ПОЛКОВОДЦЫ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

 

В последнюю треть XVIII века Франция вступила как одна из наиболее могущественных и передовых стран Европы. В экономическом развитии она уступала только Англии. Промышленность и торговля играли важнейшую роль в экономическом развитии Франции. Основными торгово-промышленными и финансовыми центрами страны являлись ее столица Париж, насчитывавшая около 600 тысяч жителей, а также такие крупные провинциальные города, как Лион, Марсель, Бордо, Руан, Нант и некоторые другие. Но все же основой ее экономики продолжало оставаться сельское хозяйство, хотя оно было крайне отсталым. Урожайность была довольно низкая, а неурожая и недороды были частым явлением.

Военная мощь Франции казалась весьма внушительной, а ее внешнеполитическое положение — солидным и прочным. Королевская власть по всем внешним признакам сохраняла свой прежний блеск и могущество. Огромный бюрократический аппарат охватывал своими щупальцами все стороны общественной жизни. Главная его функция заключалась в подавлении трудового народа и выколачивании из него налогов и всевозможных поборов. В стране господствовали феодальные отношения. Король обладал ничем не ограниченной самодержавной властью. Его слово являлось законом для всех подданных. Ему принадлежало непререкаемое право окончательного решения всех как внутренних, так и внешнеполитических вопросов в государстве.

Все население Франции делилось на три сословия: первое сословие — духовенство, второе — дворянство и третье — все остальные. При этом «все остальные», т. е. третье сословие, составляло около 99 % всей нации. И тем не менее, несмотря на свое подавляющее численное превосходство над двумя первыми привилегированными сословиями, третье сословие было политически бесправным. Оно несло на себе все тяготы содержания феодально-абсолютистского строя. Старая, дошедшая из глубины веков, формула гласила: «Духовенство служит королю молитвами, дворянство — шпагой, третье сословие — имуществом». Этот ветхозаветный обычай считался непререкаемым, всякая попытка поставить его под сомнение приравнивалась к государственному преступлению и каралась по всей строгости закона.

Дворянство и духовенство вместе взятые составляли ничтожное меньшинство населения Франции. Но эти чуть более четверти миллиона человек образовывали привилегированные сословия, составлявшие господствовавшие классы феодально-абсолютистской Франции. В их руках находились все высшие государственные и церковные посты в королевстве, все командные должности в армии. Они владели большей частью земельных угодий в стране. Эти два привилегированных сословия жили за счет чужого труда, труда нещадно эксплуатируемого ими бесправного народа. Развращенные и изнеженные праздным образом жизни, не знающие особых забот о хлебе насущном, давно утратившие способность к производительному труду, они превратились в паразитическую общественную группу.

Но при этом следует иметь в виду, что дворянство и духовенство не были однородны по своему составу. Среди них тоже было расслоение, и довольно существенное. Так, в первом сословии имелось высшее духовенство — так называемые «князья церкви», входившие в состав господствующей феодальной аристократии. Они принадлежали к этой общественной группе в силу своего происхождения, т. к. почти все являлись представителями знатных и родовитых, большей частью титулованных, дворянских фамилий.

На другом фланге первого сословия находилось низшее духовенство — приходские сельские священники (кюре). По своему общественному положению они были очень далеки от «князей церкви». Эту часть духовенства составляли выходцы из крестьянской и буржуазной среды, т. е. простонародья. Они обладали сравнительно скромным достатком и по своему материальному положению не шли ни в какое сравнение с высшим духовенством.

Второе сословие — дворянство — тоже было далеко неоднородным. Одна, меньшая его часть, принадлежала к высшей прослойке этого сословия, другая, большая, — к мелкопоместному провинциальному дворянству. Разница между аристократами, крупными земельными собственниками, обладателями огромных состояний, роскошных замков, громких титулов, больших связей при королевском дворе, и мелкопоместными дворянами была очень большой. Провинциальное дворянство по своим доходам и образу жизни разительно отличалось от аристократов. В своей основной массе это были люди малообразованные, с весьма ограниченным кругозором. Многие помещики, особенно обедневшие, давно уже утратили облик сеньора в его расхожем понимании. Но при всем своем невежестве и деревенской заскорузлости любой, даже самого скромного достатка, дворянин мнил себя не иначе, как господином «своих» крестьян и, пользуясь феодальными правами, нещадно их эксплуатировал.

В составе второго сословия имелась еще одна, и довольно значительная, группа — чиновное дворянство. Она в значительной мере была представлена выходцами из буржуазии, которые в свое время приобрели дворянство за деньги. Но в ее рядах подвизалось немало представителей и провинциального дворянства. Вот такой довольно пестрый состав в предреволюционной Франции представляло собой второе — дворянское — сословие.

Однако каковы бы ни были различия между разными группами первых двух привилегированных сословий, сколько-нибудь существенных противоречий в их рядах они пока не вызывали. Общее, что объединяло все группы внутри дворянского и духовного сословий, была их классовая корпоративность. Они прекрасно осознавали свое господствующее положение, дающее им право на угнетение основной массы народа. И это заставляло их (за исключением разве что в определенной мере низшего духовенства) держаться сплоченно, невзирая на имевший место внутрисословный антагонизм.

Третье сословие в классовом отношении было еще более неоднородным, чем два первых сословия. В его состав входили: буржуазия, интеллигенция, рабочие, городская беднота и крестьянство. Самой организованной и сплоченной социальной группой в этом сословии являлась буржуазия. Она в своей основной массе была богаче и образованнее не только всех остальных социальных групп, составлявших третье сословие, но и бросала в этом отношении открытый вызов привилегированным сословиям. Рост капиталистических отношений, развитие промышленности и торговли, формирование капиталистического уклада в жизни общества, происходившие, несмотря на все препоны и преграды в недрах феодально-абсолютистского строя, серьезно усилили и укрепили буржуазию. В последние десятилетия XVIII века она стала самым сильным и богатым классом в стране. Ее экономическое могущество продолжало неуклонно нарастать. Во Франции появилось немало буржуа, владевших многомиллионными состояниями. Разорившиеся, промотавшие свои состояния аристократы являлись постоянными клиентами у богатых буржуа на получение займов. Не брезговали прибегать к займам у новоявленных миллионеров и государственная казна, и даже королевский двор. И тем не менее, несмотря на свое экономическое могущество и роль в обществе, буржуазия так же, как и парижские люмпены, была политически бесправна. Любой, даже самый захудалый, дворянин смотрел на буржуа свысока.

Обстановка в стране с каждым годом накалялась. Абсолютистский режим и вся феодальная система уже изжили себя и перестали соответствовать социально-экономическому развитию страны и, более того, превратились в путы, сковывающие развитие производительных сил, препятствующие их росту. Такое положение нередко приводило к социальным взрывам. Народные восстания, вспыхивавшие в разных концах страны, сотрясали Францию на протяжении почти всего XVIII века. Они были грозными раскатами грома, предвещавшими приближение революционной грозы. Мощные подземные толчки нараставшего народного гнева все чаще прорывались наружу. Так, в 1775 году во Франции вспыхнуло крупное крестьянское восстание, вошедшее в историю под названием «мучной войны». Только лишь с большим напряжением сил правительству удалось подавить его. Но крестьянские мятежи продолжались… В то же время буржуазия по мере роста капиталистических отношений и своего усиления становилась все более зрелой и смелой. Еще задолго до первых революционных схваток она повела широкое идеологическое наступление на феодально-абсолютистский режим.

Франсуа Мари Аруэ, известный под именем Вольтера, Жан Жак Руссо, Дени Дидро, Клод Адриан Гельвеций, Поль Анри Гольбах, граф Шарль Луи Монтескье, другие философы-материалисты в своих произведениях критически относились к окружающему их миру, развенчивали и ниспровергали идеи, традиции, верования, мораль французского феодально-абсолютистского общества и выдвигали свою новую идеологию. В сложном спектре ее идейных течений были представлены цвета всех классов и социальных групп — буржуазии, крестьянства, городского плебейства и т. д., — объединяемых общим названием — третьего сословие. При всей своей разноликости, скрытых и явных внутренних противоречиях этот конгломерат различных политических сил должен был, по мнению творцов новой идеологии, выступать единым и сплоченным антифеодальным фронтом, призванным сокрушить твердыни старого мира.

Все творчество передовых мыслителей так называемой Эпохи Просвещения, как ее окрестили историки, было пронизано идеями несовершенства окружающего мира и необходимости его переустройства, стремления к лучшему, более справедливому, соответствующему естественным правам человека строю. Отсюда и рождение идей о «естественных законах» и «естественных правах». Под влиянием трудов выдающихся мыслителей XVIII столетия во Франции, а затем и по всей Европе утвердился настоящий культ Разума. Люди самых разных сословий буквально преклонялись перед Знанием. Они проникались верой в то, что на смену мрачному Средневековью с его абсолютизмом, невежеством и религиозными предрассудками неизбежно должны прийти грядущее царство справедливости и разумное понимание окружающего мира. Читать и цитировать произведения Вольтера, Дидро, Руссо и других гигантов века Просвещения считалось в то время признаком хорошего тона не только в гостиных буржуа, но и в великосветских салонах. Именно тогда появляется и наполняется конкретным содержанием знаменитый лозунг будущей революции «Свобода, Равенство и Братство». Даже простые, не имеющие никакого образования, люди интуитивно понимали значение знаний и из всех сил стремились дать образование своим детям, мечтая, что хотя бы им удастся вырваться из нищеты. Безграничная вера в волю и разум человека вдохновляла людей, дарила им надежду на лучшее будущее.

К концу 80-х годов XVIII века во Франции сложилась революционная ситуация. Страну постиг неурожай. Народ голодал, доведенные до отчаяния крестьяне снова брались за вилы и топоры. А это была внушительная сила: из 26-миллионного населения Франции 23 млн (более 90 %) составляли крестьяне. В торговле и промышленности наступил кризис. К 1789 году государственный долг достиг огромной суммы — 4,5 млрд ливров. У правительства не было денег даже на уплату процентов кредиторам, а от новых заимствований банкиры под разными предлогами воздерживались, не доверяя разорившейся казне. Государство оказалось на пороге полного банкротства. Однако, несмотря на все эти угрожающие симптомы, королевский двор, чтобы удовлетворить свои безграничные потребности, продолжал непомерными расходами бездумно опустошать остатки казны. Огромные суммы тратились на всевозможные развлечения, королевские «дары» своим родственникам и видным сановникам, уплату их долгов. Балы, разного рода празднества и кутежи следовали один за другим. Таким образом, сложившуюся в стране к концу 80-х годов XVIII века обстановку и поведение правящего режима в создавшихся условиях можно охарактеризовать одной короткой фразой — «пир во время чумы».

Чтобы преодолеть острый финансовый кризис, король Людовик XVI по совету своего министра финансов в 1787 году принял решение созвать собрание нотаблей (высшая светская и духовная знать). На него были приглашены и некоторые представители третьего сословия. Естественно, это были не парижские санкюлоты, а люди, не уступающие по богатству сиятельным аристократам, многие из которых являлись их постоянными должниками. Замысел королевского двора состоял в том, чтобы возложить на привилегированные сословия хотя бы часть налогового бремени и тем самым пополнить государственную казну. Однако эта скромная мера вызвала бурное негодование аристократии. Она не пожелала ничем поступиться, даже самым малым, хотя бы ради спасения своего короля. Оплот монархии — дворянство и высшее духовенство — первыми проявили неповиновение королю. Своекорыстные, узкособственнические расчеты не позволили этим «столпам монархии» взглянуть на проблему с точки зрения государственных интересов. В результате такого убогого мышления «цвета нации» она вскоре потеряет все. Социальный взрыв огромной, небывалой еще силы, сметет ее вместе с королем. Пройдет еще немного времени — и из олигархов они превратятся в нищих эмигрантов, а многие из них за свои прегрешения перед народом заплатят и головой.

Оказавшись перед угрозой финансового краха или, как принято теперь говорить, — дефолта, и все нараставшего недовольства народа, нередко приводящего к крупным волнениям, король распускает собрание нотаблей и в 1788 году соглашается на созыв Генеральных штатов (собрание всех трех сословий), не собиравшихся во Франции уже 174 года. На них возлагается задача найти выход из создавшегося положения. Созыв их был намечен на май 1789 года. Не рассчитывая более на поддержку первых двух сословий, король согласился дать третьему сословию двойное представительство в Генеральных штатах. Однако такой весьма важный вопрос — как проводить в Генеральных штатах голосование: посословно или по количеству голосов — остался открытым.

Обстановка в стране продолжала ухудшаться. В конце 1788 — начале 1789 годов в ряде провинций Франции вновь начались крестьянские волнения. К весне 1789 года они приняли угрожающие размеры. Одновременно крупные волнения начались и во многих городах. Народ требовал хлеба и установления дешевых цен на продовольствие. В апреле взбунтовались рабочие Парижа. Их бунт был подавлен войсками. Таким образом, к моменту созыва Генеральных штатов вся страна была охвачена революционным брожением. Выборы в Генеральные штаты прошли в обстановке крайнего общественного возбуждения. Депутаты получили бесчисленное множество наказов избирателей, требовавших проведения в стране широких политических реформ. Буревестники-одиночки, возвещавшие за много лет до революции ее приближение, оказались правы. Теперь революционная гроза неотвратимо надвигалась.

Генеральные штаты открылись 5 мая 1789 года в одном из версальских дворцов. Разодетые в пышные одеяния, сверкающие золотом и бриллиантами, депутаты от дворянства и духовенства разместились в передней части парадного зала, по обе стороны от места короля, которое находилось в головной части зала. Депутаты от третьего сословия, одетые в скромные темные костюмы, заняли его заднюю часть. Речь Людовика XVI, встреченная единодушным приветствием, не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Он ничего не сказал о назревших реформах и, более того, выразил свое неодобрение «неумеренному желанию нововведений». Такое же чувство разочарования у депутатов третьего сословия оставил и доклад генерального директора (министра) финансов Ж. Неккера, назначенного королем на этот пост в августе 1788 года. Сам выходец из третьего сословия, знаменитый банкир и один из богатейших людей Франции, Неккер пользовался большой популярностью в буржуазных кругах. Но, как бы там ни было, Генеральные штаты, торжественно открытые королем, приступили к работе. Однако уже на следующий день после их открытия в Генеральных штатах развернулась ожесточенная борьба между депутатами от третьего сословия и представителями от привилегированных сословий по вопросу о порядке голосования. Депутаты первых двух сословий, естественно, выступили за голосование по сословиям, ибо такой порядок голосования давал им двойное превосходство над представителями третьего сословия, но натолкнулись на упорное сопротивление своих оппонентов. Последние были не согласны с тем, что, представляя огромное большинство нации, они превращались попросту в одну треть Генеральных штатов, не способную как-либо повлиять на их работу. На это сразу же указал в своем выступлении граф О. Мирабо — депутат от третьего сословия. Все депутаты от этого сословия единодушно поддержали его. Работа Генеральных штатов, едва начавшись, зашла в тупик. Начались долгие переговоры, завершившиеся безрезультатно. В то время как небольшая часть дворянства и низшее духовенство готовы были пойти на определенные уступки третьему сословию, большая часть дворянства и высшее духовенство не желали отказываться от своих старых прав и привилегий. Заседания третьего сословия проходили при мощной поддержке парижан, прибывающих в Версаль огромными толпами и шумно выражавших свои симпатии избранникам народа. Противостояние в Генеральных штатах закончилось тем, что 17 июня третье сословие в одностороннем порядке провозгласило себя Национальным Собранием, которое объявлялось высшим представительным и законодательным органом всего французского народа. Этот смелый и решительный акт явился для правящего режима словно ударом грома среди ясного неба. Страна застыла в напряженном ожидании. Низшее духовенство поспешило присоединиться к новому представительному органу. Встревоженные власти также поспешили принять меры противодействия. Когда утром 20 июня члены Национального Собрания, как обычно, пришли во дворец, где проходили их заседания, то увидели запертые двери и вооруженную охрану. Поддерживаемые народом, они вскоре нашли новое помещение, где и продолжили свои заседания. Это был достаточно просторный пустующий зал, в котором придворные обычно развлекались игрой в мяч. В тот день члены самопровозглашенного Национального Собрания дали клятву не расходиться, несмотря ни на что, пока не будет выработана и принята конституция. Через три дня после этого (23 июня) король Людовик XVI на срочно созванном заседании трех сословий объявил Национальное собрание нелегитимным, а все его постановления незаконными и призвал Генеральные штаты возобновить работу, сохраняя прежнюю сословную обособленность. Но Национальное Собрание (председатель ученый-астроном Бальи) отказалось подчиниться воле короля и решило продолжить свои заседания. Когда посланец короля маркиз де Брезе явился в зал заседаний Национального Собрания и потребовал от депутатов повиноваться воле монарха, а также очистить зал, его встретил шквал возмущения. Наконец, когда невообразимый шум немного стих, с гневной и взволнованной речью к королевскому посланцу обратился Мирабо: «Пойдите и скажите вашему господину, что мы здесь находимся по воле народа и оставим наши места только уступая силе штыков!» На силовые действия в этой крайне напряженной обстановке король не решился. Так Национальное Собрание одержало свою первую крупную победу над правящим режимом. Результаты ее не замедлили сказаться. Уже на следующий день (24 июня) большая часть первого сословия присоединилась к Национальному собранию. В последующие дни к нему примкнули и остальные депутаты от духовенства, а также часть дворян. Король был вынужден пойти на попятную и санкционировал легитимность Национального Собрания, созданного вопреки его воле.

Несмотря на лавирования королевского двора, события продолжали развиваться с невероятной быстротой. 9 июля Национальное Собрание провозглашает себя Учредительным Собранием. Этим названием подчеркивалась его решимость установить новый общественно-политический строй и выработать его конституционные основы.

Все эти летние дни 1789 года драматического противостояния депутатов третьего сословия с королевской властью Франция жила в напряженном ожидании. Население Парижа и многих других городов страны находилось в непрерывном и тревожном возбуждении. В столице на площадях и бульварах возникали импровизированные митинги. Никому неведомые ораторы произносили вдохновенные речи о свободе, о скорых переменах в стране, вслух читали газеты и листовки, издаваемые в больших количествах неизвестно кем (средства на это у буржуазии имелись неограниченные), приносили последние новости из Версаля. Войска парижского гарнизона постепенно заражались этими настроениями. Нередко на улицах можно было наблюдать сцены братания солдат с горожанами. Примерно то же происходило и в других городах Франции. Королевский двор с тревогой и раздражением следил за развитием событий… и ничего не мог поделать, чтобы изменить их ход в свою пользу. Правда, ненадежные части столичного гарнизона срочно заменялись новыми, верными королю. Парижане и депутаты с тревогой следили за этими действиями властей.

12 июля по Парижу распространилась весть, что накануне король отправил в отставку Неккера и приказал ему покинуть пределы Франции^[59]. С утра 13 июля над Парижем загудел набат. Парижане, вооружившись чем попало, включая палки и камни, устремились на улицы. Против них были брошены войска. Но они под натиском восставшего народа были вынуждены начать отступление, оставляя квартал за кварталом; часть солдат перешла на сторону народа. Вооруженное восстание ширилось и росло. К вечеру большая часть столицы была уже в руках восставших горожан. На военных складах, в восьми оружейных магазинах и Доме инвалидов они захватили несколько десятков тысяч ружей. В тот же день в Париже создается Постоянный комитет, взявший в свои руки руководство восстанием. Позднее он был преобразован в городскую Коммуну. Постоянный комитет стал новым органом городского муниципалитета. Одним из первых его решений стало постановление о создании гражданской гвардии — вооруженной силы революции, призванной защищать революционные завоевания народа.

Однако исход вооруженной борьбы в столице был еще далеко не решен. Судьба стихийного восстания парижан могла сложиться в зависимости от обстоятельств по-разному. Самым важным для восставших было не упустить инициативу, не дать противнику опомниться. Всякое промедление для них могло стать роковым. Восемь башен Бастилии, этого мрачного и ненавистного народу символа абсолютизма, продолжали грозно возвышаться над восставшим Парижем. Жерла ее пушек были повернуты в сторону Сент-Антуанского предместья (район парижских ремесленников и рабочих, составлявших основную боевую силу восставших). Два широких и глубоких рва преграждали подступы к крепости, защищаемой сильным гарнизоном. Подъемные мосты через рвы были подняты. Словом, Бастилия казалась несокрушимой твердыней, способной противостоять любому натиску, откуда бы он ни исходил. Кто первый бросил призыв идти на Бастилию, неизвестно. История для нас таких деталей не сохранила. Вероятнее всего, здесь сработал революционный инстинкт народных масс, когда действия и поступки отдельных предводителей растворяются в общем порыве. Однако известно, что непосредственным толчком к штурму Бастилии послужил такой факт. В толпе вооруженных парижан заметили, что к Бастилии проехал отряд королевских драгун. Народ бросился к крепости. Но штурм последовал не сразу. Постоянный комитет попытался достигнуть мирного соглашения с комендантом крепости генералом де Лоне и направил к нему парламентеров. Но переговоры ни к чему не привели. Исполненный революционного энтузиазма и веры в свои силы народ устремился на штурм королевской крепости. Грянул залп крепостных орудий, который буквально смел первые ряды атакующих. Но остановить людскую лавину королевские пушки не смогли. Преодолев рвы, отряды восставших парижан оказались в неуязвимом для пушек пространстве. Вскоре под ударами топоров, таранов и взрывных устройств затрещали, а затем рухнули крепостные ворота — и вооруженный народ ворвался в крепость. Сопротивление ее защитников было быстро сломлено, комендант убит, а остатки гарнизона сдались. Бастилия пала. Это произошло 14 июля 1789 года. Вечером и всю ночь на площадях и бульварах расцвеченного иллюминацией Парижа народ праздновал свою победу. Это было началом Великой Французской революции. Взятие Бастилии означало ее первую победу. Эта победа была одержана так быстро и относительно легко главным образом потому, что французский народ оказался единым и сплоченным в своей революционной решимости. Славный день 14 июля остается и поныне национальным праздником французского народа.

Весть о восстании в Париже и падении Бастилии громким эхом отдалась не только по всей Франции, но и в Европе. В ночь на 17 июля из Франции бежали брат короля граф д’Артуа и некоторые видные сановники. Они первыми поняли и признали поражение монархии и крушение контрреволюционных планов расправы с «возмутителями спокойствия», прежде всего с Учредительным Собранием. За ними последовала высшая аристократия. Это стало началом контрреволюционной эмиграции и национальной измены. Признал свое поражение и король. Он возвратил к власти Неккера и 17 июля вместе с депутацией бывшего Национального Собрания приехал в Париж, формально признав победу народа. Тем временем революция, победившая в Париже, могучим валом раскатилась по всей стране. В больших и малых городах Франции при первых известиях о падении Бастилии народ выходил на улицы. Старые власти смещались и заменялись новыми выборными органами городского самоуправления — муниципалитетами. В своем большинстве они образовывались из представителей буржуазии. В некоторых городах смена власти сопровождалась стихийными народными волнениями, в ходе которых народ крушил местные «бастилии». Разрушались тюрьмы, ратуши и другие особо ненавистные горожанам объекты. Во многих местах происходили самосуды над наиболее ненавистными королевскими чиновниками, в том числе и в Париже. Снова поднималось крестьянство. Кое-где запылали помещичьи усадьбы. Крестьяне повсеместно прекращали выплату различных феодальных поборов, сжигали документы о «правах» дворянства, долговые книги, отказывались нести разного рода повинности и т. п.

Однако после одержанных Революцией первых побед их результатами воспользовалось далеко не все третье сословие и даже не вся буржуазия. Власть и политическое руководство в стране фактически перешли в руки крупной буржуазии — богатых собственников, банкиров и объединившегося с ними обуржуазившегося либерального дворянства. Поскольку крестьянство по своей социальной природе было неспособно в тех условиях к самостоятельной и организованной борьбе, а тем более к руководящей роли в революционном процессе, а рабочий класс был настолько еще незрел и слаб, что неспособен был даже отстаивать собственные интересы, то руководящую роль в третьем сословии, поднявшемся на борьбу с феодально-абсолютистским режимом, стала играть буржуазия, преимущественно крупная. Для упрочнения своего положения она в кратчайшие сроки создала вооруженную силу — Национальную гвардию, укомплектованную в основном буржуазными элементами. Основная ее задача состояла в защите буржуазной власти и собственности. Первым командующим Национальной гвардией стал маркиз М. де Лафайет.

Какова же была основная причина Великой французской революции? Изживший себя феодально-абсолютистский строй препятствовал дальнейшему развитию капиталистических отношений в стране, которые уже выросли в недрах феодализма до более или менее зрелых форм капиталистического уклада. Поэтому классовые интересы третьего сословия, и прежде всего его ведущей силы — буржуазии, вступили в острые противоречия с господствовавшим в стране феодально-абсолютистским строем и поддерживавшими его силами. Несмотря на различие интересов классов и классовых групп, входивших в состав третьего сословия, все они, хотя и по разным причинам, страдали от властвовавшего в стране режима и были заинтересованы в его смене. В противоречиях между народившимся и стремительно развивавшимся новыми классом — буржуазией и господствовавшими в стране феодальными отношениями — заключалась коренная причина, предопределившая неизбежность революции. К концу XVIII века это основное противоречие достигло крайней степени напряженности, обострившееся кризисными явлениями в государстве, сыгравшими роль ближайших причин, приведших к революционному взрыву огромной силы.

Революция во Франции произвела большое впечатление на Европу. Буржуазия европейских стран встретила ее с величайшим сочувствием, переходящим в восторг. Но чем больше симпатий вызывала она у передовой (по тем временам) европейской общественности, тем враждебнее становилось отношение к ней европейских монархий. Они чувствовали в ней непосредственную угрозу для себя. К 1790—1791 годам феодально-абсолютистские государства Европы утвердились в мысли о необходимости военной интервенции против революционной Франции, чтобы силой оружия покончить с «французской заразой», задушить революцию в этой стране и не дать ей распространиться на сопредельные территории. 27 августа 1791 года в замке Пильниц (Саксония) австрийский император Леопольд II и прусский король Фридрих-Вильгельм II подписали декларацию о совместных действиях с целью оказания помощи французскому монарху. Пильницкая декларация означала фактически создание первой коалиции феодально-абсолютистских монархий Европы против революционной Франции. Густые черные тучи все явственнее начали обволакивать горизонт Франции. Враги готовились нанести комбинированный удар: главный извне силами европейских армий и вспомогательный — силами внутренней контрреволюции. Предпосылки для удара по революции изнутри уже обозначились. После июльского (17 июля 1791 года) расстрела парижан на Марсовом поле войсками Национальной гвардии в стране начали явственно проявляться признаки реакции. Вожди французской демократии (Дантон, Марат и др.) подверглись преследованиям и вынуждены были скрываться. Народ волновался. Он не хотел мириться с новой формой диктатуры, установленной крупной буржуазией, готовой пойти на соглашение с королевским двором. 3 сентября 1791 года была принята первая в истории Франции конституция. 13 сентября ее, скрепя сердце, подписал король. Выполнившее свою миссию Учредительное собрание было распущено (1 октября 1791 года). На смену ему пришло Законодательное собрание. Этот новый законодательный орган находился под полным контролем властей, был слабым и не пользовался доверием в народе. К тому же он ничего не предпринимал, чтобы найти выход их того положения, в котором оказалась страна. Тем временем жирондисты (партия торгово-промышленного капитала и земельных собственников) развернули активную деятельность по пропаганде войны, чтобы нанести упреждающий удар по готовящей против Франции интервенцию европейской реакции и одновременно пресечь провокации поддерживающей ее внутренней контрреволюции. При этом будущая война подавалась французскому народу как революционная. Надо сказать, призыв жирондистов встретил довольно широкий отклик в народных массах. В действительности же жирондисты, декларируя на словах заботу о спасении нации и революции, на самом деле преследовали вполне определенные цели — отвлечь народные массы от острейших внутренних проблем и установить свое политическое господство в стране. Король Людовик XVIII был солидарен с жирондистами. Он и его советники считали, что победоносная война только укрепит монархию и позволит затем покончить с революцией. Если же французская армия потерпит поражение, то опять же революция будет задушена интервентами. Так что король в любом случае оказывался в выигрыше. В марте 1892 года он сформировал правительство из жирондистов. Пост министра иностранных дел в нем занял ловкий и беспринципный авантюрист генерал Ш. Дюмурье, один из самых рьяных сторонников войны. 20 апреля 1792 года жирондистское правительство объявило войну Австрии, ставшей к этому времени центром готовившейся иностранной военной интервенции против Франции. Французский народ принял декрет о войне против Австрии с восторгом и воодушевлением, ибо в сознании французских патриотов любовь к родине была неотделима от преданности делу революции. Начался период Революционных войн Франции против монархической Европы, в ходе которых сформировался особый тип полководцев французской революционной армии. Они были сыновьями своего времени и запечатлели в своем облике наиболее типичные черты своей эпохи.

Вместе с Австрией против революционной Франции выступили другие монархические государства, и она вскоре оказалась в кольце фронтов, вынужденная сражаться против целой коалиции европейских держав. Война началась не так, как предполагали жирондисты. Французская армия сразу же начала терпеть одно поражение за другим. Положение усугубляла массовая измена старых королевских командных кадров армии и флота. Под влиянием военных неудач на фронтах и угрозы захвата интервентами Парижа 11 июля 1792 года Законодательное собрание Франции под мощным давлением общественного мнения приняло декрет, объявлявший «Отечество в опасности!» Согласно этому декрету все мужчины, способные носить оружие, подлежали призыву в армию. Мощный патриотический подъем охватил всю страну. Именно в те дни родилась знаменитая «Песня Рейнской армии» — гениальное воплощение всенародного гнева, отваги и веры в правоту своего дела народа, поднявшегося на защиту своего отечества. Она была создана в Страсбурге в часы всеобщего воодушевления офицером Рейнской армии Руже де Лиллем. Занесенная неведомо какими путями на юг Франции, эта песня прошла с батальонами марсельских добровольцев через всю страну в Париж и уже через несколько месяцев под именем «Марсельезы» стала боевой песней всего революционного народа. Тогда же по всем дорогам Франции по направлению к ее охваченным огнем границам маршировали батальоны добровольцев под звуки задорной «Ga ira!» и воинственной «Карманьолы».

10 августа 1792 года в результате народного восстания в Париже была свергнута монархия. Король Людовик XVIII был арестован и заключен в замок Тампль. Вместо Законодательного собрания власть в стране перешла к Национальному Конвенту (21 сентября 1792 года). В его избрании участвовало все мужское население Франции в возрасте 21 год и старше. На следующий день (22 сентября 1792 года) Франция была провозглашена республикой.

Однако основная масса народа (средняя и мелкая буржуазия, рабочие, крестьяне, городская беднота и др.) от смены в стране общественно-политического строя практически ничего не выиграла и требовала дальнейшего углубления революционных преобразований. Ее интересы в классовой борьбе представляла Гора (иначе говоря, якобинцы-монтарьяры), требовавшая реальных, а не декларативных преобразований в обществе. Противостоявшие им жирондисты, уже добившиеся удовлетворения своих чаяний, считали, что цели революции достигнуты, и не желали дальнейшего ее углубления, ибо это могло затронуть их интересы. Именно в этом заключалась сущность борьбы, развернувшейся между Горой и Жирондой. Острая политическая борьба между двумя этими партиями, выступавшими в первые годы революции единым фронтом, закончилась победой якобинцев. Очередное народное восстание в Париже (31 мая — 2 июня 1793 года) смело правительство жирондистов. К власти пришли якобинцы, сразу же установившие режим революционной диктатуры (июнь 1793 года). Беспощадно расправляясь со своими политическими противниками, якобинцы, возглавляемые М. Робеспьером, твердой рукой пытались навести революционный порядок по всей стране. Основным средством, которое они использовали при этом, являлся террор. Якобинский террор наводил ужас на врагов революции, однако не привел к их искоренению. К тому же правительство якобинцев допустило ряд крупных просчетов при проведении внутренней политики, что негативно сказалось на его авторитете среди различных социальных групп населения. Этим воспользовались его противники. 27 июля (9 термидора) 1794 года в результате заговора противников якобинского террора правительство Робеспьера было свергнуто. Вожди якобинцев закончили свою жизнь на эшафоте, разделив судьбу своих многочисленных жертв, казненных в годы террора^[60]. К власти во Франции пришли так называемые «термидорианцы» — партия, представлявшая то крыло французской буржуазии, которое не было заинтересовано в дальнейшем развитии революционного процесса. По существу, это была партия контрреволюционной буржуазии, сразу же приступившая к ликвидации всех социальных и демократических завоеваний якобинской диктатуры. Конвент, очищенный от сторонников Робеспьера и полностью утративший свой революционный имидж, прекратил свое существование 26 октября 1795 года. На смену ему пришел двухпалатный парламент, состоявший из Совета старейшин (верхняя палата) и Совета пятисот (нижняя палата). Высшим органом исполнительной власти стала Директория (с 27 октября 1795 года), состоявшая из 5 человек. Члены Директории избирались на заседании парламента из числа депутатов. Предусматривалась их регулярная ротация.

Революция во Франции, достигшая своего пика при правлении якобинцев, после их отстранения от власти пошла на спад. Новые правители сразу же распахнули двери тюрем для всех врагов революции, но оставили там якобинцев. Проведенная термидорианцами амнистия пополнила общество жирондистами, роялистами, казнокрадами, взяточниками, фальшивомонетчиками, спекулянтами — всеми, кого Термидор избавил от кары революционного закона. Идейным ценностям теперь были противопоставлены материальные. Смысл жизни заключался отныне не в служении отечеству, а в ее прожигании. Пусть народ голодает, это никого не касается! Все было отдано на произвол мародеров и спекулянтов. Народное движение было разгромлено, а сам народ подавлен и деморализован. Без сил, без вождей, без веры в будущее, он не мог больше продолжать борьбу. Придавленный голодом, нуждой, преследуемый и травимый властями, народ отступил, оставив поле боя. Недавний победитель бесславно сошел со сцены… Освобожденная от сковывающих ее пут буржуазия безудержно предалась своей главной страсти — наживе. Вожди термидорианцев первыми показали пример хищнического стяжательства и ненасытной жажды обогащения. Отбросив все условности и сдерживающие факторы, термидорианцы цинично издевались над гражданскими доблестями, отдаваясь целиком погоне за чистоганом, богатством и роскошью. В течение короткого времени общественные нравы и быт изменились до неузнаваемости. Строгую простоту революционных нравов сменила выставленная напоказ кричащая роскошь желающих похвастаться своим богатством новых хозяев страны. Разбогатевшие выскочки, нувориши из спекулянтов и воров старательно подражали старой дворянской аристократии. После вынужденного воздержания революционных лет эта «новая аристократия» торопливо и с грубой алчностью стремилась «насладиться прелестями жизни». В салонах и особняках новоявленных богатеев или, как их тогда называли — «новых французов» — царили легкие нравы полусвета, непрекращающиеся балы сменялись кутежами и оргиями, процветали пошлый цинизм и откровенный разврат. И все это происходило на фоне резкого ухудшения жизненного уровня основной массы простого народа. В стране царила беспросветная нужда, свирепствовала страшная инфляция, деньги обесценивались с ужасающей быстротой, стремительно набирал силу разгул спекуляции. Теперь обнаглевшие торговцы уже не боялись суровой кары революционных законов и драли три шкуры с простого люда. Властям же до голодающего народа не было никакого дела. Каждый был теперь предоставлен самому себе и выживал как мог. Все стихийные народные выступления, в том числе и в Париже, беспощадно подавлялись. Коррупция, казнокрадство, воровство достигли невероятных масштабов, причем пример чиновникам в этом подавали сами правители.

«Революционная свобода», выродившаяся усилиями безответственных политиканов в причудливую смесь наглого цинизма и анархии, правила теперь бал, напоминающий пир во время чумы. Законы подменялись сиюминутными выгодами политической целесообразности. Наиболее достойные представители нации сгорели в огне революционных битв. Именно тогда, в эпоху Великой французской революции, родился знаменитый афоризм: «Революция пожирает своих детей». И это было действительно так. Уцелели и теперь пришли к руководству государством либо ничтожества, либо прожженные интриганы, либо продажные политиканы, приспосабливающиеся к любой власти.

Прозрение в обществе наступило не сразу. Оно затянулось на несколько лет. За это время насквозь прогнивший режим Директории полностью дискредитировал себя. Вызывающая вседозволенность, самодовольство дорвавшихся до власти нуворишей, купающихся в роскоши «новых французов» и нищета выброшенных на обочину жизни миллионов людей — вот что принесло стране провозглашенное Директорией «общество равных возможностей». Увеличивающееся с каждым годом социальное расслоение общества оскорбляло трезвомыслящую его часть, которая не считала Декларацию прав человека ничего не значившим клочком бумаги. Воспитанная на идеях века Просвещения, она не могла смириться с существующим положением дел и лихорадочно искала выхода из создавшейся ситуации. Идеи силового отстранения Директории от власти все настойчивее стали витать в парижском воздухе. Несмотря на деморализацию основной части общества, в стране еще достаточно было людей, готовых взять на себя ответственность за судьбы отечества. Страна находилась в состоянии войны со 2-й антифранцузской коалицией европейских держав, и ее необходимо было защищать от внешних врагов. Эту задачу решала армия, в рядах которой сохранилось еще немало честных, талантливых и по-рыцарски благородных людей. Им далеко не безразлична была судьба родины, за которую вот уже на протяжении многих лет они, беззаветно проливая свою кровь, сражались с многочисленными врагами. Армия, состоявшая в основном из крестьянских парней, по-прежнему была убеждена, что она защищает революционные завоевания французского народа, сбросившего с себя ярмо феодального рабства. Тревожные вести о творящихся в стране безобразиях вызывали глубокое возмущение в армейских кругах.

К середине 1799 года всеми ненавидимая Директория потеряла всякую опору в обществе. В результате военного переворота 18—19 брюмера (9—10 ноября) 1799 года, осуществленного генералом Наполеоном Бонапартом, она была свергнута. Власть в стране формально возглавили три консула. Фактически же она была сосредоточена в руках первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта. Переворот 18 брюмера и приход к власти самого прославленного полководца французской республиканской армии вызвал лишь одобрение армии. Надо сказать, что войска парижского гарнизона, возглавляемые генералом Ф. Лефевром, приняли самое активное участие в этом перевороте и сыграли решающую роль в свержении Директории. Наполеон Бонапарт пришел к власти на армейских штыках под лозунгом спасения Отечества.

2 августа 1802 года генерал Бонапарт был провозглашен пожизненным консулом, а 18 мая 1804 года — императором. Новая конституция Франции, обнародованная в виде сенатус-консульта (т. е. постановления Сената) 28 флореаля XII года Республики (18 мая 1804 года) гласила: «Управление Республикой поручается императору, который получает титул императора французов». Согласно статьи 2 конституции носителем императорского титула объявлялся Наполеон Бонапарт. Проведенный вскоре всенародный плебисцит одобрил введение монархической формы правления во Франции. С приходом Наполеона к власти начался период Наполеоновских войн, продолжавшихся с небольшими перерывами почти 15 лет (до 1815 года).

На фоне грандиозных событий конца XVIII столетия, сотрясавших устои старого мира, проходила деятельность полководцев Великой французской революции, некоторые из которых затем, в эпоху Империи, стали крупными военачальниками наполеоновской армии. Полководцы и наиболее выдающиеся военачальники Великой французской революции представляют собой совершенно уникальный в своем роде спектр личностей различных цветов и оттенков. Мы видим здесь представителей всех сословий и социальных групп Франции того времени от потомственных простолюдинов до титулованных аристократов (графы, маркизы, герцоги) из знаменитых дворянских родов. Вообще XVIII столетие было временем удивительных человеческих судеб, и Великая французская революция является убедительным тому подтверждением.

Абсолютное большинство военачальников французской революционной армии объединяли патриотизм и преданность идеалам революции. Но были среди них и беспринципные, хотя и обладающие военным талантом, личности, ставившие во главу угла прежде всего свою личную выгоду и карьеристские устремления. Такие деятели до поры до времени усердно служили делу революции и порою имели перед ней большие заслуги, но затем, при определенных обстоятельствах, натура брала свое, и они переходили в стан ее врагов. В целом же судьба полководцев и военачальников французской революционной армии (во всяком случае — наиболее выдающихся из них, биографии которых рассматриваются в этой книге) была трагична. Большая часть из них погибла на полях сражений и, как правило, в молодом возрасте, другие пали от рук убийц или сложили свои головы в годы якобинского террора на эшафоте, третьи — закончили свою жизнь изгнанниками на чужбине. Характерным для подавляющего большинства этой плеяды французских военных деятелей являлась их молодость, выдающиеся военные способности и, как следствие, стремительная военная карьера в рядах революционной армии.

Армия Французской республики того времени была как никогда богата яркими военными дарованиями или, как принято их называть, самородками. Чтобы вчерашний солдат или младший офицер командовал, и притом командовал, как правило, успешно, крупными войсковыми соединениями, армиями и даже группами армий, — такое, как свидетельствует опыт истории, можно наблюдать только во времена грандиозных социальных потрясений, каковым и являлась Великая французская революция. Ее опыт со всей очевидностью демонстрирует, какой огромный потенциал заложен в революционном творчестве широких народных масс, когда дело идет о судьбе целого народа, поднявшегося на борьбу за свою свободу и независимость. Именно в этих экстремальных условиях народ обычно выдвигает из своей среды своих вождей, героев и полководцев.

Перечень полководцев и наиболее выдающихся военачальников периода Великой французской революции и последующих войн Французской республики против коалиций европейских монархических государств в конце XVIII века не ограничивается только этими 14 персонажами, перечисленными здесь. Его дополняет такая колоритная личность, как Наполеон Бонапарт, впервые проявивший себя в роли полководца в рядах французской республиканской армии, а также будущие маршалы Первой империи Ж. Журдан, А. Массена, А. Монсей, Г. Брюн, Ф. Келлерман, Ж. Макдональд, Д. Периньон, Ж. Бернадот, возглавлявшие армии в годы революции и прославившие свои имена под знаменами Республики. Очерки о них читатель найдет в разделе, посвященном маршалам Наполеона. А что касается Наполеона Бонапарта, то автор не стал касаться этой темы, поскольку она всесторонне рассмотрена и подробно освещена в бесчисленном множестве трудов, изданных за минувшие два столетия во многих странах, включая и Россию. Только в начале прошлого столетия литература, посвященная Наполеону, насчитывала более 200 тыс. наименований и с того времени существенно возросла. Кроме того, к числу видных военных деятелей эпохи Великой французской революции следует отнести еще одну группу военачальников, по результатам их боевой деятельности составлявших как бы второй эшелон той славной когорты вождей революционной армии, которая помогла Франции выстоять под ударами многочисленных врагов, а затем принести ей победу в неравной борьбе с объединенными силами всей монархической Европы. Это прежде всего генералы Ж. Гушар (1740—1793), Ж. Шампионне (1762—1800), Б. Шерер (1747—1804), в определенной мере маршалы Франции Ж. Рошамбо (1725—1807) и Н. Люкнер (17221794), а также некоторые другие генералы, возглавлявшие в те годы армейские объединения, проявившие военные способности и внесшие свой вклад в победоносный исход Революционных и последовавших за ними войн Французской республики.

 

Бирон Арман Луи

 

Французский военный деятель Бирон (Biron de Gontant) Арман Луи (1753, Париж, — 1.01.1794, там же), герцог де Гонто, генерал-лейтенант (1792), происходил из старинного и знатного дворянского рода, давшего Франции в XVI и XVII вв. четыре маршала и более десятка генералов. Он приходился племянником маршалу Франции герцогу Луи Антуану Бирону (1701—1788).

Вначале Бирон Арман Луи носил титул герцога Лозенского. Как и многие знатные дворяне того времени, еще в детском возрасте был записан на военную службу и к 7 годам имел уже чин офицера. Получил блестящее образование и воспитание. Юность провел в путешествиях по Европе и Западной Африке. Затем окончил военное училище и служил в королевской гвардии. Красивая внешность, живой острый ум и обширные познания сочетались в нем с пылким темпераментом и ветреностью. В период бурно проведенной молодости Бирон до того расстроил свое огромное состояние, что уже к 25 годам не имел возможности прилично содержать себя в Париже. Это стало одной из причин того, что в 1778 году он вышел в отставку и уехал в Северную Америку сражаться под знаменами Д. Вашингтона за свободу и независимость находившихся там английских колоний.

По примеру казаков и уланов, увиденных им во время путешествий по России и Польше, Бирон сформировал там конный отряд, вооруженный пиками, во главе которого он довольно удачно действовал против английской кавалерии. Участвовал во многих боях и сражениях сначала в рядах американской армии Вашингтона, а затем в составе французского экспедиционного корпуса генерала Ж. Рошамбо, прибывшего на помощь американцам. Всего Бирон провел в Америке более 5 лет. В войне за независимость английских колоний в Северной Америке он проявил себя как храбрый, мужественный и решительный офицер, обладавший весьма незаурядными военными способностями.

Снискал известность как один из лучших кавалерийских офицеров американской и французской армий. Восстановился на службе во французской армии еще в период пребывания в Америке, когда его отряд вошел в состав корпуса Рошамбо (1781). Вернулся во Францию в 1783 году увенчанным боевой славой. За свои подвиги в Америке был награжден высшей французской боевой наградой — орденом Св. Людовика.

Пребывание в Америке не прошло для Бирона даром— его мировоззрение изменилось кардинальным образом: он стал убежденным республиканцем. В 1784 году был произведен в полковники и назначен командиром гусарского полка.

После смерти в 1788 году своего дяди, маршала, принял фамилию Бирон вместе с его титулом. В 1789 году получил чин генерал-майора. Находившийся еще с молодых лет в тесной дружбе с герцогом Орлеанским Бирон воспринял его образ мыслей и сделался членом возглавляемой им оппозиции при королевском дворе.

Начавшуюся во Франции революцию принял восторженно, поскольку провозглашенные ею лозунги во многом соответствовали его взглядам и нравственным принципам. В бурных политических событиях, развернувшихся в стране с началом Великой французской революцией, Бирон активного участия не принимал, находясь в армии. Ему удалось сохранить относительный порядок и дисциплину в подчиненных частях. В первые годы революции Бирон не пожелал подобно многим офицерам-дворянам и тем более генералам эмигрировать из Франции и остался служить своему отечеству. В 1791 году был назначен начальником штаба Северной армии, которую возглавил его бывший начальник по войне в Северной Америке маршал Ж. Рошамбо.

В преддверии войны революционной Франции с коалицией феодально-абсолютистских государств Европы Бирон провел большую организационную работу по формированию армии и ее укомплектованию личным составом, организации снабжения войск, сколачиванию частей и соединений, укреплению приграничных крепостей.

В конце 1791 года назначен командиром дивизии в Северной армии и вскоре произведен в генерал-лейтенанты. С началом войны (апрель 1792 года) получил приказ выдвинуться к крепости Монс (Бельгия) и атаковать находившиеся в том районе австрийские войска. Вторжением дивизии Бирона в Австрийские Нидерланды (Бельгия) начались боевые действия на Северном фронте. Однако выбить австрийские войска (генерал Ж. Болье) с занимаемых ими укрепленных позиций в районе Монса Бирону не удалось. Когда же противник перешел в контрнаступление, войска Бирона не выдержали его удара и обратились в беспорядочное бегство. Лишь с большим трудом через несколько дней, уже на территории Франции, Бирону удалось собрать их остатки. Такое положение в то время не было чем-то из ряда вон выходящим. Бывшая королевская армия была основательно деморализована революционными потрясениями, ее наемники обладали низким морально-боевым духом и, почти не оказывая сопротивления, повсюду отходили при первом же соприкосновении с противником. Французов в этот тяжелый для них период спасло лишь то, что австрийские войска и их союзники, придерживавшиеся уже устаревшей линейной тактики и кордонной стратегии, действовали очень медленно, проявляя излишнюю осторожность. Они часто останавливались для выравнивания своего фронта, подтягивания отставших частей и огромных обозов, растянувшихся на многие десятки километров. Иногда на это уходили целые недели. К тому же интервенты выделили крупные силы для осады или блокады оставшихся в их тылу французских крепостей, чем существенно ослабили свою ударную группировку, развивавшую наступление в глубь Франции. В соответствии с принципами кордонной стратегии оставлять в своем тылу вражеские крепости не рекомендовалось. Только после овладения ими можно было продолжать наступление в глубь территории противника. Выигранное время французское командование использовало для проведения реорганизационных мероприятий в своих войсках и повышения боеспособности войск.

В июне 1792 года из-за разногласий с военным министром генералом Ш. Дюмурье покинул свой пост маршал Рошамбо. Командование Северной армией до прибытия нового командующего временно принял Бирон. Он предпринял энергичные меры, чтобы не допустить вторжения врага в центральные районы страны. В какой-то мере ему удалось временно стабилизировать фронт. Через несколько дней Бирон был назначен командующим Рейнской армией (июнь 1792 года).

Обстановка на Рейне для французов к тому времени сложилась очень тяжелая. Вручая Бирону командование войсками на Рейне, французское правительство рассчитывало, что он со своей энергией и решительностью сумеет в кратчайший срок исправить создавшееся положение. Однако сделать этого Бирону не удалось. В августе 1792 года он был заменен генералом А. Кюстином и получил новое назначение — командующим Итальянской и Альпийской армиями. Вступив в командование ими, Бирон первым делом занялся восстановлением их боеспособности, которая находилась в крайне плачевном состоянии. В сравнительно короткий срок он сумел решить эту задачу, восстановил дисциплину в войсках, наладил снабжение и вдохнул в подчиненных уверенность в своих силах. После этого Бирон перешел к активным действиям. Его войска заняли графство Ницца, подавили ряд контрреволюционных мятежей на юго-востоке Франции и отбросили австро-сардинские войска к востоку от реки Вар. В феврале 1793 года командование Альпийской и Итальянской армиями было разделено. Бирон остался командующим Итальянской армией (15 февраля 1793 года).

После упразднения монархии (10 августа 1792 года) и провозглашения во Франции республики (22 сентября 1792 года) старые воинские звания были отменены и введены новые. Так, вместо чина генерал-лейтенанта введено звание дивизионного генерала, ставшее высшим воинским званием в революционной армии Французской республики. Боевые успехи Бирона на Восточном фронте в начале 1793 года серьезно упрочили его боевую репутацию. В руководящих кругах Республики о нем заговорили как о подающем большие надежды полководце.

Весной 1793 года резко осложнилась обстановка в Вандее, где вспыхнул крупный контрреволюционный мятеж. Республиканские войска потерпели там ряд тяжелых поражений, мятеж охватил обширную территорию и продолжал разрастаться. В мае 1793 года командующим войсками в Вандее был назначен Бирон. Его войска составляли южный участок фронта, созданного правительством Республики против мятежников. Войсками северного участка, находившегося на правом берегу Луары, командовал генерал Канкло. 29 июня вандейские мятежники предприняли штурм Нанта. Овладение этой важной приморской крепостью обеспечивало им прямую связь с блокировавшим побережье Франции английским флотом. Однако, несмотря на подавляющее превосходство в силах (38 тысяч человек против 12 тысяч), вандейцы потерпели сокрушительное поражение. Возглавляемые Канкло республиканские войска не только успешно отразили штурм города, но и нанесли противнику тяжелые потери. В частности, при штурме Нанта был смертельно ранен главнокомандующий войсками вандейских мятежников Кателино. Используя возникшее после этой неудачи смятение в рядах противника, войска Бирона перешли в наступление и в начале июля овладели городом Сомюр. Однако через несколько дней, атакованные западнее Сомюра многократно превосходящими силами вандейцев, они потерпели поражение в сражении при Вийе (18 июля 1793 года). К этому времени в стране уже установилась якобинская диктатура (якобинцы пришли к власти 2 июня 1793 года) и начался беспощадный террор против «врагов отечества». Его основной удар был направлен против врагов революции и их сторонников, но при этом, как это часто бывает, пострадало и множество безвинных людей, в том числе искренне преданных делу революции. Первыми такими жертвами террора стали бывшие дворяне, включая и перешедших на сторону революции. Самым популярным во Франции тогда стал лозунг «Аристократов на фонари!» Якобинские правители не считались ни с какими заслугами «бывших» перед революцией. Малейшее подозрение являлось основанием для немедленной расправы. Широко практиковались поощряемые властями доносы, в том числе и анонимные. Постепенно репрессии стали приобретать массовый характер. Кровавые расправы над «врагами народа» были поставлены на поток, гильотина работала безотказно, не останавливаясь ни на день.

Генералы Вестерман и Россиньоль (незадолго до этого один из них был мясником, а другой — подмастерьем часовщика), поддержанные некоторыми другими, из карьеристских соображений и личной неприязни к «аристократу» обвинили своего командующего Бирона в измене. В качестве основного «доказательства» они использовали поражение, понесенное республиканскими войсками при Вийе. Узнав о доносе, Бирон оставил армию и поспешил в Париж, чтобы оправдаться. Но едва он прибыл в столицу, как сразу же был арестован по обвинению в государственной измене и брошен в тюрьму (июль 1793 года). Поскольку веских доказательств вины Бирона не было, следствие по его делу затянулось. В конце концов революционный трибунал все же вынес ему смертный приговор. Бирон был казнен 1 января 1794 года.

Представитель высшего слоя французской аристократии по происхождению и республиканец по убеждениям Бирон с началом Великой французской революции решительно порвал со своим классом и перешел на сторону восставшего народа. Когда над Францией нависла угроза иностранной военной интервенции, он без колебаний встал в ряды вооруженных защитников отечества и революции. Оценки Бирона как военачальника крупного масштаба в исторической литературе неоднозначны, а зачастую и противоречивы. Так, в большинстве трудов по истории Революционных войн Французской республики отмечается, что Бирон хорошо проявил себя на посту командующего Итальянской армией в 1792—1793 годах. Но, направленный республиканским правительством в Вандею, он не оправдал возлагаемых на него надежд. От него там ожидали быстрой и решительной победы над мятежниками, однако недостаток сил и невысокая боеспособность правительственных войск не позволили Бирону добиться немедленного перелома в ходе боевых действий в Вандее.

Что касается Северной и Рейнской армий, то судить о полководческих способностях Бирона из-за кратковременности пребывания его в должности командующего этими армиями довольно сложно. Можно сказать лишь одно: никаких опрометчивых шагов в оба этих периода он не допустил. В целом же, анализируя боевую деятельность Бирона в годы революционных войн, можно сделать вывод, что это был скорее способный дивизионный генерал, нежели военачальник, обладающий крупными военными дарованиями. Во всяком случае, даже если таковые у него и имелись, проявить их во время кампаний 1792 и 1793 годов Бирону не удалось. Почему и в силу каких причин — это уже другой вопрос.

Бирон был профессиональным военным, посвятившим военной службе многие годы своей жизни. Проявив себя как доблестный офицер во время войны за независимость английских колоний в Северной Америке, он имел к началу революции во Франции довольно высокую боевую репутацию и входил в очень узкий круг лиц, составлявших высшее командование (приближенный к королевскому двору генералитет) французской армии.

С началом войны Франции против 1-й коалиции европейских держав Бирон, в отличие от многих своих сослуживцев по королевской армии, сохранил верность родине и принял активное участие в борьбе с вражеским нашествием. Уже в первые месяцы войны, когда большинство французских военачальников проявило полную пассивность перед лицом вторгшегося во Францию врага, Бирон показал себя довольно деятельным и энергичным генералом, не потерявшим присутствия духа при первых же неудачах и приложившим немало усилий, чтобы изменить неблагоприятно сложившуюся для французов с началом войны обстановку. В определенной мере в масштабах своей компетенции это ему удалось. К лету 1792 года наступление врага на севере Франции было остановлено, и в это большой вклад внес Бирон. Поэтому далеко не случайно, что после ухода в отставку Рошамбо его временно на посту командующего Северной армией заменил Бирон. Из числа всех других генералов этой армии его кандидатура была признана наиболее подходящей. Затем перед Бироном была поставлена задача остановить, и притом немедленно, наступление интервентов на северо-востоке Франции. С этой задачей он не справился, т. к. в сложившейся к тому времени в полосе действий Рейнской армии обстановке она была заведомо невыполнимой. Для ее успешного решения необходимо было сначала провести целый комплекс подготовительных мероприятий и пополнить армию свежими войсками, на что требовалось определенное время, которым новый командующий не располагал. Бросать же армию в наступление, заранее обреченное на неудачу, Бирон наотрез отказался. Его попытка доказать правительству невозможность выполнения поставленной задачи в отведенное время успехом не увенчалась. Политикам в Париже нужен был результат, а цена его их не интересовала. В конечном счете в случае неудачи крайним всегда можно было выставить командующего, якобы не выполнившего мудрых предначертаний «вождей нации» и провалившего их «гениальный замысел».

Тем временем в результате народного восстания 10 августа 1792 года в Париже конституционная монархия во Франции пала. Пришедшее к власти в стране новое правительство также не пожелало вникнуть в суть проблемы, стоявшей перед Рейнской армией и ее командующим. Оно, столкнувшись с его принципиальной позицией, избрало наиболее простой и легкий путь — сменить излишне строптивого командующего армией на более сговорчивого генерала. Бирон был отправлен на второстепенный театр военных действий командовать малочисленными Итальянской и Альпийской армиями. Результатами проведенных им мероприятий по подготовке к наступлению воспользовался его преемник на посту командующего Рейнской армией.

На новом месте, обладая большей свободой действий, Бирон сумел добиться впечатляющих результатов и заявить о себе как об одном из лучших военачальников революционной армии. Затем была Вандея, где весной 1793 года вспыхнул инспирированный роялистами крупный контрреволюционный мятеж, переросший вскоре во всеобщее восстание. Малочисленные республиканские войска оказались в исключительно сложном положении. Они терпели одно поражение за другим. Восстание подобно снежной лавине стремительно разрасталось, охватывая все новые и новые районы, прилегающие к Вандее. Повстанцы располагали большим численным превосходством над правительственными войсками и пользовались широкой поддержкой местного населения. Активную помощь им оказывали англичане и эмигранты.

Направляя Бирона в Вандею, республиканское правительство поставило перед ним задачу подавить восстание и притом в кратчайший срок. Однако при имеющихся в его распоряжении силах эта задача была невыполняемой. Решительного и быстрого успеха Бирону добиться не удалось. В течение двух месяцев борьба шла с переменным успехом. Бирон старался действовать осторожно и понапрасну не рисковать. Понимая, что восстание с имеющимися у него силами не ликвидировать, он по мере возможности стремился хотя бы локализовать его. Однако безграмотные в военном отношении, но преисполненные «революционного» порыва и не лишенные честолюбия генералы, находившиеся в подчинении Бирона, обвинили своего командующего в измене. Истинная же причина их недовольства Бироном заключалась в его жесткой требовательности к своим подчиненным в отношении соблюдения ими воинской дисциплины и революционной законности. Тем самым Бирон пытался оградить местное население от бесчинств и насилий, творимых этими генералами, не допустить массового перехода народа на сторону роялистов и в какой-то мере обуздать своеволие и крайнюю жестокость этих «революционеров». Такие действия Бирона генералами-заговорщиками были представлены как «пособничество врагу» и «измена делу революции». В своем доносе в Париж эти вчерашние люмпены, выплеснутые революционными вихрями из самых низов французского общества и оказавшиеся на руководящих постах в армии, обвиняли своего командующего во всех смертных грехах, какие только можно было придумать при безнадежно больном воображении. Но генеральская интрига, несмотря на всю ее абсурдность, пала на благодатную почву — страна вступала в полосу якобинского террора со всеми вытекающими отсюда последствиями. Таким образом, став жертвой злонамеренной интриги со стороны своих подчиненных (кстати, вскоре почти все они разделили судьбу Бирона, сложив свои головы на гильотине как «враги народа»), Бирон не смог реализовать себя как крупный военачальник на полях сражения в Вандее.

Бирон отличался выдающейся личной храбростью. Его считали строгим командиром, так как в требованиях воинского порядка и дисциплины он славился особой принципиальностью и терпеть не мог расхлябанности и беспорядка в подчиненных ему войсках. Как военачальник Бирон пользовался непререкаемым авторитетом в войсках и уважением за постоянную заботу о них, повседневное внимание к их нуждам, за свои демократические убеждения и доступность. Говорить, что крестьяне и представители городских низов, составлявшие костяк французской армии того времени, очень уж любили своего генерала-герцога, конечно, нельзя, но, во всяком случае, они его уважали и в доверии ему не отказывали. И еще неизвестно, как бы обернулись события, не соверши он необдуманного поступка, когда, бросив свои войска, он, сломя голову, помчался оправдываться в Париж, где его уже ждали палачи. Искренне веривший в высокие идеалы революции герцог Бирон оказался одной из ее бесчисленных жертв, завершив свою военную карьеру под топором гильотины как государственный преступник.

Приговорив 40-летнего генерала к смерти, революционный трибунал бесстрастно выполнил возложенный на него политический заказ, хотя никакими убедительными доказательствами о его «контрреволюционной деятельности» не располагал и ни одно из вменяемых Бирону в вину «преступлений» должным образом доказано не было. Но такова была в ту бурную эпоху железная логика классовой борьбы — приговор предопределялся заранее по указанию свыше, а судебная формальность являлась не более чем юридическим блефом, призванным придать судебной расправе над обреченной на смерть жертвой хоть какое-то подобие законности.

Следует отметить, что Бирон, несмотря на свои демократические убеждения, до конца жизни так и не смог отрешиться от аристократических привычек. Всю жизнь он прожил, не отягощая себя особо какими-либо житейскими заботами, и закончил свой жизненный путь так же легкомысленно как и жил. Когда в тюремную камеру к нему явился судебный пристав, посланный сказать, что все уже готово для казни и генералу надлежит следовать за ним, то застал Бирона за сытным завтраком. С ледяным спокойствием выслушав чиновника, тот вежливо, но твердо заявил ему, что он должен обождать, пока осужденный (по неписаным законам, восходящим еще ко временам Раннего Средневековья, последнее желание приговоренного к смерти подлежало исполнению) не закончит свой завтрак. Не спеша позавтракав, бывший герцог вдруг приглашает обескураженного посланца властей к своему столу и дружески предлагает ему распить вместе с ним бутылку вина. Только после этого, тщательно одевшись, он покидает свою камеру. Свою смерть Бирон, не в пример многим, встретил достойно, мужество не покинуло его до последней минуты. Так закончил свой жизненный путь генерал Бирон — один из наиболее ярких военных деятелей эпохи Великой французской революции.

 

Гош Луи Лазар

 

Французский военный деятель Гош (Hoche) Луи Лазар (24.06.1768, Монтрей близ Версаля, — 19.09.1797, Вецлар, Германия), дивизионный генерал (1793). Родился в семье отставного солдата, служившего затем егерем в королевских владениях.

С 14 лет Гош — помощник конюха в королевских конюшнях. В 1784 году поступил рядовым солдатом в королевскую гвардию. Выделялся среди своих товарищей редкими способностями и вскоре был произведен в капралы. Не имея никакого образования, Гош тем не менее отличался большой тягой к знаниям и все свое скудное содержание тратил на приобретение книг. Путем упорного самообразования он значительно расширил свои познания и существенно восполнил пробелы образования.

Успехи молодого Гоша в приобретении знаний были поразительны, никому из окружавших его в то время людей даже не могла прийти в голову мысль о его безграмотности. К началу Великой Французской революции (1789) он был уже сержантом гвардии.

В первые же дни революции полк, в котором служил Гош, перешел на сторону восставшего народа и принял участие в штурме Бастилии (14 июля 1789 года). В том же году Гош вступил в Национальную гвардию Парижа и был произведен в офицеры. В 1792 году он получил чин капитана. С началом войны революционной Франции против 1-й антифранцузской коалиции европейских держав (апрель 1792 года) отправился на фронт. Батальон Национальной гвардии, в котором служил Гош, вошел в состав Арденнской армии. Сражался с интервентами на северо-востоке Франции. В первых же боях показал себя храбрым и мужественным офицером, способным командиром. Был замечен командиром дивизии генералом Левенером, взявшим его в начале 1793 к себе адъютантом. Отличился при осаде Тионвиля, в сражении при Неервиндене (18 марта 1793 года), а также в целом ряде боев местного значения.

Весной 1793 года, после заключения генералом Ш. Дюмурье предательского соглашения с австрийцами, Левенер послал Гоша с донесением в Париж. Возложенное на него поручение Гош выполнил блестяще. Он не только сообщил Комитету общественной безопасности (КОБ) о предательских действиях командующего Северной армии Дюмурье, но и в письменной форме изложил свои соображения о том, как выйти из создавшегося положения. КОБ согласился с мерами, предложенными молодым офицером, объявил ему благодарность и предложил должность командира батальона, но Гош от нее отказался, не пожелав расстаться со своим генералом. Однако вскоре, уже в приказном порядке, он был назначен помощником коменданта крепости Дюнкерк, которой угрожала 40-тысячная англо-австрийская армия герцога Йоркского. Гарнизон Дюнкерка насчитывал всего 2 тысячи национальных гвардейцев. Душой обороны крепости сразу же стал Гош. Во главе этих ничтожных сил он в конце августа — начале сентября 1793 года мужественно отразил все попытки противника овладеть крепостью и приостановил его дальнейшее продвижение в глубь Франции.

Гош сумел продержаться до подхода объединенных сил Северной и Арденнской армий, возглавляемых генералом Ж. Гушаром, которые разгромили интервентов в сражении при Ондскоте (7—8 сентября 1793 года) и деблокировали Дюнкерк. За геройскую оборону крепости Дюнкерк Гош был произведен в бригадные генералы (сентябрь 1793 года). В октябре того же года он стал дивизионным генералом, а еще через месяц назначен командующим Мозельской армией. Было ему в то время всего 25 лет от роду. Армия, которую возглавил Гош, в течение почти целого года крайне неудачно действовала против пруссаков и саксонцев, предводимых герцогом Брауншвейгским. В результате следующих одна за другой неудач морально-боевой дух ее войск находился на очень низком уровне, дисциплина резко упала, снабжение было неудовлетворительным, боеспособность внушала серьезные опасения. По существу, Мозельская армия находилась на грани полного развала. Однако вновь назначенный командующий решительными и энергичными мерами в кратчайшие сроки сумел переломить обстановку. Он навел порядок и дисциплину в войсках, наладил снабжение, уменьшил громоздкие обозы и, вдохнув в армию уверенность в своих силах, подготовил ее к переходу в наступление.

Вскоре после вступления Гоша в командование армия получила крупное подкрепление, ее численность была доведена до 40 тыс. человек. Она получила задачу во взаимодействии с Рейнской армией деблокировать осажденную врагом крепость Ландау (на левом берегу Рейна). 17 ноября Гош перешел в наступление. Однако первая попытка освободить от осады Ландау закончилась неудачей. Причина заключалась в недостаточной сколоченности частей и соединений армии, а также в потере Гошем нескольких дней в бесполезных переходах, чем не замедлил воспользоваться противник. В результате Мозельская армия потерпела поражение в боях, развернувшихся в районе Кайзерслаутерна (29—30 ноября 1793 года), и вынуждена была отступить. Это был горький урок для молодого командира, из которого он сделал соответствующие выводы и никогда более старался не допускать подобных просчетов. Комитет общественного спасения (КОС), по настоянию Л. Карно, простил ему эту неудачу и потребовал во что бы то ни стало выполнить ранее поставленную задачу. Гош снова перешел в наступление. Преодолев Вогезы, его войска соединились с Рейнской армией (генерал Ш. Пишегрю). Объединив под своим главным командованием обе французские армии, Гош разбил при Фрешвиллере (22 декабря 1793 года) пруссаков, затем под Вейсенбургом (26—27 декабря 1793 года) — австрийцев и после этой блестящей победы отбросил союзную армию генерала Д. Вурмзера за Рейн. Герцог Брауншвейгский был вынужден снять осаду Ландау и отступить к Майнцу. Вслед за этим противник очистил и Эльзас.

Блистательный успех, одержанный на исходе 1793 и в начале 1794 годов, сразу выдвинул Гоша в ряды лучших генералов Французской республики. Лавровый венок славы украсил чело молодого полководца революционной армии. Доверие Конвента он оправдал полностью. Победоносный для Франции исход кампании 1793 года во многом был предрешен благодаря победам Гоша. К этому времени молодой генерал приобрел большую популярность в войсках, которые желали видеть его не иначе как главнокомандующим над всеми армиями республики. Среди народа его авторитет также был очень высок. Но громкая боевая слава, которой уже в начале 1794 года было овеяно имя Гоша, заметно вскружила ему голову. Переоценив свои возможности, в какой-то момент он потерял чувство реальности, пренебрег осторожностью и не заметил, что улыбка коварной фортуны оказалась мимолетной. Конфликт с некоторыми генералами, возникший на личной почве, интриги его соперника Пишегрю, пользовавшегося особым доверием якобинского руководства и, наконец, ссора с комиссаром Конвента при Рейнской армии и ближайшим другом вождя якобинцев М. Робеспьера Л. Сен-Жюстом, открыто принявшим сторону Пишегрю, которого он хотел видеть в роли главнокомандующего Рейнской и Мозельской армиями, привели к тому, что отношение верхушки якобинцев к Гошу резко изменилось. Под предлогом назначения командующим Итальянской армией Гош был освобожден от должности главнокомандующего войсками на Рейне и получил предписание убыть в Ниццу, где находился штаб армии, которую ему предстояло возглавить (март 1794 года). Но как только он прибыл туда, то сразу же был арестован по обвинению в государственной измене, доставлен в Париж и заключен в тюрьму.

Враждебность Робеспьера к Гошу была настолько сильна, что даже Л. Карно, курировавшему в КОС военные вопросы и покровительствовавшему молодому полководцу, ничего не удалось сделать для его освобождения. Враги Гоша, настроившие против него Робеспьера, торжествовали победу. Гош практически был обречен. Якобинский террор тогда достиг своего апогея, репрессивная машина работала, не переставая, на полную мощность, гильотина действовала безотказно, кровь лилась рекой, тысячи узников ожидали решения своей участи судьями революционного трибунала — те были беспощадны к «врагам народа», и их приговор был почти всегда один и тот же — смерть. Приговор, как правило, приводился в исполнение немедленно.

В ожидании суда и неминуемой казни Гош провел в якобинском застенке более 4 месяцев, но до него очередь так и не дошла. Государственный переворот 9 термидора (27—28 июля 1794 года), положивший конец кровавой якобинской диктатуре, принес ему свободу (август 1794 года). Робеспьер и его сподвижники, обрекшие на смерть многие тысячи своих явных и мнимых врагов, сами завершили свой земной путь на эшафоте.

Находясь в тюрьме, Гош, как и подобало солдату, не раз смотревшему в лицо смерти, проявил завидное хладнокровие. Почти все время он посвящал изучению военно-научных и военно-исторических трудов, совершенствуя свои военные знания. Тюрьма умерила его заносчивость и научила быть более осторожным, терпеливее относиться к людям.

В сентябре 1794 года Гош был назначен командующим одной из группировок войск, действовавших против мятежников (шуанов) в Вандее, Нормандии и Бретани. На этом посту он проявил себя с новой стороны. До сего времени ему приходилось действовать лишь в роли военачальника, сражавшегося с внешним врагом, теперь же он должен был действовать против врага внутреннего, в условиях гражданской войны. И Гош справился с новой для себя задачей превосходно. Прежде всего он заявил о себе как осторожный политик и умный военный администратор. Решительно преследуя отряды мятежников, роялистов и английских агентов, он в то же время прилагал максимум усилий, чтобы, не применяя массовых карательных акций, усмирить возбужденную ими основную массу народа, проявлял благоразумие, великодушие и гуманность в сочетании с необходимой осмотрительностью. Свои войска он разделил на несколько отдельных отрядов (т. н. «подвижные колонны»), которые, действуя быстро и решительно с разных направлений, рассекали силы противника и громили его по частям. Одновременно в охваченных восстанием районах проводилось разоружение населения и принимались меры к изоляции этих районов от внешнего мира (Англии и эмигрантов).

27 июня 1795 года 5-тысячный десант эмигрантов-роялистов, высаженный с английских кораблей, занял полуостров Киберон (Бретань) и приступил к закреплению на нем. На соединение с ним направились отряды шуанов общей численностью 10 тыс. (по другим данным 16 тыс.) человек, возглавляемые своими предводителями. Обстановка в западных районах Франции резко осложнилась. Но Гош действовал смело и решительно. Он быстро выдвинул все свои оказавшиеся под рукой силы (до 6 тыс. человек) к полуострову Киберон и блокировал закрепившийся там вражеский десант, силы которого после соединения с шуанами возросли почти до 20 тыс. человек. В бурную ночь 20 июля войска Гоша штурмом овладели фортом Пентьевр, находившимся на перешейке и закрывавшим вход на полуостров. 21 июля весь полуостров был очищен от противника. Большая часть вражеского десанта, получившего в ходе операции подкрепление (1,5 тыс. эмигрантов), была уничтожена. Основная масса шуанов разбежалась. Около 2 тысяч роялистов сумели спастись на английских кораблях, но свыше 700 человек во главе с графом Сомбрелем, окруженные республиканскими войсками, были вынуждены сложить оружие. По приказу Директории все взятые в плен роялисты были расстреляны. Эта акция произошла, несмотря на резкий протест Гоша, обещавшего от имени Республики при заключении капитуляции сохранить роялистам жизнь. Вскоре на острове Дье, вблизи побережья Франции, высадился новый десант роялистов, возглавляемый графом д’Артуа (брат казненного короля Людовика XVI). Ободренные этим шуаны снова взялись за оружие. К этому времени все три группировки республиканских войск (Шербурская, Брестская и Западная), действовавшие на западе Франции, были объединены в одну армию под командованием Гоша. Переправившись на левый берег Луары и выдержав там ряд жестоких боев с вандейцами, он быстро разгромил их основные силы и подавил восстание в самом начале, не дав ему распространиться на другие провинции. Граф д’Артуа, узнав об этом, так и не решился высадиться на материк и возвратился в Англию. Руководители восстания Ф. Шарет и Стофле были взяты в плен и расстреляны. Лишившись своих предводителей и поддержки извне, Вандея смирилась.

После этого, желая отомстить Англии за ее вмешательство в гражданскую войну во Франции, Гош предложил Директории организовать военную экспедицию в Ирландию, где началось восстание против англичан. План высадки французского экспедиционного корпуса в Ирландии Директорией был одобрен. Возглавить ее было поручено Гошу. Кстати, идея высадки десанта на Британские острова давно вынашивалась главным стратегом республики Карно — это была его заветная мечта. Поэтому в его лице Гош нашел своего верного союзника. Преодолев большие организационные и разного рода другие трудности, 14 декабря 1796 года Гош во главе 18-тысячного десантного корпуса вышел из Бреста в открытое море. Но начавшаяся вскоре сильная буря рассеяла его эскадру. Тем не менее основная ее часть все же через несколько дней достигла берегов Ирландии. Однако командующий эскадрой адмирал Бувэ не решился без Гоша произвести высадку и возвратился во Францию. Прибывшему через некоторое время в залив Бэнтри на фрегате «Fraternite» Гошу ничего не оставалось, как последовать за своей эскадрой. При возвращении назад он едва избежал гибели или плена, лишь чудом сумев ускользнуть от преследовавших его английских крейсеров. Прибыв в Брест, Гош был вынужден доложить Директории о том, что в результате неблагоприятного стечения обстоятельств Ирландская экспедиция закончилась провалом.

В начале 1797 года Гош был назначен командующим Самбро-Мааской армией (70 тыс. человек). К моменту вступления Гоша в командование этой армией она располагалась на Рейне, в районе Дюссельдорфа, Кобленца. Боеспособность ее находилась на крайне низком уровне, дисциплина как таковая почти полностью отсутствовала. По определению самого Гоша, армия представляла собой «сборище разбойников». Энергичными усилиями он за 2 месяца изменил ее до неузнаваемости и 17 апреля 1797 года перешел в наступление. Переправившись через Рейн севернее Кобленца, Гош нанес австрийцам поражение при Нойвиде, затем под Альтенкирхеном и стремительно двинулся на Франкфурт-на-Майне. Однако его успешное наступление было остановлено на реке Лан известием о заключении генералом Наполеоном Бонапартом Леобенского перемирия (18 апреля 1797 года).

В июле 1797 года Директория предложила Гошу пост военного министра, но он отверг это предложение, сославшись на чисто формальные обстоятельства — недостижение им установленного для министров 30-летнего возраста. На самом же деле причина заключалась в ином: Гош чувствовал растущее недоверие к себе Директории (результат интриг его старого врага и завистника Пишегрю, возглавлявшего теперь нижнюю палату французского парламента, — Совет пятисот) и предвидел непрочность своего положения на новом посту.

Продолжая мечтать о новой экспедиции в Ирландию, он предпринял ряд мер по ее подготовке, в частности, под разными предлогами начал переброску некоторых частей своей армии в западные районы Франции. Одновременно проводилась интенсивная подготовка войск Самбро-Мааской армии к грядущим сражениям. Но мечтам Гоша не суждено было сбыться.

Политическая обстановка в Париже вновь обострилась, в воздухе запахло грозой. На этот раз основная угроза режиму Директории исходила от роялистов, завоевавших на прошедших весной выборах в парламент большинство депутатских мандатов. Термидорианский режим, пришедший к власти летом 1794 года и существовавший уже 3 года, представлял из себя свору алчных казнокрадов и взяточников, прожигателей жизни, без убеждений, без идей, покрытых грязью и кровью, или же откровенных посредственностей, состоящих на службе у крупной буржуазии и выполняющих ее волю. К этому времени когда-то мощная пружина революции уже значительно ослабла в руках никчемных и продажных политиканов, и законы вместо того, чтобы подчинять себе обстоятельства, только лишь приспосабливались к ним. Но на поверхности все оставалось по-прежнему. Франция была республикой, сохранялись знаменитый революционный гимн «Марсельеза» и революционный календарь. Счет шел от памятного дня заседания Конвента, декретировавшего уничтожение монархии. Но уже давно сошли с политической арены творцы этого знаменитого декрета — друзья и враги. Одни пали на полях сражений, другие сложили свои головы на эшафоте, третьи канули в политическое небытие. А счет, начатый с первого дня первого года республики, продолжался. Шел пятый год Республики. На официальных правительственных бумагах, как и раньше, изображалась в широком овале женщина с копьем, увенчанная фригийским колпаком; ее правая рука опиралась на секиру — то было изображение Французской республики. На фронтонах правительственных зданий, в документах, издаваемых от имени республики, оставался девиз революции: «Свобода, Равенство, Братство». Но эти слова, еще недавно воодушевлявшие миллионы французов своим глубоким смыслом и волнующим содержанием, теперь уже утратили былое значение — они стерлись и поблекли. Режим Директории, который олицетворялся прежде всего с правыми термидорианцами, привел страну к состоянию почти неизлечимого недуга — расстройству экономики и финансов, развалу административного организма, систематическим нарушениям конституционных основ, беззаконию, произволу, глубокому общественному недовольству и всеобщему разочарованию. В основе кризиса лежало недовольство всех основных слоев французского общества господством захватившей и удерживающей власть антинародной клики.

В Париже назревал очередной государственный переворот. Директория это предчувствовала и готовилась к схватке за власть. Было решено назначить Гоша командующим войсками парижского гарнизона. Один из ведущих членов Директории бывший граф П. Баррас обратился к нему с предложением занять этот пост, но получил отказ. То ли он не сумел как следует подготовиться к встрече с генералом, то ли не смог убедить его, то ли сыграли роль какие-то другие факторы — неизвестно, но в любом случае попытка Барраса уговорить Гоша встать на защиту Директории оказалась безрезультатной. Она лишь скомпрометировала Гоша. Пишегрю, будучи одним из главных руководителей готовившегося переворота, сумел внушить Директории недоверие к Гошу. Он приложил все усилия, чтобы удалить известного своими твердыми республиканскими убеждениями генерала из Парижа, ибо понимал, что заговорщики-роялисты столкнутся в его лице с непреодолимым препятствием (они еще не забыли суровые расправы Гоша со своими единомышленниками в Бретани и Вандее). И Пишегрю добился своего — Гошу было приказано немедленно возвратиться в Самбро-Мааскую армию, штаб-квартира которой в то время находилась в городе Вецлар (Гессен, Германия).

Тем временем события продолжали разворачиваться с неимоверной быстротой. 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года) роялистский заговор был сорван, враги республики разгромлены. Пишегрю был разоблачен как «враг народа», арестован и сослан в Кайенну (Французская Гвиана), откуда из-за тяжелого сурового климата и условий содержания мало кто возвращался обратно. Доверие Директории к Гошу было снова восстановлено. 17 сентября он получил директиву военного министра: «Директория хочет, чтобы обе Рейнские армии были объединены под одним командованием и выступили бы в поход самое позднее 20 вандемьера (12 октября. — Авт.). Директория выбрала вас, генерал, чтобы повести наши победоносные войска до ворот Вены».

Но возглавить поход на Вену Гошу не довелось. Через день после получения этой директивы он скоропостижно скончался. Было ему всего 29 лет. В качестве официальной причины его смерти был назван заворот кишок. Но в армии и народе ходили упорные слухи о том, что он был отравлен. Называли и конкретного убийцу — немецкого врага. Тело полководца с большими почестями было захоронено на Петерсбергском редуте (остров Вейсентурм на Рейне, близ Нойвида). Выступая от имени армии с прощальной речью у гроба своего командующего, генерал Ф. Лефевр (будущий маршал Франции) завершил ее следующими словами: «Человечество и мы все потеряли искреннего друга, победа — своего сына, отечество — защитника, республика — опору». Едва смолкли последние аккорды «Марсельезы», как упругий осенний воздух разорвали громовые залпы орудийного салюта, над свежевырытой могилой склонились и в скорбном молчании застыли боевые знамена — армия отдавала последние почести своему полководцу. Вскоре Самбро-Мааская армия воздвигла на могиле Гоша величественный памятник. Другой памятник Гошу был установлен на его родине — в Версале.

Гош был убежденным республиканцем, пылким сторонником революционных преобразований в обществе, искренним приверженцем идеалов революции. С первых же дней Великой Французской революции он встал в ряды ее вооруженных защитников.

По определению одного из ее историков, Гош оставил по себе память как одна из «величайших и самых чистых фигур революции». По своим политическим взглядам он принадлежал скорее всего к умеренным республиканцам. Отличился храбростью и мужеством уже в первых боях с интервентами и довольно быстро снискал славу одного из лучших полководцев революционной армии. В ее рядах он сделал блистательную военную карьеру, доблестно сражаясь в годы Революционных войн на многих фронтах осажденной многочисленными врагами республики (на севере и северо-востоке Франции, в Бельгии, на Рейне, в Вандее и Бретани, в Германии). Проявил себя как талантливый военачальник, обладавший крупными полководческими дарованиями. Его имя и слава облетели все фронты и армии Французской республики. Сам по себе Гош был далеко незаурядным человеком. Природа щедро одарила его большими способностями, которыми он умело распорядился. Не имея в свое время возможности получить нормальное образование, Гош благодаря своему исключительному упорству и целеустремленности сумел самостоятельно многое наверстать, а в военном деле, к которому он чувствовал особое пристрастие, далеко обойти даже многих признанных специалистов. Буйные ветры революции, прошумевшие в последние годы XVIII века над Францией, опрокинули и разметали все существовавшие до тех пор стереотипы в военном деле, вызвали к жизни новые, неизвестные до того формы и методы вооруженной борьбы. Революцию творили молодые. Именно они оказались наиболее восприимчивыми к новым веяниям в военном искусстве. И далеко не случайно, что в основном из их среды в годы Революционных войн вышли многие полководцы — самородки типа Гоша.

Гош отличался глубоким знанием военного дела, выдающейся личной храбростью и беззаветной преданностью делу революции — качествами, которые в годы Революционных войн ценились очень высоко. Эти качества позволили ему сделать быструю военную карьеру в рядах революционной армии. В течение всего полутора лет, прошедших с момента начала военных действий, он проходит путь от рядового безвестного офицера до дивизионного генерала (высшее воинское звание в армии республиканской Франции) и в 25 лет становится командующим армией, одним из наиболее прославленных полководцев Республики. Гош пользовался большой популярностью в войсках, был в полном смысле этого слова их кумиром. Солдаты и молодые офицеры буквально обожали его за неудержимую отвагу в бою, постоянную заботу о подчиненных, открытый и вызывающий доверие характер. По свидетельству участников тех событий, из всех французских генералов эпохи Великой Французской революции у Гоша была «самая длинная сабля и самая короткая речь». Он проявил себя как искусный мастер маневренной войны в условиях господства на полях сражений массовых армий, был твердым и последовательным сторонником решительной наступательной стратегии, действий крупными сосредоточенными массами войск на решающих направлениях.

Наряду с Журданом, Клебером, Марсо и рядом других военачальников Гош являлся основоположником новой для французской армии тактики — тактики колонн в сочетании с рассыпным строем стрелков. Этот рожденный революцией новый способ ведения боевых действий был глубоко проанализирован и всесторонне обобщен мудрым стратегом, «организатором побед» (как его окрестили современники) французской революционной армии Лазаром Карно, а затем рекомендован как руководство к действию для всех армий и фронтов Республики. Полководческая деятельность Гоша вызывала восхищение Наполеона, который в период своего становления как полководца многое от него воспринял. Будучи командиром по призванию и складу характера, Гош не терпел рутинной бумажной работы и не любил задерживаться в штабах, его всегда тянуло в войска, туда, где решался исход боя или сражения. Он, будучи пуританином по натуре, разделял с войсками на равных, не делая себе никаких поблажек, все тяготы и лишения боевой жизни. Отсюда и та высокая степень доверия, которой Гош пользовался в войсках на протяжении всей боевой военной карьеры. Наряду с высокой популярностью в армии, он приобрел и широкую известность в обществе, к его мнению нередко прислушивались и политики, игравшие значительную роль в общественной жизни страны, и само правительство.

Характерными чертами Гоша как военачальника были твердость и решительность, постоянное стремление к проявлению разумной инициативы, поиск новых, более эффективных форм и способов решения боевых задач. При ведении боевых действий он проявлял высокую активность и настойчивость, оперативно реагировал на изменения в обстановке и не терял присутствия духа в критических ситуациях. Захватив инициативу в ведении боевых действий, всегда стремился максимально использовать достигнутое преимущество и навязать противнику свою волю. Гош обладал редким даром воздействия на войска, умел и любил увлекать их личным примером на решение, казалось бы, невыполнимых задач, был справедлив, честен и доступен. В то же время он отличался непреклонностью в соблюдении требований воинских порядка и дисциплины, умел строго взыскивать за любые их нарушения, а в не терпящих отлагательства случаях бывал даже беспощаден. В период своего командования войсками на западе Франции, где уже много лет бушевала гражданская война, Гош проявил себя как разумный политик и способный военный администратор. Его деятельность там во многом способствовала быстрому замирению мятежного края. К негативным чертам характера Гоша следует отнести его резкость, заносчивость и острый язык, которые особенно были присущи ему до ареста весной 1793 года. Необоснованные, надуманные обвинения и пребывание в тюрьме, хотя и короткое, существенным образом повлияли на его характер. После выхода на свободу Гош стал значительно мягче, скромнее и сдержаннее, в его делах и поступках стало проявляться большое уважительности не только к окружающим, но и к оппонентам. Он научился сдерживать свои эмоции и не злоупотреблять острословием, взяв себе за правило «дело, а не слова».

Гош вошел в историю как один из наиболее талантливых полководцев французской революционной (затем республиканской) армии периода Великой французской революции. Стяжав громкую боевую славу, он занял достойное место в когорте самых прославленных ее героев. Его ранняя смерть явилась тяжелой и невосполнимой потерей для армии Французской республики. Современники по праву считали генерала Гоша «Ахиллом революционной армии».

 

Дампьер Август Генрих Мария

 

Французский военный деятель Дампьер (Dampierre) Август Генрих Мария (1756, Париж, — май 1793, Викольский лес, Бельгия), дивизионный генерал (1792). Происходил из богатого и знатного дворянского рода, многие представители которых снискали известность своими военными заслугами на службе Франции.

По дворянским обычаям того времени (имеется в виду лишь знатное дворянство) был записан на военную службу еще в раннем детстве и к 8 года имел уже чин офицера. После окончания военного училища проходил службу в королевской гвардии. Но военная служба в мирное время не удовлетворяла очень пылкого молодого офицера, увлеченного страстью к приключениям и подвигам. Поэтому, когда в 1775 году в Северной Америке началась война за независимость английских колоний, он предпринял несколько попыток отправиться туда в качестве волонтера. Однако все они закончились неудачей. Разрешения от начальства на выезд в Северную Америку он так и не получил.

В 1782 году Дампьер бежал в Испанию, где французы вместе с испанскими войсками осаждали английскую крепость Гибралтар, чтобы принять участие в боевых действия. Но в Барселоне он был задержан и возвращен во Францию. Этот дерзкий поступок никаких последствий для него практически не имел, командование постаралось замять грубое нарушение им воинской дисциплины (дезертирство), ограничившись дисциплинарными мерами. В 1788 году Дампьер одним из первых поднялся в Париже на воздушном шаре братьев Монгольфье, а затем без разрешения командования отправился в Лондон, где вместе с герцогом Орлеанским совершил такой же подъем. За это нарушение дисциплины он был подвергнут аресту. Обидевшись, вышел в отставку и уехал в Англию. Вскоре вернулся оттуда и вновь поступил на военную службу, но через несколько месяцев снова уволился и удалился в свои богатые поместья. Сразу же с началом Великой французской революции (июль 1789 года) встал на ее сторону и быстро приобрел известность решительного приверженца кардинальных революционных преобразований в стране. В 1790 году возглавил департамент Об (главный город Труа).

Осенью 1791 года появились первые признаки надвигавшейся войны. Несмотря на миролюбивые заявления французского правительства, удар, который революция во Франции нанесла по устоям абсолютизма в Западной Европе, не на шутку встревожил европейских монархов. Конфискация во Франции церковных земель вызвала острый конфликт с Римом. Англия, надеявшаяся на то, что революция ослабит ее извечного врага Францию, все более теряла эти надежды.

27 августа 1791 года Австрия и Пруссия подписали Пильницкую декларацию, в которой заявили о своей готовности помочь французскому королю Людовику XVI восстановить его права абсолютного монарха, нарушенный революцией. Это бесцеремонное вмешательство в ее внутренние дела вызвало бурное возмущение во Франции. Законодательное собрание Франции потребовало, чтобы Австрия отказалась от Пильницкой декларации. Но в ответ на это Австрия и Пруссия 7 февраля 1792 года заключили военный союз, направленный против Франции. Международная реакция дала понять французам, что она готова перейти в наступление и силой оружия задушить революцию во Франции. Угроза близкой войны стала неотвратимой реальностью. Вопрос об обороноспособности страны приобрел актуальность. Предстояло создать армию, способную противостоять двум сильнейшим державам Европы, которых поддерживало значительное количество более мелких государств. Французское правительство считало, что для войны необходимо иметь армию, насчитывавшую, по крайней мере, 250 тыс. человек.

Между тем королевская армия к началу 1792 года сократилась почти вдвое и насчитывала всего 135 тыс. человек. В ней образовался большой некомплект командных кадров, так как большая часть офицеров-дворян бежала из страны и перешла в лагерь контрреволюции. Среди оставшихся офицеров также много было враждебно настроенных по отношению к революции. Внутренняя обстановка в стране все более накалялась. Народные массы начали понимать, что крупная буржуазия, не осуществит их чаяний и надежд. Поэтому во Франции вновь начался подъем массового народного движения. Но наряду с ним в стране усиливалась и контрреволюционная деятельность сил, враждебных основной массе французского народа. Королевский двор вел тайные интриги, направленные на организацию военной интервенции иностранных держав с целью восстановления во Франции прежних порядков. В свою очередь крупная буржуазия, стремясь не допустить дальнейшего развития революции, не решалась вводить всеобщую воинскую повинность. Под ее давлением была оставлена системе вербовок, подняты денежные выплаты за вступление в армию и т. п., но это нисколько не помогло делу — население саботировало службу в наемной армии. В этой обстановке правительство Франции сделало еще один шаг в строительстве армии, решив привлечь для ее усиления Национальную гвардию. Всячески подчеркивая ее значение, заявляя о доверии к ней, Законодательное собрание объявило дополнительную запись добровольцев в батальоны Национальной гвардии, которой предстояло вступить в борьбу с внешним врагом. Было решено также создать батальоны волонтеров 10-ротного состава, по 50 человек в каждой роте, не считая командного состава. Всего было сформировано 169 батальонов волонтеров. Так был найден выход из затруднительного положения, в котором оказалась Франция в преддверии войны с коалицией феодально-абсолютистских государств.

В связи с приближавшейся войной Дампьер решил оставить свою административную должность и вернуться в армию, поскольку наконец увидел благоприятную возможность проявить себя на военном поприще. В конце 1791 года он становится адъютантом командующего Северной армией маршала Ж. Рошамбо, а через несколько месяцев назначается командиром 5-го драгунского полка. В этой должности Дампьер и встретил начало войны (апрель 1792 года), положившей начало Революционным войнам Франции. Уже в первых боях с интервентами показал себя храбрым офицером и способным командиром. Дампьер имел чин полковника, так как звание капитана гвардии соответствовало в то время чину армейского полковника. Возглавляемый им полк отличился в боевых действиях, развернувшихся летом 1792 года. В начале осени, будучи уже генерал-майором, был назначен командиром отдельного отряда (свыше 4 тыс. человек), направленного в Шампань на помощь генералу Ш. Дюмурье.

Прибыв в Северную армию накануне сражения при Вальми, принял в нем активное участие и во многом содействовал достижению успеха. Победа в этом знаменитом сражении позволила французам остановить наступление врага на Париж и добиться решительного перелома в ходе боевых действий, которые до этого складывались не в их пользу. Потерпев поражение, интервенты начали поспешное отступление к границе, преследуемые французскими войсками. Одним из героев победоносного для Франции сражения при Вальми был признан и Дампьер. Его храбрость, мужество и умелые действия были высоко оценены командованием. Наградой ему за отличие в этом сражении был чин дивизионного генерала (с провозглашением 22 сентября 1792 года во Франции республики в армии были введены новые воинские звания).

Вскоре он был назначен командиром дивизии в Северной армии. Во главе ее принял активное участие в сражении при Жемапе (6 ноября 1792 года), где снова проявил себя геройски. Сражение при Жемапе вошло в историю военного искусства как первое крупное сражение, в котором французы применили новую ударную тактику, основанную на сочетании огня и штыкового удара батальонных колонн линейной пехоты и рассыпного строя стрелков. Решительной атаке пехоты предшествовала артиллерийская подготовка. Развивая достигнутый при Жемапе успех, французы 14 ноября овладели Брюсселем, а к концу 1792 года в их руках оказалась вся Бельгия.

В начале 1793 года Дампьер возглавил 15-тысячный корпус, прикрывший осаду Маастрихта. Однако выполнить поставленную перед ним задачу Дампьер не смог. Обладая качествами храброго и умелого воина, но не имея необходимого боевого опыта руководства крупными соединениями, он допустил ряд непростительных для военачальника такого ранга просчетов. В результате в начале марта 1793 года Дампьер потерпел поражение от принца Кобургского, располагавшего более чем тройным превосходством в силах, и был вынужден отступить от Маастрихта. Он направился на соединение с главными силами Северной армии, отступившей из Голландии. Неудача похода Дюмурье в Голландию (февраль-март 1793 года) в значительной степени была обусловлена поражением правого крыла его армии под Маастрихтом. Это создало серьезную угрозу нанесения противником удара во фланг и тыл Северной армии и заставило Дюмурье начать поспешное отступление из Голландии.

Затем Дампьер участвовал в сражениях при Тирлемоне и Неервиндене (18 марта 1793 года). В последнем из них, где французы потерпели поражение, он командовал центром французской Северной армии. В начале апреля 1793 года, когда генерал Ш. Дюмурье изменил Франции, перейдя на сторону врага, Дампьер принял решительные меры по срыву организованного им заговора в армии и тем самым оказал правительству важную услугу. Его верность Республике была оценена должным образом. Возглавляемое Ж. Дантоном правительство Французской республики назначило генерала Дампьера командующим Северной армией (30 тыс. человек). Однако армия эта находилась в очень плачевном состоянии. Целый ряд понесенных ею поражений привел к резкому падению морально-боевого духа в войсках. В результате измены Дюмурье армия была, попросту говоря, деморализована. Снабжение войск оказалось дезорганизованным, дисциплина упала до крайне низкого уровня, солдаты не верили своим офицерам и генералам, подозревая их чуть ли не в поголовном предательстве. В этих условиях перед новым командующим встала нелегкая задача предотвратить вторжение врага на территорию Франции. Исключительную сложность обстановки понимало и правительство. В Северную армию были направлены пополнения.

Учитывая значительное превосходство противника в силах и недостаточную боеспособность своей армии, Дампьер решил перейти к обороне по рубежу Монс, Турне, Кортрейк (юго-западная часть Бельгии). Удерживая занимаемый рубеж (ширина полосы обороны армии составляла 70 км), он поставил перед собой цель отразить предстоящее наступление врага и не допустить его вторжения во Францию. Решение этой задачи в какой-то мере обеспечивалось тем, что значительная часть занимаемого войсками Северной армии района находилась в лесистой местности, выгодной для обороны. В ходе ее ведения французские войска широко применяли тактику колонн в сочетании с рассыпным строем стрелков. Их отряды непрерывно нападали на противника и держали его в постоянном напряжении. Обычно бой завязывали стрелки, действовавшие в рассыпном строю, а затем, когда под их сильным огневым воздействием противник приходил в расстройство, завершающий удар накоротке наносили ко лонны линейной пехоты. Такие систематические нападения французов, осуществляемые то на одном, то на другом участке фронта, до предела изматывали противника и вынуждали его распылять свои силы. Вместе с тем участие в таких боях служило хорошей практической школой обучения для молодых солдат, только что влившихся в армию в качестве пополнения и вскоре составивших ее большую часть. Фронт на ближних подступах к северной границе Франции стабилизировался. Но голосистые «герои трибуны» в Конвенте, или, как их презрительно называли в армии, «адвокатишки», весьма поверхностно знакомые с истинным положением дел на фронтах и уж тем более несведущие в вопросах военного искусства, требовали немедленного перехода в наступление. Они жаждали решительных и тем более быстрых побед, чего бы это ни стоило. «Представителям народа» была глубоко безразлична цена таких побед, политические расчеты для них были важнее.

Получил приказ Конвента о переходе в наступление и Дампьер, несмотря на то, что его армия совершенно к этому не была готова. Находившиеся при армии комиссары Конвента недвусмысленно дали ему понять, что приказ обсуждению не подлежит и должен быть исполнен незамедлительно. Дампьер вынужден был подчиниться. Вопреки своей воле он бросил войска Северной армии в наступление на противника, располагавшего большим численным превосходством и более качественным личным составом. Однако две предпринятые Дампьером в мае 1793 года попытки перехода в наступление закончились неудачей. Во время второй из них он был убит пушечным ядром в Викольском лесу. Гибель в бою избавила его от гильотины, так как пришедшие через несколько дней к власти в стране радикальные якобинцы во главе с М. Робеспьером усмотрели измену в нежелании Дампьера действовать наступательно. А последовавшие затем неудачи республиканских войск на Севере Франции явились, по их мнению, убедительным тому подтверждением. Но еще до того, как бразды правления перешли в руки крайне левых якобинцев, представители Северной армии успели похоронить своего командующего в Пантеоне. Похоронен он был с большими почестями, как национальный герой, павший на поле брани за отечество. Но уже спустя некоторое время ближайший сподвижник Робеспьера депутат Конвента Ж. Кутон публично обвинил Дампьера в измене, заявив при этом, что властям не хватило лишь нескольких дней, чтобы изобличить генерала в предательстве.

Аристократ по происхождению и республиканец по убеждениям, Дампьер сразу же с началом Великой Французской революции решительно порвал со своим классом и перешел на сторону восставшего народа. С возникновением для Франции военной угрозы он без колебаний встает в ряды вооруженных защитников отечества и революционных завоеваний французского народа.

Дампьер был профессиональным военным, прослужившим в рядах королевской армии долгие годы. При этом почти вся его служба прошла в самой привилегированной части французской армии — королевской гвардии, где Дампьер дослужился только до чина капитана. Сделать более успешную карьеру, несмотря на знатность происхождения и далеко незаурядные военные способности, ему помешали необузданность характера и экстравагантность совершаемых из-за этого поступков. Однако, несмотря на воинственные наклонности, Дампьеру за все время службы в королевской армии так и не довелось принять участия ни в одной военной кампании. Так что к началу Революционных войн никакого боевого опыта он не имел, и имя Дампьера в военных кругах никому ни о чем не говорило, разве что иногда припоминали о его полетах на воздушном шаре.

С началом войны Франции против 1-й коалиции европейских держав Дампьер, в отличие от многих своих бывших сослуживцев по королевской армии, остался верен своей родине и принял активное участие в ее защите от вражеского нашествия.

В рядах революционной армии он сделал стремительную карьеру. Не прошло и года со времени его возвращения на военную службу, как он за свои боевые отличия из отставного капитана стал дивизионным генералом (высшее воинское звание во французской республиканской армии).

Особенно отличился Дампьер летом и осенью 1792 года как командир кавалерийского полка и отдельного отряда, а затем и дивизии. Это принесло ему славу одного из лучших генералов французской армии. Но как командир крупного соединения (в данном случае отдельного корпуса) в конце 1792 — начале 1793 годов он никак себя не проявил. Видимо, сказалось отсутствие необходимого опыта руководства такого рода формированиями. Однако горький опыт, по всей вероятности, не прошел для него даром, он сумел сделать из него правильные выводы. И уже весной 1793 года, возглавив Северную армию, Дампьер весьма искусно организовал оборону на подступах к французской границе и довольно умело руководил вверенными ему войсками.

Активной обороной войска Северной армии сковали превосходящие силы противника и не позволили ему с ходу ворваться на территорию Франции. Есть все основания полагать, что военный талант Дампьера до конца так и не раскрылся. Он погиб в бою в расцвете сил, когда ему было всего 36 лет. Впрочем, не исключено, что его боевая карьера могла закончиться и на эшафоте, как это случилось со многими его коллегами-генералами в годы якобинского террора. Политические подозрения якобинцев, особенно в отношении «бывших», были просто маниакальными, и малейший повод служил основанием для немедленной расправы. А Дампьер позволил себе усомниться в целесообразности навязанного ему политическим руководством характера боевых действий. Уже одно это в глазах парижских политиков ставило под сомнение его политическую благонадежность и не заслуживало никакого снисхождения.

Как военачальник Дампьер отличался выдающейся личной храбростью и редким мужеством. Он умел и любил вдохновлять войска и увлекать их личным примером на решение самых с ложных боевых задач. Его нередко можно было видеть в боевых порядках войск, возглавляющим идущие в атаку ко лонны пехоты или несущиеся во весь опор на врага кавалерийские эскадроны. Пользовался большой популярностью в войсках за постоянную заботу о них, доступность и простоту в общении, честность и справедливость. Подчиненные восхищались его боевой доблестью и непоколебимой стойкостью в бою. В целом же Дампьер был скорее незаменимым бойцом первой линии, от личным тактиком и надежным помощником своего командующего на поле боя. Как командующий армией он подавал большие надежды, но насколько успешно смог бы реализовать себя в этой роли, судить трудно (армией Дампьер прокомандовал всего лишь около двух месяцев).

Дампьер вошел в историю как один из наиболее знаменитых военачальников французской революционной армии. Он по праву занимает одно из почетных мест в ряду самых прославленных героев Революционных войн Французской республики конца XVIII века.

 

Дезе Луи Шарль Антуан

 

Французский военный деятель Дезе (Desaix) Луи Шарль Антуан (1768, Клермон-Ферран, — 14.06.1800, Маренго, Италия), шевалье де Вейгу, дивизионный генерал (1794). Происходил из древнего, но обедневшего дворянского рода. В 1785 году окончил военное училище и был произведен в офицеры (2-й лейтенант). Службу начал в одном из пехотных полков. Распущенность нравов и крайне низкая дисциплина в королевской армии произвели на молодого офицера удручающее впечатление и побудили его вскоре оставить полк. После недолгого пребывания на незначительной военно-административной должности стал адъютантом герцога де Брольи, командовавшего французскими войсками на Рейне.

К началу Великой французской революции (1789) был 1-м лейтенантом, а вскоре получил чин капитана. Сочувствуя идеям революции, Дезе, в отличие от многих своих коллег-офицеров королевской армии, бежавших за границу, сразу же встал под ее знамена, но в то же время был противником допускаемых ею крайностей.

Когда в результате народного восстания 10 августа 1792 года король Людовик XVI был свергнут с престола и арестован, то Дезе вместе со своим генералом открыто выступил против такой меры. Репрессии со стороны нового правительства последовали незамедлительно — оба они (и герцог-генерал, и его адъютант) были отстранены от своих должностей, арестованы и брошены в тюрьму.

В заключении Дезе провел около двух месяцев. Освобожденный по ходатайству нескольких влиятельных в то время генералов (А. Бирон, А. Кюстин и др.), он вернулся в Рейнскую армию. Сражаясь в ее рядах как командир подразделения, затем — части, он быстро выдвинулся, проявив в целом ряде боев и сражений выдающиеся военные способности, большую личную храбрость, отвагу и патриотизм. Командование Рейнской армии должным образом оценило боевые заслуги молодого офицера — в 1793 году он был произведен в полковники, а через несколько месяцев — в бригадные генералы.

В скором времени Дезе приобрел известность одного из лучших генералов революционной армии. Благодаря его умелым и активным действиям французы сумели избежать крайне негативных последствий от потери Вейсенбургских укрепленных позиций. В сражении при Лаутербурге (1794), несмотря на тяжелое ранение в лицо, Дезе не покинул поля боя и даже не позволил перевязать себя, пока не привел в порядок свои расстроенные батальоны и не задержал мощное наступление противника. За этот подвиг он был произведен в дивизионные генералы. Это было высшее воинское звание во французской революционной армии, которого Дезе удостоился всего в 26 лет. Однако, несмотря на свою преданность революции и боевые заслуги перед нею, он не пользовался доверием якобинского правительства. В Париже его опасались, считая роялистом. Утверждению такого мнения о нем среди якобинского руководства способствовало не только былое выступление Дезе в защиту королевской власти летом 1792 года, но и его отрицательное отношение к кровавому террору, развязанному якобинцами в стране, которое генерал и не думал скрывать, а также его открытое возмущение казнью генерала А. Кюстина и насилием, проявленным якобинскими властями по отношению к его матери и сестре, брошенными в тюрьму по надуманному обвинению в «контрреволюционной деятельности».

Враждебность якобинцев к Дезе все более нарастала. Несмотря на самые лестные отзывы о нем его непосредственных начальников — генерала Ш. Пишегрю (командующий Рейнской армией) и Л. Сен-Жюста (комиссар Конвента при Рейнской армии), Комитет общественного спасения принял решение об аресте Дезе. Но когда прибывшие из Парижа с этой миссией комиссары Конвента появились в дивизии Дезе, то солдаты, обожавшие своего командира, их просто прогнали. После этого инцидента якобинские правители, боявшиеся армии, оставили Дезе в покое.

Возглавляя одну из дивизий Рейнской армии, Дезе успешно действовал в кампаниях 1794 и 1795 годов, неоднократно подтверждая свою высокую боевую репутацию. Его слава гремела по всем фронтам Республики. В 1796 году, находясь в Рейнско-Мозельской армии (генерал Ж. Моро), которая считалась главной и самой лучшей армией Французской республики, Дезе участвовал в походе Моро за Рейн.

Как всегда, его действия в Германии отличались большим искусством и смелостью. В результате внезапного и стремительного удара он разгромил корпус французских эмигрантов (принц Л. Конде) и овладел городом Оффенбург (на правом берегу Рейна, юго-восточнее Страсбурга). В сражении при Раштадте (на правом берегу Рейна, северо-восточнее Страсбурга) Дезе командовал левым крылом французской армии. Особенно отличился при отступлении Моро из Баварии через горы Шварцвальд, в ходе которого, прикрывая отход главных сил, Дезе командовал арьергардом армии, а затем упорной обороной плацдарма на правом берегу Рейна в районе Келя сковал действия всей австрийской армии эрцгерцога Карла. Он удерживал плацдарм до тех пор, пока всякая опасность для главных сил отступающей за Рейн армии Моро не миновала. Только после этого Дезе оставил занимаемый плацдарм. Его отход за Рейн ввиду многократно превосходящих сил противника был проведен блестяще.

В кампаниях 1796 и 1797 годов на Рейне Дезе был одним из ближайших сподвижников Моро. Но подобно многим другим генералам французской армии того времени Дезе восхищался подвигами генерала Наполеона Бонапарта в Италии.

Желая познакомиться лично с этим прославленным полководцем, который в считанные месяцы затмил своей славой всех других полководцев Французской республики и стал в системе ее военной иерархии звездой первой величины, Дезе после завершения кампании 1796 года устроил себе командировку в Итальянскую армию. Бонапарт радушно принял знаменитого генерала, о боевых подвигах которого на Рейне он также был хорошо осведомлен.

Знакомство, к удовольствию обеих сторон, состоялось. Дезе был очарован не только приемом, который оказал ему командующий Итальянской армией генерал Наполеон Бонапарт, но и личностью этого человека. С этого времени Дезе сделался его горячим поклонником. Дезе также пришелся по душе Бонапарту. Поэтому когда Наполеон задумал предпринять экспедицию в Египет, сомнений у Дезе по поводу своего участия в ней не было. Бонапарт с большим удовольствием предложил ему командование одной из дивизий своей экспедиционной армии (Восточная армия). Так Дезе вошел в число ближайших боевых соратников Наполеона.

Египетская экспедиция Наполеона Бонапарта началась 19 мая 1798 года. В этот день корабли французской эскадры и транспорты, имея на борту экспедиционную армию, покинули берега Франции и взяли курс на Египет. Возглавляемая Наполеоном Бонапартом Восточная армия насчитывала 38 тыс. человек (5 дивизий) и 120 орудий. Из 31 генерала, составлявших командование армии, около 20 являлись сподвижниками Бонапарта по Итальянскому походу 1796—1797 годов. Высадка войск на египетском побережье произошла 1—3 июля. Последней высаживалась дивизия Дезе. После взятия Александрии (2 июля 1798 года), в котором дивизия Дезе не участвовала, французская армия направилась к реке Нил. Ее авангардом командовал Дезе. Тяжелейший переход по безводной песчаной пустыне, во время которого в изнуренных палящим зноем и невыносимой жаждой войсках едва не вспыхнул мятеж, был осуществлен за трое суток.

13 июля возглавляемый Дезе авангард в бою при Уамбо (Шебрейс) на левом берегу Нила наголову разгромил передовой отряд (свыше 4 тыс. человек) армии мамлюков (Мурад-бей) и двинулся на Каир. 21 июля 1798 года произошло знаменитое сражение у Пирамид, перед которым Наполеон Бонапарт, обращаясь к своим войскам, произнес ставшие знаменитыми слова: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас!» В этом сражении Дезе командовал правым крылом французском армии, по которому мамлюкская конница Мурад-бея нанесла свой главный удар. Все яростные атаки противника разбились о несокрушимую стойкость французских каре дивизии Дезе. В сражении у Пирамид армия мамлюков потерпела сокрушительное поражение. 24 июля французы заняли столицу Египта — Каир. Однако полностью уничтожить армию Мурад-бея им не удалось, ее остатки начали отступление в Верхний Египет. Их преследование Бонапарт поручил Дезе, который должен был завоевать Верхний Египет и завершить уничтожение армии мамлюков. Главнокомандующий армией особо подчеркнул, что эта задача является главной в данный момент для Восточной армией.

Кампания в Верхнем Египте продолжалась более 9 месяцев (с августа 1798 года по май 1799 года). Все это время Дезе, располагавший весьма ограниченными силами (до 3 тыс. человек с 2 орудиями), неутомимо гонялся за неуловимым Мурад-беем, имевшим многократное численное превосходство (свыше 10 тыс. человек). Не давая противнику ни малейшей передышки, французы проводили многочисленные рейды с целью разгрома его отдельных группировок, отрядов или баз, усмирения взбунтовавшихся населенных пунктов или районов. Стычки с небольшими отрядами противника происходили постоянно. В ходе этой напряженной и изнурительной борьбы Дезе с непоколебимым упорством и настойчивостью решал поставленные перед ним задачи. Наиболее крупные бои в ходе этой кампании произошли под Седиманом (7 октября 1798 года), Самхудом (22 января 1799 года) и Абиудом (8 марта 1799 года). Все они закончились разгромом мамлюков, несмотря на их подавляющее численное превосходство. К концу мая 1799 года основные силы мамлюков были уничтожены, и покорение Верхнего Египта завершено. Мурад-бей был вынужден прекратить сопротивление, изъявить покорность и признать установление французского правления в Египте.

За время своего пребывания на юге Египта Дезе показал себя умелым и умным военным администратором. Управляя завоеванным краем, он снискал не только признательность, но и уважение местного населения, называвшего его «султаном Эль-Адель» (справедливый правитель).

Боевые заслуги Дезе во время Египетского похода получили высокую оценку со стороны Наполеона Бонапарта, приславшего ему драгоценную саблю при очень лестном письме. Покидая 24 августа 1799 года Египет, Бонапарт в числе наиболее близких к нему генералов намеревался забрать с собой и Дезе. Однако ввиду поспешности отъезда, подготовка к которому проводилась в строжайшей тайне и в очень ограниченное время, своевременно вызвать Дезе из Верхнего Египта не представлялось возможным. Поэтому Бонапарт передал своему преемнику на посту главнокомандующего Восточной армией генералу Ж. Клеберу просьбу отправить Дезе во Францию при первой же возможности. Такая возможность появилась только после заключения Клебером Эль-Аришского договора с Турцией (24 января 1800 года) о перемирии и последующей эвакуации французских войск из Египта на почетных условиях. Но Англия отказалась признать этот договор, и под ее давлением турки разорвали его.

Дезе отправился во Францию сразу же после заключения соглашения в Эль-Арише. Его сопровождал английский офицер, который должен был наблюдать за соблюдением оговоренных в договоре условий. Разрыв договора произошел в то время, когда Дезе уже находился в пути. По прибытии в итальянский порт Ливорно (область Тоскана) он по распоряжению английского адмирала Д. Кейта был задержан и объявлен военнопленным. Арестованному и доставленному к нему французскому генералу адмирал заявил, что выделяет на его содержание в тюрьме по 1 франку в день и с издевкой добавил: «Я полагаю, что вы, объявившие у себя принцип всеобщего равенства, будете вполне довольны, если я буду кормить вас наравне с солдатами?» — «Я всем доволен адмирал, — ответил Дезе. — Но я имел в Египте дело с турками, мамлюками, арабами и неграми, и все они держали свое слово, которое не сдержали вы. Единственное, о чем я прошу, это чтобы вы избавили меня от своего присутствия». Пробыв месяц в плену, Дезе был освобожден по обмену и прибыл во Францию как раз в то время, когда Наполеон Бонапарт завершал подготовку к Итальянскому походу 1800 года. В армию Наполеона он явился за 2 дня до сражения при Маренго. Наполеон был несказанно обрадован прибытием своего боевого сподвижника, сразу же, отложив все дела, принял его и имел с ним продолжительную беседу. Дезе был назначен командиром корпуса, состоявшего из двух дивизий. На следующий день он получил приказ выдвинуться с одной дивизией своего корпуса (дивизия генерала Ж.Буде) к городу Нови (Нови-Лигуре), перерезать там дорогу Генуя — Алессандрия и воспретить переброску австрийских войск, только что овладевших Генуей, в район Алессандрии, где сосредоточивались главные силы австрийской армии генерала М. Меласа. 14 июня 1800 года Дезе был на марше, когда до него долетели звуки отдаленной артиллерийской канонады, доносившейся со стороны Маренго. Он сразу же понял, откуда грозит опасность, немедленно повернул обратно и форсированным маршем двинулся на выстрелы. Проявленная им инициатива оказалась как нельзя кстати. К 15 часам развернувшееся в районе Маренго генеральное сражение Наполеоном было полностью проиграно. Поле боя осталось за австрийцами. Теснимые противником французы повсюду отступали. Огонь уже затихал с обеих сторон. Мелас разослал курьеров во все концы с известием о решающей победе, одержанной над Бонапартом. Считая дело практически законченным, легко раненый австрийский главнокомандующий уехал в Алессандрию, передав командование своему начальнику штаба генералу А. Цаху. Ему была поставлена задача преследовать разбитую и отступавшую французскую армию. И вот в этот последний миг, когда, казалось, уже опустился занавес за завершающим актом постигшей французов трагедии, перед обескураженным поражением Наполеоном на взмыленном коне и весь забрызганный грязью (перед этим в районе Алессандрии в течение нескольких дней шли сильные дожди) предстал Дезе. За ним показались передовые подразделения подходившей дивизии Буде. Ответив на приветствие подъехавшего генерала, Наполеон сокрушенно произнес: «Сражение проиграно». Окинув взором печальную картину проигранной битвы, Дезе вынул из кармана часы и, взглянув на них, хладнокровно возразил своему главнокомандующему: «Первое сражение проиграно, но теперь всего лишь 3 часа и у нас есть еще время выиграть второе». Через полчаса, когда подошли основные силы дивизии, Дезе отдал приказ о переходе в атаку. Дивизия Буде атаковала противника сходу, после тяжелого и изнурительного форсированного марша по раскисшим от дождей и разбитым конницей, артиллерией и тысячами солдатских ног дорогам. Отступавшие до этого французские войска воспрянули духом, остановились, а затем дружно поддержали атаку Дезе, перейдя в контрнаступление по всему фронту. Сражение возобновилось с новой силой. Австрийцы, менее всего ожидавшие такого поворота событий, после упорного, но недолгого сопротивления дрогнули, а затем смешались и в панике обратились в бегство. К исходу дня австрийская армия была полностью разгромлена. В результате 12-часового сражения она потеряла около 8 тыс. человек убитыми и ранеными, 4 тыс. человек во главе с генералом Цахом пленными и 30 орудий. Но победа французской армии при Маренго была куплена дорогой ценой, ее потери составили 7 тыс. человек. В числе погибших был и генерал Дезе. Лично возглавивший атаку дивизии Буде, он был сражен первым же залпом противника. Вражеская пуля пробила ему грудь. Ранение оказалось смертельным. Его последними словами были: «Скройте от солдат мою смерть, это может помешать успеху». Но он ошибся. Солдаты, узнав о гибели любимого командира, пришли в такую ярость, что ни о какой пощаде врага в дальнейшем не могло быть и речи. Несмотря на радость победы, Наполеон был глубоко огорчен смертью Дезе. В донесении консулам в Париж он писал: «Я в глубочайшей скорби по поводу смерти человека, которого я любил и уважал больше всех». По распоряжению Наполеона похороны Дезе были обставлены небывалой торжественностью. Он приказал похоронить своего боевого соратника на вершине Альп, в монастыре Сен-Бернар. «Пусть Альпы, — сказал Первый консул, — служат пьедесталом его памятника и святые отцы — хранителями его могилы». В честь Дезе была выбита специальная медаль. Ему поставлены два памятника в Париже, памятник на поле сражения у Маренго, на том месте, где он погиб (австрийцы впоследствии уничтожили его), на одном из островов Рейна (близ Келя), на его родине и в монастыре, где герой нашел последнее пристанище.

Дезе был убежденным республиканцем, горячим патриотом своей родины, искренним сторонником кардинальных преобразований в общественно-политическом устройстве страны. С первых же дней революции, несмотря на то, что был офицером «старого режима», и по происхождению, и по воспитанию принадлежал к первому (дворянскому), правящему в стране сословию, он безоговорочно принял ее идеалы и всю свою недолгую, но яркую жизнь посвятил делу защиты революционных завоеваний французского народа. По определению одного из французских историков, Дезе вошел в историю как «одна из самых ярких звезд революционной армии». По своим политическим взглядам он, скорее всего, принадлежал к умеренным республиканцам, хотя своих политических пристрастий старался открыто не высказывать и вообще стремился всегда держаться подальше от политики. Вместе с тем известны его крайне отрицательное отношение ко всякого рода радикальным элементам в революционном движении, выступления против массовых репрессий, захлестнувших страну в период якобинской диктатуры. Отличился храбростью, мужеством и военным талантом в боях с интервентами и довольно быстро снискал славу одного из лучших генералов революционной армии. Боевые заслуги Дезе, его преданность делу революции и военный талант получили широкую известность, вследствие чего во время чистки армии от офицеров-дворян, организованной якобинцами, для него было сделано исключение. В рядах революционной армии Дезе сделал блестящую военную карьеру, в 25 лет став генералом. Проявил себя как талантливый военачальник, обладавший незаурядными полководческими дарованиями, что он убедительно доказал в ходе боевых операций на Рейне, в Египте и Италии. По свидетельству современников, лишь очень немногие из генералов французской революционной армии обещали так много, как Дезе. Его имя и боевая слава облетели все фронты Французской республики, получили широкую известность в стране. Наряду с Гошем, Клебером, Марсо и некоторыми другими военачальниками Дезе представлял собой необыкновенно привлекательный тип генерала революции, безумно храброго, совершенно бескорыстного, проникнутого горячей любовью к родине. Подобно легендарному рыцарю Баярду, это был в полном смысле слова «рыцарь без страха и упрека». По мнению многих исследователей эпохи Революционных войн, Дезе был, пожалуй, самым блистательным из молодых полководцев Республики. Его ранняя гибель (Дезе пал в расцвете сил на поле брани, когда ему было всего 32 года) явилась тяжелой утратой для французской армии того времени. Даже весьма скупой на похвалы Наполеон считал из всех своих генералов наиболее даровитыми Дезе и Клебера. Кстати, поразительный парадокс истории: оба этих генерала погибли в один и тот же день — 14 июня 1800 года — один от вражеской пули на поле битвы при Маренго, другой — в Каире от кинжала убийцы, подосланного врагами Франции. Свой самый блистательный военный подвиг Дезе совершил в последний день своей короткой, но славной жизни — в день сражения при Маренго. Подоспев на помощь разбитой армии Наполеона в последний, самый решающий момент, он обеспечил перелом в ходе сражения и в буквальном смысле слова вырвал победу из рук врага, заплатив за это собственной жизнью. Именно Дезе являлся истинным победителем при Маренго, главным героем этого знаменитого сражения, ставшего одним из классических примеров военной истории. Он спас Наполеона от позора первого бы в его жизни крупного поражения. Но со временем, как это нередко бывает в истории, победа при Маренго стала безоговорочно преподноситься исключительно как великая победа Наполеона, а имя Дезе — истинного победителя — стало упоминаться все реже и реже, память о нем постепенно тускнела и стиралась в сознании последующих поколений, пока окончательно не исчезла. Такова несправедливость истории! Но Дезе только одна из многих и далеко не последних жертв исторического забвения. Уцелей он в той злосчастной для него битве при Маренго — и нет никакого сомнения, что через 4 года его имя засверкало бы среди других славных имен первых маршалов Первой империи. Причем именно бы Дезе возглавил этот список. Но… судьбе было угодно, чтобы этого не случилось.

Дезе пользовался большой популярностью в войсках за постоянную заботу о своих подчиненных, благородство души, открытый характер, честность, скромность, справедливость, доступность и простоту в общении. Ему было присуще какое-то особенное, только ему свойственное обаяние. Солдаты и офицеры искренне любили его, генералы уважали за боевую доблесть, самоотверженность и неустрашимость в бою. По мнению современников, Дезе был предан только боевой славе и жил только ради нее, пренебрегая всем прочим. В то же время он проявлял полное равнодушие к наградам и разного рода почестям, которые добытая в боях слава могла бы ему принести. Он жил только войной и боевой стихией. Богатство и прелести жизни совершенно его не интересовали.

Дезе был небольшого роста, очень энергичным и подвижным человеком, имел слегка волнистые, очень черные волосы и смуглый цвет лица. Весь облик Дезе отражал целеустремленность его кипучей натуры. В обычной обстановке ему с большим трудом удавалось сдерживать свою бьющую через край порывистость и нетерпение. Но в минуты опасности, в боевой обстановке он буквально преображался: ледяное спокойствие, железная выдержка и холодный расчет — все это неотъемлемые качества Дезе как военачальника. Одевался он всегда небрежно, а в боевой обстановке обычно спал на земле, чаще всего под пушкой, завернувшись в шинель. Питался, как правило, вместе с солдатами.

Дезе проявил себя как искусный мастер маневренной войны. Наряду с другими известными военачальниками революционной армии он являлся одним из основоположников новой для того времени тактики, основанной на боевом применении колонн линейной пехоты в сочетании с рассыпным строем стрелков. Этот рожденный революцией новый способ ведения боевых действий показал свою высокую эффективность в борьбе с противником, придерживавшимся уже устаревшей линейной тактики. Характерными чертами Дезе как военачальника были: его высокая активность, смелость и решительность при ведении боевых действий, постоянное стремление к проявлению разумной инициативы на поле боя (убедительный пример тому — сражение при Маренго), поиск новых, более совершенных способов решения боевых задач, что особенно наглядно проявилось во время Египетского похода. В боевой обстановке Дезе проявлял большую настойчивость, твердость и находчивость, отличался быстротой реакции на любые изменения в обстановке и не терял присутствия духа в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Захватив инициативу в ведении боевых действий, всегда стремился максимально использовать достигнутое преимущество и навязать свою волю противнику. Дезе в полной мере обладал редким даром увлекать войска на решение боевых задач в самых с ложных условиях обстановки, вдохновляя их при этом личным примером. Он вошел в историю как один из наиболее талантливых военачальников французской революционной армии эпохи Великой французской революции и в последующие за ней годы. Дезе по праву занимает одно из самых почетных мест в ряду самых прославленных героев французской революции конца XVIII века.

 

Дюгомье Жан Франсуа Кикилль

 

Французский военный деятель Дюгомье (Dugommier) Жан Франсуа Кикилль (1736, остров Гваделупа, — 17.11.1794, Сан-Себастьян, Испания), дивизионный генерал (1793). Происходил из семьи богатого плантатора с острова Мартиника (Малые Антильские острова в Карибском море).

Военную службу в королевской армии начал в 13-летнем возрасте. Окончил военное училище и был произведен в офицеры. Участник Семилетней войны (1756—1763), за боевые отличия в ходе которой был удостоен ордена Св. Людовика, считавшегося высшей боевой наградой для офицеров. В конце 70-х годов в чине подполковника вышел в отставку и уехал в свои обширные поместья на Мартинике, где занялся сельским хозяйством. Пользовался большим влиянием среди местных плантаторов.

Великая французская революция, которую Дюгомье встретил восторженно, вновь призвала его на военное поприще. Он был избран начальником Национальной гвардии острова Мартиника и произведен в полковники (1789).

Весной 1792 года начались Революционные войны Франции против 1-й коалиции феодально-абсолютистских государств Европы, монархи которых поставили перед собой цель объединенными усилиями подавить революцию во Франции и восстановить в ней дореволюционные порядки. Отзвуки развернувшейся в Европе грандиозной борьбы быстро докатились и до заморских колоний Франции.

Летом 1792 года на Мартинике началось острое противостояние между сторонниками революции и силами контрреволюции, которое вскоре привело к гражданской войне. Дюгомье возглавил защитников революции, называвших себя патриотами. Против них выступали сторонники прежнего режима — роялисты. Несмотря на большое численное превосходство противника, возглавляемые Дюгомье патриоты оказали ему упорное сопротивление. Но их силы постепенно иссякали. Роялистов же активно поддерживали англичане.

Чтобы противостоять врагу, Дюгомье решился на отчаянный шаг, вооружив местное население, большую часть которого составляли негры-рабы и мулаты, трудившиеся на плантациях колонистов. Это вызвало резкое недовольство плантаторов-рабовладельцев, в своей основной массе относившихся к революции во Франции враждебно и до этого тайно (а нередко и открыто) сочувствовавших роялистам. Их открытый переход на сторону контрреволюции предрешил исход борьбы на острове. Роялисты овладели почти всем островом. Дюгомье с остатками своих отрядов заперся в форте Св. Петра, который, несмотря на всю безнадежность положения, мужественно защищал его в течение 7 месяцев. В начале 1793 года, исчерпав все возможности для дальнейшего сопротивления, он был вынужден оставить форт и уйти в горы, перейдя к партизанским действиям. К этому времени обострились его отношения с неграми, составлявшими значительную часть республиканских сил на острове. Негры требовали официальной отмены рабства и были крайне недовольны непоследовательностью республиканцев в этом ключевом для них вопросе. Их недовольство все более нарастало. Дело дошло до того, что на Дюгомье было совершено несколько покушений. Он был вынужден покинуть Мартинику и уехать во Францию, где развернул бурную деятельность с целью побудить правительство республики оказать военную помощь своим заморским территориям. В какой-то мере на первых порах это ему удалось. Он стал депутатом Конвента, представляя в нем свой остров.

Тем временем внутриполитическая обстановка во Франции резко обострилась, начались неудачи на фронтах. Все это заставило республиканское правительство отказаться от ранее принятого решения направить войска в колонии. Еще сражавшиеся там сторонники Республики были предоставлены самим себе. Постепенно их сопротивление почти повсюду было сломлено. Мартинику англичане оккупировали в 1794 году. После того как Конвент отказался направить войска на Мартинику, Дюгомье потерял всякий интерес к работе в этом законодательном органе. Он сложил с себя депутатские полномочия и добился назначения в действующую армию. Летом 1793 года бригадный генерал Дюгомье (этот чин был присвоен ему за боевые заслуги на острове Мартиника) прибыл в Итальянскую армию. Итальянской армией (около 70 тыс. человек) в то время командовал генерал Г. Брюне, сменивший незадолго до этого на посту командующего генерала А. Бирона, убывшего в Вандею.

Вступая в командование полубригадой, Дюгомье вскоре проявил себя как один из наиболее способных генералов Итальянской армии. Ему неизменно сопутствовала удача. Умелые и инициативные действия Дюгомье обеспечили французам достижение успеха в целом ряде боев с австрийскими и пьемонтскими войсками. Его боевые заслуги и военные способности были высоко оценены командованием — уже через 4 месяца после прибытия в Итальянскую армию он был назначен командиром дивизии и произведен в дивизионные генералы. Особую известность ему принесла победа при Жилетте (октябрь 1793 года), где он наголову разгромил пьемонтскую дивизию, потерявшую только убитыми свыше 4 тыс. человек.

Еще в июле 1793 года роялистским мятежникам при поддержке английской эскадры удалось захватить Тулон — основную военно-морскую крепость на средиземноморском побережье Франции. Длительная осада Тулона республиканскими войсками успеха не имела. Главная причина неудачи заключалась в том, что командование армией, осаждавшей эту крепость, возглавляли некомпетентные в военном деле генералы, один бездарнее другого. За 4 месяца сменились 3 командующих Тулонской армией, первый из которых был художником, а второй — беллетристом. Наконец в конце ноября 1793 года в командование ею вступил Дюгомье.

С его прибытием боевые действия республиканских войск под Тулоном заметно активизировались, стали более осмысленными и целеустремленными. Под огнем французских батарей английская эскадра была вынуждена отойти от города, занимавшие его роялисты лишились мощной огневой поддержки. Началась интенсивная подготовка к штурму крепости. План штурма Тулона еще до прибытия Дюгомье был разработан помощником начальника артиллерии армии капитаном Наполеоном Бонапартом (фактически Бонапарт в это время исполнял обязанности начальника артиллерии армии). Однако невежественные в военном отношении, но чрезвычайно амбициозные и самонадеянные, как и все дилетанты, предшественники Дюгомье генералы Ж. Карто, а затем сменивший его Ф. Доппе, упорно отвергали его, считая несостоятельным. Дюгомье же, ознакомившись с этим планом, сразу же оценил его, утвердил и принял к исполнению. Его решение единодушно поддержали также находившиеся при Тулонской армии комиссары Конвента (Рикор, Саличетти и Фрерон), возглавляемые младшим братом вождя якобинцев Огюстеном Робеспьером, чье мнение в таких вопросах было решающим.

После 3-дневной артиллерийской подготовки, в которой участвовали 45 тяжелых орудий, возглавляемые Дюгомье революционные войска в ночь на 17 декабря 1793 года пошли на штурм Тулона. Одной из 4 штурмовых колонн командовал Бонапарт. Тем самым командующий армией оказал ему особое доверие, несмотря на его небольшой чин (остальные ко лонны возглавляли генералы). Ожесточенное сражение продолжалось до вечера 18 декабря, когда наконец республиканцы, подавив все очаги сопротивления противника, полностью овладели городом и крепостью^[61]. Остатки вражеского гарнизона спаслись бегством. Тулон стал крупной победой Республики. Конечно, эта победа не решила исход всей войны, но это была знаковая победа революционной армии над объединенными силами внутренней и внешней контрреволюции. Достигнуть ее удалось благодаря тому, что был принят смелый, замечательный своей простотой и ясностью план операции, предложенный Бонапартом и блестяще реализованный Дюгомье.

Дюгомье первым из французских военачальников оценил выдающиеся военные способности Наполеона Бонапарта и как бы благословил начало его блистательной полководческой карьеры. Только благодаря Дюгомье дотоле безвестный артиллерийский капитан Бонапарт смог проявить себя под Тулоном как подающий большие надежды военачальник. Именно там, в Тулоне, в дымно-кровавых отблесках ожесточенного сражения взошла удивившая вскоре весь мир звезда Наполеона, мрачно сверкавшая своим неповторимо загадочным светом на европейском небосклоне более 20 лет. Для современников Наполеона слово «Тулон» стало символом резкого и стремительного поворота судьбы. На острове Святой Елены, когда все было уже позади, Наполеон, возвращаясь к минувшим событиям, чаще и охотнее всего вспоминал именно Тулон — свой первый шаг к славе. В его долгой полководческой деятельности было много блестящих побед, любая из которых могла увенчать его лаврами выдающегося полководца, но дороже всех этих побед ему был Тулон… Из всех прежних начальников, под командованием которых Наполеону довелось служить в первые годы своей военной карьеры, самым уважаемым для него был генерал Дюгомье.

Кровавый террор, развязанный якобинскими властями в поверженном Тулоне, глубоко возмутил Дюгомье. Но пресечь бесчинства было не в его власти. Комиссары Конвента, с ведома которых все это творилось, ему не подчинялись, а пойти на прямую конфронтацию с ними он не решался, хорошо зная, чем для многих генералов все это кончилось (только что погиб на гильотине его недавний начальник — командующий Итальянской армией генерал Брюне).

Победа под Тулоном принесла Дюгомье громкую боевую славу и широкую известность. Его имя стало неизменно фигурировать в числе лучших полководцев республики.

В начале 1794 года он был назначен командующим Восточно-Пиренейской армией, сражавшейся против испанцев. Армия эта находилась далеко не в блестящем состоянии и с большим трудом сдерживала натиск вторгшегося в пределы Франции противника. Вступив в командование, Дюгомье энергично взялся за повышение ее боеспособности. В сравнительно короткий срок поставленная им цель была достигнута. В апреле 1794 года возглавляемая Дюгомье Восточно-Пиренейская армия перешла в наступление. Под ее ударами противник был вынужден очистить территорию Франции. Боевые действия переместились на испанскую территорию. Развивая достигнутый успех, войска Дюгомье взяли штурмом сильно укрепленные форты Монтескье и Сен-Эльм. При штурме последнего Дюгомье был тяжело ранен, когда лично вел в решительную атаку колонну гренадеров. Но, несмотря на ранение, он не покинул поля боя до конца сражения, которое завершилось полной победой французов. Испанский генерал Коллиура с остатками своих войск был вынужден положить оружие. По распоряжению Дюгомье, его отпустили под честное слово не сражаться против французов до окончания боевых действий, но испанский генерал нарушил данное им слово. В ответ на это Конвент принял постановление — больше в плен испанцев не брать. Однако Дюгомье проигнорировал это бесчеловечное решение. Он считал, что подобные методы ведения войны неприемлемы для честного воина и уважающей себя армии.

Едва оправившись от ранения, Дюгомье вернулся в армию и в мае 1794 года нанес в Восточных Пиренеях сокрушительное поражение испанской армии, спешившей на выручку осажденной французами крепости Беллегард. Противник потерял только пленными свыше 2 тыс. человек и всю артиллерию (до 100 орудий). Сама крепость после длительной осады затем была принуждена к сдаче голодом. Недостаток сил не позволил Дюгомье осуществить вторжение в глубь Испании. Осенью противник попытался перейти в наступление. Собрав свои силы в кулак, Дюгомье нанес встречный удар. 17 ноября 1794 года при Сен-Себастьяне произошло решительное сражение, в котором испанцы были разбиты. Но праздновать радость победы Дюгомье не довелось. В самый решающий момент сражения, когда левое крыло противника было уже опрокинуто стремительной атакой французов, выдвинувшийся в боевые порядки своих войск командующий армией был сражен осколком вражеской гранаты. Для Восточно-Пиренейской армии триумф победы превратился в скорбную церемонию прощания со своим доблестным командармом.

 

* * *

 

Дюгомье был профессиональным военным, отдавшим армейской службе большую часть своей жизни. Проявив себя как отважный офицер в годы Семилетней войны и прослужив затем долгие годы в королевской армии, он был хорошо подготовленным в военном отношении человеком, хотя к началу Великой французской революции уже и не состоял на военной службе. С началом революции Дюгомье решительно встал на сторону восставшего против монархии народа и принял активное участие в борьбе за провозглашенный революцией лозунг «Свобода, Равенство и Братство». Это было тем более удивительно, что абсолютное большинство его собратьев по классу (богатых плантаторов, использовавших в своих владениях рабский труд) приняло революционные преобразования в штыки и сразу же сделались их непримиримыми противниками. В развернувшейся на острове острой классовой борьбе, переросшей затем в открытую гражданскую войну, Дюгомье был вынужден с оружием в руках сражаться против представителей своего класса, составлявших на Мартинике основу сил контрреволюции. Руководство революционными силами на острове требовало от Дюгомье большого личного мужества, самоотверженности и идейной убежденности в правоте своего дела. Все эти качества были им продемонстрированы наилучшим образом. Вместе с тем Дюгомье проявил себя и как талантливый военачальник, сумевший, несмотря на исключительно с ложные условия обстановки, в течение довольно длительного времени противостоять противнику, располагавшему большим превосходством в силах. Однако неравная борьба, которая велась республиканцами на острове, в конечном счете завершилась их поражением. Немалую роль в этом сыграли и политические просчеты, допущенные Дюгомье и его сподвижниками в ходе гражданской войны на Мартинике. К примеру, они так и не решились пойти на углубление революционных преобразований на острове, в частности, на отмену рабства, чем оттолкнули от себя значительную часть своих сторонников из числа темнокожего населения.

Следующий этап боевой деятельности Дюгомье в годы Великой французской революции связан с его службой во французской революционной армии. В ее рядах за короткий срок он сделал блестящую военную карьеру и быстро выдвинулся в число наиболее прославленных ее военачальников. Дюгомье отличался личной храбростью, большим мужеством и глубоким знанием военного дела. Несмотря на весьма почтенный возраст (ему было уже под 60), он до конца своих дней сохранил ясность ума и завидную энергию, которой могли бы позавидовать и многие более молодые генералы. Дюгомье пользовался высоким авторитетом в войсках за постоянную заботу о них, повседневное внимание к их нуждам, честность, справедливость, демократичность и доступность. Он был принципиальным противником террора, развязанного якобинцами в стране, и не одобрял массовых репрессий как по отношению к населению, выступавшему против существующего режима, так и в отношении поверженного противника. Весной 1794 года Дюгомье отказался подчиниться распоряжению якобинского правительства не брать пленных, считая это варварской акцией, дискредитирующей Республику. Это был поступок большого гражданского мужества с его стороны и вместе с тем очень рискованный шаг, связанный со смертельной угрозой для него лично. Со строптивыми оппонентами и тем более с генералами якобинцы тогда расправлялись беспощадно. Кровавый террор тогда был в самом разгаре. Однако для Дюгомье такой дерзкий поступок, всем на удивление, завершился благополучно, без последствий. Якобинские правители не решились репрессировать популярного в стране и армии генерала. А может, они просто временно отложили расправу до более подходящего момента. В их арсенале имелся и такой прием. Кто знает? История на этот вопрос ответа на оставила… Впрочем, не исключено, что вожди якобинцев просто не успели расправиться с Дюгомье, так как вскоре сами взошли на эшафот, и гильотина, как всегда, сработала безотказно. Отрубленные головы «друзей народа» полетели в ту же корзину, в которой накануне валялись головы «врагов народа». Произошло это 10 термидора II года Республики (28 июля 1794 года) в результате так называемого термидорианского переворота, положившего конец диктатуре якобинцев.

Характерными чертами Дюгомье как военачальника являлись твердость и решительность в выполнении намеченных планов, которые в свою очередь принимались к исполнению только, как правило, после тщательной проработки. При этом Дюгомье был противником шаблона в военном искусстве, его действия всегда отличались творческим подходом к решению боевых задач. Важная роль отводилась проявлению разумной инициативы со стороны подчиненных, от которых Дюгомье требовал действовать сообразно сложившейся обстановке. Обладая редким даром воздействия на войска, он умел и любил увлекать их личным примером на решение самых сложных боевых задач, требующих проявления не только храбрости, но и самоотверженности. За это подчиненные платили ему искренней любовью. Звездным часом в боевой биографии Дюгомье было взятие Тулона, которое сразу же выдвинуло его в число наиболее прославленных полководцев революционной армии. Свою высокую боевую репутацию он подтвердил и в период командования армией в Восточных Пиренеях. Гибель Дюгомье явилась тяжелой утратой как для революционной армии, так и для республиканской Франции. Он вошел в историю как один из наиболее талантливых военачальников эпохи Великой французской революции.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 906; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!