ЧАСТЬ 2. БУДНИ ДУРДОМА 1 (NEW) 4 страница
— Фу-у, Гурун! Ты посмотри на себя! Какой же из тебя Гуру?! Ты же подняться с пола даже не можешь! — орала Аза, глумясь и бесясь.
— Ну че, понял, кто ты есть, плешь вонючий? — брезгливо сказал Элен. — Дозалупался! Люди, которых ты учишь, над которыми утверждаешься, в сто раз лучше тебя! Они, по крайней мере, могут нормально качать пресс, а ты? Посмотри, ты же, бля, маленькую разминку выдержать не можешь! — измывалась она, пока уже весь красный Гурун корячился, изображая качание пресса, больше похожее на танец паралитика в гипсе.
У Гуруна было такое жалкое выражение лица, что Муд чуть было не заржал.
— Ну че, Гурун, ты поднимешься наконец, или нет? — издеваясь, спросила Элен. — Может, тебе руку подать?
— Ну, не могу я! — не вынесла душа поэта, и Гурун выплеснул накопившееся напряжение в виде истеричной реплики. Потом быстро опомнился, собрался с духом, но было уже поздно:
— Ах ты, козел! — заорала Аза. — Ты че, еще оправдываешься?! Опять в залупу лезешь?! — и на Гуруна обрушился шквал ругательств и растождествлений с подробным перечислением всех его «достоинств».
После разминки было еще дохуя всего, и спать разрешили часа в три ночи. Муд устроился в прихожке на каком-то оборванном одеяле и укрылся какой-то тряпкой. Примерно с таким же комфортом рядом устроились Гурун и Нарада. Было глубоко похуй, как и где спать, потому что даже просто оказаться на несколько часов в покое казалось бесконечным счастьем. Пришел Нандзя и сказал, что подъем в семь часов и что надо будет одеться и убрать постель, пока горит спичка.
|
|
|
Когда Мудя лег, то вдруг увидел, что уже перестал ощущать тело, как раньше — отождествленно. Пространство вокруг тела сильно вибрировало и гудело, а личность была настолько слабой, что больше не могла выебываться и гордиться собой. «Да, все-таки круто все это, хоть начинаешь вспоминать истинные состояния, которые должны быть», — подумал Мудя и тут же, вместо того, чтобы начать молиться, заиндульгировал, что спать осталось всего 4 часа и завтра снова все повторится.
Под утро, еще плавая в полусонном бреду, Муд услышал резкий крик: «Подъем!», и через несколько секунд появился Нандзя и чиркнул спичкой. Мудила пулей впрыгнул в свои штаны, еще с вечера хитро сложенные так, чтобы они чуть ли не сами надевались, одним движением сгреб то, что было в качестве постели, и на карачках поломился к балкону, где уже толпились бабы и, как попало, набрасывали свои матрасы в общую кучу. Тут Мудон вспомнил, что вчера его назначили главным по этой самой куче, и он должен был следить, чтобы она не грохалась, когда мимо нее проносился кто-нибудь из обитателей штаб-квартиры.
|
|
|
— Стоять, суки! Я тут главный! Быстро все переложили свои матрасы нормально! — гаркнул Муд, но че-то его никто не послушал. Тут куча и наебнулась. Пришлось ему самому все нахрен перекладывать по новой.
Последнему сложившему матрас причиталась всеобщая гыча. Козлом отпущения оказалась бессменная рекордсменша во всех таких делах Вонь Подретузная. Безропотно она приняла серию увесистых тумаков в спину — видно, уже привыкла за вчерашний день. Пока Муд стоял в очереди проставлять гычу, он ощутил, как ему хуево. Тело все ломило и нихера не выспалось, дико хотелось ссать, но он еще не выпросил умыться и почистить зубы не успел, и во рту как коты насрали. Короче, мир предстал пред ним во всех своих самых мрачных красках, и оставалось только отрешаться, потому как впереди ждал день, полный веселых практик и экзекуций.
Гыча резко перешла в ритуал пробуждения. Один чучик ложился на живот, а все остальные садились вокруг него и хуярили кулаками по всему его телу, включая безмозглый чурбан. Потом ложился другой. Потом была разминка, такая же, как вчера вечером, и тупой Мудак вдруг понял, что тело может выдержать в тысячи раз больше, чем воображает его мышиный ум, потому что когда он только проснулся, он был уверен, что даже ползать не сможет, не то, что приседать и отжиматься. Но во время разминки все было в норме, если не считать тех мучений, которые он испытывал от привычки к беспробудному свинству.
|
|
|
Половая Нирвана
Завтрак все хором пропустили. Желание поссать становилось невыносимым, и ебанутая гордость, которая боялась начать просить, сдала позиции. Муд подкараулил Ксиву.
— Ксива, разрешите обратиться! Можно мне попроситься в туалет?
— Давай просись. Ползи на кухню.
Муд начал думать, с чего бы начать. Проситься в туалет означало убедительно обматерить себя за разное говно, которое ты допускал за последнее время, и рассказать все без утайки. Муд натянуто начал че-то гундеть о том, какой он пидор, чмо и долбоеб, но видимо, это звучало неубедительно.
— Хуй ли ты просто себя обсираешь, давай, рассказывай факты, — жестко сказала Ксива, когда Муд минут через десять распинания умолк, потому что у него кончились слова.
«Вот, блять, — подумал раздраженно Мудон. — Теперь все сначала надо начинать». Он стал напрягать память и осторожно признаваться в различных грешках, которые ему казались не такими страшными. Вдруг он осознал, как боится рассказать о себе самое позорное и прикрывается тем, что ничего не было. Вот так мышь всем своим существом трясется и держится за свое говно, готовая выдумывать любые сказки и оправдания, лишь бы про нее не узнали правду. Но невозможно двигаться по духовному пути, не умея открыто и честно признаться в любом своем свинстве.
|
|
|
Только минут через тридцать Муду кое-как удалось выпросить разрешение поссать.
— Ладно, на первый раз хватит, но в следующий раз так ты только издалека на унитаз посмотришь, — приколась Ксива. — Иди к начальнику параши.
Мудя подвалил к Нараде, который сидел на своем почетном месте и штопал рваные носки.
— Начальник параши! Разрешите поссать! — обратился он к нему.
— Я начальник параши, поссать разрешаю! — ответил Нарада и пополз за ключом.
Когда Муд оказался перед унитазом, то он даже сначала не знал, с чего начать. Спустив штаны и высунув свою пипетку, он стал сосредоточенно ждать, когда случится то, к чему он так стремился в последние сутки, но как назло в мочеиспускательном аппарате че-то переклинило из-за долгого бездействия, и он отказывался работать. Муд уже стал нервничать, боясь, что сейчас его время выйдет, и он так и не успеет обоссаться. Тут он вспомнил, что можно управлять посредством воли своими физиологическими функциями, и начал отключать внутренний диалог, глубоко дышать и посылать мысленно-волевые приказы в пипетку, чтобы эта сука немедленно приступила к исполнению своих прямых обязанностей. Мудон изо всех сил напрягся, вены на его хере так вздулись, что казалось, еще немного, и они лопнут. Все лицо побагровело, белки налились кровью, как у быка. В эти долгие мучительные минуты Мудону хотелось отдать все на свете, только бы его мочеиспускатель заработал. Он изливался уже десятым потом.
— Эй, Мудя, ты че там утонул, время уже подошло к концу, давай, вылазь, тут уже очередь, — подлила масла в огонь Элен.
— О, Боже, только не это, — уже в истерике забился Мудя, продолжая стоять со спущенными штанами и трясти своим замороженным концом, — Если он сейчас не заработает, то это сколько мне придется до следующего раза ждать, как минимум сутки, а то и больше, — в панике просчитывал ум Мудозвона, — Нет, только не это!
Все тело долбоеба начало сотрясаться. И физическое напряжение всех мышц тела и страх, который нагнетало болезненное воображение, и жалость к себе, и обида на весь мир, что он стал жертвой такой нелепой ситуации — все в этот момент перемешалось внутри него, и он уже не знал, что же делать, хоть кафель начинай грызть от безысходности.
— Да, я еще никогда не был так несгибаем и целостен ни в одном из своих намерений, как теперь, — на мгновение отметил себе Мудон,
— О, Великая Божественная Сила, помоги мне поссать, я уже не знаю, что делать, — в первый раз за последние полгода вспомнил слова молитвы говноед,
— Я клянусь исполнить любую твою волю, все что скажешь, отработаю все грехи, но только сделай так, чтобы эта пипетка, так ее растак, заработала, — выл уже в беспамятстве Мудон.
А в этот момент за дверью уже слышались нарастающие возмущенные голоса обоссывающихся и обсирающихся рулонитов.
— Ну, все давай, Мудон, вылазь, а то больше не пущу, — уже разгневался генеральный секретарь параши, долбя совком в священную дверь, за которой никак не могло сотовриться чудо.
— С-с-с-сейчас, оч-оч-очень п-п-прррррошу, одну минуууууууту, — еле смог выдавить Мудон. И со всей дури, собрав последние свои силы, всю волю, всю концентрацию внимания, он надавил на затвердевшую пипетку…..И, о, чудо из нее все-таки что-то полилось. Мудон не верил своим глазам:
— Господи, теперь я знаю, что ты есть, — только и смог проговорить шепотом Мудила.
И слезы счастья полились по его щекам. Умиленно, он смотрел на свой обрубок, из которого лилась желтая струйка, облегчая мочевой пузырь. Все мышцы, одна за другой расслаблялись, тело обмякло, все напряжение постепенно уходило, почувствовалось легкое головокружение, некое чувство эйфории.
— Я — в самадхи, — подумал Мудон.
Никогда в жизни он еще не испытывал такого блаженства, как в эти счастливые минуты, это была высшая стадия релаксации.
— Эй, сука, блядь, вылазь, а то мы прямо здесь сейчас все обгадим, — доносились голоса за дверью, но Мудона в эти мгновения они тревожили меньше всего, он наслаждался самым прекрасным для него ощущением движущейся струи по его двадцать первому пальцу.
Казалось, упал бы его шланг на пол, он оказался бы в луже собственной мочи, и это было бы для него высшим блаженством, он мог бы даже начать резвиться, плескаться в этом моче-океане и никаких мыслей и никаких проблем. Через некоторое время Мудон стал постепенно приходить в себя, выходя из состояния медитации. Когда он выполз из сортира, все так и охуели, увидев его осоловевшие глаза и блаженную улыбочку.
Чуха
Когда пришли Гну и Нандзя, их снова начали кормить, наперебой пытаясь угодить им. На этот раз у всех уже лучше получалось, и, например, Нарада стал круто смахивать на заботливую мамашу, которая кормит своего выпердыша, забывая про себя. Практики неэгоизма шли ему явно на пользу. Мудю еще в самом начале кормления отозвали махать веником, и когда он проползал мимо Нандзи и Гну, то увидел, что у Гуруна уже новая практика под смешным названием «Чуха». Муд чуть не обоссался от смеха, когда увидел это.
— Чуха, взять! — крикнул Гну и бросил на ковер обглоданную кость от курицы. Гурун резво бросился за костью и, схватив ее зубами, потащил к скатерти и сложил в кучку отходов.
— А-а-а! Чуха, смотри! Крошка валяется! — нарочито панически завопил Гну через минуту, указывая пальцем на крошку хлеба. Гурун бросился к крошке и в зубах перетащил ее на скатерть. Со стороны он был похож на дрессированную свинью.
Завидев Мудю, Гурун, который уже полностью пребывал в роли Чухи, крикнул:
— Мудила, гляди, какая косточка! — и стал, хрюкая и визжа, возиться с нею. — Вон видишь, корка валяется, давай, сожри ее! — указал он на огрызок хлеба, валяющийся на ковре.
— Не, я не хочу жрать, — ответил Мудя, которому стало западло подбирать с полу грязную корку.
— Смотри, какая у нас ложная личность! — начал издевательски говорить Гурун.
Тут Муд понял, что пошел на поводу у своей проглотившей кол ложной личности и, вместо того, чтобы радостно кинуться на корку, начал позорно оправдываться. Он ощутил на себе презрительные взгляды всех присутствующих, и ему стало хреново: «Я думал, что лучше Гуруна, раз ему дали эту практику, а мне нет, но на самом деле я сейчас в сто раз хуже него, потому что он может быть Чухой и при этом не обижаться, а я не смог».
Заиндульгировавший на всю катушку долбоеб пополз восвояси.
— Рожа! — заорала Аза, и все стали корячиться, пытаясь попасть всеми десятью пальцами в разные дырки на своей роже, чтобы выполнить мудру под названием «рожа».
На этот раз Мудон оказался последним, так как был поглощен своими хуевыми мыслями. Сила проучила его, и все яростно прошлись по его спине. Это было нещекотно.
Через пять минут Аза снова заорала:
— Жопа страуса! — и все на секунду замешкались, потому как жопу они знали, страуса — тоже, а вот жопу страуса еще нет.
Самой безмозглой оказалась Синильга, которая как раз замечталась о принцах и тупо терла уже давно чистое зеркало. Все быстро сообразили, что жопа страуса — это, значит, упереться головой в пол, а жопой — в стену, но Синильга так и осталась, стоять, разинув рот.
Когда наступила очередь Нарады гычить Синильгу, то он как-то так очень слабенько ее хуйнул, чуть ли не погладил. Конечно, это сразу заметила Элен:
— Нарада, ты че ее жалеешь?! Теперь Синильга гычит тебя три раза, да посильнее, чтобы тебе неповадно было! А если она тебя пожалеет, то еще раз получит от всех.
Услышав это, Синильга, у которой два глаза уже сползлись в один на лбу от боли, так разбесилась, что после ее удара Нарада пролетел несколько метров, и только выросшая впереди стена оборвала его мерный полет. После этого случая никто никого больше не жалел.
— А ты, Нарада, че встал, с-сучок? Ты, говорят, больно гордый стал? — грозно спросил Нандзя.
— А что мне делать? — спросил идиот.
— Скатерть расстилай, туго соображается, что ли?
— А кто снимет мои грязные вонючие носки? — радостно спросил Гну.
— Вон, пусть гордый Нарада снимет, — злобно бросила Элен, которая пролетала мимо.
— Ага, давай-ка, Нарада, сними мои носочки, — прикалывался Гну.
Нарада протянул, было, свои крюки, чтобы стянуть с Гну носки, брезгливо морщась, да не тут-то было.
— Не-е, не так! — радостно сказал Гну. — Без рук давай снимай!
Нарада опешил с такого оборота дел и нихуя не мог врубиться, как можно снимать без рук. Тут уже столпились Элен, Аза и Ксива, наблюдая очередную спонтанную практику просветления.
— Че, Нарада, стесняешься? Действуй! — ободряющее прикрикнула Элен.
— Как я сниму без рук? — зачморенно пизданул Нарада.
— Как, как, — передразнила Элен. — Зубами! — пришло вдруг оригинальное решение ентой проблемы.
Нарада скривил и без того кривой ебальник.
— Да-да, зубами снимай, — подбадривал Гну.
Нарада подполз к воняющим за километр ногам Гну и медленно стал приближать харю к носкам. Он раскрыл пасть и зацепил зубами самый край носка.
— О, как ловко! — вскрикнул довольный Гну.
— Будешь знать, как гордиться, — сказала Элен. — Наблюдай за собой! Смотри, как ты не можешь растождествиться со своей надменной пачкой.
Нарада, обливаясь потом, усердно стягивал вонючий носок с ноги. При этом вся его харя покраснела, и он уже явно ловил кайф от передозняка пахучих веществ.
«Еб твою мать, какой ужас, зачем меня заставляют заниматься этим мерзким делом? — заиндульгировал Нарада, — интересно, а где сейчас Синильга, лишь бы она меня в таком виде не увидела, а то, что же она подумает обо мне», — распереживалось говно, да так, что потеряло концентрацию на носке, и как цапануло клыками за палец Гну.
— А-а-а, блядь, гандон, сука, че ты делаешь, неосознанная скотина, — взвыл от боли Гну, хуякнув Нараду кулаком по репе. Нарада даже не успел опомниться, что произошло, как из глаз посыпались звездочки. И, совсем растерявшись, не зная, что сделать, чтобы исправиться, Нарада механично стал гладить ногу Гну:
— Простите, простите, я нечаянно.
— Ха-ха-ха, — угорали жрицы, наблюдая эту картину, — ну, ты, Оля, и в Африке Оля, неисправимый гомосек.
— Классная у тебя практика пранаямы! — позавидовала Ксива.
Стянув оба носка, Нарада уже обрадовался, что практика закончилась, как вдруг Нандзя тоже захотел снять носки.
— А мне?! — закричал он.
— Да, и Нандзе снимай! — скомандовала Элен, и Нарада повторил енту медитацию по раскрытию анахата-чакры.
В этот день уже некоторые сдали по одному экзамену и получили право похавать — кто целую порцию, кто — половину, а кто — четвертину. В зависимости от набранных баллов. Ничего не сдали только Гурун и Судорога в трусах, и их святой пост продолжился. Но прежде, чем получить свою кашу, надо было ее еще выпросить. Пришли Элен, Аза и Ксива, и толпа голодных свиней, стоя на карачках, начала выпрашивать у них еду.
— Ну, Элен, ну, пожалуйста, ну разрешите мне поесть! — ныла чу-Чандра.
— Иди в жопу, не дам, — отвечала Элен.
— Ну, Аза, Вы — такая добрая, дайте мне, пожалуйста, рису! — просил Нарада.
— Нихуя, не заслужил, — воротила нос Аза.
— Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь съесть, а то у меня уже два дня во рту ни крошки не было! — гундел Муд.
— Хуево просите, видно, мало голодали. Тогда еще поголодаете, — презрительно сказала Элен всем.
— Ну, пожалуйста, дайте мне поесть, дайте мне поесть, ну дайте, ну, пожалуйста, — выли все хором, заискивающе заглядывая в глаза.
Кто-то уже стал умоляюще хвататься за одежду и ползать в ногах.
— Ну-ка, блядь, не трогать нас! — прикрикнула Аза.
Стая голодных ублюдков испуганно отшатнулась и продолжила свое нытье уже на расстоянии. Через некоторое время Элен сказала:
— Ну вот, чу-Чандра уже более-менее нормально просит. Можно ей дать.
чу-Чандра завизжала от радости и с грохотом поползла на кухню.
— Ну-ка не греметь, дура! — забесилась на нее Ксива.
Вторым был Мудя, а потом и остальные. На кухне Ксива, глядя в табель успеваемости, стала выдавать каждому столько риса, сколько тот заслужил. Кроме риса больше нихера не давалось. Но даже обычный чай показался Муде божественным напитком, быстро восстанавливающим силы и дающим море впечатлений.
Рулон узнал, что гычу получают чуть ли не каждые полчаса, и сказал, что это неправильно, что гычу нужно ставить только за самое отъявленное свинство, а за мелкое нужно по-другому наказывать. Тогда придумали бить в лоб ладонью, и, то и дело, приходилось отрываться от работы, чтобы припечатать кого-нибудь. Однажды Муд возился с ведром и половой тряпкой, как вдруг его позвали выказывать свое презрение Вони. Оказывается, она где-то облажалась, стала слишком гордой, и теперь каждый должен был проходить мимо нее, зачморенно сидящей в углу, и как можно грубее и пренебрежительнее пихать ее ногой, как презренную собаку, выражая свое «Фу-у».
Наконец-то и этот день подошел к концу. Кое-как Муд выжил в разминке, потом был яростный ритуал забивания. И вот, он уже был готов погрузиться в забытье, как в прихожку вошел Нандзя и спросил:
— Кто будет рассказывать мне на ночь сказку?
— Я уже сегодня рассказывал Ксиве, — забеспокоился Нарада.
— Я могу рассказать, — с готовностью ответил Гурун, вылазя из-под своей тряпки. Готовность заменяет действие.
Мудя же болезненно затаился, чтобы, не дай бог, не сказали ему. А сказали именно ему. Потому что Нандзя сразу увидел его гнилое состояние, и позорная свинья была в очередной раз наказана. Нандзя завалился на диван, который стоял прямо тут, в прихожей и стал слушать Мудину ересь. Практика состояла в том, чтобы учиться на ходу сочинять образы и через них передавать ту или иную мудрость Мастера.
Муд начал плести че попало, пытаясь выстроить единую линию рассказа, и при этом периодически клюя носом и заговариваясь. Вдруг он услышал едва различимое похрапывание. Замолк на секунду и стал прислушиваться. Никто ниче ему не сказал. «Нандзя заснул!» — обрадовался идиот. Посидел еще минуты две-три, ожидая, что Нандзя проснется, но, видно, он тоже неплохо вымотался за день и поэтому незапланированно отправился бродить по тропам сновидений. Муд грохнулся на свое одеяло и тут же вырубился.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!