Противостояние Запад – Восток продолжается 10 страница



Советы не могут устранить такие проявления человеческой натуры, как любовь, секс и алчность. Поскольку они используют эти человеческие страсти, чтобы привлечь людей к сотрудничеству, было бы странно не понять, что эти моменты в поведении человека могут быть также использованы для срыва тщательно задуманных операций. Типичный случай такого рода описывает Александр Фут, рассказывая о работе своей группы на советскую военную разведку во время Второй мировой войны. Мария Шульц, опытный советский агент, была замужем за неким Альфредом Шульцем, также давним советским агентом, находившимся в заключении в Китае за шпионаж. В Швейцарии Мария влюбилась в радиста, прикрепленного к ней для работы, развелась заочно с мужем и вышла замуж за радиста. Подобное проявление неверности так опечалило ее старую служанку Лизу Брокель, что она позвонила в английское консульство в Лозанне и наговорила работнику консульства, снявшему трубку, столько, что этого было достаточно, чтобы поставить под угрозу всю советскую агентурную сеть. К счастью для Советов, она так ужасно говорила по‑английски и вела себя настолько необычно, что в консульстве ее приняли за душевнобольную и не придали должного значения ее сообщению.

Часто Советы и их сателлиты подбирают в агенты неподходящих людей. Они неправильно оценивают характер человека, недооценивают такие качества, как мужество и честность. Их циничный взгляд на преданность идеям – тем, которых они сами не исповедуют, – не позволяет им понять важнейшие мотивы поступков свободных людей. Хорошей иллюстрацией их слабости в этой области является дело известного румынского бизнесмена Георгеску. В 1953 году, вскоре после того как он бежал из коммунистической Румынии и добивался американского гражданства, агент коммунистической разведки, действовавший по указанию Советов, пытался завербовать его путем грубого шантажа. Агент заявил Георгеску, что, если он согласится выполнить некоторые разведывательные задания в Соединенных Штатах, его двух сыновей, которых задерживали в Румынии, освободят и вернут родителям. В противном случае он никогда их не увидит. Георгеску мужественно отказался вести какие‑либо разговоры на эту тему, выставил агента из своего кабинета и рассказал обо всем американским властям. Агента, являвшегося дипломатическим работником, выслали из Соединенных Штатов. Дело приобрело широкую огласку и так негативно повлияло на отношения Румынии с Соединенными Штатами, что румыны в конце концов решили восстановить свой подорванный престиж, удовлетворив личную просьбу президента Эйзенхауэра об освобождении детей Георгеску.

Советская разведка чрезмерно уверовала в свои силы, излишне сложна, и эффективность ее переоценивают.

 

* * *

 

Американцы обычно гордятся – и, видимо, справедливо – тем, что естественные и органически присущие многим другим народам «заговорщические» наклонности отсутствуют в их характере и не типичны для той обстановки, в которой они живут. При этом американцы, сознавая это, нередко полагают, что как в дипломатии, так и в разведывательных операциях мы не можем тягаться с «коварным иностранцем». Иностранцы, в свою очередь, считают американцев несколько легковерными и наивными. Кроме того, американских официальных представителей рисуют довольно‑таки ограниченными филантропами, немного склонными к миссионерству, вмешивающимися в дела, в которых они ничего не понимают, и настаивающих на том, чтобы все делалось в соответствии с их желаниями. Таков американец, предстающий перед нами в книге Грэма Грина «Тихий американец». В «Некрасивом американце» другая сторона того же предубеждения: будто мы, находясь за границей, не понимаем по‑настоящему местных условий и местного населения и не считаемся с ними. Большое количество книг‑бестселлеров на эту тему свидетельствует о том, что эта точка зрения имеет широкое хождение и что нам в определенной мере импонирует, когда нас изображают простодушным, доверчивым народом. Не приходится удивляться, что подобные предубеждения, создающие для нас неприятности, проявляются в критических высказываниях как в Америке, так и за границей по поводу нашей деятельности за рубежом в целом, в том числе разведывательной службы США.

Прежде всего я хочу сказать, что лучше брать сырой человеческий материал, имеющийся у нас в Америке, – наивных, простых людей, – и готовить из них первоклассных работников разведки, не жалея на это времени, чем выискивать людей от природы хитрых, коварных, с конспираторскими наклонностями, и пытаться приобщить их к работе в разведывательной системе. Читатель, очевидно, заметил, что в одной из предыдущих глав, перечисляя требования, предъявляемые к будущим кадровым сотрудникам разведки, я не включил в их число эти качества. Работник, подбирающий людей в разведку, не ищет увертливых. Скорее всего, он будет остерегаться их или вовсе откажется от их услуг. Кадровый работник американской разведки готовится так, чтобы разведывательная работа была его специальностью, а не образом жизни.

Наряду с отмеченными выше предвзятыми мнениями существует также точка зрения, будто американская разведка еще молода, не успела возмужать, не сумела за короткий срок своего существования обеспечить себя способными работниками, которые могли бы соперничать в мастерстве с работниками более старых и опытных служб как дружественных, так и враждебных стран. Опровергнуть это не представляет труда. Мы видели, как некоторые страны, например Япония и Россия, остававшиеся до начала нынешнего века явно на уровне феодализма, достигли на протяжении жизни всего лишь одного поколения технического уровня XX века без тех столетий эволюционного развития, которые прошли западные страны. Мы были свидетелями того, как во время Второй мировой войны страны с разрушенной промышленностью, например Германия и отчасти Франция и Италия, достигли определенных преимуществ. Приступив к реконструкции, они не были связаны с устаревшими технологиями и оборудованием, и ничто не мешало им использовать самые передовые технические достижения.

Американская разведка находится именно в таком положении. Во время Второй мировой войны она позаимствовала многовековой опыт предшествующих разведок. После ее окончания, когда пришло время создать в Америке постоянно действующую разведывательную службу, имелась возможность и даже необходимость строить эту организацию с расчетом на решение современных проблем, не будучи стесненными теми структурами, которые существовали 50 лет назад. Не имеет большого значения, что американская разведка молода. Главное, что она представляет собой современную разведку, не погрязла в рутине и не привязана к устаревшим теориям. Хочу указать прежде всего на ее способность использовать для достижения своих целей самые современные технические средства. В этом отношении она является смелым новатором.

 

* * *

 

Говорят, что тайная разведывательная деятельность не соответствует американским традициям. Подобные взгляды лишь отчасти являются мифом, причем мифом уже отмирающим. Однако и сегодня встречаются американцы, подозрительно относящиеся ко всякому «секретному» органу правительства. Безусловно, такой орган должен доказать, что работа его засекречена обоснованно и в интересах всей страны.

Нельзя не признать, что становятся все более ясными те опасности, с которыми мы сталкиваемся в период холодной войны, а также то обстоятельство, что невозможно обеспечить безопасность нации, используя лишь обычные средства открытой дипломатии. Даже те, кто тяготится этой необходимостью, вынуждены признать, что для обеспечения национальной безопасности нам следует прибегать к тайной разведывательной деятельности. Интересно отметить, что конгресс почти никогда не колебался в оказании поддержки и финансировании нашей разведывательной деятельности при всей ее секретности. В законе, на основе которого создавалось ЦРУ, конгресс уполномочил Управление «защищать источники и методы разведки от несанкционированного разглашения». Однако закон не предусматривал никаких средств решения этой задачи, за исключением тех, которыми располагает само ЦРУ.

Естественно, когда мы терпим неудачи при осуществлении тех или иных разведывательных операций и органы массовой информации сообщают об этом, неизбежно начинается критика, и часто необоснованная. Разведка – рискованное предприятие и не всегда можно заранее гарантировать успех. Поскольку обычно лишь неудачные операции получают огласку, у общественности складывается впечатление, что деятельность ЦРУ гораздо реже бывает успешной, чем это есть на самом деле.

Тот факт, что в ЦРУ из года в год приходят на работу хорошо подготовленные и очень способные выпускники колледжей, свидетельствует о том, что сомнения американцев в отношении разведки в целом не проникли слишком глубоко в среду молодежи. Я обнаружил, что наши молодые сотрудники высоко ценят работу в разведке, поскольку здесь они могут реально способствовать обеспечению нашей национальной безопасности. За десять лет работы в ЦРУ я вспоминаю лишь один случай, когда человек, поступивший на службу в Управление, испытывал некоторые сомнения в чистоплотности той работы, которая ему была поручена. Ему предоставили на выбор либо с почетом уволиться, либо взяться за работу в другой сфере разведывательной деятельности.

В свое время была осуществлена сенсационная, широко известная сейчас секретная операция, которая казалась кое‑кому в нашей стране «незаконной». Речь идет о полетах самолета У‑2. Простым гражданам многое известно о шпионаже в том виде, в каком он проводился с незапамятных времен. Незаконный переход через границы других стран агентов с фальшивыми документами и под чужим именем – этот прием настолько часто применялся Советами против нас, что мы привыкли к нему. Однако посылка разведчика с фотоаппаратурой в воздушное пространство другой страны на высоту более 10 миль, так чтобы его не было видно и слышно, шокировала многих, поскольку была делом необычным. Но таковы уж странности международного права – мы ничего не можем поделать, когда советские корабли подходят на расстояние 3 миль к нашим берегам и с них фотографируется все что угодно. По моему мнению, мы, если захотим, можем действовать так же.

Если шпион проникает на вашу территорию, вы ловите его, если можете, и наказываете в соответствии со своими законами. Так поступают независимо от того, какими средствами агент пользовался для достижения своих целей – железной дорогой, автомобилем, самолетом или, как говорили мои предки, передвигался на своих двоих. Шпионаж ни в коей мере не может стать «законным». Если нарушается сухопутная граница, территориальные воды или воздушное пространство другой страны, – это незаконный акт. Конечно, государству нелегко отрицать свою причастность, когда в качестве средства проникновения используется самолет новейшей и весьма совершенной конструкции, обладающий высокими техническими характеристиками.

Решение об использовании самолета У‑2 было принято на основе соображений, которые, как полагали в 1955 году, имели жизненно важное значение для обеспечения нашей национальной безопасности. Нам требовалась информация, которая помогла бы дать нужное направление ряду наших военных программ, и в частности ракетостроению. Не имея сведений о советской ракетной программе, мы не могли этого сделать. Не располагая достаточно серьезной базой для определения характера и масштабов возможного внезапного ракетно‑ядерного удара, мы могли поставить под угрозу само наше существование. Право на самосохранение – это неотъемлемое право любого суверенного государства.

 

* * *

 

Говоря о мифах и ложных представлениях, я хотел бы опровергнуть еще один миф, связанный с У‑2. Говорили, будто Хрущев был поражен, узнав о полетах. В действительности он знал о них на протяжении ряда лет, хотя в самом начале его информация во всех отношениях была неточной. Задолго до 1 мая 1960 г., дня, когда был сбит У‑2, по этому вопросу имел место обмен дипломатическими нотами, которые публиковались. Не имея возможности что‑либо предпринять против этих полетов и не желая показывать собственному народу свое бессилие, Хрущев перестал посылать протесты.

Гнев Хрущева на Парижском совещании был неискренним и преследовал определенную цель. В то время он не видел возможности добиться успеха на конференции по берлинскому вопросу. Это было время серьезных осложнений с китайскими коммунистами. После визита в Соединенные Штаты осенью 1959 года он не сумел договориться с Мао, заехав в Пекин по дороге из США. Кроме того, его беспокоило, что советский народ слишком положительно реагирует на планирующийся визит Эйзенхауэра летом 1960 года в СССР. Под влиянием всех этих соображений он решил использовать случай с У‑2 для того, чтобы отвлечь внимание общественности от тех промахов, которые были совершены Кремлем во внутренней и внешней политике.

Американский разведывательный самолет У‑2 «Локхид»

 

Имеются данные, говорящие о том, что в Президиуме ЦК в течение первых двух недель мая после случая с У‑2 и до начала совещания в Париже проходили длительные дискуссии. Видимо, обсуждался вопрос, как поступить: оставить ли случай с У‑2 без внимания или же использовать его, чтобы сорвать совещание. Говорят, что Хрущева спрашивали, почему он, находясь в США в 1959 году, то есть более чем за шесть месяцев до того, как был сбит У‑2, не упомянул о полетах американских самолетов над СССР. Хрущев будто бы ответил, что не хотел «нарушать» дух Кэмп‑Дэвида.

Наконец, чтобы покончить с вопросом об У‑2, я должен остановиться еще на одном мифе. Когда 1 мая 1960 года был сбит самолет Пауэрса, все должны были помалкивать и не делать никаких признаний, поскольку признаваться в шпионаже не следует. Действительно, существует старая, прекрасная для своего времени традиция: ни при каких условиях не признаваться в проведении шпионских операций. Предполагается, что пойманный шпион также будет молчать.

В XX веке так бывает не всегда. Случай с У‑2 является примером этому. Очевидно, что о строительстве самолета, его подлинном назначении, об успехах, достигнутых с его помощью за более чем пятилетний срок его эксплуатации, а также о том, кто был инициатором этой операции и контролировал ее осуществление, должны были знать многие. Учитывая исключительный характер этой операции, большие расходы на ее осуществление и ее сложность, подобное расширение круга осведомленных лиц было неизбежно. Данную операцию невозможно было провести так же, как организацию переброски агента через границу. Безусловно, все эти люди знали бы, что всякие опровержения со стороны президента будут ложными. Рано или поздно это было бы установлено.

Еще более серьезным является вопрос об ответственности руководства страны. Если бы президент заявил, что его подчиненные по собственному усмотрению, не получив санкции свыше, задумали и осуществили такую операцию, как операция с У‑2, это было бы равнозначно признанию того, что в правительстве царит безответственность и что президент не контролирует действия своих подчиненных, которые могут существенным образом отразиться на нашей национальной политике. Такую позицию занять было невозможно. Хранить молчание обо всем (мне это представляется неосуществимым) было бы равносильно подобному признанию. Решение главы исполнительной власти взять на себя в случае как с У‑2, так и с высадкой в бухте Кочинос ответственность за операцию, запланированную как тайную, но затем раскрытую, по‑моему, было правильным. Это было единственно оправданным в той обстановке решением. Конечно, любой подчиненный президенту работник, например директор Центрального разведывательного управления, был бы готов взять на себя всю или часть ответственности в обоих случаях, даже ответственность за безответственные действия, если бы ему предложили это. Нельзя исключать, что кто‑то и полагал возможным осуществить нечто подобное. Однако я думаю, что это было бы совершенно бессмысленно.

 

* * *

 

Шпионы, описываемые в книгах, редко встречаются в реальной жизни как по одну, так и по другую сторону «железного занавеса». Кадрового работника разведки, по крайней мере, в мирное время, почти никогда не посылают инкогнито или под маской на территорию потенциального противника для выполнения опасного задания. Если не считать советских нелегалов, направляемых за границу на длительное время, разведывательным службам нет надобности идти на риск возможного захвата и допроса их сотрудника, в результате чего окажутся под угрозой ее агенты и, возможно, будут раскрыты многие операции.

Похождения знаменитого Джеймса Бонда из книги Яна Флеминга «На секретной службе ее величества», которую я прочел с величайшим удовольствием, очень мало похожи на скромное и осторожное поведение советского шпиона в Соединенных Штатах полковника Рудольфа Абеля. Кадровый разведчик, в отличие от литературного героя, обычно не носит при себе оружия, замаскированных записывающих аппаратов, шифрованных сообщений, зашитых в подкладку брюк, и вообще чего‑либо, что могло бы привести к его разоблачению в случае захвата. Он не должен соблазняться ухаживаниями шикарных дам, подсаживающихся к нему в баре или появляющихся из стенных шкафов в гостиницах. Если это случится, его, по всей вероятности, отзовут, поскольку один из основных принципов разведки заключается в том, чтобы никто, за исключением ограниченного числа работающих с ним лиц, не знал, что он разведчик.

Если имеют место опасности, хитросплетения, заговоры, то в них участвует агент, а не кадровый разведчик, обязанность которого состоит в том, чтобы направлять деятельность агента, не ставя под угрозу свою безопасность. Даже когда речь идет об агенте и его собственных источниках информации, разведывательная дисциплина сегодня требует такого необходимого условия, как неприметность, а это исключает роскошную жизнь, связи с сомнительными женщинами и тому подобные похождения. Александр Фут, работавший на Советы в Швейцарии, в своей книге «Руководство для шпионов» описывает следующим образом свою первую встречу во время Второй мировой войны с одним из самых ценных советских агентов. Этим агентом был человек, известный под кличкой «Люси», о подвигах которого я уже рассказывал.

«Я прибыл первым, – пишет он, – и с некоторым любопытством ожидал прихода агента, который проник в самые сокровенные тайны Гитлера. Тихий, неприметный человек невысокого роста вдруг появился в кресле за нашим столиком. Это был "Люси" собственной персоной. Трудно было представить человека, менее похожего на героя из книг о шпионах. Он же был именно таким человеком, каким должен быть агент в реальной жизни. Не бросающийся в глаза, среднего роста, примерно пятидесяти лет, с мягким взглядом глаз, моргающих за стеклами очков. Он был именно тем человеком, какого можно почти наверняка встретить в пригородном поезде в любой части света».

Большинство шпионских романов и остросюжетных повестей пишется для читателей, которые хотят, чтобы их развлекали, а не обучали разведывательному делу. Для профессионального разведчика в технике шпионажа много волнующих и интересных моментов, но люди, не обученные искусству разведки, вероятно, не разглядят этого. Действительно, существенные элементы шпионажа – успешная вербовка ценного агента, добывание важной информации – по соображениям безопасности попадают в открытую литературу лишь в «увядшем», усеченном виде через многие годы.

Полезную аналогию можно провести с искусством рыбной ловли. Я даже обнаружил, что из хороших рыбаков получаются хорошие работники разведки. Подготовка, которой рыбак занимается перед ловлей, – учет погоды, освещенности, течения, глубины воды, выбор нужной приманки или насадки, времени дня и места лова, проявляемое им терпение – это составной элемент рыбацкого искусства, имеющий важное значение для успеха. Момент, когда рыба оказывается на крючке, действительно волнующий, его может понять даже человек, далекий от этого увлечения. Однако его не будут интересовать все подготовительные меры. В то же время рыбак ими интересуется, ибо они имеют исключительно важное значение для его искусства, так как без этой подготовки рыбу не заманишь и не вытащишь.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 334; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!