Исчезновение древних аристократов крови



 

Для писателей, которые первыми воспевали феодальный строй, для деятелей революции, которые стремились его разрушить, понятие аристократии казалось от него неотделимым. А между тем это представление — самое настоящее заблуждение, если, по крайней мере, сохранять за историческим словарем хоть какую-то степень точности. Нет сомнения, что общество времен феодализма было далеко от эгалитаризма, но наличие господствующих классов вовсе не означает наличия аристократии. Для того чтобы быть аристократом, необходимы два условия: во-первых, нужно обладать собственным юридическим статусом, который подтверждает и реализует то превосходство, на которое аристократ претендует, а во-вторых, этот статус должен существовать на протяжении долгого времени, передаваясь по праву рождения, — иной раз он может переходить и к другим семьям, но в строго ограниченном кругу и по строго определенным правилам. Другими словами, для того чтобы стать аристократом, недостаточно реальной власти, недостаточно передаваемого по наследству богатства и помощи, оказываемой ребенку высокопоставленными родителями, что так эффективно определяет его жизнь; нужно, чтобы наследственные социальные преимущества были закреплены юридически. И разве не иронически называем мы богатых буржуа капиталистической аристократией? Даже при нашем демократическом строе, когда нет больше легальных привилегий, воспоминание о них поддерживает классовое сознание, но нет подлинной аристократии без длинной цепи привилегированных предков. И в этом смысле, который единственно правомерен, аристократия на Западе явление достаточно позднее. Первые наметки этого института появляются не ранее XII века. Он укрепится только в следующем веке, когда феод и вассалитет уже будут клониться к закату. В первый период феодализма никакой аристократии не существовало.

Отсутствие аристократии и противопоставляло феодализм более ранним формациям, от которых он получил свое наследие. В позднеримской империи существовал институт сенаторов, и в царствование первых Меровингов, несмотря на то, что юридически оформленных привилегий уже не было, выходцы из бывших римских провинций, поступив на службу к франкскому королю, гордились тем, что ведут свое генеалогическое древо от сенаторов. У многих германских народов существовали семьи, которые официально именовались «благородными»: в разговорном языке они именовались «edelinge», на латинский переводились словом «nobiles», a в франко-бургундском это понятие сохранилось в форме «adelenc». В качестве «благородных» эти семьи пользовались важными преимуществами, в частности, за их пролитую кровь платили дороже: как гласят англосаксонские документы, члены этих семейств «рождались более дорогими», чем все остальные. Судя по всему, эти люди вели свой род от племенных вождей — «правителей округов», как называет их Тацит, — и всюду, где государство стало монархическим, они мало-помалу лишились политической власти в пользу королевской династии, вышедшей из их же среды. При этом они не потеряли своего исконного авторитета священной расы.

Однако все эти семейства не пережили эпохи варварских королевств. Многие роды edelinge, очевидно, довольно рано угасли. Их величие и значимость, без сомнения, превращало их в лакомую добычу для кровной мести, для высылки и войн. В период, предшествовавший эпохе вторжений, они уже были очень малочисленны: в Баварии VII века, например, только четыре семьи. У франков, предположительно, поскольку нам нечем это подтвердить, тоже существовала аристократия крови, но она исчезла еще до появления письменных источников. Режим сеньоров представлял собой, по существу, достаточно непрочную и малочисленную олигархию. Касты, гордящиеся своим древним происхождением, не возродились. В новых королевствах основы неравенства между свободными людьми были совсем другими: богатство, со всеми вытекающими последствиями, власть и служба королю. Все эти атрибуты, даже в том случае, если они переходили от отца к сыну, были уязвимы, они могли помочь подняться вверх и могли способствовать падению. Наверное, поэтому в Англии IX и X веков, что очень знаменательно, круг aetheling был сужен, на подобное наименование имели право только близкие короля.

Истории господствующих семейств в первый период феодализма, если и поражают чем-то, то только краткостью своих генеалогий. По крайней мере, если мы отбросим вместе со сказочными предысториями, которыми их снабжало Средневековье, и те хитроумные, но неосновательные догадки многочисленных эрудитов наших дней, которые громоздят всевозможные гипотезы, опираясь на сомнительные правила трансформации имен собственных. Например, у Вельфов, которые играли столь значительную роль в Западной Франции, и с 888 по 1032 год носили корону Бургундии, самым древним известным предком был баварский граф, на дочери которого женился Людовик Благочестивый.

Род графов Тулузских тоже начинается при Людовике Благочестивом; род маркизов Д'Ивре, ставших впоследствии королями Италии, начинается при Карле Лысом; Льюдольфингены, герцоги Саксонские, потом короли Восточной Франции и даже ее императоры, впервые заявляют о себе при Людовике Немецком. Что мы знаем о предке Бурбонов, выходце из семейства Капетингов, и очевидно, самой древней династии в Европе на сегодняшний день? Только то, что их предка звали Роберт Сильный, что он был убит в 866 году и считался магнатом галлов, знаем еще имя его отца и то, что были они, возможно, саксами{204}. О каком бы семействе ни зашла речь, 800 год кажется непреодолимой преградой, за ним простирается тьма. Есть еще несколько домов, особенно древних, связанных с родами, вышедшими из Австразии или противоположного берега Рейна, первые Каролинги поручали им самые ответственные должности в своей империи. В северной Италии в XI веке огромные пространства, горы и равнины, принадлежали Аттонидам, они происходили от некоего Зигфрида, который владел значительным богатством в графстве Лукка и умер где-то около 950 года, больше о нем мы не знаем ничего. В середине X века появилось внезапно несколько фамилий: швабские Зефингены, Бабенберги, подлинные основатели Австрии, сиры Амбуазские… А если мы попробуем взяться за семьи менее значительных сеньоров, то цепочка их предков окажется еще короче и нить еще раньше оборвется в наших руках.

И дело вовсе не в плохой сохранности наших источников. Безусловно, если бы в IX и X веках документов было больше, мы могли бы проследить еще несколько семейных линий. Удивляет другое — то, что мы вынуждены искать именно эти сведения. Семьи Льюдольфннгенов, Аттонидов, сиров Амбуазских, точно так же, как другие, во времена своего величия имели своих историков. Почему же эти хронисты ничего не сумели или не пожелали сообщить о предках своих господ? Случилось так, что мы гораздо лучше знакомы с генеалогией исландских крестьян, передаваемой из уст в уста на протяжении веков, чем с предками наших средневековых баронов. Совершенно очевидно, что в их окружении интерес вызывала не длинная цепь предков, а только тот из них, обычно совсем недавний, которому удалось впервые занять по-настоящему высокое положение. И у нас есть все основания думать, что кроме этого памятного момента семенная история не содержит больше ничего примечательного: предки скорее всего были или очень простыми людьми — предком прославленного нормандского дома Беллемов был простой лучник Людовика Заморского{205}, — или теми небогатыми и незаметными обладателями сеньорий, происхождение которых, как мы увидим впоследствии, представляло собой немалые проблемы. Но главной причиной этого странного, на первый взгляд, молчания была та, что эти могущественные властители и воины не составляли больше сословия благородных в полном смысле этого слова. Кто говорит «знать», тот говорит «колено». Вопрос о количестве колен не вставал потому, что знати не было.

 

 


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!