Компьютеры развивают человеческую игру

 

Хотя я и предвидел мощь такого компьютерного оружия, как шахматные базы данных, но не смог разглядеть другой важный аспект влияния компьютерных технологий на шахматы. Даже оглядываясь назад, трудно представить, каким образом я смог бы предугадать то влияние, которое окажут на развитие игры так называемые «шахматные машины». В 80-е годы шахматные компьютеры и программы были почти смехотворно слабыми. Мы смутно понимали, что со временем они станут сильнее и в конце концов смогут одолеть даже лучших шахматистов из плоти и крови, но лишь немногие догадывались, что это будет означать для нашего вида спорта в более широком смысле слова.

Вы простили бы мою недооценку потенциала этих машин, если бы присутствовали на гамбургском представлении 1985 года. Я провел сеанс одновременной игры с 32 разными шахматными компьютерами, переходя от одного к другому и делая ходы в течение более пяти часов. Четыре ведущих производителя представили свои лучшие модели, включая восемь компьютеров «Kasparov» от фирмы Saitek. Моя победа с сухим счетом 32:0 не вызвала ни у кого особого удивления. И все-таки я испытал один неприятный момент.

В одной из партий я понял, что назревают неприятности, причем именно в партии с моделью «Kasparov». Если бы машина победила или даже добилась ничьей, многие, и в первую очередь конкуренты, сразу же начали бы говорить, что я поддался специально, чтобы сделать рекламу компании. Поэтому мне пришлось удвоить усилия. В конце концов я нашел способ обмануть программу с помощью жертвы, от принятия которой ей следовало отказаться. Ах, добрые старые времена игровых компьютеров…

В наши дни вы можете купить за пятьдесят долларов немало программ (например, Fritz или Junior), побеждающих большинство гроссмейстеров. В 2003 году я играл серьезные матчи против новых версий этих программ, запущенных на мощных (но коммерчески доступных) многопроцессорных сериях, и в обоих случаях счет оказался равным. Разумеется, о сеансе одновременной игры на этот раз не могло быть и речи. Многие обозреватели и программисты еще десять лет назад предсказывали, что такой день неизбежно наступит, но ни один из них не сознавал в полной мере, какое значение для профессиональных шахматистов будет иметь супергроссмейстер, упакованный в жестком диске ноутбука.

Существует много сценариев того, как с возвышением машин люди утратят интерес к шахматам. Это будет Судный день шахмат — игра как таковая будет решена, то есть компьютеры смогут математически убедительно просчитать с самого начала ее результат. Ни одно из этих мрачных предсказаний пока не сбылось и вряд ли сбудется в обозримом будущем. Но быстрое распространение мощных шахматных программ имело много неожиданных последствий, как положительных, так и отрицательных.

Дети любят компьютеры и привыкают к ним естественным образом. Неудивительно, что с распространением сверхмощных программ появилась возможность иметь дома шахматного оппонента высшего уровня вместо профессионального тренера, занимающегося с ребенком с раннего возраста. В странах, не имеющих глубоких шахматных традиций и опытных наставников, всегда было много нераскрытых талантов, которые теперь выходят на сцену.

Повсеместное использование компьютерного анализа продвинуло игру в новых направлениях. Машине нет дела до стиля игры или шахматных схем, сложившихся за столетия. Она рассматривает исходный материал, анализирует сотни миллионов позиций и выбирает лучший ход. Она совершенно лишена предрассудков и поэтому способствует развитию шахматистов, почти столь же свободных от шахматных догм, как и компьютерные программы, с которыми они тренируются. Фраза «покажи мне» стала лозунгом современной игры. Шахматный ход всё чаще считается хорошим или плохим не из-за своей оригинальности или производимого впечатления — он хороший, если дает положительный результат, и плохой, если этого не происходит. Хотя для игры на высоком уровне нам по-прежнему необходимы сильная логика и интуиция, люди всё больше начинают играть, как компьютеры.

 

«Отрицательный результат — тоже результат»

 

Новаторская позиция имеет не так уж много недостатков, но может приводить и к неудачам, получающим широкую огласку. Излишняя поспешность и опережение рыночных ожиданий иногда оборачиваются против новатора, но даже такие ситуации закладывают основы нового образа мысли и, подобно большинству ошибок, полезны своим опытом, зачастую не менее ценным, чем опыт успеха.

Ученый Джон Кэри Экклз на раннем этапе своей карьеры приложил много сил для доказательства того, что синаптические реакции головного мозга имеют электрическую, а не химическую природу и что разум до некоторой степени отделен от мозга. В целом он заблуждался, но его доводы и эксперименты привели ко многим важным открытиям, следовавшим из причины его заблуждения. Последующие работы об устройстве нервной системы принесли ему Нобелевскую премию. Эдисон хорошо подытожил такие результаты, сказав: «Я не ошибался, а просто нашел десять тысяч способов, как не следует этого делать».

Мир высоких технологий изобилует примерами разработок, не оправдавших или не раскрывших потенциала стоявших за ними идей. После Второй мировой войны корпорация Northrop разработала для военно-воздушных сил США самолет типа «летающее крыло», по всем параметрам более эффективный, чем модели конкурентов. Но самолет выглядел очень непривычно и имел много новых характеристик, вызывавших недоверие у руководства. Некоторые называли его «более изощренным, чем нужно»; это странное утверждение в мире технологии, но вполне точное, если ввести фактор реалистических рыночных соображении. Проект был положен на полку и оставался без внимания до 80-х годов, когда он был успешно возрожден в виде бомбардировщика В2 («Стеле»).

Для обычного покупателя вещи тоже могут быть «слишком новыми». Потребительский рынок часто не принимает новый продукт, который может произвести настоящий фурор через десять лет. Незначительные изменения внешнего вида товара и культуры потребления могут означать разницу между катастрофой и революцией на рынке.

Некоторые компьютерные специалисты, участвовавшие вместе со мной в 1986 году в основании Московского компьютерного клуба, разработали программу распознавания рукописного текста, впоследствии проданную компании Apple Computers. Эта программа использовалась в начинке одного из первых наладонных компьютеров MessagePad, позднее названного Newton. Теперь, когда мы окружены наладонниками Palm Pilot, Blackberry и десятками имитаций, вид Newton кажется привычным каждому. Он продавался с 1993 по 1999 год и никогда не имел громкого коммерческого успеха. Он был очень дорогим и слишком большим, чтобы носить его в кармане, — серьезная недоработка для карманного устройства.

Первые наладонники Palm Pilot появились на рынке, когда Newton уже с него сходил. Они были немного меньше, дешевле, имели лучшую систему распознавания рукописного текста и сразу же стали хитом продаж. (Говорят, что один из создателей Palm Pilot, Джефф Хоукинс, носил в кармане деревянный брусок такого же размера, чтобы проверить удобство будущей коммерческой модели.) В данном случае имитатор добился большого успеха, а новатор потерпел относительную неудачу. Но сам рынок, потребители и компьютерная индустрия только выиграли от этого «провала» Apple. Как и в случае с Экклзом, неудачные попытки в конце концов проложили путь к правильному решению.

Эволюция не отдает должное своим движущим силам, даже если они этого заслуживают. Ей безразличны рынок сбыта и нарушение патентных прав. Эволюция заботится лишь о сохранении лучших идей в том или ином виде. Нововведения корпорации Northrop впоследствии нашли практическое применение во многих других устройствах точно так же, как лучшие элементы наладонника Newton сохранились в других моделях. Хорошие идеи почти всегда переживают своих творцов.

Слишком большое опережение на стратегическом уровне может обходиться очень дорого, особенно если идеи не успевают укорениться или вызывают обратную реакцию. Неспособность внедрять новшества и подталкивать эволюционные перемены из-за внешних обстоятельств или обычной нерешительности приводит к катастрофическим последствиям.

Граф Михаил Сперанский, главный советник Александра I, был реформатором-идеалистом, ратующим за создание нового конституционного устройства с региональными выборами и демократическим представительством на местном и государственном уровнях. Несмотря на огромное влияние, он сумел осуществить лишь очень немногие идеи, утопичные для того времени. Карьера Сперанского завершилась в Сибири, когда он проиграл придворную борьбу за влияние на царя, уступив более могущественным вершителям судеб России.

Феодальная система продолжала существовать в России до реформы Александра II в 1861 году, освободившей крепостных крестьян и во многом вызванной тяжелым поражением России в Крымской войне. Дух свободы, вырвавшийся на волю, намного превзошел ожидания царя, и при первых же признаках революционного движения он заколебался. Это, в свою очередь, привело к нескольким покушениям на него. В 1881 году группа террористов все-таки совершила убийство Александра II — в тот самый день, когда он подписал документ о своем намерении провести конституционную реформу, которая в результате так и не была принята. Начиная с этого поворотного момента явная потребность в проведении кардинальных реформ в России всегда подавлялась волей царя, опасавшегося, что он не сможет справиться с их последствиями. Это инстинктивное недоверие к переменам привело в 1917 году к падению монархии и, в конечном счете, к приходу большевиков к власти.

Соединенные Штаты тоже сильно пострадали из-за нежелания осуществлять эволюционные перемены на раннем этапе своей истории. Вопрос об отмене рабства неоднократно поднимался с самого начала существования республики, и каждый раз его решение перекладывалось на будущие поколения. Томас Джефферсон, который сам был рабовладельцем, часто выражал отвращение к этой системе, но потом стал рассматривать рабство как неустранимую проблему. В 1817 году, незадолго до своей смерти, он написал в письме: «Оставляю это на волю грядущих времен». Даже отцы-основатели, создавшие США на принципах свободы, не смогли набраться мужества и рискнуть распадом только что народившегося союза из-за проблемы рабства Дебаты о ней были отложены до тех пор, пока Америка не столкнулась с не менее острым вопросом о соотношении прав отдельного штата и федерации в целом. Обе проблемы оказались для отцов-основателей неразрешимыми, но постоянное откладывание их решения в конце концов привело к опустошительной гражданской войне.

Эти исторические примеры приведены здесь не только в назидание современникам. Они иллюстрируют нашу способность находить полезные аналогии при анализе событий независимо от того, описаны ли они в учебниках истории, вынесены в заголовки газет или происходят в нашей собственной жизни. Общие закономерности помогают нам вырабатывать полезные навыки для принятия решений.

 

Мужество освобождает

 

Чтобы стать новатором и остаться на переднем крае, необходимо следить за происходящими вокруг нас переменами и открытиями. Такие наблюдения часто приводят к новым открытиям в совершенно иных областях. Инновационные идеи возникают целыми группами, и это не случайное совпадение. При накоплении критической массы знаний сходные идеи и новшества начинают появляться по всему миру. Мы должны следить за тенденциями, если хотим извлечь из них пользу и выбрать собственные направления развития.

Освобождение от догматического мышления гораздо проще провозгласить, чем осуществить. По словам психоаналитика Эриха Фромма, «творчество требует мужества для избавления от предубеждений». Мы лелеем свое знание, полагаемся на него и гордимся им. Переход к оригинальному мышлению и решению проблем требует не отказа от уже известного, а расширения границ возможного, чтобы хоть ненадолго взглянуть на вещи под другим углом, увидеть их в иной перспективе. Вдохновляясь поисками нового, не следует забывать и о важности тщательной оценки пройденного. Лишь после того, как мы глубоко усвоим известное, можно уверенно сделать шаг в сторону и окинуть взором общую картину. Отсюда мы можем видеть новые пути и проводить новые аналогии. Тогда открываются прежде неведомые горизонты, старые знания приобретают обновленный смысл и новаторство становится не исключением, а нормой.

 

Гипермодернисты, открывшие новые горизонты

Арон Нимцович (7.11.1886 — 16.03.1935), Латвия/ Дания

Савелий Григорьевич Тартаковер (21.02.1887 — 5.02.1956), Россия/Франция

Рихард Реши (28.05.1889 — 6.06.1929), Чехословакия

В шахматной истории существуют свои эпохи и школы. Обычно они связаны с именами одного или нескольких выдающихся шахматистов. Так, Стейниц в конце XIX века открыл новую эпоху, создав школу позиционной игры, а в 20-е годы прошлого века эпохальную роль сыграло неоромантическое течение шахматной мысли, названное «гипермодернизмом».

Одним из столпов гипермодернизма был великий теоретик и ниспровергатель авторитетов Арон Нимцович. Он существенно уточнил и расширил действие принципов Стейница, выдвинув на их базе ряд абсолютно новаторских идей, а главное — усомнился в ключевом стейницевском принципе, согласно которому в начале партии пешки должны, занимать и удерживать центр доски (в реальной жизни так выглядела бы пехота, занявшая центр поля боя), и доказал, что вполне можно не выдвигать пешечный строй, а атаковать центральные поля издалека, с флангов. «Заменить обладание центром может фигурное давление на центр!» — этот тезис Нимцовича стал краеугольным камнем гипермодернизма.

Свое «еретическое» учение он излагал в форме острой критики некоторых догматов Тарраша, виднейшего последователя Стейница. Словесная, идейная и шахматная борьба «мятежника» с «догматиком» длилась десятилетиями. Тарраш называл необычные дебютные ходы Нимцовича «безобразными», а Нимцович в ответ заявлял, что «красота шахматного хода заключается не в его виде, а в той мысли, которая за ним стоит».

Его фундаментальные учебники «Моя система» и «Моя система на практике» давно стали классикой и до сих пор регулярно переиздаются. Самые грандиозные из его многочисленных изобретений — защита Нимцовича и новоиндийская защита — остаются в ряду популярнейших дебютов.

Сторонником и остроумным популяризатором гипермодернизма, придумавшим сам этот термин, был гроссмейстер Савелий Тартаковер, автор знаменитого труда «Ультрасовременная шахматная партия» и множества шахматных афоризмов (чего стоит только его бессмертная фраза «Еще никто не выиграл партию, сдав ее», призванная укрепить боевой дух в безнадежной позиции). Он прожил очень интересную жизнь, много путешествовал и много писал. К числу его изобретений принадлежит нетрадиционное фланговое начало, которое он после посещения нью-йоркского зоопарка назвал «дебютом орангутанга».

Тартаковер жил в Париже, но имел польское гражданство и на шахматных олимпиадах 30-х годов возглавлял сильную команду Польши, хотя даже не говорил по-польски. Во время Второй мировой войны он сражался в рядах французского Сопротивления и потом выступал уже за свою вторую родину — Францию.

На шахматной доске Тартаковер постоянно экспериментировал, применяя системы, считавшиеся бесперспективными: сомнение в традиционных ценностях было отличительной чертой гипермодернистов. Подобные течения приобрели популярность и в искусстве: недаром на передний край живописи тогда выдвинулись такие художники-экспериментаторы, как Пабло Пикассо и Марсель Дюшан.

Третий «вождь революционной новейшей школы» (определение прессы), выдающийся чешский гроссмейстер Рихард Рети поразил всех в начале 20-х годов эффектными победами на высшем уровне, одержанными весьма необычным методом — это фланговое начало вошло в теорию как «дебют Рети». В 1924-м именно Рети удалось прервать восьмилетнюю беспроигрышную серию Капабланки, и этот подвиг он совершил с помощью своего коронного дебюта! Он сделал идеи гипермодернизма неотъемлемой частью собственного стиля и отразил их развитие в своей знаменитой книге «Новые идеи в шахматах».

Рети был также прекрасным составителем шахматных задач и этюдов, многие из которых относятся к числу лучших в истории игры. Можно лишь сожалеть о безвременной кончине этого разносторонне одаренного шахматиста.

«У Нимцовича наблюдается отчетливая страсть к уродливым дебютным ходам» ( Тарраш).

«Обаяние личности — вот что делало Тартаковера по– настоящему выдающимся человеком. Любой турнир с его участием наполнялся жизнью и красками» ( Ганс Кмох).

«Рети — яркий тип художника, борющегося не столько со своими противниками, сколько с самим собой, с собственными идеалами и сомнениями» ( Тартаковер).

«Если вы хотите добиться результатов, то выберите себе… исконного врага и постарайтесь наказать его путем низвержения с пьедестала» ( Нимцович).

«Шахматная партия делится на три этапа: первый — когда вы надеетесь, что имеете преимущество, второй — когда вы верите в свое преимущество, и третий — когда вы знаете, что скоро проиграете!» ( Тартаковер).

«В самой идее шахмат и в развитии шахматной мысли отражается картина, интеллектуальной борьбы всего человечества» ( Рети).

 

Глава 11

СТАДИИ ИГРЫ

 

Играть дебют как по нотам, миттельшпиль как по волшебству и эндшпиль как автомат.

Рудольф Шпильман

 

 

Первая фраза знаменитой речи Авраама Линкольна «О разделенном доме» служит замечательным напоминанием о необходимости планирования на основе долгосрочных целей. Он сказал: «Если бы мы сначала узнали, где мы находимся и куда стремимся, то могли бы решить, что делать и как этого достичь». Планирование будущего и инновации должны иметь прочную основу в настоящем. Это единственный способ понять, «куда мы стремимся». Нужно развивать свое умение видеть общий ход событий и выявлять различные тенденции.

За столетия было разработано множество теорий, упрощающих понимание шахмат для начинающих. Одной из самых фундаментальных оказалась идея разделения игры на три стадии: дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Нет четкого критерия, позволяющего определить, где заканчивается одна стадия и начинается другая, но каждая из них несомненно имеет свои особенности и круг проблем, при решении которых используются специфические принципы и правила.

 

Дебют

 

Шахматная борьба в какой-то степени сродни военным действиям, в которых, как известно, многое решает не только техническая выучка и оснащенность войска, но и умение полководцев предугадать контуры предстоящего боя и в соответствии с этим правильно расположить войска, вовремя и в наилучшей последовательности вводить в бой свои силы. Поэтому каждый шахматист должен, если он хочет добиться успеха, знать основные принципы игры в дебюте.

В начальной стадии игры происходит развертывание боевых порядков. Пешки определяют контуры общей структуры позиции, фигуры выходят из-под их прикрытия и занимают угрожающее или оборонительное положение.

Обычно дебютная стадия считается завершенной, когда в результате рокировки король прячется в более надежное место и все фигуры покидают исходные поля. Но дебют означает нечто гораздо большее, чем просто мобилизация сил. Он определяет характер дальнейшей борьбы и предоставляет первую (и наилучшую) возможность направить ее по тому руслу, которое больше подходит вам, чем вашему сопернику. Следует отличать дебют как общее название стадии игры от конкретных дебютов как таковых: испанская партия, сицилианская защита, английское начало и т.д. Здесь термин «дебют» используется для обозначения той или иной последовательности ходов, начинающих шахматную партию. Обычно они имеют названия такие, как упомянутые выше «вариант Зайцева» и «вариант Дракона». Название обычно происходит от страны или города, где данная система была испытана впервые, а также от автора (как, например, «вариант Зайцева») или даже образа возникающей позиции (как «вариант Дракона», названный так потому, что пешечная структура в нем напоминает расположение звезд в созвездии Дракона). Названия дебютов составляют значительную часть сокровенного шахматного жаргона, позволяющего нам обсуждать такие сугубо профессиональные материи, как «атака Маршалла», «староиндийская защита» и т.д.

Изучению и запоминанию разнообразных вариантов своих любимых дебютов шахматисты посвящают долгие часы.

Но ошибочно полагать, что вам не нужно думать самостоятельно, если вы знаете, как сыграл знаменитый гроссмейстер в точно такой же позиции в 1962 году. Конечно, можно просто следовать по стопам более сильных шахматистов, и если ваша память лучше, чем у соперника, то он рано или поздно собьется с курса и допустит ошибку.

Задолго до того, как стать мастером, шахматист понимает, что механическое запоминание, даже при отличной памяти, отнюдь не равноценно пониманию. Он достигает конца серии заученных ходов и остается без посторонней поддержки в позиции, которую он на самом деле не понимает. Не зная, почему были сделаны все эти ходы, он почти не имеет представления о продолжении игры в тот неизбежный момент, когда ее развитие выходит за рамки вызубренного материала.

В июне 2005 года я провел в Нью-Йорке специальный тренировочный сеанс с группой ведущих юных американских шахматистов. Я попросил каждого из них принести для критического разбора записи двух своих партий — выигранной и проигранной. Один талантливый двенадцатилетний подросток начал быстро переставлять фигуры, воспроизводя острую дебютную стадию своей проигранной партии: ему не терпелось показать, где он ошибся. Я остановил его и спросил, почему он продвинул вперед одну из пешек. Его ответ меня не удивил: «Так сыграл Вальехо!» Конечно, я знал, что испанский гроссмейстер недавно применил это продолжение, но если подросток не понимал его логического обоснования, то он уже нарывался на неприятности.

Этот случай напомнил мне о моих собственных занятиях тридцатилетней давности в школе Ботвинника. Учитель не раз укорял меня в таком же грехе. Он настаивал на том, что мы должны понимать смысл каждого дебютного хода. Ботвинник призывал своих учеников сомневаться во всем, включая ходы лучших шахматистов. Чаще всего мы обнаруживали за ходами гроссмейстеров глубокие идеи, но порой находили и возможности улучшений.

Зубрежка дебютных вариантов без их понимания всегда препятствует развитию шахматиста. Иное дело, когда на запоминание полагается шахматист высокой квалификации: он уже знает мотивировку каждого хода.

Цель дебюта — не просто пройти его без потерь, но и подготовить сцену для благоприятного миттельшпиля. В начальной стадии закладываются основы стратегии всей игры. Подготовка к партии требует не только анализа собственных действий, но и изучения стиля и предпочтений соперника. Какие дебюты он обычно разыгрывает? Что происходило в ваших последних поединках? Какие типы позиций недолюбливает соперник? Выбор каких дебютов может привести к этим позициям? Перед серьезным анализом необходимо принять трудное решение о разумном ограничении количества дебютных вариантов, так как нельзя объять необъятное. Мы должны научиться расставлять приоритеты.

Благодаря современным компьютерным базам данных вы можете исследовать всю шахматную карьеру соперника, выявляя его слабости, предпочтения и пробелы в дебютном репертуаре. А потом вы встречаетесь за доской с человеком, который проделал все то же самое с вашим послужным списком.

Когда шахматист становится гроссмейстером, большую часть своей подготовки он посвящает работе именно над дебютом, ибо это единственная стадия, в которой есть возможность найти эффективную новинку. Вы можете обнаружить нечто такое, о чем еще никто не знает. И хотя с каждым годом сектор поиска сужается, остается довольно обширная неисследованная территория. Вы можете в домашней тиши искать ловушки и новые идеи, чтобы потом садиться за доску с готовыми решениями, неожиданными для ваших соперников. Поэтому дебютная подготовка требует не только усердия и усидчивости при освоении теории, но и неустанных поисков.

Шахматист во многом похож на изобретателя, работающего в своей лаборатории над созданием новых устройств и приспособлений. В XIX веке было много изобретателей-энтузиастов, которые постепенно превратились в вымирающий вид. Из-за огромного числа прецедентов и объема подготовительной работы все труднее использовать элемент внезапности, но в случае удачи он оказывает более мощное воздействие.

Поиск прецедентов отнимает немного времени и усилий — гораздо больше труда требуется для осмысления этих прецедентов и усовершенствования своего стиля.

Когда большая компания приступает к разработке нового товара, ей предстоит огромный объем подготовительной работы. Сначала проводится исследование, определяющее целесообразность нововведения. Какую рыночную нишу должен занять новый товар? Достаточно ли хорошо налажены производственные линии для перехода на выпуск нового товара? Чего хотят потребители? Какие новые качества им понравятся в товарах, уже имеющихся на рынке? Тестирование фокус-групп в реальных условиях теперь считается совершенно необходимым во всех областях потребления, от продуктов питания до кинофильмов. Если целевой аудитории не нравится концовка голливудского сценария, ее заменяют более приемлемым вариантом.

Предварительная работа и изучение будущего поля боя необходимы для того, чтобы в полной мере использовать как наши сильные стороны, так и слабости оппонента.

 

Миттельшпиль

 

Теперь мы подошли к миттельшпилю — стадии, в которой соперники начинают мериться силами. Фигуры развиты, короли находятся в безопасности (или, в случае обоюдоострой игры, наоборот), боевые порядки полностью развернуты. Наступает время для творчества, всплесков энергии и фантазии. В начале игры фигуры пассивны, пружина сжата, и фигуры занимают позиции, необходимые для накопления энергии. В миттельшпиле же пружина разжимается, и происходит взрыв.

Шахматист очень редко может полностью осуществить свой замысел уже в конце дебютной стадии, и почти никогда не бывает так, чтобы оба соперника были довольны своим положением. Вы все время пытаетесь разгадать планы соперника, стараетесь их расстроить, а он поступает точно так же с вашими планами. Это означает, что по ходу игры постоянно происходит переоценка возникающих позиций. Даже если в другой партии вы имели точно такую же позицию, очень важно оценить ее заново, так как ваш соперник тоже знаком с той партией и мог подготовить хитроумную ловушку. Наш анализ материала, времени и качества похож на так называемые «доклады SWOT», применяемые в корпоративном мире. Аббревиатура SWOT расшифровывается как «достоинства, недостатки, возможности и угрозы». Перед разработкой стратегии необходимо тщательно оценить ситуацию по каждой из этих позиций. Надо также учитывать возможность немедленных тактических действий. Можно ли создать угрозу, которая заставит соперника перейти к обороне и сорвет его план игры? Не лучше ли временно отложить глубокие стратегические планы и отреагировать на непосредственную угрозу?

При отсутствии тактических мотивов мы можем продолжить разработку стратегии и наметить промежуточные цели. Разумеется, этот процесс начинается еще в дебютной стадии. Имейте в виду, что стадии игры не имеют четких границ и определяются лишь общими признаками, которые при повышении класса игры становятся все более условными. Нужно постоянно «переключать передачи» в зависимости от текущей ситуации.

В миттельшпиле присутствуют все элементы, поднимающие шахматы до уровня искусства. Плохую дебютную подготовку можно замаскировать блестящим тактическим мастерством. Глубокие расчеты могут гармонично сочетаться со смелыми находками. Когда динамическая мощь фигур возрастает до предела, катастрофа возможна в любой момент. Это — атакующая стадия, и борьба за инициативу здесь имеет определяющее значение.

Существуют общие принципы разыгрывания типовых позиций миттельшпиля, которые каждый может постичь на собственном опыте. Чем больше вы играете, тем лучше видите закономерности и выбираете решения, показавшие свою эффективность в прошлом. Тем не менее у вас остается большой простор для творчества. Оно проявляется главным образом в способности применить известные принципы в новых ситуациях и находить оригинальное и даже парадоксальное решение, которое называется «этюдным ходом».

Все исследования типовых позиций миттельшпиля, которых не так уж много, основаны на его связи с дебютной стадией. Дебют определяет контуры миттельшпиля, поэтому бывает очень полезно и даже необходимо расширить исследования дебютной стадии и вывести ее в «реальный мир» миттельшпиля. Поэтому так важно изучать реальные шахматные партии, а не просто последовательность дебютных ходов. Кстати, и в большинстве бизнес-школ вместо теоретического анализа применяют так называемый метод кейсов — обучения на материале конкретных ситуаций. Никакие подготовительные уроки не могут предвосхитить всех деталей настоящего сражения. И никакое планирование в «башне из слоновой кости» не заменит опыта в реализации планов. В соответствии с этим принципом всегда полезно рассматривать многочисленные последствия наших решений. Нужно создать несколько сценариев «А что, если…», логически вытекающих из нашей подготовки. В жизни вряд ли возможно предсказать реальный итог с абсолютной точностью, ибо мир, в отличие от шахмат, для этого слишком сложен. Однако такое моделирование помогает развить критическое восприятие действительности.

 

Эндшпиль

 

Если оба соперника выживают в дыму и пламени, в атаках и контратаках миттельшпиля, игра переходит в эндшпиль. Облюбованный писателями как метафора заключительной стадии, эндшпиль является результатом размена фигур. Когда динамический потенциал противоборствующих сторон уменьшается до минимального уровня, миттельшпиль переходит в эндшпиль. На поле боя остается лишь горстка выживших, и в действиях сторон теперь преобладают точные расчеты и холодная логика.

Если дебют и миттельшпиль остаются еще сравнительно неисследованными областями, то методы разыгрывания эндшпиля разработаны почти с математической точностью. В этой технической стадии воображение уступает место строгому расчету. Тем не менее нельзя сказать, что здесь всё предопределено. Результат остается неясным, и всегда есть шанс переиграть соперника. При наилучшей игре обеих сторон эндшпиль приходит к логическому завершению, но нередко допускаются и ошибки, которые бывает трудно исправить.

В реальной жизни эндшпиль соответствует мирным переговорам после окончания военных действий. Такой мастер «эндшпиля», как Талейран, на Венском конгрессе (1814— 1815) смог спасти Францию от распада путем умелых маневров. После поражения своего императора Франция не имела влияния на конгрессе, сформировавшем очертания новой Европы, перекроенной в огне наполеоновских войн. Талейран успешно сыграл на противоречиях в стане победителей и создал новые союзы, сохранившие большую часть территориальных границ Франции.

Нет ситуации противнее той, когда после сильно разыгранного дебюта и блестящей атаки в миттельшпиле вы теряете все шансы на победу из-за одного неверного хода в эндшпиле. Такое произошло в одной из партий моего матча за мировую корону с Найджелом Шортом (1993).

В ожесточенной дебютной дуэли мне удалось поставить под сомнение идею, уже испытанную Шортом в начале матча. Я вышел из дебютной стадии с заметным преимуществом и в миттельшпиле успешно отразил все попытки Шорта восстановить равновесие. К эндшпилю у меня было материальное преимущество. Игра упростилась почти до предела: у соперника оставалась ладья, а у меня — ладья и две пешки. Позиция была выигрышная, и я только ждал, когда Шорт признает свое поражение, что было моей первой ошибкой. На последних ходах партии мы оба перешли на «автопилот», но потом было выявлено, что ближе к концу мы совершили грубейшие ошибки. Даже в такой простой позиции я умудрился допустить просчет, сделав «естественный» ход пешкой, дававший моему сопернику шанс спасти партию сильным защитным маневром. Но Шорт упустил свою удачу: он ответил столь же «естественным» ходом и через несколько ходов сдал партию.

Как чемпион мира и претендент могли оба совершить грубые ошибки в эндшпиле с небольшим количеством материала на доске, не предвещавшем никаких осложнений? Техническая стадия может выглядеть скучной из-за ограниченных возможностей для творчества, для проявления шахматного искусства. А скука ведет к невнимательности и ошибкам.

Игра в эндшпиле обычно оценивается по бинарной шкале: она либо хорошая, либо плохая, в ней почти нет места индивидуальному стилю. Но лучшие мастера эндшпиля черпают вдохновение в деталях и в обязательной точности игры.

Осторожные, терпеливые и расчетливые шахматисты достигают в эндшпиле немалых высот. К примеру, Смыслов, Петросян и Карпов преуспели в этой стадии игры больше, чем Спасский и я. Прирожденные мастера атаки, ценящие динамизм миттельшпиля и дебютное творчество, часто решают судьбу партии раньше, чем она переходит в эндшпиль, хотя бывают и исключения.

Такое разделение наших навыков и предпочтений, пусть даже в обобщенном виде, представляет исследовательский интерес. В чем заключаются наши сильные стороны? Может быть, это творческая подготовка? Гибкие действия? Глубокая проработка деталей? Не избегаем ли мы чего-то из вышеперечисленного? Многие шахматисты чрезмерно полагаются на одно или на другое, что ограничивает их развитие и не позволяет добиться выдающихся успехов.

Лично для меня это всегда означало, что я должен держать под контролем свою склонность к решительным действиям и понимать, что иногда она может приводить к нежелательным результатам. Любовь к динамичным осложнениям часто заставляла меня избегать упрощений, когда такой выбор был наиболее разумным. Эта склонность выходит за рамки шахматной доски, где интуиция обычно меня не подводит. Шахматный опыт сделал мой переход к политической деятельности более плавным. Он помог мне понять, когда нужно остановиться, прекратить «стрельбу из всех орудий» и переключиться на дипломатию.

 

«Перед эндшпилем боги поставили миттельшпиль»

 

Это известное высказывание Зигберта Тарраша подчеркивает опасность недооценки динамических факторов при переходе к эндшпилю. Есть несколько других типичных психологических проблем, тесно связанных с критическими моментами перехода от одной стадии к другой. Даже хорошо подготовленный шахматист может запоздать с критической оценкой позиции на ранней стадии миттельшпиля. Механические ходы могут сойти с рук в дебюте, пока фигуры соперников не вошли в столкновение, но потом они приводят к неприятным сюрпризам, особенно если ваш соперник придерживается более агрессивной тактики, чем вы. Иными словами, порой он может играть уже в миттельшпиле, пока вы находитесь еще в дебютной стадии.

Бывают случаи, когда один шахматист успокаивается после перехода в технический эндшпиль, но вскоре обнаруживает, что его соперник по-прежнему играет миттельшпиль.

В одиннадцатом туре шахматной олимпиады в Словении (2002) я играл черными фигурами против немецкого гроссмейстера Кристофера Лутца. Игра постепенно упрощалась и перешла к позиции без ферзей и лишь с тремя фигурами у каждого соперника. Лутц завел своих коней на дальний край доски, где они увязли в поисках сравнительно незначительных выгод. В эндшпиле такая потеря времени не всегда является важным фактором. Но пока его фигуры находились на другой стороне доски, я увидел возможность, несмотря на ограниченный материал, провести атаку на его короля.

Даже после того, как мои намерения стали очевидны, Лутц недооценил опасность. Он уже находился в режиме эндшпиля и не мог переключиться на динамичное восприятие миттельшпиля, чтобы отреагировать на угрозу. Моя небольшая армия вскоре загнала его короля в угол и заставила сдаться.

Такие ошибки при переходе от одной стадии к другой имеют аналогии в каждой области, связанной с планированием и стратегией. Хороший планировщик принимает во внимание все три стадии от начала до конца игры. К какому миттельшпилю может привести выбранный дебютный вариант? Готовы ли мы к этому? Имеем ли мы достаточный опыт в поединках такого рода, в переговорах или в осуществлении масштабных проектов?

Миттельшпиль играется с прицелом на эндшпиль. Если мы жертвуем материалом ради атаки, то почти неизбежно проигрываем эндшпиль, если атака в миттельшпиле оказывается неудачной. Важно чувствовать, где находится точка невозврата — момент, когда еще есть возможность остановиться, чтобы избежать поражения.

Умение не только показать хорошую игру в каждой из стадий, но и органично связать их единой стратегической идеей, является высоким искусством. Так создаются цельные партии, которыми шахматисты особенно гордятся. В реальной жизни «стадии игры» существуют только в нашем сознании, как полезные руководящие принципы.

Василий Васильевич Смыслов (р. 24.03.1921), СССР/Россия

Виртуоз эндшпиля

Седьмой чемпион мира по шахматам (1957—1958), Смыслов был сильнейшим шахматистом мира в середине 50-х годов. В те годы он совершил настоящий спортивный подвиг — выиграл два турнира претендентов и сыграл с Ботвинником три матча за мировую корону (рекорд, державшийся 30 лет, вплоть до моих битв с Карповым). Лишь неважное самочувствие и недооценка железного характера соперника привели Смыслова к драматичному поражению в матче-реванше 1958 года.

Его победы на пике карьеры изумляют отсутствием ясной защиты у соперников. Против его филигранной техники не мог устоять никто в мире — она опережала свое время.

Коньком Смыслова была заключительная стадия игры — эндшпиль. Он с детства любил «простые» позиции с небольшим числом фигур и глубоко прочувствовал, на что способна каждая фигура, ощутил их особенности, их силу и бессилие в различных ситуациях на доске. По его словам, такое «взаимопонимание» с фигурами позволяет видеть то, что часто остается скрытым от чисто логического анализа: «Тогда и проявляется та врожденная способность шахматиста, которая называется чувством гармонии». Именно это чувство помогло Смыслову добиться рекордного шахматного долголетия: он успешно сражался в соревнованиях до 80 лет!

«У Смыслова невероятная интуиция, и я называю его «рукой» — то есть его рука знает, на какую клетку надо поставить каждую фигуру, и он ничего не должен рассчитывать головой» ( Спасский).

«Я сделаю 40 хороших ходов, и если вы сможете сделать то же самое, то партия закончится вничью» ( Смыслов).

 

Глава 12

ПРЕИМУЩЕСТВО АТАКУЮЩЕГО

 

Имеющий преимущество обязан атаковать под угрозой потери этого преимущества.

Вильгельм Стейниц

 

 

Мы проводим определенные параллели между шахматами и реальным миром, но такой подход имеет и свои недостатки. Например, стратегия, действенная в шахматах, не всегда столь же эффективна за пределами 64 клеток. Мне хорошо знаком такой пример.

Как я уже говорил, многие сомневались в моей способности заниматься политикой из-за агрессивности моего шахматного стиля. «Агрессивность» в данном контексте означает динамичность, активность, решимость, напористость, готовность взять инициативу на себя и при первой возможности перейти к атакующим действиям.

Если у человека агрессивный характер, сможет ли он добиться успеха в ситуации, когда прямое нападение бесполезно? Во-первых, все мы можем приспосабливаться к новым обстоятельствам. Во-вторых, разве плохо быть человеком, который берет инициативу в свои руки? А может, на самом деле просто не принято говорить, что в политике, бизнесе и других областях жизни агрессивный стиль пользуется таким же успехом, как и в шахматах?

С этим парадоксом традиционного мышления я познакомился, когда поднимался по шахматной лестнице. Пресса восхваляла мой «агрессивный стиль» и «яростные атаки». В мире спорта такие определения имеют особое, почти всегда положительное значение. Мы же хотим, чтобы в нашей любимой футбольной команде было побольше нападающих с агрессивным стилем игры.

Несколько прояснить этот вопрос для себя самого мне удалось в 1980 году, когда я был впервые включен в состав мощной советской сборной, отправлявшейся на шахматную олимпиаду. Турнир состоялся на Мальте, и мы в жестком соперничестве с венграми завоевали золотые медали. Средний возраст членов нашей команды вдвое превосходил мой собственный, и неудивительно, что свободные дни мы проводили по-разному. На обратном пути была двухдневная остановка в Риме. Члены нашей команды воспользовались возможностью осмотреть достопримечательности Вечного города, включая экскурсию в Ватикан. Я же пошел в кинотеатр посмотреть второй фильм из цикла «Звездные войны» — «Империя наносит ответный удар», который никак не смог бы увидеть в СССР. Не знаю, какое духовное наставление мои старшие коллеги получили в Ватикане, пока я смотрел, как наставник Иода учит Люка Скайуокера опасаться «гнева, страха и агрессии — темной стороны Силы». Честно говоря, в свои 17 лет я был на стороне Люка, возмущенного столь пассивной жизненной позицией. Разве он не должен был сразиться с Дартом Вейдером и защитить своих друзей?

Оценка агрессивности неоднозначна и зависит от конкретной ситуации. Вполне приемлемо называть стиль управления лидера какой-нибудь корпорации «агрессивным» в положительном смысле. Но что позволено Юпитеру, не позволено быку. Обычный сотрудник не должен быть «агрессивным», более того — в зависимости от вида деятельности даже здоровое честолюбие может вызывать подозрения. Любого, кто рьяно хочет вырваться вперед, подвергают критике за эгоизм или даже за нежелание быть «командным игроком».

 

Огонь соперничества

 

Кто из участников гонки хочет занять лишь второе место? Кто с детства мечтает стать вице-президентом? Заниженный уровень притязаний заведомо ограничивает наши реальные достижения. Агрессивное умонастроение помогает нам относиться к себе более требовательно. Это касается не столько поведения — вежливого или агрессивного, сколько способности постоянно ставить перед собой и окружающими людьми новые задачи. Можно сказать, что это противоположность благодушию — нравственному и физическому самоуспокоению.

Спортсмены часто говорят о преодолении себя и о потребности «показать свою лучшую игру» без оглядки на соперников. В этом есть доля истины, хотя я считаю такие высказывания немного неискренними. У каждого человека есть свой неповторимый способ поддержки высокого уровня мотивации. Людьми движет дух соперничества. Это значит, что мы должны побеждать других, а не просто устанавливать личные рекорды. Спросите бегуна-олимпийца, который побил свой личный рекорд (или даже старый мировой рекорд), но пришел к финишу вторым, доволен ли он этим результатом Не стоит удивляться, если он выразит готовность обменять «рекордное» серебро на золотую медаль, добытую без установления рекорда.

Каждый из нас трудится упорнее и бежит быстрее, если знает, что кто-то наступает ему на пятки. Мои турнирные победы, завоеванные в условиях жесткой конкуренции, оказывали любопытное побочное влияние на некоторых моих соперников: они добивались лучших результатов в своей карьере, приходя к финишу вторыми или третьими. Подобно гончим, мчащимся за механическим «зайцем», мы выталкиваем себя на новый уровень, если можем сосредоточиться на конкретной цели — на сопернике, заставляющем нас взвинчивать темп или проявлять чудеса изобретательности.

В 1999—2001 годах я трижды подряд выигрывал традиционный международный турнир в Вейк-ан-Зее. И каждый раз второе место доставалось Вишванатану Ананду (дважды вместе с другими участниками). Победа 1999 года была одной из самых ярких в моей карьере. Я выиграл восемь партий из тринадцати (в том числе семь подряд в начале турнира!), проиграв только одну. Ананд преследовал меня до самого финиша и отстал лишь на пол-очка, так что я занял первое место с минимальным отрывом.

С точки зрения статистики, если смотреть только на победы и поражения, а не на пьедестал почета, это был лучший перформанс (превышение ожидаемого результата) в карьере Ананда. Однако я сомневаюсь, что он причислил результат этого выступления к своим высшим достижениям. Ананд выиграл много крупных турниров, и как истинный спортсмен он ценит эти победы выше любого второго места, вопреки всем статистическим показателям.

Второе место определенно лучше третьего и гораздо лучше последнего. Разговоры о победе как о единственно возможной цели — такая же банальность, как и утверждение, что главное не победа, а участие. Задача не только спортсмена, но и любого честолюбивого человека, желающего достигнуть наилучших результатов в своей области, — разработать собственную систему «контролируемой агрессивности». Нужно понять, как порой бывает важно обострить ситуацию и взять инициативу на себя.

 

Борьба за инициативу

 

Мы уже затрагивали тему инициативы как важной предпосылки для проведения любой атаки. Когда мы проявляем активность сами, а не просто реагируем на действия соперника — мы контролируем ход игры. Соперник вынужден реагировать; это значит, что его выбор становится более ограниченным и предсказуемым. Занимая активную позицию, мы можем дальше заглядывать вперед и держать в руках нити игры. Пока мы продолжаем оказывать давление и создавать угрозы — мы владеем инициативой. В шахматах это может привести к неотразимой атаке. В бизнесе — к захвату большей доли рынка. На деловых переговорах — к сделке на более выгодных условиях. В политике — к повышению рейтинга. В любом случае это создает позитивный настрой, где вполне реальное качественное преимущество дополняется внутренним ощущением превосходства и неизбежной победы. Это и есть преимущество атакующего.

Захватив инициативу, вы должны неуклонно ее развивать и укреплять. Это динамический фактор, который может исчезнуть в одно мгновение. Инициативу можно превратить в материальную выгоду или развивать ее до тех пор, пока соперник уже просто не сможет оказывать сопротивление вашей атаке.

Это вовсе не означает, что вы концентрируете все свои силы для создания одной неотвратимой угрозы. Такой прием может сработать, но в реальной жизни, как и в шахматах, не существует эквивалента Звезды Смерти из «Звездных войн» — абсолютного оружия, способного подавить любое сопротивление. Наши оппоненты будут реагировать и готовить защитные меры, поэтому мы должны пользоваться своей инициативой творчески и сохранять стратегическое видение успеха. Атака необязательно должна быть массированной или молниеносной. Постоянное давление тоже может быть очень эффективным, так как создает долговременные слабости в позиции соперника, что в конце концов приводят к победе. Одно из качеств, отличающих великого шахматиста атакующего стиля, — умение максимально использовать ситуационные преимущества, не преступая опасной черты и не пытаясь достичь большего, чем возможно.

Находясь на шаг впереди, мы можем маневрировать, выводить соперника из равновесия и в конце концов спровоцировать образование слабостей в его лагере. Обороняющемуся приходится спешить, чтобы закрыть все бреши, но при постоянном давлении эта задача вскоре становится для него невыполнимой. Залатав одну дыру, он обнаруживает другую и т.д., пока вся оборона не дает трещину, куда вторгаются атакующие фигуры. В шахматах известен «принцип двух слабостей». Если острие атаки направлено лишь в одну точку, очень редко удается выиграть партию у сильного шахматиста. Кроме боевых действий на одном участке, мы должны применять позиционное давление для создания в лагере соперника новых слабых мест.

Итак, развитие инициативы во многом состоит из мобильности, гибкости и отвлечения внимания. Перед началом операции «Оверлорд» в Нормандии в июне 1944 года, крупнейшего морского вторжения в истории, союзники широко использовали диверсионную тактику, чтобы отвлечь внимание нацистов и не дать им возможности подготовиться к обороне. Наряду с традиционными методами дезинформации противника союзники для этой цели даже создали фиктивную армию с декорациями и военной техникой в голливудском стиле, чтобы у немцев сложилось впечатление, будто численность сил вторжения вдвое превосходит действительную.

Соперник агрессивного шахматиста нередко начинает нервничать и теряет свою игру. Любая угроза или воображаемая слабость ввергает его в сомнения. Какой бы надежной ни выглядела его позиция, он постоянно думает о возможности потери материала и о вероятном поражении. Это неизбежно приводит к переменам в его мышлении и в его подходе к игре — к переменам, которые можно использовать.

 

Атака как осознанный выбор

 

Просматривая свои старые партии, я вижу свое развитие как шахматиста. Мои друзья и близкие, зная меня с самого детства, видят мое развитие как личности. Поскольку существует очевидное соответствие между характером любого шахматиста и стилем его игры, то неудивительно, что его жизнь и шахматная карьера часто развиваются параллельными курсами.

Хотя я всегда играл в атакующие шахматы, со временем моя игра становилась все более конкретной. После десяти лет чемпионства я уже не рвался в атаку с непредсказуемым результатом и проявлял больше терпения. Но назвать это типичным консерватизмом, присущим зрелому возрасту, было бы слишком просто, мой стиль отражал опыт прошедших лет. Я играл не только по-другому, но и лучше, чем прежде. Я усвоил, что хорошо подготовленная контратака в борьбе с чрезмерно агрессивным соперником может быть более эффективной.

Да и в психологическом отношении мне больше не нужно было что-либо доказывать и устраивать блицкриг в каждой партии. Мой подход стал более научным и профессиональным. Я выходил на сцену, чтобы побеждать, а не заявлять о себе. Близкие люди заметили, что это отразилось на моих отношениях с прессой и миром бизнеса. Разрыв с ФИДЕ в 1993 году и последующий крах учрежденной мною Профессиональной шахматной ассоциации несколько отрезвили меня и сделали более осмотрительным. Этот разрыв совпал по времени с мучительным распадом моего первого брака.

Стабильность на шахматной доске и в личной жизни вернулась ко мне во второй половине 90-х. У меня появилась новая семья и родился сын Вадим. Оуэн Уильмс стал моим полноправным деловым представителем. Оба эти «пополнения» в моем ближайшем окружении помогли мне осознать долговременные последствия своих поступков. В 1999 году я учредил интернет-компанию под своим именем, которое в буквальном смысле превратилось в глобальный бренд. Я больше не мог играть роль бунтовщика, выступающего против установленного порядка, ибо в каком-то смысле стал частью этого порядка. В таких случаях бывает трудно сохранить бойцовскую энергию, чтобы оставаться на вершине. Приходится напоминать себе, какой ценой был достигнут успех, и хранить верность своим главным принципам.

Несмотря на эти перемены, мои лучшие достижения за шахматной доской и за ее пределами по-прежнему были основаны на атакующем стиле мышления. Правда, то, что в 22 года приходило легко и естественно, в 35 уже требовало осознанных усилий. Груз знаний порой становится тяжкой ношей, порождая излишние сомнения. Чрезмерная склонность к размышлениям притупляет интуицию и превращает принятие оперативных решений в заседание умозрительного комитета. Последнее, что я мог себе позволить, — это сидеть за шахматной доской или на деловом совещании и думать: «А как бы поступил молодой Гарри Каспаров?»

Я привык атаковать, потому что это получалось у меня лучше всего. Теперь я выбираю атаку потому, что знаю: в моих руках — это самое эффективное оружие Мой новый опыт в политике не изменил этой оценки. Я понимаю, что для дипломатии есть свое время и место, но это не влияет на мою убежденность, что любые переговоры нужно вести по возможности с активных позиций.

 

Угроза сильнее ее исполнения

 

Одна из концепций, тесно связанных с инициативой, была изящно сформулирована Нимцовичем: «Угроза сильнее ее исполнения». Атаку необязательно доводить до логического завершения, чтобы оказать разрушительное воздействие на позицию соперника. Если ему приходится терять время на поспешную защиту на одном участке доски, то это дает возможность победить на другом. Перед началом операции «Оверлорд» двойные агенты союзников убедили нацистов в том, что главная атака начнется возле Па-де-Кале. Это заставило Гитлера перебросить туда элитные дивизии Роммеля и тем самым ослабить оборону на участке высадки основных сил десанта.

Знаменитая фраза Нимцовича тоже связана с восприятием и чем-то сродни старой пословице Уолл-стрита: «Покупай слухи, продавай новости». Ожидание события может оказывать более мощное действие, чем само событие, или, иначе говоря, оно неотделимо от самого события. Если в переполненном театре крикнуть: «Пожар!», то результат — по крайней мере на короткое время — будет таким же, как при настоящем пожаре.

Даже на шахматной доске инициатива не является абсолютным фактором. Хотя мы и говорим, что инициативой владеет один из соперников, обычно и другой имеет свою контригру. Допустим, у белых активная фигурная игра на королевском фланге, а черные прорывают их оборону на противоположном участке доски. В таких ситуациях оборона становится относительным фактором, и только атака имеет абсолютное значение. Обе стороны изо всех сил стараются как можно быстрее развить свое преимущество.

Обоюдное преимущество необязательно подразумевает территориальное разделение. К примеру, в розничной торговле оно может означать сегменты рынка и категории товаров. Если мы доминируем в одной области, пусть даже незначительной, то имеем преимущество и можем воспользоваться даже одной торговой площадкой для расширения сферы влияния.

 

Немного об обороне

 

Для успешной атаки агрессивный склад ума требует готовности к нарушению существующего положения вещей и даже страстного желания его нарушить. Взяв инициативу на себя, мы устремляемся в неведомое, вместо того чтобы ждать, пока кто-то другой сделает свой ход. Нападающий действует в условиях неопределенности, которые многим могут показаться неприятными и опасными. Однако следование принципу «поживем — увидим» серьезно ограничивает наши возможности.

Честно говоря, защита во многих отношениях более рациональна, чем нападение. Старинная военная мудрость гласит, что для успешной атаки нападающий должен обладать троекратным превосходством в силах (в шахматах обычно хватает простого большинства). Оборона подразумевает сохранение ресурсов и минимальный риск, что соответствует естественным человеческим склонностям. Кроме того, перед обороняющимся стоит менее широкий круг задач: он должен лишь обеспечить защиту своих слабых мест. Лишь редкие гении, наподобие Тиграна Петросяна, достигали совершенства в шахматном стиле, почти целиком основанном на позиционной защите. Но это происходит в игре, где ходы делаются по очереди, независимо от позиции. В реальной же обстановке инициатива осложняется внешними обстоятельствами и сталкивается со встречными инициативами. По мере ускорения темпов мирового развития преимущество неуклонно смещается в пользу атакующей стороны.

В наши дни военное искусство обороны почти полностью устарело и находится в упадке из-за стремительного развития технологий. Первая мировая война была по сути последней долгой войной на истощение сил, так как появилась мобильная бронетехника. В начале Второй мировой войны германские танки ураганом прошлись по Европе и часто за один день захватывали территорию большую, чем армия четвертьвековой давности за несколько месяцев. Сегодня на вооружении имеются бомбы с лазерным наведением, способные разрушить бетонный бункер на глубине до ста метров. Статичная оборона умерла. Современные военные доктрины строятся на принципе нанесения первого удара с причинением противнику «неприемлемого ущерба».

Эта тенденция заметна и в гражданском обществе. При нынешнем темпе жизни пассивность в инвестициях и в проведении корпоративной стратегии устарела так же, как осада крепостей и окопная война. Если мы не занимаем «агрессивную позицию» на переднем крае, то быстро остаемся позади. Нет необходимости оглядываться далеко назад, чтобы найти примеры. Помнит ли кто-нибудь название AltaVista? Это была одна из многих поисковых систем, оттесненная на обочину сначала системой Yahoo!, а потом гигантом Google. Поисковая система Yahoo! достаточно опережала общее направление развития, чтобы диверсифицировать свой бизнес. Когда же бурное развитие Google сделало другие поисковые системы почти ненужными, Yahoo! уже переместилась в область контента и услуг. AltaVista и другие поисковики, такие, как Lycos и HotBot, были поглощены крупными концернами и теперь существуют лишь в виде ностальгических названий их брендов.

 

Риск и успех

 

В современном мире роль атакующей стратегии неуклонно возрастает. Еще недавно лидирующая позиция была несомненно лучшей, но и второе место считалось очень неплохим. Теперь второе место может граничить с бесполезностью! Атака сопряжена с риском, но в быстром и высокотехнологичном мире награда выше, а наказание за нерешительность бывает более суровым. Если вернуться к нашей терминологии МВК («материал — время — качество»), фактор времени приобрел еще более важное значение, как и своевременность атакующих действий.

Возьмем последнюю модель Apple iPod, широко известный iPod Nano. Компания Apple заменила iPod Mini, один из самых популярных электронных товаров в истории, когда он был еще наиболее продаваемым продуктом в ее ассортименте. Они не стали ждать конкуренции со стороны других компаний или замедления темпов продаж. Они перекрыли нишу собственного предыдущего товара, выпустив новую модель, — а это немалый риск! С другой стороны, как мы могли убедиться, компания Microsoft ждала два года, прежде чем приступила к работе над новым браузером Explorer, когда рыночная доля этого товара начала заметно сокращаться.

В отличие от Microsoft мы не можем позволить себе такие ошибки. У этой корпорации достаточно ресурсов, чтобы выдержать падение рыночной доли на 10% и отвоевать ее благодаря разработке новых продуктов. Для других компаний подобный удар будет означать увольнение многих сотрудников. А для того, кто занимает сильную позицию, рискованное предприятие — на самом деле не такой уж большой риск, в то время как бездействие гарантирует неудачу. Лучше рискнуть собственным успехом, чем обеспечить чужой успех за ваш счет.

Лишь благодаря постоянной практике мы привыкаем к большему уровню риска. Чем жестче конкуренция, чем выше ставки — тем с большим риском связан успех. От крошечного преимущества до победы пролегает большой путь. Очень часто, достигнув определенных стратегических целей, мы обнаруживаем лишь то, что у шахматистов называется «малым плюсом» (+/-), — иными словами, лишь чуть лучше полного равенства. Естественно, это лучше, чем равное или худшее положение, но психологически трудно превратить «малый плюс» в решающее преимущество. Отчасти это происходит из-за так называемой «влюбленности в свою позицию». Мы так довольны своим преимуществом, что не хотим рисковать его потерей. Мы маневрируем и пытаемся сохранить плюсы своей позиции, не предпринимая ничего существенного. Но в игре с сильным соперником это зачастую приводит к потере инициативы. Без настоящего риска почти невозможно добиться ощутимых результатов.

Мы часто судим о шахматных позициях по фактору риска и говорим, к примеру, «теперь белые играют на три результата», имея в виду, что результатом рискованного плана белых может стать победа, ничья или поражение. Когда шахматист делает ход, ведущий на неизведанную территорию, он словно освобождается от ремней безопасности. Игра же на два результата означает попытку избежать риска, то есть играть на победу, сохраняя возможность ухода в ничейную гавань. Такая стратегия позволяет спасти положение в случае, если дела пойдут не так, как было запланировано. На высшем уровне, где почти невозможно победить без значительного риска, игра на два результата часто приводит к ее выхолащиванию и ничьей.

Слишком осторожное поведение — еще одна разновидность умиротворения, обычно сопутствующая скромным результатам. Находясь в серьезной опасности, мы интуитивно знаем, что должны рисковать, если хотим выжить. Но когда дела идут хорошо, мы не спешим поступаться достигнутым, и лишь серьезные перемены могут подтолкнуть нас к активности. Тогда люди вкладывают деньги в смелые предприятия, отправляются на поиск неизведанного и рискуют небольшими преимуществами ради долгосрочной инициативы. Риск сопряжен как с удачей, так и с неудачей, поэтому мужество имеет решающее значение.

«Возьмитесь за то, что вы можете сделать, или думаете, что сможете сделать. В храбрости есть своя магия, сила и гений» (Гёте).

Для атаки необходимы абсолютное хладнокровие и своевременность. Выбор правильного момента для атаки — это одновременно искусство и наука, и даже лучшие из лучших часто ограничиваются лишь догадками. Окно возможностей, как правило, очень мало, как это бывает с большинством динамических факторов. Нет никаких неоновых вывесок, предупреждающих об удачной возможности, ожидающей за соседним углом.

Шахматисты нередко стараются улучшить свои атакующие и тактические навыки, решая шахматные этюды. Позиции могут быть взяты из реальных партий или придуманы специально — точно так же, как и предметные исследования в школах бизнеса В этюде обычно предлагается найти решение в заданной позиции. Это увлекательное занятие полезно для быстрого заучивания разнообразных тактических приемов, но оно во многом оторвано от действительности. В настоящей шахматной партии ничто не подскажет вам возможность победной комбинации. Поэтому бдительность — следующее по важности оружие в арсенале атакующего шахматиста.

Определение возможностей требует отказа от предвзятых оценок позиции. Общие правила и привычные схемы рассуждений, которыми мы пользуемся для экономии времени, могут помешать нам определить наилучшие возможности. Это особенно справедливо для «спокойных» позиций — периодов стабильности, когда шансы на атаку выглядят маловероятными. Желательно также избегать заранее составленных предвзятых суждений о сопернике. Нам часто напоминают, что нельзя недооценивать своих оппонентов, однако их переоценка также может стать причиной упущенных возможностей.

В турнире претендентов на первенство мира (Цюрих, 1953) произошла самая поразительная двойная ошибка в истории профессиональных шахмат на высшем уровне. Американец Сэмюэль Решевский, бывший шахматный вундеркинд, а тогда — один из претендентов на титул чемпиона, вел упорную защиту в партии с ведущим венгерским гроссмейстером Ласло Сабо. Венгр объявил шах конем, оставлявший лишь два возможных ответа: Решевский мог либо взять коня, либо отойти королем. Но даже при таком ограниченном выборе Решевский принял неправильное решение! Находясь в цейтноте, он поспешно взял коня, что могло привести к форсированному мату в два хода, который увидел бы даже шахматист-любитель.

Невероятно, но Сабо тоже не заметил этой возможности! Вместо того чтобы поставить мат, он взял фигуру соперника. Через несколько ходов партия завершилась вничью, и поразительная двойная ошибка стала достоянием истории. Позднее раздосадованный Сабо возложил вину на соперника, заявив, что он не мог ожидать от «великого Решевского» такой грубейшей ошибки.

Способность использовать шанс для атаки требует оценки любых перемен в вашей позиции, в окружающей обстановке и в состоянии соперника. Небольшое изменение, поначалу кажущееся несущественным, может соединиться с дальнейшими преобразованиями и сделать уязвимой позицию вашего оппонента.

Даже в примерно равном положении тот, кто находится в обороне, имеет больше шансов совершить ошибку. Активная позиция расширяет возможности выбора и придает нам уверенность в собственных силах. Энергия, которую мы создаем — адреналин нашего интеллекта, — делает нас хозяевами своей судьбы. Таль однажды сказал, что худшим ходом в его жизни был отказ от рискованной жертвы, на которую он после 40-минутного раздумья так и не решился. Шахматист атакующего стиля иногда может сожалеть о неудачных ходах, но гораздо хуже сожалеть о добровольно упущенной возможности.

Савелий Тартаковер обогатил шахматную историю не только своими блестящими партиями, но и сотнями афоризмов и живописных историй. Одно из моих любимых изречений: «Первое необходимое условие для атаки — это воля к атаке». Все наши навыки планирования и оценки остаются чисто академическими, если не подкрепляются волей и решимостью нанести удар при первой возможности. Агрессивный подход имеет свои конкретные практические выгоды. Если вы уже сражаетесь, то помните, что первый удар может стать последним, и его следует нанести раньше, чем это сделает ваш соперник.

 

Роберт Джеймс Фишер (р. 9.03.1943), США

Яркая легенда и печальный итог

Одиннадцатый чемпион мира по шахматам (1972— 1975). Попросите любого человека на улице назвать имя какого-нибудь известного гроссмейстера, и многие тут же ответят: «Бобби Фишер]» Он стал самым знаменитым шахматистом в мире еще в 1972 году, задолго до Интернета и шахматных компьютеров. Хватило радио, телевидения и прессы: его огромный шахматный талант и уникальное умение провоцировать скандалы оказались поистине гремучей смесью.

Чудеса одаренности Фишер демонстрировал с детства, отличаясь невиданной волей к победе, работоспособностью и технической точностью. Многие его рекорды, вероятно, останутся на все времена. В 14 лет он стал чемпионом США, в 16 — участником турнира претендентов на первенство мира. Одну из своих восьми побед в чемпионатах США (1963/64) он одержал с феноменальным результатом 11 из 11. В 1970-м Фишер с большим отрывом выиграл межзональный турнир, в 1971-м — два матча претендентов подряд с сухим счетом 6:0, а в финальном матче претендентов разгромил Петросяна — 6,5:2,5. При этом он выдал рекордную серию из 19 победных партий. А год спустя выиграл в Рейкьявике решающий матч у Спасского и впервые за всю послевоенную историю отвоевал шахматную корону у СССР.

По своему напряжению и драматизму битва в Рейкьявике превосходила любую театральную постановку. Сначала Фишер, опасаясь «козней Советов», не хотел лететь на матч, и даже сам госсекретарь США Генри Киссинджер позвонил ему с просьбой исполнить патриотический долг. К тому же английский меценат Слейтер вдвое увеличил призовой фонд и написал Фишеру: «А ну-ка, петушок, теперь выходи на арену и докажи всем, что ты не трусишка!» Но даже после запоздалого прибытия американца в Исландию Спасскому пришлось проявить недюжинное терпение, дипломатичность и благородство, чтобы матч все-таки состоялся.

Сюрпризы продолжились и с самого начала матча. В 1-й партии, когда на доске был. уже мертво-ничейный эндшпиль, Фишер вдруг совершил грубую ошибку и проиграл. Перед 2-й партией он возмутился тем, что киносъемка ведется прямо над шахматным столиком (протесты по поводу условий игры были его любимой забавой), и партия началась… в отсутствие Фишера! В итоге ему было засчитано техническое поражение за неявку. Счет стал 0:2, и казалось, что матч снова на грани срыва. После героических переговоров он был всё же продолжен, но по настоянию Фишера 3-я партия состоялась за сценой, в задней комнате, пригодной для игры в настольный теннис, а не для мирового первенства; зрители могли наблюдать за своими кумирами только с помощью видеокамеры. Эта психологическая уступка дорого обошлась Спасскому. Американец выиграл партию, перехватил инициативу в матче и довел его до победы.

В те дни мир лежал у ног Фишера. Он был молод, богат, обаятелен и вполне мог сделать шахматы одним из самых популярных видов спорта в США. Спонсорские предложения и приглашения на различные мероприятия лились рекой… Но за исключением пары телепередач он отклонил все заманчивые посулы. А потом наступила тишина: Фишер исчез с шахматной сцены на целых двадцать лет. В 1975 году, когда ФМАЕ не выполнила всего одно из его многочисленных условий очередного матча на первенство мира, он отказался от боя и был лишен титула. Так претендент Карпов стал чемпионом, а Фишер — призраком…

С тех пор в печати регулярно появлялись сообщения о том, что он собирается сыграть матч с тем или иным гроссмейстером (разумеется, вне рамок ФИДЕ, ибо Фишер продолжал считать себя полноправным чемпионом мира). Но всякий раз надежды на его возвращение не сбывались. Фишер готов был играть, только если не сомневался в своем полном превосходстве… И в 1992 году, когда шахматный мир уже почти потерял надежду на возвращение «калифорнийского затворника», он наконец нашел себе подходящего соперника — им оказался Спасский. Призовой фонд их «матча-реванша» побил все рекорды: пять миллионов долларов! Но это были не рекламные деньги: такую сумму выложил за «второе пришествие Фишера» югославский банкир с сомнительной репутацией Ездимир Василевич, дотоле не известный в шахматных кругах (он был хозяином крупнейшей в Югославии «финансовой пирамиды» и вскоре после матча сбежал с деньгами вкладчиков).

Этот матч в истерзанной войной Югославии, против которой тогда действовали санкции ООН, был одновременно и радостным, и печальным зрелищем. Миру явился почти 50-летний, отяжелевший и бородатый Бобби Фишер, а напротив него за шахматным столиком сидел старый друг-соперник Борис Спасский, к тому времени уже наполовину отошедший от дел и замыкавший первую сотню в рейтинг-листе сильнейших игроков. Его талант, годами лишенный постоянной тренировки, изрядно заржавел, и только редкие вспышки напоминали о былом великолепии. Фишер выиграл матч, однако прекрасно понял, что с такой игрой ему ничего не светит и лучше ему больше не играть.

Но, что самое грустное, на проходивших в ходе «матча-реванша» пресс-конференциях все увидели его критическое душевное состояние. Слухи об антисемитизме Фишера ходили уже давно, а па людях у него обнаружилась прямо-таки неудержимая тяга к непристойным антисемитским высказываниям. Увы, видимо, его хрупкая психика не выдержала долгого отчуждения от шахматного мира — единственного, который он когда-либо понимал.

После матча он не вернулся на родину и опять исчез, а вновь объявился лишь в 2004 году, причем, в еще более неожиданном месте — токийском аэропорте Нарита, в центре для задержанных по подозрению в преступлениях. Фишера задержали за поездку с просроченным паспортом. Он не менял паспорт, так как после матча в Югославии, где он играл вопреки запрету госдепартамента США, ему грозил штраф в 250 тысяч долларов да еще 10 лет тюрьмы!.. Его имя вдруг снова замелькало в сводках горячих новостей. Через восемь месяцев японцы депортировали Фишера в принявшую его Исландию — страну величайшего триумфа Бобби, где он до сих пор пользуется большой любовью. Несмотря ни на что, вклад Фишера в развитие современных шахмат огромен. Его пребывание на вершине было трагически коротким, но он возвышался над современниками подобно Полу Морфи. Громоподобные победы Фишера и его необыкновенное обаяние приобщили к шахматам не одно поколение молодых людей. Во время исторического матча Спасский — Фишер мне было девять лет, и мы с друзьями жадно следили за развитием событий. Хотя Фишер превзошел всех ведущих советских гроссмейстеров, в СССР у него было множество поклонников. Мы восхищались не только его великолепным стилем, но и его оригинальностью и независимостью.

«Фишер всегда производил на меня особое впечатление цельностью своей натуры — ив шахматах, и в жизни. Никаких компромиссов» ( Спасский).

«Всё, чего я когда-либо хотел, — это играть в шахматы» ( Фишер).

 

Глава 13

БРЕМЯ ПРОШЛЫХ УСПЕХОВ

 

Кто не проигрывает, тот не двигается вперед. Это железный закон, справедливый для всего живого.

Эмануил Ласкер

 

 

Мы знаем, что самоуспокоенность — опасный враг. Она может привести к потере самокритичности, ослаблению бдительности, досадным ошибкам и, в конечном счете, к поражению. Обычно мы заинтересованы в лечении болезни, а не ее симптомов, но в данном случае складывается парадоксальная ситуация. Успех и связанная с ним самоуспокоенность могут привести к формированию вредных стереотипов, которые не только препятствуют достижению еще большего успеха, но могут стать причиной катастрофического поражения в самый важный момент.

Десятого ноября 1985 года, на следующий день после того, как я стал чемпионом мира, сразу по окончании торжественной церемонии награждения ко мне подошла Рона Яковлевна Петросян и сказала: «Мне жаль вас, Гарри, потому что ваш самый счастливый день уже позади!» Слова вдовы девятого чемпиона мира, прозвучавшие на празднике в честь победы, меня ошеломили. Но в последующие годы они часто приходили мне на ум.

Пятнадцать лет прошли в непрерывных битвах, в работе над укреплением моих сильных сторон и устранением слабостей. Я всегда был убежден, что если буду очень много работать и играть на пределе своих способностей, победить меня не сможет никто. Но как тогда объяснить мой проигрыш Крамнику в лондонском матче 2000 года?

 

Уроки поражения

 

Пожалуй, это был самый драматичный момент в моей шахматной карьере. Я знал, что психология играет в шахматах большую роль, но, лишь потеряв чемпионский титул, понял, как эта роль велика.

После многолетних успехов мне было трудно даже представить, что я могу проиграть. Перед этим матчем я выиграл семь супертурниров подряд и уже не осознавал собственных слабостей. Ведь разве я не одолел всех?! Но с каждым последующим успехом способность адаптироваться к переменам уменьшается. Мой давний тренер и друг, гроссмейстер Юрий Дохоян, назвал это явление метким словом «забронзоветь». И каждая победа, увы, только добавляет новый слой бронзы… Короче, я созрел для поражения.

Когда система внутренней самооценки дает сбой, может разразиться катастрофа.

Осенью 2000 года я встретился в поединке за мировую корону с Владимиром Крамником, бывшим учеником школы Ботвинника — Каспарова. У меня это была уже шестая защита чемпионского титула.

Для игры против меня черными Крамник подготовил «берлинскую защиту» — вариант испанской партии, в котором мощные ферзи быстро покидают доску и вместо возможной в иных дебютных системах рукопашной схватки начинается длительное маневрирование. Проанализировав мой стиль, Крамник сделал правильный вывод, что такая размеренная игра будет для меня утомительной и я невольно ослаблю бдительность.

Одним из серьезнейших просчетов в моей подготовке была недооценка того факта, что в матче с Анандом в 1995 году Крамник входил в число моих секундантов. Естественно, в процессе многочасового совместного анализа партий и обсуждения матчевых перипетий он имел возможность составить точное представление о сильных и слабых сторонах моей игры и в целом о тонкостях подготовки к матчам на высшем уровне.

Второе упущение в плане психологической и тактической подготовки состояло в том, что я не учел влияния, которое могли оказать на ход матча сильные гроссмейстеры, помогавшие Крамнику, но официально не входившие в состав его команды. Каждый из этих гроссмейстеров не раз встречался со мной на крупных международных турнирах и мог оказать моему сопернику существенную помощь не только в дебютной подготовке, но и своими рекомендациями по вопросам выбора тактики и стратегии, как на этапе подготовки, так и во время матча.

К началу нашего поединка я мог успешно сражаться, пожалуй, на девяноста процентах шахматной территории. Но Крамник вынудил меня играть на тех неудобных десяти процентах, которые сам знал лучше. Это была блистательная стратегия, и она сработала превосходно.

Вместо того чтобы бороться за инициативу, перейдя к тем позициям, в которых я чувствовал бы себя более уверенно, я самонадеянно принял вызов и упорно пытался переиграть Крамника на его собственной территории. Это сыграло ему на руку. Я не смог адаптироваться, не смог достаточно быстро внести необходимые изменения в свою стратегию. Да у меня и не было такого запаса времени на адаптацию, как в безлимитном поединке (1984/85).

Годы успехов сделали меня уязвимым для такой ловушки. Столкнувшись с новыми проблемами, я понадеялся, что их помогут решить старые методы. Мне трудно было признаться себе, что мой молодой соперник просто лучше подготовился к матчу. Когда это наконец до меня дошло, было уже слишком поздно. Уверенность в своих силах сменилась сомнениями в возможности победы. Ближе к концу поединка я смог навязать небольшую борьбу, но этого оказалось недостаточно. В итоге я уступил чемпионский титул, проиграв две партии из пятнадцати и не выиграв ни одной.

Немалая часть моей шахматной силы заключалась в том, что после партий, турниров и матчей я всегда очень тщательно проверял точность своих оценок и проводил анализ своей игры. Верные ли я принимал решения? Насколько последовательной была моя стратегия? И только проделав необходимую аналитическую работу, я смог пробить «берлинскую стену» Крамника в следующем году, выиграв у него решающую партию на супертурнире в Астане (2001).

Иногда учитель должен учиться у своего ученика. В конце концов я усвоил, что нужно проявлять большую гибкость по отношению к «неудобным» шахматным позициям. Но этого болезненного урока можно было бы избежать, если бы я проявил бдительность и прилежнее работал над выявлением и устранением слабых мест, прежде чем Крамник мог их использовать.

Главной причиной моего поражения в матче стала самоуспокоенность и чрезмерная уверенность в себе. Это и есть бремя прошлых успехов. Победа создает иллюзию, что всё прекрасно. Есть очень сильное искушение думать только о положительном результате, игнорируя все реальные недочеты и возможные ошибки на пути к успеху. После победы мы хотим праздновать, а не анализировать. Мы многократно прокручиваем в уме картину нашего триумфа, до тех пор, пока не поверим в то, что он был предопределен.

Такие заблуждения встречаются и в повседневной жизни. Старую поговорку «Не надо чинить то, что не сломано» нужно оставить водопроводчикам и забыть о ней в своих делах. Мы должны постоянно сомневаться в прочности своего положения, особенно если дела идут хорошо. Когда что-то идет плохо, мы, конечно же, хотим выправить ситуацию, но нужно стремиться к лучшему, даже когда всё в порядке. Отказ от этого ведет к застою, предвестнику неудач и поражений.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!