ГРАФ ПУАТУ И ГЕРЦОГ АКВИТАНИИ 12 страница
Иоахим занимался прежде всего толкованием Откровения святого Иоанна. Видимо, Апокалипсис, книга, которой заканчивается Новый Завет, по-особенному занимал и Ричарда. «Он и приближенные его наслаждались услышанным», — подчеркивает один из рассказчиков. Беседа началась с обсуждения видения: «Жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»[37]. Иоахим считал, что эта женщина «знаменует Святую Церковь, покровенную и облаченную солнцем праведности, которое есть Христос Господь, а под ее стопами…‹…› мир сей с его пороками и вожделениями неправедными, которые Она стопами своими попирает непрестанно». Что же до дракона о семи главах и десяти рогах, то он означает диавола, у которого в действительности голов без счета; головы эти обозначают гонителей Церкви; десять же рогов суть ереси и расколы, которыми измыслившие их противятся десяти заповедям и повелениям Божиим, а семь диадем дракона — это цари и князи мира сего, измышлителям заблуждений поверившие. Что же до драконова хвоста, совлекшего с неба треть звезд и повергшего их на землю, так этим предсказывается конец и погибель тех, кто имел веру в дракона и кого дракон сбросит в геенну; и еще этот хвост означает конец света, когда восстанут некоторые люди неправедные и начнут рушить Церковь Божию: «Во времена антихриста много христиан укроются в пещерах и в местах пустынных в горах и сохранят веру христианскую в страхе Божием до сокрушения антихриста».
|
|
|
Но аббат из Кораццо пошел в своих толкованиях дальше. Он назвал по именам семь главных гонителей Церкви: Ирод, Нерон, Констант, Магомет, Мельземут (или иначе Массамут, под каким именем он основал династию Альмохадов) и, наконец, Саладин и антихрист. И предсказал скорый конец Саладину: «И там есть один, ведомый как Саладин, который угнетает ныне Церковь Божию и лишил ее служения на Гробе Господнем и в Святом граде Иерусалиме и той земле, по которой ходил ногами своими Христос. И он ныне движется к утрате королевства Иерусалимского и будет убит и алчность хищников (сарацинов. — Р. П. ) погибнет, и произойдет страшное смертоубийство, не бывало подобного которому с начала света, и жилища их будут опустошены и города разорены, и христиане вернут утраченное в проигранных походах и совьют свои гнезда».
Пророчество заставило вскочить со своего места короля, надеявшегося отвоевать Иерусалим. Ричард, не мешкая, спросил у монаха: «Когда будет взято это место?» Иоахим отвечал: «По прошествии семи лет со дня, в который захватили Иерусалим». — «Так что же, мы слишком торопимся?» — «Нет, — ответил Иоахим. — Твой приход туда весьма нужен, ибо Бог дарует тебе победу над врагами Его и вознесет имя твое над именами всех князей земли». Что и говорить, утешительные виды на будущее… Монах еще добавил: «Это то, что приготовил тебе Господь, и Он восхотел, чтобы это пришло на тебя. Он дарует тебе победу над врагами твоими и Он прославит имя твое в вечности; и ты прославишь Его, а Он прославится в тебе, если ты будешь упорен в начатом деле».
|
|
|
Подобное обращение служит для нас лишней гарантией подлинности рассказа — хотя и не подтверждает истинность пророческого дара у Иоахима Флорского… К тому же известно, что Иоахим распространил в своих проповедях больше заблуждений, чем истин, как, например, в своих прозрениях о Духе: часть ордена францисканцев сочла возможным признать их — и эти заблуждения породили множество ошибок. Не так давно о. А. де Любак просветил нас относительно длительных последствий этих ошибок, влияние которых прослеживается до наших дней[38]. А между тем сомнительно, чтобы эти предсказания вызвали восхищенный гул у слушателей, в числе которых упоминаются Губерт Готье, епископ Солсберийский, архиепископ Руанский, два других архиепископа, Н. Апамейский и Гирард Ошский, Иоанн, епископ Эврё, и Бернард, епископ Байонны, а также «много иных почетных лиц, как клириков, так и мирян». В присутствии их Ричард задал еще один вопрос: «Где родился антихрист и где он будет править?» — «Можно верить, — с твердостью в голосе отвечал Иоаким, — что антихрист рожден во граде Риме и что он захватит апостольский престол». — «Если антихрист родился в Риме, — тотчас же возразил король, — и он должен завладеть апостольским престолом, я полагаю, что это нынешний папа». Он сказал так, добавляет Бенедикт из Питерборо, потому что ненавидел папу Климента III.
|
|
|
«Я-то думал, — добавил Ричард, — что антихрист должен родиться в Вавилоне или Антиохии и от рода Данова и править из храма Божия, что в Иерусалиме, и ходить по той земле, которую попирали стопы Господни, и что антихрист будет царствовать три с половиною года, и что будут у него прения с Енохом и Илиею, и они будут убиты, и умрут, и что после их смерти Бог дарует шестьдесят дней покаянных, чтобы успели раскаяться те, кто совратился с пути праведного и соблазнился проповедью антихриста и ложных пророков его».
Что на эту речь ответил Иоахим, хронисты не сообщают, но зато дают пространный комментарий, показывающий, насколько волновали Ричарда подобные вопросы; ему и прежде приходилось немало размышлять над услышанными им пророчествами. Бенедикт из Питерборо и Роджер из Ховдена добавляют насчет речей настоятеля Кораццо о пришествии антихриста, что «многие из духовенства, люди мудрые и сведущие в божественных писаниях, попытались доказать противное, и то тут, то там предлагались правдоподобные мнения; однако спор по этому вопросу остался открытым».
|
|
|
Как бы то ни было, визит Иоахима Флорского стал одним из знаменательных событий того зимнего стояния на Сицилии, а его спор с королем Ричардом («диспут», как говорили в то время) должен был запечатлеться в памяти слушателей.
Вскоре после праздника Сретения, 2 февраля, произошло событие, которое началось как простая забава, но едва не обернулось трагедией. Была суббота, все только что поднялись из-за стола. Ричард и Филипп, в кругу множества рыцарей, своих приближенных, «по обычаю» послепраздничных дней, устроили игры за городом. Когда же они стали возвращаться, то на улицах Мессины им повстречался крестьянин с ослом, груженным вязанками длинного камыша; на юге Франции это растение называют тростником. Король Англии, а потом и те, кто ехал рядом с ним, вмиг расхватали вязанку. Выбрав себе противника, они встали в боевую позу с тростиной в руке. Король Англии оказался против Гийома де Барра, известного своей горячностью рыцаря, близкого королю Франции, и оба стали фехтовать своими тростинами. Накидка короля порвалась, когда он наносил удар Гийому; но Ричард атаковал противника до тех пор, пока тот не пошатнулся на своей лошади. Ричард решил выбить противника из седла и, приблизившись к нему, возобновил наступление, силясь сбросить Гийома на землю. Гийом в ответ вцепился в шею коня; король, в бешенстве, стал на него кричать. Робер де Бретёйль, сын графа Роберта Лестерского, устремился к своему королю, пытаясь заодно защитить Гийома, но Ричард кричал: «Оставьте меня, оставьте меня один на один с ним!» И, как бы затем, чтобы ничего уже нельзя было исправить, король продолжал голосом и жестами оскорблять противника: «Давай-ка, прочь отсюда! Но берегись, не смей попадаться мне на глаза! Знай, отныне ты и те, кто с тобою, — навек мне враги». Гийом удалился, опечаленный и смущенный неистовством короля Англии и его угрозами. Он явился к своему сеньору, королю Франции, ища у него помощи и совета.
Ричард, известный своей горячностью, должно быть, и в самом деле разгневался не на шутку, потому что на следующий день даже не пожелал выслушать короля Франции, явившегося заступиться за Гийома и желавшего испросить у Ричарда мира и милосердия. Еще через день то же попытались предпринять другие три сеньора: граф Шартрский, герцог Бургундский и граф Неверский. Гийом де Барр почел за лучшее не искушать судьбу и оставил Мессину. Его примирение с Ричардом произошло не ранее чем по прошествии многих и многих дней, когда наконец на судах подняли паруса и флот двинулся к Святой земле; только тогда король Франции, а также епископы и архиепископы, графы и бароны войска вымолили мир и пощаду для Гийома де Барра и показали королю Англии, что он был не прав в своем отношении к рыцарю такой доблести.
Что тут скажешь: это кажется даже забавным — разозлиться на рыцаря потому лишь, что тот осмелился сопротивляться, да к тому же еще порвал накидку! Но Ричард при этом славился и способностью к ошеломляющему великодушию, которое он проявил и во время своего пребывания в Мессине. Как раз под тем же февралем в хрониках упоминается о многих кораблях, переданных королем Англии из своего флота королю Франции, причем суда те были прекрасно оснащены. Также в феврале Ричард разделил свои сокровища между всеми своими товарищами, графами, баронами, рыцарями и оруженосцами и был щедрее всякого из предшественников своих; никогда, говорили, никто за год столько не раздаривал, сколько он раздарил за месяц. Выходит, что неукротимое безрассудство Плантагенетов уживалось в нем с добросердечием, снискавшим ему приверженность народную на все время похода.
* * *
Между тем назревало новое столкновение, последствия которого оказались, быть может, еще тяжелее. 1 марта Ричард должен был повстречаться с Танкредом и потому направился к Таормине, где находился дворец Танкреда. По дороге он задержался в Катанье, где поклонился мощам святой Агафии, одной из святых покровительниц острова; английские летописцы не преминули напомнить о покрове святой Агафии, хранящем город и спасшем его от страшного пожара.
Танкред, предупрежденный о госте, вышел ему навстречу. Если верить свидетельствам источников, увидев друг друга еще издали, он и Ричард спешились, а сойдясь, «тот и другой при встрече много раз обнимались, целовались и обменивались приветствиями». Затем, вновь оседлав коней, они въехали в Катанью; духовенство и народ встречали их крестным ходом с песнопениями и хвалениями. После молебна возле усыпальницы святой Агафии король Англии был приглашен во дворец Танкреда; он должен был пребывать там три дня, со всеми подобающими почестями. Перед отъездом Танкред предложил Ричарду всяческого рода дары: кубки из золота и серебра, лошадей и шелковые ткани; король, впрочем, ничего не принял, кроме небольшого кольца, в знак взаимной приязни. В свою очередь, он преподнес Танкреду подарок много более ценный: меч короля Артура, знаменитый Эскалибур, который нашли в раскопанной могиле в аббатстве Гластонбери. Выходит, меч этот представлял собой археологическую находку; он свидетельствовал об эпохе, память о которой помечена именем короля Артура, благородного государя «бриттов», героя «шансон-де-жест» («песен о подвигах»), эпических поэм, от которых пошли рыцарские романы, позаимствовавшие ослепительную пышность у Гальфрида Монмутского. Можно задаться вопросом: придавал ли Танкред этой памяти о прошлом ту же ценность, что и Ричард? Однако он определенно остался доволен, так как подарил королю Англии четыре больших корабля (такие суда называли «вратарниками») и пять галер для похода.
Два короля вместе выехали в Таормину, и именно там состоялся доверительный разговор между ними, посеявший смущение. Танкред сказал следующее:
«Я знаю из надежного источника, и определенные приметы это подтверждают, что то, что король Франции дал мне о вас знать через герцога Бургундского и через его собственные письма, происходит более из зависти к вам, нежели из любви, которую он питает ко мне. Он меня уведомил, что вы не блюдете со мною ни мира, ни союза и что вы нарушаете договоренности, заключенные со мною, и что в этом королевстве вы только возмущаете против меня, но если я захочу выступить против вас со своим войском, сам он со всеми силами своими пойдет на вас и на ваше войско также». Не поддаваясь волнению ни в облике своем, ни в словах, король Англии отвечал: «Сколь же смущают они, те, кто возбуждает зло! Что же касается меня, мне трудно поверить, что он сообщил вам это, ибо он мой сеньор, а также мой товарищ по паломничеству, которое мы совместно предпринимаем».
На это Танкред отвечал: «Если вы желаете убедиться в том, что сказанное мною правда, вот доказательство: я даю вам письма, которые король Франции направлял мне через герцога Бургундского, а если герцог Бургундский будет от них отказываться, я ему докажу, позвав одного из своих товарищей, который передавал мне эти письма, надежно и достоверно скрепленные печатью короля Франции».
Король Англии подержал письма в руках, но затем, узнав, что король Франции собственной персоной намеревается прибыть в Таормину для переговоров с Танкредом, отдал их обратно своему собеседнику.
Ричард вернулся в Мессину другой дорогой. Филипп Август провел в Таормине только ночь, а на следующий день тоже вернулся в Мессину. Ричарда едва не трясло, так он злился на Филиппа; он не стал делать приятное лицо и изображать преувеличенную любезность или подыскивать при чину ухода, но просто удалился восвояси. Король Франции почувствовал перемену и настоятельно потребовал объяснений через посредничество графа Фландрского и некоторых других своих баронов. Ричард пересказал то, что сообщил ему король Сицилии. Услыхав это, Филипп Август смутился и поначалу не знал, что отвечать. Потом, оправившись от смущения, он сказал: «Все это неправда, и выдумана она недавно, ибо я знаю и вижу, что король Ричард ищет обвинений против меня. Уж не затем ли он распространяет такие выдумки, чтобы избавиться от моей сестры, которую пообещал взять в супруги?» Последовал ответ короля Англии: «Я не ищу способа увильнуть от его сестры, но я отказываюсь взять ее в жены, потому что отец мой познал ее и родил от нее сына».
Так возродилась старая свара, теперь из-за козней Танкреда, и между двумя королями стала усиливаться неприязнь. Пошли всякие разговоры и переговоры. Филипп поддался увещеваниям, ибо многие настаивали на признании свершившегося и неизбежного и уговаривали раз и навсегда освободить Ричарда от обещания заключить брак с Аделаидой при условии, что Ричард пообещает уплатить десять тысяч марок серебра. Сошлись на том, что, когда Филипп вернется во Францию, его сестра получит волю, а Жизор в то же время будет возвращен ему со всем, что было приготовлено для ее бракосочетания; благодаря этому король Англии развяжет себе руки для выбора супруги. «Таким образом, в тот день король Франции и король Англии вновь стали друзьями и подтвердили все договоренности, что заключены были между ними клятвами и грамотами, скрепив их печатями своими».
Лишь после этого, в субботу 30 марта 1191 года, Филипп Август покинул со своим флотом порт Мессины. В пути он пробыл месяц и пристал к палестинскому берегу, чтобы присоединиться к осаждающим город Акру, в субботу Пасхальной седмицы, 20 апреля.
* * *
В тот самый день — и едва ли по простому совпадению! — в Мессину прибыла сама королева Алиенора, мать Ричарда Английского. По правде говоря, о ее приезде было объявлено более чем за месяц до этого, когда вновь появился Филипп, граф Фландрский, чтобы присоединиться к крестоносцам. Но если сам Филипп мог тотчас же вступить в Мессину, то королеву, по сути, регентшу Англии, со «множеством людей, ее сопровождающих» (как читаем в тексте Бенедикта из Питерборо), люди сицилийского короля не хотели пускать на остров. В конце концов Алиенора высадилась в Неаполе в сопровождении внушительной свиты. Она должна была, обогнув Калабрию, добраться до Бриндизи, и, вероятно, именно поэтому король Ричард собрался к Танкреду: он намеревался потребовать у него объяснений.
Алиенора Аквитанская путешествовала не одна: ее сопровождала Беренгария (Беренжера), дочь Санчо VI, короля Наварры, которую королева взяла с собой в качестве своего рода секретного оружия. Королеве очень хотелось женить сына, но она и слышать не желала о нареченной ему Аделаиде Французской. Веря разом и в крайности, которые мог совершить Ричард (она если и не винила его, то уж точно имела в виду публичное покаяние, которое произошло в Мессине), и в то, что король Филипп затеял козни затем, чтобы наконец завершить бракосочетанием договоренность об участи своей сестры, сама королева тем временем решила найти такой вариант, который бы удовлетворил одного и навсегда отбил охоту к интригам у другого. Амбруаз заявляет, что Ричард «много возлюбил (Беренжеру. — Р: П.) с тех пор, как стал графом Пуату». Можно было ожидать, что Алиенора задержится в Мессине, стремясь обеспечить женитьбу своего любимого сына. Но она выказывала настойчивое желание уехать. Новости, привезенные ею, нельзя было назвать прекрасными, и это определенно подвигло Ричарда на внесение изменений в распоряжения касательно управления королевством (об этом речь несколько позже). Алиенора пробыла в Мессине всего четыре дня и покинула город 2 апреля. Нельзя не поражаться ее бдительному попечению о делах в королевстве в отсутствие сына, не говоря уже о телесной крепости семидесятилетней женщины; становится понятным уже цитировавшееся нами восклицание Ришара де Девиза: «Королева Алиенора, жена несравненная, прекрасная и целомудренная, властная и скромная, смиренная и речистая, что весьма редко встречается в женщине!» Что же касается дочери короля Наварры, то она, по мнению того же Ришара, была «более мудра, нежели прекрасна». Правда, сам Ричард несколькими годами ранее как будто бы посылал Беренжере пламенные стихи, но поэзия возникала как часть куртуазной лирики и заключала в себе те славословия, которыми подобало превозносить Даму.
Беренжера должна была довериться попечению Иоанны, бывшей королевы Сицилии, а сама Алиенора возвращалась в Англию через Рим. Она, вероятно, прибыла в то время, когда стало известно о смерти папы Климента III, того самого, в котором Ричард хотел видеть антихриста. В самый день смерти на его место был избран Джачинто Бобоне, в свое время студент школы при соборе в Париже и знакомец Пьера Абеляра; быть может, он даже присутствовал на прославленном заседании в Сансе, на котором Абеляр противостоял Бернарду Клервосскому в присутствии короля Франции Людовика VII. В то время Джачинто Бобоне был просто дьяконом. Избранный 10 апреля, он был посвящен четырьмя днями позже под именем Целестина III. На следующий день, в понедельник Пасхальной седмицы, он короновал императором и императрицей Генриха VI, Римского короля, и его супругу Констанцию. Алиенора, вероятно, присутствовала на коронации. Если верить Роджеру из Ховдена, церемония не отличалась особой торжественностью; более того, папа (которому тогда было восемьдесят пять лет) ударил ногой по короне императора. Яростная свара разразилась из-за города Тускул, который император хотел разрушить.
А вот Ричарда в тот день 14 апреля в Мессине уже не было. Впрочем, и форта Матегрифон тоже — он был уничтожен, потому что Ричард не пожелал оставить его позади себя. Сто пятьдесят больших кораблей и пятьдесят галер наконец отплыли на волнах, приближаясь к Святой земле, где дожидались помощи христиане, вот уже более двух лет осаждавшие Акру. Но на Святой седмице, с 12-го числа, то есть со Светлой пятницы, начался «ужасный ветер» и буря разметала весь этот великолепный флот. Король добрался до Крита лишь с небольшой его частью. Это было первое, но далеко не последнее происшествие на его пути к Святой земле.
***
Про Александра смерть я петь не стану…
Не вспомню про Артура. И Тристану
Не припишу невероятных приключений,
Как и Парису иль Елене увлечений, —
Не знаю уж, как там они любили…
Про рыцарей же, что позднее жили,
Пускай поют жонглеры для услады
Собравшихся на праздник: люди рады:
Шансон-де-жест — старинный слог, задор…
А правда ль в песне или сущий вздор, —
Судить о том предоставляю вам.
Я расскажу о том, что видел сам:
О воинах, что Акру осаждали,
Каким огнем сердца у них пылали,
Как немощь человеческой природы,
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!