Конспект речи Гитлера перед высшими офицерами 30 марта 1941 г. 10 страница
— Вы же танкист и минер. Что ж, пойдемте проверим.
Соловов начал действовать миноискателем, Сталин с любопытством топтался рядом. Да еще норовил обогнать Соловова, а тот не мог его отправить подальше в безопасное место. Благо, все кончилось удачно. Потом над ближней дачей появился вражеский самолет. Зенитчики открыли огонь. Осколки снарядов градом сыпались на землю и шипели, как змеи. Власик трижды предлагал Сталину пойти в укрытие, но тот отмахивался, продолжая наблюдать за настырным стервятником и пальбой зенитчиков, лупивших впустую. Наконец протянул:
— Власик, не беспокойтесь. Наша бомба мимо нас не пролетит.
…Все же какой-то ас ухитрился послать бомбу точно. Она упала с внешней стороны забора и, не взорвавшись, ушла в землю. Когда саперы выкопали ее, то в стабилизаторе обнаружили свернутую бумажку с изображением сжатого кулака и надписью «Рот Фронт». А если бы тонна этой взрывчатки ухнула?! Вот как все роковым образом совпало…
Рыбин А. С. 20
— Однажды Берия предупредил Сталина, что дача заминирована. «Ну что ж, пойдем искать мину», — сказал Сталин. Взял с собой солдата с миноискателем, и вдвоем направились вокруг дачи. Ничего не обнаружили.
В. Молотов.
Цит. по: Чуев Ф. С. 365
Во время битвы за Москву заместитель командующего тылом, впоследствии заместитель наркома обороны генерал-полковник Василий Иванович Виноградов, почти ежедневно встречавшийся тогда со Сталиным, утверждал, что именно Верховный главнокомандующий был самым спокойным и замечательно уравновешенным человеком
|
|
|
Жухрай В. С. 78
Надо, забегая вперед, сказать, что он сохранил эту сдержанность и потом, среди побед и ликований, когда люди вокруг него были возбуждены этими победами. Он был просто несколько веселее, чаще шутил, улыбался, но к этому и сводились, пожалуй, все перемены в его поведении, скажем, в сорок четвертом году по сравнению с сорок первым.
И. Исаков.
Цит. по: Симонов К. С. 347
Сталин регулярно появлялся на улицах, осматривал их после налетов немецкой авиации. Но, прежде всего люди должны были видеть его и твердо знать, что вождь вместе с ними находится в столице и руководит ее защитой. Для еще большей убедительности он проверял посты на улице Горького, Земляном валу. Смоленской площади. На дежурных бойцов это производило огромное впечатление.
Рыбин А. С. 20
Разные люди, в том числе даже очень заинтересованные в отъезде, свидетельствуют о твердой решимости Сталина остаться и отстоять Москву. Типичным был поступок известного солиста Большого театра С. Я. Лемешева. Он наотрез отказался эвакуироваться и, выйдя из машины у Казанского вокзала, убежденно заявил:
|
|
|
— А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл…
Соловьев Б., Суходеев В. С. 73
Как-то в четыре утра Сталин вышел на Калужской. Под ногами хрустело битое стекло. Вокруг полыхали деревянные дома. Машины скорой помощи подбирали убитых и раненых. Нас мигом окружили потрясенные люди. Некоторые женщины были с перепуганными, плачущими детьми. Внимательно глядя на них, Сталин сказал Власику:
— А детей надо эвакуировать в глубь страны.
Все наперебой стали спрашивать, когда же Красная Армия остановит врага и погонит с нашей земли? Успокаивая людей, Сталин улыбнулся:
— Будет, будет и на нашей улице праздник!
Затем, тоже после бомбежки, мы шли по улице Горького. У Елисеевского магазина над головами столпившихся людей появилась женщина, взобравшаяся на подставку фонаря, и стала громко укорять:
— Разве можно, товарищ Сталин, так ходить по улицам в такое тяжкое время? Ведь враг может в любой момент сбросить бомбу!
Сталин только развел руками. Тут он действительно рисковал наравне со всеми. И одинаково с нами переживал результаты воздушных боев над Кубинкой, когда с двух сторон порой участвовало до четырехсот самолетов. После успешно отбитых атак Сталин тут же требовал для награждения списки отличившихся летчиков. Особенно задушевно он принял Виктора Талалихина, совершившего свой знаменитый таран.
|
|
|
Рыбин А. С. 20
Однако попытки эвакуировать Верховного в Куйбышев были, но поговорить с ним об этом никто не решался. Тогда попробовали узнать косвенно.
— Товарищ Сталин, когда отправить из Москвы полк охраны?
— Если будет нужно, я этот полк сам поведу в атаку, — ответил Сталин.
В. Молотов.
Цит. по: Чуев Ф. С. 68
Поздно вечером снова повалил густой снег. Можайское шоссе за городом оказалось запруженным отступающими красноармейцами и спасавшимися от фашистов беженцами. Среди людей понуро брели коровы и свиньи. Перед машиной появилась женщина, которая едва тянула санки с домашним скарбом и двумя плачущими детишками. Не торопя шофера двигаться с места, Сталин удрученно смотрел на это жутковато-безмолвное шествие... Трудно сказать, о чем думал. Но в полночь, когда на даче собралось Политбюро, после требования везде наводить железный порядок, он внезапно пригласил в кабинет сестру-хозяйку Истомину и спросил:
|
|
|
— Валентина Васильевна, вы собираетесь из Москвы эвакуироваться.
— Товарищ Сталин, Москва — наш родной дом, ее надо защищать! — смело заявила она.
— Слышите, как думают москвичи? — особым тоном сказал Сталин членам Политбюро.
Рыбин А. С. 22
Осенью 1941 года в Куйбышеве было подготовлено жилье и для отца. Ждали, что он сюда приедет. Отремонтировали несколько дач на берегу Волги, выстроили под землей колоссальные бомбоубежища. В городе для него отвели бывшее здание обкома, устроили там такие же пустынные комнаты со столами и диванами, какие были у него в Москве. Все это ожидало его напрасно целую зиму.
Аллилуева С. С. 153
Осенью 1941 года, когда встал вопрос о возможной эвакуации руководства государства и партии в Куйбышев, в дачном поселке Приволжского военного округа (ПриВО, как его все называли), расположенном в лесу, на высоком берегу Волги, начались работы по обустройству помещений. Предполагалось, что в одном из них будет жить Сталин. В теле самого берега соорудили бомбоубежище. О нем написано немало небылиц, и даже Светлана говорит о его «колоссальности». Думаю, что она написала это с чужих слов, сама она вряд ли была в нем, так как бомбоубежище было построено только летом 1942 года, уже после ее отъезда в Москву,
Не знаю, как выглядит это сооружение сегодня, но тогда, в 1942 году, оно удивило меня своими скромными размерами.
Я был в нем дважды. Один раз, когда его показывали бабушке и матери, а во второй раз, когда его приехал осматривать К. Е. Ворошилов — летом 1942 года. Бомбоубежище было расположено глубоко под землей и могло выдержать любую бомбардировку, вплоть до атомной. Попасть в него можно было прямо из дачи, на которой летом 1942 года мы жили. Уже при нас в дачу был вмонтирован специальный лифт. Это был верхний вход в бомбоубежище. Был еще нижний вход (или выход), расположенный практически на самом берегу Волги.
Аллилуев В. С. 153–154
Не помню точно числа, это было, может, 19 ноября, во всяком случае в самый напряженный момент борьбы за Москву, мне на командный пункт позвонил Сталин и тревожным голосом спросил:
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я Вам говорю это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
— Москву, безусловно, удержим, но нам нужно еще не менее двух армий и хотя бы 200 танков, — доложил я Верховному.
— Это неплохо, что у Вас такая уверенность. Позвоните в Генеральный штаб Василевскому и договоритесь, куда сосредоточивать две резервные армии, которые Вы просите. Они у нас будут в конце ноября. Но танков дать пока не можем. У нас их пока нет.
Г. Жуков.
Цит. по: Куманев Г. С. 170
В. М. Молотов рассказывал:
— Мы с Жуковым практически в одно и то же время выполнили одну и ту же задачу, отодвигая войну: я подписал Пакт о ненападении с Германией а Жуков на Дальнем Востоке дал отпор японским самураям.
Как появился Жуков на Халхин-Голе? Сталин сказал наркому Обороны С. К. Тимошенко:
— Мне нужен такой командир, чтоб он не просто разгромил японцев, а свирепо порвал их на куски чтоб у них вообще отпала охота идти на Север. Пусть устремятся в Океанию!
Таким командиром стал комкор Жуков.
Чуев Ф. С. 324
Присутствие Жукова в кабинете Сталина всегда чувствовалось, и, несмотря на то, что личность Сталина подавляла, Жуков держался независимо, свободно, естественно и без подобострастия.
Яковлев А. С. 267
Вот говорят, Сталин не послушал Жукова, приказал не сдавать Киев, — замечает Молотов, — и говорят: Жуков прав. Но Сталин не послушал Жукова, предлагавшего фактически сдать Москву, но об этом не говорят. То, что пишут о Сталине, — самая большая ложь за последнее время.
В. Молотов.
Цит. по: Чуев Ф. С. 66
Мне запомнился один маленький эпизод. Дело происходило в августе или сентябре 1941 года на ближней даче Сталина, в Кунцеве. После работы, в конце дня, Сталин пригласил нас пообедать. Стол был сервирован на открытой веранде. Вечерело. Сталин подошел к выключателю, повернул его, вспыхнул яркий электрический свет.
Это было очень необычно, потому что вся Москва в это время погружалась в мрак затемнения. Сталин мог себе это позволить, потому что его всегда первого информировали об обстановке в воздухе.
Сталин с нетерпением ждал Жукова, который почему-то задерживался.
Уже после того, как все уселись за стол, явился Жуков, поздоровался со Сталиным и с самым непринужденным видом, без особого приглашения занял место за столом. Видимо, он проголодался, налил себе полную тарелку супа и, не обращая ни на кого внимания, принялся за обед. Потом взял второе и компот.
Сталин не мешал ему есть и только после того, как Жуков закончил с обедом, обратился к нему с вопросами и подключил к общему разговору.
Яковлев А. С. 267–268
Конечно, Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил на своем «Кальмаре». До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:
— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.
Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!
Рыбин А. С. 25
Вспоминаю, как сам Жуков говорил о Сталине:
— К моему сожалению, мои личные отношения со Сталиным не сложились. Но он уважал мою военную голову, а я ценил его государственный разум.
И, подумав, добавил:
— Сталин меня снимал, понижал, но не унижал. Попробуй меня кто-нибудь при нем обидь — Сталин за меня голову оторвет! — И показал рукой, как бы это сделал Сталин.
Чуев Ф. С. 323–324
Г. К. Жукову, сыгравшему выдающуюся роль в спасении Ленинграда и за успешную предыдущую полководческую деятельность, первому за годы Отечественной войны из советских военачальников, в январе 1943 года было присвоено воинское звание Маршал Советского Союза. В представлении на звание Сталин написал всего три слова: «Жуков спас Москву». И, передавая документ начальнику управления наркомата обороны генералу Румянцеву, сказал: «Я думаю, что этого будет достаточно».
Патриот. 1995. № 46
Комендант ближней дачи Орлов служил у Сталина с тридцать седьмого по пятьдесят третий год. Значит, имел право отметить самое важное в характере вождя: «Он не любил соглашательских суждений вроде: «Как скажете, так и сделаем». В подобных случаях обычно говорил: «Такие советчики мне не нужны». Узнав это, я порой спорил с ним, отстаивая свою точку зрения. Сталин озадаченно ворчал: «Хорошо, я над этим подумаю». Терпеть не мог, когда к нему входили изгибаясь или выходили вперед пятками. Заходить к нему нужно было твердым шагом. Если надо — в любое время. Кабинет никогда не закрывался. Теперь прибавим следующее суждение: «Сталин уважал Жукова за прямоту и патриотизм. Он у Сталина был самым почетным гостем».
Вместе с полководческим даром этого, видимо, было уже достаточно, чтобы Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:
— Товарищ Жуков, как Москва?
— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.
— Тогда я пойду часа два отдохну.
— Можно...
Да, Сталин сумел тогда удержаться от возмущения, но обиду все-таки не забыл. Вот почему за самую трудную операцию всей войны полководец был награжден только медалью.
Рыбин А. С. 25
Мне рассказывали бывшие командующие, что когда в 1941 году они приезжали с фронта в Москву, то звонили в Кремль, в основном затем, чтобы узнать, уехал Сталин или нет. Узнавали, что он в Москве, и сразу появлялась уверенность в победе.
Чуев Ф. С. 68
И еще вопрос, на который хотелось бы ответить, который задают иногда мне, — как чувствовал себя Сталин в тот тревожный момент, где он находился в процессе битвы за Москву?
Надо сказать, что Сталин был серьезно встревожен создавшейся обстановкой в октябре месяце, особенно в период 7—25 октября. А когда нам удалось организовать оборону на линии Волоколамск—Можайск—Тула и удалось остановить наступающие части противника, Сталин был уверен в том, что врагу не удастся взять Москву, и он не покидал Москвы в течение всего сражения и всей войны. Эта уверенность Государственного Комитета Обороны, который возглавлял Сталин, была продемонстрирована, как вам известно, парадами войск 7 ноября в Москве, Куйбышеве и в других районах.
Г. Жуков.
Цит. по: Куманев Г. С. 167–168
«Милый мой папочка, дорогая моя радость, здравствуй!
Как ты живешь, мой дорогой секретаришка? Я тут устроилась хорошо, хожу в школу. Ребята все московские, знакомых очень много, так что не скучно.
Дорогой мой папуля, я скучаю всегда по тебе, когда уезжаю куда-нибудь, но сейчас что-то особенно к тебе хочется. Если бы ты разрешил, то я прилетела бы на самолете, дня на 2—3 (тут «Дугласы» ходят в Москву каждый день). Ехать на поезде — очень надоедливо. А на самолете, если позволишь — я сейчас же прилечу.
Недавно дочка Маленкова и сын Булганина улетели в Москву — так если им можно летать, то почему мне нельзя? Они одного возраста со мной и вообще ничем не лучше меня».
С. Аллилуева — Сталину. 19 сентября [1941 г.], г. Куйбышев
В конце октября 1941 года я поехала в Москву — повидать отца. Он не писал мне, говорить с ним по телефону было трудно — он нервничал, сердился и отвечал лишь, что ему некогда со мной разговаривать.
В Москву я приехала 28 октября — в тот самый день, когда бомбы попали в Большой театр, в университет на Моховой и в здание ЦК на Старой площади. Отец был в убежище, в Кремле, и я спустилась туда. Такие же комнаты, отделанные деревянными панелями, тот же большой стол с приборами, как и у него в Кунцево, точно такая же мебель. Коменданты гордились тем, как они здорово копировали Ближнюю дачу, считая, что угождают этим отцу. Пришли те же лица, что и всегда только все теперь в военной форме. Все были возбуждены — только что сообщили, что разведчик, пролетев над Москвой, всюду набросал небольших бомб...
Отец не замечал меня, я мешала ему. Кругом лежали и висели карты, ему докладывали обстановку на фронтах.
Наконец, он заметил меня, надо было что-то сказать... «Ну, как ты там, подружилась с кем-нибудь из куйбышевцев?» — спросил он, не очень думая о своем вопросе. «Нет, — ответила я, — там организовали специальную школу из эвакуированных детей, их много очень», — сказала я, не предполагая, какова будет на это реакция. Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало: «Как? Специальную школу?» — я видела, что он приходит постепенно в ярость. «Ах вы! — он искал слова поприличнее, — ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Власик — подлец, это его все рук дело!». Он был уже в гневе, и только неотложные дела и присутствие других отвлекли его от этой темы.
Он был прав, — приехала каста, приехала столичная верхушка в город, наполовину выселенный, чтобы разместить все эти семьи, привыкшие к комфортабельной жизни и «теснившиеся» здесь в скромных провинциальных квартирках...
Но поздно было говорить о касте, она уже успела возникнуть и теперь, конечно, жила по своим кастовым законам.
Аллилуева С. С. 150–151
В конце октября гитлеровцы, преодолевая упорное сопротивление, достигли подступов к Москве. Всего лишь несколько десятков километров отделяло их от нее. И вдруг наступило относительное затишье. Был достигнут тот предел, когда клинья танковых колонн, охвативших Москву с севера и юга, вдруг застыли. Немцы на время выдохлись. Это спокойствие и вынудило Сталина обратиться к Жукову с вопросом, может ли он гарантировать продление передышки на несколько дней и, получив заверения, принял решение назначить на 6 и 7 ноября традиционное празднование 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
Докучаев М. Москва. Кремль. Охрана. М. 1995. С. 292–293.
(Далее цит.: Докучаев М. )
4 ноября 1941 года в Елоховском соборе состоялась литургия в день праздника иконы Казанской Богоматери, по-другому именованной иконы Богоматери всех Скорбящих Радости, на литургии протодиакон храма Святителя Николая, что на Новокузнецкой улице, отец Иаков Абакумов, родной брат начальника СМЕРШа и заместителя наркома обороны СССР Абакумова, впервые произнес многолетие Сталину. Обладатель низкого, звучного баритона, он произнес: «Богохранимой стране Российской, властям и воинству ея... и первоверховному вождю...», а молящиеся тысячами голосов грянули: «Многие лета!» А протодиакон Иоанно-Предтеченского храма с Красной Пресни провозгласил «вечную память» воинам, убиенным на поле брани.
Эта литургия предуведомила выступление Сталина 7 ноября 1941 года, которое начинается словами: «Братья и сестры! Да осенит вас победоносное знамя Александра Невского...» С этого момента начался путь сближения Церкви и советской власти. Обращение Сталина к воинам и мирянам было поддержано посланием митрополита Сергия (Старогородского). А в декабре 1941-го был открыт храм в Ельне, неподалеку от передовой, в котором перед советскими воинами совершилось молебствие с пожеланием им победы и с провозглашением многолетия вождю всех народов — товарищу Сталину.
Красиков С. С. 255–256
Парад 7 ноября 1941
За несколько дней до ноябрьских праздников в 1941 году т. Сталин вызвал меня и сказал, что надо подготовить помещение станции метро «Маяковская» для проведения Торжественного заседания.
Времени было очень мало, я сейчас же позвонил заместителю председателя Моссовета Яснову и договорился поехать вместе с ним на площадь Маяковского. Приехав и осмотрев станцию метро, мы составили план. Надо было построить сцену, достать кресла, устроить комнату отдыха для президиума и организовать концерт. Все это мы быстро организовали, и в назначенное время зал был готов. Спускаясь по эскалатору на Торжественное заседание, т. Сталин посмотрел на меня (я был одет в бекешу и папаху) и сказал: «Вот у тебя на папахе звезда, а у меня ее нет. Все-таки, знаешь, неудобно — главнокомандующий, а одет не по форме, и на фуражке даже нет звезды, ты уж достань мне, пожалуйста, звезду».
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!