Коллайдер. Взгляд снаружи и изнутрии ещё изнутрее. 16 страница
Вот такая за доблесть здесь плата.
Ты понравился мне – настоящий солдат
Я был тоже таким же когда-то.
Еще можно уйти, так что – думай, боец
Что тебе в этом мире дороже.
Твоей жизни не скоро наступит конец,
Если будешь всегда осторожен».
Я из фляжки глотнул и ответил ему,
Сплюнув кровь вперемешку с зубами:
«Я отсюда уже никуда не уйду.
И желанье ты выполнишь, Камень!
Понимаешь, я в детстве запоем читал
Много книг о героях и чести.
Даму сердца себе я тогда же избрал
И мечтал, что мы будем с ней вместе.
Жизнь мотала меня, как листок на ветру
Но не смог я расстаться с мечтою.
И я знал: не увидев ее – не умру
Потому я стою пред тобою.
Вот желанье мое – отнеси меня ты
На минуту к моей милой даме.
Я увижу ее – воплотятся мечты.
А потом убивай меня, Камень!
Вот и все. Я готов. Так давай поскорей.
Время тянется как паутина.
Не тяни, Монолит! Отправляй побыстрей!
Имя Дамы? Конечно – АФИНА!
Олегу, графу де Мор , посвящается
Закружило, завертело
Затянуло не по делу
Словно в «Карусель».
Кружит, воет и бормочет
Словно душу вынуть хочет
Эта канитель.
Тошно, братцы, как с похмелья
Словно нахлебался зелья
И просвета нет.
И душа порвалась в клочья
Нет покоя днем и ночью
Вот такой омлет.
Краски дня сменились грязью
Черной, жирной, непролазной
Сел по оси я.
И затягивает глубже
Словно похоронит тут же
Эта колея.
И ведь вроде все нормально
Стройно, прочно, капитально
|
|
|
И налажен быт.
Но себе, как принц тот датский
Задаю вопрос дурацкий
Быть или не быть?
Скроен ладно, сшит я крепко
Фикса, папироса, кепка
Лютый я эстет.
От девиц прохода нету
Хочешь ту, а хочешь эту
Но любви ведь нет!
Так быть может мне влюбиться
Словно двадцать мне, не тридцать
И не сорок лет.
Мне б в любовь как будто в бездну
Чтобы в сердце сотня лезвий
И в душе рассвет.
А быть может – выпить водки
Обожжет этил мне глотку
И вперед – в загул!
Берегитесь девки, бабы
Здрасьте, кочки и ухабы
Где мой конь Назгул?
Или просто – бить посуду
Матерясь на жизнь-паскуду
И упасть под стол.
И по трассе алкогольной
Мчаться к белой леди полной
Утопив газ в пол.
Друг сказал – молись ты Богу
И ослабнет понемногу
Этот пресс.
Только надо постараться
И ты сможешь достучаться
До небес.
В общем надо мне решаться
И из ямы выбираться
Полный в ней отстой.
И хоть склоны и отвесны
Я скажу вам, братцы, честно
Справлюсь я с собой.
Дом
Я стоял пред открытой дверью
Мне осталось шагнуть лишь шаг
Я стоял и не мог поверить
Что мечты сбываются так
А из дома тянуло уютом
Вкусной пищей и сладким сном
Когда пледом себя укутав
Отдыхаешь ты от трудов
А из дома тянуло лаской
И объятием нежных рук
|
|
|
И не надо глядеть с опаской
Выясняя – где враг, где друг
Сколько лет я, бродяга усталый
Все мечтал, что я встречу свой дом
Вот такой – не большой и не малый
И с резным деревянным крыльцом
Мысли снежным летели комом
Сердце рвалось прочь из груди
Я стоял пред мечтой, пред Домом,
Приглашавшим меня – «Войди!»
Предчуствие
Я умру на закате, с последним лучом заходящего солнца
Посиневшие губы попытаются что-то шепнуть
Не услышит никто, только Ангел-Хранитель, взглянувший в оконце
Скажет Ангелу Смерти - Отмучился парень, берем его душу - и в путь
И душа полетит, но не вверх, к Богу, солнцу и свету
А стремительно вниз, прорезая земные пласты
Не увидит чертогов святых, кущи райские тоже останутся где-то
Только Ангел-Хранитель шепнет - Я берег тебя, парень. А ты?
Евгений "Тормоз" Горбунов
Иногда они приходят. Мысли. Не всегда цензурные и часто идиотские. Часть из них порождает образы. Иногда интересные, но зачастую - уродливые. Появляется желание.
Реализовать его помогает «карандаш» - клавиатура. Образы одеваются в слова. От того, какова будет одежда, зависит, узнаваемыми ли они станут.
Что сказать? Я не всегда узнаю то, во что превращаются описанные мной образы. Чаще всего с ними происходят какие-то странные мутации. Однако они мне все равно дороги, эти милые уродцы.
|
|
|
Не умею писать так, чтобы вызвать определенную эмоцию. Играть тонкими сравнениями и точными определениями. То, что пишется – не поэзия. Это творчество на уровне: «Мама мыла раму». Однако есть немного людей, которым нравится. И, зачастую, следующая «нетленка» рождается для того, чтобы услышать оценку этих людей. Услышать простое: «Здорово!» или «Ну и наворотил же ты тут гадости…», ржач или брезгливые плевки.
Иногда – понимающее задумчивое молчание.
Никогда не думал, что смогу когда- нибудь увидеть «свое» в ряду других. Настоящих авторов. Выражаю огромную благодарность энтузиастам этого сборника за предоставленную возможность публикации. А еще моей жене Ирине- за помощь и терпение.
Читайте. Судите.
С уважением, Тормоз.
Маковые зерна
Два. Маковые зерна. В ладони.
Ветер. В складках плаща.
Дождь. И крылатые кони,
Костлявой, везущие дань.
Нервы. Растоптанной скрипки.
Пепел. Сожженных страниц.
Плахи, кривая ухмылка
И звук – ниоткуда!
Где, как третья струна,
Вены лопнут на режущей «ми»!
И взовьется душа,
К небесам, сбросив тело с уставших плечей.
|
|
|
Ты отпустишь себя!
В то окно, за которым огни...
И другой пропоет
Что давно уже сдохло, в глотке твоей!
Правда, глухой подворотни-
Крик! И на лезвии блик.
Кровь- на потрепанной сотне,
Презренье- в холодных глазах.
Звезд, ледяные ухмылки,
Хохот и свист сквозняка.
Нервы. Растоптанной скрипки
И ствол – к подбородку!
Пусть как будто струна,
Что-то лопнет на колющей «соль».
И взовьется душа,
К небесам, сбросив тело, тряхнувши крылом…
Ты отпустишь себя!
Взяв последний, высокий бемоль.
И в другом оживет
Что давно уже сдохло, в сердце твоем…
Наемник
Поскрипывает плащ из грубой кожи.
В изгибе локтя замер Винторез
И мы идем. И помоги нам Боже.
Через Болота в лес, наперерез.
Они за мной. Им по колено море.
Болтают без умолка, снорка сыть…
Но мне плевать, ведь заплатили втрое,
Задача- тьфу! Доделать и забыть…
Дойти до леса, пересечь Болота,
А там тропою торной на Кордон…
-Замрите! Ша! Не так пошло чего то!
«Не скоро выброс… Но откуда гон?!»
Какая сила, гонит нам на встречу,
Всех этих тварей? Спрячьте пистолет…
Патронами сорить здесь паря неча…
До нас им дела никакого нет…
Похоже все. Поднимемся повыше
А там, «немножко будем посмотреть»…
-Вести себя тихонечко…Как мыши…
Почти дошли. Поэтому: «Не бздеть».
Вот так не раз, шагая в неизвестность,
Я Зону мерил вдоль и поперек.
Здесь в общем-то спокойная окрестность.
Для тех, кто «зеньки выпучив» не прет..
Ну вот. На насыпи. Мгновенье осмотреться.
К закату дело…В небесах красно, и…
-Все назад!!! Ну все, не отвертеться!!!
Откуда выброс?! Вот же, блин, дерьмо!
Провал заданья. Стыдно? Без сомненья!
Лежу как овощ… Как я выжил там?!
Вот так начнутся ваши приключенья.
Он- это вы, лихой наемник Шрам.
Страшная быль
Мои солнца крутым косяком покатились на юг,
По пути раскидав весь мой скарб и тряпье по постели…
Описав в небе круг на прощанье, глядя с сожаленьем,
На все то, что осталось от старой обители света...
Где-то там, вдалеке, будет выстроен храм новой силы,
Где-то будет светло, и не важно, что здесь лишь свеча.
Мой последний источник тепла у разбитой могилы
У дорожного камня горит свой оставшийся час.
И случайный прохожий протянет к свече моей руки,
Отогреет он пальцы на крыльях огня-мотылька,
И утихнет в его теле дрожь, и вдруг полные скуки
И бездонной тоски до краев, он поднимет глаза.
Свой дорожный сундук он откроет, достанет огарок
Абсолютно такой же свечи, и пойму все без слов…
И разверзнется пасть темноты. Вспыхнет светел и ярок
Огонек двух огарков свечей, без цепей и оков.
И в страну укатившихся солнц, к храму дня новой силы
Он укажет дорогу во тьме, и мы будем брести…
Мы покинем халупы свои, побросаем могилы,
Обретая все большую силу на этом пути!
И из грязных трущоб бесконечных живою рекою
К нам стекались огни- мотыльки, мы встречали друзей.
И в конце всех дорог мы увидели свет над горою,
И увидели храм. Бывший целью пути долгих дней.
Но внутри этих стен мы нашли только пепел и угли.
Только жалкий остаток от всех укатившихся солнц!
Мы смеялись над этим, как дети, и в смехе тонули,
Наши страх и тоска. Так прошли времена тьмы и слез.
Мы сжимали в руках не огарки - кусочки светила
Абсолютно нового дня, и смогли донести!
И светило воскресло в тот миг. Светило ожило!
И решило, что время настало светить и взойти!
И настал новый день бесконечный в стране тьмы и сна.
И кричал мне ребенок мой: «Папа!», и смеялась жена.
Первая нота дня
В травах настраивал ветер струны дождя.
Женщина в белом ребенка несет на руках.
И жеребенок, кобылий хвост теребя,
Ждет прорастания крыльев на пегих боках.
Комьями ваты застыли на миг облака,
День свою песню допел, день на смертном одре...
И поминальные свечи затеплит закат,
И передаст душу дня в руки алой заре...
Вечер прохладою сумерек листья утрет,
Ложе готовя для ночи в зеленых ветвях,
Маленький птах ей о счастье балладу споет,
Бард-соловей, птах-кудесник, парящий во снах.
Месяц зажжет одинокий светильник во тьме,
Будет, растрогавшись, ночь долго слезы ронять,
О недоступном, далеком, о умершем дне,
Ждать возвращения дня, воскрешения ждать.
Будет стареть и с надеждой глядеть на восток,
Волосы тронет в предутренний час седина.
Неумолимое время как бурный поток.
Звезды пропали, исчезла подруга луна.
Солнце лучами проткнет над собой горизонт,
Вспыхнет зарницей, венчая рождение дня.
Ночь же растает, и тихо со вздохом умрет…
Крылья пробьются на пегих боках у коня.
Первая нота звучит, начинается день!
Женщина в белом ребенка несет на руках.
Странные дни, где полнейшая все дребедень.
Глупая песня о смерти, ночи и слезах…
И сигарета потушена- можно идти,
Ляжет на плечи пальто и закроется дверь,
Вновь за порог, чтобы первую ноту найти,
Ноту рожденья, надежды, тоски и потерь…
Лютнева музыка
Она закроет на замок дверь,
Когда на улице наступит ночь.
Ночь ожиданий и ночь потерь
Она прогонит из дома прочь.
Она поднимет на часы взгляд
И в тишину распахнет окно,
И будет множеств раз подряд
Вкушать забытое давно...
Лютневу музыку...
И снова вдаль на драконе строки
Пронзая время как жрица сна,
Как повелительница стихий
Исчезнет в море огня она.
Охватит пламя воды стеной,
Но заслонит ее ангел крылом.
Усталый путник зайдет на постой
И станет крепостью карточный дом...
В лютневой музыке...
И терема на сыпучем песке,
Растают с храмами в небе ночном.
Когда зажжется роса на цветке
И тишина вздохнет за окном...
Но в это время она уже спит
И Гавриил опускает трубу.
Пусть лютня старая помолчит,
Пусть не тревожит мою судьбу...
Глупою музыкой...
Сон?
За накрытым столом сегодня
опять тишина,
И в кудлатых ветвях только чучела,
да муляжи.
И за горло холодными пальцами
истошный страх.
И в обрывочных снах напролет
Птица Сирин кружит.
Птица с белым крылом, с окровавленным
женским лицом,
Предвещает рождение тьмы
в этот красный восход.
И по разные стороны рва,
сын со старым отцом...,
И в груди одного оперенье
стрелы расцветет.
В неприкрытый висок аккуратно
уложится болт,
И окрасятся алым шлема,
Кровь зажжет плюмажи.
И помножатся смерти на сто,
продолжая полет,
Птица Сирин в обрывочных снах
над окопом кружит.
И прольются свинцовые тучи
тяжелым дождем,
И поднимется рыло свиньи,
и пойдет рать на рать.
Пуля дура, и ей наплевать
что по чем!
И прикроет дитя своим телом
уставшая мать.
И окрепнет дитя, и натянет
на лук тетиву,
Если выживет под каблуками
окованных ног.
И протянет он небу своих
юных глаз синеву,
И наполнится звуками утро
в назначенный срок.
И сорвется в назначенный срок
с лука в небо стрела.
В реках кровь растворится и станет
прозрачной вода.
И прервутся тяжелые взмахи
большого крыла,
И отступит тот сон с Птицей Сирин.
Уйдет.... Навсегда?
Хабаре
Все больше стал я курить,
И меньше писать между строк.
Уже не загадкой мне жизнь,
Уже опостылел Восток.
Дождями холодными вкось
И шаткостью хлипких болот.
Где просто нельзя «на авось»,
И плесенью сырость в балок…
Тяжелыми тучами в ряд,
Закрыт третий день небосклон.
Над ухом надрывно звенят…
И нечисти той- миллион!
Крепчайший смакую я чай,
Дымок от костра я ловлю…
Он мой, он искусственный рай
В задиристом этом краю!
Над сопками вспыхнет заря
И солнцем развеет хандру.
И зря, ну конечно же зря
Вчера проклинал Хабару!
Сверкнет искрометный ручей,
Взовьется глухарь на току.
Он сам по себе, он ничей,
Горланит и будит тайгу!
И шишки на кедрах вдохнут
Бруснично-лесной аромат,
Березы платками взмахнут.
Природа- как сказочный клад!
Крепчайший смакую я чай,
Дымок от костра я ловлю.
И все что вокруг- это рай,
В загадочном буйном краю.
Мужская-бесшабашная
Забудем все пролеты и невзгоды,
Которые успели накопить.
Забудем баб, капризы их и позы,
И будем водку бесшабашно пить.
Простим измены, и затянем песни,
Пускай сегодня будет день такой.
Когда и язвенник забудет о болезни,
И примет вместе с нами по одной!
А просто состояние такое,
Вокруг такие лица- просто кайф!
И водка пьется как вода. Течет спиртное,
Орет под настроение нам «Чайф».
И Степанцов несет пургу отменно,
От пива пухлый «Чиж» поет о том,
Что нужно выпить! Выпить непременно!
Давайте ж преднамеренно "кирнем"!
Сейчас не нужно думать о похмелье,
Пусть это будет завтра, и хрен с ним!
Ну а сегодня- водка и веселье,
Нехило и с размахом посидим!
И станет кореш дуть в гармонь и флейту,
И будем по аккордам колесить!
Забудем баб! Как будто бы их нету!
И будем водку бесшабашно пить!
Не тревожь тишину
Не тревожь тишину. Забудься хотя бы на миг,
Отключи будильник в своих воспаленных мозгах.
Отойди от окна. Ведь это опасно, старик…
Послушаем время - оно рассыпается в прах.
Оно исчезает, оно превращается в лед.
Присядь хоть на миг, нырни головой в тишину…
Уйди из прицела. Подайся всем телом вперед.
И ради покоя... Не надо! Не суйся к окну.
Побудь хоть немного вдвоем со своей тишиной.
Твой смех, чьи-то пальцы заставит тянуться к курку.
Присядь, прислонись к теплой стенке усталой спиной.
Не можешь? Ну сделай усилие сквозь не могу!
Короткий вскрик, звон разбитого чем-то стекла,
а между глаз, аккуратный, кровавый вход…
И тишина сквозь него в твою душу вошла,
Как непременно и в жизни другие войдет.
Присядь, и чего-то покрепче налей до краев,
До крыши, до веток деревьев и до небес.
Хлопнула дверь, и жена ушла вешать белье.
Но это опасно - входить в полутемный подъезд.
Послушаем время. Оно рассыпается в прах,
Являясь предвестником злого, косого дождя.
Осталась бы дома, и мы б разобрались в ветрах.
Мне недоставать будет в этой жизни тебя.
Опять тишина, и я сам пододвинусь к окну,
Что-то накину, ступеньками меря подъезд.
Кругом тишина, и я медленно в ней утону.
А может быть, просто она меня заживо съест.
Картинка
Серой промозглостью улиц, вымазан город.
Бликами стынущих луж, отраженьем огней.
Ночь распахнула удушливо скованный ворот.
Ветром дохнула на мир, королева теней.
Принц-мокрый снег, шут-луна, строят рожи кривляясь,
Липнут на стекла авто, издеваются всласть.
На остановках, на лавках и в лужах валяясь,
И норовя все тепло у прохожих украсть.
Пальцы озябшие, прячут деревья в карманах,
В складках из липкой и странной ночной темноты.
Двери подъездов- «торчат» от свиданья с туманом,
И матерятся в вонючих подвалах коты.
Реки с мостами ломаются друг перед другом,
В глупой усмешке оскалился рот берегов.
Ведьмы-вороны на шабаш слетаются кругом.
Тупо мерцают им окна - глазницы домов.
Город ночной в этот час, погружается в тайну,
Странную суть обретают предметы вокруг.
Мир пустоты, мир простых столкновений случайных…
Просто знакомств…просто ранящих душу разлук…
Хочется крикнуть, но рот зажимает усталость.
Давит и мнет и бунтует и царствует плоть!
Мне бы забыться на миг, хоть на самую малость.
Вымазан город. На город спускается ночь.
Зарок
Я думал, что нашел любовь -
Единственную и большую.
И, черт возьми, я был готов
Пойти на все и всем рискуя,
Я был мечтами одержим,
Летал на крыльях, был поэтом.
К восьмому марта я решил
Ей подарить два «Лунных Света».
Друзья твердили: "Брось! Оставь!
Затея выглядит нелепо!
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!