ДЕЛО 3: Обмолвился, насмеялся, «упекли» 6 страница



Так и случилось. Он повторил приглашение только восьмидесяти трем. Наконец одна согласилась – Аманда Хилештейн, у которой был младший брат с синдромом Дауна. На один вечер она любезно согласилась не обращать внимания на болезнь Джейкоба.

Потом последовал двухнедельный ускоренный курс правил поведения на балу. Джесс отрабатывала с Джейкобом светскую беседу за ужином. (Подходящая тема: «Ты этим летом поступаешь в колледж?» Неподходящая: «Неужели ты не знаешь, что в штате Теннесси есть место под названием „Трупная ферма“, где изучают, как разлагаются трупы?») Я же взяла на себя все остальное. Мы учились ходить рядом с девушкой, а не держаться в метре от нее. Учились смотреть в объектив, когда тебя фотографируют. Учились приглашать спутницу на танец, хотя на медленные танцы Джейкоб наложил табу («Неужели мне действительно необходимо к ней прикасаться?»).

В день перед школьным балом в моей голове проносились тысячи мыслей о просчетах. Джейкоб никогда не надевал смокинг. А вдруг галстук‑бабочка выведет его из себя и он откажется надевать такой? Он терпеть не мог боулинг, потому что ему неприятна даже одна мысль о том, чтобы надеть туфли, которые до него всего несколько минут назад носил кто‑то еще. А что, если он по этой же причине рассердится из‑за взятых напрокат туфель? А если школьный оргкомитет не станет придерживаться подводной тематики, как планировалось, а организует вечеринку в стиле диско? А если будут яркие вспышки света и зеркальные шары, которые окажут чрезмерное воздействие на восприятие Джейкоба? А если Аманда распустит волосы и Джейкоб, едва взглянув на нее, убежит в свою комнату?

Аманда, слава богу, предложила заехать за Джейкобом, поскольку у него нет прав. Ровно в семь вечера она притормозила на своем джипе «чероки» у нашего дома. Джейкоб ждал ее с букетиком в руке – сам выбрал его днем в цветочном магазине. Он с шести часов стоял у окна.

Джесс пришла с видеокамерой, чтобы запечатлеть событие для потомков. Мы все затаили дыхание, когда Аманда вышла из машины в длинном платье персикового цвета.

– А ты говорила, она ни за что не наденет оранжевый, – прошептал Джейкоб.

– Оно персикового цвета, – поправила я.

– Все равно из оттенков оранжевого, – единственное, что успел возразить он, до того как девушка постучала.

Джейкоб вздрогнул, когда дверь открылась.

– Как тебе красиво! – произнес он, как мы репетировали.

Когда я их фотографировала на лужайке перед домом, Джейкоб даже посмотрел в объектив. И это пока единственная такая фотография. Признаюсь, я всплакнула, когда наблюдала, как он подставляет руку, чтобы отвести свою спутницу к машине. Могла ли я желать большего? Джейкоб не мог прилежнее запомнить преподанные уроки!

Джейкоб открыл Аманде дверцу, потом обошел машину.

«О нет!» – подумала я.

– Мы совершенно забыли об этом, – сказала Джесс.

Ну, естественно, мы с Джесс увидели, как Джейкоб садится на свое обычное место, на заднее сиденье.

 

ТЕО

 

– Вот здесь, – говорю я, и мама останавливает машину перед домом, в который я тыкаю наугад и где раньше никогда не бывал.

– Когда за тобой заехать? – спрашивает она.

– Не знаю. Не могу сказать, сколько мы будем писать отчет по лабораторной, – отвечаю я.

– Во всяком случае, у тебя есть сотовый телефон. Позвонишь. – Я киваю и выхожу из машины. – Ты ничего не забыл?

Рюкзак. Если я намерен выполнять домашнюю лабораторную работу с вымышленным товарищем, то по меньшей мере должен был бы захватить с собой долбаную тетрадь.

– У Леона все есть, – отвечаю я. – У него все на компьютере.

Она пристально смотрит поверх моего плеча на входную дверь.

– Ты уверен, что он тебя ждет? Похоже, дома никого нет.

– Мама, я же тебе говорил… Я разговаривал с Леоном за десять минут до нашего выхода из дома. Он сказал войти с черного хода. Успокойся, ладно?

– И веди себя прилично, – говорит она, когда я хлопаю дверцей. – Не забывай «пожалуйста» и «спасибо».

– «…вам», – бормочу я себе под нос.

Я иду по подъездной аллее, потом сворачиваю на тропинку, ведущую за дом. Лишь повернув за угол, слышу, как отъезжает мамина машина.

Разумеется, кажется, что никого нет дома. Я на это и рассчитывал.

Мне не задавали никакой лабораторной. У меня нет ни одного знакомого по имени Леон.

Для меня этот район новый. Многие профессора, преподающие в Вермонтском университете, живут именно здесь. Все дома здесь старые, с медными дощечками, на которых указан год постройки. По‑настоящему в старых домах клёво то, что в них паршивые замки. Их зачастую можно открыть, правильно всунув в щель кредитную карточку. У меня нет кредитки, но школьный пропуск ничем не хуже.

Я знаю, что никого нет дома, потому что на подъездной аллее снег, выпавший вчера ночью, лежит нетронутым, никаких следов, – мама не обратила на это внимания. На крыльце я оббиваю снег с кроссовок и вхожу в дом. В доме устоявшийся старческий запах – запах овсянки и нафталина. В прихожей стоит трость. Но что примечательно, тут же висит молодежная толстовка с капюшоном фирмы «Геп». Наверное, ее оставила внучка хозяев.

Как и в прошлый раз, сначала я иду в кухню.

И первое, что вижу, – бутылку красного вина на столике. Полупустую. Я откупориваю бутылку, делаю большой глоток и чуть не выплевываю это дерьмо прямо на столик. Как люди пьют вино, если оно такое кислое? Вытерев рот, я ищу в буфете что‑нибудь зажевать, чтобы забить вкус вина. Нахожу пачку печенья. Открываю и съедаю несколько штук. Потом проверяю содержимое холодильника и делаю себе на багете бутерброд с ветчиной «Блэк Форест» и сыром чеддер с шалфеем. В таком доме не водятся обычные бекон и сыр. Здесь слишком изысканно даже для простой доброй желтой горчицы – приходится намазывать горчицу шампань (что еще за «шампань»?). На секунду меня охватывает тревога, что горчица будет напоминать вино, но если в ней и был алкоголь, меня удалось провести: я его не почувствовал.

Оставляя за собой крошки, иду в гостиную. Я не снимал кроссовки, поэтому оставляю за собой и подтаявший снег. Разыгрываю из себя супермена. Вижу сквозь стены, слышу, как муха пролетает. Никто не может застать меня врасплох.

Гостиная отвечает расхожим представлениям о гостиных: диваны из скрипящей кожи, повсюду кипы газет и столько пыльных книг, что я, хоть пока и не астматик, вполне могу скоро им стать.

Здесь живут двое, мужчина и женщина. Делаю вывод по книгам по садоводству и крошечным бутылочкам, которые стоят в ряд на каминной полке. Неужели они сидят в этой комнате и разговаривают о своих детях? Наверное, уже много‑много лет. Могу поспорить, что один заканчивает предложение за другого:

«Помнишь, как Луис после Рождества нашел перед домом клочок войлока…»

«…и представил его в качестве доказательства того, что Санта Клаус существует?»

Сажусь на диван. Пульт от телевизора лежит на журнальном столике, я беру его. Кладу бутерброд рядом с собой на диван и включаю развлекательный центр – намного лучше, чем ожидаешь увидеть у дедушки с бабушкой. Здесь на полках – компакт‑диски со всеми направлениями в музыке, какие только можно представить. И самый современный телевизор с плоским экраном.

У старичков есть даже цифровой видеоплеер. Я жму на кнопки, пока не нахожу канал с видео, чтобы посмотреть, что они записали.

«Блошиный рынок».[6]

Выступление трех теноров – трансляция вермонтского общественного телевидения.

И почти все передачи канала «История».

Они также записали хоккей по спортивному каналу и фильм, который транслировали на прошлых выходных: «Миссия невыполнима – 3».

Включаю фильм. Не могу представить, что Мистер и Миссис Профессор смотрят, как Том Круз надирает задницы плохим ребятам. Так и есть, Том Круз.

Поэтому фильм я оставляю. Остальное стираю.

Потом начинаю выбирать программы для записи: «Девушки‑соседки», «Сладкие 16», мультсериал «Южный парк».

И, чтобы окончательно добить, переключаю на «Эйч‑би‑оу» и добавляю несколько серий «Бората».

Когда вышел этот фильм, его показывали в том же кинотеатре, что и «Пиратов Карибского моря – 3». Я хотел посмотреть «Бората», но мама заявила, что мне нужно еще подрасти, лет на десять, как минимум. Она купила билеты на «Пиратов» и сказала, что будет ждать нас после фильма на автостоянке. Ей нужно сходить в бакалею. Я знал, что сам Джейкоб никогда бы до такого не додумался, поэтому сказал, что проведу его по секрету. Но он должен пообещать, что ничего не скажет маме. Брат обожал тайны и даже не обратил внимания на то, что мы нарушаем правила. Когда украдкой, после вступительных титров, я пробрался в другой зал, он пошел за мной. В известном смысле он сдержал обещание: он не рассказал маме, что мы смотрели «Бората».

Она сама догадалась, когда он стал, как обычно, цитировать реплики из фильма: «Отлично! Отлично! Сколько? Меня ждет ночь любви!»

Кажется, мне три месяца не разрешали гулять.

Перед глазами у меня промелькнуло видение, как Миссис Профессор включает плеер, видит заек «Плейбоя» – у старушки сердечный приступ. С ее мужем случается удар, когда он находит супругу.

Я тут же чувствую себя последней скотиной.

Стираю все программы и возвращаюсь к первоначальным настройкам. «Вот так. Последний раз забираюсь в чужой дом», – уверяю я себя, хотя мое второе «я» знает, что это неправда. Я словно наркоман. Но вместо кайфа, который некоторые получают, ширнувшись или нанюхавшись, мне необходимо место, где я чувствовал бы себя как дома.

Снимаю телефонную трубку, собираясь позвонить маме и попросить меня забрать, но подумав, кладу трубку на место. Не хочу оставлять следы своего присутствия. Хочу, чтобы казалось, будто меня здесь никогда и не было.

Поэтому я покидаю дом, где стало чище, чем когда я туда заходил. И пешком направляюсь домой. Идти километров четырнадцать, но на шоссе можно попробовать поймать попутку.

В конечном итоге, родители Леона оказались так любезны, что отвезли меня домой.

 

ОЛИВЕР

 

Я чувствую себя просто отлично, потому что сегодня пятница. И я выиграл дело против свиньи.

Ладно, формально свиньи не участвуют в судебных процессах. Этой чести удостоился Буф (сокращенно от Буффало[7] – я не сочиняю!) Уингз, стодесятикилограммовый мотоциклист, который ехал на своем классическом харлее по дороге в Шелберн, когда с обочины прямо наперерез мотоциклу бросился огромный розовый боров. В результате столкновения мистер Уингз ослеп на один глаз – в какой‑то момент он показал присяжным свое увечье, приподняв черную атласную повязку. Я, естественно, заявил протест.

Как бы то ни было, когда Уингз вышел из больницы, он предъявил иск владельцу земли, где пасся боров. Но дело оказалось намного запутаннее. Элмер Ходжкис, хозяин борова, арендовал землю у владелицы, проживающей в Братлборо, – восьмидесятилетней дамы по имени Селма Фрек. В договоре аренды было прямо указано: не держать никаких домашних животных. Но Элмер в защиту незаконного содержания борова (подпольно он держал еще и кур) заявил, что Селма живет в доме престарелых и никогда не наведывается в свои владения. А не знаешь – спишь спокойно.

Я представлял Селму Фрек. Ее сиделка в доме престарелых рассказала, что Селма выбрала меня по справочнику «Золотые страницы» благодаря объявлению: «Господин Оливер О. Бонд, – гласило оно, графически напоминая 007 Джеймса Бонда, но только мои инициалы ООБ. – Если вам нужен адвокат, звоните не раздумывая».

– Благодарю, – ответил я. – Сам придумал.

Сиделка лишь недоуменно смотрела на меня.

– Ей понравилось, что оно набрано крупными буквами: она смогла прочесть сама. У большинства адвокатов шрифт слишком мелкий.

 

Несмотря на то что Буф Уингз требовал, чтобы страховка Селмы покрыла его издержки на лечение, в мою пользу говорили два факта:

1. Запутанные аргументы Буфа Уингза состояли в том, что Селма обязана нести ответственность, даже несмотря на то что она: а) не знала о борове; б) категорически запретила содержать свиней на своем участке; в) выселила Элмера Ходжкиса, как только узнала, что он спускает своего борова‑убийцу на мирных граждан.

2. Буф Уингз решил сам представлять свои интересы.

 

Я привлек специалистов, чтобы доказать несостоятельность претензий Уингза на понесенный ущерб, как физический, так и моральный. Например, вы знаете, что в Огайо живет человек, который с одним глазом является водителем‑профессионалом? Что в большинстве штатов разрешается управлять машиной – и даже мотоциклом – при наличии одного глаза, если во втором глазу идеальное зрение? И в определенных обстоятельствах термин «мертвая зона» – политически некорректный?

Когда судья решил дело в нашу пользу, я пошел за Селмой и ее сиделкой к лифту в суде.

– Что ж, – сказала сиделка, – все хорошо, что хорошо заканчивается.

Я взглянул на Селму, которая большую часть процесса проспала.

– Это все, конечно, смешно, пока сам не ослепнешь, – ответил я. – Пожалуйста, передайте миссис Фрек мои поздравления с выигранным делом.

Потом я побежал по лестнице на стоянку, помахивая кулаком в воздухе.

Я одержал ошеломляющую победу в гражданском судебном процессе.

А если это мое первое дело?

 

Несмотря на широко распространенное убеждение, на моем дипломе еще не успели высохнуть чернила.

Хотя это просто соус для пиццы.

И не случайно. Дело в том, что моя контора находится над местной пиццерией, и Мама Спатакополус частенько преграждает мне путь на лестнице, чтобы сунуть тарелку со спагетти или пирог с грибами и луком. И с моей стороны было бы совершенно невежливо огорчать ее отказами. Прибавьте еще тот факт, что мне не на что поесть, – и отказываться от бесплатного обеда было бы просто глупо! Только представьте, я такой болван, что схватил со стола первую попавшуюся бумажку в качестве салфетки, и это, как на зло, был мой диплом адвоката, который (в отличие от моего недавнего заказа из китайского ресторана) оказался таким тоненьким.

Если новые клиенты захотят увидеть мой диплом адвоката, я вынужден буду сказать им, что его как раз вставляют в рамочку.

Как по заказу, когда я снова отправляюсь на работу, Мама С. встречает меня пирогом с сыром и окороком.

– Оливер, почему ты без шляпы?

Мои волосы еще не высохли после душа в школьной раздевалке, и на них начали образовываться сосульки.

– Вы же будете ухаживать за мной, если я заболею воспалением легких, ведь будете? – поддразниваю я.

Она смеется и протягивает мне коробку. Когда я взбегаю по лестнице, Тор начинает заливаться лаем. Я приоткрываю дверь еле‑еле, чтобы он не выскочил.

– Успокойся, – говорю я. – Меня не было всего пятнадцать минут.

Вся его четырехкилограммовая туша оказывается на мне.

Тор – карликовый пудель. Но он не любит, когда его называют пуделем, – начинает рычать. Разве можно его за это винить? Какому приличному псу понравится быть «пуделем»? Так, по моему мнению, можно называть только сучек.

Я делаю для него все, что в моих силах. Придумал ему имя великого воина. Не стригу его, но от этого, вместо того чтобы выглядеть более мужественно, он выглядит только более растрепанным.

Я беру его на руки, запихиваю под мышку, словно футбольный мяч, и вдруг замечаю, что весь мой кабинет в перьях.

– Вот черт! – ругаюсь я. – Что ты наделал, Тор? – Потом опускаю его на пол и оцениваю потери. – Отлично! Спасибо, храбрый сторожевой пес, что защитил меня от моей же собственной чертовой подушки.

Я вытаскиваю из чулана пылесос и начинаю уборку. Сам виноват, нужно складывать постель, прежде чем бежать по делам. Кабинет в настоящее время служит мне и жилищем. Это, разумеется, не навсегда, но знаете, как дорого снимать и адвокатскую контору, и жилье? К тому же, живя в центре города, я каждый день могу пешком ходить в школу – сторож там настолько любезен, что разрешил пользоваться душевой в раздевалке, как моей собственной. Я дал ему несколько бесплатных советов, когда он разводился, и теперь он меня благодарит.

Обычно я складываю одеяло и запихиваю его вместе с подушкой в чулан. Прячу маленький телевизор в совершенно пустом шкафу. Поэтому если клиент, решивший прибегнуть к моим услугам, заглянет в мою контору, то ему и в голову не придет, что я настоящий неудачник.

Я просто недавно в городе. И только поэтому большую часть времени занимаюсь перекладыванием бумажек у себя на столе, а вовсе не адвокатской практикой.

 

Семь лет назад я с отличием закончил Вермонтский университет по специальности «английский язык». Тут негде развернуться, если уж на то пошло: в реальном мире английским на хлеб не заработаешь. Положа руку на сердце, какими умениями я обладал? Прочитать на одном дыхании стихотворение по памяти? Написать совершенно бесполезную аналитическую статью о гомосексуальных подтекстах сонетов Шекспира?

Да, за эту статью и еще за полтора доллара можно купить чашечку кофе.

Поэтому я решил, что хватит витать в облаках, нужно спуститься на землю. Я ответил на объявление, которое прочел в «Берлингтон Фри Пресс», и стал помощником конюха. Принялся путешествовать по стране и учиться с одного взгляда определять, нормальная походка у лошади или нет. Научился подпиливать копыта ослов, ковать подковы и прибивать их, пропиливать и наблюдать, как животное пускается вскачь.

Мне нравилась работа конюха. Нравилось чувствовать пятисоткилограммовую тушу лошади, давящую мне на плечо, когда я наклонялся, чтобы осмотреть копыто. Но через четыре года я уже не мог больше сидеть на месте и решил поступить на юридический – по той же причине, по которой все туда поступают: потому что понятия не имел, чем заниматься дальше.

Из меня выйдет хороший адвокат. Может быть, даже великий…

Но вот в двадцать восемь лет я стал адвокатом, и меня гнетет тайное опасение, что я окажусь очередным человеком, который всю жизнь зарабатывал нелюбимым делом.

 

Я только‑только успел засунуть пылесос в чулан, как в дверь осторожно постучали. На пороге стоял мужчина в рабочем комбинезоне фирмы «Кархарт» и мял в руках черную шерстяную кепку. От него воняло дымом.

– Чем могу служить? – спрашиваю я.

– Мне нужен адвокат.

– Это я.

С дивана слышится рычание Тора. Я бросаю на него грозный взгляд. Если он станет распугивать потенциальных клиентов – лишу крова.

– Правда? – удивляется мужчина, пристально меня разглядывая. – Слишком уж вы молоды.

– Мне двадцать восемь лет, – заверяю я. – Хотите взглянуть на мои водительские права?

– Нет, нет, – отказывается собеседник. – У меня, как бы сказать, возникла проблема.

Я завожу его в контору и закрываю дверь.

– Может, присядете, мистер…

– Эш, – представляется он, присаживаясь. – Гомер Эш. Я сегодня утром работал у себя на заднем дворе, обжигал щетки… И вспыхнул пожар. – Он смотрит, как я усаживаюсь за письменный стол. – Похоже, сгорел соседский дом.

– Похоже или сгорел?

– Сгорел. – Он выдвигает челюсть вперед. – Но у меня было разрешение на работу с открытым пламенем.

– Отлично. – Я записал в блокнот: «разрешение на работу с открытым пламенем». – Никто не пострадал?

– Нет. Там никто не живет. Хозяева построили новый дом по ту сторону поля. Сгорел всего лишь сарай. Сосед грозится, что выбьет у меня через суд каждую копейку, которую он вложил в этот дом. Поэтому я к вам и пришел. Вы первый адвокат, который работает по воскресеньям.

– Что ж, мне необходимо провести небольшое расследование, прежде чем браться за ваше дело, – говорю я, а сам думаю: «Он сжег соседский дом. Дело заведомо проиграно».


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!