Глава 5. КРОВЬ СВЯТОГО ХОДЕРУНДА 9 страница
Бинабик выглядел озабоченным.
– В этом я не имею большой уверенности, Саймон. Если буккены имеют активность на Фростмарше, дорога к Наглимунду может иметь большую опасность для двух путников в одиночестве. Я имею должность признавать, что крайне беспокоюсь над тем, что теперь сделать. Неплохо бы, чтобы с нами был твой доктор Моргенс, который мог бы давать нам хороший совет. Ты имеешь вокруг очень большую опасность, Саймон. Мы не имеем возможности как‑нибудь посылать ему известие? Я не думаю, что такие неприятности входят в его желания.
Саймон не сразу сообразил, что тролль все еще говорит о Моргенсе. Спустя мгновение он понял наконец: тролль не знает, что случилось.
– Бинабик, – начал он и сразу же почувствовал боль, как будто он потревожил еще не затянувшуюся рану. – Он мертв. Доктор Моргенс мертв.
Глаза маленького человека вдруг раскрылись так широко, что впервые стали видны белки. Потом лицо Бинабика снова застыло в бесстрастной маске.
– Мертв? – спросил он наконец таким ледяным голосом, что Саймону захотелось как‑то оправдаться перед ним, как будто он был чем‑то виноват в случившемся, это он, выплакавший так много слез.
– Да. – Саймон помолчал. – Он умер, вызволяя из замка принца Джошуа и меня. Это король Элиас убил его. Точнее не он, а его человек, Прейратс.
Бинабик посмотрел на Саймона и опустил глаза.
– Я имел одно знание о пленении Джошуа. Об этом тоже… говорилось в письме. Остальное новости, которые есть очень плохие. Позволь мне теперь иметь прогулку, Саймон. Я должен подумать, что это все может означивать. Должен подумать…
|
|
|
Лицо маленького человека оставалось бесстрастным, когда он отошел от груды камней. Кантака немедленно вскочила, чтобы следовать за ним. Тролль начал было отгонять ее, потом пожал плечами. Она лениво кружила вокруг него, а он медленно удалялся прочь, опустив голову и спрятав руки в рукава. Саймон подумал, что он слишком мал для забот, которые несет на плечах.
Саймон втайне надеялся, что тролль вернется с жирным голубем или хотя бы с белкой. Но в этом его ожидало разочарование.
– Мне очень печально, Саймон, но все равно, это принесло бы мало пользы. Мы не можем иметь костер без дыма, потому что вокруг только сырой кустарник для топлива, а сигнальный дым сейчас – это не есть лучшая идея. Съедай немного сушеной рыбы.
Рыба, которая тоже уже подходила к концу, не была ни сытной, ни вкусной, но Саймон угрюмо жевал свой кусок: кто знает, когда им в следующий раз придется поесть?
– Я думал, Саймон. Твои новости, не имея никакой вины с твоей стороны, приносят большую боль. Так сразу после погибели моего наставника узнавать, что умерщвлен и доктор, этот прекрасный старый человек… – Бинабик замолчал, а потом, нагнувшись, принялся укладывать вещи в мешок. Но прежде он достал оттуда два свертка.
|
|
|
– Это твои вещи – видишь, я очень хранил их для твоего использования.
– Этот, другой… – сказал Саймон, принимая пакеты, – не стрела, а этот… – он передал сверток обратно Бинабику. – Это манускрипт доктора Моргенса.
– Правда? – спросил Бинабик, разворачивая тряпичную обертку. – Нечто помогательное?
– Вряд ли, – ответил Саймон. – Это про жизнь Престера Джона. Я читал немного, там только о битвах и всяком таком.
– А. Да. – Бинабик снова передал рукопись Саймону. – Это нехорошо. Нам были бы полезны его конкретные слова в данный момент действительности. – Тролль вернулся к прерванному занятию, склонившись над мешком. – Моргенс и Укекук, мой наставник, они оба имели принадлежность к одной очень особенной группе. – Он вытащил что‑то из мешка и показал Саймону. Вещичка слабо поблескивала в темнеющем вечернем свете. Это был брелок в виде свитка пергамента и писчего пера.
– У Моргенса тоже был такой, – заметил Саймон, прищуриваясь.
– Конечно, – кивнул Бинабик. – Этот был в принадлежности у моего наставника. Это тайный знак, имеющий принадлежность только к тем, кто входил в Орден Манускрипта. Их в нем всегда не больше, чем семь человек. Твой наставник и мой наставник умирали – теперь там остается не более пяти. – Он сжал брелок в кулаке и бросил его в мешок.
|
|
|
– Орден Манускрипта? – удивился Саймон. – Что это такое?
– Такие ученые люди, которые делят знания, так говаривал мне мой наставник. С вероятностью, это не все, но он никогда не говаривал мне больше. – Он кончил собираться и выпрямился. – Мне очень печально говорить так тебе, Саймон, но я думаю, нам необходимо идти дальше.
– Снова? – полузабытая боль судорогой свела его мышцы.
– Я боюсь, что мы имеем необходимость. Я уже упоминал, что я имел много мыслей. Я обдумывал, что… – он сложил разобранный посох и свистнул Кантаку. – Во‑первых, я имею должность привести тебя к Наглимунду. Это не переменяется, и я не бывал прав, когда не желал этого. Но есть неприятность. Я не питаю доверия к Фростмаршу. Ты уже видывал буккенов – я думаю, ты больше не желаешь их видеть. Но нам нужно на север. Я думаю, мы имеем должность вернуться в Альдхорт.
– Но, Бинабик, почему ты думаешь, что в лесу мы будем в безопасности? Что может помешать этим землекопным тварям последовать за нами в лес? Мы ведь там даже убежать не сможем!
|
|
|
– Понимаю смысл твоего вопроса. Я сообщал тебе единожды о Старом сердце, и… и… я не могу придумать слова на твоем языке, Саймон, но «душа» и «дух» могут оказать тебе помощь в понимании.
Буккены могут проходить под корнями Старого сердца, но это не очень легко для них. Корни Альдхорта имеют большую силу, такую, какую нелегко одолеть подобным… тварям. Кроме того, в лесу есть некто, кого я имею должность видеть, чтобы получить объяснение вещам, которые происходили с моим наставником и твоим.
Саймон уже сам устал слушать собственные вопросы, но все‑таки спросил:
– Кто это?
– Ее именовывают Джулой. Она имеет большой ум, ее знают как валаду – это слово из Риммергарда. И она может оказывать нам помощь добираться до Наглимунда, поскольку мы будем пересекать Вальдхельм с лесной стороны к востоку, а этот путь мне неизвестный.
Саймон натянул плащ, закрепив под подбородком изношенную пряжку.
– Мы тронемся прямо сейчас? Уже так поздно…
– Саймон, – сказал Бинабик, и Кантака тут же вскочила, свесив язык. – Пожалуйста, верь мне. Есть вещи, про которые я не могу всего и честно рассказывать тебе, но мы должны становиться настоящими товарищами. Дело не в том, оставается королем незаменимый Элиас или нет. На карту поставлено большее.
Ты и я, мы навсегда теряли тех, кого нежно любили – доктора Моргенса и очень старого тролля. Они знавали большее, чем я и ты. Они оба питали страх. Брат Дочиас, я думаю, жестоко умирал от страха. Зло кончило свой сон, и мы будем дураками, если не будем спрятываться.
– Что просыпается, Бинабик? Какое зло? Дочиас назвал имя, когда умирал, я очень хорошо слышал, он сказал: К…
– Не надо! – Бинабик попытался помешать, но юноша не обратил на него внимания. Он уже устал от бесконечных намеков и полутонов.
– Король Бурь, – решительно заключил он. Бинабик огляделся, как будто боялся, что вот‑вот, откуда ни возьмись, появится нечто ужасное.
– Я знаю, – прошипел он. – Я тоже слышал это, но я знаю очень малое. – За далеким горизонтом прогремел гром, и маленький человек помрачнел. – На далеком севере, Саймон, Король Бурь – это имя из легенд, имя ужаса, холодного и беспощадного. Все, что я имею в этой области, – это очень мало слов, которые мне давал мой наставник, но их полная достаточность, чтобы я немного болел от тревога. – Он вскинул мешок на плечо и двинулся по размокшей долине к скорченной, грубой линии холмов. – Это имя, – сказал он, и то, как он понизил голос в этом открытом месте и среди бела дня, показалось Саймону нелепым. – Само по себе имеет возможность очень плохо уничтожить урожай, призвать к тебе болезни и дурные, нехорошие сны…
– Дождь и плохую погоду? – спросил Саймон, поглядев в безобразное, мутное небо.
– И нечто другое, – сказал Бинабик и коснулся рукой своей куртки как разлад сердцем.
Глава 10. ПСЫ ЭРКИНЛАНДА
Саймону казалось, что он в сосновом саду Хейхолта, как раз под окнами обеденного зала. Над кронами тихо покачивающихся деревьев висел каменный мост, который соединял зал с церковью. Юноша не чувствовал холода – да он и вообще не осознавал своего тела – но легкие снежинки кружились вокруг него. Тонкие ветви деревьев уже скрывались под белыми одеялами. Все поглотила тишина. Ветер, снег и сам Саймон существовали в мире, лишенном звука и движения.
Ветер, которого он не мог ощущать, дул все сильнее, и деревья сгибались под его напором, раздвигаясь, как океанские волны вокруг одинокой скалы. Снег все падал и падал, а Саймон шел через коридор, образованный деревьями к открытому месту, полному сверкающей белизны. Он шел дальше и дальше, а деревья отступали перед ним, как солдаты, отдающие честь.
Разве сад когда‑нибудь был таким длинным?
Внезапно Саймон почувствовал, как что‑то наверху притягивает его взгляд. В конце снежной дороги стояла огромная белая колонна, уходящая вершиной в туманное небо.
Конечно, сонно размышлял он, это Башня Зеленого ангела. Раньше ему никогда не удавалось выйти из сада прямо к основанию башни, но ведь все изменилось, пока его не было… все изменилось…
Но если это башня, думал он, глядя на великолепные очертания, выступающие из снежной мглы, ото почему на ней растут ветви? Это не башня. По крайней мере, теперь это не башня. Это дерево – огромное белое дерево…
Саймон сел, широко раскрыв глаза, и потряс головой.
– Что дерево? – спросил Бинабик, который сидел рядышком, зашивая рубаху Саймона иглой, сделанной из птичьей кости. Он сделал последний стежок и отдал рубашку юноше. Тот протянул из‑под плаща длинную веснушчатую руку и взял ее. – Что за дерево, и имея ли ты хорошие сны?
– Сон, вот и все, – невнятно ответил Саймон, натягивая рубашку. – Мне приснилось, что Башня Зеленого ангела превратилась в дерево. – Он лукаво взглянул на Бинабика, но тролль только пожал плечами.
– Сон, – согласился он.
Саймон зевнул и потянулся. Не особенно удобно спать свернувшись в расщелине на склоне горы, но и это, много предпочтительней, чем спать на открытой равнине. Это стало понятным, как только они пустились в путь.
Солнце уже взошло, почти незаметное под маской облаков. Глядя с высоты горы, где они приютились, трудно было сказать, гае кончается небо и начинается покрытая туманом долина. Этим утром весь мир казался мрачным и бесформенным.
– В ночи я видывал огни, когда ты предавался сновидениям, – сказал тролль, выводя Саймона из задумчивости.
– Огни? Где?
Левой рукой Бинабик указал на юг, в долину.
– Вон там. Не питай страха, я думаю, они очень далеко. Весьма вероятно, они не имеют с нами никакой связи.
– Я тоже так думаю. – Саймон, сощурившись, вглядывался в серую даль. – Ты знаешь, может быть, это Изгримнур и его солдаты.
– Это сомнительно.
Саймон повернулся и возмущенно посмотрел на маленького человека.
– Но ты сказал, что они отобьются… что они уцелеют! Тролль раздраженно фыркнул.
– Если бы ты подождал там еще немного, ты бы убедился сам. Я имею уверенность, что они уцелеют. Но риммеры шли на север, и мне сомнительно, что они повернули обратно. Эти огни бывали дальше к югу, как будто…
– Как будто те шли из Эркинланда! – закончил Саймон.
– Да, – слегка раздраженно проговорил Бинабик. – Но они могли быть торговцами или еще путешественниками… – Он огляделся. – Куда теперь бегает Кантака?
Саймон поморщился. Увертки для грудных младенцев!
– Прекрасно. Но что бы это ни было, это ведь ты вчера настаивал на скорости. Или мы подождем, а может еще пойдем навстречу, чтобы поскорее встретиться с этими купцами или… землекопами? – Шутка вышла довольно кислой, а последнее слово и вовсе неприятным на вкус.
– Можно и не болтать чепухи, – недовольно проворчал Бинабик. – Боганики‑буккены не разжигают костров. У них имеются другие вещи, которые светятся. А мы – нет, мы не будем ожидать этих разжигающих костры. Мы теперь идем назад, в лес, как я уже говаривал тебе. – Он указал на склон горы за его спиной. – На том краю горы мы уже будем иметь возможность видеть деревья.
Вдруг затрещали кусты, и тролль и мальчик подскочили от неожиданности. Это была всего‑навсего Кантака, спускавшаяся с горы странными зигзагами, не отрывая носа от земли. Дойдя до них, она ткнулась носом в руку Бинабика и стояла так, пока он ее не погладил.
– Кантака веселая, хммм? – тролль улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Ну, раз мы имеем сегодня днем такую удачу, что облака густые, и дым не очень видный, то, я думаю, мы можем разрешать себе немного настоящей еды. Это благоприятно?
Саймон попытался придать лицу серьезное, озабоченное выражение.
– Я мог бы что‑нибудь съесть, если ты так настаиваешь, – произнес он. – Если ты действительно считаешь, что это так важно…
Бинабик в изумлении уставился на него, решив, что Саймон действительно не хочет завтракать, и юноша почувствовал, что смех вот‑вот вырвется из него.
Почему я такой дурачок? – подумал он. Мы в страшной опасности, и дальше будет ничуть не лучше.
Не в силах больше выносить выражения лица Бинабика, он расхохотался.
Что ж, ответил он себе, не может же человек тревожиться непрерывно.
Саймон удовлетворенно вздохнул и позволил Кантаке слизнуть с его пальцев остатки беличьего жира. При этом он почти умилился тому, как осторожен может быть волк, несмотря на огромные челюсти и беспощадные зубы.
Догоравший костерок был совсем маленьким, потому что тролль не хотел лишний раз рисковать. Тонкая струйка дыма медленно извивалась вдоль склона горы.
Бинабик, получив разрешение Саймона, углубился в чтение манускрипта Моргенса.
– Я питаю надежду, – сказал тролль, не отрываясь от рукописи, – что ты понимаешь не попробовать того же со всеми остальными волками, кроме моего друга Кантаки.
– Конечно, нет. Это просто удивительно, какая она ручная.
– Не ручная, – подчеркнул Бинабик. – Она имеет узы чести со мной, и это прикасается к моим друзьям.
– Чести? – лениво спросил Саймон.
– Имею уверенность, что ты хорошо знаешь такое слово. Честь. Ты думаешь, такое странно между троллем и волком? – Бинабик взглянул на него и вернулся к манускрипту.
– О, я не очень‑то много думаю в эти дни, – легкомысленно ответил Саймон и почесал пушистый подбородок Кантаки. – Я просто хочу вовремя пригнуться и добраться до Наглимунда.
– Ты грубо уклоняешься, – пробормотал Бинабик, но не стал настаивать.
Некоторое время ничто, кроме шуршания пергамента, не нарушало тишину.
– Вот, – сказал наконец тролль. – Теперь имей терпение для слушания. Ах, Дочь Гор, читаю такие слова и еще больше сожалею бедного доктора Моргенса. Ты знаешь про Нирулаг, Саймон?
– Конечно. Где король Джон разбил наббанайцев! У нас в замке были даже ворота, все покрытые резьбой. Там была вырезана вся эта битва.
– Ты имеешь справедливость. Так вот, тут доктор Моргенс пишет про эту битву и как король Джон первый раз имел встречу со знаменитым сиром Камарисом. Можно я буду читать тебе?
Саймон почувствовал мгновенный укол ревности. Доктор вовсе не предназначил свой труд одному только Саймону, напомнил он себе.
…Итак, после того, как решение Адривиса – одни называли его храбрым, другие – самонадеянным – встретить неразумного северного короля на плоской равнине луговых тритингов, перед озером Мирм, обернулось бедствием, он стянул большую часть своих войск в Онестрийский проход, узкий перешеек, между горными озерами Эдна и Клоду…
– Моргенс говаривал тут, – объяснил тролль, – что Адривис, который был император Наббана, не веровал, что Престер Джон может найти большие силы так далеко от Эркинланда. Но пирруинские островитяне, которые всегда не любили наббанаи, они заключили тайный договор с Джоном и оказали ему помощь в доставлении войск. Король Джон у луговых тритингов сумел разделять на ленточки войско Адривиса, о чем наббанайцы, а они были гордые, даже мыслить не могли. Имеешь понимание?
– Думаю, да. – Саймон вовсе не был в этом уверен, но он слышал достаточно баллад о Нирулаге, чтобы узнавать хотя бы имена. – Почитай еще.
– С непременностью. Но один раз я хочу искать место, которое тебе будет очень интересное.
…И вот, когда солнце в последний раз для восьми тысяч мертвых и умирающих скрылось за горой Онестрис, юный Камарис, чей отец Бенидривис са‑Винитта принял императорский жезл от своего умирающего брата Адривиса всего час назад, собрал отряд в пятьсот лошадей и повел его на врага в поисках отмщения…
– Бинабик! – прервал Саймон.
– Да?
– Кто, что и у кого взял?
Бинабик засмеялся.
– Принимай мои извинения. Эта такая сеть, в которой слишком много имен, и ее не очень легко сразу вытаскивать, да? Адривис был последний император Наббана, и его империя уже тогда бывала не очень больше, чем нынешнее Наббанайское герцогство. Он имел ссору с Престером Джоном, потому что Джон имел желание объединять Светлый Ард и Адривис понимал, что там будут очень большие конфликтные ситуации. Ну и я не буду измучивать тебя всеми их сражениями, но это была его последняя битва, как тебе известно. Адривис, император, был умерщвлен стрелой, и его брат Бенидривис стал новый император. Это было недолго, когда он тоже скончался вместе со своими заместителями. Камарис был его сын, очень юный сын, не больше пятнадцати, и вот в этот день он стал последним принцем Наббана, так иногда говаривают в песнях. Имеешь понимание?
– Теперь имею. Эти все «аризисы» и «ивизисы» меня сперва запутали.
Бинабик поднял пергамент и продолжал чтение.
…Когда Камарис вышел на поле боя, усталые войска Эр‑кинланда совсем обезумели. Воины Камариса тоже устали, но сам он был смерчем, сеющим бурю смерти, и меч Торн, который отдал ему умирающий дядя, казался зигзагом черной молнии. Летописи утверждают, что войска Эркинланда готовы были пасть, но тут сам Престер Джон, сжимая Сверкающий Гвоздь железной рукой в железной рукавице, вышел на поле. Он прорубил коридор в рядах нападающих и вскоре оказался лицом к лицу с галантным Камарисом…
– Вот тот кусок, который именно я желал, чтобы ты услышал, – сказал Бинабик, переворачивая страницу.
– Это здорово! – отозвался Саймон. – А Престер Джон разрубит его пополам?
– Чепуха! – фыркнул тролль. – Как бы тогда он получил возможность становиться ближайшим и самым верным другом Джона? Разрубить его напополам!
…Баллады утверждают, что их битва длилась весь день и всю ночь, но я, впрочем, сомневаюсь, что так и было в действительности. Я позволю себе предположить, что они схватились незадолго до наступления сумерек, и усталым наблюдателям могло показаться, что они сражались весь день напролет…
– Какой великолепный мыслительный процесс производит твой Моргенс! – засмеялся Бинабик.
…Какова бы ни была истина, они обменивались ударами, крута латы противника, даже тогда, когда солнце уже зашло, и вороны насытились. Этой битве не видно было конца, хотя отряд Камариса давно уже был разбит воинами Джона. Никто из эркинландеров не посмел вмешаться в их сражение.
Наконец лошадь Камариса случайно ступила ногой в яму, упала, сломала ногу и придавила своим телом Камариса. Джону предоставилась возможность покончить с противником, и никто не осудил бы его за это – но все очевидцы единогласно утверждают, что он помог упавшему рыцарю выбраться из‑под лежащего коня, вернул ему меч, и, убедившись, что Камарис в сознании, продолжил сражение…
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 88; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!