НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОЦЕССЕ КОНРАДИ 9 страница
«Наш собеседник видел в ту же ночь огромную гекатомбу из 300 трупов, сваленных в ужасную кучу у Соборной площади. Все стены вокруг были забрызганы кровью, так как казнь, очевидно, была произведена тут же. Тут были и женщины, и мужчины; и старцы, и дети; и штатские, и офицеры; и грузины, и русские; и рабочие, и богачи».
Здесь действует знаменитый Петерс, усмиритель Северного Кавказа Атарбеков и не менее известный матрос Панкратов. Это один из усмирителей Астрахани, перебравшийся в Баку, где им была уничтожена на о. Нарген «не одна сотня бакинских рабочих и интеллигентов…»
***
А внутри России, там, где кончилась уже давно прямая гражданская война, где не было даже ее непосредственных откликов? Здесь в 1921 г. то же самое. Здесь по прежнему расстреливаются сотни. Расстреливаются не только за заговоры, действительные и фиктивные, не только за частичные восстания и протест против насильнического режима — расстрелы являются по преимуществу актом запоздалой мести или наказаниями за проступки уголовные. Напр., хотя бы псковский процесс фармацевтов в Ревтрибунале по обвинению в продаже спирта, закончившийся зверской по форме казнью 8 человек,[152] или октябрьский процесс московской госохраны, приведший к расстрелу 10 или 12 человек; смертные приговоры большим группам выносятся в Москве по делам о злоупотреблениях в комиссариатах финансов и здравоохранения. Вишняк в своей книге «Черный год» приводит показательные данные о расстрелах в одних трибуналах за июнь: в Москве — 748, Петрограде — 216, Харькове — 418, Екатеринодаре — 315 и т. д.[153]
|
|
|
«Последние Новости»[154] приводили цифры о деятельности В.Ч.К. за первые три месяца начавшегося нового года. Газета писала, что заимствовала их из официального отчета: расстреляно 4300 человек; подавлено 114 восстаний — речь идет о 12 центральных губерниях. Массовые расстрелы отмечаются в Ярославле, Саратове, Самаре, Казани и Курске. В одной Москве за январь расстрелов числится 347. По сведениям «Голоса России», заимствованным из статистического отдела комиссариата путей сообщения, по постановлению одних железнодорожных трибуналов в 1921 г., расстреляно пассажиров и служащих 1759 человек (!!).
Были расстрелы, до нельзя возмущавшие моральные чувства, напр., расстрел по процессу 27 гимназистов в Орле — расстреляны были в сущности дети (5 человек).[155] В Одессе после ликвидации всероссийского комитета помощи голодающим было расстреляно 12 человек, причастных по словам одесских «Известий» к этой организации.[156]
Из концентрационного лагеря в Екатеринбурге бежало 6 человек. Приезжает заведующий отделом принудительных работ Ура-нов, выстраивает офицеров, содержащихся в лагере, и «выбирает» 25 человек для расстрела — в назидание остальным.[157]
|
|
|
Осенью в Петрограде расстреляно 61 человек по делу Таганцевского «заговора».[158] В период грозного для большевиков восстания матросов в Кронштадте были расстреляны тысячи: по сообщению «Frankfurter Zeitung» в одних войсках Петроградского гарнизона с 28-го февраля по 6 марта погибло 25000 человек. По словам матросов, бежавших из Кронштадта в Финляндию, расстрелы производятся на льду перед крепостью. Расстрелянных в Ораниенбауме насчитывается 1400.[159] Имеются сведения о расстреле 6 священников за участие в этом восстании.
«Эсэровско-меньшевистский заговор» в Саратове в марте или вернее «бунт» в связи с продразверсткой хлебного налога вызывает массовые аресты и массовые расстрелы. В оффициальном сообщении опубликовывается 27 расстрелов, в действительности… Мы не знаем этой цифры. Но знаем, что в ожидании крестьянского восстания по тюрьмам идут расстрелы «заложников» — учителей, инженеров, офицеров, чиновников царского времени и т. д.[160] В связи с этим «заговором» или другим расстреливается в Саратове 58 левых ср. за «бандитизм», т. е. по настоящей терминологии за участие в повстанческом движении.[161]
|
|
|
«Восстание» железнодорожников в Екатеринославе влечет за собой 51 человеческую жертву. А, может быть, и больше. 3. Ю. Арбатов в своих воспоминаниях «Екатеринослав 1917–1922 гг.»[162] свидетельствует, что число арестованных рабочих простиралось до 200. Из них пятьдесят один были приговорены к немедленному расстрелу. «Ночью второго июня осужденные на двух грузовиках были доставлены к крутому берегу Днепра и за их спинами был поставлен пулемет Как подкошенные, падали расстрелянные в воду… Трупы относило течением… Некоторые трупы оставались на берегу». Остальных рабочих потребовала для расправы Всеукраинская Чека в Харькове… Так был подавлен, по отзывам большевиков, «маленький Кронштадт».
«Заговор» в Бийске вызывает более 300 арестов и 18 расстрелов; «заговор» в Семиреченской области 48 расстрелов среди «офицеров» и «кулаков». «Заговор» в Елисаветграде (декабрь) из 85 арестованных 55 расстрелянных и т. д. и т. д.
***
Возвращаются казаки, бежавшие с родины. Их ждет не амнистия, а кары. Казак Чувилло, вновь бежавший из Ейска, передает в русских заграничных газетах, что из партии в 3500 человек расстреляно 894.[163] И вновь я заранее готов согласиться, что в этом возможно случайном сообщении есть большая доза преувеличений. Тем не менее самый факт многочисленных расстрелов легально и нелегально возвращавшихся на родину офицеров и солдат не подлежит никакому сомнению — зарегистрированы такие случаи и в этом году. Корреспондент Русского Национального Комитета[164] в очерке, озаглавленном «Возвращение на родину» собрал множество подобных фактов. Он утверждает, что «по сведениям из разных источников, в том числе одесских советских газет, было расстреляно до 30 проц. прибывших из Константинополя в Новороссийск в апреле 1921 г. на пароходе „Решид-Паша“». На пароходе было 2500 возвращавшихся на родину. Первым своим рейсом пароход привез 1500 человек. «Как общее правило — утверждает автор — все офицеры и военные чиновники расстреливались немедленно в Новороссийске». Всего из этой партии было расстреляно около 500. Остальные отправлены были в концентрационные лагеря, и многие на Север, т. е. почти на верную смерть. Избавление от немедленной расправы отнюдь не является гарантией последующей безопасности. Подтверждение мы найдем в письмах, относящихся даже к ноябрю и декабрю 1923 г. и напечатанных в «Казачьих Думах» (№ 16). Каждый приезжающий в Новороссийск может услышать условную фразу: «принять на службу в Могилевскую губернию». Нечего говорить уже о высылках так называемых репатриантов. Только наивностью иностранца, слишком еще верующего в право, можно объяснить категоричность д-ра Нансена, заявившего в своем докладе 21 апреля 1923 г.[165] о репатриациях казаков, находящихся на Балканах, что «советское правительство лояльно выполняет взятые им на себя обязательства». Среди этих обязательств, как известно, было, между прочим, два пункта: советское правительство обязуется распространить амнистию 3 и 10 ноября 1921 г. на всех русских беженцев, которые будут репатриироваться при посредничестве Верховного Комиссариата, и советское правительство обязуется предоставить возможность Джону Горвину и другим официальным представителям д-ра Нансена свободно (?!) общаться в пределах России с возвратившимися беженцами в целях проверки, что ко всем этим беженцам вышеозначенная амнистия применяется без каких бы то ни было ограничений. «Правда, — замечает д-р Нансен в своем докладе, судя по отчету — был случай (?) ареста двух возвратившихся беженцев за какие-то маловажные преступления, но мои делегаты ведут с советским правительством переговоры о судьбе арестованных». Надо иметь большую веру в писанный «документ» и никакого представления о сущности российской действительности, чтобы гласно это утверждать. Каким путем могут контролировать действия советской власти частные лица, являющиеся представителями верховного комиссара по делам русских беженцев при Лиге Наций? Пожалуй, им придется в этих целях создать особое государство в государстве или во всяком случае завести свою тайную полицию. Не надо упускать из вида и той тактики, которая вошла в большевистский обиход: месть приходит с значительным опозданием во времени. Люди пропадают «без вести», идут в ссылку, попадают в долгое тюремное заключение много времени спустя после получения официальных гарантий. Нужны ли доказательства? Они найдутся едва ли не на каждой странице этой книги. Характернейший процесс рассматривался совсем еще недавно в московском военном трибунале.[166] Судили офицера Чугунова, дезертировавшего в 1919 г. из красной армии и добровольно возвратившегося в 1923 г. и принесшего «чистосердечное раскаяние». Вернулся подсудимый из Польши в Россию с разрешения русско-украинской делегации по делам репатриации. Согласно ходатайству в ВЦИК он был восстановлен в правах гражданства. 18-го мая был арестован и привлечен к ответственности. Принимая во внимание «чистосердечное раскаяние», «добровольное возвращение», «классовое происхождение» (сын крестьянина), суд приговорил Чугунова к 10 годам тюремного заключения «со строгой изоляцией».
|
|
|
Гг.
Были утверждения, и особенно со стороны иностранцев, побывавших за последнее время в России и лишь поверхностно познакомившихся с жизнью страны (напр., Эррио), что будто бы террор в России отошел в прошлое. Такие утверждения очень мало соответствуют истине. Если, живя в России, совершенно невозможно было подчас проверить те или иные сведения, получить точные цифры, то еще труднее это сделать для меня теперь. Допустим заранее, что все цифры, появляющиеся в заграничной печати, сильно преувеличены. Напр., все газеты обошло сообщение, взятое якобы из отчета комиссариата внутренних дел, которое гласило, что за май 1922 г. было расстреляно 2372 чел. При таком сообщении можно придти в безумное отчаяние — ведь политической жизни в России почти нет — это поле, усеянное лишь мертвыми костями: нет ни протеста, ни возмущения. Все устало, все принижено и подавлено. И мне хотелось бы верить, что в приведенной цифре какая-нибудь ошибка. Пусть преувеличены будут и другие отдельные сведения, проникающие в свободную заграничную печать: напр., за январь и февраль, по сведениям будто бы Политического Государственного Управления, т. е. Веер. Чрез. Комиссии, расстреляно 262, в Москве в апреле 348, в ночь с 7 на 8 мая в Москве 164 (из них 17 духовных лиц), в Харькове за май 187, а в ряде городов Харьковской губ. — 209. Петроградским Ревтрибуналом за убийства и грабежи свыше 200.
Пусть все это будет преувеличено. И тем не менее величайшим ипокритством со стороны все того же Сталина было августовское заявление в собрании московской организации коммунистической партии с угрозой возобновить террор. По словам корреспондента «Голоса России», Сталин, оправдывая тогдашние массовые аресты интеллигенции, заявлял:
«Наши враги дождутся, что мы вновь будем вынуждены прибегнуть к красному террору и ответим на их выступления теми мерами, которые практиковались нами в 1918–1919 гг. Пусть они помнят, что мы приводим в исполнение наши обещания. А как мы приводим в исполнение наши предупреждения — это им должно быть известно по опыту прежних лет. И все сочувствующие нашим политическим противникам обязаны предупредить своих особенно зарвавшихся друзей, перешедших границы дозволенного и открыто выступающих против всех мероприятий правительства. В противном случае они заставят нас взяться за то оружие, которое мы на время оставили и к которому мы пока не хотели бы прибегать. Но мы немедленно им воспользуемся, если наши предупреждения останутся безрезультатны. И на удар из-за угла мы ответим открытым жестоким ударом по всем нашим противникам, как активным, так и им сочувствующим».
Не было надобности грозить, ибо все еще помнили недавние расстрелы церковнослужителей в связи с делами о протестах против изъятия церковных ценностей. Трудно представить себе более возмутительные приговоры, чем эти, ибо в сущности протесты были действительно незначительны. 5-го июля петроградский ревтрибунал вынес 11 смертных приговоров по делу 86 членов петроградских церковных общин: среди расстрелянных был митрополит петроградский Вениамин и еще четверо; по майскому процессу 54 церковников в Москве было 12 смертных приговоров. А сколько расстрелов по этим делам в провинции? В Чернигове, Полтаве, Смоленске, Архангельске, Старой Руссе, Новочеркасске, Витебске, где расстреливаются по 1–4 представителя духовенства — все за простую агитацию против изъятия священных предметов.
Наряду с расстрелами по церковной «контр-революции», конечно, продолжаются расстрелы и по политическим делам, по делам несуществующей уже активной контр-революции. Очень характерное письмо читаем мы в «Последних Новостях»[167] о «ликвидации» недавних «восстаний» на Украине. «Ликвидация восстаний» — пишет корреспондент — превращена на деле в истребление еще уцелевшей интеллигенции.
О размерах террора дает понятие следующий отрывок из письма лица, бежавшего во второй половине января из г. Проскурова:
«Невероятный террор последних месяцев заставил многих скрыться заблаговременно. Аресты оставшихся из интеллигенции продолжаются.
Расстреляны Корицкий, Чуйков, братья Волощуки (причем старший из них — агроном — перед расстрелом повесился, жена же Волощука сидит арестованная в Чека), Доброшинский, Кульчицкий, Андрусевич, юноша Клеменс, Шидловский, Ляховецкий, Радунский, Грицун и масса других, всего около 200 человек, обвиняемых по одному и тому же делу о „заговоре“. В тот же день в момент расстрела бежали, выломав дверь в Чека, девять человек из арестованных.
Я бежал, когда меня пришли арестовать, в начале четвертых по счету массовых арестов… Благодарите Бога, что вы во время исчезли с проскуровского гарнизона, и не были свидетелями раздирающих душу картин — жен, матерей и детей перед Чека в день расстрела.
Те, чьи имена перечислены выше, не занимались никакой политикой, в большинстве были противниками украинства и являются совершенно невинными жертвами сфабрикованных чрезвычайкой обвинений. Проскуровские „заговоры“ делаются по общим правилам чекистского искусства».
Из других мест Украины приходят такие же ужасные вести о разгуле террора.
Просмотрите хотя бы комплекты «Голоса России» и «Последних Новостей»[168] за 1922 г., хотя бы одни отметки из официальных большевистских газет, и вы натолкнетесь на ряд расстрелов так называемых «савинковцев» (напр., в Харькове 12 человек), «петлюровцев» (напр., 25 человек 24-го сентября в Одессе, 55 в Николаевске, еще в Минске, где судилось 34 человека, в Гомеле — 8), повстанцев на Северном Кавказе 10 человек, в Павлограде (Семипалатинской области) — 10 (по другим сведениям 5), в Симбирской губ. — 12 и 42 (за найденные воззвания Антонова); зеленых в Майкопе — 68 человек (в том числе женщин и подростков), расстрелянных «для устрашения обнаглевших с наступлением весны бандитов». В Мелитополе 13 членов «бердянской» к.-р. организации, в Харькове 13 курсантов. Присоединим сюда громкое дело «генштабистов» Донской Армии, по которому летом расстреляно два коммуниста; дело «нобельцев»; ряд реэмигрантских процессов; убийство с.-р. Шишкина московским революционным трибуналом больше за то, что подсудимый отказался от показаний суду, «который он не признает, как суд большевистской расправы»; убийство в Ярославле полк. Перхурова (участника организации Савинковского восстания 18 г.); в Красноярске 13 офицеров; дело Карельских повстанцев; 148 «казаков» за восстание в Киеве; Одесский «морской заговор», по которому арестовано было до 260 человек; расстрелы в Одессе в связи с забастовкой[169] — и едва ли признаем тогда преувеличением помещение «Голосом России» заметки под заглавием «вакханалия расстрелов», где перечислялась серия таких расстрелов. Корреспондент газеты писал из Риги 5-го августа:
«За последнюю неделю Госполитуправление и ревтрибуналы проявили особенную энергию, выразившуюся в ряде многочисленных арестов и вынесений ряда новых смертных приговоров. Петроградский ревтрибунал вынес десять смертных приговоров обвиняемым по делу эстонской контрольно-оптационной комиссии. Сараговский ревтрибунал приговорил к расстрелу двух членов партии эсер, обвиняемых в организации крестьянского восстания в Вольском уезде. 29-го июля в Воронеже по приговору местного ревтрибунала расстрелян эсер Шамов. В Архангельске 28-го июля приведен в исполнение смертный приговор над 18-ю офицерами, захваченными в плен на Северном Кавказе, в Закавказье и на Дону. Офицеры эти содержались в концентрационных лагерях с конца 1920 г. и начала 1921 г. Среди расстрелянных — 70-ти летний генерал Муравьев, полк. Гандурин и др.» Надо присоединить сюда и дела, по внешности, по крайней мере, не имеющие политической подкладки: в Киеве 3 инженера, 40 человек за хищения продуктов для голодающих в Саратове, 6 железнодорожников за хищения в Новочеркасске. Города Царицын, Владимир, Петроград, Москва и еще многие другие будут отмечены, как места, где выносились смертные приговоры. Может быть, не всегда люди расстреливались. Это несомненно так, но также несомненно и то, что в зарубежную печать попадала самая незначительная часть таких сообщений. Она не попадет даже в официальную большевистскую печать. В «Последних Новостях» как-то было помещено лаконическое сообщение: «усиленно производятся расстрелы взяточников». И вспоминается, как уже в дни моего отъезда из России (в начале октября 1922 г.) была объявлена специальная «неделя борьбы со взятками». Весь Брестский вокзал в день отъезда был обклеен соответствующими афишами. Как всегда борьба была поставлена широко: одних железнодорожников было арестовано много сотен, если не тысяч…
Бежавший в это время за границу через Минск 3. Ю. Арбатов, в своих чрезвычайно ярких воспоминаниях,[170] рассказывает о Минске: «На стене деревянной лавки прибитый мелкими гвоздями висел список фамилий, под которыми крупно выделялись слова: „кого карает Чека“. На ходу глазом схватил я цифру „46“… Мой спутник потянул меня за собой и, оглянувшись назад, скороговоркой проговорил: „У нас здесь это не новость… Список меняется каждый день… но, если увидят, что вы список читаете, то вас могут взять в Чека… Вот все говорят, что если среди ваших знакомых нет врагов советской власти, то вам незачем интересоваться этими списками… Расстреливают каждый день по несколько десятков человек!“
А 1923 г.
Вот сведения из отчета только Верховного Революционного Трибунала: с января по март расстреляно 40 чел., в мае только трибуналами расстреляно 100 чел.
Что может быть красноречивее факта, установленного специальной комиссией В.Ц.И.К. — зарегистрировано 826 самочинных расстрелов Гос. Пол. Упр.: самочинных, т. е. произведенных с нарушением установленных ныне внешних форм. Среди этих 826 политических 519. По ревизии ВЦИК отстранены 3 председателя местных отделов Г.П.У., 14 следователей и т. д. Не только корреспонденции европейских газет, но и официальные советские органы, приходящие за рубеж, сообщают достаточное количество фактов о продолжающихся расстрелах, как единичных, так и массовых. Эти сообщения попрежнему можно разбить на те же самые старые рубрики. Здесь прежде всего фигурирует „контрреволюция“: надо ли напоминать о взволновавшем весь мир убийстве прелата Буткевича? Здесь будут расстрелы за печатание нелегальной политической литературы, здесь будут дела, называемые в официальных отчетах „осколками“, это дела о прошлом, всплывшие ныне, иногда уже по истечении нескольких лет: савинковский „агент“ Свержевский (организатор несуществующего покушения на Ленина), 3 члена и затем 6 членов „Союза защиты Родины и Свободы“, член савинковской организации М. Ф. Жилинский (в Москве)[171], 3 офицера Олонецкого стрелкового дивизиона, подготовлявшие сдачу в 1919 г. дивизии англичанам в Архангельске, 33 члена николаевско-незнамовской контр-революционной организации, 13 представителей какой-то киевской к-рев. организации. Процесс 44 в Семипалатинске (12 смертных приговоров; колчаковские офицеры Дриздов и Тимофеев (Пермь), начальник колчаковской контр-разведки б. тов. прок. Поспелов, в свое время получивший „амнистию“ (Омск), бывш. следователь в Семипалатинске при Колчаке Правдин (Москва), комиссар Башкирской республики Ишмурзин, перешедший к Колчаку, московское дело Рещикова, Окулова и Петкевича (бывших офицеров Деникинской армии) по обвинению в шпионаже, в Москве же помощник омского коменданта Сердюков и др. Дела повстанческие: 28 екатеринославских повстанцев, 26 петлюровцев (Подольск), петлюровский же сотник Рогутский, 64 волынских (приговорено было к расстрелу 340 — остальные помилованы), 9 человек из повстанческой группы, действовавшей на Кавказе в 1920 г., аналогичная группа в 10 человек, повстанцы в Белоруссии, где всеми корреспондентами отмечается „усиление террора“, в Чите (полковник Емелин и 6 его помощников, в Ростове (5). Бесконечные дела о „бандитах“: в Одессе 15 человек, в Петербурге 15 и 17 (из коих несколько женщин, не донесших властям на своих сожителей), в Москве 9, в Екатеринославе 6, в Бердичеве 5, в Архангельске 3. В одном Харькове насчитывается в общем до 78 „бандитских“ процессов, где только в некоторых случаях смертная казнь заменялась тюремным заключением „в виду пролетарского происхождения“ или „заслуг перед революцией и пролетариатом“. В Одессе, как передает корреспондент „Русской газеты“[172] приговорено было 16 бандитов за террористические акты над коммунистами. К понятию „бандитизм“ надо действительно относится с осторожностью: „Известия“, например, сообщали: в декабре в Енисейском губсуде начался процесс белобандитов-соловьевцев». Судилось 106 человек (по позднейшему сообщению 9 приговорено к расстрелу) и т. д.; 5 человек расстреляно за подделку железнодорожных билетов, фальшивомонетчики и пр. Особо стоит группа так называемой «экономической контр-революции»: управляющий туркестанской табачной промышленностью за бесхозяйственность, лесной трест Томской губ. (4 чел.), инженеры «Унион» (3), дело Гукона (главного конского управления — бывш. ср. Топильский), сотрудники Госторга и Главмортехозупра, в Петрограде инженер Верховский (в числе других 7 лиц), торговец на Сухаревском рынке, 4 рабочих за «саботаж», «обнаглевшие красные купцы» за денежную спекуляцию, дело какого-то «владимирского клуба» и многие другие за подобные же провинности.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!