Между дьяволом и глубоким синим морем 5 страница
– Дело, считайте, закрыто, – сказал Вик. – Экспертиза покажет, что Кеслер давным-давно сошел с ума. У него была шикарная паранойя. Точнее, мания заговора, я просто не в курсе, как это правильно называется. Парень раскрыл заговор лесбиянок и пидорасов.
– Так он же сам педик… – буркнул лейтенант, глядя на Вика пустыми глазами: переваривал услышанное, пытался сообразить, хороши ли новости.
– Он придурок. Это маскировка.
– То есть он не педик?! – В глазах лейтенанта сразу появилось осмысленное выражение.
– Дьявол! Да какая разница, кто он… Я неточно выразился, босс. Кеслер, сам того не понимая, докопался до сути. Есть уйма организаций, тесно связанных вместе. Всякие лиги гомиков, клубы лесбиянок, фонды феминисток… Они накрыли страну плотной сетью. И мы о них, в сущности, ни черта не знаем. А они все заодно. Обмениваются информацией. И ведут антиамериканскую деятельность. Как вам идея?..
Лейтенант выдвинул ящик стола, покопался внутри, нашел сигару и принялся ее грызть. Лора сидела тихонько, почти не дыша.
Когда меньшинства не возбухают, они незаметны. От них все отворачиваются и поэтому не видят в упор. А они ведь с каждым годом все лучше оснащены и крепче спаяны. И что творится в их офисах – поди узнай. К ним так просто не сунешься: вонь поднимут на всю страну.
Но самое неприятное – они уже потихоньку становятся частью пейзажа. К ним привыкают. И так они распространяют свою идеологию. Просто живут с тобой рядом и приучают к мысли, будто они совсем не страшные… А потом узнаешь, что твоя дочка трахается с жуткой сорокалетней бабой, и это только потому, что ты плохой отец. Невнимательный. На самом деле ты плохой отец в том смысле, что бить надо было этих смертным боем, когда только высунулись. Мы-то, идиоты, думали, они за права слабых и обиженных. И многие так думают. Про то, как они малолеток совращают, по телевизору не покажут – боятся. А у нас сводки на столах с реальными цифрами. И что делать теперь?..
|
|
|
Лейтенант слегка передернулся.
– Хреновая идея, – сообщил он невнятно. Выплюнул кончик сигары, достал зажигалку. – В смысле – дурацкая.
– Хотел бы верить, – сказал Вик и умолк.
– Ну?.. – не выдержал лейтенант. – Проклятье, не говори мне, что это так на самом деле. Это не может быть так. Ну, не молчи, ты!!!
– Лично я думаю, что их сексуальная ориентация и всякие завиральные идеи – только прикрытие. Слишком много стало в последние годы этих самых некоммерческих организаций. Растут, как грибы. Изо всех щелей. И не испытывают недостатка в деньгах. Какие-то из них, конечно, настоящие, но многие наверняка липовые, для отвода глаз: сидит пара лесбиянок, бумажки со стола на стол перекладывает… Они могут заниматься чем угодно на самом деле. Хоть деньги мафии отмывать, хоть наркотики возить… – Вик пожал плечами.
|
|
|
– Снимать и распространять порнуху… – грустно добавила Лора.
– Но мне кажется, в первую очередь, это роскошная агентурная сеть, – заключил Вик.
– Но почему именно… эти?! – почти вскричал лейтенант.
– А вы попробуйте их пальцем троньте.
Лейтенант оплыл в кресле. Он хорошо помнил, как тут, в Джефферсоне, где все по-простому, по-домашнему, год назад «этих тронули». Потом лейтенанта так тронули, едва в отставку не попросился.
– А при чем тут такси? – уныло спросил он.
– Это совершенно легальный холдинг, который уже накрывает всю страну не фигурально выражаясь, а кроме шуток. В перспективе – каждый город с населением больше десяти тысяч. Смекаете? «Голова» у них в НЙ, только это наша местная «голова», а вообще-то они завязаны на Европу, откуда все пошло изначально. На Лондон. Интересно?
– Но ведь парень сумасшедший…
– Да забудьте вы про него!.. В Джефферсоне основная клиентура этого такси – женский персонал местной лаборатории «Рокуэлл». Сами знаете, полигон во Французовой балке. Очень удобно оказалось, туда автобуса из центра города нет, а у этих дамочек цены демпинговые. Ну правильно, бизнес только раскручивается…
|
|
|
– Ты тоже сумасшедший? – спросил лейтенант со слабой надеждой в голосе.
– Феды думают иначе, – сказал Вик. – Они ведь уже здесь, правда? Иначе для кого так аккуратно подшивали копии дневника Кеслера этой ночью…
– Целая бригада. Их старший с утра заходил к шефу.
– Они тут все перебаламутят.
Лейтенант выпустил огромный клуб дыма и уставился в потолок. Город будет очень недоволен, если по нему проскачет отряд федеральных агентов, суя носы во все двери. А виновата окажется полиция, конечно. Шеф это еще утром объяснил лейтенанту, сразу после разговора с федами. А то сам не понимает. Полиция обязана защищать граждан от беспокойства. А кто беспокоит – не суть важно. Здесь у нас глубокий Юг, людям до фени, кто по городу лазает: чужак он и есть чужак. Даже оборзевшие местные ниггеры так не бесят, они какие-никакие, а именно что местные. Сунешь в морду, ниггер понял. Он бегом за своими, ты бегом за своими – и понеслись. Лучше, конечно, без этого, но раз на раз не приходится… А чужака пуганешь – уже скандал. А если чужак из ФБР…
Лора поглядывала на Вика с легкой опаской. Тот сидел абсолютно спокойный. Мятый, небритый, измученный, но какой-то просветленный. Что у него на уме?
|
|
|
– Мало ли чего они проверяют по этому делу, – сказал наконец лейтенант. – Они обязаны проверять всякую херню. Массовый расстрел – достаточный повод. Тем более сейчас, когда президента чуть не грохнули. Чтобы выгнать федов из города, ты должен им что-то дать.
– Так мы и дадим, – Вик улыбнулся, достал из-за пазухи небольшой томик и небрежно бросил его на стол. «Джером Сэлинджер» – значилось на обложке.
– Кеслер голову сломал, пытаясь вычислить кодовую книгу. Потом решил, что это «Загадка женственности» Бетти Фридан. Она лежит на самом видном месте в кабинете мисс Уорд, и вообще эта книжка у каждой дамы на рабочем месте валялась. В детективных романах именно так прячут самый главный ключ… Но я тоже был там. Слушал эту Беверли-С-Яйцами, шарил глазами по полкам – много писанины, вся по одной теме… И вдруг вижу знакомую вещицу. Затрепанную такую. Одну-единственную нормальную книгу среди весьма специфической литературы. Зуб даю, лейтенант, это она.
Лейтенант склонился над Сэлинджером и глубоко задумался.
– Так все-таки Кеслер не сумасшедший?! – спросил он совсем уже обалдело.
– Нужна санкция на обыск офиса, – сказал Вик. – А Кеслер, конечно, псих и пидор. Но и то, и другое скорее в переносном смысле. Я вам сейчас объясню, как он их вычислил. Тут не надо быть психом, и так с перепугу волосы на заднице дыбом встанут…
– Если что, над нами будут хохотать все, – сказал лейтенант. – Понимаешь?
– Лично мне не привыкать, – Вик хмыкнул и почесал щетину на подбородке.
Что бы там ни говорил лейтенант, Джонни Кеслер был даже не еврей – так, четвертушка. Еще на четверть он был индейцем, чем очень гордился, а наполовину не разбери-поймешь: белый, и ладно. На свою беду, с раннего детства он выглядел неестественно хорошеньким, прямо девчонка. И уж совсем проклятьем для него оказалась врожденная застенчивость. Он рос не в меру чувствительным, мог по любому поводу удариться в глубокую рефлексию и стеснялся всего на свете. Ну, мальчишку и затюкали. Его добрая, но непутевая мама, каждый вечер выливавшая в раковину все пиво, что у нее еще осталось, ничего тут поделать не могла. Она только-только научилась не выпивать все пиво, до которого могла дотянуться, и считала это большой победой над собой. Ей было как-то не до сына. Слишком занята: проснувшись к обеду, сразу отправлялась в магазин и потом до ночи боролась с выпивкой. В короткие моменты просветления она всячески обласкивала мальчика, но никогда не задавала вопросов. Да и толку-то было бы.
«Педиком» Кеслера в школе даже не обзывали – это была практически кличка. Иногда таким везет, и на их защиту становятся девчонки. Но Кеслер оказался каким-то нереально невезучим сукиным сыном. Парню было четырнадцать, когда одна лихая деваха на спор со всем классом – педик или не педик – поцеловала его взасос посреди школьного двора. Как назло, именно ее Джонни терпеть не мог, но, главное, от девушки несло сивухой: хлебнула для куража. У Кеслера реакция на этот запах была однозначная: его стошнило.
По счастью, Джонни не догадался, что некоторых после такого ловят и трахают в задницу, а то бы сразу покончил с собой. По счастью же, школа была хреновенькая, но видали и хуже. Школу надо было срочно менять, и именно тогда Кеслер совершил первый в жизни поступок, что бы там ни думала мисс Уорд: он просто ушел.
Несчастный ублюдок, вечный троечник и всеобщий объект насмешек, Джонни поневоле вырос скрытным. В жизни у него было две отдушины, о которых почти никто не знал. Когда становилось невмоготу, он брал раздолбанную мелкашку – все, что осталось ему в наследство от безвестного папаши, – и тихонько уходил за город стрелять, вымещать накопившуюся злобу на крысах и сусликах. А в гараже старого Бенбоу на дальней окраине он возился с железом. Сортировал запчасти, отделяя совсем никчемные от еще годных на восстановление, учился паять и варить металл, зарабатывал гроши на патроны и подержанные книги в мягких обложках. Старик Бенбоу никогда не называл Джонни педиком. Крысы и суслики тоже.
Социальная служба немного побегала за Кеслером и плюнула: его слишком трудно было найти, чтобы всерьез им заняться. Мама через пару лет умерла от цирроза печени. Парень остался сам по себе и, особо не горюя, погрузился с головой в мир изношенного оружия, дряхлых автомобилей и дешевой фантастики. Если слегка поднапрячься, он мог бы уехать из Джефферсона, только на это не хватало смелости. В родном городе он более-менее знал, как себя вести, на чужбине – нет.
Хотелось, конечно, друзей помимо крыс и сусликов. Для этого требовались новые поступки. Несколько месяцев Кеслер готовился к подвигу, но все равно чуть не обмочился от страха, шагнув через порог стрелкового клуба. Там сидели такие мужики… Настоящие.
Удивительно: ни один из них не обозвал Джонни педиком, ни сразу, ни потом. Одевался он бедненько, но чистенько, а стрелял уже тогда неплохо. А что до неприлично смазливой мордашки и неуместно мягких манер – ну, кто-то, может, посмеялся за спиной… Только не в лицо. Этот парень машинально втягивал голову в плечи, когда к нему обращались, но ведь нашел силы прийти сюда. Значит, его хватит и на большее. Подрастет – все сумеет.
Именно через стрелковый клуб Кеслер и начал социализироваться всерьез. Сменил работу в гараже Бенбоу на мастерскую получше, записался на курсы механиков. Там его обозвали педиком, но Кеслер откинул полу куртки и показал ствол. У него уже была пушка, такая дрянная, что только гвозди забивать, да у него все было плохое, однако теперь он верил: это только начало.
Потом его много раз обзывали педиком. Еще в школе Кеслер думал, а может, он и правда извращенец, и не имеет ли смысл попробовать, но оказался чересчур слаб духом для такого поистине отчаянного шага. Кроме того, ему нравились женщины. Да чего там «нравились», он любил их, и все тут. Из фантастических романов Джонни с детства предпочитал те, где герою доставалась в награду принцесса-девственница. Она всегда была нетронутой – потому что принцесса. У принцесс с этим строго. Ну и как-то по жизни складывается – если твой папа звездный король, меньше шансов, что тебе дадут по морде и поставят раком в подворотне. Джонни случайно видел такое совсем еще мальчишкой: белые парни вдули черной девчонке, а он мимо проходил. Ему дали по шее и сказали, тоже вдуют, если не уберется. Джонни заплакал и убежал.
Женщин он любил, но сторонился – боялся, опять стошнит. От женщин часто пахло выпивкой, а пить Кеслер даже не пробовал. Зато попробовал играть на гитаре – получалось вроде ничего. В свободное время сочинял лирические баллады, такую же дешевку и пошлятину, как все, из чего состояла его жизнь, но этого он просто не понимал.
К двадцати годам у него была машина, гитара, винтовка, револьвер, убогая квартирка и глубокое осознание полной обреченности прожить невыносимо скучную жизнь. А потом он как-то ждал «зеленого» на перекрестке, и ему в зад въехала мисс Беверли Уорд.
И все переменилось.
– Спать хочу, – заявил Вик. – Кончился я на сегодня. Иссяк. Вместо крови чистый кофе, а все равно засыпаю. Пускай другие бегут за медалями. У меня нервное истощение, я не привык так много думать.
Он стоял на ступенях участка, раскачиваясь взад-вперед, того и гляди свалится.
– Я отвезу тебя, – сказала Лора. – Вот этот тип скажет тебе, чего ему надо, – и сразу отвезу.
По ступеням поднимался опрятный мужчина средних лет.
– Агент Сарториус, – представился «вот этот тип».
– Ишь ты, – сказал Вик.
– Да ладно вам… – Сарториус снял темные очки и приветливо улыбнулся. У него оказались живые веселые глаза. – У меня кроме фамилии ничего местного, я даже в городе толком не ориентируюсь.
Вик критически оглядел его: строгий костюм – такой синий, что почти черный, – безупречно повязанный галстук, белоснежная рубашка, ну прямо образцовый фед из комикса.
– Я из тех Сарториусов, что уехали еще до Второй мировой, – объяснил Сарториус.
– Но породу-то не спрячешь, – сообщил Вик. – Наверняка хулиган и возмутитель спокойствия. Извините, агент. Я больше суток на ногах, кофе надрызгался до изумления, хожу как пьяный, несу чепуху. От меня сейчас толку ноль. Вот заберете у нас дело Кеслера – тогда поговорим. Как раз к тому моменту высплюсь.
– Пока не забираем, – Сарториус так и лучился доброжелательностью. – Напротив, рассчитываем на кооперацию, вам должны были сказать. Мы – вам. Вы – нам…
– А вы-то нам – что? – спросил Вик, снова раскачиваясь с пятки на носок.
Сарториус опять надел очки.
– Не любим мы женское такси, – сказал он негромко.
– Это почему же? – очень натурально удивилась Лора. – Отличная вещь для профилактики разбоя и насилия.
– Ну вот не нравятся нам всякие английские штучки, – сказал Сарториус, невоспитанно уставясь на нее темными стеклами.
– Когда убили Джона Леннона, – заявил Вик, – лично я чуть не расплакался!
– А я Джейн Остин читаю перед сном, – добавила Лора. – Непатриотично, зато снимает напряги.
– Друзья… – начал было Сарториус.
– Дарт Вейдер тебе друг! – перебил Вик. – Очки сними! И хватит лыбиться! Знаем мы эту вашу манеру прикидываться добренькими!
Сарториус весь мелко задрожал. Лора на всякий случай чуть-чуть развернулась и одну ногу отодвинула назад. Но тут агент снял очки и поднял руку утереть слезы. Он ржал.
– Ну… Ну вы даете, ребята… Ой. Пойдемте кофе выпьем, а? И поговорим.
Услышав про кофе, Вик тихо застонал.
– Здесь тебе не Манхэттен, – сказал он, гордо выпячивая грудь. – Или что там у вас крутое есть. Мы люди дикие, невоспитанные, сразу правду в глаза. О чем говорить-то?
– Вам нужен мотив убийства, чтобы закрыть дело. Нам он тоже не помешает…
– Чтобы открыть свое?.. Будет вам мотив к вечеру, когда психиатр даст предварительное заключение. Мотив шикарный: Джонни Кеслер – псих и пидор.
– Но ведь это неправда, – мягко произнес Сарториус. – Точнее, не совсем правда.
Вик раскрыл было рот, да так и закрыл.
– Сержант Рейнхарт очень устал, – сказала находчивая Лора. – Видите, на ногах еле держится. Зачем вы его мучаете?
– А мы, городские пижоны, любим поиздеваться над хилбилли. Не меньше, чем они над нами.
Сарториус глядел на Вика снизу вверх и уже совсем не улыбался.
– Что у вас есть? – сухо и деловито спросил Вик.
Таким голосом, будто готов был работать еще хоть сутки напролет.
– Мы предполагаем, что Кеслер… Скажем так… Вы понимаете, Виктор, я ведь могу открыть вам не больше, чем мне позволено…
– Хватит мямлить, земляк.
– Он их не за тех принял, – осторожно, почти робко, выговорил Сарториус.
– Твою мать…
– Очень хочется кофе, – совсем уже застенчиво сообщил Сарториус.
– Твою мать! – Лора всплеснула руками. – Да откуда ты взялся такой!
– Сами говорите – отсюда, – и Сарториус опять улыбнулся.
Машины были подержанные, зато дневной пробег ерундовый – Кеслер легко справлялся в одиночку. Второго механика ему пообещали сразу, но тот оказался пока не нужен. Вот когда бизнес раскрутится…
Джонни расцвел. В женском такси ему нравилось все, начиная с самой идеи и заканчивая скамейкой перед офисом. Он, правда, не курил, но все равно здорово было сидеть с девчонками, слушать их болтовню и поддакивать. Особенно когда приходила Стелла.
Джонни сам не понимал, что с ним творится. Его скованность вроде бы никуда не делась, он по-прежнему робел, но внутренне ему с каждым днем становилось легче и легче в окружении женщин. Он их, как раньше, любил всех сразу, и Стеллу в отдельности, и как раньше, опасался, только уже по-другому. Было немного страшно того неведомого, что они будили в нем самом. Он больше не боялся, что его стошнит. Напротив, Джонни мечтал, чтобы случилось нечто. Допустим, вдруг из гаража выскочит крыса, и испуганная девчонка бросится ему на шею. Пускай девчонке уже за тридцать и она совсем не принцесса – ну, вы поняли, – какая беда? Зато она своя в доску, прямо-таки родная, Джонни ей менял масло и фильтры и учил ее прогревать коробку передач перед выездом…
А Стеллу он тайком сфотографировал. Очень удобно оказалось залечь на крыше дома напротив – открывался прекрасный вид на ту самую скамейку. Джонни взял напрокат камеру с телевиком, рано утром занял позицию и нащелкал снимков: Стелла в движении, Стелла крупным планом, Стелла в дверях, Стелла через окно… Фотоохота, подумал он про себя. Снимки расклеивал дома по стенам – как трофеи вешал.
Стелла была доброй. Со временем Джонни заметил: остальные, хоть и тоже нравились ему, при ближайшем рассмотрении выглядели слишком жесткими, видимо, чересчур закалила их борьба за сушествование. А эта – добрая. Мисс Уорд тоже была очень добрая. Просто не каждому давала разглядеть свою доброту. Она ведь всю жизнь защищала таких, как Джонни – затюканных, несчастных, – и другие ее не интересовали. Перед благополучными людьми она не раскрывалась. А с Джонни она вела долгие беседы о его детстве и юности, расспрашивала о том о сем… Естественно, он не рассказывал ей всего. Иногда просто сочинял, привирал. Джонни знал, что ему-то раскрываться до конца никак нельзя. Он не хотел и тут прослыть педиком: это бы обрушило маленький уютный мирок, с таким трудом обретенный.
И тут его обрушила Стелла.
Время, когда приходилось лазать за запчастями по «разборкам» и кладбищам автомобилей, прошло: теперь механик-ремонтник Кеслер заказывал все по каталогу и просто отдавал список секретарю. В один несчастливый день Джонни то ли замечтался, то ли его отвлекли – и забыл внести в заявку пару позиций. Так, мелочовка, которую пришло время менять. Или не менять, на скорость не влияет. И не факт, что он забыл ее заказать. Может, забыл, как заказал.
Болезненно аккуратный во всем, что касалось работы, и столь же болезненно мнительный, Джонни прямо измучился. Забыл? Не забыл?
Он пошел к Стелле. А я твой список еще вчера в корзину бросила, сказала она. Но ты не переживай, заявка сейчас у мисс Фишер на подписи. Слушай, посиди тут пять минут, я за пончиками сбегаю, а потом найду там у нее, чего ты заказал, а чего нет.
Джонни согласился, конечно.
У исполнительной директорши мисс Фишер кабинета не было – тут отдельные места полагались только мисс Уорд и диспетчеру, да еще Кеслер мог считать своей территорией гараж с ремонтной ямой и будкой-мастерской. А у мисс Фишер так, закуток в уголке. Стол, кресло и несколько стеллажей, плотно заставленных файлами с документацией. Сама мисс Фишер была сейчас на выезде. Джонни подошел к ее столу, увидел папку, воровато оглянулся – и открыл. Не мог он ждать пять минут, надо было ему прямо сейчас понять, забыл – не забыл.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!