Маяковский разговаривает с читателями 9 страница
Разведка
Бродить, соскальзывать со скал,
В ручьях отыскивать приметы,
Какими славится металл,
Покровом каменным одетый.
В тайге откапывая клад,
Скрести настойчивой лопатой,
Искать на ощупь, наугад
Приметы россыпи богатой.
И по распадкам бить шурфы.
И рвать рубашку торфяную
С земли – для будущей строфы
Вести разведку россыпную.
Пускай речной песок глубок,
Пускай пуста за пробой проба –
Ты свой старательский скребок
Готов нести с собой до гроба.
Пусть ослабевшая рука
Лопату выронить готова,
Пускай усталость велика –
Умей начать свой поиск снова.
И, у ручья остановясь,
Лотком зачерпывая воду,
Смывай всю каменную грязь,
Всю бессловесную породу.
Еще победа далека,
Но светлым знаменьем улова
Тебе блеснет на дне лотка
Крупица золотого слова.
1957
Мой архив
Рукописи – берёста,
Камни – черновики.
Буквы крупного роста
На берегу реки.
Мне не нужна бумага.
Вместо нее – леса.
Их не пугает влага:
Слезы, дожди, роса.
Дерево держит строки:
Желтый крутой затес,
Залитый светлым соком
Клейких горячих слез.
Вот надежно укрытый
Склад моего сырья,
Птицами позабытый,
Спрятанный от зверья.
1957
* * *
Немилосердное светило
Дотла сожгло олений мох,
Настолько скалы раскалило,
Что даже дождик не помог.
И что для этой страшной суши
Старанья тучи дождевой,
|
|
|
От них не сделалось бы хуже
С засохшей, скрюченной травой.
Промчалась туча мимо, мимо,
Едва обрызгав косогор.
Деревья, точно руки мима,
Немой ей бросили укор.
И солнце выскочило снова
Плясать в дымящейся траве,
И скалы лопаться готовы,
И жесть шуршит в сухой листве.
1957
* * *
Где роса, что рукою сотру
С лепестков охлажденных цветов,
Где мельчайшая дрожь поутру
Всей листвы, всей травы, всех кустов.
Надо вычерпать слово до дна
Разве в сказке заделана течь,
Чтоб плыла словно лодка она,
Где теченье – река или речь…
1957
* * *
Когда рождается метель
На свет,
Качает небо колыбель
Примет.
И связки звезд и облака
Вокруг
Кружатся волей ветерка,
Мой друг.
Бежит поземка возле ног,
Спеша,
И лезет в темный уголок
Душа.
Ты не оценишь этот мир
В снегу,
Зачитанную мной до дыр
Тайгу.
А мне вершина скал –
Маяк,
Они – и символ, и сигнал,
И знак.
1957
* * *
В дожде сплетают нити света
Рыбачью шелковую сеть.
И словно сети, капли эти
Способны в воздухе висеть.
И дождик сыплется, как пудра,
На просветленную траву,
И перламутровое утро
Трясет намокшую листву.
И лес рассыплет тот стеклярус,
Весь бисер на землю стряхнет
И, распрямив зеленый парус,
|
|
|
Навстречу солнцу поплывет.
1957
Жест
Нет, мне вовсе не нужен язык,
Мне для речи достаточно рук,
Выражать я руками привык
И смятенье, и гнев, и испуг.
Там в лесу меня всякий поймет.
Речь, как птица, сидит на руке.
Взмах ладони и смелый полет –
Лгать нельзя на таком языке.
Этот жест – первобытный язык,
Изложение чувств дикаря, –
Резче слова, мучительней книг,
И научен я жесту не зря.
И понятны мне взмахи ветвей,
Содроганье столетних стволов, –
Повесть леса о жизни своей
Без прикрас, без двусмысленных слов.
1957
* * *
Я выходил на чистый воздух
И возводил глаза горе,
Чтоб разобраться в наших звездах,
Предельно ясных в январе.
Я разгадал загадку эту.
Я иероглифы постиг,
Творенье звездного поэта
Я перевел на наш язык.
Все записал я на коряге,
На промороженной коре,
Со мною не было бумаги
В том пресловутом январе.
1957
* * *
Ни зверя, ни птицы… Еще бы!
В сравненье с немой белизной
Покажутся раем трущобы
Холодной чащобы лесной.
Кустарника черная сетка…
Как будто остались в пургу
Небрежные чьи‑то заметки
На белом безбрежном снегу.
Наверно, поэты скрипели
Когда‑то досужим пером,
|
|
|
Пока не вмешались метели,
Свистя колдовским помелом.
На хвойные хрупкие плечи
Обрушилась белая мгла,
Сгибая, ломая, калеча,
Лишая огня и тепла…
1957
Некоторые свойства рифмы
Л. Тимофееву
Инструмент для равновесья
Неустойчивости слов,
Укрепленный в поднебесье
Без технических основ.
Ты – провиденье Гомера,
Трубадуровы весы,
Принудительная мера
Поэтической красы.
Ты – сближенье мысли с песней,
Но, в усильях вековых,
Ты сложнее и чудесней
Хороводов звуковых.
Ты – не только благозвучье,
Мнемонический прием,
Если с миром будет случай
Побеседовать вдвоем.
Ты – волшебная наука
Знать, что мир в себе хранит.
Ты – подобье ультразвука,
Сверхчувствительный магнит.
Ты – разведки вдохновенной
Самопишущий прибор,
Отразивший всей вселенной
Потаенный разговор.
Ты – рефлекс прикосновенья,
Ощущенье напоказ,
Сотой долею мгновенья
Ограниченный подчас.
Ты ведешь магнитный поиск
Заповедного следа
И в метафорах по пояс
Увязаешь иногда.
И, сменяя звуки, числа,
Краски, лица, облака,
Озаришь глубоким смыслом
Откровенье пустяка.
Чтоб достать тебе созвучья,
Скалы колются в куски,
Дерева склоняют сучья
|
|
|
Поперек любой строки.
Все, что в памяти бездонной
Мне оставил шар земной,
Ты машиной электронной
Поднимаешь предо мной.
Чтоб сигналы всей планеты,
Все пространство, все века
Уловила рифма эта,
Зарожденная строка.
Поводырь слепого чувства,
Палка, сунутая в тьму,
Чтоб нащупать путь искусству
И уменью моему.
1957
Ода ковриге хлеба
Накрой тряпьем творило,
Чтоб творчества игра
Дыханье сохранила
До самого утра.
Дрожжей туда! Закваски!
Пусть ходят до зари
В опаре этой вязкой
Броженья пузыри.
Пускай в кадушке тесной,
Пьянея в духоте,
Поищет это тесто
Исхода в высоте.
Пускай в живом стремленье
Хватает через край,
Торопит превращенье
В пшеничный каравай.
И вот на радость неба,
На радость всей земле
Лежит коврига хлеба
На вымытом столе.
Соленая, крутая,
Каленная в жаре,
Коврига золотая,
Подобная заре.
1957
Арбалет
Ребро сгибается, как лук,
И сила многих тысяч рук
Натягивает жилы.
А сердце – сердце как стрела,
Что смело пущена была
Вот этой самой силой.
Ее внимательный стрелок
Уж не запустит в потолок
В мальчишеском усердье.
Она сквозь темень и метель
Найдет желаемую цель,
Сразит без милосердья.
1957
Голуби
У дома ходят голуби,
Не птицы – пешеходы.
Бесстрашные от голода,
От сумрачной погоды.
Калики перехожие
В лиловом оперенье,
Летать уже негожие,
Забывшие паренье.
Но все же в миг опасности
Они взлетают в небо,
Где много больше ясности
И много меньше хлеба.
Их взлет как треск материи,
Что тянут до отказа,
Заостренными перьями
Распарывают сразу.
И будто ткань узорная,
Висящая на звездах,
Тот, крыльями разорванный,
Затрепетавший воздух.
1957
* * *
Я сегодня очень рад,
Что со мной и свет, и чад,
И тепло костра.
И махорочный дымок
Проползает между строк,
Вьется у пера.
По бревну течет смола,
И душиста, и бела,
Будто мир в цвету!
И растущий куст огня
Пышет жаром на меня,
И лицо в поту.
Пальцы вымажу смолой,
Хвойной скользкою иглой
Вычерчу узор.
Снег. Огонь. Костлявый лес.
Звездный краешек небес
Над зубцами гор.
1957
* * *
Этот дождик городской,
Низенький и грязный,
О карниз стучит рукой,
Бормоча несвязно.
Загрохочет, будто гром,
И по водостокам
Обтекает каждый дом
Мусорным потоком.
Дождь – природный хлебороб,
А совсем не дворник –
Ищет ландышевых троп
Среди улиц черных.
Отойти б на полверсты
От застав столицы,
Распрямить шутя цветы
Алой медуницы…
Мне бы тоже вслед за ним
Пробежать по гумнам –
За высоким, за прямым
И вполне бесшумным.
1957
Радуга
Радужное коромысло,
Семицветный самоцвет,
На плече горы повисло –
И дождя на свете нет.
День решительно и бодро
Опустил к подножью гор
Расплескавшиеся ведра
Переполненных озер.
И забыла вся округа,
Как сады шуршат травой,
Как звенит дождя кольчуга,
Панцирь неба грозовой.
1957
Речные отраженья
Похожая на рыбу,
Плывущая река
О каменные глыбы
Уродует бока.
Светящееся тело
Чешуйчатой волны
Кольчугой заблестело
От действия луны.
Простейшие сравненья,
Которым нет числа,
Сейчас в стихотворенье
Мне полночь привела.
Имеют ли значенье
Вселенной огоньки
Для скорости теченья
И уровня реки?
Что было так мгновенно
Водой отражено,
Воистину забвенно
И кануло на дно.
Навряд ли отраженье
Какой‑нибудь звезды
Влияет на движенье
Катящейся воды.
1957
Весна в Москве
Он входит в столицу с опаской –
Простой деревенский маляр,
Ведро малахитовой краски
Приносит на темный бульвар.
Он машет огромною кистью,
Он походя пачкает сад,
И светлые капельки листьев
На черных деревьях висят.
Он красит единственным цветом.
Палитры его простота
Сверкает поярче, чем летом,
И все подавляет цвета.
И саду не справиться с чудом,
Какому подобия нет.
Гигантским сплошным изумрудом
Он снова родится на свет.
Бродячий маляр беззаботен,
Не знает, что тысячи раз
Запишут на грунте полотен
Его простодушный рассказ.
И гений завистливым взглядом
Следит за мазней маляра –
Дешевым весенним обрядом
Любого земного двора.
Глаза он потупит стыдливо,
И примет задумчивый вид,
И хочет назвать примитивом,
И совесть ему не велит.
И видно по силе тревожной
Вполне безыскусственных чар,
Какой он великий художник –
Неграмотный этот маляр.
1957
Шесть часов утра
Мне кажется: овес примят
Руками длинной тени
От разломавшей палисад
Разросшейся сирени.
Я выверить хочу часы
По розовому свету
Тяжелой радужной росы
На листьях бересклета,
По задымившейся земле
В обочинах овражин,
По светоносной легкой мгле,
Приподнятой на сажень.
Я выверить хочу часы
По яростному свисту
Отбитой заново косы
В осоке серебристой,
По хриплой брани пастуха,
Продрогшего в тумане,
По клокотанию стиха
В трепещущей гортани.
1957
Московские липы
Вспотело светило дневное,
И нефтью пропахли дворы,
И город качается в зное,
Лиловый от банной жары.
И бьется у каждого дома
Метельный летающий пух,
Блистающий и невесомый,
Неуловимый на слух.
Он химикам лезет в пробирки,
И снегом заносит цеха,
И виснет под куполом цирка,
И липнет на строки стиха.
Как бабочек туча, как птицы
Каких‑то неведомых стран,
Летит над асфальтом столицы
Бесшумный горячий туман.
И в запах бензина и пота,
В дурманы углекислоты,
В испарину жаркой работы
Врывается запах мечты.
Не каждый ли в городе встречный
Вдыхает его глубоко,
И это не запах аптечный,
И дышится людям легко.
Он им удлиняет прогулки,
Он водит их взад и вперед
Ночами в пустом переулке
И за сердце чем‑то берет.
Им головы кружит веселый
Медовый его аромат,
И кажется – люди, как пчелы,
На темном бульваре жужжат.
Как будто слетелись за медом,
Чтоб в соты домов унести
Хоть капельку летней природы,
Попавшейся им на пути.
1957
Зима
Все – заново! Все – заново!
Густой морозный пар
Оберткой целлофановой
Окутал наш бульвар.
Стоят в мохнатом инее
Косматые мосты,
И белой паутиною
Окутаны кусты.
Покрыто пылью звездною
Стекло избы любой,
Гравюрами морозными,
Редчайшею резьбой.
Деревья, что наряжены
В блестящую фольгу,
Торчат из черной скважины
На новеньком снегу.
И каждому прохожему,
И вам, и даже мне
Пробить тропу положено
По снежной целине.
И льдины, точно лилии,
Застыли на воде,
И звезды в изобилии,
Какого нет нигде.
1957
* * *
Птица спит, и птице снится
Дальний, дальний перелет,
И темница, и светлица,
И холодный лед.
И зарницы‑озорницы
Пробегают взад‑вперед,
Будто перьями жар‑птицы
Устилают небосвод.
Быстро гаснут эти перья –
И чернеет сразу мрак,
Знаю, знаю, что доверье
В русской сказке – не пустяк.
1957
Притча о вписанном круге
Я двигаюсь нынче по дугам,
Я сделался вписанным кругом.
Давно я утратил невольно
Свой облик прямоугольный.
И мне самому непонятно,
Что был я когда‑то квадратным.
Я сыздетства был угловатым,
Во всем и за всех виноватым.
Углы мои – с детства прямые –
Я нес на дороги живые.
Мне было известно заране:
О камень стираются грани.
Скривился отчетливый угол,
И линия сделалась кругом,
Чтоб легче по жизни катиться,
А главное – не ушибиться.
Искавший ответа у молний,
Я стал осторожно‑безмолвным.
Всего я касался лишь краем
И стал чересчур обтекаем
В сравнении с бывшим собратом,
С другим неуклюжим квадратом.
Легко пифагорово время
Решило мою теорему.
Решило и доказало,
Со мной не стесняясь нимало.
Модели начерчены вьюгой,
Полярным магическим кругом:
Былого квадрата ненужность
Легко превратилась в окружность.
1957
Кристаллы
Стекло обледенело,
Блестит резная запись,
В ночной метели белой
Скитается анапест.
Летят снежинки‑строфы,
Где ямбы и хореи,
Как блестки катастрофы
Разгрома в эмпирее.
Их четкое строенье
Еще с времен Гомера –
Точь‑в‑точь стихотворенье
Старинного размера.
Един закон сцепленья,
Симметрии вселенной,
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!