II. ПОМИНАЛЬНЫЕ СВЕЧИ В БОГОТЕ 29 страница
— А меня не хотите оставить помочь вам? Климрод покачал головой.
— Огромное спасибо, Дэвид. Но я не хочу лишать вас возможности подольше пообщаться с вашим сынишкой. Я слышал, его— зовут Михаэль? — Из светлых глаз Реба на Сеттиньяза лился веселый и дружелюбный поток света.
Дэвид почувствовал себя полным идиотом: ему ведь пришлось побороться с женой, чтобы настоять на этом имени; «Реб Сеттиньяз» звучало бы странно, и Диана развелась бы с ним, предложи он назвать сына Ребом. Климрод просто сказал: «Хорошего отдыха, Дэвид».
Сеттиньяз с женой и детьми уехал в Коннектикут. 2 июля позвонил в контору — ответа не было. 5-го утром, придя на службу, он нашел все в идеальном порядке, ключи лежали в сейфе, там же — записка: «Дэвид, спасибо и браво. Впредь — один процент дополнительно». И вместо подписи — жирная буква Р. Климрод только что удвоил долю, отчисляемую из его собственных прибылей, а это составляло десятки миллионов долларов.
Через два месяца из лондонской галереи Сотби Сеттиньязу переслали великолепного Гогена. «Для Михаэля. Лично» — было начертано на карточке без подписи.
Ник Петридис встретился с Ребом Климродом 5 июля 1956 года после обеда. Звонок раздался шесть часов назад, около девяти тридцати того же дня: некий майор Бек желал с ним поговорить. Одно из трех условных имен. Петридис велел всем выйти из кабинета и взял трубку:
— Это вы, Ник? Можете уехать из Нью-Йорка на несколько дней?
|
|
|
— Никаких проблем, если Тони сможет остаться, чтобы заменить меня.
— Мне нужны только вы. Было бы идеально, если бы вы могли прибыть сегодня к трем тридцати в отель «Альгонкин», номер 314 на имя де Карвахаля. Захватите все, что вы считаете нужным мне показать. Позаботьтесь о том, чтобы в пять тридцать кто-нибудь пришел за вашими папками и отнес их назад, в ваш кабинет. В аэропорт мы поедем вместе. Парижский самолет — в семь пятьдесят.
Всего за час Ник Петридис (он всегда был наготове, предвидя подобные ситуации) собрал «все, что считал нужным показать ему», то есть полный отчет о том, что было сделано за тринадцать месяцев работы на флоте на тот момент водоизмещением более трех миллионов тонн.
Ребу понадобился час, чтобы просмотреть огромное досье, и еще час, чтобы сделать заключение и отдать новые распоряжения.
Петридис сам спустился в холл передать документы двум своим помощникам, которые должны были положить их в надежное место.
В самолете, перелетающем Атлантику, Петридис оказался рядом с Ребом.
«И это началось сразу, — рассказывает Петридис, — он вдруг заговорил о своем прошлом или по крайней мере о какой-то небольшой части этого прошлого. Вспоминал о двух поездках в Танжер, сразу после войны, упомянул также о том, что какое-то время жил в Каире, затем во Франции, на Сицилии и в континентальной Италии. Меня это несколько удивило: я знал его уже семь лет, мы очень часто ездили куда-то вместе, и никогда он даже мимоходом не упоминал о своей юности. Я тогда думал, что он аргентинец. И куда бы мы ни приезжали, он никогда не говорил, бывал здесь раньше или нет. Его желание сохранять все в тайне связано было скорее с безразличием к вещам, умершим в прошлом, нежели с какой-то манией или боязнью. Исключая бизнес. В этой сфере никаких экивоков: мне платили, и платили щедрее, чем я мог рассчитывать, за то, чтобы он оставался в тени, и я выполнял это условие неукоснительно. В первое время мы с братом удивлялись: у этого человека было больше судов, чем у Онасиса и Ниархоса вместе взятых, больше, чем у какого-то Людвига, но, помимо Сеттиньяза, только мы, Петридисы, знали, как он богат. Это было любопытное ощущение…
|
|
|
Но пытаться извлечь из этой ситуации какую-то выгоду было бы безумием. Особенно после истории с Харпером…
— Джон Патрик Харпер, — очень тихо сказал Реб, — был рекомендован вашим братом Тони как доверенное лицо.
— Я бы и сам его рекомендовал.
|
|
|
— И информация, собранная в то время, подтверждала, что на него вполне можно положиться. В той мере, насколько можно доверять человеку.
— Реб, он допустил лишь незначительную ошибку. И я ее исправил.
— Но мне об этом не сообщили, Ник.
Над Атлантикой уже спустилась ночь, а Реб, не отрываясь, долго и упорно смотрел в иллюминатор. Однако произнося эту фразу, он медленно повернул голову, и его глаза вперились в греческого адвоката, так что тот затрепетал: мечтательная поволока, которой обычно был окутан взгляд Реба, исчезла, и в глазах появился пронизывающий насквозь жестокий блеск.
— Харпер хороший малый, но сделал глупость, — сказал Петридис, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Он прикарманил двадцать шесть тысяч триста долларов.
— Не то чтобы прикарманил. К тому же через два дня он все возместил. Реб, что, по-вашему, мне надо было сделать? Убить его?
— Я позаботился об этом сегодня утром, Ник. Дело сделано.
Петридис, опешив, посмотрел на него:
— Вы его?..
— Харпер жив. И будет жить, во всяком случае, насколько это от меня зависит. Но некий механизм, давным-давно предусмотренный на случай подобных ошибок, уже заработал сегодня утром. Разумеется, с сегодняшнего дня Харпер перестает существовать для вас и для меня. К несчастью для него, это не все. Его финансовое положение станет чрезвычайно трудным, но его ждут и другие неприятности. Даже работу, достойную так называться, ему будет очень трудно найти. А значит, и вернуть вам те двадцать тысяч долларов, которые вы ссудили ему 26 мая после того, как вместе пообедали в ресторане «Семь морей», за 18-м столом. Даже если он продаст свой дом в Мерионе под Филадельфией. Дом-то заложен, а это всегда обременительно, особенно в его ситуации, и может привести к большим затруднениям. Но по крайней мере вы не разорились на обеде, ведь, кажется, упомянутый ресторан, как, впрочем, и все здание, принадлежит вам, хотя официально оформлен на одного аз ваших двоюродных братьев. Ник, в отношении Харпера вы действовали правильно, и я вас ни в чем не упрекаю, за исключением тога, что вы не сочли нужным оповестить об этом меня. Прошу вас, не повторяйте подобных ошибок. Ну, хватит о Харпере. — Он улыбнулся. Глаза снова подернулись поволокой. — Поговорим о другом, Ник. Например, о том французе и другом человеке, с которыми нам предстоит работать…
|
|
|
Француза звали Поль Субиз. В течение двух лет он учился у Джорджа Тарраса в Гарварде, пока тот не оставил преподавание.
Его имя впервые появилось в досье, что попали к Сеттиньязу осенью 1953 года; в это время Субиз уже занимал высокую должность в управленческом аппарате одной крупной французской судоходной компании. Способ, благодаря которому он стал одним из Приближенных Короля, был абсолютно типичен для методов, применяемых Климродом. Не считая прямых вмешательств последнего (а с 1955 года такие случаи бывали чрезвычайно редки), новые люди, то есть те, кого можно было бы назвать «высшим руководством» — а их число достигало трех тысяч четырехсот человек, и мужчин, и женщин, — в то время имели ежегодный доход в пятьдесят тысяч долларов, но эти новые люди подвергались особой процедуре отбора. Как правило, в день назначения, иногда за два или три дня до него, неизвестный курьер приносил Дэвиду Сеттиньязу досье с пометкой: «Строго конфиденциально. Передать в собственные руки». Если Сеттиньяз отсутствовал, курьер уходил, не оставив папки.
Между «строго конфиденциальным» досье и новым именем существовала непременная связь. В конверте лежало подробное жизнеописание нового кандидата или кандидатки.
Подобные досье были, разумеется, заведены и на Черных Псов.
И их постоянно обновляли, присылали новые данные, в которых, например» уточнялось, что приобрел Лернер или Абрамович. Или же поступали бумаги, подтверждающие разрыв с тем или иным человеком.
И чем значительнее был пост «винтика» на иерархической лестнице, тем полнее было его досье.
В особых случаях в левом верхнем углу первой страницы появлялась красная пометка «ОСОБОЕ». Это означало, что данное лицо уже стало или скоро станет Приближенным Короля, что этот человек напрямую связан с Ребом и получает приказы и инструкции лично от него. Например, первое досье на Черного Пса Тудора Ангела было составлено еще в 1951 году. Красная пометка появилась через четыре года, и это означало его продвижение по иерархической лестнице.
Никогда не существовало более восемнадцати красных пометок.
В досье Субиза слово «особое» появилось с первого дня. Действительно, в самой первой докладной записке подчеркивалось, что этот человек, помимо достаточно внушительного набора дипломов, обладает «выдающимся интеллектом», «политическими амбициями, семейными и общественными связями, которые рано или поздно должны проложить ему дорогу к одной из важнейших государственных должностей». Последнее замечание, сделанное службами Джетро еще в 1953 году, оказалось пророческим: в шестидесятых годах Субиз вошел во французское правительство.
В пассиве того же Субиза числилось: довольно неудачная спекулятивная сделка в 1950 году — конечно же, заключенная по неопытности, — не совсем безупречная личная жизнь и некоторые «шалости» с сокрытием доходов и двумя счетами в швейцарском банке.
— Ник Петридис, Поль Субиз, — представил Реб.
Встреча состоялась в Каннах в большом отеле «Мажестик» 6 июля 1956 года. Началась она во второй половине дня.
Это была третья встреча Субиза с Ребом Климродом. Француз полагал, что Климрод — аргентинец и, судя по всему, очень богат, по-видимому, он хочет занять исключительно важное место в судоходстве, конкурируя с бесчисленными греками, и блестяще добивается этого.
— Я собираюсь кое-что изменить, — сказал Реб. — Но прежде, чем мы приступим к обсуждению этой проблемы, полагаю, было бы полезно ознакомить Поля с ситуацией в целом. Ник?
В точности выполняя инструкции, полученные в самолете, Ник Петридис тут же набросал ряд цифр на листках почтовой бумаги с маркой отеля — затем эти листки были сожжены. И пока Петридис перечислял немыслимо длинный ряд компаний и тоннажи, которыми владела каждая из них, он испытывал подспудное удовольствие и почти превосходство, заметив, как изумлен француз.
— Вот так, — наконец закончил Петридис. Воцарилось молчание. Затем Субиз снял очки, подчеркнуто долго тер глаза и начал смеяться:
— А компания «Ллойдз»? Вы уверены, что не являетесь владельцем фирмы «Ллойдз»?
— Наверное, выскочило из головы, — ответил Реб. — Компания «Ллойдз» принадлежит мне, Ник?
— Точно не знаю. Но это ведь ничего не значит. Вы, возможно, купили ее без моего ведома, — сказал Петридис и улыбнулся Субизу: — Он на это способен.
Субиз снова взял в руки бумаги, еще раз пробежал их, сделал приблизительный подсчет:
— Примерно три с половиной миллиона тонн.
— Три миллиона шестьсот двадцать восемь тысяч, — спокойно уточнил Реб, — Из них два миллиона семьсот пятьдесят три тысячи — танкеры. Они принадлежат семидесяти четырем компаниям. Изменения, которые я хочу внести, касаются этих танкеров…
Что, по его собственному выражению, было «чрезвычайно просто». Встреча происходила в начале июля, значит, в запасе оставалось еще шесть месяцев…
— Максимально. В идеале операция должна быть закончена, или по меньшей мере очень широко развернута, скажем, к… 15 ноября.
Что касается упомянутой операции, то она состояла в новой системе развертывания всего флота, осуществляющего транспортировку нефти и зарегистрированного семьюдесятью четырьмя компаниями, акции которых принадлежали Ребу Климроду: по доверенностям, которыми с ним были связаны братья Петридисы, Субиз и Таррас, под чьим контролем в свою очередь находились семьдесят четыре доверенных лица — официальные владельцы компаний.
— Ник, вы проверите, как обстоят дела с каждым судном, и точно определите, какие из них будут свободны от договора на фрахтование к 15 ноября. Это первоочередная задача. Я хотел бы получить точную информацию о каждом судне и о том, какие есть возможности использовать их для отдельных рейсов[56].
— Заключено немало долгосрочных контрактов, которые невозможно пересмотреть.
— Знаю, Ник, — ответил Реб. — Вот почему я и хочу иметь полное представление о каждом судне. О том, как оно будет использовано и после 15 ноября.
— Чтобы с этого момента иметь максимум возможностей для рейсовых перевозок?
— Именно.
— И на какое время?
— На год.
Один и тот же вопрос вертелся на языке у Субиза и Петридиса: что произойдет 15 ноября?
Но ни один из них не задал его.
По двум причинам. Сначала они рассудили, что, если бы Климрод захотел ввести их в курс дела, он бы уже сделал это…
…Затем подумали, что в любом случае Реб не заговорил бы «в присутствии третьего». Позднее оба описывали эту сцену, и их рассказ свидетельствует о забавной двойственности и полном совпадении в направлении мыслей, одновременно посетивших американца и француза.
— Далее, — продолжал Реб, — и лучше будет, если Поль займется этим делом: я также хотел бы получить данные обо всех судах, которые спущены на воду, строятся или просто заказаны на верфях.
— Включая Японию.
— Включая все. В том числе суда, которые строят наши компании — ив этом случае придется сделать все, чтобы ускорить работы, — а также те, что строят другие фирмы…
— А в этом случае, — со смехом подхватил Субиз, — надо сделать все, чтобы затормозить работы. Реб улыбнулся:
— Не предлагайте мне «пиратских» судов, Поль, пожалуйста… Итак, включая все находящиеся сейчас на плаву танкеры независимо от судовладельца и флага. Надо выяснить, зафрахтованы они в настоящее время или нет, и если могут быть зафрахтованы, то когда и за какую цену. И все это на год вперед. Можете вы сделать это, Поль?
— Поистине чудовищная работа.
— Шестнадцать месяцев назад, а именно 25 марта 1955 года, я спросил вас, не согласитесь ли вы работать на меня, в нужный момент целиком отдавая все свое время. Вы ответили «да». Я просил вас взвесить это решение. Вы его подтвердили, когда мы встретились 11 апреля. Момент наступил, Поль. Вступайте в игру вместе с нами.
— Согласен, — ответил Субиз, почему-то вдруг рассердившись. — Когда вам все это понадобится?
— Вчера, — улыбаясь, ответил Реб. — С сегодняшнего дня вы начинаете свое собственное дело. Юридические и финансовые детали мы с вами согласуем. За помощью будете обращаться к Нику и его брату Тони — я им доверяю, в их руках останутся приводные ремни в этой сфере. Вам придется работать с ними и еще с одним человеком, который присоединится к нам сегодня вечером. Я бы предпочел, чтобы вы не курили, Поль, но если вам действительно хочется…
— С этим можно подождать, — сказал Субиз, положив в портсигар сигарету «Монтекристо», которую собирался закурить.
— И еще одно, — продолжал Реб. — Надо собрать сведения обо всех танкерах мира, которые мы могли бы зафрахтовать, начиная с сегодняшнего дня и до 31 декабря будущего года. Желательно также — надо ли об этом говорить, — чтобы операция была проведена в строжайшей тайне, при участии всех имеющихся в нашем распоряжении компаний, а если понадобится, и с помощью новых, специально для этой цели созданных.
— Вплоть до заключения контрактов на фрахтование?
— Да. Никаких ограничений, кроме тайны. Я хочу, чтобы никто ничего не заподозрил.
— Фрахтование судов с июля месяца при том, что реально использовать их можно будет только с 15 ноября, потребует немыслимых капиталовложении, к тому же прибыли не будет в течение нескольких месяцев, — заметил Субиз.
— Это обстоятельство я учел, Поль, — ответил Климрод. — Мы будем изучать каждый вариант в отдельности, сокращая, насколько возможно, периоды непроизводительных расходов. Существует целая система ходов, которая известна вам не хуже, чем мне. Но в крайнем случае я готов пойти на некоторые жертвы.
Операция началась с исходного капитала в пятьдесят миллионов долларов. Деньги поступали через множество банков, но в основном — от страховой компании и трех банков, в числе которых был «Хант Манхэттен», а также из Гонконга и от группы финансистов, объединенных стараниями Несима.
С самого начала, то есть с августа 1951 года, между Дэвидом Сеттиньязом и Ребом Климродом была налажена совершенно особая система связи: срочные вызовы. Система эта была абсолютно необходима, так как Климрод постоянно исчезал, и зачастую на долгое время, как это происходило, например, с мая 1955-го по июнь 1956 года. Но на протяжении тридцати лет к срочным вызовам прибегали очень редко. Впервые систему применили в мае 1956 года. Кодовыми словами были «Бразилия», затем в той же фразе «Гаваи» и «Сан-Франциско».
Звонили издалека, из Рима. Сеттиньяз взял трубку сразу после того, как прочитал телеграмму, оставленную на его столе одной из секретарш; в тексте присутствовали три кодовых слова.
— Мне надо поговорить с ним, — сказал, не называя себя, незнакомый мужчина Сеттиньязу; он говорил по-английски с довольно заметным акцентом.
— Позвоните в Рио господину Хаасу. X, два А, С. Номер телефона…
— Будьте добры, — сразу прервал его собеседник, — я предпочел бы не делать этого. Не могли бы вы сами передать ему кое-что?
— Конечно.
— Только два слова: «Шенкен-Дов». Называю по буквам…
— Больше ничего?
— Ничего. Спасибо.
Трубку повесили. Сеттиньяз сам позвонил в Рио и, конечно же, попал на Диего Хааса. Он повторил ему эти два слова. Маленький аргентинец никак на них не отреагировал, ограничившись лишь несколькими издевательскими замечаниями в адрес мерзкой погоды, которая наверняка установилась в Нью-Йорке, затем пригласил Сеттиньяза приехать на неделю-две в его дом в Ипанеме. Сеттиньяз чуть ли не открыто презирал Хааса, но ответил, что с радостью примет приглашение, как только представится свободное время. И повесил трубку, даже не назвав имени Реба.
Таинственный звонок из Рима был, по сути, единственным показателем, позволившим ему предположить, что информатором Климрода в данном случае был израильтянин по имени Яэль Байниш.
Доказательств, правда, не было.
И тот же звонок убедил его в том, что возвращение Климрода в начале лета 1956 года было вовсе не случайным.
Израильское нападение в Синае произошло 29 октября 1956 года в семнадцать часов. Французские и английские десантники раскрыли свои парашюты 5 ноября в семь пятнадцать утра. Через восемь дней главы арабских государств, собравшиеся в Бейруте, подтвердили свое намерение не открывать Суэцкий канал, и без того забитый обломками судов, затопленных по приказу Насера, и приостановить экспорт нефти во Францию и Великобританию.
Поставки нефти с Ближнего Востока, основного района экспорта в эти две страны, сократились на восемьдесят процентов, а запасов оставалось всего на два-три месяца. 27 ноября после сообщения о постыдном отступлении франко-британских войск началось осуществление плана по борьбе с нефтяным голодом, предусматривающего поставку в Европу пятисот тысяч баррелей в день с американских нефтяных скважин из стран Карибского бассейна я из Венесуэлы.
Канал был закрыт шесть месяцев. И чтобы попасть в Европу через Персидский залив, приходилось огибать ЮАР. Переход в одиннадцать тысяч триста морских миль, пли в двадцать одну тысячу километров, могли выдержать только суда с большим водоизмещением.
Реб Климрод наряду с Голандрисом одним из первых оценил будущее значение судов, впоследствии получивших название супертанкеров. Суэцкий кризис принес состояние большинству греческих судовладельцев: Ливаносу, Кулукундису, Эмбирикосу, Голандрису, Верготису, Энасису и Ниархосу. В лондонском «Королевском кафе» состоялся бурный праздничный ужин, где все они встретились. Чистый доход Даниеля Людвига составил сто миллионов долларов.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!