КТО МЕНЬШЕ ЖЕЛАЕТ, ТОМУ БОЛЬШЕ ДАЕТСЯ 11 страница



Ровно через неделю досталось солдату опять стоять на часах и на том же самом месте. Стоит он, выкидывает ружьем разные приемы, а на уме держит: «Ну, коли теперь явится нечистой, уж я свое наверстаю!» В полночь откуда ни взялся — приходит нечистой. «Здравствуй, служба!» — «Здорово, брат! зачем пришел?» — «Как зачем? Учиться». — «То-то и есть! а то хотел сразу все захватить! Нет, дружище, скоро делают, так слепые родятся… Становись во фронт! — командует солдат, — грудь вперед, брюхо подбери, глаза в начальство уставь!» Долго возился он с чортом, много надавал ему тузанов и колотушек, и таки выучил нечистого делать ружьем: и на плечо, и к ноге, и на краул. «Ну, — говорит, — теперь ты хоть к самому сатане на ординарцы, так и то не ударишь лицом в грязь! только разве в том маленькая фальшь будет, что хвост у тебя назади велик. Ну-ка, повернись налево кругом!» Нечистой повернулся, а солдат вынул из кармана шейной крестик, да потихоньку и нацепил на чорта. Как запрыгает чорт, как закричит благим матом! «А что, разве это вам чертям не по нутру?» — спрашивает солдат. Чорт видит, что впросак попался, давай сулить солдату и серебра, и золота, и всякого богатства. Солдат не прочь от денег, и велел притащить ни мало, ни много — целый воз. В минуту все было готово: чорт притащил целой ворох денег, солдат спрятал их в овраге и закрестил; «А то, — говорит, — вы, бесовская сволочь! нашего брата православнаго только обманываете, вместо золота уголье насыпаете!» [145]— «Что ж, служивой! — молит бес, — отпусти меня, сними свой крестик». — «Нет, брат, погоди! Деньги деньгами, а ты сослужи мне и другую службу. Вот уж десять лет, как не был я дома, а там у меня жена и детки остались; смерть хочется побывать на родине да и на своих посмотреть. Свози-ка меня домой: я брат, не из дальних — из Иркутской губернии. Как свозишь, тогда и крест сниму!» Чорт поморщился-поморщился и согласился. На другой день пошел солдат к начальству, отпросился на два дня погулять (а были тогда праздники), и сейчас же к нечистому; уселся на него верхом и крепко-крепко ухватился за рога. Чорт как свиснет, как понесется — словно молния! Солдат только посматривает, как мелькают перед ним города и села: «Ай да молодец! люблю за прыть!» И не успел еще проговорить всего, глядь — уж и приехал. Слез солдат с чорта: «Спасибо, говорит; вот удружил, так удружил! Ступай теперь, куда знаешь, а завтра на́ ночь приходи: назад поедем». Прогостил, пропировал солдат целых два дни, а к ночи попрощался с родными, и воротился на чорте в Питер как раз в срок. И вить как измучил нечистаго! чуть-чуть рог ему не обломал! Снял он с него крест и не успел еще в карман спрятать, глядь — а уж чорта нет! и след простыл! С той самой поры и не видал солдат чорта; забрал он бесовския деньги и зажил себе припеваючи.

Есть еще другая сказка о том, как черт выучился маршировать и выделывать ружьем всякие штуки, и пошел наниматься в солдаты. Один бедный мужик пошел заложил ему свою душу и поставил его заместо себя в рекруты. Плохо пришлось дьяволу, одних палок сколько обломали об его спину, а тут еще белые ремни носи на́крест: просто хоть удавиться! Крепился-крепился, не выдержал и бежал со службы; не польстился и на́ душу.

В приведенном нами рассказе, равно как и легенде «Солдат и Смерть», в ярких чертах выступает народный юмор, что, по нашему мнению, придает им особенно живой интерес. Вообще следует заметить, что в большей части народных русских сказок, в которых выводится на сцену нечистый дух, преобладает шутливо-сатирический тон. Черт здесь не столько страшный губитель христианских душ, сколько жалкая жертва обманов и лукавства сказочных героев: то больно достается ему от злой жены, то бьет его солдат прикладом; то попадает он под кузнечные молоты, то обмеривает его мужик на целые груды золота.

 

Пустынник и дьявол

 

a. Один пустынник молился тридцеть три года, и видит к какому-та царю ходят дьявола́ на обед, и́вкают, гайкают (кричат, кличут), пляшут, скачут и песни поют. Один раз Потанька хромой отстал от дьяволо́в; пустынник вышол да и спрашивает ево: «Куда вы так ходите?» — «Да ходим вот к такому-то царю на обед; у нево все стряпухи делают всё не благословесь, нам и ладно!» Старик и думает, как бы об этом известить царя; а от цоря носили ему обедать кажной день. Он принял ества да на тарелках взял и надписал, што дьявола к нему ходят на обед кажной день. Царь уви́дял эту надпись, тотчас всех людей переменил и поставил к стряпне людей набожных; за чево они ни во́змутца — всё говорят: «Господи, благослови!» Видит пустынник дьяволов — вперед шли весёлы и радостны, а назад идут заунывны и печальны, и спрашиват опеть Потаньку, што они не весёлы? Тот только и сказал: «Молчи жо! ужо́ мы тебе отплатим!» Не стал вида́ть после тово пустынник дьяволов. Один раз приходит к нему женщина набожна. Он её распросил, кака́, откуда? те — други́ разговоры, стали винцо попивать и напились, сговорились венчатца; пошли, видят — всё готово, как и есть. Пришло время венцы надевать; уж начали — только надеть. Пустынник и перекрестился; дьявола отступились, и он увидял петлю; да после тово опеть тридцеть три года молился, грехи замаливал!

(Записана там же государственным крестьянином А. Зыряновым).

b. Был пустынник, молился тридцать лет Богу: мимо его часто пробегали беси. Один из них хромой отставал далеко от своих товарищей. Пустынник остановил хромаго и спросил: «Куды вы, беси, бегаете?» Хромой сказал: «Мы бегаем к царю на обед». — «Когда побежишь назад, принеси мне солонку от царя; тогда я поверю, что вы там обедаете». Он принес соло́ницу. Пустынник сказал: «Когда побежишь опять к царю обедать, забеги ко мне взять назад солоницу». Между тем на солонке написал: «Ты, царь, не благословясь кушаешь; с тобой беси едять!» Государь велел, чтобы на стол становили все благословясь. После того бесёнки прибежали на обед и не могут подойти к благословенному столу, жжет их, и убежали назад. Начали спрашивать хромаго: «Ты оставался с пустынником; верно, говорил с ним, что на обед ходим?» Он сказал: «Я только одну солоницу приносил ему от царя». Начали беси хромаго за то драть, для чего сказывал пустыннику. Вот хромой в отмщение построил против кельи пустынника кузницу, и стал стариков переделывать в горне на молодых. Пустынник увидал это, захотел и сам переделаться: «Дака, говорит, и я переделаюсь!» Пришел в кузницу к бесёнку, говорит: «Нельзя ли и меня переделать на молодаго?» — «Изволь», — отвечает хромой и бросил пустынника в горно; там его варил-варил и выдернул молодцом; поставил его перед зеркало: «Поглядись-ка теперь — каков ты?» Пустынник сам себе налюбоваться не может. Потом понравилось (захотелось) ему жениться. Хромой предоставил ему невесту; оба они глядят — не наглядятся друг на друга, любуются — не налюбуются. Вот надобно ехать к венцу; бесёнок и говорит пустыннику: «Смотри, когда венцы станут накладывать, ты не крестись!» Пустынник думает: как же не креститься, когда венцы накладывают? Не послушался его и перекрестился, а когда перекрестился, — то увидел, что над ним нагнута осина, а на ней петля. Если б не перекрестился, так бы тут и повис на дереве; но Бог отвел его от конечной погибели.

(Из собрания В. И. Даля).

c. Жил-был святой пустынник, и вычитал он в писании: всё, чего ни пожелаешь, и всё, чего ни попросишь у Бога с верою, — то Господь тебе и дарует. Захотелось ему испытать: правда ли это? «Ну, можно ли тому статься, — думал он, — коли я пожелаю взять за себя царевну, то ужли ж царь и выдаст ее за такого старца!» Думал-думал и пошел к царю. Так и так, говорит, хочу взять за себя царевну замуж. А царь говорит: «Коли ты достанешь мне такой дорогой камень, какого еще никто не видывал, так царевна будет твоею женою». Воротился пустынник в келью; а чорту давно уж досадно смотреть на его святое житие, пришел он соблазнять пустынника и стал сказывать ему про свое могучество. «А сможешь ли ты, нечистой, влезть в этот кувшин с водою?» — «Э! да я, пожалуй, в пустой орех влезу, не только в кувшин!» — «Одначе попробуй сюда влезть!» Чорт сдуру влез в кувшин, а пустынник и начал его крестить. «Пусти меня; сделай милость, пусти! — заорал чорт во все горло, — крест меня жжет, страшно жжет!» — «Нет, не пущу! разве возьмешься достать мне такой дорогой камень, какого еще никто на свете не видывал — ну, тогда другое дело!» — «Достану; право слово; достану; только пусти!» Пустынник открестил кувшин; чорт выскочил оттудова и улетел. Через малое время воротился он с таким дорогим камнем, что всякому на диво! Взял пустынник камень и понес к царю. Тот — делать нечего — велел царевне готовиться замуж за старца; а пустынник и говорит: «Не надо! вишь, начитал я в писании: что ни попрошу у Бога — то мне и сделает, вот мне и захотелось попытать, а взаправду-то жениться я не хочу». А нечистой уж как было радовался, что смутил пустынника: «Вот де женится на царевне, какое тут спасенье!»

В другой раз заспорил пустынник с чортом: «Не влезишь-де ты, окаянный, в орех-свистун (свищ)!» Чорт расхвастался и влез. Вот пустынник давай его крестить. «Пусти! — закричал нечистой, — пожалуста, пусти! меня огнем жжет!» — «Выпущу, коли пропоешь ангельские гласы!» — «Не смею, — говорит нечистой, — меня разорвут за это наши!» — «Одначе пропой!» Что делать? согласился чорт; вот выпустил его пустынник на волю, сам пал на колени и зачал Богу молиться, а нечистой запел ангельские гласы: то-то хорошо! то-то чудесно! Вишь, черти-то прежде были ангели, от того они и знают ангельские гласы. Как запел он — так и поднялся на небо: Бог, значит, простил его за это пение.

(Записана А. Н. Афанасьевым в Воронежской губернии, Бобровском уезде).

Примечание к № 20. См. в Kinder- und Hausmärchen ч. II, с. 85. Передаем еще один рассказ о труженике и демоне соблазнителе:

Жил в лесу труженик, тридцать лет трудился он Богу, и сколько ни старалась нечистая сила — никак не могла его смутить. Стали черти промеж себя думать, что бы такое ему сделать; думали-думали, и вот как ухитрились. Оборотился один нечистой странником и пошел мимо кельи труженика, а другой ему навстречу, напал на него словно разбойник и давай душить. Труженик услыхал шум и крики, схватил топор и бросился на помощь; только глядь: пустился разбойник бежать от него в сторону, а другой чорт, что был странником, лежит да охает, едва дух переводит. «Помоги, — умоляет, — доброй человек! возьми в свою келью, пока с силами соберуся. Совсем было задушил окаянной!» Взял его труженик в свою келью; пожил нечистой день и два, и говорит старцу: «Спасённое твое дело! много в нем благодати! Хочется и мне потрудиться; оставлю жену и детей и пойду к тебе под начало». Вот стали они вместе трудиться, дни и ночи стоят на коленах и кладут поклоны. Еще старец иной раз устанет и вздремнет, а новой труженик совсем не знает у́стали. Прошло сколько-то времени, и стал нечистой говорить старцу: «Не добро нам вместе трудиться, пожалуй, лишнее слово скажешь или друг дружку осудишь. Давай перегородим келью на́двое и станем жить всякой в своей половине». Так и сделали. Раз как-то захотелось старику посмотреть, что делается у соседа; крепился он, крепился и не выдержал. Влез на перегородку и просунул голову; смотрит: стоят на столе бутыли с вином и разныя скоромныя ествы, а за столом сидит чудная-чудная красавица. «А, так ты за мной подсматривать!» — сказал нечистой, — схватил его за бороду и перетащил на свою сторону. «Выбирай теперь любое за свою провинность: хочешь — вина выпей, или мяса съешь; хочешь — блуд сотвори. А не то, брат, прощайся с белым светом; у меня коротка расправа!» — «Как быть? — думает старец, — что мне сделать? Если мяса съем — теперь пост, будет большой грех; если блуд сотворю — грешнее того будет; выпью лучше я вина». Выпил один стакан, и сам не знает, от чего вдруг повеселел; а чорт уж другой ему подставляет. Выпил и другой, и третий, и забыл про свое спасение: наелся скоромнаго и блуд сотворил. «Пойдем теперь воровать! — говорит нечистой. — Заодно уж грешить; семь бед — один ответ!» Пошли ночью в деревню, залезли в кладовую, и ну забирать что по́д руку попало. Чорт нарочно как застучит: такого грохоту наделал, что хозяева проснулись, тотчас схватили старика и посадили его в тюрьму. А чорт в ту ж минуту неведомо куда пропал. Наутро собрался народ и присудил повесить вора: «Этих старцев жалеть нечего; они не Богу молятся, а только норовят в клеть забраться!» Привели вора на базарную площадь, встащили на виселицу и накинули петлю на шею; вдруг откуда ни взялся нечистой, стал к нему под ноги и начал его поддерживать. «Что, — спрашивает, — небось испугался?» — «Как не испугаться! — говорит старец, — смерть моя приходит». — «А ну, посмотри: не увидишь ли чего?» — «Вижу: обоз идет». — «А велик?» — «Да так велик, что один конец уж давно проехал, а другаго еще и не видать!» — «С чем обоз?» — «Со старыми, дырявыми лаптями». — «Это, брат, те самые лапти, что мы оттоптали в трудах и хлопотах, чтобы как-нибудь тебя смутить. Не видишь ли еще чего?» — «Вижу: болото огнем горит, а в огне котлы кипят». — «Так и мы с тобой будем жить!» — сказал дьявол и столкнул старца с своих плеч. Так и погиб он на виселице смертию грешника.

(Из собрания В. И. Даля).

 

Пустынник

 

Было-жило три мужика. Один мужик был богатой; только жил он, жил на белом свете, лет двести прожил, всё не умирает; и старуха его была жива, и дети, и внуки, и правнуки все были живы — никто не умирает; да что? из скотины даже ни одна не тратилась (не издыхала)! А другой мужик слыл бессчастным, ни в чем не было ему удачи, потому что за всякое дело принимался без молитвы; ну, и бродил себе то туда, то сюда, бе́з толку. А третий-то мужик был горькой-горькой пьяница; все до́чиста с себя пропил и стал таскаться по миру.

Вот однова сошлись они вместе, и отправились все трое к одному пустыннику. Старику захотелось выведать, скоро ли Смерть за ним прийдёт, а бессчастному да пьянице — долго ли им горе мыкать? Пришли и рассказали всё, что с ними сталося. Пустынник вывел их в лес, на то место, где сходились три дорожки, и велел древнему старику идти по одной тропинке, бессчастному по другой, пьянице по третьей: там, дискать, всяк свое увидит. Вот пошел старик по своей тропинке, шел-шел, шел-шел, и увидал хоромы, да такие славные, а в хоромах два попа; только подступился к попам, они ему и гуторят: «Ступай, старичек, домой! как вернёшься — так и умрешь». Бессчастный увидал на своей тропинке избу, вошел в нее, а в избе стоит стол, на столе краюшка хлеба. Проголодался бессчастный, обрадовался краюшке, уж и руку протянул, да позабыл лоб-то перекрестить — и краюшка тотчас исчезла! А пьяница шел-шел по своей дорожке и дошел до колодца, заглянул туда, а в нем гады, лягва и всякая срамота! Воротился бессчастный с пьяницей к пустыннику и рассказали ему, что видели. «Ну, — сказал пустынник бессчастному, — тебе николи́ и ни в чем не будет удачи, пока ни станешь ты за дело приниматься, благословясь и с молитвою; а тебе, — молвил пьянице, — уготована на том свете му́ка вечная — за то, что упиваешься ты вином, не ведая ни постов, ни праздников!» А старик-то древний пошел домой и только в избу, а Смерть уж пришла за душою. Он и за̀чал просить: «Позволь еще пожить на белом свете, я бы роздал свое богачество нищим; дай сроку хоть на три года!» — «Нет тебе сроку ни на три недели, ни на три часа, ни на три минуты! — говорит Смерть, — чего прежде думал — не раздавал?» Так и умер старик. Долго жил на земле, долго ждал Господь, а только как Смерть пришла — вспомнил о нищих.

(Записана А. Афанасьевым в Воронежской губернии, Бобровском уезде).

 

Повесть о бражнике

 

Во дни неки посла Господь ангелов взяти душу бражникову, и поставити ю у врат пречистаго рая повеле. Бражник же нача талк(ит)ися во врата пречистаго рая. И прииде ко вратам рая Петр апостол и рече: «Кто талкийся во врата пречистаго рая?» И отвеща ему: «Аз ес(м)ь бражник, в желаю с вами в раю жити». И рече Петр апостол: «Отыде отсюда, человече; здесь бражники не водворяютца, ибо им изготована мука вечная со блудниками вместе». И отвеща ему бражник: «Господине, глас твой слышу, а лица не вижу, и имени твоего не вем». — «Аз ес(м)ь Петр апостол, который имею(ет) ключи сего царствия славы». «Помнишь ли ты, господине Петре, когда Господа нашего И(и)суса Христа иудеи на судилище к Каиафе поведоша и тебя вопрошали: ученик есть сего И(и)суса назарянина? — а ты трикраты от него отрекся. Аще бы не слезы твои и покаяние, и тебе не быть в раю; а я хоша  и бражник — по вся дни Божие пил и за всяким корцом имя Господне прославлял, а не отрекался от него». Слыша Петр ответ бражников, отыде от врат пречистаго рая и сумнился о сем человеце бражнике.

Вторицею нача бражник талкитися у врат пречистаго рая, и прииде ко вратам царь и пророк Давыд и рече: «Кто талкийся у врат пречистаго рая?» И бысть глас к нему: «Аз есмь бражник, и желаю с вами в раю жити». И рече к нему царь Давыд: «Отыде, человече, отсюда; здесь бражники не водворяютца, ибо им уготовано место в муку вечную со блудниками вместе». И отвеща бражник: «Господине, глас твой слышу, а лица твоего не вижу, и имени твоего не вем». И рече к нему царь Давыд: «Аз есмь царь и пророк, который седяй со Авраамом и Иссааком на лоне царствия сего и состави псалтырь и песни троичныя». И бысь ответ бражников: «Помнише ли ты, царю Давыде, когда бысть брань на Голиафы(?), тогда ты слугу своего Урию на войну услал, и тамо его смерти предати повелел, а жену его к себе в прелюбодеяние приял? Аще бы не были твои слезы и покаяние, и тебе не быть бы в раю». Слыша сие, царь Давыд отыде и сумнися о сем человеце.

Бражник же нача третицею талкитися у врат пречистаго рая. И прииде ко вратам Иоанн Богослов и рече: «Кто талкийся у врат пречистаго рая?» И отвеща ему: «Аз есмь бражник, и желаю с вами вместе в раю жити». И рече Иоанн Богослов: «Отыде отсюда человече; здесь бражники не водворяютца, ибо им уготовано место во огнь кромечный с прелюбодеями вместе». Отвеща бражник: «Господине, глас твой слышу, а лица твоего не вижу, и имени твоего не вем». — «Аз есмь Иоанн Богослов, друг Христов, наперсник, возлюбленник и девственник». — «О господине Иоанне Богослове! не сам ли ты написал во евангелие(и), что любите друг друга, а ты ныне меня ненавидишь и в раю жити не водворяешь; или отрекися от письма руки своея, или вырви из книги лист тот, который написал ты сам!» Отыде Иоанн Богослов и сумнися о сем человеце, и повеле апостолу Петру впустити его во царствие небесное.

(Заимствована из рукописи XVIII столетия).

Примечание к № 22. В собрании рукописей Царского, в сборнике начала XVIII века, находится между прочим: «Слово речемо о бражнике, како вниде в рай Божий» (начало: «Бе некий — человек бражник, пьющ в праздники Господня до обеда, а за всяким ковшем Господа Бога прославляя» [146]). Легенда эта живет в устах народа. Один рассказчик так передавал нам прение бражника с апостолом Петром: пришел бражник к райским вратам, у которых стоял с ключами апостол Петр. «Пусти меня в рай!» — «Нельзя, — говорит апостол, — ты пьяница». — «Не стыдно ль тебе говорить это? Ты сам отрекался от Господа, а вот теперь по милости его держишь ключи от рая». См. также «Русскую беседу», 1859, № 6.

 

Царевич Евстафий

 

В некотором государстве жил-был царь. У него был младой сын царевич Евстафий; не любил он ни пиров, ни плясок, ни гульбищ, а любил ходить по улицам, да водиться с нищими, людьми простыми и убогими, и дарил их деньгами. Крепко рассердился на него царь, повелел вести к виселице и предать лютой смерти. Привели царевича и хотят уже вешать. Вот царевич пал перед отцем на колени и стал просить сроку хоть на три часа. Царь согласился, дал ему сроку на три часа. Царевич Евстафий пошел тем временем к слесарям и заказал сделать в скорости три сундука: один золотой, другой серебреной, а третий — просто расколоть кряж надвое, выдолбить корытом, и прицепить замо́к. Сделали слесаря́ три сундука и принесли к виселице. Царь с боярами смотрят, что такое будет; а царевич открыл сундуки и показывает: в золотом насыпано полно золота, в серебреном насыпано полно серебра, а в деревянном накладена всякая мерзость. Показал и опять затворил сундуки и запер их накрепко. Царь еще пуще разгневался, и спрашивает у царевича Евстафия: «Что это за насмешку ты делаешь?» — «Государь батюшка! — говорит царевич, — ты здесь с боярами, вели оценить сундуки-то, чего они стоят?» Вот бояре серебреной сундук оценили дорого, золотой того дороже, а деревянной и смотреть не хотят. Евстафий-царевич говорит: «Отомкните-ка теперь сундуки, и посмотрите что́ в них!» Вот отомкнули золотой сундук, а там змеи, лягушки и всякая срамота; посмотрели серебреной — и здесь тоже; открыли деревянной, а в нем ростут древа с плодами и листвием, испускают от себя духи́ сладкие, а посреди стоит церковь с оградою. Изумился царь и не велел казнить царевича Евстафия.

(Записана в Саратовской губернии. Из собрания В. И. Даля).

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 141; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!