Глава 13. БАШНЯ ИЗ ОСЕННЕЙ ПАУТИНЫ 20 страница
А исчезнувший том Ниссеса, который некоторые даже называли «воображаемым» – он же, кажется, называется Ду Сварденвирд? Откуда Моргенс знал?
Под заглавием шел текст, написанный северными рунами, местами смазанными, местами рассыпавшимися в порошок, но все же вполне читаемый. Это был архаический наббанайский, пятивековой давности.
…Принесите из Сада Нуанни
Мужа, что видит, хоть слеп,
И найдите Клинок, что Розу спасет,
Там, где Дерева Риммеров свет,
И тот Зов, что Зовущего вам назовет
В Мелком Море на Корабле, –
И когда тот Клинок, тот Муж и тот Зов
Под Правую Руку Принца придут,
В тот самый миг Того, кто Пленен,
Свободным все назовут.
Под этим странным стихотворением большими старинными рунами было начертано единственное слово: Ниссес.
Хотя Тиамак бесконечно долго всматривался в загадочные строки, вдохновенное озарение оставалось мучительно далеким. Наконец, тяжело вздохнув, он снова завернул древний свиток в листья и запихал обратно в сундук из колючего дерева.
Итак, чего же хочет Моргенс? Следует ли привезти это самому доктору в Хейхолт? Или отослать другому мудрому – колдунье Джулой, толстому Укекуку из Йиканука или человеку из Наббана? Может быть, разумнее всего будет подождать дальнейших указаний доктора, вместо того, чтобы в спешке творить глупости, не понимая истинного положения вещей? В конце концов из того, что говорил ему Миддастри, выходит, что та опасность, которой боялся Моргенс, видимо, еще далеко. Конечно, время еще есть и можно подождать и точно узнать, что именно нужно доктору.
|
|
|
Время и терпение, советовал он себе, время и терпение.
За окном стонали ветви кипариса, содрогаясь под грубыми прикосновениями ветра.
Дверь неожиданно распахнулась. Сангфугол и леди Воршева виновато вскочили, как будто их застали за чем‑то дурным, хотя их разделяла почти вся длина комнаты. Пока они широко раскрытыми глазами смотрели на дверь, лютня менестреля, прислоненная к его креслу, покачнулась и упала к его ногам. Он поспешно подхватил ее и прижал к груди, словно раненого ребенка.
– Черт возьми, Воршева, что вы сделали? – свирепо спросил Джошуа.
Герцог Изгримнур стоял в дверях за его спиной, лицо его было встревоженным.
– Успокойся, Джошуа, – уговаривал он, дергая серый камзол принца.
– Только после того, как я узнаю правду от этой… этой женщины, – резко оборвал его Джошуа. – А до того не вмешивайся, старый друг.
Краска возвращалась к щекам Воршевы.
– Что это значит? – сказала она. – Вы врываетесь сюда, словно разъяренный бык, и выкрикиваете непонятные вопросы. Что это значит?
– Не пытайтесь дурачить меня. Я только что говорил с начальником стражи; боюсь, он еще долго будет жалеть, что попался мне под руку, так зол я был. Он сказал, что Мириамель покинула замок вчера еще до полудня с моим разрешением – которое не было разрешением. Это была моя печать, поставленная на фальшивый документ!
|
|
|
– И почему же вы кричите на меня? – надменно спросила леди. Сангфугол бочком двинулся к двери, все еще прижимая к груди свои раненый инструмент.
– Это вам прекрасно известно, – зарычал Джошуа. Краска постепенно сходила с его лица. – И не двигайся с места, музыкант, потому что я еще не закончил с тобой. Ты в последнее время пользуешься большим доверием моей леди.
– Только по вашему приказу, принц Джошуа, – сказал Сангфугол, останавливаясь. – Чтобы скрасить ее одиночество. Но, клянусь, я ничего не знаю о принцессе Мириамели!
Джошуа вошел в комнату и, не оглядываясь, захлопнул за собой тяжелую дверь. Не по возрасту ловкий Изгримнур успел отскочить.
– Хорошо, дорогая Воршева, не надо обращаться со мной так, как будто я один из тех мальчишек‑возчиков, среди которых вы росли. Я постоянно слышал от вас, что бедная принцесса грустит, бедная принцесса скучает без своей семьи. Теперь Мириамель ушла из замка в обществе какого‑то негодяя, а еще кто‑то украл мой перстень с печатью, чтобы ее пропустили! Вы думаете, я глупец?
|
|
|
Темноволосая женщина не мгновение встретилась с ним взглядом. Потом губы ее задрожали, на глазах появились сердитые слезы, и она опустилась в кресло, шелестя длинными юбками.
– Прекрасно, принц Джошуа, – сказала она. – Вы можете отрубить мне голову, если хотите. Я помогла бедной девочке бежать к ее семье в Наббан. Если бы вы не были так бессердечны, то сами отослали бы ее в сопровождении вооруженных людей. Вместо этого с ней только один добрый монах. – Она вынула из‑за корсажа платок и отерла глаза. – И все‑таки там ей будет лучше, чем быть запертой здесь, как птица в клетке.
– Слезы Элисии! – выругался Джошуа, вскинув руку. – Вы глупая женщина! Мириамель просто хотела прославиться, она надеялась уговорить своих наббанайских родственников сражаться на ее стороне.
– Может быть, несправедливо говорить, что она хотела только «прославиться», – возразил Изгримнур. – Мне кажется, что принцесса искренне хотела помочь.
– И что тут плохого? – защищаясь, спросила Воршева, – Вам же нужна помощь Наббана, разве нет? Или вы слишком горды для этого?
– Да поможет мне Бог, но наббанайцы уже с нами! Вы понимаете? Я час назад говорил с бароном Дивисаллисом. И вот теперь дочь Верховного короля бессмысленно блуждает по разоренной стране, в то время как войска ее отца готовы перейти в наступление, а шпионы его шныряют повсюду, словно мухи.
|
|
|
Джошуа раздраженно махнул рукой и рухнул в кресло, вытянув длинные ноги.
– Это уже слишком, Изгримнур, – устало сказал он. – Ты еще спрашиваешь, почему я не оспариваю трон у Элиаса? Я не могу даже сохранить в безопасности юную леди под моей собственной крышей!
Изгримнур меланхолически улыбнулся:
– Насколько я помню, ее отцу тоже не больно‑то удалось удержать ее.
– Все равно. – Принц потер лоб. – Узирис, моя голова раскалывается от всего этого.
– Ну, Джошуа, – сказал Изгримнур, взглядом призывая остальных хранить молчание, – еще не все потеряно. Мы просто отправим большой отряд прочесать кустарники и отыскать Мириамель и этого монаха, этого… Цедрина или как его.
– Кадрах, – без выражения сказал Джошуа.
– Да, верно, Кадрах. Что ж, юная девица и благочестивый монах пешком далеко не уйдут. Надо послать за ними несколько всадников.
– Если только леди Воршева, присутствующая здесь, не припрятала для них лошадей, – мрачно сказал Джошуа. Он выпрямился. – Ведь вы этого не сделали?
Воршева не могла выдержать его взгляда.
– Милостивый Эйдон, – выругался Джошуа. – Это последняя капля! Я отправлю вас в мешке к вашему дикому отцу, дикая кошка!
– Принц Джошуа! – Это был арфист. Не получив ответа, он прочистил горло и предпринял новую попытку: – Мой принц!
– Что? – раздраженно спросил Джошуа. – Ты можешь идти. Я поговорю с тобой позже. Ступай.
– Нет, сир… просто, вы сказали, что монаха зовут… Кадрах?
– Да, так его называл начальник стражи. Ты что, знаешь его, можешь сказать, где он скрывается?
– Нет, сир, но мне кажется, что юноша Саймон встречал его. Он мне много рассказывал о своих приключениях, и имя Кадрах знакомо мне. О сир, если это тот человек, о котором он говорил, то принцесса может быть в большой опасности.
– Что ты хочешь сказать? – Джошуа подался вперед.
– Кадрах, о котором говорил мне Саймон, был мошенником и карманным вором, сир. Он был одет как монах, но он не эйдонит, это точно.
– Этого не может быть, – сказала Воршева. Краска с ее ресниц потекла по щекам. – Я говорила с этим человеком, и он цитировал мне Книгу Эйдона. Он хороший, добрый человек, брат Кадрах.
– Даже демон может цитировать Книгу Эйдона, – сказал Изгримнур, скорбно качая головой.
Принц вскочил на ноги и двинулся к двери.
– Мы должны немедленно послать людей, Изгримнур, – сказал он. Потом остановился, повернулся и взял Воршеву за руку. – Пошли, леди, – приказал он. – Вы не можете исправить то, что случилось, но по крайней мере можете рассказать нам все, что знаете: где были спрятаны лошади и тому подобное. – Он заставил ее встать.
– Но я не могу выйти, – в ужасе сказала она. – Смотрите, я плакала! Я ужасно выгляжу.
– За то зло, которое вы причинили мне и, может быть, моей глупой племяннице, это небольшое наказание. Пойдемте.
Он быстро вышел из комнаты, подталкивая перед собой леди Воршеву. Изгримнур последовал за ними. Их сердитые голоса эхом разносились по каменному коридору.
Оставшись в одиночестве, Сангфугол печально посмотрел на свою лютню. Длинная трещина бежала по изогнутой ясеневой спинке, и одна из струн повисла бесполезным завитком.
– Сегодня вечером у нас будет скудная и угрюмая музыка, – сказал он.
До рассвета оставался еще целый час, когда Ллут подошел к ее постели. Она всю ночь не могла заснуть, сгорая от тревоги за него, но когда король наклонился и бережно коснулся ее рукой, она притворилась спящей, стремясь уберечь его от того единственного, от чего еще можно было его уберечь: она не хотела, чтобы он заметил, как она боится.
– Мегвин, – мягко сказал он. Ее глаза все еще были крепко зажмурены. Она подавила жгучее желание обнять его. Он был уже в доспехах, только без шлема, как она поняла по звуку его шагов и запаху смазочного масла, и ему было бы трудно выпрямиться, если бы она слишком низко притянула его к себе. Даже прощание она вынесет, хоть оно и будет горьким. Она не могла подумать о том, что в эту ночь он мог бы обнаружить свою бесконечную усталость и преклонный возраст.
– Это ты, отец? – спросила она наконец.
– Да.
– И ты уже уходишь?
– Пора. Солнце скоро взойдет, а мы надеемся к полудню достигнуть края Комбвуда.
Она села. Камин давно погас, и, открыв глаза, она почти ничего не видела в темноте. За стеной раздавался слабый звук рыданий ее мачехи Инавен. Мегвин взбесила эта показная скорбь.
– Да будет над тобой щит Бриниоха, отец, – сказала она, пытаясь на ощупь найти склоненное над ней лицо. – Я хотела бы быть мужчиной и сражаться вместе с тобой.
Она почувствовала, как дрогнули губы под ее пальцами.
– Ах, Мегвин, ты всегда была такой. Разве у тебя мало обязанностей здесь? Это не легко, быть хозяйкой Тайга в мое отсутствие.
– Ты забыл о своей жене.
Ллут снова улыбнулся в темноте:
– Нет, я не забыл. Ты сильная, Мегвин, сильнее, чем она. Ты должна будешь отдавать ей часть своей силы.
– Она обычно получает то, чего хочет.
Голос короля оставался мягким, но твердой была рука, взявшая ее за запястье:
– Не надо, дочь. Вместе с Гвититом вы трое мне дороже всего на свете. Помоги ей.
Мегвин ненавидела плакать. Она вырвала у отца руку и свирепо вытерла глаза.
– Помогу, – сказала она. – Прости меня.
– Не надо никаких извинении, – ответил он и снова сжал ее руку. – Прощай, дочь, до той поры, когда я вернусь. В наших полях жестокие вороны, и придется потрудиться, чтобы выгнать их.
Она встала с постели и обвила его шею руками. Дверь открылась и закрылась. Она услышала, как его шаги медленно удаляются по коридору под грустную музыку звона шпор.
Позже она с головой накрылась одеялом, чтобы никто не услышал, что она плачет.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!