От полуночи до первых петухов».
На другой стороне – прямо напротив комендатуры – изрешеченные искрами стены игрового клуба наскоро забивались свежими досками. На деревянном щите белой краской с подтеками было написано:
«Напоминаем, что игра в „Искрос‑страйк“ проводится каждую нечетную пятницу
Ровно в полночь. Все приходят
Со своим оружием. Трупы самовывозятся
До рассвета».
– Не желаешь поиграть? – поинтересовался Чимоданов, обращаясь к Зудуке.
Монстр подпрыгивал у него на шее, вертел головой и таращился во все глаза. Мефодию показалось, что он, как губка, жадно набирается вредительского опыта.
Посреди улицы лежала безголовая рыбина, по которой ползали мухи. Мошкин наклонился к ней, удивленный, что нет запаха. Он сделал шагов десять – и тут только запах гниения настиг его и бесцеремонно втиснулся в ноздри. Евгеша обернулся и увидел, как два чумазых карапуза лет пяти‑шести, выглядывая из щели в заборе, дразнясь, утаскивают рыбину за привязанную к хвосту веревку.
– Мертвяк! Мертвяк! Догони! – кричали они Мошкину.
Евгеша в испуге повернулся к Улите. Карапузы, вообразив, что он гонится за ними, прыснули через забор и скрылись огородами.
– Расслабься ты! Обознались. С кем не бывает. Они на эту рыбу мертвяка ловили! – улыбаясь, сказала Мошкину ведьма.
– На рыбу? Как?
– Да очень просто. Мертвяки всегда идут на запах тухлятины. Дети подманивают его дохлой рыбой или кошкой, а затем удирают, таща ее за веревку. Мертвяк гонится за ними. Забавно?
|
|
|
Евгеша испуганно посмотрел на нее.
– Мне не н‑нравится! И игра не нравится, и тут не нравится, – нервно сказал он.
– Ты просто чайник! Ничего не понимаешь! Это как очень громкая музыка: чтобы стало клево, к ней надо привыкнуть! – возразила Ната.
– Вот‑вот! Подчеркиваю: тут очень даже мило! – согласился Чимоданов.
Мефодий хлопнул себя по груди и раздавил крупного насосавшегося комара. На рубашке тотчас возникло большое кровавое пятно, точно от укола шпагой.
– Летают тут, гадики! Вампирят мою первую положительную! – сказал он с негодованием.
– Напрасно ты его так круто, Буслаич. Не исключено, что это был царевич какой‑нибудь заколдованный. Рост сто девяносто, бицепс сорок пять и натуральный блондин! – заметила Улита.
– Почему блондин‑то? – спросил Мефодий, с сомнением разглядывая дохлого комара.
– Почемушто… – отвечала ведьма. – Лысая Гора все‑таки. Многие на превращениях специализируются, на подлянках всяких. В следующий раз, прежде чем грохнуть кого‑нибудь, скажи: «Глюкос морлокус!»
Едва она произнесла эти слова, как раздавленный комар превратился в мертвую летучую мышь. Мефодий запоздало понял, почему пятно крови было таким большим. Все‑таки у летучей мыши аппетиты не комариные.
|
|
|
– На этот раз не царевич… – сказала Улита. – Ну и не унывай! В другой раз царевича хлопнешь!
Покосившись на летучую мышь, которая притворялась комаром, Даф покрепче сжала в руке флейту. Лысая Гора ее тревожила. Здесь ей было неуютно и беспокойно. Хотя и привычная, намозоленная идиллиями эдемская скука тут определенно не грозила.
– Какие у нас планы? – спросила она у Улиты.
– Простые, как табуретка! – сказала ведьма. – Бросаем где‑нибудь кости, чтобы не остаться ночью без убежища, отдыхаем немного и… ну а там посмотрим… Есть у меня одна мыслишка! Ну‑с, вперед!
И она уверенными шагами пошла по деревянным мосткам, проложенным по раскисшей от дождей улице. Редкие прохожие уступали ей дорогу, верно просчитав, что при столкновении двух тел дальше улетает то, что легче.
Они миновали длинный каменный дом местной администрации, работавший строго по праздникам и закрытый по случаю буднего дня; прошли подозрительное общепитовское заведение, где все ели из огромной общей миски, и свернули еще на одну улицу – не менее оживленную, чем та, где они только что были.
|
|
|
Здесь им немедленно попались корчма для вампиров «Зов крови» и безымянный ресторанчик для людоедов, вывеска над которым предупреждала:
«Вся еда бесплатно! Постарайся
не оказаться каждым десятым, брат!»
– Спасибо! – сказал Мефодий. – Что‑то мне не хочется! В другой раз!
Неожиданно Улита улыбнулась, увидев нечто знакомое.
– Ага! – произнесла она. – Тут!
* * *
Гостиница «Незваный гость» больше походила на бастион. Железная дверь, утопавшая в толстой стене. Крыша с зубцами. Из зарешеченных окон торчат дула аркебуз, заряженных заговоренными пулями. Дверь промята. Камень выщерблен. На решетках заметны следы зубов.
«Чтобы не остаться ночью без убежища» , – вспомнил Мефодий слова Улиты.
В памяти замелькали монстры с бензопилами и мрачные ведьмаки. Если это – благодушные обыватели, то кто же тогда является из мрака безлунными ночами?
– Ты здесь бывала раньше? – спросила Даф у Улиты.
– Я – нет. Но Арей тут всегда останавливался, – ответила ведьма. Мефодий заметил, что она словно невзначай проверила, легко ли вынимается шпага из ножен.
Едва они постучали, как дверь открылась с лязгом и грохотом. Похоже, внутри кто‑то произнес заклинание.
|
|
|
Мефодий, вошедший первым, оказался в узком темном холле. Освещен был только небольшой участок у лестницы. За стойкой сидел мрачный широкоплечий детина с исполосованной шрамами физиономией и чистил ногти булатным ножом. «Тугарин‑Змеевич», – сообщала медная табличка, вроде тех, что встречаются порой в провинциальных гостиницах.
Мефодий приблизился. За спиной он угадывал Даф и Мошкина. Улита пока держалась в стороне, деловито осматриваясь. Детина не шелохнулся. Казалось, все его внимание приковано к ногтям, однако Мефодий готов быть поклясться, что он прекрасно все видит.
– Уважаемый! У вас что, всегда такой сервис? Мы просим внимания! Что там у нас в смысле номеров? – требовательно кашлянув, подал голос Чимоданов.
Даф хихикнула. Петруччо, должно быть, немало напутешествовался со своей беспокойной мамочкой. Даф представила, какой шум поднимала его мамочка по поводу каждого треснутого графина, заедающего замка, грязного зеркала или отсутствующей туалетной бумаги.
– Не слышу ответа. У вас есть свободные номера? – нетерпеливо повторил Чимоданов.
Тугарин‑Змеевич поднял голову.
– У меня нет номеров, сынок. Ты обратился не по адресу, – медленно произнес он.
– То есть как это? У вас же гостиница! – не понял Чимоданов.
– У меня грязные тесные комнаты без воды и без окон. В них ровно столько места, сколько в комнату помещается тюфяков. Спят все на полу!.. Если вас что‑то не устраивает – валите! Неподалеку есть прекрасный пятизвездочный отель «Трансильвания». Там все стерильно, как в капельнице!..
Чимоданов вспыхнул.
– В таком случае, эта гостиница нам не подходит… У меня аллергия на пыль. Мы, пожалуй, последуем вашему совету и обратимся к вашим конкурентам… Однако, хочу заметить, если вы и дальше так будете вести свои дела, то рано или поздно… Ой! – Петруччо внезапно пискнул. Улита, только что без всяких церемоний кольнувшая его шпагой в бедро, спрятала ее в ножны.
– Мы снимем у вас комнату! Любую, что у вас есть! – сказала она.
Тугарин ухмыльнулся.
– Даже если я скажу, что в тюфяках у меня полно блох, пол липкий, а лестница на второй этаж такая темная, что не далее как вчера один из постояльцев свернул себе шею? Я, кстати, не начинал еще вытирать его мозги. Не наступите случайно в лужу.
– Даже если тюфяков вообще нет. Мы можем спать и на голом полу, – спокойно отвечала Улита.
– Значит, на голом полу? – прищурившись, повторил хозяин.
– Только не под полом и не снаружи… Я переживаю в основном за своих спутников. Они на Лысой Горе впервые. Я бы и на улице как‑нибудь разобралась.
– В самом деле, разобрались бы? – с любопытством спросил детина. – Даже в тринадцатую ночь луны?
– Я имела в виду другие ночи. И потом до тринадцатой еще довольно долго.
– Хм… Что да, то да. И в «Трансильванию», стало быть, уже не желаете? В пять‑то звезд?
– Нет. Мы хотим остановиться именно здесь , – твердо сказала Улита.
Мохнатые брови шевельнулись. Тугарин быстро, исподлобья посмотрел на своих гостей. Депресняк и Зудука его вообще не заинтересовали. Чимоданов, Ната и Мошкин – постольку‑поскольку. А вот Мефодия и Дафну он разглядывал, пожалуй, дольше, чем остальных.
– Откуда вы узнали о моем постоялом дворе? Место глухое, нигде не свечусь… – просипел он.
– Тут останавливался один мой знакомый, – сказала Улита.
– Имя узнать можно?
– Нельзя, – качнула головой Улита.
Короткие пальцы забарабанили по стойке.
– Хорошо. Я уважаю чужие тайны. Как же он выглядел?
– Черные усы, седая борода, красное одеяние…
Перестав чистить булатным ножом ногти, хозяин задумчиво поскреб его лезвием щетину.
– Кажется, я понял, о ком речь. У него еще есть меч. Короткий, с широким лезвием? Таскает его всюду с собой, а? – подсказал он.
– Меч у него длинный, двуручный, с извилистым лезвием. Появляется он лишь тогда, когда необходимо. Увидеть его успевают только друзья или, во всяком случае, не враги.
Тугарин ухмыльнулся. Он был доволен.
– А вот это уже другой разговор, девушка! Я вижу, что не у всех у вас мозги фаршированные! – сказал он, многозначительно покосившись на Чимоданова. – «Незваный гость» может и не чета «Трансильвании», да только ночами здесь поспокойнее… Что ж, если так, пожалуй, я смогу быть вам полезен… Вам, конечно, есть чем заплатить?
Вместо ответа Улита высыпала на стойку несколько монет. Медных, старинной чеканки, с большой дырой в центре. Монеты такой формы удобно было носить нанизанными на шнурок. Тугарин мельком взглянул на них и, открыв со своей стороны ящик, небрежно смахнул туда монеты. Затем воткнул нож в стену и извлек из шкафа толстую конторскую книгу. Когда он опустил ее на стойку, полетела пыль. Аллергик Чимоданов чихнул.
– Книга обязательной регистрации посетителей. Типа законы надо уважать и все такое… Перо… чернила… – сказал хозяин.
Улита на мгновение замялась. От хозяина «Незваного гостя» это не укрылось.
– Прежде чем вы откроете рот, чтобы сбрехать чего‑нибудь, хочу кое‑что пояснить. Мне плевать, кто вы такие и зачем притащились на Лысую Гору. Я уважаю чужие тайны. Единственное, что мне важно – это чтоб у меня в гостинице все было тихо и печально. Никакого шума, никакой резни. Не шататься без толку, духов не вызывать, с другими гостями не собачиться! Не то передушу, как котят, какие бы вы ни были маги‑размаги! Понятно вам?
– Понятно! – ответила за всех Улита.
– Если вопросов больше нет, то пишите что хотите. Берите пример с других моих гостей. В третьей комнате живет ведьма‑отравительница. Она записалась как учительница пения. Маг вуду из пятой комнаты хочет убедить меня, что он коллекционирует голоса канареек. И шут с ним, убедил!.. Наемный убийца из первой притворяется философом. И мне, заметьте, плевать, что в его философских трактатах прорезаны страницы и он хранит там метательные ножи… Два людоеда из восьмой представились прибывшими на съезд вегетарианцев. Людоедов я обычно не поселяю, но эти, вроде, ничего. Потребовался всего один мушкетный выстрел, чтобы намекнуть им, что постояльцы находятся под моей защитой и жратву надо искать в другом месте. Обычно они соображают хуже…
Нельзя сказать, что после такой характеристики проживающих Даф почувствовала себя намного спокойнее. Стащив с плеча котика, она принялась его наглаживать, изредка бросая тревожный взгляд на темную лестницу. Мефодий рассматривал книгу. Страница была разделена на два столбика. В одном писались имена, в другом – цель прибытия.
Улита первой взяла гусиное перо. В левом столбике она написала «ведьма Анфиса», а в правом «туризм». Ната представилась Настей Васильевой, а в «цели прибытия» указала «прошвырнуться по магазинам». Перо брызгало, царапало бумагу и доставляло непривычной Вихровой массу неудобств. По ходу дела она пыталась заигрывать с хозяином, однако Тугарин‑Змеевич вновь чистил ногти ножом и не поднимал головы, очень мало интересуясь своими постояльцами. Без зрительного же контакта или хотя бы без прикосновения магия Наты, как известно, не действовала.
Мефодий написал, что он Вася Гульфиков, ученик мага. Даф, которой нельзя было обманывать, долго мучилась от угрызений совести и под конец избрала компромиссный вариант. Она записалась светлым стражем Дафной, но так ловко поставила кляксу, что все смазалось и невозможно было ничего прочитать, кроме первой буквы.
Петруччо, старательно высунув язык и двигая его кончиком параллельно с пером, написал, что он Подпругин Петр Игоревич, а в «целях» вывел: «терроризм и мелкое вредительство».
– Ты что, ку‑ку? Какой еще «терроризм»? Давно по башке не получал? Кто этот Подпругин? – шепотом спросила у него Ната.
– Учитель мой бывший.
– Арей, что ли? – удивилась Вихрова.
– При чем тут Арей? Подчеркиваю: учитель. По геометрии мне четверку годовую вывел, завистник! – мстительно сказал Петруччо.
– А тебе четверки что, мало?
– Выходит, мало. Тройка и четверка – оценки ничтожеств! Гении учатся или на двойки или на пятерки! Среднего не дано! – гордо ответил Петруччо.
Мошкин же, когда дошла его очередь, вытворил нечто мало от него ожидаемое. В графе «имя» он хладнокровно написал «Павлик ЧУМУДАНОВ», а в графе «цель прибытия» – «общение с идиотом».
Покосившись на него, Даф захлопнула книгу и поскорее, пока не заметил Чимоданов, вернула ее хозяину. Она давно обнаружила, что Евгеша Мошкин – вещь в себе. То тихий, тихий, а то такое отчебучит, что нужен глаз да глаз.
Тугарин бросил на стойку большой ключ.
– Закончили? Второй этаж, крайняя дверь. Если ключ опять заест, дверь не вышибать. Я люблю делать это сам. Усекли?
– Да.
– Отлично. Желаю быстро закончить все дела и благополучно убраться восвояси. Кто‑нибудь хочет что‑то спросить? – произнес Тугарин голосом, в котором ясно звучало, что от вопросов лучше воздержаться.
– Я! Можно проконсультироваться? Где тут можно принять душ? – поинтересовался Чимоданов.
Тугарин чуть привстал и наклонился к нему.
– А кроме душа, тебе больше ничего не надо? Чайку в комнату не принести? – спросил он ласково.
Петруччо, не разобравшись, не устоял перед искушением.
– С лимоном, если можно. Сахара две ложки, но без верха, – сказал он руководящим тоном.
Длинная, как у обезьяны, рука опустилась Чимоданову на плечо. Тут и дурак забил бы тревогу. Дурак, но не Петруччо.
– Сколько ложек, я не расслышал? – переспросил Тугарин.
– Д‑д‑две. Но можно и одну… – серея, ответил Чимоданов.
Тугарин ухмыльнулся.
– Хорошо, что ты сказал: одну. Значит, я отрежу тебе только одно ухо. Это будет хорошим уроком.
Петруччо завизжал. В руке у детины сверкнул нож. Поняв, что это не блеф и от слов хозяин сразу перейдет к делу, Мефодий схватил его за кисть. Однако удержать ее было так же невозможно, как лошадь – за копыто. Тугарин нетерпеливо оттолкнул его, и Мефодий отлетел метра на два. Упал и сразу вскочил. В руке у него материализовался меч, до того благополучно лежавший в футляре. Сталь запела.
Взгляд Змеевича скользнул по лезвию с зазубринами и остановился на сколотом острие. Не укрылось от него и то, что Мефодий едва удерживает меч от выпада.
– Хороший у тебя ножичек для заточки карандашей, ученик мага Вася Гульфиков! – произнес Тугарин с натянутым смешком.
– Знаю, что хороший, – отвечал Мефодий, воюя с разбушевавшимся мечом, которому хотелось пригвоздить хозяина «Незваного гостя» к стене.
Тугарин не отводил взгляда от его лезвия. На лбу у него выступила испарина.
– Так и быть, ты меня уговорил. Я оставлю твоему приятелю оба уха. Но пусть учтет: если он и дальше будет умничать, то кто‑нибудь из моих постояльцев отгрызет ему их в комплекте с головой, – сказал он, наконец, с сожалением разжимая руку.
Чимоданов благополучно отступил к лестнице. Заметно было, что ему ужасно хочется что‑нибудь вякнуть. Например, поинтересоваться, нет ли здесь лифта. Но все же здравый смысл восторжествовал. Булатный нож, как ни крути, оружие еще и метательное.
* * *
– Ничего себе пожелание! Сделать все дела и благополучно убраться восвояси! – заметила Даф, поднимаясь по скрипучим ступеням.
– Это максимум, что могут пожелать на Лысой Горе. И это, поверьте, немало! – заметила Улита.
Ведьма ступала осторожно. Ветхая лестница и без того сотрясалась под ее весом. На втором этаже оказалось немного светлее. Свет пробивался в бойницы, которые они уже видели с улицы.
Из восьмой комнаты доносился храп. Дверь была приоткрыта. Мефодий разглядел, что на тюфяке лежит человек с огромными и костистыми желтыми ступнями. Это его слегка удивило. Буслаеву почему‑то казалось, что людоеды должны быть упитанными. Хотя не исключено, что это был завязавший людоед. Или людоед‑язвенник. Или людоед на диете. В конце концов, кто знает, какие жизненные, пищеварительные, нравственные и прочие проблемы бывают у людоедов.
Отыскав нужную дверь, Улита достала ключ. Поняв, с кем имеет дело, замок не стал артачиться и сразу открылся. Признаться, Даф ожидала худшего. Комната была довольно чистая. Во всяком случае, если понимать под чистотой отсутствие видимых пятен крови и т. д. Возле единственного узкого окна стоял заряженный мушкет. Рядом один на другом валялось с десяток тюфяков. Их гора почти доставала потолка. Разумеется, никакого белья. Из прочих удобств – простреленное ведро, дыра в котором была забита осиновым клином.
Депресняк немедленно принялся носиться по комнате, обнюхивая углы.
– Эй, животное! – предупредил Чимоданов. – Если ты сделаешь то, что делают в таких случаях обычные кошки, я тебя удушу!
Даф усомнилась в том, что это действительно произойдет. Кот посмотрел на Петруччо немигающим взглядом и перелетел на гору матрасов. Там, где он только что сидел, на полу остался автограф. Чимоданов погнался было за котом, но в этот момент грянул выстрел. Комнату заволокло белым пороховым дымом. С грохотом упало ведро. Ната зажала уши руками.
Когда дым рассеялся, все увидели, что Зудука застенчиво прячет зажигалку, которой он только что подпалил порох на полке мушкета.
– Опять! – закричал Петруччо. – Опять! Да сколько можно!
Поймав улепетывающего Зудуку за ноги, он принялся трясти его. Из карманов монстра вывалились две зажигалки, гильза с уткой и коробок спичек.
– У кого‑то я уже видел такую гильзу! И где он только находит эту дрянь? – убито сказал Чимоданов, засовывая все трофеи себе в карман.
Ната посмотрела на дверь.
– Сейчас кто‑нибудь заявится! – сказала она.
Однако она ошибалась. Постояльцев, проживающих в «Незваном госте», сложно было всполошить одиночным выстрелом. Людоед из восьмого номера продолжал храпеть, да и хозяин не спешил являться.
Мефодий встряхнул ведро и поднял с пола расплющенную пулю. Она была серебряной, с крестообразной насечкой.
– Против вампиров? – поинтересовался он.
– Не только. Против нас с тобой тоже. Повезло, что дуло смотрело в потолок, – философски заметила Улита.
Она уже сидела на полу и со знанием дела заряжала мушкет, используя имеющийся в номере запас пороха и пуль. Зарядив мушкет, Улита сурово посмотрела на Зудуку и, стащив верхний тюфяк, легла.
– Предписываю всем два часа сна! После червя у всех дохлый видок. Работа не волк, от ветеринара не убежит! – сказала она, зевая.
– Какая еще работа? – спросил Мошкин с некоторым беспокойством.
– Я уже сплю. Меня не кантовать, не щекотать и с бессмысленными вопросами не обращаться. Можно только поцеловать в ушко и пожелать… хм… «спокойного утра!» – отозвалась Улита и почти сразу отключилась.
Немного погодя и остальные последовали ее примеру. Спали, однако, не все. Зудука, шевеля пальцами, смотрел на мешок с порохом и в его мягкой голове медленно созревала какая‑то приятная, вполне злодейская мысль.
Мошкин грустно лежал на тюфяке, смотрел на покрытый плесенью и паутиной потолок и думал, думал, думал… Как же могло случиться, что его, Евгешу, такого домашнего мальчика, робкого, но с хорошим воображением, занесло на Лысую Гору, черт знает куда? Странно, необъяснимо!
Чтобы отвлечься от тягостных раздумий, Мошкин стал играть каплей воды. Он то заставлял ее ползти по потолку, то дробил на несколько мелких капель и отправлял летать по комнате. Когда забава ему наскучила, Евгеша легким усилием воли превратил каплю в пар. Повернулся на бок и стал смотреть на других. Мефодий спал, как всегда, на спине. Расслабленный и одновременно собранный. Чудилось, что каждую секунду он может вскочить и в его руке появится меч. Евгеша задумался, но так и не сумел определить, как он относится к Мефодию. Единственным ясным чувством было бесконечное удивление. Как могут они, родившиеся в один день, быть такими разными?
Чимоданов спал на животе. Весь его вид ясно говорил: «Подчеркиваю: я сплю! Это очень ответственно!» Даф уютно свернулась клубком, будто большая кошка. Во сне она улыбалась. Возможно, ей снился Эдемский сад, а возможно… Хотя кто точно знает, что снится светлому стражу с несколькими темными перьями, которому случится вздремнуть на Лысой Горе?
Ната спала на боку. Изредка по ее красивому и расслабленному лицу прокатывалась волна, и тогда Евгеша испытывал к ней мгновенную, горячую симпатию. Опасаясь попасть под действие магии, он отвернулся. К нему подошел Депресняк, зашипел, чтобы его не вздумали гладить, понюхал ему руку и отошел.
Размышляя, было ли то, что сделал кот, проявлением дружеских чувств, или просто в маленькую лысую и усатую голову что‑то взбрело, Мошкин закрыл глаза. Он решил притвориться, что уснул, чтобы незаметно проследить за котом, но так хорошо притворился, что уснул.
Первым проснулся Мефодий. Остальные спали. Будить никого не хотелось. Некоторое время Буслаев бродил по комнате, пока на глаза ему не попалась растрепанная книжка. По всей видимости, ее постепенно разрывали на пыжи, когда заряжали мушкет. От нечего делать Мефодий пролистал ее. Обложка сохранилась в целости и сохранности. Картон в дуло не лез и для пыжей не подходил. Книга называлась: «Любовные заклинания от Кл. Патры» .
О самой авторше Кл. Патре сообщалось немного, в бодрой конфетной манере: «Клава Патра – III магический дан, живет на Лысой Горе в собственном доме с восьмым мужем и пятью болонками. В свободное время разводит скорпионов и разводится с мужьями».
Сведения об издательстве были еще более краткими:
«Издательство Б. Кощеева». Разрешение Магздрава № 3.14. Типогр. Лысая Гора, просп. Утопленника, могила 3. Телефон отдела реализации синенький, с черной трубкой».
Мефодия, как человека очень и очень далекого от книжного мира, телефон отдела реализации не заинтересовал. Взгляд его уткнулся в первую же страницу:
«Гипнотический заговор на вечную любовь
Произносится над спящим. Гарантирует пылкую страсть на неопределенный срок. Безопасен для здоровья. Проверено на мышах, крысах и лопухоидах.
Внимание: заговор на вечную любовь не имеет известных отводов!»
Мефодий оглянулся на Даф. Она ровно и тихо дышала. Подкравшееся искушение врезало Буслаеву носком с песком по затылку. Как всегда мгновенно – ибо он был человек настроения – Мефодий встал рядом с Дафной на колени и, заглядывая в книгу, прочитал:
– Амореус аморенус! Аморенус амоморейос амми ! Ты полюбишь меня, (имя)! Ой, тьфу ты! Аморенус амоморейос амми ! Ты полюбишь меня, Дафна! Амомареййййяяяяя!
Учитывая, что книга писалась магом и для магов, в этом месте предписывалось выпустить двойную красную искру, однако Мефодий из‑за отсутствия перстня никак не мог этого сделать. Неожиданно за стеной что‑то полыхнуло, и тонкую перегородку прожгли два крупных алых шара размером с кулак. Это, отзываясь на призыв будущего повелителя мрака, сработал перстень на руке у спящего людоеда. Перстень мага не послушался бы чужого, однако с людоедскими перстнями другая история. Они велики по размеру, скверно настроены и выбрасывают искры без особого повода, чуть ли не от сырости.
Мефодий вскочил и, схватив цветную тряпку (позднее обнаружилось, что это новый свитер Наты), поспешно затушил тлевшую перегородку. Затем вновь оглянулся на Даф и замер. Ему почудилось, что она открыла глаза. Буслаев поспешно наклонился и, насвистывая, сделал вид, что завязывает шнурок.
«Глупый! – подумала Даф, разглядывая его. – Кто же заговаривает стража заклинаниями для магов, да еще из оккультных книжонок!.. Нас с тобой связывает нечто большее».
– Выспалась? – спросил Мефодий.
– Более или менее, – ответила Дафна.
– Это хорошо, что более‑менее. Ничего не снилось?
Даф зевнула.
– Да так, ничего особенного. А ты уже давно не спишь?
– Ну, некоторое время, – сказал Мефодий уклончиво.
– А‑а‑а… Ясно… А я вот сейчас… Депресняк не носился, нет? – спросила Даф.
«Не слышала!» – с облегчением подумал Буслаев.
«Да где уж мне слышать! Глухая я!» – подумала Даф.
* * *
– Значит так! – сказала Улита тоном лекторши, которая с утра поругалась с мужем. – Что такое Лысая Гора, вы себе примерно представляете. Здесь не курорт! Надо быть предельно осторожным. Встречаемся в гостинице в десять вечера, не позже, пока мертвяки массово не повылезали.
– Ты уверена, что нам действительно нужно разделиться? – спросил Мошкин.
– Так мы сможем опросить больше жителей и привлечь меньше внимания, чем таскаясь всей толпой… Мошкин пойдет с Натой, Чимоданов – со мной, Мефодий и Даф вместе. Ваша задача: не засветиться и постараться узнать, почему горбун Лигул терпеть не может Лысую Гору.
– Что, прямо так в лоб и спрашивать: «Извините, почему Лигул та‑та‑та?» Тупо как‑то! – усомнился Мефодий.
– Разумеется, тупо! Прояви фантазию! Шпионы тоже не пристают в метро ко всем встреченным офицерам: «Брат, военная тайна нужна позарез! А то начальство достало!» – насмешливо сказала Улита.
Она уже стояла у дверей, готовая выйти из номера, как вдруг повернулась и, вспомнив о чем‑то, произнесла:
– Последняя инструкция! С вампирами никуда не ходить и на братский поцелуй в щечку не соглашаться, даже если вампир (ну того хуже вампирша!) будет симпатяга! Они врут про щечку, а сами как впиявятся в шею – не отдерешь… Другой распространенный трюк: если вурдалак подбегает в ужасе и просит вас посмотреть, что ему попало в глаз – это тоже подстава!.. Не соглашайтесь! Ясно?
– Ясно! А что отвечать, если попросят? Неудобно же не ответить! – засомневался Мошкин, богатое воображение которого мигом нарисовало ему хорошенькую вампиршу в кожаной юбке и с малиновыми накладными ногтями.
– Отвечать: «осиновая щепка» и быстро проходить мимо! – заявила Улита, соболезнующе глядя на него. – Еще один совет: если вам вдруг встретится мертвяк, говорить с ним нельзя! Ясно?
– Да, ясно нам, ясно… – нетерпеливо согласился Мефодий. – Ты уже раз сто об этом предупреждала!
– А теперь скажу в сто первый… Но представь себе такой расклад – просто невероятный, что заговорить с мертвяком все же нужно. Как ты выкрутишься? – спросила Улита.
– Крикну издали и сделаю ноги… А? Или Даф его потом шарахнет маголодией? – предположил Мефолий.
– Глупо и не факт, что поможет, – ухмыльнулась ведьма. – Есть способ получше. Видишь… хм… ну хотя бы этот тюфяк? А теперь представь, что я мертвяк! Говори со мной, обращаясь к тюфяку.
– Как это?
– А так! «Тюфяк‑тюфяк! Заклинаю тебя твоим последним дыханием, если знаешь тайну горбуна Лигула, расскажи ее мне!»
– И что, тюфяк ответит? – изумился Чимоданов.
Улита заглянула в его ясные глаза.
– Конечно, нет. Тюфяки, вообрази, ребята молчаливые. Занеси это в свою записную книжку, роднуля! Используешь для дипломной работы про повадки тюфяков! Получишь премию и сопьешься, каждый день покупая себе кефир!.. – сказала она с раздражением.
– Ты хочешь сказать, что вместо тюфяка мне ответит мертвец?
– Само собой. Ответит как миленький. И сделать тебе ничего не сможет. Ведь формально ты обратился не к нему, а к тюфяку. Ну или там к дереву, стене, камню, к чему угодно…
– Класс! Разговаривать с мертвяками с помощью элементарной уловки! У нас в Эдеме до такого пока никто не додумался! – восхитилась Даф.
– Еще бы! Вы все там рассуждаете прямолинейно. Мыслите абстрактно и слишком высокими категориями. Мысль должна быть гибкой и резкой, как хлыст. И конкретной. Есть цель – есть мысль. Нет цели – голова отдыхает и проветривается через ушные дырочки и ноздри естественным сквозняком, – категорично заявила ведьма.
– Занятно. Это же чистейшей воды отмазка! – сказала Даф.
– А то! – согласилась Улита. – Магия – это сплошная отмазка! И еще формализм. Заклинания, руны, обряды… Именно поэтому все хорошие маги зануды, а все плохие маги отморозки.
Ведьма почти уже собралась выйти из номера, как вдруг увесистый камень влетел через окно в комнату и покатился по полу вместе с осколками стекла. Произнося нехорошие слова, Улита подошла к окну. Под окном стоял человек в пыльном плаще, с лицом, скрытым складками капюшона. Когда Улита выглянула, он как раз бросал очередной камень. Молодой ведьме пришлось быстро отскочить от окна, чтобы не схлопотать камнем в глаз.
– А вот это уже наглость! – заявила Улита и, схватив мушкет, прицелилась.
– Эй ты, хамло длинноногое! – заорала она. – Считаю до ста! Девяносто девять уже было! Проваливай или сейчас сопелька оборвется!
Человек в пыльном плаще выпрямился и молча откинул капюшон. Мушкет выпал из рук ведьмы, так и не выстрелив, к величайшему разочарованию Зудуки.
– Эссиорх! – радостно завопила Улита. – Эссиорх!
Хранитель быстро поднес палец к губам, надел капюшон и ссутулился.
– Вы обознались. Темный звездочей Адриан фон Тошниотль к вашим услугам! – сказал он.
Оглядевшись, фальшивый звездочей хотел было разбежаться и прямо сквозь стену запрыгнуть на второй этаж, но, вспомнив о чем‑то, с досадой махнул рукой. Пришлось воспользоваться самым скучным из всех существующих способов проникновения в помещение – дверью.
– Страшно неудобное место, эта Лысая Гора! Полеты тут заблокированы, телепортации тоже… Хотя оно и понятно. Здесь и без телепортантов полный бардак, – проворчал он через пару минут, входя в комнату и сбрасывая капюшон.
Да, сомнений не было. Перед ними действительно стоял Эссиорх. Улита с визгом повисла у него на шее и поджала ноги.
– Эй! Ты сорвешь мне спину! Спина у мотоциклистов – слабое место! – пропыхтел хранитель, с трудом удерживая равновесие.
Ведьма надула губы.
– Гадкий ты гадик! А как же торжественное обещание носить на ручках всю жизнь? – поинтересовалась она.
– Не припомню что‑то такого, – сказал Эссиорх.
– Нет, вы слышали его? Слышали? Говорила мне Мамзелькина: не верь мужчинам, обманут! Обещают пиццей накормить – бери расписку. Обещают поцеловать – тоже бери расписку, пока не передумали. Причем расписку лучше заверить у нотариуса.
– Я хранитель. Нам нельзя к нотариусу, – заметил Эссиорх.
– Да уж знаю я, все знаю… Вам и жениться нельзя, – отмахнулась Улита.
Эссиорх насупился и попытался сурово окаменеть, однако по ходу дела оказался не готов и передумал.
– Ну ладно, ладно. Не злись. Как тебе удалось пройти мимо хозяина? Он тебя пропустил?
– Разумеется. Я умею производить благоприятное впечатление. Я даже вступил с ним в светский разговор! – похвастался хранитель.
– И что же ты ему сказал? – машинально спросила Улита, с вниманием любящей женщины исследуя кончиками ногтей волосы и шею любимого.
– Не надо… Щекотно… Я спросил у него, откуда у него эти ужасные шрамы на лице. Не получены ли они в знаменитой битве с тенями?
– А он?
– Он ответил, что в битве с тенями он рубился на стороне светлых, однако шрамы не оттуда. Когда он был ребенком и жил в мире лопухоидов, то однажды вбежал в кухню через стекло веранды, потому что испугался очень маленького песика…
– А ты что?
– Да ничего. Я заверил его, что шрамы, украшающие мужчину, могут быть любого происхождения, и поднялся к вам. Напоследок он сказал мне, что если я захочу вечерком выпить, он составит мне компанию.
Улита, все еще частично висевшая на Эссиорхе, наконец соизволила встать на собственные ноги.
– Так и быть. Живи. В поднимающих тяжести мужчинах есть что‑то комическое. Особенно, когда они еще пытаются разговаривать! – сказала она.
– Спасибо, что просветили. В следующий раз, когда тебе вздумается на меня навалиться – виси на плечах, а не дави на затылок! – с обидой произнес Эссиорх.
Пока Эссиорх выяснял отношения с Улитой, Даф внимательно смотрела на своего хранителя. Что он делает здесь? И как сумел так скоро найти их? Разумеется, хранители всегда знают, где в тот или иной момент находится их подопечный, но все же?
– Как ты оказался на Лысой Горе? И где твой мотоцикл? – спросила она.
– Тут долгая и запутанная история… – сказал Эссиорх, поняв, что Дафна ничего еще не знает о картине, Камне Пути и персоне по имени Матвей Багров. – Если совсем кратко, то от моего мотоцикла осталась только рама.
– Рама?
– Еще руль и двигатель, если быть совсем точным, – Эссиорх горестно уставился в пол.
– Бедняжка! Что с ним стряслось? Короткое замыкание? Трейлер пошел на обгон «Запорожца»?
– Его зацепило из пепеломета. Если это тело уцелело, то лишь потому, что я вылетел из седла чуть раньше. Так что в какой‑то мере я даже благодарен тому стрелку из сглаздамата, который помог мне это сделать. Сглазы‑то не убивают.
– Пепеломет… Сглаздамат… Погоди! Это же оружие боевых магов! Ты сцепился с боевыми магами, пупсик? – поразилась Улита.
– Я с ними, или они со мной. Какая разница? От перестановки слагаемых драка не отменяется, – сердито ответил хранитель.
– Надеюсь, ты хорошо им накостылял?
– Боюсь, что похвалиться нечем, – с сожалением сказал Эссиорх. – Я вскочил и как припадочный кинулся к своему мотоциклу. О магах я вообще забыл. Маги тем временем кое‑что нашли, сообразили, что им нужен был совсем не я, покрутились поблизости на своих склепах и слиняли. У них хватило ума не соваться. Да и потом, по большому счету, что они могли мне сделать? Уничтожить тело? Я вселился бы в другое…
– А затем?
– Я затащил в кустарник остов мотоцикла – возможно, после я постараюсь восстановить его, – задержался на несколько часов, чтобы уладить кое‑какие дела, понял, что в мире лопухоидов меня ничто больше не удерживает, и отправился на Лысую Гору. Вот и все, – сказал хранитель.
Даф с ее безошибочно настроенной интуицией ощутила, что Эссиорх о чем‑то умолчал, однако решила, что об этом они поговорят позднее, когда останутся вдвоем. Пока же только спросила:
– А что это за Адриан фон Тошниотль?
Эссиорх сдвинул брови.
– История магии. Девятьсот восьмой год обучения. Дополнительный материал. Ты хочешь сказать, что ты это не проходила?
– Э‑э… конечно… Адриан фон Тошниотль!.. Теперь припоминаю! – важно сказала Даф, ощущая подозрительный зуд в невидимых перьях.
– Тренируй память! – строго произнес Эссиорх. – Адриан фон Тошниотль – звездочей, решивший выткать на огромном плаще все без исключения звезды и стать всемогущим. Он трудился две сотни лет, выткал все созвездия, однако сильнее почему‑то не стал. Тогда он вспомнил, что на небе, кроме звезд, существуют черные дыры, и задумал прорезать их на плаще. Однако едва он коснулся его ножницами, прорезая первую дыру, как в тот же миг бесследно исчез.
– И больше не появился? – с беспокойством спросил Мошкин.
– Ты очень правильно понял значение слова «бесследно». Ни в одном из известных миров Адриан фон Тошниотль так и не был обнаружен. Вот я и одолжил его имя на время. Просто забавы ради… Интересно будет проверить, насколько хорошо на Лысой Горе помнят магчасть, – сказал Эссиорх.
Улита выглянула наружу. Темнеть еще не начинало, однако в небе обозначилась уже легкая тоскливая задумчивость.
– Пора! Кто куда – а я жениться! – сказала ведьма, направляясь к дверям.
– По‑моему, кое‑кто зациклился на этом «жениться». Третий раз слышу это слово за десять минут, – буркнула Ната.
Буркнула очень тихо. Ей еще хотелось жить.
Глава 11
Счастье Б/У
Отряхнув с юбки сахар, Трехдюймовочка вернула себе высокомерный вид. Она извлекла лорнетку и внимательно посмотрела на Ирку. Затем, не менее внимательно – на Антигона. Так благородная дама смотрит на щенка, который внезапно описался у нее в гостиной. Наконец, пробурчав что‑то о русалках, которые невесть что себе позволяют, фея принялась разглядывать Матвея.
– Матвей Багров! Тот, кого все ищут! – произнесла она утвердительно.
– Да, это я.
– Ученик волхва? А, милостивый государь? Кажется, я видела тебя мельком у Мировуда, когда он брал с меня клятву? – спросила она.
– Он самый, милостивая государыня! – улыбаясь, в тон ей отвечал Багров.
Ворчливая толстая фея его забавляла.
– Так это тебя я вытащила из перстня алмазной пылью? М‑дэээ, было на кого переводить пыль… Мальчишка! Мировуд нашел кому довериться! В крайнем случае, отдал бы Камень гномам. Они бы так спрятали его среди тысяч похожих, что и сами бы не нашли.
– Это‑то и плохо. Камень Пути должен быть в руках избранного. Среди гномьих сокровищ, лишенный внимания, не имея цели для существования, он вскоре утратил бы всю силу, – убежденно отвечал Матвей.
– Ну‑ну, – сказала фея, не опуская лорнетки. – Я тебя проверяла! Похоже, простейшие сведения о Камне Мировуд сумел‑таки тебе вдолбить. Камень же, вне всякого сомнения, сделал тебя упрямее осла. Хотя, по‑моему, и усиливать ничего особенно не надо было. На каждое слово старой больной женщины, – тут фея кокетливо кашлянула, – ты выстреливаешь десять своих. А теперь, может, скажешь: куда ты дел Камень?
– Он в надежном месте, – сказал Багров.
Ирке показалось, что он погрустнел. Как бы много он ему ни давал, Камень Пути явно не делал своего хранителя счастливым. Ирка подумала, что ее собственная судьба чем‑то похожа на судьбу Багрова. Основной мотив повторялся назойливо, как в скверной пьесе. Сделай все для других – и ничего для себя .
– В очень надежном? Надежнее, чем у гномов? – допытывалась Трехдюймовочка.
– Нет. Одно я знаю точно: я не отдам его никому, пока я жив. Просто не смогу, – Багров сказал это так просто, без рисовки, без преувеличения, что Ирка поняла: так оно и есть.
Поняв, что ничего более определенного ей не скажут, Трехдюймовочка недовольно хмыкнула.
– И зачем же ты меня разыскал? Чем несчастная обездоленная фея заслужила твое вельможное внимание? – спросила она сердито.
– Я пришел защитить тебя. Ты вытащила меня из перстня. Теперь я твой должник, – сказал Матвей.
Ирке нравилось, как он говорит. Спокойно, с чувством собственного достоинства, хладнокровно, не поддаваясь на эмоциональные уловки феи, стремившейся вывести его из равновесия и что‑то выведать.
– Ах‑ах‑ах! Мой должник! И как же ты собираешься отдавать свой долг? Может, вернешь мне магию? – фея сердито махнула бесполезным веером.
– Не исключено.
– Да‑а? Ты отдашь мне то, что двенадцать магов отнимали у меня двенадцать часов подряд? Ты сильнее ритуала лишения? – истерично фыркнула фея.
– Боюсь, что нет. Твоей магии я вернуть не смогу. Но, возможно, сумею наполнить тебя похожей, ничуть не ниже по качеству. Вино, вылитое из стакана на землю, нельзя вернуть обратно, но можно наполнить стакан новым вином, – отвечал Багров.
Трехдюймовочка надула щеки и с презрительным звуком «пууууф!» выпустила воздух.
– И ты сумеешь это сделать? Ты, мальчишка? Ты в курсе, какой уровень собственной магии нужно для этого иметь? И какое мастерство?
– В теории – да, сумею. На практике – ни разу не пробовал. Но попытаться можно. Ты ничего не теряешь, – отвечал Багров.
– Вот‑вот! – насмешливо сказал Хаврон, которому почудилось, что он слишком давно молчит. – И я о том же! Я в теории тоже знаю, как стать чемпионом мира по боксу. Да только вот бейсбольную биту на ринг никто пронести не дает.
Матвей терпеливо посмотрел на него. Заметно было, что Хаврон нравится ему меньше, чем фея.
– Что вы имеете в виду? – спросил он подчеркнуто вежливо.
– Да вспомнилось тут про теорию… Был у меня приятель, по фамилии Подслепкин. Посуду мыл у нас в ресторане. Думающий такой, грамотный мужик, теоретически подкованный. Бывало, все объясняет, как на бирже из ста рублей сделать миллион. Прям проникнешься, как все просто и логично. Думаешь: а не бросить ли этот кабак к чертовой бабушке? Чего я тут фигней маюсь? А этот Подслепкин душу разбередит, стрельнет у тебя денег на пиво и домой смотается раньше времени.
– Ну и что? Вывод какой? – нетерпеливо сказал Багров, зачем‑то поглядывая на окно и словно прислушиваясь к чему‑то.
– Плевать на вывод. Только он смотается, посетители начинают орать, что тарелки жирные и в вилках всякая дрянь застряла… – продолжал Хаврон.
Матвей Багров поморщился и, поняв, что другим способом фонтан красноречия не заткнуть, сделал рукой несколько быстрых движений, будто зашивал что‑то иглой. Эдя замычал. Губы у него срослись в трех местах. В ужасе он метнулся к зеркалу.
– Некромагия, ужасная хозяйка! Методика сращивания плоти! Еще эту технику называют: «дорогая, помолчи немного»! – шепнул Ирке Антигон.
– Простите, что прервал вашего пажа… Обряд наполнения магией занимает не менее часа. У нас этого часа нет. Скоро здесь будут боевые маги. Глиняный Пес рядом. Надо уходить! – сказал фее Багров.
– Тут защитные руны! Здесь безопасно, – упрямо возразила Трехдюймочка.
– Это ложное представление. Ткань миров постепенно растягивается. Это может означать все что угодно. Темпоральное смещение, расширение параллельного мира или даже то, что в комнате собралось слишком много магов. Однако более вероятно, что Пес уже близко. В запасе у нас минут двадцать, не больше.
Ирка вопросительно оглянулась на Антигона. Тот двусмысленно шмыгнул носом, показывая, что лично он ничего подозрительного не обнаруживает. Однако в интуиции Багрова тоже сомневаться не приходилось. Трехдюймовочка вздохнула и стала быстро собираться.
Эдя страшно замычал, этим древним коровьим способом требуя внимания к собственной персоне. Он мычал так громко и протестующе, что остальным невозможно было разговаривать.
– До чего упорный! И что с ним сделаем: отнимем дыхание или вернем речь? Кто голосует за то, чтобы отнять дыхание? – спросил Матвей.
Трехдюймовочка мстительно подняла палец.
– Я! – пропищала она. – Он спутался с моей сестрой. Согласился стать ее великанчиком, дуся противная!
Антигон посмотрел на фею и тоже поднял руку.
– Два голоса, чтобы отнять дыхание. А кто за то, чтобы вернуть речь? – спросил Матвей. Сам он, как распорядитель, от участия в голосовании уклонился.
Ирка, которой было жалко Эдю, проголосовала за него.
– Два против одного. Вот уж не ожидал! – с сожалением сказал Багров, начиная поднимать правую руку испытанным движением некромагов. Примерно с таким же изяществом поднимал свою тросточку его коллега с фамилией, в которой одна часть колотила другую.
– М‑м‑м‑м‑м‑м‑м‑м‑м! Ме мамо мемя умимамь! – страдальчески замычал Хаврон.
Ирка сердито сгребла Антигона за шиворот.
– Антигон! А ну, мелочь кровожадная! За что ты голосовал? – рассердилась она.
Потомок русалки снова поднял руку, на этот раз левую, но и правой не опустил.
– Сдаюся я! – сказал он.
– Как это? Ты что, кикимор, и за и против? Так не бывает, – рассердилась фея.
– Я голосую «за», потому что хочу против. И вообще тут ужасно кошмарный и кошмарно ужасный случай! Я запутался! – заявил Антигон и опустил обе руки.
Матвей Багров задумался.
– Два против двух. Если совсем лишить кикимора голоса – один против одного. Значит, решать мне! – сказал он и великодушно вернул Эде речь.
– Только пользуйтесь ею очень дозированно, чтобы я не передумал, – предупредил он.
Обнаружив, что губы его расклеились, Эдя собрался было что‑то вякнуть, но благоразумно сдержался. Лучше быть говорящим молчуном, чем немым болтуном.
– Пес уже рядом? – спросила Ирка.
– Да.
– А не получится так, что, оказавшись здесь, он услышит твой запах и догадается, чей он?
Багров кивнул.
– Не исключено. Прежде чем покинуть квартиру, я постараюсь замести следы.
Первым на лестницу прошмыгнул Антигон, за ним Ирка и, наконец, Багров. Уходя, он отыскал на кухне куриную кость, и начертил на полу несколько тайных знаков.
– Через пять‑десять минут все следы нашего пребывания здесь исчезнут. Главное, чтобы они не нагрянули раньше, – сказал он Ирке.
Последним квартиру покинул Эдя. Задержавшись на пороге, он быстро вернулся в комнату и уронил на ковер белый прямоугольник визитной карточки.
«Андрей Моржуев, телеведущий «Пророка», – сообщала одна ее сторона.
«Обязуюсь выдать 3000$ Э. Хаврону, если он притащит мне за крылышко фею. А. Моржуев », – уточняла другая.
– Он хочет сенсации! Прекрасно! Будет ему сенсация, когда боевые маги заявятся к нему в студию, – мстительно заявил Хаврон.
* * *
Они отошли от дома совсем недалеко и стояли в простеньком круге непроницаемости, который под руководством Багрова очертила Ирка. Чары, правда, накладывал он. Сама валькирия еще не была к этому готова. Круг находился посреди довольно оживленной дороги, шедшей вдоль дома, где часто ходили люди и случались машины. Однако все они странным образом обходили и объезжали это мертвое пространство. Прохожие резко сворачивали в сторону или начинали нервно отряхивать со штанин несуществующую грязь, а машины заезжали колесами на бордюр. Сложно сказать, что мерещилось водителям. Возможно, глубокая выбоина или куча строительного мусора. Не исключено также, что у каждого мираж был свой.
– А если бы ехал самосвал? – с интересом спросила Ирка, наблюдая, как маленькая японская машинка мучительно пытается вползти на высокий бордюрный камень.
– Ну уж не знаю. Возможно, водитель бы решил, что у него заглох мотор. И мотор бы в самом деле заглох. Не наши представления определяют бытие, а бытие определяется нашими представлениями о нем, – нравоучительно заявила Трехдюймовочка.
Она сидела на плече у Хаврона и болтала ногами, совсем выбросив из головы, что недавно по ее милости он едва не лишился жизни.
– Это как? – растерялась Ирка, не сразу включившаяся, кто что определяет.
– Известный магический парадокс Фермопила Одноглазого. Я вижу стул не потому, что он существует, а стул существует потому, что я его вижу, – лениво пояснила фея.
– Во‑во… Я тоже так думаю! Не мы видим глюки, но глюки видят нас! – многозначительно изрек Хаврон.
Внезапно Багров вскинул голову. Ирка ощутила, что там, на шестнадцатом этаже окраинного московского дома, произошло нечто . Прищурившись, она вгляделась в окна истинным зрением. Казалось, в стеклах полыхает закатное солнце. Там, в квартире, появился длинный горизонтальный надрез, из которого в данную секунду вслед за Глиняным Псом прорываются боевые склепы.
Вообразив, в какой бестолковой тесноте и суете все это носится сейчас по его квартире, Эдя содрогнулся.
– Они же все разнесут! Где я буду жить? – спросил он испуганно.
Багров, скрестив на груди руки, смотрел на залитые красным сиянием окна. Он только что убедился, что руны успели уничтожить все следы и немедленной погони не будет.
– Да, так и есть. Разнесут. Но я бы особенно не беспокоился.
– С какой это радости? Посмотрю я, как ты запрыгаешь, когда будут громить твою квартиру! – огрызнулся Эдя.
Ирка подумала, что Матвей‑то как раз и не запрыгает. У него нет квартиры. И дома нет. И даже имение его родителей едва ли уцелело. И снова спохватилась, что думает о Багрове чаще, чем стоило бы. «Но люблю я все равно Мефодия!» – напомнила она себе.
– Перед тем как исчезнуть, они все вернут на свои места. Есть особые заклинания. Они возвращают пространству прежний вид и стирают память у очевидцев, – сказал Хаврону Матвей.
– Правда? А это еще зачем? – мгновенно успокаиваясь, спросил Эдя.
– Главный принцип магии – не оставить в человеческом мире никаких следов. Именно поэтому, кроме смутных слухов, лопухоидам мало что известно о магии. Я имею в виду о настоящей магии.
Окна перестали полыхать. Розоватое сияние, опоясывающее верхний этаж дома и крышу, размылось и погасло. Наружу не вырвалось ни одного склепа, хотя все ждали, что стекла вот‑вот брызнут осколками.
– Улетели. И даже слишком быстро… Странно, неужели Пес взял след? – с беспокойством произнес Багров.
Эдя вспомнил о визитной карточке и самодовольно ухмыльнулся. «Получи, фашист, гранату!» – подумал он.
– Столько суеты! А ведь Камень Пути магам не особенно и нужен. Я имею в виду: сам по себе, не как предмет для перепродажи, – задумчиво продолжал Матвей.
– Как не нужен? Почему? – растерялась Ирка.
– Да хотя бы потому, что никакого магистрального пути развития у темных магов нет. Я имею в виду у магов в целом. Варятся в зловонной кашице частных интересов. Даже светлые маги, некогда конкуренты, ныне им не враги. Учатся в одних школах и пакостят друг другу при случае, не более того. После войн с нежитью все потрясения из мира магов исчезли, и лишь Чума‑дель‑Торт ненадолго взбаламутила это мирное болотце. Первым это понял Мировуд, – сказал Багров.
– Тогда кому нужен Камень? Из‑за чего весь сыр‑бор? – спросила Ирка.
– Он нужен Лигулу, – пояснил Матвей.
– Лигулу? Главе Канцелярии мрака? – подпрыгивая на месте, изумленно выпалил Антигон.
Так Ирка впервые услышала это имя. На слух оно показалось ей круглым и скользким.
– Мировуд описывал его как неприятного двуличного горбуна. Некогда – мне рассказывал об этом мой учитель – Лигул приходил к нему и требовал Камень. Мировуд отказал ему. Лигул вынужден был убраться ни с чем. Он знал, что Мировуду осталось жить всего несколько лет, и решил подождать, пока у Камня появится новый хранитель. Я гораздо слабее Мировуда, и Лигул уверен, что меня он скрутит в два счета, – пояснил Багров.
– Но почему Лигул не послал за Камнем стражей? Зачем сторговался с магами?
– Камень Пути – артефакт магического мира, а не мира стражей. К тому же Лигул желает получить Камень тайком от своих.
– Зачем?
– Владение Камнем не стоит афишировать. Его скрывают, как скрывают накладной бюст, парик или фарфоровые зубы. Враги и завистники Лигула начнут говорить, что он стал повелителем мрака потому лишь, что получил Камень и вместе с ним упорство, силу, волю к победе… К тому же Лигул опасается конкурентов. Многие начальники отделов мрака тоже не прочь тайком заполучить Камень Пути. Вслух они, конечно, в этом не признаются.
– А какой смысл магам отдавать Камень стражу? – удивилась Ирка.
Багров усмехнулся.
– Смысл есть. Взамен Лигул обещал отдать темным магам Верхнее Подземье в аренду на три тысячи лет. Сейчас контроль над Тартаром, Средним и Верхним Подземьем – у мрака. Тартаром и Средним Подземьем мрак пользуется, и довольно активно. Верхнее же Подземье мраку особенно не нужно. Зато темные маги очень в нем заинтересованы.
Фея Трехдюймовочка выронила веер.
– Ты точно знаешь, что они заключили такую сделку?
– А то. Это было двести лет назад буквально за несколько дней до смерти Мировуда. За нами уже следили. Причем не только маги, но и какие‑то скользкие, гнущиеся личности.
– Комиссионеры, – процедил сквозь зубы Антигон. – Я их знаю! Прекрасные, благородные личности, не будь я гад ползучий!
– Возможно. Хотя Мировуд называл их каким‑то иным, очень сложным и древним словом. И все, как шакалы, ждали момента, пока глаза моего учителя закроются навечно. Когда я выглядывал во двор, то все дальние кусты шевелились. В них что‑то шмыгало, шуршало, сопело. Порой Мировуд выпускал туда несколько боевых искр. А как‑то я заговорил мертвую ногу и отправил ее в кусты… Как она их пинала, пока они ее не сожгли! Вонь была такая, что…
Ирка брезгливо отстранилась. Поняв, что затронул не ту тему, Матвей перевел разговор.
– Тогда Мировуду уже ясно было, что Камень просто так не спрятать. Я же, как хранитель, был еще не готов. У меня Камень сразу отобрали бы. Тогда‑то он и придумал этот план, – Багров благодарно взглянул на свое широкое тусклое кольцо. – К счастью, перстень Мировуда обладал достаточным запасом магии, чтобы вобрать меня в себя и заморозить мое существование на двести лет. Что же касается самого Камня, то Мировуд навеки связал наши судьбы.
Ирка ждала продолжения, однако Багров внезапно замолчал и вышел из охранного круга.
Вольф Кактусов, небезызвестный деятель культуры, случайно проходивший в этот момент мимо, подпрыгнул от неожиданности. Ему почудилось, что мальчик возник из ниоткуда. Кактусов остановился и стал протирать очки, восстанавливая душевное равновесие.
«Спокойствие! Я его не заметил. Подумаешь, мальчик! В этом возрасте все бегают так, будто у них между лопаток реактивный моторчик!» – подумал Кактусов, начиная постепенно успокаиваться.
Он направлялся к вдове недавно почившего художника Пряжкина под предлогом записи интервью о привычках покойного, на деле же собираясь выпросить у размягченной горем дамы один‑два наброска, которые вскоре могли подняться в цене. Такой тип культурного стервятничества был Вольфу Кактусову вовсе даже не чужд.
Едва Вольф надел очки, как тотчас, словно издеваясь, навстречу ему из пустоты шагнула девчонка. Симпатичная и, судя по выражению лица, редкостно неглупая, из тех девчонок, которым Кактусов, вздыхая, порой смотрел вслед, размышляя, что вот достанется же кому‑то такое сокровище, а ты знай себе маринуй старых сельдей и выманивай у них картины и рукописи. За девчонкой, переваливаясь на коротких ногах, двигался сердитый карлик с рыжими бакенбардами. Последним невидимую черту переступил молодой мужчина, на плече у которого сидела и болтала ногами толстая фея. За спиной у феи топорщились жесткие, как у стрекозы крылья.
Сознание бедного Вольфа не выдержало стольких потрясений разом. Сердце упало с большой высоты. Кактусов пошатнулся и, заторможенно улыбаясь, опустился на натертый шинами бордюр. Ему было грустно и тоскливо. Холодный пот сбегал по позвоночнику маленькой Ниагарой. Хотелось хлебнуть валерьянки, а еще лучше «Мартини», к которому Кактусов незаметно пристрастился в последние два года.
«Ну‑ну‑ну… Ну‑ну‑ну…» – говорил он себе, а что именно означали эти «ну‑ну‑ну» он и сам не знал, хоть убей.
Багров, смилостивившись, махнул рукой. Искра (Антигон заметил, что она была все же красная, а не зеленая) – по воздуху скользнула к Кактусову и нежно коснулась его уха.
Вольф Кактусов удивленно огляделся и рывком встал. У него в голове не укладывалось, что он, культурный человек средних лет с мягким животиком, ценитель испанской литературы и русских пельменей, мог сидеть на тротуаре на окраине Москвы. Он смутно помнил, что шел куда‑то, но куда? зачем?
Весь сегодняшний день смазался в его памяти, казался дробным и расплывчатым. Вместе с недавними событиями из головы Кактусова таинственным образом выпала и ожидавшая его вдова почившего художника.
«Надо завтра сходить к врачу и обследоваться! Со здоровьем не шутят! Здоровье дается только один раз! Все остальные разы оно забирается», – сказал себе Кактусов и потрусил к метро.
Мыслил и писал он всегда очень правильно, предсказуемо, стандартными захватанными шаблонами, и именно это было, возможно, причиной того, что в журналах его не любили, и даже лишенный эйдоса Басевич то и дело обскакивал его своим пингвиньим галопом.
Глава 12
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!