II. ПОМИНАЛЬНЫЕ СВЕЧИ В БОГОТЕ 24 страница
И это было известно не только его пятерке.
В начале мая 1955 года Джордж Таррас, совершив еще одно путешествие, вернулся в Нью-Йорк. «Да, Дэвид, опять ездил по его поручению. Три или четыре года назад вы отвергли мое приглашение на обед, помните? А как сегодня?»
Они отправились в «Кейнтон» на Уолл-Стрит. Попивая свой неизменный мартини, Сеттиньяз заметил за соседними столами по крайней мере пятерых людей Климрода и на их приветствия ответил легким кивком головы и улыбкой. Острый глаз Тарраса не пропустил этой переклички:
— Ощущение тайного могущества приятно, не так ли, Дэвид?
— В каком-то смысле да, — смутившись, ответил Сеттиньяз, он был слегка раздосадован тем, что замечание попало в точку. Действительно, сталкиваясь с людьми, о которых он знал всю подноготную, тогда как им самим было известно так мало, он, что греха таить, чувствовал себя поистине тайным властелином…
Они сделали заказ, и когда метрдотель отошел, Таррас вдруг переменил тон:
— Мне нужно кое-что сказать вам, Дэвид. Поговорим о вашей свояченице.
Сеттиньяз удивленно посмотрел на него.
— Послушайте, — продолжал Таррас, — я, конечно же, выгляжу нахалом, который сует нос не в свои дела. Но не доверяйте первому впечатлению. Что думают члены вашей семьи о Чармен?
— Не понимаю.
— Когда вы видели Чармен в последний раз? И я говорю не только о вас, Дэвид. Речь идет также о Диане и родителях вашей жены.
|
|
|
— Она встречала вместе с нами Рождество в Нью-Йорке. Как обычно.
— И вы ничего не заметили?
Дэвид Сеттиньяз был человеком невозмутимым, спокойным. Но вопрос, который в тот день задал Джордж Таррас» вызвал в нем бурю противоречивых эмоций: бесцеремонность Тарраса раздражала его, но вместе с тем, увидев, что его собственные опасения относительно Чар-мен таким образом подтверждаются, он сильно встревожился.
— Не заметил чего? — повторил он вопрос с совершенно не свойственной ему язвительностью.
— Чармен не совсем в себе. Такой красивой женщины, наверное, больше нет на земле, но семья уже давно должна была бы позаботиться о ней.
Таррас допил свой мартини, глядя прямо в глаза Сеттиньязу:
— Прошу вас, Дэвид, не сердитесь. Так получилось, что я знаю больше, чем мне положено и чем мне хотелось бы знать. Когда вы видели Реба в последний раз? Дэвид, умоляю вас, не сердитесь на меня.
— 12 февраля и 13-го, Мы вместе проработали всю ночь.
— А потом?
— Не видел.
— Дэвид, он рассказал мне, что так организовал работу всех своих компаний — мне известна лишь часть, и, разумеется, незначительная из них, — что они могут функционировать и без его участия. Это правда?
— Да.
— Все налажено так хорошо, что вас нисколько бы не смутило, если бы, скажем, в течение нескольких месяцев у вас не было никакого контакта с Ребом?
|
|
|
Сеттиньяз нахмурил брови:
— Куда вы клоните?
— Это одно из тех сообщений, которое мне поручено передать вам, Дэвид. Он исчезнет на какое-то время. Не спрашивайте меня, куда и почему, я об этом ничего не знаю. Мне лишь ведено предупредить вас, хотя логичнее было бы ему самому объясниться с вами.
— И надолго исчезнет?
— Понятия не имею. Я тоже задал ему этот вопрос, но безрезультатно. Пожалуй, я бы не отказался еще от одного мартини.
— А что еще вы должны передать мне?
— Это касается Чармен. Вы, наверное, знаете, что Реб иона…
Он не закончил фразу. Намеренно. Потому что не знал, известно ли Дэвиду о странных отношениях между Чармен Пейдж и Ребом Климродом.
— Я догадываюсь, — сказал Сеттиньяз, — что Реб уже несколько лет встречается с ней довольно часто. Но она никогда не говорит с нами о нем, и они никогда не появляются вместе.
Он заметил, каким напряженным был взгляд Тарраса за стеклами очков.
— С Чармен что-нибудь случилось?
— Кажется, нам действительно нужно выпить еще по мартини. И вам, и мне.
— 29 -
Это произошло три недели назад.
Джордж Таррас покинул Лондон, где вместе с Тони Петридисом и одним из шотландских юристов улаживал дела, связанные со снаряжением судов, а затем через Париж прибыл в Марсель. Там, в аэропорту Мариньян, на берегу залива Бер, как было сказано в телеграмме, его ждал гидроплан. Через полтора часа полета аппарат сел на море в нескольких стах метров от залитого солнцем поразительно живописного скалистого берега.
|
|
|
Ждали довольно долго, все словно остановилось, за исключением времени, и вдруг среди скал промелькнула моторная лодка, быстро подрулившая к нашим поплавкам. Лодкой управлял Диего Хаас, он был один.
— Вы прибыли вовремя, — заметил Таррас. — Я уже подумывал, не окажусь ли в роли графа Монте-Кристо.
— Остров Монтекристо, — ответил Диего, — расположен по ту сторону Корсики. Да и зачем вам сокровища?
— Совершенно верно. В путь, моряк.
В отличие от Сеттиньяза Джордж Таррас относился к Диего с симпатией. «Человек, обладающий таким чувством юмора и до такой степени презирающий весь мир, не может быть негодяем».
И если Реб предпочел, чтобы повсюду его сопровождал странный аргентинец, то это его дело.
— Диего, вам известно высказывание У.К.Филдса: «Человек, который не выносит детей и собак, не может быть негодяем».
|
|
|
— Мне вообще никто не известен.
— А где Реб?
— В Аяччо. К обеду будет здесь.
— И куда же мы, черт возьми, несемся?
Вместо ответа Диего запустил на полную мощность спаренный мотор лодки. Было одиннадцать утра, и весеннее корсиканское солнце уже сильно припекало. Таррас обернулся: гидроплан неожиданно грациозно взмыл в воздух. Когда же он снова посмотрел вперед, то увидел, как быстроходное судно огибало небольшой выступ. И тогда открылся вид на просторную и великолепную бухту Пьяна, ощетинившуюся игольчатыми скалами и бугристым берегом.
…А вот и черно-белая яхта.
— Это яхта Реба? Я и не знал, что он купил себе судно для отдыха.
Никакого ответа. Но что-то странное промелькнуло в желтых глазах Диего. Чтобы перекричать шум мотора, Таррасу надо было почти орать. Он завопил:
— Я не понимаю: Реб велит мне срочно прилететь из Лондона, а вы говорите мне, что его на яхте нет.
— Яхта принадлежит не ему, — ответил Диего обычным голосом, так как за секунду до этого приглушил мотор. — И гидроплан за вами прислал не он. — Он ловко подогнал лодку к трапу. — Не он, а она. С вами хочет поговорить Чармен.
Таррас поднялся на палубу; к нему подошла очень красивая молодая негритянка, цвет кожи был у нее скорее не черный, а темный. Улыбаясь и не говоря ни слова, она показала, куда идти, и привела на корму. Здесь за столом, накрытым к завтраку, сидела Чармен Пейдж, а рядом с ней — еще две юные негритянки, с головы до ног закутанные в голубую вуаль, оставляющую открытыми лишь их чистые лица.
Чармен протянула Таррасу руку, предложила кофе, от которого тот отказался, затем чаю. Он согласился выпить чашечку.
Какая-то легкая тревога постепенно овладевала им, он : кожей чувствовал это. По правде говоря, Таррас мало что знал о Чармен Пейдж, встречался с ней два-три раза да еще Дэвид Сеттиньяз кое-что рассказывал о свояченице. Ему было известно, что она богата, весьма богата, крайне независима, умна и, опять же по словам Сеттиньяза, «эксцентрична».
— Вы с вашей очаровательной супругой могли бы как-нибудь погостить здесь, у меня.
— Шерли была бы безумно рада. Она уже тридцать лет выпрашивает у меня яхту.
И вдруг наступило молчание, именно то молчание, которого Таррас больше всего опасался. Чармен Пейдж по-французски сказала эфиопкам: «А теперь оставьте нас…» Девушки ушли. Жара нарастала, с берега, до которого было рукой подать, доносился одурманивающий аромат корсиканского леса.
— Я хотела бы поговорить с вами, мистер Таррас. О Ребе, разумеется. — Она прикурила новую сигарету от предыдущей. — Как давно вы его знаете? Насколько мне известно, три человека должны знать о нем больше, чем я. Это Диего, который наверняка убьет кого угодно, если Реб прикажет ему, но расспрашивать его глупо и бесполезно, к тому же я побаиваюсь его… Дэвид, мой свояк, только краснеет и что-то мямлит, как прыщавый студент… И, наконец, вы. Она пристально смотрела на него, и Таррас прочел в ее расширенных зрачках такое отчаяние, что опустил голову, устыдившись самого себя.
Молчание затянулось.
— Понятно, — наконец произнесла она с бесконечной горечью.
Он не смел взглянуть на нее. Чармен снова заговорила тихим, чуть дрожащим голосом:
— Я молода, вроде бы красива, богата и люблю Реба. Даже не думала, что можно кого-нибудь так любить. Но, видно, этого еще недостаточно. Я просила его жениться на мне или хотя бы разрешить жить с ним неразлучно. Умоляла. Мне бы хотелось иметь от него детей. Разве я требую слишком многого?
— Вы ставите меня в чрезвычайно неловкое положение, — глухо ответил Таррас.
— Знаю, вы уж простите меня. Однажды Реб согласился рассказать мне кое-что о своей жизни — это бывает очень редко — и назвал ваше имя, заметив, что нет в мире другого человека, к кому он испытывал бы такие дружеские чувства.
— Прошу вас, — сказал Таррас, невыносимо страдая. Она застыла и вдруг, совершенно неожиданно, заплакала, слезы текли, а она даже не пыталась вытереть их.
— Мсье Таррас, когда мы вместе, он бывает так нежен, что это просто невероятно. Реб вообще очень ласковый…
Теперь она всхлипывала, вся дрожала, хотя тело ее по-прежнему было неподвижно, а руки безжизненно лежали на подлокотниках кресла. Потрясенный, как никогда раньше, Таррас вдруг вскочил, чуть не задохнувшись от ярости. «К черту Климрода, — думал он, — этот гений просто чудовищный эгоист!» Он подошел к поручню, со злостью вцепился в него и уже хотел было обернуться и заговорить, но почувствовал, что справа от него кто-то стоит. Таррас повернул голову и в нескольких метрах от себя увидел незаметно появившегося Диего Хааса — он улыбался и чуть ли не дьявольский свет струился из его глаз.
— Скоро появится Реб, — сказал Диего.
Трое мужчин и молодая женщина завтракали на корме; стройные девушки-эфиопки прислуживали им, кружа вокруг стола, как в балете. Самым разговорчивым оказался Реб Климрод, по крайней мере в начале завтрака; говорил он действительно очень ласково, а с Чармен был особенно предупредителен и невероятно нежен. Как потом вспоминал Джордж Таррас, речь шла в основном о книгах и живописи; Климрод так непринужденно направлял разговор, что бывший профессор Гарварда и не заметил, как оседлал своего любимого «конька»: морское пиратство, которому совсем недавно посвятил уже вторую книгу, увы, воспринятую читателем с невиданным равнодушием. И только часа через два отключившийся на своей маниакальной страсти Таррас вдруг осознал, что Климрод просто разыгрывал его, подбросив тему берберов из Кейр-эд-Дина и пиратов из Сале.
— Я ужасно много болтаю! — воскликнул он, поняв наконец, что злоупотребляет вниманием слушателей.
— Но очень увлекательно, — заметила Чармен; уже давно следы слез исчезли с ее лица, судя по всему, она взяла себя в руки и успокоилась. Море было теплым, хотя стоял всего лишь апрель. Молодая женщина и Реб искупались, эфиопки — тоже, их сильные тела обтягивало что-то вроде сарангов, в которых они казались голыми. Впрочем, на вкус Тарраса, зрелище было довольно приятным. Диего Хаас, утверждавший, что купаться может только при температуре воздуха выше тридцати пяти градусов по Цельсию — «и минимум плюс тридцать в воде», — продолжал сидеть в большом ярко-зеленом плетеном кресле и покуривал сигару — одну из тех вонючих мерзостей, которые он называл ароматными.
Тарраса поразила одна фраза Чармен. «Когда мы вместе, он бывает так нежен, что это просто невероятно…» — сказала молодая женщина о Ребе. И действительно, факты были налицо и совершенно очевидные: Реб Климрод обращался с Чармен на удивление ласково — два или три раза Таррас заметил даже жест, не оставлявший никаких сомнений: рукой или просто кончиками пальцев он касался плеча или затылка Чармен, взгляд его серых глаз, останавливавшихся на ней, был пристален, чуть ли не трагичен. «Будь это не Реб, а кто угодно другой, — размышлял Таррас, — я бы подумал, что он до безумия, до отчаяния влюблен в эту женщину…»
Так прошел день, и, как бывает в это время года, довольно быстро наступила ночь, ас нею и прохлада. Таррас : прошел к себе в каюту и начал переодеваться к ужину, как раз в этот момент яхта — экипаж состоял из шести славных ребят, греков, как припоминал Таррас, — тронулась в путь. Таррас уже принял душ и надевал рубашку, когда в дверь постучали. Он ответил, и на пороге появилась высокая фигура Реба:
— Вы не против ночного путешествия по морю?
— Нисколько.
— Завтра утром будем в Марселе. Пауза. Серые глаза медленно осмотрели каюту и все, что в ней находилось. Остановились на Таррасе, в голове которого сразу промелькнуло: «Он, разумеется, знает. Наверняка этот дьявол может воспроизвести дословно все, что говорила мне Чармен, догадывается обо всех моих сомнениях, даже самых незначительных. И без помощи Диего, который вполне мог подслушивать наш разговор…»
— Джордж, мне действительно нужно кое-что сказать вам, в какой-то мере это объяснит, зачем понадобилось вызывать вас сюда из Лондона. Я скоро исчезну на какое-то время.
— Исчезнете?
— Есть в мире одно место, где мне необходимо бывать иногда. Этот момент наступил. — Он улыбнулся: — А теперь можете закрыть рот; бывшему профессору Гарварда, который справедливо славится живостью интеллекта и красноречием, не пристало выглядеть таким ошарашенным. Джордж, ничего страшного не происходит: я просто еду к людям, к друзьям, которых давно не видел, скучаю без них.
— В Европу?
— Нет, — просто ответил Климрод, по-прежнему улыбаясь.
«И это все, что тебе положено знать, глупый Таррас. Ответа не будет».
— Вы надолго?
— На несколько месяцев, может быть, больше. Еще не знаю.
— А связь будет?
— И да, и нет. На случай крайней необходимости кое-что предусмотрено. Дэвиду будут даны инструкции. Но ведь вам известно: те несколько фирм, что я создал, прекрасно могут работать и без меня. Так они были задуманы.
Помолчав секунду, Таррас сердито покачал головой:
— Пусть мне придется выпрыгнуть в море и возвращаться вплавь, но я скажу то, что хочу сказать, Реб. Вы сообщили Чармен о вашем предстоящем отсутствии? Вы ее к этому подготовили?
— Я полагаю, что это не ваша забота, Джордж.
— Она, возможно, едет с вами?
Но Таррас заранее знал, что ответ будет отрицательным.
— Нет, — сказал Реб.
Ясный взгляд Климрода стал вдруг абсолютно свирепым, ужасающим. Таррас содрогнулся. Но тем не менее продолжал:
— Поговорите с ней, Реб. Прошу вас. Я вас прошу… Или возьмите ее с собой…
Молчание. Серые глаза вновь подернулись задумчивой пеленой и стали совсем непроницаемыми. Дверь открылась в коридор и закрылась. Таррас сел на кровать. Он был сбит с толку, и на душе у него кошки скребли.
Его разбудили не выстрелы, которых он не слышал, а топот ног по коридору. Таррас машинально взглянул на часы: час сорок три. Он накинул халат и вышел. В этот момент появилась одна из эфиопок, на ее длинной белой тунике видно было пятно крови.
— Мсье должен пойти туда,, — сказала она по-французски.
Он последовал за ней, затем, когда девушка задержалась у порога первого отдельного салона в конце коридора, опередил ее. Он вошел в большую и красивую каюту, расположенную под кормой. Сначала Таррас увидел Чармен Пейдж. Она стояла, уставившись вытаращенными глазами в пустоту, волосы у нее были распущены, в правой руке она все еще держала небольшой никелированный револьвер, дуло которого было направлено вниз, в сторону черного ковра. На ней был легкий, почти прозрачный пеньюар, и Чармен казалась в нем обнаженной.
Реб Климрод находился в трех-четырех метрах от нее, он будто сел на пол, поджав под себя левую ногу и прислонившись плечами и затылком к белому кожаному дивану. Грудь его была обнажена и залита кровью, но два отверстия от пуль были четко видны. Вторая эфиопка, наклонившись, пыталась приподнять его, чтобы уложить на диван. Климрод очень спокойно сказал Таррасу:
— Джордж, помогите мне, пожалуйста.
Таррас сделал три шага, он прекрасно помнит, что в ; этот момент испытал чувство, которое логически вытекало из зародившихся в нем досады и гнева по отношению к Климроду: «Ты получил по заслугам, Климрод…»
Но размышления его прервал разъяренный безумец, он ворвался в каюту, одним взглядом оценил ситуацию и с яростным звериным рыком бросился на Чармен…
— ДИЕГО!
Голос Реба прозвучал, как удар хлыста.
— Диего, оставь ее! Не тронь ее, Диего! Отойди! Короткая пауза. Затем Реб снова заговорил:
— Прошу вас, Джордж, заберите у нее оружие. Очень осторожно. А ты, Диего, помоги мне…
Климрод зашелся в первом приступе кашля, в уголках губ появилась розоватая пена. Но он тут же приоткрыл глаза:
— Чармен! Отдай Джорджу револьвер, пожалуйста… Отдай, любовь моя…
Таррас подошел вплотную к молодой женщине. Она как будто не замечала его, только тихо и прерывисто дышала; Таррас взял ее за запястье, высвободил револьвер и сунул его в карман халата. Когда он обернулся, Диего, горько рыдая, укладывал длинное тело Реба на белый диван. С обезумевшим лицом, он очень быстро, но тихо говорил что-то по-испански, а Реб односложно отвечал ему на том же языке. Таррас вернулся к раненому: обе пули попали в грудную клетку, одна — довольно высоко, на уровне сердца, но несколько левее, так что не могла задеть его, другая прошла ниже и, как потом выяснилось, едва не затронула поджелудочную железу.
— Джордж!
— Не разговаривайте, Реб.
— Джордж, прошу вас, позаботьтесь о ней. Я доверяю ее вам. И сделайте… — новый приступ кашля, он побелел, — сделайте все, что скажет вам Диего.
Через несколько минут ритм работы моторов вдруг изменился, и стало ясно, что судно на всей скорости приближается к побережью Франции. Эфиопки взяли заботу о Чармен в свои руки, уложили ее и, видимо, дали какие-то лекарства; Таррас, пришедший узнать, как идут дела. увидел, что она спокойно спит.
Выходя из каюты, он столкнулся с Диего Хаасом.
— Картина такова, — сказал Диего. — Это я выстрелил в Реба, разумеется, случайно. Вы же ничего не видели. Когда это произошло, вы спали, она тоже. Ни вас, ни ее там не было. Мы с Ребом подвыпили и развлекались, стреляя через иллюминатор, как казалось нам, по летающим рыбам. В какой-то момент я поскользнулся, и две злополучные пули попали в грудь Реба. Это все, что вам известно.
— А эфиопки?
— Они тоже спали и ничего другого не скажут. Тем более матросы, все улажено. Господин Таррас, таково желание Реба, и мы его выполним, все без исключения. А теперь, прошу вас, отдайте мне оружие.
Реба положили в больницу для моряков в Тулоне. Врачи сказали, что его жизнь вне опасности, что он достаточно крепок, чтобы выжить, к тому же пули были мелкого калибра, а револьвер маломощный. Так что выстрелы слишком большого вреда не причинили.
Полицейское расследование ограничилось той же банальной версией, французские следователи в целом были удовлетворены, да и выбор-то у них был небольшой: версия Климрода и версия Диего Хааса. Что касается Джорджа Тарраса, то он придерживался указанной схемы.
Таррас пришел навестить Климрода, которого но прошествии двух первых дней перевели в частную клинику Мурийона.
— Я очень огорчен, Джордж, что вы оказались замешаны в историю, которая не должна была вас касаться и тем более причинять вам неприятности, — сказал Реб.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 110; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!