранить верность не только сеньору, но и его вассалам. Все хотели восстановить в правах короля Иерусалимского, но кто отныне должен был считаться королем? Ги Лузиньян сброшен со счетов, Онфруа де Торон отвергнут, Конрад Монферратский проявил себя беспринципным честолюбцем. Полнейшее смущение и путаница царили в рядах крестоносцев.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 104; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!