ПРЕСЛЕДОВАНИЯ И ВЫСЫЛКИ КОММУНИСТОВ



ГЕРМАНИЯ

11 октября власти великого герцогства Гессен конфисковали в Дармштадте в помещения издательства первый номер комму­ нистического журнала «Rheinische Jahrbücher» *, редактируемый Пютманом. Однако было найдено только 55 экземпляров, остальная часть тиража была уже распродана. Издатель, г-н Леске, был тогда же предупрежден, что журнал будет поста­влен под надзор полиции, которой придется предварительно предъявлять каждый номер для получения специального раз­решения на выпуск; в случае неподчинения издателю грозит штраф в 500 флоринов (45 фунтов стерлингов), или в зависи­мости от существа дела, — тюремное заключение. Этот удар, направленный против коммунистов и одновременно против той немногочисленной свободной прессы, которую мы имеем в Гер­мании, однако не достигнет цели. Существуют сотни способов избежать этого противозаконного вмешательства, которое, несомненно, явилось следствием подстрекательства со стороны ненавистного прусского правительства. Это же прусское пра­вительство добилось от саксонских властей высылки нескольких известных писателей из Лейпцига, в том числе г-на В. Марра, одного из руководителей того тайного заговора «Молодой Германии» в Швейцарии164, о котором я упоминал в своей последней корреспонденции **. В этом случае, так же как и в деле Вейтлинга в прошлом году 157, власти побоялись аресто­вать и предать суду представителей этого направления, хотя имели законный предлог; они ограничились их высылкой.

* — «Rheinische Jahrbücher zur gesellschaftlichen Reform». Ред, •• См. настоящий том, стр. 285—287. Ред.


ПРЕСЛЕДОВАНИЯ И ВЫСЫЛКИ КОММУНИСТОВ 289


ШВЕЙЦАРИЯ

Демократическое правительство выслало из кантона Во г-на А. Беккера, талантливого немецкого писателя-коммуниста, а также г-на С. Шмидта и д-ра Кульмана, принадлежащих к той же дартии, и распустило Немецкий коммунистический клуб в Лозанне. Радикальное правительство в Цюрихе посту­ пило таким же образом, выслав д-ра Пютмана, редактора выше­упомянутого «Rheinische Jahrbücher», также принадлежащего к коммунистической партии.

Печатается по тексту газеты Перевод с английского На русском языке публикуется впервые

Написано Ф. Энгельсом в середине октября 1S45 г.

Напечатано в газете « The Northern

Star» M 415, 25 октября 1845 г.

с пометкой редакции: «От нашего

собственного корреспондента»


290 ]

К. МАРКС

ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ 158

Французская критика общества обладает, по крайней мере отчасти, тем большим преимуществом, что она показала про­ тиворечия и уродство современной жизни не только во взаимо­отношениях отдельных классов, но и во всех сферах и проявле­ ниях нынешних форм общения [Verkehr], причем сделала это в описаниях, полных непосредственной жизненной правды, широты кругозора, светской манеры и смелой оригинальности, которые мы напрасно стали бы искать у представителей других наций. Достаточно, например, сравнить критические описания Оуэна и Фурье, поскольку они касаются живых отношений, чтобы получить представление о превосходстве французов. И не только у собственно «социалистических» писателей Фран­ ции надо искать критическое изображение состояния общества; мы найдем его у писателей любой области литературы, но в осо­бенности в романах и мемуарной литературе. В качестве при­мера этой французской критики я приведу несколько выдержек о «самоубийстве» из книги Жака Пеше «Мемуары, извлеченные из архива полиции» и т. д., которые вместе с тем должны пока­зать, насколько обосновано представление буржуазных филан­тропов, будто все дело сводится к тому, чтобы дать пролетариям немного хлеба и образования, будто только рабочий страдает при нынешнем состоянии общества, а в остальном существую­щий мир есть лучший из миров.

У Жака Пеше, как и у многих принадлежащих к старшему поколению, теперь почти вымершему, французских практи­ков, переживших многочисленные перевороты, имевшие место с 1789 г., многочисленные заблуждения, увлечения, консти-


Обложка журнала «Gesellschaftsspiegel»,

в котором опубликованы статья К. Маркса и Ф. Энгельса

«Ответ на антикритику Б. Бауэра»

и работа К. Маркса «Пеще о самоубийстве»


ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ


293


туции, смены властителей, поражения и победы, — критика существующих имущественных, семейных и прочих частных отношений, одним словом, частной жизни является неизбежным результатом их политического опыта.

Жак Пеше (родился в 1760 г.) перешел от изящной литера­ туры к медицине, от медицины к юриспруденции, от юриспру­денции к административной деятельности и к полицейскому делу. Перед началом французской революции он работал вместе с аббатом Морелле над торговым словарем, причем появился только проспект его, и занимался тогда преимущественно вопросами политической экономии и администрации. Лишь очень недолгое время Пеше был сторонником французской революции; очень скоро он примкнул к роялистской пар­тии, в течение некоторого времени был главным редактором «La Gazette de France» и позднее принял даже от Малле дю Пана пресловутый роялистский «Mercure» *. Впрочем лавировал Пеше очень ловко в годы революции, то подвергаясь преследованиям, то занимая должности в департаменте управления и полиции. Выпущенная им в 1800 г. «Коммерческая география» ш в 5 то­мах большого формата привлекла к нему внимание Бонапарта, первого консула, и он был назначен членом совета торговли и искусств. Позднее, при министерстве Франсуа де Нёфшато, Пеше занял более высокий административный пост. В 1814 г., при Реставрации, он стал цензором. Во время Ста дней160 он отошел от дел. По восстановлении власти Бурбонов он получил пост хранителя архива полицейской префектуры в Париже, который занимал до 1827 года. Пеше и непосредственно и в ка­честве писателя оказывал известное влияние на ораторов Учредительного собрания, Конвента, Трибуната, а также па­латы депутатов в период Реставрации. Среди его многочислен­ ных, преимущественно экономических, работ, кроме упомянутой уже «Коммерческой географии», наиболее известной является «Статистика Франции» (1807 г.)161.

Пеше написал свои мемуары, материал для которых он собрал отчаети в полицейских архивах Парижа, отчасти в ходе своей долголетней практики в полиции и в административном ведом­стве, уже будучи стариком, и разрешил напечатать их только после своей смерти; так что его ни в ноем случае нельзя при­ числить к «скороспелым» социалистам и коммунистам, которым, как известно, недостает поразительной основательности и все­объемлющих знаний большинства наших заурядных писателей, чиновников и практичных буржуа.

* — «Mercure de Prance». Ptê.


294


К . МАРКС


Послушаем, что говорит наш хранитель архива полицейской префектуры Парижа о самоубийстве!

Ежегодное число самоубийств, которое является у нас до некоторой степени нормальным и периодическим, следует рассматривать как симптом плохой организации нашего общества; ведь во время застоя промышлен­ности и ее кризисов, в периоды дороговизны съестных припасов и в суровые зимы этот симптом всегда более очевиден и принимает эпидемический харак­тер. Проституция и воровство растут тогда в той же пропорции. Хотя нужда является самой главной причиной самоубийства, мы тем не менее встречаем его во всех классах, среди праздных богачей, как и среди худож­ников и политических деятелей. Разнообразие толкающих на самоубийство причин является как бы вызовом однообразному и черствому порицанию моралистов.

Чахотка, против которой современная наука инертна и бессильна, попранная дружба и обманутая любовь, посрамленное честолюбие, семей­ные неурядицы, подавленный дух соперничества, пресыщение монотонной жизнью, не находящий применения энтузиазм — являются, бесспорно, побудительными причинами самоубийства у более богатых натур, и сама любовь к жизни, эта наиболее мощная движущая сила отдельной личности, очень часто ведет к тому, чтобы покончить с вызывающим отвращение существованием.

Мадам де Сталь*, самая большая заслуга которой состоит в том, что она блестяще стилизовала общие места, пыталась показать, что само­убийство противоестсствеиный поступок и что его нельзя считать актом мужества; она прежде всего установила, что более достойно бороться против отчаяния, чем поддаваться ему. Такого рода доводы мало действуют на души, сломленные несчастьем. Если они религиозны, то рассчитывают на лучший мир; если, наоборот, ни во что не верят, то ищут покоя в небы­тии. Философские тирады в их глазах не имеют никакого значения и являются слабым прибежищем против страдания. Прежде всего, нелепо утверждать, будто поступок, который столь часто совершается, является противоестественным; самоубийство ни в какой мере не противоестест­венно, раз мы каждый день бываем его свидетелями. То, что противоес­тественно, не происходит. Напротив, в природе нашего общества порождать большое количество самоубийств, между тем как у татар, например, не бывает самоубийств. Не все общества, следовательно, порождают одина­ковые плоды, — вот что надо помнить, если хочешь работать над преобра­зованием нашего общества и поднять его на более высокую ступень. Что же касается мужества, то если мужественным считается тот, кто среди бела дня, в возбуждающей обстановке сражения, смотрит прямо в глаза смер­ти, то ничто не доказывает отсутствия мужества у человека, который сам лишает себя жизни в мрачном одиночестве. Такой спорный вопрос не разрешается оскорблением мертвых.

Все, что было сказано против самоубийства, вращается в том же кругу идей. Ему противопоставляют веления провидения, но самое наличие самоубийства есть открытый протест против этих невразумительных веле­ний. Нам говорят о наших обязанностях по отношению к этому обществу, не указывая, с другой стороны, на наши права в этом обществе и не осуществляя их; считается, наконец, в тысячу раз большей заслугой пре­одолеть страдание, чем поддаться ему, заслугой столь же печальной, как и перспектива, которую она открывает. Одним словом, самоубийство

* Здесь и далее в цитируемом тексте курсив Маркса. Ред.


ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ 295

объявляют актом трусости, преступлением против законов, общества* и чести.

Почему же, несмотря на столь многочисленные анафемы, люди сами лишают себя жизни? Потому что в жилах отчаявшихся людей кровь течет не так, как кровь холодных существ, которые находят время расточать эти бесплодные речи, Человек кажется загадкой для другого; его умеют только порицать, но его не знают. Когда видишь, как легкомысленно распоряжаются жизнью и смертью народов институты, под господством которых живет Европа, как цивилизованная юстиция окружает себя богатым арсеналом тюрем, наказаний, орудий смерти для санкционирова­ния своих сомнительных решений; когда видишь неслыханное число людей различных классов, обрекаемых со всех сторон на нищету, и соци­альных париев, к которым относятся заведомо с грубым презрением, возможно, чтобы избавить себя от хлопот вырвать их из грязи; когда видишь все это, то становится непонятным, на каком основании можно предписывать отдельной личности дорожить существованием, как таковым, если при атом попираются наши привычки, naiuii предрассудки, паши законы и вообще наши правы.

Полагали, что можно удержать от самоубийства унизительными наказаниями и чем-то вроде позора, которым клеймят память виновных. Нужно ли говорить, как недостойно клеймить позором людей, которых уже нет среди живых, чтобы защитить себя? Впрочем, несчастных это мало волнует; и если самоубийство обвиняет кого, то прежде всего тех людей, которые остались в живых, так как в этой массе ни один не заслу­жил того, чтобы ради него продолжать жить. Имели ли успех придуманные людьми наивные и жестокие меры в борьбе против нашептываний отчая­ния? Какое дело человеку, желающему бежать из этого мира, до тех оскорб­лений, которые мир обещает нанести его трупу? Он видит в этом только еще одно проявление подлости со стороны живущих. Что это, в самом деле, за общество, где испытываешь самое глубокое одиночество среди многих миллионов, где можно поддаться непреодолимому желанию лишить себя жизни, причем так, чтобы никто об этом не догадался? Это общество не общество; оно, как говорит Руссо, пустыня, населенная дикими зверями. На тех должностях, которые я занимал в полицейском управлении, само­убийства ** относились отчасти к моей компетенции. Я хотел узнать, нет ли среди побуждающих к ним мотивов таких, действие которых можно было бы предупредить. Я предпринял на этот предмет огромную работу. Я нашел, что кроме коренного преобразования существующего обществен­ного порядка все остальные попытки будут напрасны ***.

Среди причин отчаяния, которые побуждают очень нервных, страст­ных и глубоко чувствующих людей искать смерти, я обнаружил в качестве преобладающего явления, дурное обращение, несправедливости, тайные наказания, которым суровые родители и начальники подвергают лиц, от них зависящих. Революция уничтожила не все виды тирании; зло, в кото­ром упрекалисамодержавную власть, существует еще в семьях; оно вызывает здесь кризисы, аналогичные революциям.

Соотношение интересов и чувств, подлинные отношения между людьми, по существу, только еще предстоит создать среди нас, и самоубийство лишь один из тысячи и одного симптома всеобщей, всегда готовой к новым проявлениям, социальной борьбы; от этой борьбы очень многие борющиеся

• Слово: «общества» вставлено Марксом. Ред. ** У Пеше: «следствия о самоубийствах». Ред.

• « • Эта фраза добавлена Марксом. У Пеше вместо нее сказано: «Не вдаваясь в те­ории, я приведу факты». Ред.


296


К. МАРКС


устраняются, так как устали числиться среди жертв, или возмущаются

при одной мысли о возможности занять почетное место среди палачей. Если требуются некоторые примеры, я могу извлечь их яз подлинных протоколов.

В июле. 1816 г. дочь одного портного была обручена с мясником, хорошо воспитанным молодым человеком, бережливым и трудолюби­вым, сильно влюбленным в свою красавицу-невесту, которая в свою очередь была ему очень предана. Молодая девушка была швеей; она пользовалась уважением всех знавших ее, и родители жениха нежно ее любили. Эти славные люди не упускали случая завоевать симпатии своей невестки; придумывали развлечения, где она была царицей и идолом.

Наступило время свадьбы; все распоряжения между обоими семейст­вами были сделаны, все соглашения заключены. В тот вечер, который был назначен, чтобы отправиться в муниципалитет, молодая девушка и ее родители должны были ужинать в семье жениха. Но этому помешал мало­значительный непредвиденный случай. Исполнение заказа для одного из его богатых клиентов задержало портного и его жену дома. Они изви­нились. Но мать жениха сама пришла за своей невесткой, получившей разрешение родителей отправиться с ней.

Несмотря на отсутствие двух главных гостей, ужин был чрезвычайно веселый. Очень много шутили на семейные темы, которые допускала пер­спектива свадьбы. Пили, пели. Говорили о будущем. Очень живо обсуж­дались радости счастливого брака. За столом засиделись до глубокой ночи. По легко понятному снисхождению родители молодого человека не обра­щали внимания на молчаливую договоренность обрученных. Рука искала руку, любовь и близость ударили им в голову. Кроме того, на брак смот­рели как на заключенный, молодые люди уже давно посещали друг друга и не подавали повода ни к малейшему упреку. Умиление родителей жениха, поздний час, взаимные страстные желания, поощряемые снисходитель­ностью их менторов, непринужденное веселье, которое обыкновенно царит при таких пиршествах, все это вместе взятое, и легко представившийся случай, и вино, которое горячило голову, — все благоприятствовало исходу, который легко можно было предвидеть. Любящие нашли друг друга в темноте, когда свечи погасли. Все делали вид, что ничего не заме­чают и не подозревают. Здесь счастье молодых людей вызывало лишь ра­дость и никакой зависти.

Молодая девушка вернулась только на следующее утро к своим роди­телям. Как мало она считала себя виновной, видно уже из того, что она вернулась одна. Она проскользнула в свою комнату и привела в порядок свой туалет. Но как только родители увидели свою дочь, они с яростью набросились на нее, стали осыпать ее бранью и самыми постыдными име­нами. Соседи были свидетелями этого, скандал не имел границ. Можно представить себе потрясение этого ребенка, чувства, которые испытывала девушка от позора и оскорбительного нарушения самой ее тайны. Напрасно доказывала потрясенная девушка своим родителям, что они сами компро­метируют ее, что она признает свою неправоту, свою глупость, свое непо­слушание, но что все можно исправить. Бе доводы и ее страдание не подей­ствовали на портного и его супругу.

Самые трусливые, неспособные к сопротивлению люди ста­ новятся неумолимыми там, где они могут проявить абсолютный родительский авторитет. Злоупотребление последним является для них грубым вознаграждением за ту покорность и эависи-


ПЕШЕ 0 САМОУБИЙСТВЕ


297


мость, которые они добровольно или против воли проявляют в буржуазном обществе.

На шум сбежались кумовья и кумушки и составили хор. Чувство стыда за эту отвратительную сцену привело девушку к решению лишить себя жизни; быстрыми шагами спустилась она по лестнице, пробежала через толпу позорящих и проклинающих ее кумушек, с блуждающим взгля­дом устремилась к Сене * и бросилась в реку. Лодочники вытащили ее из воды уже мертвой в свадебном наряде. Как и следовало ожидать, те, кто вначале кричали па дочь, тотчас же обрушились на родителей: катастрофа напугала их ничтожные души. Спустя несколько дней родители пришли в полицию потребовать золотую цепь, которую девушка носила на шее, подарок ее будущего свекра, серебряные часы и многие другие драгоцен­ности — все предметы, которые были доставлены в отделение. Я не упустил случая со всей силой упрекнуть этих людей в их неблагоразумии и жесто­кости. Сказать этим безумцам, что им придется держать ответ перед богом, было бы бесполезно; это произвело бы на них очень слабое впечатление ввиду узких предрассудков и своеобразной религиозности, господствую­щей в низших меркантильных классах.

Жадность привела их сюда, а не желание обладать двумя или тремя реликвиями; я считал возможным наказать именно их жадность. Они тре­бовали драгоценности своей юной дочери; я отказал им в выдаче, задер­жал свидетельства, необходимые для получения вещей из кассы, куда они были сданы на хранение. Пока я находился на этом посту, все их требова­ния были напрасны, и я находил удовлетворение в том, что противостоял их оскорблениям.

В том же году ко мне в отделение явился молодой креол, очарователь­ной наружности, из одной из самых богатых семей Мартиники. Он катего­рически возражал против выдачи трупа молодой женщины, своей золовки, заявителю — его собственному брату, ее мужу. Она утопилась. Этот вид самоубийства чаще всего встречается. Тело было найдено служащими, назначенными для вылавливания трупов, недалеко от набережной д'Ар-жантёй. Из известного инстинкта стыдливости, свойственного женщинам даже в момент самого глубокого отчаяния, утопленница тщательно, оберну­ла ноги подолом своего платья. Эта стыдливая предосторожность ясно указывала на самоубийство. Сейчас же после того, как она была найдена, она была доставлена в морг. Ее красота, ее молодость и богатая одежда дали повод к тысяче предположений о причине катастрофы. Отчаяние ее мужа, который первым ее опознал, было безгранично; он не мог осмыслить своего горя, — по крайней мере так мне сказали; я сам никогда прежде его не видел. Я доказывал креолу, что требование мужа, который тут же заказал мраморный памятник для своей несчастной жены, должно быть уважено в первую очередь. «После того, как он ее убил, чудовище!» — с яростью кричал креол, бегая взад и вперед по комнате.

По возбуждению, по отчаянию этого молодого человека, по его моль­бам удовлетворить его желание, по его слезам я смог заключить, что он ее любил, и сказал ему об этом. Он сознался в своей любви, но с жаром уверял, что его аоловка никогда об этом ничего не знала. Он клялся в этом. Только для спасения репутации своей золовки, самоубийство которой общественное мнение, по обыкновению, припишет какой-нибудь интриге, он хочет придать гласности жестокие поступки своего брата, если бы даже ему самому пришлось из-за этого сесть на скамью подсудимых. Он просил о моей поддержке. Вот что я мог понять из его отрывочных, страстных

* Слова: «устремилась к Сене» добавлены Марксом, Рев, 11 М. и Э., т, 42


298


К. МАРКС


объяснений. Г-н М., его брат, богатый человек, ценитель искусства, люби­тель роскоши и высших кругов, женился около года тому назад на этой молодой женщине, — как казалось, по взаимному влечению. Это была самая красивая пара, какую только можно было встретить. После женитьбы в организме молодого супруга внезапно и с большой силой обнаружился какой-то, — возможно, наследственный, — порок в крови. Этот человек, прежде так гордившийся своей красивой внешностью, своей изящной осанкой, беспримерным совершенством и законченностью форм, вдруг сделался жертвой неизвестной болезни, против разрушительного действия которой паука была бессильна; оп ужасным образом изменился с головы до йог. Он лишился всех волос, позвоночник его искривился. С каждым днем худоба и морщины все больше уродовали его, по крайней мере, в глазах других, так как из самолюбия оп пытался отрицать самое очевидное. Но, несмотря па все это, оп но слег в постоль; железная сила, казалось, торжествовала над приступами этой болезни. Он отчаянно пре­одолевал свое собственное разрушение. Тело превратилось в развалины, а душа была бодра. Он продолжал задавать пиры, устраивать охоты и вести богатый и цыгапый образ жизни, что, казалось, было законом его характера и натуры. Однако оскорбления, остроты п шутки школьников и уличных мальчишек, когда он на прогулках объезжал свою лошадь, невежливые и иронические насмешки, услужливые предупреждения друзей относи­тельно бесчисленных проявлений комизма его упорного стремления со­хранить галантность с дамами — все это уничтожило, наконец, его иллю­зии и сделало его осмотрительным по отношению к самому себе. Как только он осознал свое безобразие и свое уродство, как только он ясно понял это, его характер ожесточился, оп пал духом. Он стал менее усердно водить свою жопу на вечера, балы, концерты; он переселился в свой загородный дом, прекратил все приглашения, стал избегать людей под всякими пред­логами. Любезности его друзей по отношению к его жене, которые он терпел, пока гордость давала ему уверенность в своем превосходстве, сдела­ли его ревнивым, вспыльчивым, подозрительным. В каждом, кто продол­жал его упорно посещать, он видел твердую решимость покорить сердце его жены, которая оставалась его последней гордостью и последним уте­шением. В это время прибыл наш креол с Мартиники по делам, от успеха которых зависело, казалось, возвращение Бурбонов на французский прес­тол. Его золовка приняла его очень хорошо. При крушении бесчисленных связей, которые у нее были, вновь прибывший имел преимущество, кото­рое ему совершенно естественно давало положение брата в глазах г-на М. Наш креол предвидел изоляцию, которая создастся вокруг дома его брата, как вследствие прямых ссор его брата со многими друзьями, так и вследствие тысячи его косвенных способов отваживать и обескураживать посетителей, Не отдавая себе самому отчета в любовных мотивах, которые делали его самым ревнивым, креол одобрял это стремление изолироваться и даже благоприятствовал ему своими советами. Г-н М. кончил тем, что совсем удалился в красивый особняк в Пасси, который через короткое вре­мя превратился в пустыню. Ревность питается самыми мелкими поводами; если она не зпаот, к чему привязаться, она пожирает самое себя и стано­вится изобретательной; все служит ей пищей. Возможно, что молодая женщина стремилась к развлечениям, свойственным ее возрасту. Стены скрывали вид на соседние дома; ставни с утра до вечера были закрыты.

Несчастная женщина была осуждена на невыносимое раб­ство, и г-н М. лишь осуществлял это рабство, опираясь на Code civil и на право собственности, опираясь на такой общест-


ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ


299


венный строй, при котором любовь не зависит от свободного изъявления чувств любящих и ревнивому супругу разрешает­ся держать свою жену за семью замками, подобно тому, как скряге — свой сундук с деньгами, ибо она является лишь частью его имущества.

Г-н М. рыскал ночью с оружием вокруг дома, обходил его с собаками. Ему казалось, что он видит следы на песке, он путался в странных предпо­ложениях по поводу лестницы, которая очутилась на другом месте при содействии садовника. Сам садовник, почти 60-летний пьяница, был при­ ставлен к воротам в качестве сторожа. Дух фанатизма не знает границ в своих сумасбродных действиях и доходит до нелепости. Брат, невинный соучастник всего этого, понял, наконец, что он содействует несчастью молодой женщины, которую стерегли изо дпя в день, оскорбляли, лишали всего, что могло развлечь богатую п счастливую фантазию; она стала столь же мрачна и меланхолична, сколь прежде была свободна и весела. Она плакала и скрывала свои слезы, но следы их были очевидны. Креола стали мучить угрызения совести. Решившись открыто объясниться со своей золовкой и исправить ошибку, происшедшую, без сомнения, из скрытого чувства любви, он пробрался однажды утром в рощицу, куда пленница ходила иногда подышать воздухом и ухаживать за своими цветами. Пользуясь этой ограниченной свободой, она, по-видимому, знала, что на­ходится под надзором своего ревнивого супруга, так как при виде своего деверя, очутившегося в первый раз и неожиданно в ее присутствии, моло­дая женщина была чрезвычайно потрясена. Ломая себе руки, она с испу­гом крикнула ему: «Уходите, ради бога! Уходите!»

И, действительно, едва успел он скрыться в оранжерее, как вдруг появился г-н М. Креол услышал крик. Он стал прислушиваться; биение его сердца мешало ему разобрать хоть одно слово объяснения, которому это бегство, если бы супруг его обнаружил, могло придать печальный исход. Этот случай взбудоражил деверя. Он понял необходимость с этого дня стать защитником жертвы. Он решился отказаться от всякой сокровенной любовной мысли. Любовь может всем пожертвовать, но не своим правом покровительства, так как эта последняя жертва была бы жертвой труса. Он продолжал посещать своего брата, готовый открыто поговорить с ним, быть с ним откровенным, все ему сказать. Г-н М. не питал еще ника­ких подозрений с этой стороны, но эта настойчивость брата вызвала их. Неулавливая ясно причины его интереса, г-нМ. стал недоверчиво относить­ся к брату, заранее рассчитав, к чему это может привести. Креол вскоре заметил, что его брат не всегда отсутствовал, как он потом утверждал, когда посетители напрасно звонили у ворот дома в Пасси. Слесарь-под­мастерье изготовил ему ключ по образцу тех, которые его хозяин сделал для г-на М. После десятидневного отсутствия креол, мучимый страхом и самыми безумными химерами, ночью перебрался через стену, взломал решетку у главных ворот, взобрался на мрышу по лестнице и спустился по водосточной трубе под окно амбара. Громкие стоны побудили его неза­метно добраться до стеклянной двери. То, что он увидел, заставило сердце его сжаться. Свет лампы освещал альков. За занавесками, с растрепанными волосами, с лицом красным от ярости, г-н М., полунагой, скорчившись возле своей жены, на кровати, которую она не решалась оставить, хотя и отстранялась всячески от него, осыпал ее колкими упреками и походил на тигра, готового разорвать ее на части. «Да, говорил он ей, я безобразен, я чудовище, и я это слишком хорошо знаю, я внушаю тебе страх. Ты желаешь, чтобы тебя освободили от меня, чтоб мой вид не удручал тебя.

11*


300


К. МАРКС


Ты жаждешь того момента, который освободит тебя. Не возражай мне, я угадываю твои мысли по твоему испугу, по твоему сопротивлению. Ты краснеешь от недостойных насмешек, которые я вызываю; ты внутренне возмущаешься против меня! Ты, без сомнения, считаешь минуты, когда я больше не буду досаждать тебе своими физическими недостатками и своим присутствием. Довольно! Мной овладевают отвратительные желания, стремление обезобразить тебя, сделать тебя похожей на меня, чтобы у тебя не осталось надежды утешаться с любовниками в том несчастии, что ты меня когда-то знала. Я разобью все зеркала этого дома, чтобы не видеть в них контраста, чтобы они больше не служили пищей для твоей гордости. Неправда ли, я должен был вывозить тебя в свет или пускать тебя одну, чтобы видеть, как каждый будет поощрять твою ненависть ко мне? Нет, нет, ты не оставишь этого дома, но убив меня! Убей меня, сделай то, что я каждый день чувствую искушение сделать сам». И дикарь катался по кро­вати с громким криком, со скрежетом зубовным, с пеной на губах, с ты­сячью симптомов бешенства, сам нанося себе удары в своей ярости, вблизи этой несчастной женщины, которая расточала ему самые нежные ласки и патетические мольбы. Наконец она его укротила. Сострадание, без сомне­ния, заменило любовь; но его было недостаточно этому, ставшему столь страшным, человеку, страсти которого сохранили еще всю свою силу. Эта сцена повергла креола в глубокое уныние, оп впал в оцепенение. Его охватил страх, и он не знал, к кому обратиться, чтобы спасти несчаст­ную от этих пыток. Такие сцены, очевидно, повторялись каждый день, так как во время припадков судорог, которые за ними следовали, г-жа М. прибегала к пузырькам с лекарствами, которые были для этой цели приго­товлены, чтобы несколько успокоить своего палача. Креол в данный момент был единственным представителем семейства г-на М. в Париже. В таких именно случаях особенно заслуживает проклятия медлительность судеб­ных процедур, беззаботность законов, которые не могут ни на шаг отсту­питься от своей рутины, в особенности, когда дело касается женщины, существа, которому законодатель предоставил минимальные гарантии. Приказ об аресте, какая-либо другая произвольная мера могли бы пре­дупредить несчастье, которое свидетель этой неистовой злобы слишком хорошо предвидел. Он, однако, решился испробовать все средства, взять на себя последствия, так как его состояние давало ему возможность при­нести огромные жертвы и не бояться ответственности за слишком смелое предприятие. Уже несколько врачей из числа его друзей, такие же реши­тельные, как и он, подготовляли вторжение в дом г-на М., чтобы констати­ровать моменты этого безумия и насильно разлучить супругов, когда случай самоубийства оправдал слишком запоздалые предупредительные меры и помог выйти из положения.

Конечно, для каждого, кто не ограничивается буквальным смыслом слов, это самоубийство было убийством, совершенным мужем*; но оно было также результатом припадка необыкновенной ревности. Ревнивец нуждается в рабе, ревнивец может любить, но любовь для него только роскошь, дополняющая чувствосевности**. Ревнивец прежде всего частный собственник. Я помешал креолу учинить бесполезный и опасный скандал, опасный прежде всего для памяти любимой им женщины, так как празд­ная публика обвинила бы жертву в супружеской измене и в связи с бра­том мужа. Я присутствовал на похоронах. Никто, кроме брата и меня, не знал истины. Я слышал вокруг недостойные разговоры по поводу этого

* Слова: «совершэнным мужем» добавлены Марксом. Ред. *• Эта и следующая фраза, выделенная Марксом курсивом, заимствованы им из описания Пеше другого случая самоубийства. Ред.


ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ


301


самоубийства, но не обращал на них внимания. Краску стыда вызывает общественное мнение, когда наблюдаешь его вблизи, с его трусливым озлоб­лением и грязными предположениями. Общественное мнение слишком расколото изолированностью людей, слишком невежественно, слишком испорчено, так как каждый чужд себе, и все взаимно чужды друг другу *.

Редко, впрочем, проходила неделя, которая бы не приносила мне других разоблачений подобного рода. В том же году я зарегистрировал любовные связи, окончившиеся, вследствие нежелания родителей дать свое согласие, двумя выстрелами из пистолета.

Я отмечал также самоубийства светских людей, доведенных до импо-тентности во цвете лет, которых злоупотребление наслаждением привело в состояние непреодолимой меланхолии.

Многие люди лишают себя жизни под гнетом мысли, что медицина, после долгих бесполезных мучений посредством изнуряющих врачебных предписаний, окажется неспособной избавить их от их недугов.

Можно было бы составить замечательный сборник из цитат знамени­тых авторов и стихотворений, написанных отчаявшимися людьми, желав­шими обставить свою смерть с определенным блеском. В тот момент удиви­тельного хладнокровия, который следует за решением умереть, в душе яв­ляется какое-то заразительное воодушевление, и оно изливается на бумагу, даже у представителей тех классов, которые лишены всякого образования. Собираясь с мыслями перед жертвой, глубину которой они обдумали, они всю свою силу сосредоточивают на том, чтобы излить себя в каком-нибудь одном ярком и характерном выражении.

Некоторые из этих стихотворений, погребенные в архивах, представ­ляют собой мастерские произведения. Какой-нибудь тупоголовый буржуа, который всю душу свою вложил в дело, а бога видит в торговле, может найти все это очень романтичным и, пожалуй, с насмешкой, отнесется к страда­ниям, которых он не понимает; его пренебрежение пас не удивит.

Чего же другого можно ожидать от тех трехкопеечных душо­нок, которые даже не подозревают, что они ежедневно и еже­часно, по частям сами убивают себя, свою человеческую при­роду!

Но что сказать о тех добрых людях, которые мнят себя богобоязненны­ми, образованными, а между тем, повторяют эти гнусности? Без сомнения чрезвычайно важно, чтобы бедняки переносили такую жизнь, хотя бы лишь в интересах привилегированных классов этого мира, которых разо­рило бы массовое самоубийство черни; но разве нет другого средства сделать сносным существование этого класса, кроме оскорблений, насме­шек и красивых слов? Притом, эти нищие обладают, по-видимому, извест­ным величием души, если они, решив умереть, сами себя уничтожают, а не избирают путь к самоубийству через эшафот. Правда, чем больше про­двигается вперед наша торговая эпоха**, тем реже становятся эти благо­родные самоубийства, совершаемые нищетой, их место занимает созна­тельная враждебность, и нищие без оглядки пускаются по пути воровства и убийства. Легче добиться смертной казни, чем работы.

Перебирая полицейские архивы, я нашел только один-единственный очевидный пример трусости в списке самоубийств. Речь шла о молодом

* Эта фраза заимствована Марксом из другого описанного Пеше случая само­убийства и воспроизведена в вольной передаче; заключительные слова: «так как кящ- дый чужд себе, и все взаимно чужды друг другу» добавлены Марксом. Ред. ** У Пеше: «эпоха неверия». Ред,


302


К. МАРКС


американце, УилфридеРамсее, который лишил себя жизни, чтобы не драть­ся на дуэли.

Классификация различных причин самоубийства является классифи­кацией пороков самого нашего общества. Один лишил себя жизни, потому что интриганы похитили его изобретение, а он, впав в самую ужасную нужду вследствие того, что должен был проделать долгие научные иссле­дования, не мог даже оплатить патент. Другой лишил себя жизни, чтобы избегнуть огромных расходов и унизительного преследования в момент денежных затруднений, которые, впрочем, настолько обычны, что люди, уполномоченные руководить общественными интересами, ни в малейшей степени ими не интересуются. Третий лишил себя жизни, потому что не мог найти работы после того как долгое время страдал от оскорблений и ска­редности тех, кто у пас бесконтрольно распределяет работу.

Один врач советовался однажды со мной по поводу смерти, в которой он считал виновным самого себя.

Однажды вечером при возвращении в Больвиль, где оп жил, он был остановлен на маленькой улице, в глубине которой находилась его дверь, женщиной под вуалью. Дрожащим голосом она попросила выслушать ее. В некотором отдалении прогуливался человек, черты лица которого он не мог разглядетг.. За пей следил какой-то мужчина. «Милостивый госу­дарь, — сказала опа ему, — я беременна, и если это откроется, я буду опозорена. Моя семья, мпешто света, порядочные люди мне пе простят. Женщина, доверпе которой я обманула, сойдет с ума и непременно разве­дется со споим мужем. Я защищаю не свое личное дело. Я являюсь причи­ной скандала, предотвратить который может только моя смерть. Я хотела лишить себя жизни, но хотят, чтобы я жила. Мне сказали, что вы состра­дательный человек, и это дало мне уверенность,что вы не захотите быть соучастником убийства ребенка, если даже этого ребенка еще нет на свете. Вы видите, речь идет об аборте. Я не унижусь до просьбы, до оправдания того, что кажется мне самым предосудительным преступлением. Я уступила только чужим просьбам, обратившись к вам, так как сумею умереть. Я призываю смерть, и для этого мпо никого не нужно. Достаточно создать видимость, что находишь удовольствие в поливке сада: надеть для этого деревянные башмаки, выбрать скользкое место, где каждый день ходят за, водой, устроить так, чтобы исчезнуть в водоеме, а люди потом скажут, что случилось «несчастье». Я все предусмотрела, милостивый государь. Я хотела, чтобы это произошло завтра утром, я всей душой к этому готова. Все подготовлено. Мне велели вам это сказать, и я вам говорю. Вы должны решить, произойдет ли одно убийство или два убийства, так как я мало­душно дала клятву, что все без утайки предоставлю вашему решению. — Решайте!»

«Эта альтернатива, продолжал врач, привела меня в ужас. Голос этой женщины звучал чисто и гармонично; ее рука, которую я держал в своей, была тонка и нежна, ее открытое и решительное отчаяние указы­вало на большой ум. Но речь шла об одном пункте, по поводу которого я действительно испытывал страх, хотя в тысяче случаев, — например, при тяжелых родах, когда перед хирургом встает вопрос, кого спасать мать или ребенка, политика или человечность без колебаний по своему усмотрению решают этот вопрос».

«Бегите за границу», сказал я. «Невозможно, ответила она, об этом нечего и думать».

«Примите надлежащие меры предосторожности». «Я не могу их при­нять; я сплю в одной комнате с той женщиной, дружбу которой я пре­дательски обманула». «Это ваша родственница?» «Я не могу вам больше отвечать».


пёшё о Самоубийстве


303


«Я бы многое отдал за то, продолжал врач, чтобы спасти эту женщину от самоубийства или от преступления или чтобы она вышла из этого кон­фликта без моей помощи. Я обвинял себя в жестокости, так как испугался соучастия в убийстве. Борьба была ужасная. Затем демон стал мне нашеп­тывать, что желание охотно умереть еще не есть самоубийство; что, отнимая у скомпрометированных людей возможность сделать зло, принуждаешь их отказаться от своих пороков. Я догадывался о роскоши по вышивкам на ее рукавах и о богатстве по изящной дикции ее речи. Ведь есть такой взгляд, что к богатым надо проявлять меньше сострадания. Мое чувство собственного достоинства возмущалось против мысли соблазна деньгами, хотя этот вопрос не был даже затронут, что было лишним доказательством деликатности и уважения ко мне. Я дал отрицательный ответ; дама быстро удалилась; стук кабриолета убедил меня, что я не могу уже исправить того, что сделал.

«Через дне недели газеты принесли мне разгадку этой тайны. Моло­дая племянница парижского банкира, не старше 18 лет, любимая воспи­танница своей тетки, которая не отпускала ее от себя со времени смерти ее матери, поскользнувшись, упала в ручей в имении ее опеку­нов, в Вильмомбле, и утонула. Ее опекун был безутешен; этот трусливый соблазнитель мог, в качестве дяди, предаваться своему горю на глазах общества».

Как мы видим, за отсутствием лучшего выхода, самоубийство часто является последним средством против неурядиц личной жизни.

Среди причин самоубийства мне очень часто приходилось отмечать потерю должности, отказ в работе, внезапное понижение заработной платы, вследствие чего семьи лишались необходимых средств к су­ществованию, так как большая часть из них живет без всяких сбере­жений.

В то время, когда в королевском дворце сокращали гвардию, вместе с другими был уволен один порядочный человек, — как и остальные, без особых церемоний. Его возраст и отсутствие протекции не давали ему возможности вновь поступить в армию; в промышленности он не мог найти работы вследствие своей неподготовленности. Он старался поступить в гражданское управление; многочисленные конкуренты, как и везде, пре­градили ему и этот путь. Он впал в тупое отчаяние и лишил себя жизни. В кармане у пего нашли письмо с объяснением его положения. Жена его была бедной швеей; его две дочери, 16 и 18 лет, работали вместе с ней. Тарно, наш самоубийца, в оставленных им бумагах говорил: «так как он не может больше быть полезным своей семье и принужден быть в тягость жене и детям, он счел своим долгом лишить себя жизни, чтобы избавить их от этого дополнительного бремени; он поручает своих детей попечению герцогини Ангулемской, он надеется, что герцогиня, в своей доброте, будет иметь сострадание к их несчастью». Я составил доклад полицейскому префекту Англесу и, после того как бумаги прошли все инстанции, герцогиня послала несчастному семейству Тарно 600 франков.

Несомненно, это была жалкая помощь после такой утраты! Но как могла бы одна семья * помочь всем несчастным, если, учитывая все, целая Франция в пастоящий момент не в состоянии их прокормить. Благотвори­тельности богатых не хватило бы для этого, если бы даже вся наша нация была религиозна, а она далека от этого. Самоубийство устраняет самую 'значительную часть затруднений, эшафот остальные. Только от пре­образования всей нашей системы сельского хозяйства и промышленности

* У Пеше: «королевская семья». Ред.


304


К. МАРКС


можно ожидать источников дохода и действительного богатства. На пергаментной бумаге легко можно провозгласить конституцию — право каждого гражданина на образование, на труд и прежде всего на известный минимум средств существования. Но тем, что все эти великодушные поже­лания записаны на бумаге, сделано еще далеко не все; остается еще непо­средственная задача претворить эти либеральные идеи в материальные и разумные социальные * институты.

Античный, языческий мир оставил на земле великолепные творения; отстанет ли современная свобода от своего соперника? Кто спаяет воедино оба эти мощные факторы силы?

Так пишет Леше.

В заключение мы приведем одну из его таблиц о ежегодных самоубийствах в Париже.

Как следует из другой, приведенной Пеше таблицы, за время 1817—1824 гг. (включительно) в Париже ** отмечено 2 808 слу­чаев самоубийства. В действительности, разумеется, число их больше. Например, об утопленниках, трупы которых выста­вляются в морге, только в очень редких случаях известно, были ли они самоубийцами или нет.

Таблица самоубийств в Париже в течение 1824 года



 


Из них после попытки самоубийства остались

в живых . .. ................................... 125

Из них после попытки самоубийства погибли...... 246

Мужского пола ................................................... 239

Женского » .................................................. 132

Холостые .............................................................. 207

Женатые .............................................................. 1G4



Вид смерти


Бросились с высоты .................. 47

Удавились ... ...................... 38

Зарезались................................... 40

Застрелились ............................... 42

Отравились .................................. 28

Отравление угарным газом .. . 61
Утопились .................................... 115


: Слово: «социальные» добавлено Марксом. Ред. 1 У Пеше: «в департаменте Сены». Ред.


ПЕШЕ О САМОУБИЙСТВЕ


305



Мотивы


Любовная страсть, семейная ссора
и огорчение........................................ 71

Болезни, пресыщение жизнью, сла­
бость духа........................................ 128

Дурное поведение, игра, лотерея,
боязнь упреков и наказаний............... 53

Нищета, нужда, потеря места, пре­
кращение работы ............................. 59

Неизвестные мотивы ............................ 60


Написано К. Марксом во второй половине 1S45 г.

Напечатано в журнале sellsclmftsspiegcl», Bd. Il, -M 7, 184$ Подпись: H ар л Марка


Печатается по тексту журнала Перевод с немецкого


306 ]

Ф. ЭНГЕЛЬС

ОТРЫВОК ИЗ ФУРЬЕ О ТОРГОВЛЕ 163

[ВВЕДЕНИЕ]

Немцы постепенно начинают опошлять и коммунистическое движение. И здесь, как всегда, последние и самые бездеятельные, они думают, что смогут пренебрежительным отношением к своим предшественникам и философским пустословием прикрыть свою отсталость. Коммунизм едва только появился в Германии, а им уже завладевает с целью нажить капитал целая армия спекулятивных голов, которые воображают, что совершили чудеса, если перевели положения, ставшие уже во Франции и Англии тривиальными, на язык гегелевской логики и теперь преподносят миру эту новую премудрость как нечто небывалое, как «истинную, немецкую теорию», чтобы затем в свое полное* удовольствие поносить «дурную практику» и «смехотворные» социальные системы ограниченных французов и англичан. Эта всегда готовая немецкая теория, которой выпало безграничное счастье немного понюхать гегелевской философии истории и быть посвященной кем-либо из их высохших берлинских профес­соров в схему вечных категорий, теория, которой, быть может, затем довелось перелистать Фейербаха, несколько немецких коммунистических статей и работу г-на Штейна о французском социализме 1вз — эта немецкая теория наихудшего сорта ш без всяких затруднений уже сконструировала себе надлежащим образом французский социализм и коммунизм по г-ну Штейну, отвела ему подчиненное место, «преодолела» его, «подняла» его на «более высокую ступень развития» всегда готовой «немец­ кой теории». Ей, конечно, и в голову не приходит хоть сколько-нибудь самой познакомиться с предметом, подлежащим возве­ дению на более высокую ступень, заглянуть в сочинения Фурье,


Отрывок из фурье о торговле â07

Сен-Симона, Оуэна и французских коммунистов, — для нее вполне достаточно тощих извлечений г-на Штейна, чтобы про­возгласить эту блестящую победу немецкой теории над жалкими потугами заграницы.

. В противовес этой смехотворной спеси бессмертной немец­кой теории совершенно необходимо, наконец, показать немцам все то, чем они обязаны загранице, с тех пор как занимаются социальными вопросами. Во всех напыщенных фразах, которые теперь в немецкой литературе крикливо преподносятся в каче­стве основных принципов истинного, чистого, немецкого, теоре­ тического коммунизма и социализма, до сих пор нет ни единой идеи, которая бы выросла на немецкой почве. То, что французы или англичане сказали уже десять, двадцать, даже сорок лет тому назад, — и сказали очень хорошо, очень ясно, очень кра­ сивым языком, — то немцы только за последний год, наконец, урывками узнали и огегельянили или, в самом лучшем случае, с опозданием открыли еще раз и опубликовали в гораздо худшей, более абстрактной форме в качестве совершенно нового откры­тия. Я не делаю здесь исключения и для своих собственных работ. Что у немцев своего, так это только скверная, абстракт­ная, невразумительная и корявая форма, в которой они выра­ зили эти идеи. И как подобает истым теоретикам, они сочли достойным внимания у французов — англичан они еще почти совсем не знают — кроме самых общих принципов лишь самое плохое и самое абстрактное: схематизацию будущего общества, социальные системы. Лучшую сторону, критику существую­щего общества, действительную основу, главную задачу всякого исследования социальных вопросов, они преспокойно отбро­сили. Нечего и говорить, что об единственном немце, который действительно что-то сделал, о Вейтлинге, эти мудрые теоре­тики обычно тоже отзываются пренебрежительно или совсем не упоминают.

Я хочу предложить этим премудрым господам небольшую главу из Фурье, которая сможет послужить им образцом. Правда, Фурье исходил не из гегелевской теории и поэтому — увы! — пе мог прийти ни к познанию абсолютной истины, ни даже к абсолютному социализму, правда, вследствие этого изъяна Фурье, к сожалению, дал совлечь себя с пути истинного и пришел — вместо абсолютного метода — к методу серий и к таким построениям, как превращение моря в лимонад, cou­ronnes boréale и australe *, анти-лев и совокупление планет 165. Пусть так! И все же мне легче поверить вместе с веселым Фурье

* «=- северный и южный венцы. Ред.


308


Ф. ЭНГЕЛЬС


во все эти чудеса, чем верить в абсолютное царство духа, где совсем нет никакого лимонада, или в тождество бытия и небытия и совокупление вечных категорий. Французский вздор по край­ней мере весел, тогда как немецкий мрачен и глубокомыслен. Но кроме того Фурье подверг существующие социальные отношения такой резкой, такой живой и остроумной критике, что ему охотно прощаешь его космологические фантазии, кото­рые тоже основаны на гениальном миропонимании.

Сообщаемый мной здесь отрывок был найден среди литера­турного наследства Фурье и напечатан в первой книжке жур­нала « Phalange » *, издаваемого фурьеристами с начала 1845 го­ да. Я опускаю из него то, что относится к позитивной системе Фурье, и вообще то, что не представляет интереса, словом — с текстом обращаюсь с вольностью, которая совершенно необ­ходима для того, чтобы произведения иностранных социали­стов, написанные с определенными целями, сделать доступными публике, чуждой этим целям. Этот отрывок отнюдь не самое гениальное из того, что было написано Фурье, и даже не лучшее из того, что он написал о торговле, — и все-таки ни один немец­кий социалист или коммунист, за исключением Вейтлинга, еще не написал ничего, что хотя бы в самой отдаленной степени могло бы. сравняться с этим черновым наброском.

Чтобы избавить немецкую публику от напрасного труда читать самый журнал « Phalange», я должен заметить, что этот журнал — чисто денежная спекуляция фурьеристов и публи­куемые в нем рукописи Фурье имеют очень различную ценность. Издающие этот орган господа фурьеристы стали похожими на немцев напыщенными теоретиками, и на место юмора, с которым их учитель разоблачал буржуазный мир, они поставили свя­щенную, основательную, теоретическую, угрюмую ученость, за что они по заслугам были осмеяны во Франции, а в Германии получили признание. Сочиненное ими описание воображаемых успехов фурьеризма в первой книжке « Phalange » могло бы привести в восторг профессора абсолютного метода.

Я начинаю свое сообщение с тезиса, который уже был опуб­ликован в «Теории четырех движений». Там же была опубли­кована значительная часть предлагаемого отрывка, из которой, однако, я приведу лишь самое необходимое.

• «La Phalange». Revue de [a science sociale, XIV, année, 1-re séiie in 8°, Paris, aux Bureaux de la Phalange. 1845. — Publication des Manuscrits de Fourier, section ébauchée des trois unités externes, p. 1—42 des Januar-und Februarheftes (« Фа ­ланга ». Социально-научное обозрение, XlV -й год издания, 1-я серия, m 8°, Париж, издательство «Фаланги», 1845. — Публикация рукописей Фурье, набросок секции о трех внешних единствах. Январь ■— февраль, стр. l-^42j.


отрывок из фурье о торговле 309

j lee

«Мы касаемся теперь самого чувствительного места цивилизации; это весьма неприятная задача — поднимать голос против нынешней глупости, против химер, принявших прямо эпидемический характер.

Говорить ныне против нелепостей торговли — значит выставлять себя на предание анафеме, как если бы в XII в. стали говорить против тирании пап и баронов. Если бы надо было выбирать между двумя опасны­ми ролями, то, полагаю я, менее опасно было бы уязвить горькими исти­нами какого-нибудь самодержца, чем оскорбить дух торгашества, который ныне как деспот господствует над цивилизацией и даже над самодержцами.

Все же и поверхностный анализ покажет, что наша система торговли снижает и дезорганизует цивилизацию и что в торговле, как и во всех других делах, под влиянием сомнительных наук мы все больше и больше сбиваемся па ложный путь.

Спор о торговле ведется каких-нибудь полстолетия, а ужо породил тысячи томов; но его инициаторы не увидели, что механизм торговли но своему устройству резко противоречит всякому здравому смыслу. Он подчинил все общество одному классу паразитирующих и непроизводи­тельных агентов — торговцам*. Все основные классы общества** — собственник ***, земледелец, фабрикант и даже правительство находятся в подчинении у второстепенного, побочного класса — у торговца, кото­рый должен был бы быть их подчиненным, их служащим, сменяемым и ответственным агентом, но который, однако, по своему усмотрению на­правляет и сдерживает все пружины обращения.

В отношении других заблуждений, не касающихся торговли, общест­венное мнение и ученые корпорации уже более сговорчивы; в основном сходятся во мнении, что философские системы являются опасными иллю­зиями, что опыт опровергает наши притязания на способность к совершен­ствованию, что наши теории свободы несовместимы с цивилизацией, что наши добродетели — социальная комедия, а наше законодательство — лабиринт; подшучивают даже над предметом модных споров — идеоло­гией ш. Но болтовня о торговле, с ее теориями торгового баланса, проти­вовеса, равновесия, гарантии стали святая святых, перед которым все склоняется. Вот, следовательно, та иллюзия, которую мы должны рас­сеять.

Прежде всего необходимо показать, что наша система торговли, ныне предмет тупого почитания, представляет собой антипод истины, справед­ливости, а следовательно, и единства.

Трудно объяснить веку, что именно та операция, которую он рас­сматривает как образец премудрости, есть не что иное, как наложенная на всю его политику печать невежества. Посмотрим хотя бы на известные уже результаты: морскую монополию, монополию фискальную, увели­чение государственного долга, следующие одно за другим банкротства из-за бумажных денег, возрастающее мошенничество во всех деловых отношениях. Можно уже теперь заклеймить позором механизм свободной торговли ****, т. е. свободного обмана, эту истинную промышленную анар­хию, эту чудовищно проявляющуюся силу в обществе *****.

* Немецкими словами «Kaufmann» и «Kaufleute» Энгельс переводит упот­ ребляемые Фурье термины: sanarchand» и «négociant». Ред. ** Слово: «общества» добавлено Энгельсом. Ред. **' Не следует забывать, что Фурье не был коммунистом. * * * * Здесь и далее в цитируемом тексте курсив Энгельса. Ред. ••••• Слова: «в обществе» добавлены Энгельсом. Ред.


310 Ф. ЭНГЕЛЬС

Как же получается, что самый лживый класс общественного организма пользуется наибольшим покровительством у «апостолов истины»? *. Как же получается, что ученые, которые учат презирать низменные богатства, превозносят ныне лишь тот класс, который стремится к богатству per fas et nef as **, класс биржевых игроков и скупщиков? Раньше философы единогласно порицали известные корпорации, которые посредством гиб­кой совести отстаивали положение, что брать и красть — разные вещи. Как же те самые философы превратились теперь в апологетов класса, еще более безнравственного, поскольку он утверждает, что торгашество — не обман, что надувать покупателя но значит его обкрадывать, что бир­жевая игра и скупка — отнюдь по означают грабен« производительного класса, словом, что работать следует только ради денег, а ие ради славы; таков припев, который торговцы хором повторяют: «Мы ничего не делаем ради славы» ***. Нужно ли еще удивляться, что новейшие пауки сбились с истинного пути, если они защищают дело людей, открыто исповедующих подобные принципы?..

Торговля принимает различные формы па различных ступенях соци­ального развития,ибо,будучи фокусом всякой социальной жнзпп/торговля существует, пока есть вообще налицо социальное состояние. Народ ста­новится социальным, образует общество с того момента, как начинает производить обмен. Поэтому торговля имеет место ужо при строе дикости, где она носит форму прямого обмена. При патриархате она приобретает форму косвенного обмена; при варварстве о'снову торгового метода обра­зуют монополии, максимальные и регламептироваииыо цены, принуди­тельные правительственные реквизиции, а при цивилизации — индиви­дуальная конкуренция, или лживая и беспорядочная борьба****.

О прямом обмене у дикарей, пе знающих денег, нам пот необходимости много говорить. Одному повезло па охоте, и он обменивает штуку дичи на стрелы, изготовленные другим, который не был на охоте и нуждается в съестных припасах. Такой способ по есть еще торговля, это — обмен.

Второй способ, косвенный обмен, и есть первоначальная торговля. Она осуществляется посредником, который становится собственником того, чего он не производил и не собирается потреблять. Этот метод, как бы он ни был плох и какой бы большой простор ни оставлял произволу, однако, очень полезен в следующих трех случаях:

1) В молодых странах, где существует только земледелие без про­
мышленности; в таком положении находятся все колонии на первых порах.

2) В труднодоступных странах, как Сибирь или пуетыни Африки;
■ торговец, который преодолевает зной и стужу, чтобы доставить необхо­
димые предметы в такую даль, — человек весьма полезный.

3) В угнетенных и порабощенных странах, где бедуины грабят кара­
ваны, вымогают выкуп у купца, а нередко и убивают его, следует ока­
зывать всяческое покровительство тому, кто вопреки этим опасностям
доставляет припасы в отдаленную страну. Если такой купец богатеет,
он того заслужил.

В этих трех случаях торговцы не являются ни биржевыми игроками, ни скупщиками; они не перепродают, как один спекулянт другому, пред-

* Слова: «апостолов истины» взяты в кавычки и выделены курсивом Энгель­сом. Рев.

** •— всеми правдами и неправдами. Ред.

*** Буквально такая же поговорна имеется и у немецких торговцев. •*** В данном абзаце передано в собетве нвем изложении Энгельса содержание таблицы Фурье «Последовательный ряд торговых методов, применяемых в различные периоды.). Ред,


ОТРЫВОК ИЗ ФУРЬЕ О ТОРГОВЛЕ


311


назначенные для потребления предметы. По прибытии они открыто пред­лагают их потребителю в торговом помещении или на рыночной площади; они ускоряют промышленное развитие. Они хотят заработать — нет ничего более справедливого в цивилизованном мире; кто посеял, заслуживает того, чтобы пожать плоды. Но очень редко бывает, чтобы купцы до­вольствовались этой своей функцией; в одиночку или объединившись, они интригуют, чтобы затормозить обращение товаров и немедленно повысить цены.

Торговля приобретает порочный характер с того момента, когда по­средники вследствие своего чрезмерного количества становятся паразитами на социальном теле * и вступают в соглашение, чтобы устранить товары, повысить цены под предлогом недостатка, который они же искусственно вызвали, словом, чтобы обирать одновременно и производителя и потреби­теля с помощью спекулятивных приемов, вместо того, чтобы открыто служить тому и другому в качестве простою посредника. Такое открытое посредничество можно встретить еще на наших маленьких рынках в дере­внях и городах. Тот, кто покупает сотню телят или баранов, является полезным посредником для двадцати крестьян, которым иначе пришлось бы потерять целые рабочие дни, чтобы доставить их в город на рынок. Если, прибыв на рынок, оп открыто выставляет свой скот на продажу, то он оказывает тем самым услугу и потребителям; но если оп при помощи бог знает каких уловок сговаривается с другими «друзьями торговли»** с целью припрятать три четверти баранов, сказать мясникам, что бараны стали редкостью, что он может снабдить лишь немногих друзей, если он продает под этим предлогом на половину дороже, вызывает среди покупателей тре­вогу, а затем начинает выводить одного за другим спрятанных им баранов, продавать их по непомерным ценам, в связи с поднятой ранее тревогой и вымогает таким образом большие деньги у потребителей, — то это уже не простое обращение, открытое, бесхитростное выставление товара, — это сложное обращение, с его бесконечно разнообразными ухищрениями, порождающее тридцать шесть характерных пороков нашей торговой систе­мы и равносильное узаконенной монополии. Когда завладевают хитростью всем продуктом, чтобы удорожить его, то это значит осуществляют посред­ством интриг гораздо больший грабеж, чем это делает монополия воору­женной рукой.

Я не останавливаюсь дольше на методе, свойственном варварству. Он включает максимальные цены, реквизиции и монополии, которые еще весьма употребительны и при строе цивилизации. Как я уже говорил в другом месте, различные образы действия, свойственные отдельным пери­одам, переходят в другие; поэтому но следует удивляться тому, что циви­лизация заимствует отдельные черты как у высших, так и у низших сту­пеней развития. Таким образом, наш цивилизованный механизм торговли является смесью характерных особенностей всех периодов, с преоблада­нием, однако, характерных для ступени цивилизации, — а последние еще более отвратительны, чем черты, свойственные периоду варварства; ибо под личиной законности наша торговля являет собой но что иное, как орга­низованный и узаконенный грабеж, при котором скупщики-посредники могут сговариваться, чтобы вызывать искусственное удорожание всех продовольственных товаров и грабить как производителей, так и потреби­телей, поспешно сколачивая скандальные 50-миллионныо состояния, владельцы которых еще жалуются на .то, что торговле якобы не покрови­тельствуют, что торговцы не могут существовать, что ничего но делается

* Слова: «на социальном теле» добавлены Энгельсом. Ред. * * Слова: «друзья торговли» адеоь и далее взяты в кавычки Энгельсом. Ред.


Э12


Ф. ЭНГЕЛЬС


и что государство погибнет, если торговца доведут до тога, что он не смо­жет заработать больше 50 миллионов!

Между тем некая новая * наука учит нас, что этим людям следует предоставить полную свободу. Только предоставьте торговцам свободу действий, говорят нам; без этой свободы такой скупщик, который и так заработал лишь 50 миллионов, возможно ограничился бы каким-нибудь одним-единетвенным миллионом и его почтенной семье пришлось бы сущест­вовать на 50 тысяч франков ренты.

Dii, talem avertite casum! **

Презрение к торговле, презрение, врожденное у всех народов, пре­обладало у всех заслуживающих уважения наций, за исключением некото­рых приморских торговых племен, которые извлекали выгоду из торга­шеских вымогательств и мошенничеств. Афины, Тир и Карфаген, полу­чавшие барыши от торговли, не могли выражать к ней презрения; каждый воздерживается от шуток по поводу путей, приведших его к богатству, и менее всего станет финансист высмеивать искусство, с которым можно приписать нули в счетах или же предоставить врагу завладеть бухгалтер­скими книгами, убрав при этом кассу в безопасное место, но заявив, что он и ее захватил вместе с книгами.

В действительности у древних народов, как и у людей нового времени, торговля была предметом насмешек со стороны всех почтенных классов. Как можно уважать насквозь мошенническую профессию, как можно ценить людей, в каждом слове которых обнаруживается обман и которые при помощи этого чистого искусства сразу -зарабатывают миллионы, тогда как честный землевладелец, который благодаря своему богатому опыту, труду и напряжению обрабатывает свой земельный участок, едва добивается небольшого увеличения своего незначительного дохода?

Между тем вот уже столетие, как новая наука, именуемая экономией, вознесла на вершину почестей торгашей, биржевых игроков, скупщиков, ростовщиков и банкротов, монополистов и торговых паразитов; правитель­ства, обремененные возрастающими с каждым дпем долгами и постоянно изыскивающие способы, как бы одолжить деньги, вынуждены были скры­вать свое презрение и щадить этот класс торгашей-кровопийц, который держит под замком денежный сундук цивилизации и выколачивает все сокровища из земледельческого и промышленного производства под пред­логом обслуживания его. Никто не отрицает, что торговля обеспечивает транспорт, снабжение, продовольствие и распределение, но она действует как слуга, который, производя действительную работу стоимостью в 1 000 франков, крадет у своего хозяина 10 000 франков в год, в десять раз больше того, что он для него производит.

. Подобно тому как молодой мот втайне презирает еврея, к которому каждую неделю ходит, позволяя ему драть с себя шкуру, но все же каж­дый раз весьма вежливо его приветствует, так и нынешние правительства сочли необходимым заключить полное явного презрения перемирие с тор­говлей, приобретающей, впрочем, тем больший вес, чем она искуснее умеет смешиваться с теми самыми фабрикантами, которых она обирает. Эконо­мисты, которые нашли в этом торгашеском вертепе рассадник новых догм, кладезь систем, низвергли мораль вместе со своими мечтами о правде, что­бы возвести на престол своих любимцев — биржевых игроков и банкротов. Вслед за тем все ученые стали состязаться друг с другом в самоунижении;

• Слово: «новая» добавлено Энгельсом. Ред.

* * Боги, избавьте нас от подобного случая! (Перефразированная отрока из по­эмы Вергилия «Энеида», кн. Ш.) Рев,


ОТРЫВОК ИЗ ФУРЬЕ О ТОРГОВЛЕ


313


сперва наука начинает допускать этих «друзей торговли» *, как равных,— Вольтер посвятил трагедию одному английскому купцу **. Ныне эти бир­жевые игроки изрядно посмеялись бы, если бы ученый позволил себе по­святить им трагедию! Биржевая игра сбросила маску, она не нуждается больше в фимиаме ученых; она хочет тайного, — а скоро захочет и уза­коненного участия в правительстве! Ведь мы видели, что конгресс в Аахене • не мог ничего решить до приезда двух банкиров ш.

Но экономические системы, как бы они ни прославляли золотого тельца торговли, не смогли, однако, уничтожить то естественное презре­ние, какое питают к нему нации. Торговля все еще остается предметом презрения у дворянства, духовенства, собственника, чиновника, юриста, ученого, ее презирают художник, солдат, любой класс, заслуживающий уважения. Тщетно она доказывала им при помощи бесконечных софизмов, что следует почитать кровопипц-биргкевиков, — все еще преобладает прирожденное пренебрежение к этой категории выскочек. Каждый под­дается влиянию догмы, которой благоприятствует фортуна, но каждый продолжает втайне презирать гидру торгашества, которая нисколько этим не смущается и следует по пути своих захватов.

Как могло случиться, что паш век, опубликовавший труды о преступ­лениях стольких категорий граждан, даже о преступлениях федератов 169, которые просуществовали лишь один месяц в 1815 г., как случилось, что этот век, не пощадивший в своих сводах и публикациях о преступлениях ни королей, ни пап, ни разу не подумал предать гласности преступления торговцев? Между тем писатели единодушно жалуются, что им недостает материала. Чтобы показать им, насколько благодатен этот материал, я подверг систематическому анализу лишь одну (из тридцати шести) *** разновидностей преступлений торговли при цивилизации. Вот эти три­дцать шесть отрицательных особенностей нашей торговли при господ­стве индивидуальной конкуренции и хаотической борьбы, основанной на обмане.

СИНОПТИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА ХАРАКТЕРНЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ ТОРГОВЛИ ПРИ ЦИВИЛИЗАЦИИ****

Узловые пункты: посредническая собственность и раздробленность сельского хозяйства:

1) Двойственность торговли.

2) Произвольное определение стоимости.

3) Свобода обмана.

4) Несолидарность, отсутствие взаимных обязательств *****.

5) Хищение, отвлечение капиталов.

6) Падение заработной платы.

7) Искусственный aq . rn . op источников снабжения.

8) Изобилие, вызывающе депрессию.

9) Обратный захват.

* Слова: «друзей торговли» добавлены Энгельсом. Ред. ** Ф. Вольтер. «Заира» (трагедия посвящена английскому негоцианту Эве-рарду Фолкнеру, поклоннику и покровителю автора). Ред. •** Слова в сковках добавлены Энгельсом. Ред.

*•** Эта таблица в работе Фурье дана во вводном разделе «Постановка во­ проса» (ряд пунктов приведен Энгельсом в вольном переводе; курсив принадлежит ему). Ред.

***** Слова: «отсутствие взаимных обязательств» добавлены Энгельоом. Ре9,


314


Ф. ЭНГЕЛЬС


10) Разрушительная политика.

11) Застой, или всеобщая некредитоспособность (обратное и отражен­ное действие).

12) Фиктивные деньги.

13) Финансовый хаос.

14) Эпидемия преступлений.

15) Обскурантизм.

16) Паразитизм.

17) Скупка (accaparement).

18) Биржевая игра.

19) Ростовщичество.

20) Бесплодный труд.

21) Промышленные лотереи (азартные спекуляции).

22) Косвенные монополии замкнутых корпораций.

23) Казенная монополия, государственное управление, вынужденное фальсификацией.

24) Экзотическая или колониальная монополия.

25) Морская монополия.

26) Феодальная, кастовая монополия.

27) Необоснованная * провокация.

28) Убыток.

29) Подделка.

30) Разрушение здоровья.

31) Банкротство.

32) Контрабанда.

33) Пиратство.

34) Установление максимума и реквизиции.

35) Спекулятивное рабство.

36) Всеобщий эгоизм.

Из этих тридцати шести особенностей мы рассмотрим подробно только одну, банкротство; предварительно я скажу еще несколько слов о неко­торых других.

II


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!