Мария Гинзбург. Что сказал Минц
Громозека рассердился.
– Мне это надоело! – вскричал он.
Глаза под прозрачным шаром шлема загорелись.
Он поднял бластер и ударил по дереву парализующим лучом.
Ветви дерева тут же свернулись, желтые цветочки закрылись, дерево начало проваливаться. И на том месте, где оно росло, осталась небольшая кучка пыли, и, если бы Алиса собственными глазами не видела этой сцены, она никогда бы не подумала, что такое возможно. Археологи, за ними Громозека, потом Алиса и ее отец осторожно обошли место, куда спряталось дерево, и поднялись на невысокий холм, вершина которого была изрыта квадратными ямами. Здесь шли раскопки.
Кир Булычев. Лиловый шар
Профессор Селезнев стащил со стола скатерть из яркого разноцветного пластика и принялся отрывать от нее полосу. Пластик хоть и не был рассчитан на подобное варварское обращение, держался стойко и рваться не хотел. Он тянулся в месте разрыва. Однако профессор Селезнев давно прославился в научных кругах своей настойчивостью и терпением в достижении цели. И пластиковая скатерть в итоге сдалась, как сдавались трудные загадки животного мира разных планет. Следующим на очереди был стол. Профессор Селезнев ловко открутил от него тонкую металлическую ножку, попробовал согнуть ее, и остался удовлетворен результатом. Стол опасно накренился, но Селезнев не обратил на это внимания. Он скрутил из оторванной от скатерти полосы тугой жгут, сделал на конце петлю и закрепил ее на одном из концов ножки. Затем согнул ее, и, удерживая ногами и кряхтя от напряжения, накинул петлю на второй конец.
|
|
|
Издав торжествующий вопль, от которого любой неандерталец забился бы в самый дальний закуток своей пещеры, профессор Селезнев отломал вторую ножку у стола, наложил на скрученную из скатерти тетиву и выстрелил в дальнюю стену комнаты. Стена была прозрачной, и за ней маячили лица, которые жутко раздражали Селезнева. Раздался гулкий стон – Селезнев попал. Не его вина, что стекло было пуленепробиваемым. Для того чтобы разбить его и добраться до белесых червей, что нагло заперли Селезнева здесь, а теперь еще и бесцеремонно таращились на него, нужно было что‑то помощнее лука из ножки стола и скатерти. Стол, лишенный обеих ножек, рухнул на ногу профессору Селезневу, едва стекло прозвенело – как будто сигнала ждал. Селезнев подскочил, ругаясь и размахивая руками, проскакал на одной ноге по комнате, затем сел на пол, снял ботинок и принялся дуть на пострадавшую ногу.
Вскоре он успокоился; в глазах, устремленных на ботинок, появился так хорошо знакомый бывшим коллегам по лаборатории огонек. Лучшие биологи Земли собрались здесь, на затерянном в океане уютном атолле, – надо было найти противоядие от вируса ненависти, что таился в лиловом шаре, и как можно скорее. Лиловый шар был найден во время экспедиции Селезнева на планету Бродягу. Вскоре она в своем бесконечном странствии по Вселенной должна была снова пройти мимо Земли – и людей к тому времени на Земле не должно было остаться. Лиловый шар существовал отнюдь не в единственном экземпляре; брат‑близнец шара, мирно покоившегося в герметическом контейнере в лаборатории, был спрятан несколько тысяч лет назад где‑то на Земле. Жителям Бродяги надоело странствовать по космосу еще несколько тысяч лет назад. Они заминировали Землю с тем расчетом, чтобы на нее, пустынную и обезлюдевшую, можно было бы перебраться в следующий раз, когда их искусственная планета будет пролетать Солнечную систему.
|
|
|
Именно этот огонек горел в глазах Селезнева, когда три дня назад он воскликнул: «Эврика!», а инспектор Йенсен, сидевший за соседним столиком в столовой, неприязненно покосился на него и привычно протянул руку к кобуре, но сдержался. Рядом со своим соседом, хрупким седым психиатром Смитом, швед выглядел как моренный камень рядом с изящной ивой.
|
|
|
Большую часть атолла занимал космодром, расположенный почти точно посередине изогнутого полумесяцем острова. На западном роге полумесяца находились развалины крепости, построенной еще английскими и французскими колонизаторами. Над полуразрушенными башнями нарастили полусферы лабораторий и жилых корпусов, и в крепости разместилась лаборатория по исследованию вируса ненависти. В восточной же части острова находился курорт, на котором после сложного дела отдыхал инспектор Йенсен. Он был старым знакомым психиатра Смита, и тот попросил инспектора выполнить обязанности телохранителя, пока на острове разгуливают эти безумные русские и не менее безумные и агрессивные монстры, прибывшие из глубокого космоса. У себя, на планете Чумароза, Громозека считался одним из первых красавцев, но тонкий вкус англосакса скорее оскорбляло, чем восхищало существо, выглядящее как помесь слона с осьминогом, а при улыбке обнажающее сто великолепных зубов, которым позавидовала бы и акула. К тому же их знакомство началось с того, что Смит назвал Громозеку типичным маньяком с убийственными наклонностями. Громозека, чтобы разубедить психиатра, привязал Смита к стулу проводами. Селезнев не помогал в этом несложном деле своему другу, но и не мешал ему, и Смит до сих пор посматривал на него косо.
|
|
|
А кричал Селезнев не потому, что был невоспитанным или любил покричать в столовой за обедом, как подумал психиатр Смит, а потому, что Тубаи Ра, талантливый африканский микробиолог, вроде бы нащупал формулу противоядия к вирусу ненависти. Эксперименты на морских свинках дали великолепные результаты, и об этом Тубаи Ра и сообщил Селезневу.
– Поздравляю, коллега! – сказал Селезнев и сел. – Надо немедленно запускать вашу сыворотку в массовое производство! Бродяга, говорят, уже добралась до Юпитера, а надо ведь еще успеть провести вакцинацию всего населения Земли!
– Нет, не надо, – тихо сказал Тубаи Ра. – Я еще не испытывал ее на людях.
Он замолчал.
Для того чтобы испытать противоядие, надо было сначала вдохнуть газ, которым был наполнен лиловый шар, ввести себе вирус ненависти. Кто захочет превратиться в агрессивное, ненавидящее все живое вокруг бессмысленное существо, изнемогающее от злобы и ярости?
Селезнев отложил ложку, которой хлебал суп из моллюсков, и сказал:
– Я к вашим услугам, коллега.
– Нет‑нет, – испугался Тубаи Ра. – Даже не думайте!
– Кто‑то должен это сделать. К тому же я самый бесполезный член нашей команды, – добавил честный Селезнев. – Я зоолог, дружище…
Тубаи Ра замахал на него руками и заставил замолчать.
Ночью профессор Селезнев прокрался к контейнеру с лиловым шаром, извлек шар, а затем заперся в герметически изолированной комнате, где до этого размещали инфицированных морских свинок, горилл и волков.
В спальне его нашли записку: «Я в вас верю».
Но его вера оказалась слишком доверчивой. Шли третьи сутки после того, как Селезневу ввели сыворотку Тубаи. Но поведение профессора не изменилось: он по‑прежнему сидел в герметической комнате, куда ему по специальному трубопроводу передавали еду и питье, и мастерил различные орудия убийства, которые с каждой попыткой становились все совершеннее.
//‑‑ * * * ‑‑//
Когда стрела ударилась в стекло прямо перед его лицом, Смит непроизвольно отшатнулся и выругался сквозь зубы.
– Какой ужас, – сказал он инспектору Йенсену, стоявшему рядом с ним.
В голосе психиатра звучало лицемерное сочувствие.
– Для первого выстрела – очень даже неплохо, – возразил флегматичный Йенсен. – Ведь профессор Селезнев, насколько я понимаю, раньше никогда не стрелял из лука?
Смиту не понравился ответ инспектора, и он хотел что‑то возразить, но в этот момент он заметил фигурку в алом комбинезоне, стоявшую у стекла неподалеку от них. Алиса негромко всхлипнула и выскользнула прочь из зала наблюдений.
– Бедная девочка, – сказал Йенсен.
Смит промолчал.
//‑‑ * * * ‑‑//
Алиса, захлебываясь слезами, бежала вниз по лестнице. «Папочка, милый папочка», – билось у нее в голове. Девочка с размаху налетела на что‑то теплое и мягкое. Это что‑то издало недовольный звук. Алиса открыла глаза и увидела профессора Минца. В научном мире он прославился своей разносторонностью: все давалось ему – и химия, и физика, и микробиология. Однако Минц был человеком грузным, неповоротливым и не подготовленным к столкновениям с маленькими девочками.
– Извините, – сказала Алиса.
В ответ профессор чихнул. Мощно, освободительно. У Алисы создалось такое впечатление, что если бы он не успел прикрыться платком, в стене башни появилась бы дыра, как после удачного попадания мортиры.
– Да ладно, что там… Не надо было мне вчера купаться, – озабоченно сказал профессор, когда они вместе продолжили спуск по лестнице.
– Да, вид у вас нездоровый, – вежливо ответила Алиса.
Лицо у Минца было красное, влажное от пота.
– Вы бы полежали, малины бы с аспиринчиком приняли, – продолжала она.
– Некогда мне лежать! Твоего отца спасать надо! А я тут совсем расклеился! – сердясь на себя, воскликнул профессор Минц и топнул ногой. От слабости ли, или по причине плохого зрения, он промахнулся ногой мимо выщербленной ступеньки. Профессор наверняка свалился бы вниз, но Алиса подхватила его и прижала к стене.
– Вы хотите спасти моего отца? – взволнованно воскликнула девочка. – Как?
– Вам, Алиса, я могу открыть опасную тайну, которая не должна стать достоянием корыстных людей и милитаристских кругов, – торжественно сказал Минц.
– Раскрывайте скорее! – нетерпеливо воскликнула Алиса.
– Я хотел воспользоваться фактом существования параллельных миров, – сообщил профессор.
– А они есть? – удивилась Алиса.
– Есть, и множество, – кивнул Минц. – Но каждый чем‑то отличается от нашего. Я обнаружил тот из них, что развивается вместе с нами и различия которого с нашим минимальные.
– То есть существует Земля, – сообразила Алиса, – где есть Громозека, есть я…
– И даже я, – сказал профессор.
Мимо них вверх по лестнице прошел Джон Ошуга, диспетчер космодрома. (Громозека в качестве знакомства привязал его к стулу рядом с психиатром Смитом.) Алиса, как и ее отец, не помогала Громозеке, но молча стояла рядом, и поэтому Ошуга одарил девочку настороженным взглядом. Алиса отпустила профессора Минца, которого от волнения все еще прижимала к стене.
– У вас все в порядке, профессор? – осведомился Ошуга.
– В полном, – откликнулся профессор.
Ошуга продолжил подниматься по лестнице. Алиса провожала его взглядом, Минц тоже молчал, ожидая, пока диспетчер скроется из виду. Ошуга пару раз украдкой обернулся. Его лицо мелькнуло в сумраке лестницы, как серебристое облачко.
– Да что же мы тут стоим, – сообразил Минц. – Здесь неудобно. Пойдемте ко мне, Алиса. Я вам все расскажу.
– Пойдемте, – согласилась Алиса.
Но Минц не дотерпел до своей комнаты и продолжил рассказывать на ходу:
– Параллельный мир, назовем его Земля‑два, не совсем точная наша копия. Кое в чем он отличается. И если верить моим расчетам, он движется во времени на месяц впереди нашего. А уж за месяц Тубаи Ра, или Вернер, или даже я наверняка изобретем настоящее противоядие от вируса ненависти!
– А далеко до Земли‑два? – спросила Алиса, которая была девочкой сообразительной.
– Этого наука сказать не может, – ответил Минц. – Существование параллельных миров подразумевает многомерность Вселенной. Она изогнута так сложно, что параллельные миры фактически соприкасаются и в то же время отстоят на миллиарды световых лет. Нет, это выше понимания человека!
– Ну, раз выше, то не надо объяснять, – согласилась Алиса.
Они как раз дошли до комнаты профессора и остановились перед дверью. Минц принялся хлопать себя по карманам в поисках ключей.
– Отлежитесь, выздоровейте, а я пока отправлюсь в ваш параллельный мир, поговорю с вами, или с Тубаи, или с Вернером. Может, и в самом деле привезу формулу сыворотки, – заключила Алиса.
От удивления профессор даже выронил ключи, которые с большим трудом извлек из кармана пиджака. Ключи зазвенели на каменной плите пола так, словно были стеклянными и разбились от удара.
– Вы? – закричал Минц так громко, что в их сторону обернулась известная ученая Брюнгильд Тарт – она как раз выходила из своей комнаты. Это была высокая, статная женщина со светлой толстой косой, которой позавидовала бы и валькирия.
– Добрый день, профессор, – любезно сказала Брюнгильд.
В ответ Минц что‑то пробормотал. Алиса тем временем подняла ключи, открыла дверь и буквально впихнула профессора внутрь.
– Да, я! – воскликнула она и заперла за ними дверь комнаты.
– Если бы все было так просто… – протянул профессор Минц.
– Вы только что сами рассказали мне, что вы выбрали тот мир, отличия с которым у нас минимальные, – возразила Алиса. – Я перейду в этот параллельный мир, найду вас вот в этой самой комнате, вы поделитесь со мной записями, и я тут же и вернусь.
– Неизвестно, успеешь ли до того, как в том времени взорвется их лиловый шар, – напомнил Минц. – Бродяга должна приблизиться к Земле примерно через сто дней. Жители Бродяги рассчитывали высадиться на планету, которая уже будет безопасна для них, и значит, к тому времени вирус уже должен развеяться в атмосфере. Если и не без следа, то все равно концентрация газа должна упасть до значений, при которых заражение уже невозможно. Сколько времени они заложили на то, чтобы мы уничтожили друг друга? Два месяца – это примерно шестьдесят дней, и ты попадешь в ту точку времени, в которой лиловый шар должен взорваться со дня на день! Если уже не взорвался, – добавил он про себя.
– Придется рискнуть, – сказала Алиса. – Я возьму в нашем корабле мой скафандр и баллоны с чистым воздухом. На два часа их должно хватить.
– Это не детское развлечение, девочка, – продолжал упираться Минц. – Ты полагаешь, что это игра, а на самом деле от путешествия в параллельный мир зависит судьба твоего отца! А может быть, и всего человечества…
Алиса почувствовала, что теряет терпение. Она выпрямилась во весь рост, так что достала макушкой Минцу до плеча.
– Дорогой мой профессор Минц! – сказала она твердо. – Чья гипотеза о планете Бродяга оказалась самой верной?
– Твоя, насколько я знаю из отчетов, – согласился Минц.
– Кто нашел лиловый шар?
– Ты, но совершенно случайно.
– А чей отец сейчас сидит в клетке, как зверь, и мастерит из своего ботинка очередную мини‑катапульту?
– Ну… – сказал Минц.
И чихнул. От этого последнего чиха Минц как‑то сразу ослабел, ухватился за край стола, но понял, что не удержится на ногах, и сел (точнее, упал) на свою койку.
– А вы все равно не можете идти, вы больны, – закончила Алиса. – Я пошла за скафандром. Встретимся здесь через полчаса.
– Не надо скафандра, – слабым голосом сказал Минц. – Я дам вам фильтры, вставите себе в нос. Легкого защитного комбинезона вполне хватит… и не забудьте бластер.
//‑‑ * * * ‑‑//
Перейти в параллельный мир Алисе предстояло в особой точке, которую вычислил Минц. Находилась она в джунглях, километрах в шести от крепости, на полпути к космодрому. И это было хорошо, потому что переход, как объяснил Минц, сопровождается выбросом энергии, а выбрасывать ее лучше в безлюдном месте, чем среди людей, которых можно повредить. Для перехода надо будет вынуть из чемодана набор ограничителей, похожих на столовые ножи, воткнуть их в землю вокруг себя, затем нажать на кнопку энерготранслятора. Там, в параллельном мире, следует также оградить места входа ограничителями и запомнить место – в другом не перейдешь.
Выслушав инструкции, сложив в рюкзак набор ограничителей, прикрепив к комбинезону маленький энерготранслятор и вставив в нос фильтры, Алиса была готова к походу.
– Учтите, смелая девочка, – сказал Минц. – Перейти может только один человек. Я не смогу прийти к вам на помощь. Но я убежден, что в любом параллельном мире профессор Минц останется таким же профессором Минцем, а Алиса Селезнева – такой же отважной и доброй, как здесь. Так что при любых трудностях обращайтесь ко мне или к себе.
Минц приподнял слабую руку.
– Жду! – сказал он Алисе. – Со щитом, но не на щите.
Алиса вышла, раздумывая над мрачным смыслом исходной поговорки, которую деликатный Минц слегка изменил.
//‑‑ * * * ‑‑//
…В джунглях на шестом километре Алиса отыскала нужное место.
Там Минц уже пометил белой краской два ствола, между которыми надо ставить ограничители.
Алиса открыла рюкзак. В джунглях стоял обычный гомон. Мелкая колибри крутилась около уха Алисы. Девочка расставила ограничители и воткнула их поглубже в землю. Потом вошла в круг, нащупала у воротника кнопку на энерготрансляторе и, зажмурившись, нажала на нее.
И тут же ее куда‑то понесло, закрутило, она потеряла равновесие и стала падать, ввинчиваясь в пространство.
На самом же деле она никуда не падала, и если бы случайный прохожий увидел ее, то поразился бы высокой девочке в легком защитном комбинезоне, которая отчаянно машет руками, будто идет по проволоке, но притом не двигается с места. И постепенно растворяется в воздухе.
Когда верчение и дурнота пропали, Алиса открыла глаза.
Путешествие закончилось. А может, и не начиналось. Потому что вокруг стояли такие же шумные, суетливые джунгли и точно так же крутилась у уха настойчивая колибри. Правда, вид у нее был какой‑то больной, птичка пошатывалась в воздухе, как истребитель с пробитым крылом.
Откуда‑то донеслись выстрелы. Колибри выпустила жало длиной сантиметра два и спикировал на Алису. Жало согнулось, ударившись о комбинезон, но Алиса, хоть и была готова к нападению, вздрогнула.
– Дура, – сказала она колибри.
Колибри еще раз бросилась на Алису, но промахнулась и упала на землю.
В первый момент Алиса подумала, что Минц что‑то перемудрил в настройках и транслятор транслировал ее на Бродягу. А затем ей пришла здравая, хотя и мрачная, мысль. Алиса поняла, что она в том самом параллельном мире, о котором говорил Минц. И что здесь лиловый шар, как и опасался профессор, уже взорвался, и вирус ненависти распространился по Земле. Успели ли ученые найти противоядие? Алиса задумчиво посмотрела на колибри. Та в последних судорогах подергивалась на колючей ветке какого‑то очень недружелюбно выглядящего куста, обсыпанного ярко‑желтыми цветочками. Вдруг ветка зашевелилась, обхватила птичку и поволокла в зубастый рот, который раскрылся в середине тонкого ствола. «Но даже если успели, – подумала Алиса, чтобы ободрить себя, – им не хватило времени, чтобы вакцинировать еще и зверей». Она сожгла бластером куст, потянувшийся было к ней. Не так давно Алисе казалось это интересным: стоять, сжимая в руке бластер, на опасной планете под искусственным солнцем, да не просто стоять, а пускать бластер в ход! Это было даже более захватывающе, чем обычные экспедиции с отцом в поисках зверей с других планет. Тогда, на Бродяге, когда под лучом ее бластера падали серебряные змеи и ядовитые медведи, все ее предыдущие путешествия казались Алисе скучными, пресными, слишком уж спокойными и безопасными. Алиса еще подумала, что вот было бы здорово, если бы все ее путешествия были такими, как на Бродяге, – бегаешь, стреляешь, находишь топорики с украшенными рубинами рукоятками…
Остальные деревья вокруг полянки – или это были не деревья вовсе? – сразу как‑то притихли и прикинулись совершенно безобидными представителями флоры. Алиса огляделась – да, и блестящие ограничители исчезли. Алиса пометила точку перехода ограничителями, нанесла отметки специальной краской на деревья и двинулась обратно, к крепости.
Но она не дошла.
За ней увязалось чудовище, похожее на крокодила, одного из тех, что обычно мирно дремали в пойме речушки, пересекавшей джунгли прихотливым зигзагом. Обычно крокодилы были ленивы и нелюбознательны; они провожали людей настороженными, но в целом равнодушными взглядами. А этот оказался любознательным и к тому же голодным. Алиса сначала даже не поняла, что зверь следует за ней. Но треск в джунглях и топот тяжелых ног, настойчиво приближавшийся, не оставлял сомнений, что данный конкретный крокодил решил свести с Алисой близкое знакомство. Она не хотела жечь крокодила – в конце концов, он всего лишь жертва бесчеловечного эксперимента, поставленного на Земле жестокими жителями Бродяги. Алиса решила вскарабкаться на скалу, которая находилась чуть в стороне от тропинки, укрыться там в небольшой пещере, которую она нашла как‑то во время прогулок по окрестностям лаборатории. Алиса не видела входа в пещеру за буйным сплетением лиан и кустов, но примерно помнила, где он должен находиться. Если эта пещера имелась в родном мире Алисы, значит, скорее всего, она была и здесь. Надо было просто немного подождать. Нюх у крокодилов не очень хороший, и потеряв из виду жертву, он, скорее всего, потеряет и интерес к ней и найдет себе другое занятие.
Алиса глазами отыскала несколько выступов в стене и поставила ногу на первый. Первые метра три она поднималась уверенно, цепляясь за подворачивающиеся кусты, но тут везение прекратилось. Ни одного выступа, ни одной трещины. Только остролистый кустик в метре над головой. И по‑прежнему никакого намека на вход в пещеру.
Алиса посмотрела вниз. Конечно, крокодил уже стоял у подножия обрыва и внимательно наблюдал за каждым ее движением. Теперь Алиса заметила, что у него высокие ноги, а не маленькие, как у обычных земных крокодилов. Если бы чудовище сообразило встать на задние лапы, оно могло бы без труда уцепиться за ногу Алисы и стащить ее вниз. Алиса же ничем помешать чудовищу не могла, потому что с трудом балансировала на носках, распластавшись по стене. С сожалением Алиса прицелилась в крокодила.
Заметив, как Алиса старается оторвать руку с бластером от скалы, чудовище сжалось на мгновение и, распрямившись пружиной, прыгнуло! Этот прыжок и разрешил все Алисины трудности. От испуга она взлетела вверх и вцепилась в кусты. Они подались под ее весом, и Алиса буквально вкатилась в пещеру – они как раз закрывали вход в нее.
С минуту Алиса неподвижно лежала у входа в пещеру, прислушиваясь, как оскорбленно рычит чудовище у подножия скалы. Ей вспомнился похожий случай, произошедший с ней на Бродяге, и она опять засомневалась. Туда ли ее послал Минц? Это легко можно было проверить. На Бродяге она таким образом очутилась в подземном бастионе последних людей. А что ее ждало здесь?
Алиса поднялась на ноги. В полумраке пещеры щелкнул затвор.
В отличие от Бродяги, где в убежище осталось только оружие, которое люди не успели использовать, здесь находился кто‑то, кто умел им пользоваться.
– Ни с места, – сказал очень знакомый голос.
– Капитан Йенсен? – удивилась Алиса.
Глаза ее уже привыкли к полумраку. Девочка увидела людей. Они сидели тесным кружком на полу пещеры. Алиса узнала Брюнгильд по светлой косе – та буквально светилась в полумраке, но не успела разглядеть остальных. Кто‑то страшно захрипел.
– Профессор Минц! – воскликнул кто‑то, и Алиса узнала и этого человека – это был диспетчер космодрома Ошуга.
В темноте забегали, засуетились, уронили что‑то тяжелое, а человек все хрипел и пытался что‑то сказать, и слышать это было страшно… Но страшнее всего была тишина, что наступила потом.
– Почему я не выучился на хирурга, – изломанным, почти неузнаваемым голосом произнес профессор Смит.
Алиса все еще стояла у входа в пещеру. Она ощутила бесконечное опустошение. Все было напрасно. Если кто и разработал противоядие, то это, должно быть, Минц. Но судя по всему, он не успел применить сыворотку, да и поделиться формулами уже не мог. Правда, еще оставались Тубаи Ра и Вернер. Надо было найти их. «Если они еще живы, – в отчаянии подумала Алиса. – Да что тут у них происходит?»
– Алиса, – окликнул ее Йенсен. – Проходите. Как вам удалось удрать от этих живодеров?
– Каких живодеров? – машинально спросила Алиса.
Она прошла в глубь пещеры и уселась рядом с остальными.
– Ну, этих, которые остались на биостанции, – ответил Йенсен, присаживаясь рядом с девочкой. – Вернер, Тубаи… – он замялся.
Правда оказалась горше, чем Алиса могла себе представить.
И тут она поняла причину заминки Йенсена.
– Мой отец… – в тон капитану произнесла она.
– Да, – согласился Йенсен.
Алиса собралась с мыслями. И решила, что про живодеров уточнять пока не будет. Что она просто не хочет этого.
– Я не та Алиса, которую вы знаете, – сказала она.
К ее удивлению, Смит рассмеялся в ответ на ее слова.
– Мы здесь все уже совсем не те, кем были раньше, – сказал он.
– Не в этом смысле, – сказала Алиса. – Есть множество параллельных, почти одинаковых миров.
Она запнулась, припоминая объяснения профессора, и вдруг с ужасом подумала, что ей никто не поверит. Но перед ней, в полумраке пещеры, все‑таки сидели лучшие умы планеты – точнее, те из них, кто еще выжил.
– А, так у вас там то же, что и у нас, – догадалась Брюнгильд. – Ты хотела спастись, девочка? Вы думали, что у нас тут лучше?
На этот раз засмеялся не только Смит, но и Ошуга.
– Перестаньте, – одернул их Йенсен. – Это невежливо.
– Нет, – сказала Алиса. – Вы движетесь во времени немного впереди нас. Профессор Минц был уверен, что он или… кто‑нибудь другой… успеет создать противоядие от вируса ненависти. И он послал меня за формулами.
На этот раз никто не смеялся.
– Мы бы очень хотели помочь тебе, Алиса‑из‑параллельного‑мира. Ты славная девочка, и в нашем мире ты была такой, – очень мягко сказала Брюнгильд. – Но…
– Я уже поняла, – печально ответила Алиса.
– Минц не успел, – сказал Смит. – Никто не успел. И теперь они сидят в крепости, и…
– Не надо, – перебил его Йенсен. – Девочка и так уже всяких ужасов насмотрелась.
– Ничего! – возразил Смит с неожиданной яростью. – У себя дома она еще и не такое увидит! Пусть привыкает!
– Что делают те, кто остался в крепости? – сама не зная зачем, спросила Алиса.
– Минц не успел изобрести противоядие, – сказал Ошуга. – Но он снабдил нас фильтрами. Мы не заразились, когда лиловый шар взорвался. А некоторые ученые не успели воспользоваться фильтрами.
– Хватит ее щадить! – взорвался Смит. – Не «не успели», а «не захотели»! Это все Вернер! Я всегда подозревал в нем социопатические наклонности! Он говорил, что естественная агрессия в нашем мире слишком репрессирована воспитанием, что эти пришельцы с Бродяги, сами того не зная, не гибель несли нам, а освобождение! Что мы слишком скучно, слишком сладко, слишком безопасно живем! Что в нас убивают естественный дух конкуренции, что…
– В общем, он говорил многое, – перебила его Брюнгильд.
Алиса молчала, втянув голову в плечи. А ведь она сама недавно думала так же, как Вернер. Это будет весело – вот что она думала. Бегать, стрелять… И ни о чем не думать. И только кишки веером!
Чужие. Всегда чужие кишки веером. Не свои и не кишки друзей. Алиса непроизвольно посмотрела в ту сторону, где лежало то, что еще недавно было профессором Минцем. Его тело было какой‑то странной формы и слишком маленьким для того, чтобы принадлежать человеку. «Ноги, – вдруг поняла Алиса. – У него нет ног, и…»
Она запретила себе вглядываться в полумрак дальше.
– Но когда половина из этих горе‑ученых поубивала вторую половину, выжившие поняли, что ошиблись, – продолжал Ошуга. – Сыворотки нет и в нашем мире, ни у Вернера, ни у Тубаи. И они принялись ловить нас, тех, кто не заразился.
– Зачем? – тупо спросила Алиса.
Это было слишком много для нее.
– Они переливают себе чистую кровь, – просто ответил Ошуга. – Они думают так спасти себя.
Алиса припомнила все, что знала о вирусе ненависти. Он был неизлечим в первую очередь потому, что необратимо менял клетки организма. Смысл сыворотки, которую придумал Тубаи, как раз и заключался в том, что она должна была блокировать эту способность вируса, и он должен был оставаться только в крови. Лейкоциты должны были рано или поздно убить вирус в крови, оптимистично предположил Тубаи, и человек должен был выздороветь.
– Но им это не поможет, – в тон ее мыслям произнес Йенсен. – Мое последнее дело было аналогичным. Вирус уже повредил клетки их мозга, всего тела… Они просто оттягивают свой неотвратимый и мучительный конец. Но при этом губят еще и нас.
– Понятно, – сказала Алиса.
Она поднялась на ноги.
– Спасибо вам, – сказала она. – Я, пожалуй, пойду.
Девочка направилась к выходу из пещеры. Сзади выжившие негромко обменялись какими‑то фразами.
– Алиса, подожди, мы тебя проводим, – окликнула ее Брюнгильд.
– Если это недалеко, – сказал Смит нервно.
– Мы здесь сидели только из‑за… в общем, мы теперь можем идти, – добавил Ошуга.
– Да и нам надо сменить место дислокации, пока нас не выследили, – сказал Йенсен.
– Спасибо, – сказала Алиса.
//‑‑ * * * ‑‑//
Группка ученых, которым удалось избежать заражения, не любила передвигаться по земной поверхности, по крайней мере днем; пещера, в которой они обосновались, была одним из разветвленных подземных ходов, начинавшихся в крепости. Раньше или позже оставшиеся в лаборатории обезумевшие ученые должны были сообразить, что беглецы скрываются если у них не под самым носом, то прямо под ногами. Насколько поняла Алиса из обрывков разговоров, Йенсен и другие с самого начала собирались пробраться на космодром, сесть в «Чумарозу», забытую в карантине, и улететь с Земли. Однако профессор Минц был тяжело ранен, и друзья скрывались в подземельях, ожидая, пока он поправится… или пока он не поправится.
Систему переходов обнаружил Ошуга, задолго до того, как лиловый шар взорвался. Теперь Джон вел своих товарищей сквозь затхлый мрак залов и нестерпимую вонь полузатопленных коридоров. Ошуга, хоть и работал диспетчером космодрома, с детства увлекался спелеотуризмом и выучил все подземные коридоры как свои пять пальцев еще до того, как в развалинах разместили лабораторию. «А ведь здесь теперь так будут говорить, – подумала Алиса, осторожно ступая среди грязи вслед за психиатром Смитом. – До Взрыва Лилового Шара, три года спустя после Взрыва Лилового Шара… Как раньше археологи говорили – «третий век до нашей эры». Да и у нас, наверное, будет так же…» Алиса неожиданно поняла, что ее мысль означает и то, что будет кому отсчитывать время от случившейся катастрофы, и приободрилась.
Небольшая группка, состоявшая из Йенсена, Смита, Ошуги, Алисы и Брюнгильд Тарт, долго шла по коридорам. Они изгибались и вливались друг в друга – черные коридоры, узкие желобы, по которым приходилось скатываться, как с детской горки, лестницы, приводившие в комнаты и залы, по углам которых валялись ржавые остатки еще французских доспехов.
– Так где эти колонизаторы собирались жить – в крепости или под ней? – отдуваясь, спросила Алиса.
– Тогда так строили, – ответил Йенсен.
Узкая лестница привела их на поверхность. Снаружи выход из подземелья скрывали буйно разросшиеся кусты. Осторожно раздвинув ветки перед лицом, Йенсен внимательно осмотрел поляну.
– Вроде чисто, – сказал капитан. – Выходим.
И первым вышел в сияющий, душный тропический полдень. Остальные последовали за ним. Вскоре небольшая группка оказалась на дороге к космодрому. Алиса огляделась и поняла, что до точки перехода минут пять пути. Путешественники двинулись через джунгли. Шли молча, чтобы не привлекать излишнего внимания, и только бесшумные вспышки бластеров, которыми люди снимали кровожадных колибри и сжигали хищные деревья, отмечали их путь. Вскоре Алиса заметила две серебристые метки на деревьях, которые сама же и нанесла. Она тихонько стукнула капитана Йенсена по плечу, привлекая внимание, указала на метки и помахала рукой в том смысле, что я, мол, пойду. Капитан кивнул, Брюнгильд обняла Алису на прощание.
– Удачи тебе, – сказала она. – Может, вашему миру повезет больше нашего.
Алиса сошла с дороги и направилась к отмеченным деревьям. Она уже видела серебристые головки ограничителей, выглядывающие из травы, как глаза какого‑нибудь чудовищного паука, когда земля у нее под ногами зашевелилась. Алиса закричала, стремительно поехала куда‑то вниз на спине. Во все стороны взметнулись зеленые обрывки лиан.
Это были не ограничители. Это и были глаза огромного паука, закопавшегося в стороне от дороги и терпеливо ожидавшего добычу. Паук поднялся из своего тайника, могучий и грозный, как ночной кошмар первых – и, судя по всему, и последних – людей. Его острые зазубренные жвалы источали мутный яд. Засверкали вспышки бластеров, Йенсен отрывисто выкрикивал какие‑то команды. Паук загорелся. Удушливый вонючий дым пополз на Алису, она закашлялась.
К уже знакомым голосам Йенсена, Ошуги и Тарт тем временем присоединились какие‑то чужие. Грубые и торжествующие.
– Алиса, уходи оттуда! – в ужасе закричал Смит.
Алиса пыталась выкарабкаться из ямы‑ловушки, которую паук успел вырыть за время ее краткого отсутствия и даже замаскировать сверху ветвями и листьями. Но влажная, рыхлая почва осыпалась у нее под руками, и Алису неумолимо тащило все ниже, к пауку – он уже не горел, но все еще дымился. Девочка вцепилась в торчащий из земли корень, попробовала вскарабкаться вверх, но он изогнулся под тяжестью ее тела.
В этот момент раздался пронзительный свист. За краткий миг он перешел в вой, а затем на Алису обрушился грохот, горящие ветки, комья земли и ошметки паука. Девочку подбросило в воздух, а затем, что удивительно, уронило обратно на землю. Алиса ударилась так сильно, что на мгновение задохнулась от боли. У нее потемнело в глазах. Когда она проморгалась, то увидела, что лежит рядом с поваленным деревом, а с другой стороны ствола на нее лезет огромная, уродливая тварь – восемь щупальцев, слоновьи лапы, оранжево‑черная пятнистая шкура, три бластера и один меч. С обнаженных акульих зубов твари хлопьями падала слюна. Алиса поняла, что погибла. Но без сопротивления, без боя она не сдастся. Она вскинула бластер и выстрелила. Раздался короткий рев, и огромная туша тяжело повалилась прямо на девочку со ствола. Алиса едва успела откатиться в сторону.
Она вскочила на ноги, дрожа, все еще держа тварь на мушке…
И поняла, что подстрелила Громозеку.
Алиса опустила бластер, губы ее задрожали. Из покореженных джунглей выбрался Йенсен, встал рядом с Алисой. На и без того запачканной форме капитана прибавилось дыр и черных пятен.
– Но так нельзя! – всхлипывая, простонала Алиса. – Нельзя убивать! Уговаривать надо, объяснять, убеждать! Не стрелять же!
Йенсен пожал плечами. Из разорванных, оскверненных зарослей с разных сторон появились Ошуга и Брюнгильд Тарт. Они двинулись к Алисе и капитану, осторожно обходя трупы в разноцветных комбинезонах. Алиса узнала Вернера в теле, у которого не хватало правой половины; из разрыва свисали обугленные ошметки кишок.
– Они рыскали в джунглях, как гончие смерти, – сказала Брюнгильд. – И, услышав крики Алисы и наши, тут же прибежали.
Алиса была не в силах отвести взгляда от Громозеки. Милый, добрый, вспыльчивый Громозека! Старый друг и товарищ! «И я убила его, – твердила Алиса, и слова скатывались бессмысленным перезвоном звуков. – Я убила Громозеку».
– Громозека заразился одним из первых, – сочувствуя, сказал Йенсен. – Он не стал бы тебя слушать, даже если бы ты попыталась поговорить с ним. Он превратился в хищную, злобную тварь, которая ненавидит землян. Видимо, какие‑то очень древние инстинкты, биологическая программа уничтожения тех, кто выглядит иначе, всех чужих… Громозека бы посмеялся над тобой. Ты нашла самый лучший способ убеждения, – Йенсен кивнул на бластер в руках Алисы. – Самый лучший и эффективный аргумент, одинаково действенный во все времена.
– Нет, – обливаясь слезами, простонала Алиса. – Нет! Я так хотела… я думала так, как вы… но больше не хочу!
Йенсен положил руку ей на плечо:
– Но теперь ты вернешься домой, где у вас все по‑другому.
Алиса вытерла слезы:
– Не вернусь.
– Почему? – удивился Йенсен.
– Точка перехода была здесь, – сказала Алиса.
Она махнула рукой вперед и вниз – в пасть воронки, из которой курилась к небесам струйка черного дыма.
Подошли Ошуга и Брюнгильд.
– Что это было? – глядя на воронку, спросила Брюнгильд.
– Ручная противопехотная ракетная установка, видимо, – ответил Йенсен.
Ошуга вздрогнул, покачал головой:
– Этой дряни еще не хватало. Она же очень тяжелая, как…
Ошуга осекся и посмотрел на поверженного Громозеку – триста двадцать килограммов мощных мышц и навсегда уже усмиренной ярости.
– Откуда они ее взяли? – спросил Ошуга.
– На биостанции остались лучшие умы Земли, – заметила Брюнгильд. – Они изобрели ее заново, подумаешь, делов‑то.
Йенсен задумчиво глядел туда, куда показала Алиса, и словно и не слышал разговора товарищей. Нечего было и думать лезть под завал и искать там место соприкосновения двух миров среди обугленных зазубренных жвал, обломков стволов – и, кто знает, кто уже успел подкопаться к этой воронке из‑под земли?
– Может, стоит попробовать в каком‑нибудь другом месте? – спросил капитан.
Алиса отрицательно покачала головой:
– Точка перехода в наш мир существует только одна. Существовала, то есть.
– Ну и ладно, – сказала Брюнгильд миролюбиво. – Оставайся с нами.
– Придется, – сказала Алиса.
Оглушенная взрывом и убийством, она испытывала странное безразличие ко всему. Если бы не спутники, она бы сейчас села, наверное, на землю, и вряд ли заметила бы даже, как особо шустрое дерево принялось бы ее пожирать.
Йенсен вопросительно посмотрел на Брюнгильд. Она чуть заметно отрицательно качнула головой.
– Надо двигаться дальше, – сказал Йенсен. – А то мы не успеем добраться на космодром до темноты.
Люди двинулись через джунгли. Йенсен очень быстро понял, что главную ошибку они совершили тогда, когда сошли с дороги, чтобы помочь Алисе в ее неравной схватке с пауком. Казалось бы, всего‑то метров пятьдесят, но обратного пути на дорогу друзья уже не смогли найти. Проплутав некоторое время по джунглям, компания совершенно неожиданно для себя вышла на берег лагуны. Солнце уже коснулось своим краем океана и воспламенило его. Это означало, что ночь вот‑вот рухнет на Землю как самодельный снаряд из заново изобретенной ракетной установки.
Алиса без сил опустилась на песок. Рядом с ней присела Брюнгильд Тарт. Ошуга принялся собирать плавник для костра. Йенсен достал из своей сумки банку консервов.
– Идти ночью по джунглям – это очень большой и бессмысленный риск, – сказал капитан. – Заночуем здесь. Тоже риск, но меньший.
Алиса только теперь заметила, что психиатра Смита с ними нет. А ведь это его голос крикнул ей: «Спасайся!», перед тем как Громозека выстрелил из своей ручной ракетной установки. Алиса не могла уже даже плакать. Она прислонилась головой к груди Брюнгильд, и та обняла ее.
Ошуга развел костер. Йенсен согрел на нем единственную оставшуюся банку консервов, и ее разделили по‑братски. Алиса очень проголодалась во время этой беготни по джунглям. Пережевывая тушенку, девочка внезапно подумала, что если бы Смит остался жив, ее доля еды была бы меньше. Эта мысль была очень спокойная, черная, чужая и словно бы попала в голову Алисы по ошибке. Но в то же время Алиса понимала, что теперь к ней часто будут приходить такие мысли. Пора было привыкать.
На темном небе появились звезды – крупные, яркие, как и всегда вблизи экватора. Однако вскоре в западной части неба появилась еще одна звезда, которая быстро затмила все остальные. Она двигалась. Алиса машинально следила за источником холодного, зловещего голубого сияния.
– А что с моим папой? – спросила она.
– Профессор Селезнев тоже остался на станции, – осторожно ответил Йенсен.
– Понятно, – сказала Алиса. – Я почему‑то так и подумала. И отлично себя там чувствует, наверное.
Она вздохнула:
– Жаль все‑таки, что не удалось поговорить с профессором Минцем.
– Ты была последней, кого он видел, – заметила Брюнгильд. – Я тогда держала ему голову, и мне показалось, что сначала он обрадовался, а потом… – Она потерла висок, пытаясь унять головную боль. – Потом он сказал…
– Что он сказал? – переспросила Алиса.
– «Я ошибся», – вспомнила Брюнгильд. – Да. «Я ошибся» – вот что он сказал.
У Алисы почему‑то закололо ноги. Так бывает, когда долго посидишь. Она встала, чтобы размяться, сделала несколько шагов по песку. Рядом сонно дышал океан.
– Брюнгильд, – сказала она. – А что случилось с моим двойником? С Алисой вашего мира?
– Ну, – сказала Брюнгильд. – Твой отец вызвался помочь Тубаи опробовать сыворотку – еще до того, как это все началось. Он специально заразился.
– Да, Тубаи был против, – вставил Ошуга. – Он был еще не до конца уверен…
– Сыворотка не помогла, – продолжала Брюнгильд. – Наша Алиса очень расстраивалась, а через некоторое время она уехала домой, к маме. Я не знаю, где она живет, да теперь это уже и неважно.
– А кто, – очень ровным голосом спросила Алиса, – кто сказал, что я уехала домой, к маме?
– Профессор Минц, – ответил Ошуга. – Я видел, они с нашей Алисой незадолго до ее отъезда о чем‑то шептались на лестнице.
Алиса расхохоталась.
– Нет! – закричала она. – Нет! Я так не могу. Пусть я никогда не вернусь домой! Но знать, что я убила моего Громозеку, что вот это все и есть… – конец фразы потонул в сбивчивом шепоте.
Алиса вытащила фильтры из носа.
Алиса вдохнула соленый, тяжелый от влажности морской воздух. У нее слегка закружилась голова. Она закрыла глаза, ожидая, как черный водоворот ненависти подхватит ее, закружит и унесет, утопив в своих пылающих глубинах все горести и печали Алисы – и ее саму…
– А девочка права, – раздался голос Йенсена. – Как же мы забыли!
Алиса открыла глаза. Йенсен уже вытащил фильтры из носа, как и Брюнгильд. А вот Ошуга все еще возился со своими.
– В чем я права? – спросила Алиса.
– Это – Бродяга, – подняв к серебристой звезде грязный палец с обгрызенным ногтем, сказал Ошуга. – Минц как‑то рассчитал, что когда она появится в небе, фильтры можно будет снять. Ну, они будут больше уже не нужны.
Бывший диспетчер космодрома бросил свои фильтры в костер. Пламя ответило ему россыпью искорок.
– Мы пережили это, – сказал Ошуга. – Даже не верится. Как, интересно, это назовут потом? Неделя Мрака? Час Затмения?
– Я тут книжку читал, – сказал Йенсен. – Еще до того, как это все началось. Там очень похожее описано. Она называется…
Алиса легла на песок рядом с Брюнгильд, прижалась к ее теплому боку и тут же, словно в ее голове кто‑то выключил свет, заснула. Перед тем как окончательно провалиться в теплую черноту, она вдруг в безумной надежде подумала, что это все был сон, жуткий и нелепый, и когда она проснется, все будет по‑прежнему, папа будет здоровым и веселым, и Громозека будет живым…
Но она знала, что этому не суждено случиться. И что когда она откроет глаза, рядом с ней будут Брюнгильд, Ошуга, Йенсен. И океан, безразличный, изменчивый, вечный.
Максим Хорсун. Папа навсегда!
…наша мама строит дома, и притом часто на других планетах.
Кир Булычев.
Девочка, с которой ничего не случится
Алиса была на кухне: возилась с тестом под трансляцию футбольного матча на кубок Галактического сектора. Старенький космовизор надрывался на предельной громкости, и Алиса не услышала, что я вернулся домой.
– Муки маловато, – заметил я, бросив взгляд на клейкую биомассу, расползающуюся по столешнице.
– Все делаю по рецепту, – сухо отозвалась Алиса, и я понял, что настроение у нее прескверное.
– А что это будет?
– Вареники.
– С чем?
Алиса бросила тесто, вытерла руки о передник, повернулась ко мне. Лоб, нос и подбородок – в муке. Губы сжаты, глаза блестят. Кулаки уперты в бока.
– Почему мама остановилась у Бригитты?
Я потянулся к космовизору и прикрутил громкость.
– Ты же знаешь, что мама и тетя Бригитта – лучшие подруги. Они не виделись больше года.
– Немного странно, что женщина, вернувшись из космоса, первым делом спешит к подруге, а не к мужу и не к ребенку. Ты не находишь?
Безусловно, Алиса была права. В другое время я бы отшутился, мол, с каких это пор ты называешь себя ребенком, а окрестности Сатурна – космосом? Но на душе у меня скребли кошки, и благодушие, на которое я себя настраивал несколько дней кряду, вдруг стало стремительно улетучиваться.
– Ты готовишь ужин для мамы?
– Да.
– Мама не будет есть вареники на ночь. Ей дорога фигура.
Алиса кивнула.
– Я это упустила. Что ж, так даже проще. Подай, пожалуйста, пакет для мусора. Соберу в него тесто, пока оно не затопило кухню и мы не захлебнулись в нем, как в гринпинской трясине.
Зазвонил видеофон, на экране высветился британский номер. А вот и Кира…
– Селезнев! – моя супруга выглядела взволнованной и экзальтированной. Она нервозно улыбалась, ее щечки трогательно розовели, как бывало всегда, когда Кира позволяла себе бокал‑другой красного игристого мускадора. – Небритый! – укорила она меня. – А кто это там? – Она прищурилась. – Алиска!
– Мам, привет, – Алиса подошла к видеофону, помахала перед камерой испачканной мукой ладошкой.
– А я думаю, что это за барышня орудует на моей кухне! Алиска! – Кира прыснула. – А почему на тебе эта мальчиковая рубашка… Эти джинсы… Алиска! У тебя ведь точь‑в‑точь моя фигура! Ты не имеешь права скрывать ее под бесформенной одеждой!
– Мне так удобно, мам, – отозвалась Алиса.
– Удобно ей… – снова усмехнулась Кира. – Слишком мало времени я проводила с тобой. И вообще, – что ты в этот час делаешь на кухне? Почему ты не на танцах с ребятами? Ну, да ничего: скоро все изменится!
– Меняться начнет уже сегодня? – поинтересовался я.
– Что? – Кира нахмурилась. – Нет, не сегодня. Я останусь у Бригитты, у меня здесь свои планы, к тому же над Ла‑Маншем гроза, прямые рейсы в Москву отменили…
Рядом с Кирой рассмеялись. Чуть осипший от крепких сигарет хохот писательницы Бригитты Гейл я узнал сразу; ему вторил гулкий, басовитый смех мужчины, несомненно, обладающего богатырским объемом грудной клетки.
Кира оглянулась, сделала неопределенный жест, затем снова перевела взгляд на нас.
– Так, друзья мои. Мне говорить не с руки. Всех целую, не скучайте!
Экран погас. Мы с Алисой переглянулись.
– Друзья? – Алиса подняла брови. – Мило.
На следующий день я работал дома: писал статью для «Вестника космозоологии». Но дело шло ни шатко ни валко. Перед внутренним взором была не мышечная механика склиссов, а письмо заместителя главного архитектора «Титанстроя», моей жены, которое пришло по космонету дней десять назад.
«Игорь! – написала она. – Так дальше продолжаться не может. Надо что‑то решать. Все, что происходит с нами, превратилось в вялотекущую болезнь. Пора выздороветь и позволить себе жить полной жизнью. Я покупаю билеты, чтобы быть в следующую среду на Земле. Нас ждет серьезный разговор».
Клацнул дверной замок. В прихожую вошла Кира. Я поспешил ее встретить.
– Что за запах у вас здесь, Селезнев… – она поморщилась, тряхнула плечами, скидывая красную курточку из кожзаменителя. – Ты хоть иногда проветриваешь квартиру?
– Иногда, – я решил держать дистанцию. – Не метан. Не аммиак. Непривычно в первое время, да?
Кира заглянула на кухню.
– А где Поля? – спросила она строго.
– Поля сломался, – мне не очень хотелось вдаваться в подробности и рассказывать о том, как мой совсем сбрендивший с годами домашний робот устроил переполох и чуть было не угнал машину времени. Поля вбил в голову, что, вернувшись в прошлое, он сможет устранить мнимые недоработки в собственной конструкции, которые якобы мешают ему сегодня стать человеком, и заодно – почетным членом клуба нумизматов. Бедолагу пришлось деактивировать, но я сохранил Полин жесткий диск, ведь на нем хранилось множество рецептов, полезных советов по ведению домашнего хозяйства, и еще его можно было использовать вместо пресс‑папье.
– Как сломался? – опешила Кира. – Это был мамин подарок на нашу свадьбу! Сломался! – она притопнула. – И что, отремонтировать – никак?
Я развел руками. Дескать, никак.
– Вот поэтому, – Кира наставила на меня указательный палец; блеснуло новенькое кольцо из солнечного янтаря: вещества, которым по весне сочатся ядра тяжелых звезд, – я от тебя ухожу… Ну, точнее, не только поэтому, – поправилась она. – Просто так не может продолжаться дальше, понимаешь?
Я понимал. Но у меня в тот момент все еще была иная точка зрения.
– Может, ты прописала нам неверное лекарство? И вместо того, чтобы уйти от меня, тебе следует прийти ко мне? Пожить со мной и дочерью хотя бы какое‑то время, не срываясь с места. Хотя бы месяц.
Кира вздохнула.
– Помнишь, когда мы только поженились… Ты пропадал в далеком космосе. Ты занимался своей карьерой космозоолога, ты жил работой и скакал, как кузнечик, с планеты на планету. А я сидела с маленькой Алиской на руках в душной квартире в компании Поли и тряслась, что тебя на Эвридике мог сожрать какой‑нибудь Малый дракончик. Помнишь, ты обещал: придет время, и я смогу заняться собой? Кажется, все справедливо. Сейчас – мое время. Вселенная любит равновесие.
– То, что ты говоришь, не лишено смысла… – положа для убедительности руку на сердце, начал я.
Кира перебила:
– Потому что я права. И не стоит забывать обо всех твоих аспирантках, студентках, ассистентках. Не жил же ты эти годы монахом… – она подошла к зеркалу, поправила прическу. – Как, собственно, и я никогда не жила монахиней.
Я зашел в свой кабинет, посмотрел на недописанную статью, бездумно поправил занавески. Затем вернулся в прихожую, где до сих пор стояла, не разуваясь и не проходя в комнаты, Кира.
– Похоже, время обмена нотами и упреками прошло. Значит, хочешь развестись?
– Да, – ответила она, глядя в зеркало. – Так будет лучше. Для нас с тобой и для Алисы. Ты только посмотри, во что ты ее превратил. Ее не отличить от мальчика.
А вот это было неожиданно.
– Что ты имеешь в виду – лучше для Алисы?
– Я заберу ее на Титан, – Кира повернулась ко мне, с легкой опаской заглянула в глаза, словно ожидала бурю негодования, и договорила: – Понимаю, что вы довольно близки, но дочь должна жить с матерью.
– Я воспитываю Алису с пяти лет… ты называешь это – «довольно близки»?
– Не цепляйся к словам, – Кира прошлась по прихожей туда‑сюда. – Я подготовила справку, Алису готова принять Первая гимназия имени Гагарина, это лучшая школа в окрестностях Сатурна. Вот, – Кира достала из сумочки старомодный бланк. Протянула сначала мне, но, передумав, положила на полочку возле зеркала.
– Гм… я бы предпочел, чтобы Алиса осталась со мной.
– А вот это исключено! – глаза Киры сверкнули.
– Но почему? Пусть все остается по‑прежнему! Подправим себе семейное положение и будет. Зачем срывать с места Алису?
– Странное предложение! Мы не склиссы, мы – люди, дорогой профессор. Алиса – моя дочь, и я хочу, чтоб она жила со мной. Неоправданно долго я полагалась в ее воспитании на тебя. Даже не знаю, возможно ли что‑то еще исправить…
– Чем же ты недовольна? – изумился я. – Алиса – прекрасная спортсменка, она отважная, решительная. Учится хорошо, и у нее много друзей во всей Галактике.
– Вчера на кухне я видела зверька с мальчишеской стрижкой, в мальчишеской рубашонке и с запачканной мукой физиономией. Алиса – девушка, а ты растишь межзвездного авантюриста. Зачем? Чтоб она сгинула на какой‑нибудь неисследованной планете? В очередном никому не нужном приключении?
– Что ж… – я отступил; я всегда отступал под напором Киры, такая вот у меня слабость. – Алиса скоро вернется, у нее семь уроков сегодня. И наша принцесса со вчерашнего дня не в духе. Я, конечно, не синоптик, но берусь предсказать, что будут гром и молнии.
– Вот, я так и предполагала. Поэтому знаешь что? Сделай‑ка одолжение, введи ее в курс дела сам, – Кира отступила к дверям. – А я вернусь, когда перестанет штормить, и поговорю с ней, как женщина с женщиной.
Я хмыкнул.
– Не лучше ли будет, если мы побеседуем с дочерью вместе?
– Не‑а, – Кира опустила взгляд. – Во‑первых, я не одна, как ты понимаешь, приехала в Москву, и человек уже заждался во флаере, – Кира быстро взглянула на меня из‑под ресниц. – Во‑вторых, ты же – мужчина и справишься с таким сложным делом, как разговор с ребенком, прожившим с тобой под одной крышей восемь лет.
– Девять, – машинально поправил я.
– Тем более.
Она потянулась к дверной ручке.
– Как ты вообще? – запоздало спросил я. – Здоровье? Работа?
– Нормально, – бросила Кира. – Сдали новый терминал для сжиженных газов.
– А что случилось с мечтой возводить дворцы?
– Дворцов в Солнечной системе больше, чем общественных туалетов. Мы давно построили светлое настоящее, но чтобы его сияние не угасло, нам нужны нефть, газ, радиоактивные руды и все остальное по списку! – сказала Кира и выскользнула за порог.
В прихожей остался сладковатый запах ее духов.
Незнакомых духов уже чужой женщины.
Алиса выросла.
Остались в прошлом невероятные, почти сказочные приключения. Хочется надеяться, что эти девять лет были не самыми худшими в ее жизни. На следующем этапе рядом с ней пойдет другой, но столь же родной человек. Ну, так получилось. Ну, не как у всех… Что теперь поделать?
Жизнь течет…
– Пап, я не голодна.
Алиса пронеслась мимо, успев на ходу чмокнуть меня в небритую щеку. Бросила портфель на диван, вбежала в свою комнату, захлопнула дверь.
– Переоденусь и убегу, – торопливо сообщила она, гремя ящиками комода. – Погоняю с Гераскиным над Яузой, у него новый мотофлаер – тот фиолетово‑черный, с золотыми стрелами, я тебе его показывала, помнишь?
Я помнил. Алиса как‑то подвела меня к витрине «Спорттоваров» и призналась, что страстно влюблена в эту бескрылую стрекозу. «И без шанса на взаимность», – пошутил тогда я, поскольку не одобрял увлечение дочери высокими скоростями.
– Ты чем‑то расстроен? – Алиса вышла из комнаты. Она надела черную футболку с какой‑то рок‑звездой, узкие джинсы, кожаную куртку. – Это из‑за мамы, да? Ну, не огорчайся, ты ведь знаешь, она сумасбродка. – Алиса внимательно поглядела на меня. – Слушай, а давай я никуда не пойду? Лучше приготовлю для тебя вареников с вишней. На этот раз у меня все получится, вот увидишь.
Я через силу рассмеялся.
– Ну что ты такое говоришь! Беги, развлекайся. У меня все хорошо, только статья не пишется.
– М‑да, мне кажется, кто‑то слишком много работает, – глубокомысленно заметила Алиса.
Когда она ушла, я поступил не мудрствуя лукаво: откупорил бутылку «Алазанской долины», наполнил бокал, подсел к видеофону. Вывел на экран список контактов, поглядел, кто из ребят сейчас в Солнечной системе. Зеленый на Луне, а Громозека – на Меркурии. Полоскова в Сети нет, и очень жаль. Или в глубоком космосе Геннадий, или сидит в «невидимости» и не желает, чтоб его беспокоили.
Я выбрал режим конференции.
– Друзья, обрадовать вас нечем… – так начал я разговор. – Мы с Кирой решили развестись.
– Я знал, что все это добром не кончится, – пробубнил в бороду Зеленый. – Как только ты сообщил, что Киру пригласили проектировать культурный центр на Палладе, мне стало ясно, что ваш брак обречен.
– Невероятно! Я решительно не понимаю человеческих женщин! – вспылил Громозека; из‑за запаздывания сигнала он включился в беседу последним. – Муж – профессор! Директор самого известного в Галактике зоопарка! Квартира в лучшем городе на Земле! Умница дочь! Ну чего ей еще не хватает?! Я сейчас же отправлюсь на Титан, в эту ледяную клоаку Вселенной, без меня вы с проблемами не разберетесь.
– Перестань, Громозека… – отмахнулся я. – К тому же мы с Кирой сейчас в Москве, а не на Титане.
– Что думаешь делать? – поинтересовался Зеленый. – Девочке на Титан категорически нельзя. Там она, как пить дать, зачахнет, не спасете.
– Селезнев, не говори мне «перестань»! – возмутился Громозека. – У меня четверо детей! Я больше иных понимаю, что значит жить ради потомства!
– Ребята, у нас здесь консилиум, – я постучал утратившим значение обручальным кольцом по бокалу. – Мне нужны конструктивные предложения.
Зеленый принялся наматывать бороду на палец, Громозека выпустил из ноздрей облако дыма и на какое‑то время исчез за грязно‑желтой мглой.
– Ищи адвоката, – наконец изрек Зеленый. – Ты вряд ли найдешь подходящего, но попытка не пытка. Тяжба предстоит долгая и изматывающая. Запасись валидолом, хотя не думаю, что таблетки помогут.
– Какая тяжба? – не понял я. – Я не намерен судиться с Кирой. Мы – разумные люди, мы сможем договориться.
– Ты собираешься оставить Алису или нет? – удивился Зеленый. – На твоем месте я бы хорошо подумал. Если Кире понадобятся дети, она родит себе еще. И будет счастлива. А ты – нет. Ты вряд ли сможешь жениться еще раз, потому что немолод, а еще ты давно разучился распускать павлиний хвост перед женщинами. Тебя ждет одинокая и, скорее всего, короткая старость.
Честно говоря, мне и в голову не приходило такое развитие событий. С одной стороны, профессор космозоологии, с другой – один из самых талантливых и успешных архитекторов Солнечной системы, и вот они не могут поделить дочь? Позор моим сединам!
– В некоторых дикарских племенах Чумароза до сих пор сохранился обычай поедать потомство, – проговорил Громозека сквозь серию помех, вызванных Солнцем. – Чтобы генофонд не достался конкурирующему племени.
– Не думаю, что я имею моральное право отбирать Алису у Киры, – вздохнул я. – Мать есть мать. И Кира никогда не была плохой матерью. А еще Алиса очень на нее похожа. У Алисы ведь чрезвычайно развитая интуиция. Да, она мыслит не структурированно, как я, она мыслит как Кира, как художник.
– …а на Блуке воспитанием потомства занимаются исключительно носители игрек‑хромосомы, – продолжал Громозека. – После того как маленький блуканец появляется на свет, заботу о нем берет на себя один из мужей альфа‑самки. И можно найти массу других примеров и аналогий. Я путешествую, я много повидал! Ты имеешь столько же прав на Алису, сколько их имеет Кира! Так что не раскисай, я сейчас же брошу экспедицию, брошу студентов, прилечу к тебе, и мы вместе что‑нибудь решим.
– Ребята, по‑моему, это верх эгоизма: пытаться разлучить ребенка с матерью только на том основании, что я привык видеть Алису рядом с собой. – Я пригубил вина, не заметив его вкуса. – Боюсь, что в таком случае мы с Кирой станем врагами и еще я постоянно буду чувствовать себя виноватым.
– Ладно, – буркнул Зеленый. – Вижу, ты намерен сдаться без боя. И я, если честно, этому рад. Зачем тратить время и силы, все равно – толку никакого, только здоровье надорвешь. Отключусь, с твоего позволения. У меня два генератора на верстаке: роторы искрят, сальники горят, – на таком железе «Пегас» никогда не взлетит.
– Эх, рвануть бы в другую галактику, – я потянулся, кресло подо мной заскрипело. – Подальше от этой дилеммы.
– О‑о, – протянул Зеленый. – Профессор, настоящие проблемы у тебя впереди, пока ты только одним глазком взглянул на ад через замочную скважину. Если честно, не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда начнется долгая московская зима и все сожаления встанут перед тобой стеной. Смотри, не расшиби об нее лоб! – сказав это, он повесил трубку.
Громозека всхлипнул. Теперь, когда дымовая завеса между моим другом и камерой видеофона поредела, стало видно, что Громозека плачет.
– Камни стираются в пыль, луны отдаляются от планет, звезды стареют и взрываются, галактики ускоряются, дети растут, семьи рушатся. Угораздило нас родиться в самой нестабильной из всех Вселенных!.. – он аккуратно утер глаза кончиком щупальца и попросил жалобно: – Побудь на проводе, а я раздобуду в аптеке валерьянку.
Он действительно вернулся быстро. Его щупальце обвивало наполненную до краев литровую банку.
– Селезнев, – Громозека чокнулся с камерой видеофона. – А ты спроси Алису, и поступи так, как она скажет. В намечающемся противостоянии дочь – твой главный союзник!
Я нашел Алису на крыше. Она сидела на парапете, свесив ноги. Глядела на закат, который отражался в зеркальной облицовке многоэтажек. Неподалеку кружил милицейский флаер, патрульных поведение подростка, болтающего ножками на высоте, настораживало, но приближаться они не рисковали: а вдруг испугается и спрыгнет?
Было довольно холодно, поэтому я захватил для дочери ее кожаную куртку. Уселся рядом с ней, снял на всякий случай очки, чтоб они не сорвались с носа и не брякнулись на асфальт, пролетев метров двести. Помахал милиционерам, мол, все в порядке, отправляйтесь ловить*censored*ганов.
Алиса не стала надевать куртку, положила ее на колени.
– Привыкаю к холоду, – буркнула она и отвернулась.
– Совсем не нужно идти на такие жертвы… Давай я еще раз переговорю с твоей мамой… – начал было я, осознавая, что польза от этих неловких фраз равна нулю. Алиса, кстати, понимала это так же отчетливо, как и я. Ее было не провести.
– Я не хочу на Титан, папа, – Алиса ударила ладонью по парапету. – Там жуткий мороз, и в школу нужно ходить в асбестовом скафандре, иначе превратишься в ледяную статую. Там солнце размером с ноготь на мизинце. Там все провоняло сырой нефтью и аммиаком.
– Да, не самое приветливое место в Солнечной системе, – не стал спорить я.
– Я не могу сказать, что не скучаю по маме, – сказала Алиса. – Наверное, мне ее не хватает даже больше, чем я позволяю себе показывать. Это ведь моя мама.
Я приобнял Алису за плечи.
– Только она же упрямая, как я, – сказала Алиса, глядя перед собой. – Она – борец и всегда добивается своего. Пап, я ведь не хочу, чтобы она тебя затаскала по судам.
– Ну что ты навыдумывала… Какие суды…
– И знаешь еще что? – на ее ресницах заблестели слезы, отражая закатный багрянец. – Космические пираты пугали меня меньше, чем то, что происходит сейчас. Этот вечерний воздух… – она глубоко вздохнула. – Этот привычный пейзаж… Как будто декорации, за которыми прячется что‑то исключительно злое. Похоже, это мое самое страшное приключение. Я ощущаю, что выхода нет, и эта предопределенность меня выводит из себя!
«Интуиция… – подумал я. – Вклад Киры…»
Случилось так, как предчувствовал Зеленый.
Я не устаю удивляться прозорливости и житейской мудрости этого дубленного всеми солнечными ветрами механика.
У меня испортились отношения с коллегами на кафедре, студенты стали откровенно посмеиваться надо мной за рассеянность и вечно хмурый вид. У меня осталась одна отрада – «Космозоо». Мне казалось, что лишь многочисленные и порой страховидные животные, родившиеся за сотни и тысячи световых лет от Земли, понимают меня и даже сочувствуют. В тесном директорском кабинете я проводил свободное время, писал статьи и научные доклады, читал курсовые и контрольные работы. Домой возвращался обычно затемно. Принимал душ, пил чай и отправлялся на боковую, часто не расстилая кровать: засыпал под пледом в домашней одежде.
…В тот вечер сеял мелкий дождь, и я шел домой торопливым шагом, не глядя по сторонам. Возле подъезда я обернулся: неподалеку с громогласным ревом стартовал мотофлаер новой модели. Я успел заметить фиолетовую бескрылую стрекозу, подсвеченную габаритными огнями, прежде чем она растворилась в дождевой мгле.
В прихожей на коврике стояли туфли‑лодочки на низком каблуке. Московский дождь не успел смыть с них серебристую лунную пыль. В тот миг я ощутил себя подопытным в Институте Времени. Меня словно вернули в прошлое. И в этом континууме квартира не встречала меня уже ставшими привычными темнотой и тишиной. В этом континууме продолжалась жизнь.
Алиса была на кухне: делала начинку для пиццы. Моя дочь очень вытянулась и повзрослела. Она отпустила волосы, в свете лампы их каре нежно золотилось.
– Вот так сюрприз! – улыбнулся я, раскрывая объятия.
Алиса на миг прижалась ко мне, и мы обменялись поцелуями.
– А ты потолстел, – заметила она.
– Как же я рад тебя видеть! Но каким образом… Как ты добралась?
– Пешком дошла, – рассмеялась Алиса, снова принимаясь за готовку. – Нет! – она подняла указательный палец. – Долетела автостопом на попутных кораблях! – и, видя, что я все еще в растерянности, снизошла до объяснения: – Пап, летние каникулы еще никто не отменял!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!