Страница четвертая — ЧЕРНАЯ, цвета безысходности и зла 11 страница
Комиссия не имеет возможности рекомендовать какие‑либо меры для защиты президента в будущем, которые гарантировали бы его безопасность.
Заключение комиссии Уоррена по расследованию убийства президента Дж. Кеннеди
Нежелательные встречи.
— Я сенатор. Мистер Линкольн посылал за мной. Я должен видеть его по важному делу.
Этих слов, сказанных убийцей Линкольна, оказалось достаточно, чтобы он был пропущен в театр, где находился президент. Через минуту в зале раздался выстрел.
Слова эти, выбитые на меди, как постоянное напоминание, можно видеть теперь в кабинете начальника охраны Белого дома.
Дни, когда президенты Соединенных Штатов могли без опаски, лицом к лицу общаться с народом, с армией, все больше уходят в прошлое. Даже парад президент принимает теперь, отгородившись от марширующих солдат высоким барьером из пуленепробиваемого стекла.
Самое тревожное время для людей, занятых охраной президента, — это часы, когда подопечный выезжает за пределы своей резиденции. Вместе с полицейскими и агентами службы безопасности, заблаговременно расположившись по пути следования президента, они стараются исключить всякую возможность его встречи с нежелательными или подозрительными личностями. Число таких личностей, по данным американской секретной службы, довольно значительно. В архивах этой организации хранятся тысячи личных дел, заведенных на «потенциальных убийц» президента.
|
|
|
Однако функции охраны не исчерпываются этим. В ее задачи входит также проверка прочности балконов, выходящих на улицы, по которым будет следовать президент, надежности люстр, под которыми ему придется проходить или сидеть. Специальные люди опечатывают все водопроводные люки по пути следования президентской машины. Но и этого недостаточно, чтобы гарантировать безопасность президента. Главная надежда возлагается на скорость.
С момента изобретения автомобиля первое место по скорости после гонщиков прочно держат водители президентских машин. С бешеной скоростью ездили и Тафт, и Вудро Вильсон, и Гардинг. Последний был прозван «дьяволом скорости». Он требовал от своих шоферов, чтобы они держали педаль на уровне пола, то есть выжимали из машины всю скорость, на какую она была способна. Когда журналисты попытались как‑то следовать за машиной Трумэна, им пришлось выйти из гонки побежденными, хотя они мчались со скоростью 150 километров в час.
Одно время президент Эйзенхауэр собирался было перевести свою машину и машины эскорта на скорости, принятые для простых смертных. Это вызвало целый переполох среди тех, кто отвечал за его безопасность. По словам начальника охраны президента, в этом случае было бы практически невозможно обеспечить его безопасность во время передвижения.
|
|
|
Неизбежной платой за бешеные гонки стали аварии и дорожные инциденты. Почти каждому из президентов пришлось испытать это на себе. И все же, выбирая между опасностью быть убитыми и риском разбиться, президенты упорно предпочитают последнее.
Но ни пуленепробиваемым стеклам, ни стальным дверям не доверял диктатор и «пожизненный президент» Гаити Франсуа Дювалье. Всякий раз, садясь в свой бронированный лимузин, он для верности клал на колени ручной пулемет.
В машинах с бронированными дверцами и крышей, сидя за пуленепробиваемыми стеклами, премьеры и президенты, как смерчи власти,) проносятся по дорогам. Но, замкнутые в скорлупу своей безопасности, они мало походят на властителей. Больше — на узников.
Можно вспомнить в этой связи поездку президента Эйзенхауэра в Сеул в годы войны в Корее. Обстоятельства, сопутствовавшие поездке, более соответствовали детективу или водевилю с переодеваниями, чем поступкам государственного деятеля или хотя бы просто свободного человека. Следует вспомнить, что речь идет не о наследственном деспоте и не о тиране, а о человеке, пришедшем к власти в результате волеизъявления граждан демократической страны. Из соображений безопасности все приготовления к поездке проводились в глубокой тайне. Одной из нелегких задач, с которой столкнулась при этом охрана президента, была отправка его личных вещей. Сделать это следовало таким образом, чтобы не привлекать ничьего внимания. Чемоданы Эйзенхауэра для маскировки были помещены в контейнеры и отправлены как обычный груз на почту, а там незаметно перегружены в машину, принадлежавшую секретной службе.
|
|
|
Другая часть личного багажа президента была вынесена из его резиденции под видом вещей служанки. Роли были расписаны заранее, и все разыграно как по нотам. Выйдя из ворот, служанка, одетая по‑дорожному, остановилась с вещами на обочине тротуара, ожидая «такси». Когда она стояла так, к ней подошли (будто бы случайно) две подруги, и они принялись шумно обсуждать отпуск, в который та якобы отправлялась. Любой оказавшийся рядом должен был сделать вывод, что багаж, покидавший Белый дом, не имеет никакого отношения к главному его обитателю. Потом под видом такси подъехала машина службы безопасности, забрала служанку и, главное, «ее» вещи. Как легко догадаться, маршруты служанки и чемоданов вскоре разошлись.
|
|
|
Сложнее обстояло дело с самим президентом. Правда, закрытая машина вывезла его через запасные ворота Белого дома задолго до рассвета, и ни один из его сотрудников не знал, что Эйзенхауэр покинул свою резиденцию. Но наступил день со всем его неизбежным ритуалом и деловыми встречами, и отсутствие президента рано или поздно должно было обнаружиться. Однако служба безопасности и здесь оказалась на высоте. В игру, начатую накануне служанкой, включились высшие чиновники и члены кабинета. Когда ничего не подозревавший государственный секретарь Джон Фостер Даллес прибыл, как обычно, для доклада президенту и был препровожден в его кабинет, вместо Эйзенхауэра его встретил там офицер службы безопасности. Объяснив государственному секретарю ситуацию и введя его в роль, офицер покинул кабинет, и около часа Даллес пробыл там один. После этого он вышел в приемную и довольно охотно и подробно поделился с ожидавшими его репортерами тем, о чем он только что «беседовал с президентом». Так же поступили и другие члены кабинета, к тому времени уже посвященные в игру.
Эпизод этот характерен в том смысле, что передает ту атмосферу постоянной тревоги, которая в равной мере присуща как носителям наследственной власти, так и избранникам буржуазной демократии. Не случайно в повседневном укладе тех и других оказалось так много общего.
Конечно, более надежный способ — вообще очистить от людей весь путь следования правителя. Так и поступали в древности на Востоке — по пути следования падишаха или султана все разбегались и прятались кто куда мог. И горе было тому, кто не успевал сделать этого. В старом Китае Улицы, по которым должен был проследовать император, также заблаговременно очищались от людей. Не довольствуясь этим, один из китайских императоров приказал построить особые дороги, по которым мог передвигаться только он. Такие дороги, обнесенные высокими стенами, соединили между собой все двести семьдесят дворцовых резиденций императора.
Но какие бы меры предосторожности ни принимались, самое надежное было держаться возможно дальше от своих подданных. Чтобы обезопасить себя от непрошеных визитеров, Людовик XI окружил свой замок ловушками, волчьими ямами и западнями, число которых превышало 1800. Другой французский король, Людовик XV, отправляясь куда‑нибудь из Версаля, специально делал огромный крюк, лишь бы не проезжать через Париж.
Возникнув сначала как опора и резиденция владык, столицы постепенно разрастались, пока из защиты правителя не превратились в свою противоположность. Французские короли почувствовали это задолго до того дня, когда восставшие парижане яростно бросились на штурм Бастилии. Так родилась загородная резиденция королей — Версаль.
Не случайно и русские цари обычно избегали жить в столицах. В одной из летописей мы читаем, что в 1480 году в Москве «горожане роптали на великого князя. Поэтому великий князь не жил в городе на своем дворе, боясь злого умысла от горожан; поэтому он жил в Красном Сельце». В другие годы такими резиденциями были Александровская слобода или село Коломенское.
Позднее, когда столица была перенесена в Петербург, появились Гатчина и Царское Село. Именно в Гатчину переносит свою резиденцию Александр III. Там, во дворце, построенном еще его прадедом, Павлом I, располагается сам император и весь его штат. После петербургских дворцов было трудно привыкнуть к этому мрачному зданию, окруженному рвами и сторожевыми башнями и напоминающему скорее крепость или тюрьму, чем резиденцию повелителя огромной империи. Вокруг всего здания была вырыта подземная галерея, снабженная системой сигналов, которые должны были предупреждать о возможном подкопе. Из апартаментов царя вели потайные лестницы и ходы, чтобы в случае опасности их обитатель мог незаметно скрыться.
Во дворце были введены небывалые по тому времени строгости — вход по пропускам, причем непременно с фотокарточкой. Даже такое лицо, как гофмаршал, не могло переступить порога дворца без пропуска.
Туда, в Гатчину, доносил императору русский посол в Берлине П. А. Сабуров о любопытном откровенном разговоре, состоявшемся между ним и Бисмарком. «Я начал с того, — писал он, — что сообщил германскому канцлеру известие, пришедшее от Вас, о заговоре, который должен 22 мая привести к покушению на жизнь императора Вильгельма…» В ответ на это предупреждение Бисмарк высказал следующую мысль:
— Теперь большие столицы Европы сделались необитаемыми местами для государей. Это муравейники, которые нужно было бы очистить и обезвредить. После покушения на жизнь императора Вильгельма заходила речь о перенесении правительства и дворца в Потсдам. Даже во Франции республиканское правительство признало эту истину. После Коммуны Париж был признан неподходящим местом для правительства, которое и перешло в Версаль.
То, о чем говорил Бисмарк, было хорошо известно и русскому послу, и самому императору. Как, впрочем, и другим императорам и королям — и английскому, и испанскому, и тому же Вильгельму, который в конце концов предпочел столице свою загородную резиденцию — новый дворец в Потсдаме.
Он доверяет больше иноземцам, чем своим гражданам, варварам — более, чем эллинам.
Ксенофонт об одном греческом правителе
Свирепые стражи спокойствия. В Персии их называли «бессмертными». Облаченные в блестящие кольчуги, вооруженные острыми, как бритва, мечами, они составляли личную гвардию шаха. Прозваны же «бессмертными» они были потому, что на место каждого выбывшего тотчас же назначался новый. Общее число их пребывало неизменным, вызывая столь приятную иллюзию постоянства и надежности.
Преторианцы — телохранители римских императоров, а часто и убийцы их. Временами они назначали цену, за которую обещали провозгласить императором любого, кто эту цену заплатит. И тогда начинался настоящий торг: продавалась власть
При дворе египетских халифов их собратьями были мамлюки, в Риме — преторианцы. Европейских государей охраняли гвардейцы. Такое красивое слово «гвардеец» в буквальном переводе означает не что иное, как «стражник», «охранник».
Сколько же стражников должно охранять правителя?
Римские императоры держали при себе для этой цели 300 человек отборных всадников.
На Руси рядом с царем всегда можно было видеть его телохранителей, или рынд. В красных кафтанах, с топориками на плече, они повсюду неотступно следовали за царем. В XVII веке охрана государя российского состояла из 500 человек. При французском короле Людовике XI было 4000 человек охраны — пехотинцев и всадников. Значит ли это, что охрана росла пропорционально опасностям, которым подвергался правитель?
Лучники — охрана персидских владык. Деталь фриза дворца Артаксеркса II. IV в. до н. э.
Однажды Чингисхан объявил своим приближенным: — Прежде у меня было только восемьдесят человек ночной стражи и семьдесят — охранной стражи. Ныне, когда небо повелело мне править всеми народами, для моей охранной стражи пусть наберут десять тысяч человек. Этих людей, которые будут находиться при моей особе… должно й3 брать из ловких, статных и крепких.
Итак, 10 000 вооруженных людей, занятых тем только, что охраняют жизнь одного человека. Но и это не было пределом.
Охрану индийских императоров — Великих Моголов несли 55 000 человек, каждый пятый солдат их армии.
Есть, однако, своя диалектика в том, что человек, одержимый стремлением обладать, в конце концов превращается в раба всего, что принадлежит ему.
Царь Алексей Михайлович (1629—1676) принимает шведского посла. Рынды‑телохранители неотступно стоят у трона
Тот, кто воздвигает стены для своей защиты, не замечает, как сам становится пленником этих стен.
Императоры и короли, окружавшие себя целой армией ради безопасности и защиты, нередко оказывались ее же узниками и рабами. По мере того как охрана становилась все более мощной, как росли ее клыки и наращивались когти, она все больше превращалась в свою прямую противоположность: из опоры власти и ее защиты становилась источником повышенной опасности, ареной интриг и гнездом непрерывных заговоров.
Отец Александра Македонского пал не от рук врагов, а под кинжалами своих же телохранителей. Но это были лишь первые капли из кровавого ливня…
В истории Рима целую полосу занимает период, когда именно телохранители — преторианская гвардия — держали в руках жизнь и судьбу императоров. Провозглашая или свергая правителей по своему произволу, они делали это так часто, как им заблагорассудится. И всякий раз находился новый претендент, который, ликуя, восходил на престол только для того, чтобы через короткий срок в свою очередь пасть под мечами разъяренных гвардейцев.
После того как охрана убила императора Пертинакса (ставшего императором после убитого таким же образом Коммода), преторианцы объявили, что новым императором будет провозглашен тот, кто заплатит им большую сумму. На крепостном валу, окружавшем лагерь преторианцев, начался небывалый аукцион — продавалась власть.
Самыми сильными претендентами оказались двое: тесть только что убитого императора и богатый старик, сенатор Дидий Юлиан. Но если первый пообещал каждому гвардейцу 5000 драхм, то Юлиан назвал 6250. Эта цифра решила дело. Не было только стука молотка, возвещавшего, что сделка состоялась. Его заменил стук железных ворот, которые тут же распахнулись перед Юлианом, пропуская его в лагерь преторианцев. Гвардейцы срочно созвали сенаторов, и те с готовностью выразили свою верноподданническую радость по поводу происшедшего события.
Первое, что увидел новый император, прибыв в отведенный ему дворец, был неубранный труп его предшественника. Но не прошло и года, как Дидий Юлиан последовал за ним, освобождая место для следующего счастливого претендента.
Многие, подобно Юлиану, были готовы заплатить любую цену за пурпурную тогу императора. Но когда они разворачивали покупку, там оказывался саван.
«Дикие звери моего могущества» — так называл янычар султан Мехмед II. Сказано это было достаточно точно. Именно на их кривых саблях зиждилась власть султанов. И эти же сабли вспарывали султанам животы и отрезали им головы.
Кто же были они, янычары, этот чудовищный гибрид телохранителей и убийц? Каждый год эмиссары турецкого султана отбирали у родителей‑христиан тысячу мальчиков. Их воспитывали, обучали военному делу и обращали в ислам. Так они становились янычарами, людьми без родины, без близких, чуждыми и враждебными всему миру.
Им было нечего терять, кроме жизни, которой они не дорожили. Их слепая храбрость и безотчетная ярость были опорой трона. Но султаны не напрасно не доверяли им и боялись их. Именно поэтому в резиденции султанов в столице янычарам не разрешалось иметь при себе иного оружия, кроме тесака. Но и вооруженные тесаками, они представляли собой силу, игнорировать которую было недальновидно, а недооценивать — опасно.
Подобно своим римским собратьям — преторианцам, янычары ввели обычай непременного «бакшиша», или дани, которой облагался каждый новый султан. Это было своего рода требование «отступного» за то, чтобы янычары не противились его вступлению на престол. Когда Селим II, став султаном, попытался отменить этот обычай, янычары предупредили его:
— Султан, мы встретимся с тобой возле телеги с сеном.
Смысл этой угрозы стал понятен через несколько дней, когда Селим торжественно вступал в свою столицу. Процессия уже прошла городские ворота, как вдруг янычары, сопровождавшие султана, стали, остановив все движение.
— Что случилось? — волновались визири и улемы.
— Поперек дороги стоит телега с сеном, — отвечали янычары.
Янычары убивали своих султанов так же легко, как и их врагов. «Дикие звери моего могущества» — так называл их Мехмед II.
Именно на их кривых саблях зиждилась власть султанов. И эти же сабли вспарывали султанам животы и отрезали им головы
Когда некоторые из сановников султана попытались уговаривать янычар и даже угрожать им, те, чтобы не вступать в долгую дискуссию, пустили в ход свои сабли и перебили их. «Телега с сеном» продолжала преграждать путь султана, пока он не согласился выплатить янычарам требуемую дань. Тогда замолкшая было военная музыка зазвучала снова и процессия двинулась дальше к воротам дворца.
Не всякому султану, вызвавшему неудовольствие своих янычар, удавалось, однако, отделаться так дешево. Селим III, например, поплатился за это жизнью. Он был свергнут и убит янычарами. Подобная участь ждала каждого, кто попытался бы хоть в чем‑нибудь ограничить своих стражей.
В 1806 году, еще при жизни Селима III, Стамбул превратился в арену ожесточенных боев: янычары пытались взять приступом дворец своего повелителя.
Через двадцать лет столица Османской империи снова оказалась во власти разъяренных янычар. Но на этот раз удача изменила им. Спасаясь от картечи верных султану войск, они пытались было укрыться в казармах. Но здесь их настиг пожар. Те же, кто уцелел от пушек и огня и сдался на милость победителя, были повешены. Так в пеньковой петле был задушен наконец пятисотлетний страх, в котором янычары держали своих повелителей.
Роль мамлюков в судьбе египетских халифов настолько напоминает роль янычар, что история одних кажется повторением истории других. Подобно янычарам, мамлюки возводили на трон одних халифов и свергали других, основывали династии и истребляли их, пока сами в конце концов не были почти все истреблены халифами, а могущественное братство мамлюков не перестало существовать.
Такая же участь постигла и стрельцов, временами готовых превратиться в своего рода московских янычар. После массовых и жестоких казней стрелецкие войска были расформированы Петром I и сошли со страниц истории. Их место заняли гвардейские полки. Но и гвардейцы участвовали в дворцовых переворотах, свергали одних императоров и провозглашали других.
Глухой ночью 9 ноября 1740 года гвардейские офицеры и солдаты явились во дворец регента Бирона. Напуганного, полураздетого, закутанного в одеяла Бирона унесли в караульное помещение. Волею гвардии регентство кончилось. Правительницей при малолетнем императоре Иване Антоновиче стала принцесса брауншвейгская Анна Леопольдовна.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!