ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. «ПРЕДАТЕЛЬСТВО» 7 страница



Мысль о том, что кто-то посторонний будет ощупывать нижнюю часть живота, была во всех отношениях унизительной. И дело не только в том, что я боялась того, что медсестра будет на меня глазеть и запихивать в меня какие- то предметы или что-нибудь выскабливать. Мои волосы пахнут так, как будто кого-то на них стошнило. Мои ноги тоже пахли, когда я вчера сняла сапоги. Не хочу даже думать о том, как пахнут остальные части тела.

Я не плакса, но впервые за долгое время я чувствую, что мне щиплет глаза. Я тру их, но это не помогает. Тогда я даю сама себе пощечину. Именно это мне и нужно было.

— Приди в себя, Алина, — говорю я себе.

Я бросаю сапоги в угол комнаты и внимательно смотрю на мои растянутые и влажные носки, которые я не буду снимать. Я вылезаю из штанов и трусов и швыряю их к сапогам.

Дверь открывается. Я запрыгиваю на стол и натягиваю одеяло на ноги.

Медсестра хватает маску с рабочей поверхности и натягивает ее на рот и нос. Это не кислородная маска, а просто защита от возбудителей болезни. В моих и, прежде всего, в ее интересах.

Она садится на табуретку и поправляет установленные на столе пластины.

— Просунь туда ноги и ляг на спину.

— Зачем это? — спрашиваю я. — Анализ крови выдаст вам все, что вы нужно знать. Я переносчик болезни, если вы это имеете в виду. Вы знаете, я из Купола. Там постоянно проводят профилактические обследования. Я чистая.

Медсестра гримасничает.

— Чистой я бы тебя сейчас не назвала. Ложись уже.

Я продолжаю сидеть.

— Зачем это?

Она неодобрительно щелкает языком.

— Может, мне позвать Ваню, чтобы она тебе по буквам продиктовала? Или лучше Макса?

Я трясу головой. Чего доброго они еще захотят присутствовать при осмотре. Нет уж, спасибо.

Я ложусь.

— Подвинь попу вниз до самого края, — говорит медсестра. Она поднимает одеяло и раздвигает мои колени. — Сейчас будет немного давить, — говорит она. Но это — не давление, это — боль, как будто меня разрезали.

Я цепляюсь за край стола и гужу я под нос. "Все в порядке", — успокаиваю я себя. "Это же не убьет тебя".

Через мгновение она снова натягивает одеяло на ноги и освобождает меня от накладок.

— Ты можешь встать.

На шатких ногах я оборачиваю одеяло вокруг бедер, что-то вроде фартука, и опираюсь на рабочую поверхность, зажав голову между локтями. Странное чувство — эта беспомощность, и в тоже время не совсем приятное.

— Заключительный вопрос: начало последнего периода? — она снимает латексные перчатки с рук и бросает их в мусор, пока я спешно натягиваю трусы.

У меня огромное искушение выдать ей что-нибудь, так как ее это совершенно не касается, но я могу так же плохо оценить эти исследования, как и последовательности, которые они хотят получить из результатов. Поэтому я говорю правду.

— Девять дней назад, — я снова натягиваю брюки и сапоги.

Она кивает.

— Как долго длились?

— Шесть дней, — говорю я.

Она записывает дату в старый Pad и открывает дверь.

— Иди в комнату 28. Сначала вниз, первый поворот налево и затем четвертая дверь справа, — зевая, она демонстрирует имеющуюся челюсть. — Тебе нужна тряпка для крови?

— Ах, оставь же меня в покое, — я захлопываю за собой дверь лаборатории и ухожу.

Повернув налево, я чуть было не сталкиваюсь с Максом. Он смотрит на меня свысока, скрестив руки на груди, чтобы похвастаться своими мускулами.

— Закончилось обследование?

Я краснею.

— Да.

Он улыбается сжатыми губами и убирает мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я вздрагиваю и ненавижу себя за то, что позволяю ему так легко поставить себя в неловкое положение.

— Ну, значит самое трудное уже позади. Браво за выдержку.

Это сейчас был сарказм или нет? Он гладит мой подбородок, улыбается и уходит прочь. За поясом его брюк торчит пистолет.

А мы отдали наше оружие.

Я всматриваюсь в круглое окно комнаты 28. Внутри стоят письменные столы, а за ними Сайлас, Дориан и Зонг. Я проскальзываю внутрь, и все поворачиваются ко мне.

— Что вы тут делаете? — спрашиваю я.

— Какой- то письменный экзамен, — говорит Сайлас.

— Все же лучше, чем еще одно обследование, — говорит Дориан невозмутимо.

— Я боюсь, что нас прослушивают, — говорит Сайлас.

Зонг поднимается и осматривает стены, цокольные панели и каждый отдельный стол.

— Трудно сказать.

— С тобой все в порядке? — спрашивает Сайлас. Я сжимаю руки.

— Все хорошо.

— Ты все смогла сыграть?

—Да, вплоть до проглатывания таблеток, — я хлопаю по карману и смотрю в пол. — Не важно, что насчет вас?

Сайлас, Дориан и Зонг обмениваются взглядами.

— Я не знаю, чем именно она тут занимаются, но это не имеет ничего общего с Рощей, — говорит Сайлас. Зонг все еще проверяет под каждым столом и возится с розетками и кислородными коробками.

— Они хотят наши пробы, — продолжает Сайлас.

Моя челюсть падает вниз. Ему не нужно вдаваться в детали, что это должны быть за пробы, можно догадаться без труда ввиду моего обследования.

— Как мы должны предоставить их? — думает вслух Сайлас. — Вот так по команде.

— Я сделал, — добавляет Дориан прямо.

— Что? — спрашивает Сайлас.

— Мы же говорили, что сотрудничаем, итак я сотрудничал, — он потирает нос.

— Сотрудничать? — Сайлас сжимает челюсти, с трудом втягивая воздух. Он интенсивно чешет голову.

—Куда нам идти, если нас выкинут? Петра однажды бросила каждого из нас на несколько недель в клетку. Это сильно отличается? — спрашивает Дориан.

— Медсестра довольно основательно обследовала меня, — бормочу я. При этом я не могу никому смотреть в глаза.

— О, Алина, — стонет Сайлас.

— Это должно быть для кого-нибудь генного теста, — говорю я.

Зонг качает головой.

— Генетическую информацию получают из проб крови и этого им более чем достаточно.

— Чего тогда они хотят? — спрашиваю я.

Зонг делает глубокий вздох через нос.

— Я думаю... мне кажется, они хотят выяснить, насколько мы плодоносны.

 

БЕА

 

Во время моего второго путешествия в аптеку я нашла несколько старых таблеток от боли, и теперь даю их Джаз каждые шесть часов, только помогают они или нет, не знаю. Даже во сне она тихо стонет.

— Я умру? — жалобно спрашивает она, когда наконец приходит в себя.

— Что? Глупость, — говорю я, но не совсем правдиво. Собственно, даже если Квинн и сможет найти Секвойю, ему нужно еще вернуться назад, а на это уйдут недели.

И еще больший страх охватывает меня, а надежды тускнеют. Каждый день немного меньше того единственного, что еще помогает мне держаться.

Для моих родителей я не могла больше ничего сделать, а теперь для Джаз.

Я пытаюсь избавиться от воспоминаний их безжизненно лежащих тел, в расплывающейся кровавой луже, когда толпа атаковала сцену.

А я могла только смотреть на матовое стекло старого Ватсона, далеко от того места, где была нужна. По крайней мере, я могла быть сейчас рядом с Джаз, показать силу и ждать, когда не произойдет ужасное или чудо.

Я укладываю голову Джаз на колени и напеваю грустную мелодию, так как никакая веселая не приходит на ум.

Собственно, это должно ее успокоить, но мне это также необходимо, если я не буду напевать, я расплачусь, а Джаз не должна это видеть.

— Ты устала? — спрашивает она и смотрит на меня вверх. Я еще крепче прижимаю ее голову к себе. Она испытывает такую боль, а переживает за меня. — Я постараюсь быть потише, тогда ты сможешь отдохнуть, — говорит она и стискивает зубы.

— Мне не нужно спать, — уверяю я ее. Рукой я глажу ее веснушчатое лицо, а другой хватаюсь за нож, но мои глаза уже горят от истощения. Мои плечи осунулись. Голова такая тяжелая. — Может, только на несколько минут, — говорю я.

— Беа! — настойчивый кашель Джаз вырывает меня из сна, который тут же забываю, когда открываю глаза.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

—Я попыталась пошевелиться. Это была ошибка. Все еще болит, — она сидит и дрожит. Ее руки ледяные.

— Все хорошо. Расслабься, — я выдавливаю таблетку.

Было глупо с моей стороны всю мою жизнь посвятить изучению науки и философии и теории лучшей жизни, когда я могла учиться существованию в настоящем мире.

Если бы Алина была здесь. Она бы знала бы, что делать, и у Джаз наверняка был бы шанс.

Джаз отталкивает меня и вскрикивает. Из ее раны вытекает что-то желтое. Я наклоняюсь вперед, чтобы рассмотреть получше.

— Нет! Смотри-ка! — я следую за ее указательным пальцем от ноги к куче, затем к облицованному полу вокзала до самой дельней точки, где появляется пара сапог.

Юноша.

Я протираю глаза, на случай если сплю. Затем я хватаю нож и подпрыгиваю, оглядываясь при этом вокруг.

Что еще я должна сделать? Если бы не было Джаз, я выронила бы нож и просто убежала бы. Но при данных условиях я просто размахиваю лезвием снова и снова.

— Держись подальше!

— Давай поговорим, — произносит парень. — Я просто хочу поговорить с тобой, — он опускает свой рюкзак и поднимает руки вверх. В одной руке у него пистолет. Джаз в панике вскрикивает. И я тоже.

 

АЛИНА

 

Едва мы заканчиваем с тестами и возвращаемся в хижину, как Мод приподнимает свои юбки. Ее колени кровоточат, руки обтянуты тиной.

— Что теперь скажешь, госпожа супермозг?

— Что случилось?

— Что значит «что случилось»? Где вы были весь день? — Мод ударяет меня в бедро, и Брюс быстро оттаскивает ее назад. Но с моими головными болями в мои планы не входил ответный удар.

— Она не имеет к этому отношения, Модди, — говорит Брюс. Мод стягивает сапоги и бросает их об стену, как раз около головы Сайласа.

— Они не проверяли вас? — спрашивает Сайлас, потирая веки.

Мы провели часы в этой грязной комнате, где нас проверяли на знания по математике, естествознания и логике, нам нужно было заполнить анкету, в которой указывали наши таланты и хобби. Никто из нас не показывал особенной энергии.

Брюс сидит на своей кровати и оттирает свои босые ноги от грязи.

— Едва вы ушли, мы натянули перчатки и копали, — говорит он.

— Никаких медицинских тестов? — спрашивает Дориан.

— Конечно, нет. Нет, если мои предположения верны, — говорит Зонг. Я хочу, чтобы он был неправ насчет плодородности, но как еще объяснить эти интимные исследования?

— Что они хотят знать? Что здесь происходит? — пищит Мод. — Я не хочу вкалывать на них. Жить как Извергнутый не просто, но, по крайней мере, тобой никто не командует.

Даже не постучав, Макс открывает дверь. Из-за падающего света виден только его выступающий силуэт.

— Ужин, — объявляет он заходя.

— Они оба измотаны, — говорю я, указывая жестом на Мод и Брюса. — Почему вы заставили их так надрываться? Они должны были медитировать и учиться приспосабливаться к низкому уровню кислорода. Вы хотите убить их?

Макс щурит глаза.

— Если бы мы хотели их убить, мы бы заставили их копать себе могилу, а не грядки.

Сайлас дергает меня за пуловер, чтобы предупредительно вернуть меня назад. Макс триумфально кивает и уходит.

— Я думаю, нам нужно поискать другое место для жизни, — предлагает Сайлас.

— Ты думаешь, что они дадут нам просто уйти, когда мы только пришли? Петра тоже не допустила бы этого.

Зонг делает глубокий вдох в кислородной коробке.

— И здесь отличная крепость. Они заново все построили, используя гальку и горную породу. Она может продержаться, — он стучит костяшками пальца по стене хижины, чтобы продемонстрировать ее стабильность.

— Знаете, что смешно? — говорит Брюс. — У них совершенно нет деревьев. Мы пересекли сегодня всю территорию вдоль поперек, в пять часов утра и ничего.

— Ни одного деревца? — спрашиваю я. В этом же нет никакого смысла. — Возможно, вы просто не видели их.

—Конечно. Дубы, Ольху и другие виды так легко не заметить, — иронизирует Мод.

— Может быть, они боятся, что деревья привлекут внимание министерства, — говорит Дориан и застегивает куртку.

— Откуда тогда берется воздух? — спрашивает Зонг.

— Теплица, — говорит Мод. — Убийственная вещь, за соседним зданием. Несколько маленьких деревьев. Яблони, груши в ряд. И много овощей. И кусты помидоров.

—Они вряд ли производят достаточно, — говорю я. Весь смысл нашего мятежа против министерства заключается в том, чтобы вернуть земле прежнее состояние. Хоть этот проект и займет тысячелетия, но мы должны с чего-то начать.

— Я предлагаю отложить дискуссию, пойдемте уже есть, — говорит Дориан. — Они уже определенно ждут.

Мы все киваем, соглашаясь. Теперь не время бросаться в глаза.

Кирпичные строения по-новому сооружались из старых стройматериалов. Мы заходим, как и все остальные, и ищем места в конце длинного стола, как можно дальше от площадки.

На столах нет ничего кроме бокалов и графинов с водой, но когда мы садимся, качающиеся двери распахиваются и служащие выносят сервированные подносы. Остальное остается за нами.

Другие становятся парами в очередь и получают свои законные сидячие места.

Я хочу уже встать, спеша быть послушной, когда молодой человек с копной кудрей подсаживается ко мне, а затем и несколько девушек.

— Я вижу, что вы нашли стол для лузеров, —с меется парень. — Я — Терри, — он протягивает мне руку. — Вы можете снять маски. Здесь есть дополнительный воздух, чтобы было удобно есть.

— Алина, — я снимаю маску и пожимаю его руку.

Напротив меня сидит девушка с тонкими бровями и холодно-синими глазами, которая представляется как Урен. Вокруг ее головы тесно намотан черный платок, который полностью скрывает ее волосы.

— Такого еще не было, чтобы к нам пришла целая группа. Всегда были только одиночки. Ходит слух, что Роща была разрушена. Правда ли это? Как вы думаете, придут ли другие? — спрашивает она.

Мод перегибается через стол и хватает кусок пирога с тарелки. Терри предусмотрительно наполняет все бокалы для воды.

— Я сомневаюсь в этом, — говорит Сайлас. — Они все мертвы.

— О, — Урен опустошает ее бокал за один присест и подает его Терри, чтобы тот его снова наполнил. — Министерство хочет убить всех нас, что ли? Если бы спросили меня, то я бы ответила, что мы должны были бы сначала убить их, — взгляд Урен пересекся с моим. Терри и другие кивают, и я соглашаюсь. Если бы была возможность уничтожить министерство, я была бы очень в этом заинтересована.

С появлением Вани и Макса в столовой повисает молчание, и все поднимаются. Ваня занимает свое место в середине площадки, Макс рядом с ней.

Он ищет мой взгляд по всему помещению и подмигивает мне. Я намеренно не смотрю на него и концентрируюсь только на Ване.

— За жизнь! — выкрикивает она. Под общее ликование распределяются последние подносы.

— Мы еще не сказали спасибо, — говорит Зонг. Его тарелка нетронута. Вместо этого он пристально смотрит на остальных, которые уже давно начали.

— Просто ешь, — говорит Сайлас.

— Я не могу дважды за день не сказать спасибо... или, по крайней мере, напомнить, — говорит Зонг.

— Что он имеет в виду? — спрашивает Урен, любезно выставив напоказ содержимое полного рта.

Он думает, что мы должны осознать, откуда пришла еда, но мне это кажется не такой уж веской причиной для неприятного чувства.

— Ты же знаешь, что никто из нас не забыл Холли, — говорю я ему.

Я кладу ладонь на его руку и осторожно провожу по ней. После исчезновения Абеля никто не сделал этого для меня, и мне очень этого не хватало этого маленького жеста тесной связи.

— Зонг прав, — мягко говорит Сайлас. — Мы должны придерживаться наших традиций.

— Мы благодарим землю, — говорит Зонг. Я откладываю столовые приборы, Сайлас и Дориан делают то же самое. Терри и Урен молча наблюдают. — Мы благодарим воду. Мы благодарим растения, деревья и корни. Листья. Фрукты и цветы. Мы благодарим наших попутчиков. Мы благодарим души тех, кто умер для нас. От имени земли мы предлагаем свои услуги в ваше расположение и преданность. Мы приветствуем, — я складываю ладони на уровне сердца и наклоняю голову.

— Да будет так, — заканчиваем мы хором.

— Это Вуду, или что? — смеется Урен.

— Мы просто снова доводим до нашего сознания то, что природа могущественнее, чем мы, — объясняет Дориан.

Терри вытирает рот тыльной стороной руки.

— Но человечество стоит в самом центре, — нас трудно назвать человечеством.

— Вы уже знаете вашего партнера? — спрашивает Урен. Она облизывает губы.

— Урен, — шипит Терри как раз в тот момент, когда начинают шуметь на другом конце стола, и Ваня начинает махать и кричать.

— Охрана к воротам!

Все с испугом смотрят по сторонам.

Макс спрыгивает с площадки.

— Солдаты! — приказывает он. — К оружию! — он мчится мимо нашего стола к двери.

Пятьдесят мужчин с трудом поднимаются на ноги и галопом бегут позади него.

— Что там случилось? — спрашивает Сайлас, вскакивая.

— Кажется, у нас еще гости, — говорит Терри.

 

ОСКАР

 

Очень медленно и осторожно я подхожу к девушке с ножом и гиперактивным ребенком, пытаясь рассмотреть их лица в полумраке.

Беа Виткрафт я узнаю даже через маску для дыхания. Хотя я никогда не встречал ее, ее лицо каждый день мелькало на экранах, так как она разыскивается.

Видеозаписи, конечно, не показывались. Мне пришлось лично попросить об этом секретаря из пресс-бюро, якобы ради любезности.

Я должен был знать, как это произошло, как хладнокровно были расстреляны свидетели, как родители Беа, например.

И теперь они называют Беа террористкой, даже если она выглядит как извергнутая. На полу валяются пустые бутылки и кровавые куски ткани.

— Я могу вам помочь?

Беа размахивает ножом.

— Что ты здесь ищешь?

— Зачем ты спрашиваешь? Закали его, — бормочет ребенок. Она ужасно бледная и, кажется, не может оторваться от пола.

Одна ее штанина разорвана. На плитке вокруг видны следы запекшейся крови. Она плачет, и по лицу Беи тоже течет слеза.

— Я ничего вам не сделаю, — уверяю я. — Я просто услышал шум, не более. Я хотел только проверить.

Ниам как-то жаловалась на то, что Квинн, как она выразилась, чрезмерно цепляется за Беа.

Теперь, когда я ее нашел, может и он не далеко.

Я убираю пистолет в сумку и осторожно приближаюсь. Беа вздрагивает при каждом шаге, и, когда расстояние между нами не превышает вытянутой руки, она полностью цепенеет.

— Исчезни, — говорит она.

Она машет ножом всего в паре сантиметров от моего лица. Ее глаза широко распахнуты от страха, усталости, безумия, а может от всего сразу.

— Девочка тяжело ранена, — говорю я. Осторожно я убираю руку Беа, держащую нож, от моего лица. Но одним махом в мою сторону она так плотно прижимает острие ножа к моей шее, что царапает мне кожу.

Я не учел такой поворот событий. Отскочив назад, вытираю кровь. Она решительно вытягивает руку вперед.

— Проваливай, я сказала, — угрожает она.

Я бы мог с легкостью вырвать у нее нож, но так как она, возможно, может привести меня к Квинну, я должен завоевать ее доверие.

Я продолжаю держать дистанцию. Покопавшись в рюкзаке, я достаю фонарик, чтобы осветить ногу ребенка.

Нога покраснела и отекла, кожа натянулась, длинный порез пожелтел. Мой желудок дает о себе знать. Беа не сводит с меня глаз.

— Как давно у нее повреждена нога? — спрашиваю я.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!